Ключи от рая Медведев Антон

— Альварос... Его взял Альварос... Это колдун, в лесу живет...

Корриган молча кивнул: так и есть, все сходит­ся. Конечно, Альварос не Бог весть какой против­ник, но договориться с ним по-хорошему не удастся. А значит — Корриган задумчиво смотрел на раз­бойника, — значит, надо принимать меры.

— Ты знаешь, где он живет? — взгляд Корри­гана стал тверже.

Инди вздрогнул.

— В лесу где-то, я не знаю. — Инди медленно поднялся на ноги, его глаза блеснули. — Но я мог бы узнать...

— Даже так? — усмехнулся Корриган. — Ты думаешь, что я тебя так просто возьму и отпущу? После всех твоих преступлений?

— Господин Корриган, это просто недоразуме­ние... — Инди развел руками, насколько это позво­ляли цепи. — Меня обвинили по ложному доносу, пришлось прятаться в лесу. У меня было безвы­ходное положение. А вас я тогда просто не узнал. Ошибочка вышла, господин Корриган. Разве я по­смел бы напасть на Повелителя?

На лице Корригана появилась холодная улыбка. Этот негодяй ему определенно начинал нравиться.

— А как быть с графиней Гертрудой — тогда, пару лет назад? С ней ты забавлялся тоже по при­чине безысходности?

— Грязные сплетни! — возмутился Инди. — Графиня лжет!

— Об этом, мой дорогой Инди, мне рассказала не графиня, — ответил Корриган. — Что касается графини, то после всей этой истории она была вы- нуждена удалиться в монастырь.

— В самом деле? — удивился Инди. — Она мне сразу показалась исключительно набожной жен­щиной.

Корриган снова улыбнулся.

— Будем считать, что с графиней мы разобра­лись. А как быть с моими деньгами? Из казначей­ской кареты? Помнится, там было почти десять тысяч монет.

— Сколько? — В голосе Инди сквозило непод­дельное удивление. — Десять тысяч? Да будь у меня такие деньги, разве стал бы я сидеть в лесу? Купил бы себе титул барона, заплатил судье Лай- кусу за индульгенцию и жил бы в свое удоволь­ствие. Да в той карете и ста монет не было, ваш казначей клялся и божился, что деньги повезли другой дорогой.

Корриган смотрел на разбойника — и понимал, что тот не врет. Ай да казначей, ай да граф, при­карманил-таки десять тысяч и списал все на этих лесных оборванцев! Определенно, в этом мире ни­кому нельзя верить. Впрочем, как и везде.

— Господин Корриган, мы могли бы договорить­ся, — проникновенно сказал Инди. — Вы мудрый и сильный правитель, но вы о-го-го где, — разбойник посмотрел на потолок, — а мы там, внизу. И при всем вашем могуществе вам может быть полезен человек, способный выполнять разного рода ще­котливые поручения.

— Ты имеешь в виду себя? — с усмешкой уточ­нил Корриган.

— Как всегда, вы правы. — Инди улыбнулся и звякнул цепями.

Корриган задумался. Конечно, ничто не меша­ет ему отправить этого негодяя к Мастеру, а то и вовсе устроить показательную казнь. Это бы про­извело впечатление. С другой стороны, люди вроде Инди и в самом деле могут быть полезны.

— Хорошо, — сказал Корриган, — я тебя от­пущу. Но при двух условиях: во-первых, ты пере­станешь бесчинствовать на дорогах, это наносит урон моей репутации. А во-вторых, ты отыщешь мне логово Альвароса, получишь за это тысячу золотых. Ну а если вдруг приведешь гасклита, я и вовсе сделаю тебя бароном.

— Господин Корриган, это самое мудрое ре­шение в вашей жизни! — Инди широко улыбнул­ся.— Что касается гасклита, то можете считать, что он уже у вас.

— Я бы на твоем месте так не говорил, — отве­тил Корриган. — И запомни, Инди: если ты меня обманешь, то пожалеешь об этом. Я поймал тебя один раз, поймаю и во второй. Ты меня понял?

— Я очень понятливый, господин Корриган, — ухмыльнулся Инди. — Не извольте беспокоиться, все будет как надо.

— Хорошо.

Внимательно посмотрев на разбойника, Корри­ган полез в стол. Отсчитав сотню монет, сложил их в мешочек и кинул разбойнику.

— Здесь сто монет, на мелкие расходы. Если что узнаешь, скажи торговке у ворот замка. Увидишь, толстушка такая, всякую дрянь продает.

— Я знаю ее, Розой звать. — Инди снова до­вольно улыбнулся и звякнул цепями.

— Тем лучше. Стража!

В комнату быстро вошли стражники.

— Снимите с него цепи и отпустите, он свобо­ден. А лучше отвезите куда-нибудь на окраину, чтобы никто не увидел.

— Спасибо, господин Корриган! — торопливо сказал Инди, сжимая в руках мешочек с монета­ми. — Вы не пожалеете!

— Как раз в этом я совсем не уверен, — про­бормотал Корриган, глядя на выходящего из каби­нета разбойника.

Снова вошел Влас, на его лице застыло удив­ление.

— Вы его отпустили? — тихо спросил он.

— Отпустил, — согласился Корриган. — Поче­му не помочь хорошему человеку?

— Да, но он же... преступник!

— Не более чем вы, мой дорогой Влас. — Кор­риган внимательно смотрел на помощника. — Я тут слышал странные слова о том, что в нашем коро­левстве можно купить баронский титул. Не пояс­ните мне, как это можно сделать?

Влас слегка побледнел.

— Повелитель, но это невозможно. Все новые назначения, титулы и прочее проходят через вас, вы же лично все и подписываете...

— С вашей подачи, — уточнил Корриган. — Так как мне это понимать?

— Это ложь, Повелитель. Меня оклеветали...— Влас словно сжался, его маленькие глазки лихо­радочно бегали.

— Я вас еще ни в чем не обвинил, — усмехнулся Корриган. — Но если я об этом еще услышу... — Он многозначительно постучал по столу.

Влас торопливо кивнул.

— Я лично все проверю, больше таких случа­ев, если они имели место, не будет. Можете мне поверить.

— Значит, мы договорились, — кивнул Кор­риган. — Да, вот еще что: позови-ка ко мне каз­начея.

— Это сейчас невозможно, Повелитель, граф Гуко с проверкой в восточных землях. В послед­нее время там плохо платят налоги, вот он и решил проверить все лично.

— Уверен, у него это получится. Но как по­явится, сразу ко мне. — Корриган снова постучал по столу.

— Непременно, Повелитель. — Влас подобо­страстно поклонился. — Я могу быть свободен?

— Можешь, — согласился Корриган, все с той же усмешкой глядя на Власа.

Еще раз поклонившись, тот быстро высколь­знул за дверь.

— Плут и мошенник, — констатировал Корри­ган. — Но в своем деле он незаменим.

* * *

Это был очень хороший вечер. Алина сварила вкуснейшую уху, мы с Чуй по достоинству это оце­нили, попросив добавки. Точнее, просил я, а Чуй требовал, нетерпеливо стуча ложкой по столу. Аль­варос ел на удивление мало, зато с удовольствием смаковал вкусный эль. Что и говорить, вечер удал­ся на славу. Мы вволю поболтали, я рассказывал о том, как живут гасклиты, потом слушал рассказ Алины об этом мире. Альварос рассказал много но­вого о мире сваргов. Чуй, как всегда, чудил, но его выходки никого не обижали.

Спать мы легли поздно ночью, благо днем не­много вздремнули. Наверное, впервые за последние дни я лег спать со спокойной душой. Завтра Аль­варос и Чуй сходят за Кольцом, я смогу вернуться домой — при мысли об этом я ощутил восторг. Го­споди, как это будет здорово! Уверен, я даже смогу наладить общение с этим миром, хотя бы через Чуй. Дать ему видеокамеру, научить с нею обращаться. Пусть снимает все, что сможет, а кассеты приносит мне. А если он принесет мне парочку живых глу- тиков или еще лучше — приведет лошадь, то это

вообще будет здорово. И кто знает: может, мое имя однажды и в самом деле войдет в учебники?

Когда я проснулся, в доме никого не было, по ледяным окошкам гуляли солнечные блики. Одев­шись, я вышел во двор.

Алину я нашел у ручья. Сидя у воды, она мыла „ посуду.

— Доброе утро, Алина.

— Доброго утра, — оглянулась девушка. — Как спалось?

— Великолепно. А где Альварос и Чуй?

— Ушли за Кольцом, сказали не будить тебя. Я и не будила, — улыбнувшись, Алина сдула со лба прядь волос, затем встала и подала мне дере­вянный поднос с посудой. — Отнеси в дом.

— Да, конечно.

Взяв поднос, я повернулся и понес его к дому, Алина шла следом.

Зайдя в дом, я поставил вымытую посуду на стол, Алина глядела на меня с легкой усмешкой.

— Сейчас приготовлю завтрак, — сказала она.

Взглянув на девушку, я невольно улыбнулся в ответ. Что и говорить, Алина была весьма привле­кательна, я даже начал слегка завидовать Иву.

Допивая эль после немудреного завтрака, я стал подумывать, чем бы мне заняться. Затем вспом­нил, что меня интересовал один весьма любопыт­ный вопрос.

— Алина, — я взглянул на девушку, — а что у вас с домом?

— Как — что с домом? — не поняла Алина.

— Он пропадает, если от него отходишь. И ког­да шли сюда, я его не видел, пока Альварос не взял меня за руку.

— А, ты об этом... — кивнула Алина. — Это для того, чтобы чужие не приходили.

— Это я уже понял. Но как это сделано?

—Это сложно,—согласилась девушка.—Такое могут только фаркахи, Альво — ну, и еще кое-кто.

— Как оно работает?

— Я не знаю. — Алина пожала плечами. — Это как-то связано со временем. То, что снаружи — там,—Алина небрежно повела рукой, — чуть-чуть отстает от того, что здесь. Мы немножко впереди, поэтому нас не видно. Словно нас и нет.

— А что нужно сделать, чтобы попасть сюда? — спросил я. — Чтобы увидеть дом?

— Просто захотеть этого. — Алина снова по­жала плечами. — Надо помнить это место, помнить дом, тогда все просто. А если не знаешь — не по­падешь. Пошли, я покажу...

Это и в самом деле оказалось на редкость про­сто. Сначала у меня ничего не получалось, Алина вволю посмеялась над моими бесплодными попыт­ками. Возможно, это и в самом деле было как-то связано со временем — я шел по тому месту, где должен быть дом, а его не было. Лес, трава, пение птиц. Вода в ручье течет-переливается. И никако­го намека на дом. Просто мистика какая-то... А по­том что-то изменилось: я сделал новую попытку, уже понимая, что не смогу осилить эти колдовские штучки, и вдруг увидел дом. Увидел даже без при­вычного звона в ушах, дом появился передо мной совершенно неожиданно.

— У тебя получилось! — радостно воскликнула у меня за спиной Алина.

— Да... — растерянно согласился я. — Только я не понял как.

На то, чтобы окончательно разобраться в тех­нологии перехода, мне понадобилось еще минут де­сять. Теперь я понял свою ошибку: я пытался уви­деть дом, а надо было просто к нему идти, не раз­мышляя на эту тему. Это как с Дверью — Ив ведь говорил, что надо просто идти, ни о чем не думая. Может, в этом и кроется секрет?

— Вот видишь, — улыбнулась Алина. — Это просто.

— Просто, — согласился я. — Скажи, а здесь есть где-нибудь рядом Дверь? В мир сваргов?

— Не много ли для одного раза? — усмехну­лась девушка.

— А все-таки?

— Есть, совсем близко. Минут пять идти.

— Сходим? — предложил я.

— Если очень хочешь... — пожала плечами Али­на. — Пошли.

Дверь оказалась даже ближе, чем я думал. Мы перешли по мостику через ручей, минуты две шли по тропинке — по той, что вела к дому Чуй. А потом свернули направо и прошли еще чуть-чуть по лесу.

Дверь была точно такой же — высокий туман­ный цилиндр, я с невольным благоговением взгля­нул на это странное сооружение. Самым удивитель­ным было то, что туман держался сам по себе, его даже не сносило ветром.

— Вот она, — сказала Алина. — Пробуй.

— А если я пройду, назад смогу вернуться?

— Нет ничего проще, — ответила девушка. — Это только туда трудно. Давай, пробуй.

Я попробовал — раз, другой, третий. Ничего не вышло. Потратив на это гиблое дело еще минут десять, я с грустью убедился в том, что мои надежды оказались необоснованны. Каюсь, верил в душе, что у меня получится, что Дверь пропу­стит меня. Выходит, у меня и в самом деле слиш­ком много грехов.

— Не получается, — сказал я, подходя к Али­не. — Жалко. Может, ты попробуешь?

— Нет. — Алина покачала головой. — У меня тоже не выходит.

— Но ведь вышло один раз, ты сама говорила.

— Так это случайно, — ответила девушка. — К тому же дед держал меня за руку.

— А ты попробуй, вдруг получится. Может, Ива найдешь.

Это был неотразимый аргумент — глаза Алины вспыхнули, она слегка покраснела. Но к Двери все же подошла, хоть и с явной неохотой. Я видел, как она вошла в туман — и не вышла из него...

Не веря своим глазам, я вошел следом, поис­кал — пусто. Вышел из тумана, задумчиво взгля­нул на Дверь.

— Прошла, — тихо пробормотал я. — Надо же...

Туман снова раздался, из него вышла Алина,

веселая и раскрасневшаяся.

— Получилось! — закричала она, подбежав ко мне, потом обняла и поцеловала. — У меня полу­чилось! Если бы ты видел, как там красиво!

— Поздравляю, — ответил я с невольной за­вистью.

Нет, в самом деле, чем она лучше меня? А вот поди ж ты, прошла...

— Я еще раз попробую, хорошо? — спроси­ла она, словно от меня зависело, идти ей туда или нет.— И знаешь, если я... не вернусь, то ты иди домой, ладно? Ты ведь теперь сможешь попасть туда.

— Хорошо, — согласился я. — Только тогда я уже могу тебя не увидеть, если ты задержишься. Альварос с Чуй принесут Кольцо, и я уйду к себе.

— Я успею, — быстро ответила Алина. — Они же придут только завтра к вечеру, до Золотого ру­чья далеко. А я вернусь пораньше. Ты пока похо­зяйничай там дома, хорошо? И не обижайся...

Она оглянулась на Дверь, затем еще раз быстро чмокнула меня в щеку. Отойдя к Двери, помахала на прощание рукой — и снова исчезла...

Несколько минут я стоял, задумчиво глядя на Дверь. Можно было попытаться еще, но я не стал: что-то подсказывало мне, что Дверь меня не про­пустит. Может, я и в самом деле не настолько хоро- ший, как думал? Да и что во мне хорошего-то? Зла людям не делал? Но ведь и добра от меня не слиш­ком много было, чего уж греха таить. Да, помогал кому-то иногда, друзьям старался никогда ни в чем не отказывать. Только какая же это доброта — это норма, по-другому просто нельзя. Да ведь и было- то как: делал что-то, но особого восторга от этого не испытывал. Впрочем, как и какого-то сожале­ния по этому поводу. Механически все делал, бес­чувственно. Делал не потому, что так душа велела, а потому, что так положено, потому, что приличия этого требовали. А может, дело даже не в прили­чиях, — просто все это мне было безразлично. Нет у меня настоящей доброты в душе...

Не спорю, мысли были грустные, мне хотелось, чтобы все оказалось не так. Но чем больше я раз­мышлял на эту тему, тем больше понимал истин­ность своих суждений. У доброго человека в душе тепло, именно об этом как-то говорила Алина. До­бро, свет — а у меня холод, я на все смотрю со сто­роны. Не знаю, может, от жизни нашей сволочной это, от того, что волк человек человеку, что, идя вперед, невольно отодвигаешь остальных. И любой успех, по сути, на чьих-то костях построен, просто не осознаем мы этого, не замечаем. Вот на работу меня взяли, скажем: конкурс выдержал, лучшим оказался. Приятно? Очень. Теперь могу работать дома, программы писать, платят неплохо — специ­алист все-таки. А другие? Что с другими-то, как у них все будет? Что будет, например, с тем белобры­сым пареньком, которого я обскакал? Об этом я хоть раз подумал? Да, рынок, конкуренция, лучшим — лучшее. Только все равно тошнит от этого.

Вы спросите, а как это должно быть? Не знаю. Не пророк я, не экономист даже, не философ — уж и не знаю, кто этими вопросами заниматься должен. Плохо то, что добра меньше стало, за себя теперь каждый. Подпрыгнул, урвал кусок — и затаился на время. Чтобы не заметили, не отобрали. И рад еще, что смог, что получилось. Что деньги какие- то в кармане водятся, позволить себе что-то мо­жешь. Да и вообще мы странные люди — сколько раз ведь видел, как старики на помойках роются. И все видят, не я один. А помог хоть раз? Подошел хоть к одному: пошли, отец, поешь, обогрейся? Не подошел, и никто не подходит. Это ведь проблемы, заботы, а мы ой как лишних проблем не любим. Да что там, вдруг вши у него, чесотка или еще там что? А у нас дети... Не про себя говорю, я один живу — а так, в целом. Мы любим находить отговорки, в этом все дело: у кого-то дети, кому-то просто некогда, а чаще вообще ни о чем этом не думаем. Копает­ся старик на помойке, ну и пусть себе копается, у каждого свои проблемы. Не повезло ему, ну так что теперь? И ведь что интересно: в подземных пере­ходах, в метро иногда и кинем монетку кому-то — приятно почувствовать себя человеком. Не из жа­лости платим, тщеславие свое тешим.

Правильно меня Дверь не пустила — не могла пропустить. Если в мире сваргов действительно живут люди, то мне туда вход заказан. И ведь что ужасное самое: все эти мои откровения ни к чему не ведут, не выльются они ни во что хорошее. Вер­нусь домой — и так же буду проходить мимо ста­риков этих, потупив взгляд. Не мы такие — жизнь такая. Хорошая фраза. С ней так легко жить...

А любовь? Ведь есть, говорят, такое чувство — или было когда-то. Ведь я даже не любил нико­го еще по-настоящему — так, чтобы хоть на край света. Да, родителей любил, к друзьям хорошо от­носился. Но ведь не то это, не то. Выходит, и любви у меня в душе нет, один холод остался...

Я задумчиво смотрел на Дверь: там, за тума­ном, совсем другая жизнь. И люди совсем другие — честные, добрые, отзывчивые. Не для меня это... Повернувшись, я медленно пошел по тропинке к дому, размышляя о посетивших меня откровениях. И как ни крути, на душе было очень гадко.

В доме было тихо и пустынно; то, что я смог в него попасть, уже не вызвало у меня восторга. По­пал, ну и Бог с ним. Подойдя к кровати, лег и за­крыл глаза. Надеялся заснуть, но не смог, в голове крутились мысли о том, что там, дома, я и в самом деле жил не совсем правильно. Или совсем непра­вильно: не тем занят был, не о том думал. Выходит, даже любимая работа — это еще далеко не все.

Сон не шел, поэтому, провалявшись около часа, я поднялся и снова вышел из дома. Вокруг не было ни души, я чувствовал себя весьма неуютно. Не потому что, по существу, забрался в чужой дом, пусть и с разрешения хозяев — просто лишь те­перь я понял, насколько успел привыкнуть за эти дни к Алине и Альваросу. Да и к Чуй, несмотря на его отвратительный характер.

Я посидел на берегу ручья, потом, повинуясь какому-то безотчетному импульсу, перебрался по мостику на другой берег. Оглянулся — дома не было видно. Странные здесь живут люди, так про­сто умеют играть со временем и пространством. Впрочем, слово «просто» здесь вряд ли уместно.

Лес встретил меня тишиной и сумраком, солн­це сюда почти не пробивалось. Теперь, когда мне никто не мешал, я смог как следует рассмотреть деревья — думы о природе помогали отвлечься от грустных мыслей. Здесь росло несколько видов де­ревьев: одни, наиболее многочисленные, напомина­ли наши дубы, только форма листьев была немного другой, к тому же они заметно блестели. Второй по численности вид напоминал ели, но иголки у них оказались более длинными и очень мягкими, почти пушистыми. Ели росли под кронами дубов — на­верное, были более тенелюбивыми. Если завтра мне удастся попасть домой, надо будет непременно захватить несколько веточек. Отнесу их в универ­ситет, на кафедру ботаники — пусть попытаются понять, что это.

Мысль была приятной, я невольно усмехнул­ся: то-то профессора головы поломают. Еще бы для Андрея поймать какую-нибудь живность, хотя бы того же глутика. Интересно, здесь они водятся? И где их искать?

На поиски у меня ушел почти час. Я добросо­вестно осматривал деревья, рылся в опавшей ли­стве, вглядывался в кусты. И все без толку: то ли эти существа здесь не водились, то ли я не умел их искать. А может, просто не время для них.

От зоологических исследований меня отвлек ка­кой-то звук — не слишком громкий, но достаточ­ный, чтобы я насторожился. Присев, я вниматель­но вгляделся в лес. Снова послышались какие-то шорохи, — похоже, мнэ лучше вернуться. Быстро добежав до ручья, я спрятался за большим кустом и прислушался.

Там определенно кто-то был, теперь я хорошо слышал треск сухих ветвей под ногами незнаком­ца. А затем увидел и ею самого. Вернее, их.

Это оказалась спасшая меня от ножа бородача разбойница, причем не одна — обхватив ее за шею, рядом тяжело шел уже знакомый мне казак. Его лицо было бледным, дыхание хриплым и тяжелым, куртка на правом боку набухла от крови,— тем не менее, в правой руке он все еще сжимал саблю. Разбойники явно от кою-то убегали; я понял это в тот момент, когда послышался тихий отрывистый свист, казак вздрогнул всем телом, охнул и тяже­ло осел на землю.

— Лори... — Разбойница не удержала обвисшего казака и опустила его на землю. Все происходило метрах в пятнадцати от меня, я разглядел торчав­шую из спины казака арбалетную стрелу.

— Все, Яна... Уходи...— прошептал казак и стис­нул зубы. — Быстрее...

— Твари... — со слезами на глазах произнесла Яна. — Сволочи...

— Уходи... — Губы казака дрогнули в послед­ний раз, он обмяк и закрыл глаза.

— Здесь они! Сюда! — закричал кто-то, рядом с головой девушки скользнула стрела и с треском вонзилась в дерево. — Быстрее!

Теперь преследователей видел и я, их было много — слишком много для одной девушки.

— Прости меня... — Яна нагнулась, быстро поце­ловала мертвого разбойника и бросилась бежать.

У нее не было никаких шансов. Это было настоль­ко очевидно, что я даже не успел усомниться в том, правильно ли поступаю. Девушка бежала прямо на меня, мне оставалось лишь выйти ей навстречу.

Бе реакция стала для меня полной неожидан­ностью: в руке разбойницы сама собой появилась сабля, по лезвию скользнул солнечный блик.

— Стой! — запоздало воскликнул я, лезвие со свистом рассекло воздух у меня над головой.

— Проклятье! — воскликнула Яна, с очевид­ным трудом изменив траекторию удара. — Тебя мне не хватало...

Рядом вновь вспорола воздух стрела, Яна тол­кнула меня в грудь.

— Беги, дурак! Убьют ведь!

— Стой! Не туда! — Я торопливо схватил раз­бойницу за руку и потянул в сторону дома.

— С ума сошел! — закричала Яна. — Туда нельзя!

У меня не было времени что-то ей объяснять, присутствие стражников удесятерило мои силы. Сжав руку Яны, я подтащил ее к послушно воз­никшему мостику, радуясь тому, что у меня все получилось.

— Это что за дрянь... — ошалело произнесла девушка, со страхом взирая на невесть откуда по­явившийся дом. Затем рывком обернулась и подняла саблю — в этот момент она выглядела на ред­кость воинственно.

— Тише, они не придут сюда. — Я потянул де­вушку вниз, к земле.

Опустившись на колено, Яна с тревогой смотре­ла в лес, да и я, говоря откровенно, не был столь уж уверен в нашей безопасности.

А потом появились ратники, я почувствовал себя весьма неуютно. Трудно было поверить в то, что они нас не видят. Яна рванулась в сторону, я с трудом успел ухватить ее за ногу. Девушка упала, я тут же прижал ее к земле.

— Тише, тише... — шептал я, сжимая ее плечи и со страхом глядя в лес. — Они нас не заметят...

Ратники шли широкой цепью по обоим берегам ручья. Один из них находился метрах в десяти от нас, я уже и сам был готов вскочить и бежать прочь, как вдруг образ ратника дрогнул, исказился, слов­но в кривом зеркале, затем расплылся неясными цветными полосами. Эти полосы скользнули в сто­роне от нас, будто отражаясь на стенках огромно­го перевернутого бокала, я услышал совсем рядом звуки шагов и вжал Яну в землю.

Шаги удалялись; приподняв голову, я увидел удивительную картину: метрах в двадцати позади нас цветные полосы снова собрались вместе, кри­вобокий и перекошенный облик ратника медленно принял нормальные формы. Держа наготове арба­лет, боец медленно удалялся.

Нас не заметили — осознав это, я облегченно вздохнул. Колдовские штучки Альвароса снова спасли мне жизнь. И не только мне.

Ратники уходили все дальше, Яна медленно поднялась с земли.

— Как это? — очень тихо спросила она, глядя вслед удалявшимся боевикам.

— Не знаю, — ответил я. — Но работает хо­рошо.

Яна вложила саблю в ножны, потом взглянула на меня, ее взгляд был полон удивления.

— Вот уж не думала, что какой-то гасклит спа­сет мне жизнь, — тихо сказала она.

— Значит, теперь мы квиты. Если бы не ты, тот бородач тогда точно перерезал бы мне горло.

— Да, верно... — согласилась Яна, ее глаза вне­запно блеснули. — Я поняла... Это хижина Альва­роса. Он там? — Она указала на дом.

— Нет, но скоро вернется.

Впервые за последние минуты я подумал о том, что сделал ошибку. Этот дом принадлежит Альваросу, а я показал его чужому человеку, к тому же разбойнику. Вернее, разбойнице.

— Я бы не хотела с ним встречаться, — сказала девушка. — Он нас немного недолюбливает.

— Наверное, есть за что, — предположил я.

— Да что ты об этом знаешь?! — с невольным вызовом произнесла девушка. — Ты не жил в го­роде...

— В вашем я действительно не жил, — согла­сился я. — Но что такое город, хорошо знаю. Будь моя воля, я бы вообще их все уничтожил.

— А ты не так глуп, — произнесла Яна.

Я запоздало понял, что она могла понять мое за­явление несколько в ином ключе. Ну и Бог с ней, у меня не было никакого желания с ней спорить или что-либо ей доказывать.

— Значит, он живет здесь... — Яна снова взгля­нула на дом Альвароса. — Неплохая хата. У меня была почти такая же.

— И где она сейчас? — Я запоздало прикусил язык.

— Сгорела. Люди Корригана сожгли.

Ей явно не хотелось говорить на эту тему. Еще раз взглянув на дом, Яна повернулась ко мне.

— Я пойду. Скоро они вернутся, мне надо успеть добраться до Гнилого леса.

— Это опасно, — возразил я.

Впрочем, мое возражение не было искренним, в душе боролись два чувства: с одной стороны, я понимал, что ей опасно уходить, с другой — хо­тел, чтобы она ушла. В любой момент могли прий­ти Альварос и Чуй, могла прийти Алина. Будет не­приятно, если они увидят здесь разбойницу.

— Теперь уже нет, — усмехнулась Яна. — Тебя как звать-то?

— Кирилл. Кир...

— А я Яна... — Разбойница внимательно по­смотрела на меня, в ее взгляде читалась усмеш­ка. — А ты ничего. Жаль только, что гасклит. — Она медленно пошла к мостику, затем обернулась.— Будет время, похорони Лори. Он был хорошим че­ловеком.

— Я все сделаю.

— Тогда прощай...

Яна перешла по мостику ручей, затем оберну­лась и несколько минут стояла, молча глядя на дом. Точнее, на то место, где он только что был, — ви­деть его она уже не могла.

— Удачи тебе! — крикнул я.

Яна вздрогнула, повернулась и быстро пошла по тропинке. Я следил за ней до тех пор, пока она не скрылась за деревьями.

Вот и все. Я присел на траву и несколько ми­нут просто сидел, глядя на неторопливо несущий свои воды ручей. На душе было муторно: сегодня явно не мой день. Хотя при чем тут день, мне было противно сознавать, что я снова поступил не так, как нужно. Да, можно сказать, что я спас Яну, — вероятно, это и в самом деле так. А дальше? Что произошло дальше? Почему я не предложил ей остаться, почему не удержал? Ведь опасно сейчас в лесу, ее могут убить. Да, вряд ли бы она оста­лась, но ведь это уже совсем другое, я ведь даже не предложил. Испугался того, что скажет Альва-

рос, побоялся предстать в дурном свете? Наверное. Господи, да почему же мы все такие пугливые... Почему, откуда в нас столько этого рабства, это­го вечного нашего желания не спорить, не высо­вываться, не раздражать? Желания промолчать, стерпеть, не заметить — или сделать вид, что не заметили? Почему мы всегда чего-то боимся, поче­му наша жизнь превратилась в череду нескончае­мых страхов? Ведь недостойно это человека. И что самое обидное — вроде ведь понимаю все, вроде1 бы можно теперь жить по-новому, а все равно де­лаю так, как раньше. Слишком уж глубоко въелся этот страх в сознание.

Я поднялся и пошел к дому — искать лопату. Был уверен, что не найду, но нашел и даже не уди­вился этому. Тяжелая, кованая, с узким длинным штыком, лопата стояла в небольшом закутке по­зади дома. Не самый удобный инструмент, но все лучше, чем ничего.

Лори — теперь я знал, как его звали, — лежал на боку, там же, где его оставила Яна. На мгновение я даже ощутил к ней неприязнь: могла бы остаться, помочь похоронить человека. Поймав себя на этой мысли, грустно усмехнулся — опять то же самое. Господи, ну почему мы все время кого-то судим? Этот плохой, этот вообще сволочь, это надо было сделать так, а это — вот эдак. Одни мы хорошие, одни мы безгрешны. Ушла она — так это ее право, не мне судить ее. Делай то, что должен делать, за собой следи. И не учи жить других...

Земля здесь была мягкой и жирной — если бы не корни деревьев, я бы выкопал могилу гораздо быстрее. Я впервые занимался этим делом, и мне было немного не по себе. Но копал, изредка отды­хая, и к концу часа вырыл пусть и не слишком глу­бокую, но вполне приличную яму — даже в разго­ворах с собой я отказывался называть ее могилой. Все тот же страх? Может быть.

Тело казака оказалось на удивление легким. Только теперь я понял, что передо мной был уже довольно пожилой человек, его застывшее лицо по­крывала густая сеть морщин. На руках казака я за­метил множество загрубевших мозолей — трудно поверить, что это руки разбойника. Для того, что­бы нажать на курок или взмахнуть саблей, особого труда не требуется. Да, нужны опыт, сила, но все равно это совсем другое. Если бы не пояс с ножнами, этот человек походил бы на простого крестьянина. А может, он и был крестьянином. И не мне судить, что заставило его взять в руки саблю.

Опуская Лори в могилу, я немного замешкал­ся — просто не знал, как его положить. Из спины у него торчала стрела, она будет мешать, а выта­щить ее я не решился. Да, ему уже не будет боль­но, и все равно мне было неприятно. Неприятно до такой степени, что я снова опустил казака на зем­лю, взял лопату и выкопал на дне могилы неболь­шую ямку — чтобы в нее вошло оперение стрелы. И лишь после этого опустил тело в могилу.

Новая проблема: взяв лопату в руки, я понял, что не смогу просто так закидать Лори землей. Да, он умер, но не перестал от этого быть человеком. Не могу я бросить ему в лицо лопату земли, не по- человечески это. Пришлось собирать ветки, при­крывать его, на ветки я насыпал старой опавшей хвои — она оказалась очень мягкой, почти нежной. Лишь после этого я снова взялся за лопату.

Когда все было закончено, я воткнул в изголовье могилы казака его саблю. Убедившись, что все сде­лано по совести, взял лопату и вернулся в дом.

ГЛАВА ____________________

Утро следующего дня я встречал в оди­ночестве, никто так и не вернулся. Этого можно было ожидать, ведь Чуй упоминал о том, что за Кольцом надо идти целый день. Значит, вернутся они в луч­шем случае сегодня вечером, да и Алина говорила о том же. И все-таки жаль, что они не взяли меня с собой. А может, и правильно: я чужой в этом мире.

Я не был особо голоден, поэтому позавтракал несколькими кусочками сушеного мяса. Во время завтрака я думал о том, что полезного из моего мира я могу предложить Альваросу: просто необходимо чем-то отплатить за его доброе ко мне отношение. В итоге я пришел к выводу, что этот вопрос мне нужно будет обсудить с самим Альваросом — вдво­ем мы решим, что ему может пригодиться. А Чуй переправит все эти вещи сюда.

Наверное, я слишком задумался, поэтому не сразу услышал чьи-то шаги и тихое пение. Это был не Альварос — я понял это тогда, когда незнако­мец открыл дверь и вошел в дом.

Передо мной стоял среднего роста паренек — белобрысый, с добродушным взглядом и широкой улыбкой, в традиционных для этого мира одеж-

дах. Его круглое лицо лучилось радушием — уви­дев меня, он приветливо кивнул, подошел и сел за стол напротив меня.

— Мимо шел, — пояснил незнакомец. — Дай, думаю, зайду, пережду. Страшно ходить сейчас.

— Да, — согласился я. — Сейчас ходить страшно.

Теперь, как следует рассмотрев незнакомца, я

понял, что он не так уж и молод, как мне показалось сначала, — ему было лет тридцать, а то и больше. И лишь странное детское выражение его больших серых глаз, светлая улыбка и ненаигранная про­стота делали его похожим на подростка.