Ночи Виллджамура Ньютон Марк

Бринд задумался о том, как, интересно, можно отправляться в разведывательную экспедицию с древним в поводу: жители всех городов и деревень, мимо которых будет лежать их путь, станут сбегаться к нему, видя в нем оракула и защиту перед лицом грядущего Оледенения. Именно по этой причине его и прятали так долго.

– А как же огненное зерно? – спросил Бринд. – Запасы горючего и масла уже подсчитаны?

– Разумеется, – отвечал Уртика. – И вообще, на Джокулле еще есть леса, да и на других островах их достаточно. Казармы обогреть хватит. На те же запасы полагаются и другие города. Император Джохинн просто спятил, когда послал вас за топливом. А теперь не пора ли нам обсудить детали ожидающего империю кризиса? Полагаю, наши с вами неплохие мозги совместно справятся с анализом ситуации, как думаете?

– Да. – Времена настали непростые. Конечно, он предпочел бы сам возглавить экспедицию на Варлтунг, а еще лучше – остаться здесь, подле новой императрицы, но эта угроза на окраине империи, похоже, нешуточная, да и вообще, что за безобразие там творится?

– Зачем именно сейчас тратить столько сил на Варлтунг? Оледенение может продолжиться не меньше тридцати лет, и, когда оно кончится, империя будет уже не такой, какой мы ее знаем. Проклятие, да когда мы выйдем из этой спячки, от нее может не остаться и следа.

Когда Уртика посмотрел ему в глаза, откуда-то влетел порыв ветра, и тени заметались по стенам, восстанавливая свои прежние очертания.

– Командующий Латрея, вы уверены, что вам абсолютно ясно предназначение Джамурской империи?

– Не совсем вас понимаю.

– Я так и думал. Что делает империя? Она расширяется, захватывает новые территории. Она обретает могущество. Растет. Развивается. Мы захватываем мир для своих людей, а в награду даем им добавочное благополучие. Вы ведь военный человек, командующий. Я жду от вас дисциплины, а не сомнения в наших целях.

– Бор, да мы уже годами не видали сражений – не считая той заварушки у мыса Далук, конечно. И отсутствие военных действий сказалось положительно. Мы нашли иные, дипломатические пути установления отношений с местными племенами. Вы что, думаете, я сделал такую карьеру благодаря тому, что кидался с мечом на все, что движется?

– А вам никогда не приходило в голову, что вы поднялись до таких высот за столь короткий срок только потому, что вас усыновили богатые родители? Обычное дело в Виллджамуре. Я надеюсь на вашу поддержку, командующий Латрея. В нашей империи несколько миллионов жителей, и наша с вами обязанность – обогреть их и накормить. Мы должны положить конец их прозябанию в глинобитных хижинах и обеспечить им более высокое качество жизни. И ваша роль – быть не политиком, но хранителем империи, ее стражем. Вот почему сейчас вы должны отправляться на Тинеаг’л, чтобы избавить нас от угрозы, возможно более серьезной, чем та, что представляют собой варлтунги.

Тут канцлер был прав, Бринд не мог не признать этого, хотя не доверял ему и гадал, что именно из того, что он наговорил, было сказано искренне. В последнее время так много случалось странного, что доверять политикам больше не было причин, да и вообще, кто знает, возможно, лунные циклы влияют не только на погоду? Что, если они создают по всему архипелагу особое, не различимое обычными органами чувств напряжение, от которого люди теряют разум? И с годами безумие будет только прогрессировать.

Глава двадцать четвертая

Джамур Рика сидела, забравшись с ногами, на подоконнике и глядела на снег, который с раннего утра сыпал и сыпал с неба, накрывая пышными белыми шапками крыши домов, неподвижно стоящие экипажи, перевернутые бочонки, стены. Пешеходы редко показывались на опустевших улицах и в переулках, да и те, кто рискнул выйти на улицу в снег, передвигались перебежками, от одного укрытия до другого, пряча лица в воротники, и только дети с ликованием глазели в небеса, видимо не понимая, что все это значит.

Даже глядя на улицу сверху, она чувствовала царившее внизу напряжение.

Вид за окном притягивал ее, но пришлось все же оторваться и оглядеть свои спальные покои. Здесь было столько роскоши, которая ей не принадлежала, – сама она никогда не обладала таким количеством богатств. Да и зачем они той, что посвятила свою жизнь Астрид? Пурпурные занавеси, множество золотых и серебряных предметов, назначение которых было для нее загадкой, а возможно, и вовсе без предназначения. он висит белое шелковое платье, которое она должна надеть, чтобы спуститься в крипту, на похороны отца. Многослойный наряд был куда роскошнее простого черного одеяния, в котором она спала.

Почему же беженцы должны страдать от холода и голода, в то время как она наслаждается всем этим? Ей хотелось помочь им, и она даже набросала план, собираясь при первой возможности обсудить его с канцлером Уртикой. Накормить их, выслать им помощь, назначить продовольственный паек от имени новой императрицы. Шаг, который покажет людям, что она стремится исполнить свой долг. Едва вернувшись в Виллджамур, она почувствовала, что полнота власти в городе принадлежит Совету. Но если у нее есть право принимать хоть какие-то решения, то именно на этом она будет настаивать.

С вечера сон не шел к ней. Крики глашатаев сотрясали воздух едва ли не до раннего утра, возвещая о грядущих похоронах ее отца; их голоса, звонкие и пронзительные, эхом отражались от стен и проникали в ее сны, наполняя их видениями смерти и нового рождения.

Во дворце, который давно не был ее домом, под гнетом новых обязанностей Рика чувствовала себя словно в ловушке. Спасибо тренировке в Церкви Джорсалира, научившей ее, по крайней мере, спокойно принимать любые перемены в своей судьбе. Ее тянуло куда-то, но она сама не знала куда. Быть может, ей не хватало– тишины и безлюдья Южных Фьордов, где ничто не отвлекало ее от чтения положенных на день текстов, кроме разве что мыслей о сестре. Те дни прошли, они больше не вернутся и оттого стали еще более желанными. Надо бы ей найти в этом городе жрицу, пусть хотя бы фазы Астрид помогают ей пережить это тяжелое время.

Она никак не могла отпустить свое прошлое. А ведь она так старалась, даже из города бежала, наверное, для того, чтобы забыть о нем. И все время, что она провела вдали от дома, прошлое кусками возвращалось к ней.

…Солнечные лучи упираются в плиты каменного пола. Эйр плачет, на кухне она просыпала на себя муку. Рябой учитель объясняет правила грамматики, за окном идет дождь. Первый раз, когда она увидела гаруду. День, когда в обеденном зале загорелись гобелены. Страстно целующиеся слуги у стены одного из кабинетов. Осень, жара спадает, она на балконе ест яблоко. Бродячая кошка лижет ей пятку, какой у нее шершавый язык…

С раннего детства Рика и Эйр играли в Балмакаре. Там за каждым поворотом открывался новый коридор, новая комната, которые надо было во что бы то ни стало исследовать, высокие стрельчатые окна предлагали виды на мосты и башни Виллджамура, а они были так юны и так любопытны, и впереди у них было столько времени. Нехватка времени – вот что меньше всего тревожило их в те дни.

Стражникам нередко поручалось охранять девочек, солдаты становились няньками, и это их как-то принижало. Ее всегда интересовало, что думали эти высокие плечистые мужчины с мечами о двух крошечных, до смешного расфуфыренных девчонках. Стоило ли им проходить серьезную военную подготовку, чтобы потом получить такое задание. Она помнила, какими взглядами каждый раз обменивались новые стражи, когда их приставляли охранять девочек во время игры. Мужчины переглядывались, пожимали плечами и просто стояли на своих местах. Но к концу дня неизменно оказывались на полу, на четвереньках, изображая лошадок, а Эйр и Рика, сидя на их спинах, потрясали деревянными мечами, и мама с хохотом вбегала в зал. Потом стражники, красные как раки, уходили.

Тут Рика тоже начинала смеяться. Пари держу, им и самим это нравилось.

Иногда они, Эйр и Рика, затевали совсем другую игру: сбегали от приставленных к ним сторожей и прятались где-нибудь в замке, и тогда поднималась суматоха. Как-то раз Эйр целый день просидела на шкафу в библиотеке, пока стражники топали по коридорам, проверяя комнату за комнатой, а мама то сердилась, то беспокоилась. Одна Рика знала, где находится сестра, и каждый час проскальзывала к ней, принося сласти.

– Ты еще не спускаешься?

– А сколько времени прошло? – спрашивала Эйр, ладонью смахивая со шкафа облачко пыли.

– Эй, тебе надо спуститься, пока они не решили надрать тебе уши, Эйр! Ха! Эй, Эйр! Твое имя похоже на «эй»!

– Замолчи, а то я никогда не слезу. Хуже того, я скажу, что это ты припугнула меня, загнала сюда и заставила сидеть тут и плакать.

– Ничего такого ты не сделаешь, – возмутилась Рика.

– А вот и сделаю! Так сколько я уже тут сижу?

– Четыре часа.

– Часика через два спущусь. Книжка интересная. Сласти вкусные. И весь этот шум из-за меня мне тоже нравится. Все-таки разнообразие.

Из них двоих именно Эйр всегда была склонна к непослушанию. Младшая в семье, она словно подвергала проверке правила, установленные для Рики. И была права: зачастую ими вполне можно было пренебречь. Сестры ведь были детьми, а с детей какой спрос. Их отец – император – был вечно занят делами правления. Грубый от природы, он часто кричал на девочек и на их мать без всякой видимой причины. А потом стал поколачивать их – воспоминания об этом она подавляла годами. По лицу матери было видно, что муж пренебрегает ею: она рано состарилась, вся съеживалась, когда он обращался к ней, оставшись одна, часто садилась у окна и смотрела вдаль, а потом начинала плакать. Раньше она была красива. Струящиеся черные волосы, прелестное овальное личико, высокая, статная фигура. И такие запоминающиеся наряды! Девочки любили помогать ей выбирать, что надеть, как накраситься, чем украсить руки и шею, какими духами воспользоваться. Истинная императрица во всем, до кончиков пальцев. Рика, вообще-то, серьезно относилась к женщинам, для нее они были не просто безделушками, послушными рабами мужей и прислужницами у домашнего очага. Но тогда, сидя на кровати в спальне матери, она бывала без ума от счастья, если та прикладывала к ней какую-нибудь безделушку. Ее дыхание пахло мятой…

Стук в дверь.

Сначала она решила не открывать. Может быть, если она останется сидеть здесь, у окна, наедине со своими воспоминаниями, то про нее забудут и этот день так и не начнется. Стоит ей встать, и события покатятся, цепляясь одно за другое, и в конце концов приведут к тому, что ее объявят полновластной владычицей Джамурской империи. А ведь можно просто сидеть и смотреть в окно, на город, на завораживающее кружение снежинок.

Нетрудно понять, отчего ее отец сошел с ума.

– Рика, ты не спишь? Это я, Эйр.

– Одну минуту. – Рика встала, чтобы впустить сестру, радуясь, что это не кто-то чужой.

Эйр прошла прямо на середину комнаты, за ней шлейфом тянулся пряный аромат духов. Ее платье соответствовало последней, возмутительной моде – красное, со стоячим воротником и черными рукавами, – волосы блестели от масла, а лицо было накрашено так, как Рика еще никогда ни у кого не видела. На ее груди красовалась искусственная роза тундры.

– Ты еще даже не одета, – заметила Эйр.

– Нет, не одета, – вздохнула Рика. – Я сидела смотрела, как падает снег, и думала.

– Успеешь еще. Говорят, снег будет лежать десятилетиями, так что мы все ослепнем от его белизны. Ночные гвардейцы и Совет уже в сборе, и все главные семьи прибыли.

– Дай мне еще немножко времени, прежде чем идти туда, – попросила Рика. – Даже и не знаю, как я со всем этим справлюсь, когда они такой шум подняли. Как вообще можно что-то сделать, когда столько людей путается у тебя под ногами?

– Понятия не имею, – отозвалась Эйр, лежа поперек подоконника. – Забавно все же, когда вокруг нас разводят такую суету иногда.

Рика улыбнулась:

– Испорченная девчонка – вот ты кто.

– Хватит… ты прямо как Рандур.

– Кто такой Рандур? – удивилась Рика.

– Никто. – И Эйр взволнованно сжала руки в кулачки.

– Вот как. – Рика на шаг приблизилась к сестре. – Уж не тот ли молоденький петушок, который фланирует по здешним коридорам, флиртуя со всеми дамами напропалую? Я его тоже заметила. Только не говори, что и ты пала жертвой его чар, – это так банально.

Эйр засмеялась:

– Ты же едва приехала, как ты можешь думать так обо мне? Нет, меня тошнит, когда приходится танцевать с ним.

– А, так ты с ним знакома? И часто тебе приходится вынсить приступы тошноты? – Рика сложила на груди руки.

– Он просто мой учитель.

– И что, от него есть прок? – поинтересовалась Рика.

– По крайней мере, он думает, что есть.

– Собой-то он, разумеется, красавец, – добавила Рика, вызывая сестру на откровенный разговор о ее столь явном пристрастии.

– Только не говори этого при нем. Уж он твоих слов не забудет и тебе не даст. И вообще, хватит о нем. – Эйр встала. – Итак, как скоро мы можем ожидать твоего блистательного появления?

– Дай мне еще пару минут. Я скоро приду.

Эйр поцеловала сестру в щеку и направилась к двери.

– Подожди, – окликнула ее Рика.

Прошло столько лет, ее маленькая сестренка уже не девочка, а привлекательная молодая женщина. Рика подошла к ней, сжала ее ладони в своих. С ней легко было быть откровенной.

– Эйр, мне так страшно, временами мне кажется, что я просто не смогу править империей. У меня сил не хватит. И опыта у меня нет…

– Рика, ты самая смелая и самая разумная из всех женщин, которых я знаю. Ты оставила наш город и уехала на край света, на богами забытые острова, чтобы провести свою жизнь там, где нет ничего, кроме джорсалирского храма да нескольких убогих ферм. Это ли не свидетельство недюжинной силы твоего характера? Ты долго изучала богословие, а значит, твой образ мыслей строится на определенном моральном законе. И кроме того, теперь, когда отца больше нет, жизнь может оказаться интересней, потому что все будут стараться произвести на тебя впечатление.

После короткой паузы Рика спросила:

– Тебе грустно? Оттого что он умер?

Эйр медленно высвободила свои ладони из рук сестры и положила их ей на плечи. Тепло ее объятий согрело Рику. Как трогательно, что они снова вместе. С минуту они стояли обнявшись. Потом Эйр прошептала:

– Меня огорчает лишь то, что я не испытываю ничего, кроме облегчения от его смерти, ведь теперь я наконец смогу повзрослеть и научиться ответственности.

К удивлению Рики, сотни лиц повернулись к ней, когда она вышла на балкон и встала на верхней ступеньке лестницы, ведущей вниз, а шум, который подняли все эти люди, вселял в нее тревогу. Непохоже, чтобы смерть единственного человека, которого знал весь город, прошла незамеченной.

Все, кто не носил форму, облачились в самые яркие одежды, какие могли найти. Была в Виллджамуре такая странная традиция – провожать покойника в последний путь в разноцветных нарядах. Этот обычай не оставлял места для печальных размышлений и гарантировал, что день похорон будет куда более красочным, чем обычно.

У подножия лестницы на колесном катафалке стоял деревянный гроб.

С телом ее отца.

Она знала, что должна горевать по нему, но не испытывала никаких чувств и не могла понять почему. То ли она слишком много времени провела, учась дистанцироваться от простых человеческих эмоций, и теперь не знала, что это значит – чувствовать, то ли просто радовалась смерти этого человека, который был жесток с ее матерью и не любил никого, кроме себя?

Сразу за гробом выстроились ночные гвардейцы, вернее, то, что от них осталось, – всего одиннадцать человек. Впереди них, вытянувшись во фрунт, стоял командующий Латрея, одеждой – призрак ночи, лицом – сияющий в этой ночи маяк.

За военными толклись советники, за ними – отпрыски знатных семей в ярких нарядах. Простых горожан, которых впустили в этот привилегированный район города посмотреть на столь значимое событие, набилось так много, что они стояли плечом к плечу, занимая все улицы и переулки, откуда на происходящее открывался мало-мальски приличный вид. По всему городу люди заполнили балконы, стояли на стенах, свешивались из окон бесчисленных башен. Многие махали руками Рике, и во всем городе царила атмосфера восторга. Сегодня вечером, как всегда, во всем городе пройдут представления: история жизни императора Джохинна будет повторяться вновь и вновь, пока не взойдет красное солнце. Вино и пиво будут течь рекой, люди станут танцевать. Ее ждут ночные прогулки, во время которых люди будут подходить к ней, говорить ей, как хорошо она выглядит, и соболезновать ей из-за того, в какое печальное время ей приходится идти по стопам своего отца.

Рика начала спускаться по лестнице к гробу, у которого уже ждала ее сестра. В глубине души ей хотелось поднять крышку и взглянуть в лицо отца, чтобы увидеть, что произойдет с ней: вспыхнет ли ее гнев снова, или, напротив, ее сердце откроется отцу, но ответом ему будет – уже в который раз – лишь ледяное молчание.

Командующий Латрея поспешил ей навстречу, кивком приветствовал ее и прошептал какие-то указания.

Пешая процессия двинулась в путь по узким извилистым улицам, и только Рика ехала верхом: чтобы люди могли рассмотреть новую правительницу. То, что ее лошадь одновременно тянула катафалк с гробом, было глубоко символично. Несмотря на холод, толпы людей приветствовали ее радостными возгласами. Старухи бросали тундровые цветы на проезжающий катафалк. Проводы заняли почти два часа, оставив после себя скорбный след из раздавленных цветов, тянувшийся от дворца до самого входа в подземную крипту.

Каждый, кто в Джамурской империи обладал именем, счел своим долгом явиться в тот день в темный склеп. Там лежали все императоры династии Джамуров, четыре тысячи лет непрерывного кровного родства. Все началось с Джамура Джолла, который, победив в легендарном сражении, привел свой народ в древний город Вилхаллан, как он тогда назывался, где объявил себя императором, и приказал обнести свою столицу тройным кольцом крепостных стен. Джохинну предстояло лежать рядом с отцом, императором Гулионом, утонувшим двадцатью шестью годами ранее, – происшествие, которое породило массу сплетен и кривотолков. Глядя на все происходящее, Рика вдруг с непривычной ясностью осознала, что и ради нее здесь зажгут в свое время сотни свечей, принесут ее и уйдут, а она навечно останется лежать в этой каменной тюрьме.

– Война?! – выдохнула Рика.

Откинувшись в кресле, она смотрела прямо перед собой. Слово эхом отдавалось у нее в мозгу, вызывая чувство вины и стыда. Война означала смерть людей, и она будет тому причиной. Хотя это было даже не ее решение. Похоже, империя сама решала, что ей делать, а что нет, без всякого ее, Рики, участия.

Комнату освещали два фонаря, свеча на столе и огонь в камине. Охотничьи трофеи в виде голов животных были развешены по стенам с деревянными панелями, украшенными резьбой из древних рун. История, сконцентрированная в этой комнате, подавляла.

– Это необходимо, уверяю, – сказал канцлер Уртика. Открытой ладонью он обвел карты, лежавшие перед ними, а потом поднял свечу, чтобы пролить свет на острова империи в западной части Бореальского архипелага. – Наши войска стянуты сюда, на Фолк, к гарнизону города Уле. Это наш самый большой укрепленный район на востоке. Признаюсь, сначала и я думал о войне так же, как вы сейчас. Однако у меня есть серьезные причины полагать, что дикари в скором времени предпримут нападение на наши территории. – Уртика вцепился в край стола. – Я принял все необходимые меры, чтобы обезопасить наши земли, императрица. Вам совершенно не о чем беспокоиться. – И он сделал шаг назад, поближе к огню, чтобы согреться.

Рика встала, чтобы лучше видеть карты. Семь наций, дюжины островов и россыпи скал в море, которые до недавнего времени не значили для нее ничего и даже теперь продолжали оставаться абстракцией, комбинацией цветных линий и пятен, нанесенных на бумагу.

– Канцлер, что именно это значит, объясните.

– Это значит, миледи, что за некоторый период времени мы должны передвинуть по территории империи тысячи солдат, первые из которых маршируют на восток прямо сейчас, пока мы с вами говорим. Нам совершенно необходимо защитить свой народ.

Как это странно – защищать свой народ, нападая на соседний остров.

– А мы можем позволить себе такое предприятие?

– Это тоже не должно вас тревожить. Мы, члены Совета, позаботились, чтобы приток денежных средств в казну Виллджамура шел непрерывно. Конечно, основные расходы связаны с оплатой услуг культистов, а они дороги, но время от времени нам все же приходися прибегать к их помощи. Я лично распорядился увеличить наши расходные средства, сократив ветеранские выплаты и обложив налогом большие пенсии тех, кто уже служит в армии. – Тут он с честным выражением лица повернулся к ней. – Это также необходимо для того, чтобы империя могла продолжать свое существование.

– Ну… если вы так уверены. А ночные гвардейцы? – спросила Рика, вспоминая неоценимую помощь Бринда. – Они тоже отправляются туда?

– Они… – Уртика замешкался, – должны будут расследовать инцидент другого рода, императрица.

Он рассказал ей о событиях на Тинеаг’ле, о резне на острове и о грозящем кризисе перенаселения невиданных масштабов.

Она лишь кивала, не желая обнаруживать перед ним всю полноту своего невежества, боясь показаться беспомощной в этом сугубо мужском мире. Сколь бы цивилизованным ни было общество, она считала, что война всегда пробуждает в мужчинах примитивные инстинкты, желание демонстрировать силу.

– Миледи, я знаю, вам еще во многом предстоит разобраться. – Канцлер понимающе улыбнулся.

Возможно, он не хотел задеть ее своим покровительственным тоном, но все же задел. Однако он был прав: ей еще многому предстояло учиться.

– В таком случае я оставлю этот вопрос под вашим контролем, канцлер. Однако я буду весьма признательна, если вы станете информировать меня обо всех предпринятых вами шагах.

Он учтиво склонил голову:

– Ваше слово – закон для меня, императрица.

– А теперь о другом: я хочу, чтобы беженцам как можно скорее выслали продовольственный паек.

– Прошу прощения, миледи? – переспросил Уртика, глядя на нее с удивлением. Или с насмешкой.

– Я желаю, чтобы этих людей накормили, и по возможности лучше. Даже если это случится всего один раз. Пусть считают это приветственным подарком новой императрицы. То, что они находятся за воротами и не имеют жилищ, еще не значит, что мы свободны от ответственности перед ними.

Выражение лица Уртики осталось прежним, хотя к нему и добавилось что-то непонятное.

– Великолепное предложение, императрица. Я набросаю план приказа, чтобы провести через голосование на Совете, однако это может занять время. Я вижу, вы такая же сострадательная натура, какой была ваша покойная матушка.

– Правда? – Вопрос Рики прозвучал меланхолично.

– Истинная правда. Очень жаль, что она умерла при столь… подозрительных обстоятельствах.

– Ничего подозрительного в них не было. – Слова сорвались с ее губ раньше, чем она успела их обдумать.

– Полагаю, – продолжал Уртика, – вам известно, кто ее убил?

И опять ее окружили призраки.

Как-то раз отец искал мать, и Рика, тогда еще совсем девочка, сказала ему, что видела ее с кем-то из солдат в саду. Совершенно невинное замечание. Ей и в голову не могло прийти, что он углядит в контакте матери с этим посторонним мужчиной что-то неподобающее.

– Многие говорили, что у матери роман с кем-то из драгунского полка, а отец как-то узнал об этом. Очень скоро ее тело обнаружили в одном из нижних ярусов города: она лежала на мостовой мертвая, с переломанными костями. Она истекла кровью, – так объяснил нам отец, который в то время как раз уехал из города по какому-то официальному делу.

Уртика коротко выдохнул:

– Вы ведь не думаете, что ваш отец был причастен к этому?

Рика молчала. Да, именно так она и думала, но не говорить же ему сейчас об этом.

Однако Уртика продолжал:

– За поимку преступника было обещано вознаграждение, не так ли? Простите, но это такое давнее дело. Наверняка с тех пор уже были найдены все ответы.

– Инквизиторы только зря исписали гору бумаги, канцлер. Кажется, именно тогда отец впервые обнаружил, что ему трудно доверять людям, и стал проводить все больше времени в одиночестве. Помню, слуги носили в его покои бутылку за бутылкой. Прошло несколько месяцев, и он немного успокоился, но проблемы все равно продолжали возникать. Думаю, именно тогда он начал терять рассудок.

– Возможно, – согласился Уртика. – Рассудок действительно сильно страдает под гнетом пережитого. Однако надеюсь, вы будете доверять людям Виллджамура больше, чем ваш покойный отец. – Улыбка. – Сегодня многое переменилось.

Четверть часа спустя канцлер послал за гарудой. Ожидая его появления, Уртика принялся составлять список приказов. Наконец один из крылатых стражей вошел в его кабинет. Уртика осмотрел солдата, дивясь белизне его лица, которое даже в полумраке комнаты сияло, точно маяк.

«Вы желали видеть одного из нас?» – прожестикулировал крылатый лейтенант.

Уртика пытался припомнить подходящие слова и жесты, значение тех или иных положений рук, но это было для него непривычно. В конце концов, он ведь не простой солдат.

– Да, отнесите этот приказ в военный гарнизон Уле, на Фолк. – Канцлер протянул документ гаруде. – Покажите его всем капитанам, которых увидите. На случай, если написанное моей рукой пострадает в пути, на словах запомните следующее: «По приказу императрицы Рики и по распоряжению Совета Виллджамура вам вменяется в обязанность организация фронтовой линии, обращенной к северным и восточным берегам, то есть к Варлтунгу. Две тысячи военнослужащих должны занять ключевые позиции, готовые принять драккары, которые выйдут с наших военных баз на Джокулле. Задача – обеспечить полное повиновение всех обитателей Варлтунга, пленных не брать».

Гаруда издал горлом каркающий звук.

«Сэр, я вас правильно понял? Убивать всех?» – знаками спросил он.

– Кто ты такой, чтобы подвергать сомнению мои приказы? – От Уртики не укрылось потрясение, написанное на лице птицечеловека. – Вас вывели специально для службы в армии, так что держите свои эмоции под контролем. У нас нет возможности содержать пленников в такое время, как сейчас.

«Пусть будет так», – вздохнул гаруда и сжал пергамент своими человеческими пальцами.

Уртика взглянул сначала на мелкие перышки, покрывавшие руки птицечеловека, потом посмотрел ему прямо в глаза:

– Ты запомнил инструкции?

Гаруда вновь вздохнул:

«Их не скоро забудешь».

– Вот и хорошо. – Уртика сел за заваленный картами стол и пренебрежительно взглянул на гаруду. – Вслед за тобой я по-шлю еще инструкции, но твой пергамент содержит подробности дислокации и передвижения войск, которые не подлежат обсуждению. Все капитаны должны уяснить их себе и действовать в соответствии с ними. Теперь иди. – Взмахом руки он отослал его прочь.

Крылатый лейтенант резко повернулся кругом и вышел из кабинета, создав порыв ветра своим крыльями.

Несколько минут спустя Уртика подошел к гобелену и откинул его в сторону. Из окна открывался великолепный вид на город, его мосты и шпили, меж которых улетал на восток гаруда.

Уртика задумался о создавшемся положении. Рассказать обо всех своих манипуляциях он, разумеется, не мог никому – люди не хотят видеть картину во всей ее полноте. Благодаря стреле, оброненной кем-то из наемников-дикарей, сыгравших роль нападающих на мысе Далук, империя получила возможность расширить свои границы. А потери, понесенные в той заварушке ночными гвардейцами, доказывают лишь одно: они вовсе не так хороши, как сами думают, дубины стоеросовые. У империи есть теперь шанс пополнить запасы ресурсов – топлива, пищи, руды, – и это несмотря на Оледенение. Они подгребут под себя еще народец-другой на востоке, и да славится древняя Джамурская империя в веках.

Вот так он видел картину во всей ее полноте.

Глава двадцать пятая

Звездный свет – вот что помогало Бринду отыскать путь в лабиринте ночных улиц. Они петляли и бросались из стороны в сторону, и Бринд вспомнил, как много лет назад, исследуя их впервые, он поражался способности этих улиц замыкаться в кольцо, так что, куда бы он ни шел по ним, все равно попадал не туда. Но стоило срезать угол в одном месте, нырнуть в потайной проход в другом, и путник оказывался на непривычных перекрестках не только городского пространства, но и собственной души.

Однако сегодня все было иначе. Он точно знал, куда держит путь.

Камень, из которого были построены все здания в городе, нчами непрерывно испускал рассеянный свет, и путнику, очутившемуся в городе впервые, его дома должны были казаться какими-то конструкциями-призраками. Такое могло лишь присниться.

Наконец Бринд нашел нужную дверь, постучал и стал ждать. Открыла сама Папус, глава ордена Даунира; вся в сером, она вышла на свет, не снимая капюшона, под которым смутно белело ее лицо. Чуть пониже на короткой цепочке поблескивал медальон с изображением ладони – символ, смысл которого был ему непонятен.

– Я получила ваше известие, – шепнула она, и ее слова дымкой растаяли в морозном воздухе.

– Думаете, вы сможете помочь? – Голос выдавал его тревогу. Переминаясь от холода с ноги на ногу, он нервно потирал ладони.

– Может быть. – Оглянувшись на темноту у себя за спиной, она закрыла дверь и шагнула за ним в проулок.

Они шли темными переулками, перешагивая через кучи мусора, лежавшие во дворах скученных домов, и так за час добрались до Кейвсайда.

В городских доках суета стояла день и ночь: рыбаки выводили в море свои каяки и другие суда, покрупнее, либо разгружали улов. Каждый специализировался на своем сорте рыбы. Вместе они кормили горожан, ведь порт был и будет открытым, даже когда городские ворота запрут на десятки лет. Однако повсюду несли караул солдаты, чтобы через порт в город не попадали контрабанда и нелегальные переселенцы. Стражники, признав своего командира, приветствовали его по уставу. В узком просвете между домами, слева, он увидел клочок звездного неба, отраженный в воде.

Папус за всю дорогу не проронила ни слова, явно предпочитая молчание разговору, и Бринда это устраивало. Ему было о чем подумать. Им случалось сотрудничать и раньше, так что Бринд уже объяснил ей суть нового задания и изложил все свои требования.

Культисты редко совали нос в дела империи. Но и свои дела они предпочитали держать в тайне, под покровом которой баланс сил между орденами менялся порой за одну ночь, да так радикально, что на следующий день заинтересованные в их услугах лица вынуждены были приспосабливаться к совершенно иной реальности. Об их реликвиях Бринду, само собой, не было известно почти ничего, поскольку обычно они пользовались своими методами, чтобы скрыть их от посторонних глаз. Ордены поступали так тысячи лет, а ведь иные из них были ровесниками самого Виллджамура.

Он подвел Папус к огромному гранитному зданию в дальнем конце гавани, невнятному сооружению без единого окна. На его стук дверь открыла женщина-солдат в форме Второго драгунского полка. Приветственно вскинула руку.

– Они здесь?

– Да, командующий. Внизу. – И отступила, давая им пройти.

Это была военная тюрьма, одна из многих, и, войдя, они оказались в длинной, шагов на пятьдесят, комнате, освещенной четырьмя фонарями. Один ее конец отгораживала железная решетка, за которой их уже ждали те, кого он распорядился привести.

– Вот они, – показал на них Бринд. – Дрогры.

– Дрогры – миф. – Папус шагнула к решетке.

Пленников, сгрудившихся за решеткой, трудно было разглядеть в полутьме.

– Мы нашли их здесь, на Джокулле, они просто стояли, без всякой цели, хотя еще раньше группа таких, как они, напала на мой отряд, а одного такого я видел на мысе Далук, но тогда я не знал, кто это. – Он подошел и встал рядом с ней, положив руку на решетку. На полу была лужица черной жидкости, которая, как он полагал, натекла из чьей-нибудь раны. – Один из моих людей сказал, что они дрогры, а он в этом понимает. Во всяком случае, те, что напали на нас раньше, были уже мертвые, а эти выглядят вполне безобидно.

Папус не реагировала, рассматривая небольшую толпу перед собой.

– Подведите одного поближе, – попросила она наконец. – Глазам не верю, неужели такие мифы еще живучи на Джокулле?

Бринд крикнул, и три женщины в форме открыли дверь, шагнули за решетку и осторожно вывели наружу одно из непонятных существ. Оно неподвижно стояло, пока Папус внимательно оглядывала его, отыскивая ответы на свои вопросы. Бринд следил за ее глазами, когда она водила фонарем то вверх, то вниз, то в сторону, освещая разные участки обнаженного торса. Перед ней явно была женщина, только невероятно худая; кожа обтягивала каждую косточку ее тела, так что ребра выпирали наружу, как будто она умерла от голода. Но в том-то и дело, что она, несмотря на заметные, хотя и небольшие признаки разложения, была жива.

– Ну что скажете? – спросил Бринд.

– Ну, эта явно мертвая. – Папус повесила фонарь на стену. – Абсолютно мертвая, – повторила она.

Солдаты вернули дрогра за решетку и поднялись наверх, куда не долетали звуки разговора.

– Я не думаю, чтобы это был дрогр, – продолжала Папус, – по крайней мере, не в полном смысле этого слова.

– Вот как? – Бринд выжидающе сложил на груди руки.

– Да, я думаю, что этих вернули к жизни иными методами.

– Но какими? И кто? – Смущение, промелькнувшее по лицу Папус, не укрылось от наблюдательного взгляда Бринда. Он понял, что она так же бессильна ответить на эти вопросы, как и он сам. Тревожный знак, учитывая, какого калибра персона перед ним стояла.

– Не знаю как, но догадываюсь, кто мог сотворить такое.

– И кто же?

– Дартун Сур, из ордена Равноденствия.

Бринд был удивлен, услышав имя культиста, столь близкого к правящим кругам Виллджамура.

– Он ведь обычно не высовывается, не так ли?

– Обычно нет, вы правы, но подобное вполне ему по силам. До меня доходили слухи, что он якобы умеет консервировать жизнь, хотя такое знание даже в наших, культистских кругах отнюдь не общедоступно.

Корова самодовольная. Ты такой же человек, как другие.

Вслух Бринд сказал:

– Ваши круги – не наши круги, так что просветите меня, будьте любезны.

Папус словно не заметила его сарказма. Наверное, ее слишком беспокоило сознание собственного бессилия перед этой загадкой.

– Нельзя, чтобы этими созданиями пользовались для… гм… убийства.

– Уж эти ублюдки как начнут убивать, так их не остановишь, – проворчал Бринд. – Тех, которые напали на нас тогда, пришлось сначала изрубить на мелкие куски, а потом еще и сжечь, для верности. Так что если этим занимается ваш дружок Дартун, то будьте уверены, он плодит их именно для убийства.

– А вы считаете нас всех друзьями? – спросила Папус. – Удивляюсь вам, командующий, уж кто-кто, а вы должны бы знать правду. Впрочем, сейчас он, насколько мне известно, действительно затеял что-то серьезное.

– Может, расскажете?

– Нет, это чисто культистская проблема, мы сами разберемся с ней, командующий.

Тон Бринда стал угрожающим:

– Я знаю, что в прошлом между вашими орденами случались кое-какие размолвки и даже драчки, но до сих пор вы не позволяли им выплывать наружу, и прекрасно. Однако теперь ваши отношения перестали быть вашим личным делом, они представляют опасность для имперской армии. А уж как они могут отразиться на жизни простых граждан, одному Бору известно.

– Я ничем таким не занимаюсь, – отрезала Папус. – Здесь задействовано другое колдовство, с участием какой-то старинной реликвии, без сомнения. И спасибо, что дали мне об этом знать. – Она повернулась к выходу.

– Вы что, уходите? – спросил Бринд, подивившись тому, как сильно она разозлилась.

– А чего еще вы ждали от меня, командующий? – спросила она, нахмурившись. – Я же говорю, здесь совершен какой-то ритуал, о котором я не имею представления.

– И вы совсем ничем не можете нам помочь? – упорствовал Бринд. – Я скоро покину город и буду отсутствовать довольно долго. И мне хотелось бы, чтобы было проведено какое-то расследование, на случай если мне предстоит еще одна встреча с этими тварями. Это сейчас они смирные, а могут ни с того ни с сего превратиться в убийц, и тогда от них спасу нет. Нельзя просто не обращать на них внимания. – И он даже схватился рукой за решетку, взглянув на дрогров. – Слишком много странного происходит в последнее время. Кажется, Оледенение приносит с собой какое-то безумие.

– Я сделаю все, что смогу, командующий Латрея, но не для вас и даже не для города. Если окажется, что Дартун действиельно получил доступ к субстанциям жизни и смерти, то это будет иметь чрезвычайно далеко идущие последствия. Есть вещи, которые способны камня на камне не оставить от привычного нам мира. Задумайтесь об этом, командующий. Если покойников можно будет возвращать к жизни в таких количествах, подумайте о том, к чему это может привести. – Папус плотнее запахнулась в плащ и бесшумно двинулась к выходу.

Глава двадцать шестая

Учитывая истерию, охватившую Виллджамур накануне прибытия новой императрицы, Эйр была разочарована ночными празднествами. С похорон отца прошел уже не один день, но именно этого, заключительного вечера торжеств ждали все и предвкушали все, начиная с советников и заканчивая слугами. Горожане вообще хватались за какой угодно предлог, чтобы попраздновать и поднять себе настроение, обычно безнадежно испорченное надвигающимся Оледенением, а прибытие Рики и перемена в ее статусе как раз давали им для этого отличный повод.

Но вечерние увеселения остались позади, а Эйр сидела за столом и слушала лекцию о том, как испортилось в последнее время поведение виллджамурских дам в целом. Лорд Дьюбек, читавший ей нотации, был отчимом одной из кузин, неотесанным мужланом, явившимся на праздник в том же затасканном синем костюме, из которого не вылезал месяцами. Несмотря на это и на свой возраст – ему было уже за пятьдесят, – ходили слухи, что он охоч до хорошеньких девушек. Заметив, как его взгляд скользнул по ее открытым плечам, она со злостью одернула свое зеленое бархатное платье и уставилась на собеседника.

– Все дело в том, – цедил он, вертя в руках бокал красного вина, – что мы живем в мире. И ваше поколение развращено им. Вы все выросли, не видав настоящего страха в глазах родителей… – Он пригладил свои усы и придвинулся чуть ближе.

Обшаривая взглядом зал в поисках более интересной компании, она остановилась на Рандуре Эстеву, учителе танцев. Окруженный, точно цветником, группой придворных дам Балмакары, он, вне всякого сомнения, угощал их каким-нибудь сомнительным анекдотом. Волны звонкого смеха плескались вокруг него, а он стоял, то касаясь руки одной из дам, то серьезно кивая другой, и видно было, что он в своей стихии. Долгие взгляды, целование рук, улыбки – все было рассчитано так же точно, как каждый шаг в его танцах.

Она не знала, что о нем думать.

Вокруг него витала атмосфера тайны, к тому же он каждую ночь пропадал в городе, и не где-нибудь, а в Кейвсайде. Интересно, что ему там могло понадобиться? Однако он хорошо танцевал и фехтовал, и Эйр чувствовала, что сильно преуспела в обоих искусствах под его руководством, хотя ни за что не призналась бы в этом.

Дамы тем временем упорхнули, оставив Рандура наедине с некой леди Айорой, примерно вдвое старше его. Глядя на них, Эйр нахмурилась. Леди Айора, конечно, привлекательная женщина, но в ее походке уже нет былой упругости. А ее печальные глаза хранят грустную повесть. Все знали, что леди Айора недавно овдовела, причем ее муж отдал концы в Виллирене, прямо под одной красоткой-служанкой, на чьи перепуганные вопли сбежались люди, застав ее абсолютно голой. Поговаривали, что причиной всему было его сердце, точнее, сердечная недостаточность, но леди Айора, невзирая на иронию случившегося, продала поместье мужа и купила себе старинный особняк в верхней части Виллджамура, где решила встретить грядущее Оледенение.

С растущей подозрительностью Эйр наблюдала за Рандуром, обеими руками сжимавшим ладонь стареющей красотки.

Затем он склонился к ней так, словно нашептывал ей что-то, не предназначенное для чужих ушей. Она кивнула, они оба встали и, стараясь не привлекать к себе внимания, двинулись к выходу.

Инстинкт подсказал Эйр следовать за ними.

Закутанная в черный плащ, Джамур Эйр стояла в темном углу напротив двери в комнату Рандура. Не прошло и минуты, как леди Айора, вся растрепанная, вышла от него и направилась прочь.

Эйр и сама не могла понять, зачем она здесь стоит, как будто ждет чего-то, и почему не спит, как все в этот час в Балмакаре. Что она, принцесса крови, делает под дверью безвестного мальчишки родом откуда-то с островов? Ведь он ей даже не нравится. Нет, он, конечно, симпатичный, хотя и немного женоподобный, но его высокомерие сводит на нет приятное впечатление от его внешности; стоит только посмотреть, как он вышагивает – не идет, а именно вышагивает – по коридорам и залам, оглядывая их по-хозяйски, точно имеет полное право жить в них.

Страницы: «« ... 1011121314151617 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Эта книга – первый по-настоящему реалистический, по-настоящему «российский» роман Анатолия Тосса. Не...
Мемуары знаменитого на весь мир Джакомо Казановы, венецианца представляют собой откровенный автопорт...
В этой книге собраны многочисленные рассказы священников о чудесных случаях, в частности – о явления...
В настоящее пособие включены краткие ответы на вопросы по международному гуманитарному праву. Пособи...
Цель учебного пособия – научить учащихся основам логики, привить навыки самостоятельного, творческог...
Дину обвиняют в убийстве пятилетней падчерицы. Пытаясь доказать свою невиновность, она осознает, что...