Миссис По Каллен Линн
– Ей доставляет удовольствие меня мучить.
– Мы с вами дали ей для этого повод.
Он схватил меня за плечи.
– Вашей вины, Френсис, в этом нет.
Я отрицательно покачала головой. Он подождал, пока я снова посмотрю на него.
– Это касается только меня и ее. Разве вы не видите, что она жаждет, чтобы вы себя винили? Если вы будете это делать, она победит.
– Но я действительно виновата, и она имеет право меня ненавидеть. Она умирает, а я, словно стервятник, этого жду.
Его голос задрожал от бешенства:
– Вы хотите, чтоб я тоже умер?
Он отпустил мои плечи. Меня ошеломило его смятение.
– Вы не умрете. Что вы такое говорите?!
– Она заберет меня с собой на тот свет. Не успокоится, пока этого не сделает.
Неужели от всех этих бед он повредился умом? Я дотронулась до его гордого, страдальческого лица.
– Эдгар, что с нами творится?
Он смотрел на меня, будто желая заставить понять.
– Безумие, – тихо сказал он, – подобно попавшей в воду капле чернил. От того, кого поразил этот недуг, в разные стороны тянутся причудливые завитки, пока, наконец, все кругом не окрашивается черным, и вскоре уже невозможно понять, кто в своем уме, а кто нет.
Распахнулась входная дверь.
– Вот вы где! – воскликнула миссис Клемм. – Вы пойдете посмотреть набросок?
– Да, – сказал мистер По, – идем.
Миссис Клемм вернулась в дом, шелестя завязками вдовьего чепца.
Когда она ушла, мы некоторое время безмолвно созерцали друг друга. Поэт выглядел одновременно взбудораженным и замкнутым, и я пыталась понять, как такое возможно. Потом он открыл передо мной дверь:
– Если ваш муж действительно так хорош, ему не понравится то, что он найдет в моей жене.
Когда мы вошли, Сэмюэл штриховал набросок и сказал нам: «Тсс!» – кивнув в сторону миссис По. Ее голова с покрытым каплями лихорадочного пота лицом лежала на бордовой подушке и выглядела какой-то отдельной, не имеющей отношения ко всему остальному телу. Казалось, жена поэта пребывает в плену смерти. Она спала, и грудь ее неровно вздымалась. Затаив дыхание, чтобы не разбудить больную, я попробовала прокрасться мимо нее к мольберту.
Ее глаза внезапно распахнулись.
Я ахнула.
Она медленно потянулась взглядом к мистеру По.
В гостиную вошла Кэтрин с маленькой лампой в руках.
– Прошу прощения, но уже темнеет, а у нас гости. Хозяйка желала бы, чтобы я зажгла газ.
– При газовом свете невозможно рисовать, – откладывая карандаш, сказал Сэмюэл. – Нет-нет, это не имеет значения, все равно дневного света уже недостаточно. Зажигайте, на сегодня я закончил.
Кэтрин открутила газовые краники в нижней части люстры, и комнату наполнило тихое монотонное шипение, похожее на шепот демонов.
– Можно посмотреть? – спросила я Сэмюэля.
Он сделал приглашающий жест в сторону мольберта.
Я посмотрела на набросок и отшатнулась. Обычно на портретах художники льстиво изображают людей в четверть оборота, иногда кто-то может попросить запечатлеть его в профиль. Но три четверти нарисованного лица миссис По утопали в подушке, словно ее шея была сломана. Нижняя челюсть и горло как-то странно привлекали к себе внимание. На портрете был виден только один полуприкрытый глаз, зрачок которого даже под таким диким углом, казалось, неотступно преследовал тебя взглядом.
Я посмотрела на миссис По. Она заставила себя принять вертикальное положение и теперь внимательно наблюдала за тем, как Кэтрин, достав из кармана щепку, подожгла ее от лампы и поднесла к газовому рожку. Вспыхнул свет.
Кэтрин обошла газовые лампы, последовательно зажигая их, а Сэмюэл сказал:
– Я прямо-таки слышу твои мысли, Фанни. Да, ты права, я никогда не писал людей в таких позах. Даже не знаю, почему так вышло в этот раз, но я будто почувствовал какой-то зов. У меня словно бы не было выбора. – Потом он обратился к миссис По: – Быть может, мадам, вы предпочтете зайти в другой раз, когда я смогу мыслить более здраво. Прошу прощения, я не знаю, что сегодня на меня нашло.
Миссис По, казалось, его не слышала:
– А что произойдет, если ты не зажжешь их так быстро? – спросила она Кэтрин.
Та подняла взгляд, поняла, что вопрос адресован именно ей, и ответила:
– Комната взорвется, мэм. Разве нет?
Осень 1845
26
Спустя три недели Сэмюэл, я, Бартлетты, дети и мистер По прогуливались по Бродвею.
На взгляд стороннего наблюдателя, мы были хорошо одетой, респектабельной и благодушной компанией: воссоединившаяся супружеская чета, еще одна, состоящая в давнем прочном браке, дети и друг обеих семей, супруга которого вынуждена была остаться дома из-за недуга. Полагаю, большинство прохожих обращали внимание лишь на «друга семей». После выхода нового сборника рассказов мистера По его популярность взлетела до небес. Невозможно было ступить и двух шагов, чтобы какой-нибудь восторженный поклонник страшных историй не пожелал бы поговорить о них с их прославленным автором.
На углу Амити и Бродвея нас приветствовали мистер Клемент Мур и его немолодая супруга.
– Мои поздравления, сэр. – Мистер Мур возвысил голос. – Похоже, ваш «Ворон» окончательно побил моего «Святого Ника».[75] Я должен поблагодарить вас за это. Возможно, моя старая глупая сказка наконец-то забудется.
Мы прошли два коротких квартала, и напротив отеля «Нью-Йорк» мистера По остановил мистер Сэмюэл Морзе, отчего человеческая река немедленно оказалась запружена. Я немедленно узнала мистера Морзе по портрету, который видела в статье о его изобретении, и тайком улыбнулась. Телеграфная линия между Нью-Йорком и Вашингтоном, о которой рассказывал Эдгар, была почти завершена, и уже строилась другая, в Бостон. Говорили, что скоро паутина таких линий раскинется по всей стране, и человечество получит власть над временем и пространством. В обычный осенний денек, когда лошади стучали копытами по мостовой, катились экипажи и по тротуарам шли переговаривающиеся пешеходы, такая перспектива казалась совершенно невообразимой.
– Мистер По, – сказал мистер Морзе, – прошу прощения, но я должен спросить вас о месмеризме. Скажите, с загипнотизированным человеком действительно можно беседовать уже после его смерти, как это произошло с мистером Вэнкерком из вашего рассказа «Месмерическое откровение»?
– Это художественный вымысел, – сказал мистер По.
Белокурый, сухой обладатель выразительного, красивого лица, мистер Морзе почти не уступал Эдгару своим вниманием к деталям.
– Но вы привели достаточно убедительных доказательств тому, что это может быть правдой.
– Значит, рассказ мне удался, – поклонился мистер По. – Благодарю вас.
– Я заинтригован вашей идеей, сэр. Я думаю, что потенциал месмеризма не используется в полной мере.
Мистер По вежливо кивнул.
– Тогда вы, возможно, будете рады услышать, что я работаю над новым рассказом на эту тему.
Мистер Морзе улыбнулся.
– Заглядываете еще дальше в неведомое?
– На этот раз речь идет о месмеризме как средстве обмануть смерть. О том, что может произойти с тем, кого загипнотизировали в момент кончины.
– В самом деле? Превосходно! – Мистер Морзе казался опечаленным. Возможно, он вспомнил о своей покойной жене. – Если бы только это могло быть правдой!
Они продолжали разговор, Бартлетты стояли рядом и слушали, а дети под присмотром Мэри резво скакали впереди. Сэмюэл отвел меня в сторону:
– Ну, Фанни, расскажи мне, что ты написала за последнее время?
Мы двинулись вслед за детьми, и мои юбки шуршали в такт нашим шагам. Сэмюэл с улыбкой ждал ответа.
– «Иду Грэй», – сказала я наконец.
– Ты написала «Иду» еще при мне, в прошлом году. Отрадно, что она пришлась ко двору у Грэма.
Я поблагодарила мужа, хотя была уверена, что он не пытался сделать мне комплимент.
– Я нахожу весьма забавным, что читатели ищут в стихотворении второе дно, чтобы связать его с тобой и старым добрым По. Ваш литературный роман просто сенсация современности.
– Как ты сам сказал, – холодно заметила я, – я написала это стихотворение где-то год назад.
– Да, я помню, Грэм тогда отклонил его. Интересно, с чего вдруг оно понадобилось ему сейчас.
– Сэмюэл, на что ты намекаешь?
Он нацелил на меня свой массивный нос:
– Я также читал твои стишки и в газетенке По.
Я сердито посмотрела на него. Он не улыбался.
– Мне хотелось бы знать, Фанни, тебя действительно волнует то, о чем ты пишешь в последнее время? – Прежде чем я успела ответить, он продолжил: – Конечно, ты написала не только это. – Он достал из кармана журнальную страничку, конечно же, вырванную из издания Эдгара. Быстро пробежав ее глазами, он прочел:
- Бьется сердце, любовью пылая
- Благородной… я знаю, к кому,
- Адресата любви этой знаю,
- Но вовек его не назову.
- Тише! Чу! Эхо вновь повторяет:
- «Я вовек его не назову».
Сложив листок, Сэмюэл сунул его обратно в карман.
– Было время, когда ты смеялась над стихами вроде этих.
Я поморщилась. Он был прав.
– Я все удивлялся, почему это ты стала писать такие милые маленькие стихотворения, а число подписчиков По растет, как хорошо унавоженная кукуруза.
– Омерзительное сравнение.
– Ты поняла, о чем я.
Я действительно поняла. И меня это задело.
– В последнее время моя жизнь была полна всевозможных потрясений, – многозначительно сказала я.
Он кивнул, будто принимая на себя часть вины за эти потрясения.
– Должно быть, нелегко наблюдать за тем, как миссис По медленно умирает от чахотки.
– Она не умирает! – воскликнула я. – Два года назад, когда она пела, у нее в горле порвался какой-то кровеносный сосуд, и она никак не может его вылечить.
– Потому что она умирает, Фанни.
– Как грубо с твоей стороны говорить такие вещи! – сказала я, приходя в ярость от того, что он со мной спорит.
– Почему? Потому что это правда? – Он потянулся ко мне и слегка постучал рукой по моему виску. – Что у тебя там? Что этот мужчина делает в твоей голове, в твоих мыслях? Я едва могу выносить изменения, которые с тобой произошли. Фанни, которую я знал, называла вещи своими именами и скептически относилась к тем, кто поступал иначе. Скептическая Фанни, где ты? Кажется, тебя уничтожила Фанни импульсивная.
– И это говорит мужчина, который волочится за любой хорошенькой женщиной, привлекшей его внимание! – Я отбросила его руку. – Да любой мартовский кот куда сдержаннее тебя! Если бы ты только знал, как я сопротивлялась, как старалась поступать правильно и справедливо по отношению ко всем, кого это касается, ты никогда не назвал бы меня импульсивной. Я ответственная, и я за это расплачиваюсь.
Подошел мистер По, довольный вид которого куда-то испарился.
– С вами все в порядке? – спросил он меня, однако глядя при этом на Сэмюэля.
– Конечно же.
Мы втроем пошли дальше. За нами шли Элиза и мистер Бартлетт с Джонни на руках. Я изо всех сил старалась выбросить из головы слова Сэмюэля.
– Что вам сказал мистер Морзе? – спросила я мистера По.
Он рассеянно подвигал нижней челюстью, словно его мысли унеслись куда-то в далекие края, и ему очень хотелось бы отправиться туда вслед за ними.
– Морзе поддержал меня в том, что касается нового рассказа о месмеризме. Хотел бы я быть столь же уверен в успехе моей лекции в Бостоне!
Сэмюэл наклонился к нему и спросил:
– Фанни приглашена туда?
– Она может поехать, если захочет, – нахмурился мистер По.
Я посмотрела на Сэмюэля. Он прекрасно знал, что совесть и забота о репутации не позволят мне поехать. Сэмюэл вздернул брови:
– Как мило с твоей стороны будет поучаствовать в этой победной поездке мистера По! А твоя собственная работа, конечно, подождет. Чего она стоит по сравнению с несколькими неделями, которые ты проведешь под боком у своего друга!
Мистер По увидел, как изменилось мое лицо.
– Почему бы вам не убраться к вашей шлюхе, Осгуд? Или вы не видите, что вам тут не рады?
– Кто не рад? – спросил Сэмюэл. – Вы или Фанни?
– Ответ вам известен.
– Фанни, ты хочешь, чтобы я уехал? Скажи лишь слово, и меня тут не будет.
Я разочарованно вздохнула:
– Просто уйди.
Сэмюэл уставился на меня, а мимо между тем проходили люди. Потом карие глаза моего мужа наполнились неподдельной печалью, он коснулся рукой шляпы и поспешил вперед, к детям.
Мистер По потер лоб.
– Ничего не соображаю, когда этот человек где-то поблизости. Я всю свою жизнь вынужден был снизу вверх смотреть на бостонских лягушатников – а теперь у меня появился шанс заставить их лизать мне пятки. Но как, Френсис, как это сделать? Это самое важное выступление во всей моей карьере, а я не могу придумать ничего достойного.
– Придумаете. – Я смотрела, как Сэмюэл по очереди целует обеих наших дочерей и широким шагом идет прочь.
Мистер По увидел, куда я смотрю.
– Почему бы вам с ним не разделаться?
В мое сердце вонзился острый шип.
– Кажется, я только что это сделала.
27
На следующий день я расхаживала по плиточным дорожкам садика Бартлеттов, пытаясь сочинить стихотворение. Меня ранили слова Сэмюэля о моем творчестве. Он был прав. С тех пор как я повстречала мистера По, я не написала ничего, чем могла бы гордиться. Мои стихи были полны тоской по любимому да благодарностью к Бартлеттам за их доброту, они стали какими-то надуманными. Я будто запуталась в липкой паутине озабоченности.
В сад выскочила Винни:
– Мамочка, пришла эта дама, миссис Клемм.
Миссис Клемм?
– Чего она хочет? – спросила я.
Винни пожала плечами, и тоненькие косички подпрыгнули:
– Тебя.
Миссис Клемм сидела с Элизой в общей комнате, примостившись на краешке дивана.
– Вот и ты! – чересчур сердечно воскликнула Элиза. – Работала?
Миссис Клемм повернула ко мне голову так, что я наконец-то увидела ее лицо за оборками капора. Ее глаза, круглые и голубые, словно шарики для детской игры, как обычно, полнились беспокойством.
Наверху что-то загремело, потом оттуда донеслись крики младшего поколения семьи Бартлеттов. Элиза поднялась:
– Вы извините меня, если я на минуточку отойду? Думаю, мне нужно остановить небольшую войну.
Элиза вышла. Миссис Клемм сложила руки на коленях, потом поменяла их положение.
– Сожалею, что помешала вам. Миссис Бартлетт сказала, что вы пишете.
Я посмотрела в лицо своему страху:
– Как себя чувствует миссис По?
– Я пришла по ее просьбе.
– Чем могу служить?
Ее глупые синие глаза-шарики, полные страдания, встретились с моими.
– Она так несчастна! Эдди совсем не проводит с ней время.
– Он много работает, – виновато промямлила я.
– Я думала, он может быть здесь. – И она вгляделась в коридор, словно я могла прятать там мистера По.
– Вы же знаете, сюда он может приходить с семьей. Нам всем нравится его общество. Мы будем очень рады, если вы и миссис По будете почаще к нему присоединяться.
– Мы не знаем, где он, – выпалила она.
Вернулся ли он домой, уйдя отсюда вчера вечером?
– Он, должно быть, в редакции, работает над стихами для Бостонского лектория. Кажется, они тяжело ему даются.
– Его там не было. – Миссис Клемм вздохнула. – Я не в состоянии беспокоиться об обоих своих детях разом, только по очереди. И сейчас очередь Виргинии, она больше меня заботит.
В мои мысли проник страх.
– Ей нужен доктор?
– Ей нужен муж.
Самое последнее место на земле, где я хотела бы оказаться, было обиталище миссис По, но чувство вины заставило меня спросить:
– Могу я навестить ее?
Она выглядела удивленной:
– Ну… очень мило с вашей стороны, но, право же, это ни к чему.
– Я настаиваю.
– В этом действительно совершенно нет нужды. – Она виновато заглянула мне в глаза.
– Миссис Клемм, я хочу помочь. Для меня это важно. Пожалуйста, позвольте мне пойти.
Она прерывисто вздохнула.
– Если вы считаете…
– Я возьму пальто и шляпу. – Я стала подниматься по лестнице, чувствуя облегчение от того, что хоть на миг могу от нее уйти.
Завязывая капор, я почти смеялась, вспоминая, как мне пришлось умолять о том, чего я всем сердцем боюсь.
Когда мы вошли, миссис По спала на диванчике. Меня потрясла бледность ее лица. Кожа стала настолько тонкой и прозрачной, что под ней виднелась паутина сосудов. Казалось, еще чуть-чуть, и я смогу разглядеть кости черепа.
– Здравствуйте, миссис По, – сказала я прямо от дверей.
– Подойдите ближе, – сказала миссис Клемм, – она вас не слышит.
Она что, умерла? Я бросила на миссис Клемм полный паники взгляд.
– Подойдите.
Я сделала два шага вперед и увидела, как, оттененная черными словно вороново крыло волосами, на виске миссис По бьется тоненькая жилка.
– Миссис По, – шепнула я.
Ее глаза распахнулись. Я отшатнулась, чуть не налетев на миссис Клемм, которая, в свою очередь, наступила на черепаховую кошку. Та, пронзительно мяукнув, умчалась прочь.
– Ты проснулась! – воскликнула миссис Клемм так, словно это было из ряда вон выходящим событием.
Миссис По зевнула, будто пробудившись от освежающего сна, и улыбнулась мне.
– Вы мне приснились.
– Я?
Она закашлялась в платок.
– Это был очень счастливый сон. Я была вами, а вы – мной.
Я осмотрела комнату в поисках чего-то нормального, обыденного, о чем можно было поговорить. Со времен Гринвич-стрит обстановки прибавилось. Вокруг столика розового дерева выстроились обитые красным атласом кресла, появилась красивая масляная лампа, книги разместились в книжном шкафу. Над перилами ведущей наверх лестницы висел дагеротип в рамочке. Я присмотрелась: это было мое безголовое изображение.
Миссис Клемм смутилась, поймав мой потрясенный взгляд.
– Это Эдди повесил.
– Не ври, мама, – сказала миссис По. – Это я повесила.
Я натянуто улыбнулась. Кто бы ни повесил этот жуткий портрет, как мистер По мог допустить, чтобы он остался висеть?
Миссис По потянулась к стоявшей возле дивана бутылочке, трясущейся рукой налила себе полную ложку лекарства и с трудом его проглотила.
– Эдди не любит этой картинки. Но он никогда не проводит тут достаточно времени, чтобы успеть об этом сказать, верно?
Я сглотнула вставший в горле тревожный комок.
– Мне не нужно было приходить.
Миссис Клемм указала мне на место подле ее дочери.
– Пока вы вдвоем так мило беседуете, я пойду приберусь снаружи. – И, освободившись от скорбного долга сидеть у постели больной, она бросилась за дверь.
Миссис По осторожно перевернулась на бок и уставилась на меня своими слишком яркими от болезни глазами. Что мне сказать этому созданию?
– Вы что-то писали в последнее время?
Она вздохнула, и в ее легких забулькало.
– Ах, миссис Осгуд, спасибо вам. Никто не принимает мою писанину всерьез. Могу я показать вам новое стихотворение?
– Конечно же.
Она показала на деревянную коробку в книжном шкафу:
– Вон там.
Я взяла коробку. Если верить наклеенной на ее крышку этикетке магазина братьев Брукс, она служила некогда вместилищем для перчаток. Открыв коробку, я вытащила из нее верхний листок бумаги.
– Могу я прочесть вслух?
Она вздохнула и закашлялась.
– Пожалуйста.
Я фальшиво улыбнулась, ненавидя себя за эту фальшь, и начала:
- Это с тобой я мечтаю бродить,
- Другие не застят глаз.
- Глушь, и в ней домик, в котором нам жить,
- А плющ укрывает нас.
- Расстаться с миром, полным грехов,
- А от злых языков улизнуть —
- Любовь светит ярче любых маяков,
- Любовь мне излечит грудь.
- Ах, все это время мы будем вдвоем,
- Не заботясь, что скажет свет!
- Покой и блаженство мы там обретем —
- О, мир не найдет нас, нет.[76]
Закончив чтение, я подняла взгляд. Миссис По снова кашляла, ее глаза, непропорционально огромные для такого тщедушного тельца, смотрели не мигая.
– Если прочесть первые буквы в каждой строке, получится «Эдгар Аллан По».
– О да, действительно, теперь я вижу. Очень мило.
– Оно ни на гран не хуже ваших стихов, которые он публикует.
Мы посмотрели друг на друга, и меня охватило ужасное чувство вины. Каждая пора моего тела источала страх. Она знает о нас с ее мужем. Она винит меня в том, что муж пренебрегает ею, что отдалился именно тогда, когда больше всего нужен. Она знает обо всем и хочет заставить меня страдать. Пока она способна цепляться за жизнь, она будет мстить.
– Боюсь, мои стихи в сравнении с вашими – просто глупый детский лепет, – проговорила я тоненьким голоском, сжав кулаки, чтобы унять дрожь в руках.