Песочные замки Уолл-стрит. История величайшего мошенничества Эйхенвальд Курт
Во время круиза поведение Харрисона день ото дня все больше беспокоило брокеров. Он почти не общался с ними. Вместо этого он беспрерывно обсуждал что-то с Файнсандом. Брокеры чувствовали, что происходит нечто весьма серьезное.
Они не знали, что у Харрисона начались нелады с законом. Несколько месяцев назад инвестор из Миннеаполиса Джон Макналти возбудил судебное дело против него и фирмы Prudential-Bache. Макналти, который сам был юристом, приобрел долю в товариществе Archives в 1982 году. Когда товарищество развалилось, он связался с Харрисоном, который заявил, что в случившемся виноваты банки. Но после проведения расследования Макналти понял, что Харрисон допускал нарушения при управлении товариществом. Теперь его адвокат Чарльз Кокс пытался заставить Харрисона свидетельствовать под присягой, и эта идея Харрисону совсем не нравилась.
Трения Харрисона с инвестором не удивили брокеров, которым он оплатил путешествие. Ибо, даже наслаждаясь отличной кухней и периодически заказывая дорогие блюда, которых не было в щедром и разнообразном судовом меню, они весьма резко высказывались о своем спонсоре. Хотя Дарр и отдел прямых инвестиций превозносили Харрисона на все лады, его сделки неизменно оборачивались катастрофой. Почти все они были бесперспективными. Лучшие клиенты брокеров беспрерывно звонили, предъявляя свои претензии. Брокеры старались при любой возможности уклониться от участия в этих сделках.
«Вот что я тебе скажу, — сказал Агостино Цолецци, один из лучших брокеров Prudential-Bache, своему коллеге, удобно устроившись в шезлонге. — Я никогда больше не стану участвовать в делах Клифтона. Они всегда заканчиваются полным провалом».
Наконец спустя несколько дней Харрисон решил пообщаться с брокерами. Он хотел устроить небольшое совещание на 20–30 минут, чтобы обсудить результаты продаж и дальнейшие планы. В тот день они собрались в одной из комнат отдыха. На совещание явились почти все брокеры, которые были на борту судна. Без обычного подъема и многословия Харрисон изложил свои планы создания новых бизнес-структур в связи с растущим интересом правительства к налоговой реформе.
«Мы не можем игнорировать то, что происходит в Вашингтоне, — сказал Харрисон. — Я планирую отказаться от работы с налоговыми схемами. Движущей силой моих будущих сделок будет экономика частной собственности».
Брокеры не желали это слушать.
«Забудьте о следующей сделке, Клифтон, — проворчал один из них. — Что пошло не так с вашими планами относительно Madison Plaza?»
Его перебил другой брокер:
«Похоже, дела с отелем Brazilian Court тоже идут не лучшим образом. Что происходит?»
Колкие, язвительные вопросы сыпались один за другим. Было видно, что еще немного, и рассерженные брокеры станут неуправляемыми. Харрисон стоял перед ними с усталым видом. Тусклым голосом он вяло отвечал на вопросы, давая туманные обещания.
«Безусловно, у нас были кое-какие проблемы, все мы знаем об этом, — сказал он. — Но все мои будущие сделки будут учитывать происходящее в экономике, а это совсем иная ситуация. Думаю, нам следует сосредоточиться на этом».
Харрисон, запинаясь, изложил кое-какие подробности, касающиеся сделок, которые он намерен предложить в ближайшем будущем, но присутствующим было безразлично, что он говорит. Если у кого-то из брокеров Pru-Bache еще оставались сомнения, планировать ли продажи будущих сделок Харрисона, их сомнения развеялись в этой комнате отдыха, где Харрисон был не в состоянии просто и ясно объяснить, что идет не так. Они чувствовали, что их одурачили. Как могут руководители в Нью-Йорке быть столь уверенными в товариществах Харрисона? Проводил ли кто-нибудь из них соответствующую юридическую и финансовую экспертизу?
Однако задавать эти вопросы было слишком поздно. Брокеры не знали, что сделок больше не будет. Харрисон погряз в финансовых проблемах. Его империя недвижимости была на грани краха. У него в запасе не было никаких сделок, которые могли бы произвести впечатление на руководителей Prudential-Bache. Все его друзья из финансово-инвестиционной сферы были изгнаны из бизнеса. В первый раз с тех пор, как он начал продавать ценные бумаги товариществ через Pru-Bache, Харрисон мог рассчитывать только на себя. Он был не в состоянии даже позволить себе этот круиз, и ему придется вести переговоры о том, чтобы расплатиться за него в рассрочку.
Чтобы все рассыпалось в прах, оставалось нанести ему последний удар.
И две недели спустя этот удар был нанесен.
Все началось 15 мая в маленькой деревушке Массинг-Ротт, Западная Германия, в офисе уважаемого врача Герберта Шиффера. Просматривая свои бумаги, Шиффер обнаружил документ, который получил шесть лет назад, когда биржевой брокер убеждал его вложить сумму, эквивалентную 20 000 долл., в одно товарищество. Суть сделки состояла в том, чтобы объединить средства инвесторов и приобрести два торговых центра, расположенные в Бессемере, штат Алабама, и Ки-Уэсте, штат Флорида. Подобно остальным инвесторам, Шиффер не знал почти ничего ни о том ни о другом и поначалу сомневался, стоит ли вкладывать средства в это дело.
Затем Шиффер получил поразительный документ от Клифтона Харрисона, предполагаемого генерального партнера сделки. В письме, отправленном в 1981 году, Харрисон гарантировал, что в 1986 году выкупит у него ценные бумаги товарищества за 150 % от первоначальной суммы капиталовложений, иначе говоря, за 30 000 долл. Если Шиффер не захочет продавать свою долю, он может сохранить ее за собой. Письмо было написано на фирменном бланке Bache. Шиффер поверил этим обещаниям.
Теперь был 1986 год, и Шиффер твердо знал, что хочет продать свою долю. Дела товарищества шли неважно, и он был очень рад, что сохранил гарантийное письмо Харрисона. Найдя этот документ, он поставил внизу свою подпись, подтверждая, что хочет вернуть свои деньги. Все, что ему остается сделать, думал он, — это отправить письмо Харрисону, и через пару недель он получит свои деньги.
В течение следующих трех недель по всей Западной Германии — в Штутгарте, Зауэрлахе, Оффенбурге, — а также в Австрии и Греции десятки инвесторов Харрисона сделали то же самое, что и Шиффер, — отыскав гарантийные письма Харрисона, они заверили их своей подписью и отправили их в Даллас.
Письма хлынули в офис Харрисона. Клифтон Харрисон, который нуждался в рассрочке, чтобы оплатить недавнее путешествие на круизном лайнере, внезапно обнаружил, что задолжал больше 1,9 млн долл. И у него не было никакой возможности расплатиться с долгами.
Тилли Тиллман, один из крупнейших продавцов товариществ Харрисона, был в панике. В тот день летом 1986 года один из его коллег из подразделения Prudential-Bache в Лонг-Бич, Калифорния, рассказал о невероятных слухах про Харрисона. Тиллман, который только в 1985 году продал ценные бумаги товариществ Харрисона почти на 1,5 млн долл., хотел, чтобы кто-то — желательно из Prudential-Bache — подсказал ему, правдивы ли эти слухи. А впрочем, у него нет времени ждать. Он хотел немедленно разобраться, в чем дело. Он позвонил в Harrison Freedman Associates в Далласе и попросил позвать к телефону Майка Уолтерса, главного менеджера по маркетингу.
«Майк, мне нужно с тобой поговорить, — торопливо произнес Тиллман. — Скажи, Клифтон и в самом деле осужден за уголовное преступление?»
Уолтерс пробормотал что-то невнятное. Он явно был не в своей тарелке.
«Это не телефонный разговор, Тилли, — сказал он. — Ты можешь подъехать ко мне в офис?»
«Вылетаю ближайшим рейсом».
Наспех собравшись, Тиллман ринулся в аэропорт. Голова у него шла кругом. На протяжении всего времени, которое он проработал в Prudential-Bache, он склонял своих клиентов заключать сделки с Харрисоном. Он многократно ручался за этого человека, полагаясь на заверения своих боссов. А теперь он обнаружил, что Харрисон — обыкновенный преступник, пусть исправившийся, но все же преступник.
Он купил билет на ближайший рейс в Даллас. Во время полета он не мог усидеть на месте. Смятение, вызванное тем, что он узнал, продолжало расти. Как могла Prudential-Bache рассчитывать на то, что подобные вещи удастся сохранить в тайне? Какого черта они ведут дела с человеком, который побывал за решеткой?
Когда Тиллман прибыл в Международный аэропорт Далласа, приближался вечер. Он взял такси до Harrison Freedman Associates. Добравшись до места, он торопливо скользнул внутрь, спеша увидеть Майка Уолтерса. Прежде чем Тиллман успел открыть рот, плотный, коренастый Уолтерс опередил его.
«Да, Тилли, это правда».
Эти слова, как кинжал, вонзились в сердце Тиллмана. Почувствовав дурноту, он опустился в кресло в кабинете Уолтерса. У него в душе поднималась волна гнева.
«Как могло случиться, что мы до сих пор не знали об этом?» — воскликнул он.
Уолтерс поспешил к двери кабинет и плотно закрыл ее. Было видно, что он переживает, что не сделал этого раньше. Вернувшись, он грузно опустился в кресло за своим столом и вздохнул.
«Все это время мы скрывали это, — сказал он. — Иначе нас ждали бы крупные неприятности».
«Уж это точно! — зло бросил Тиллман. — Кому захочется связываться с уголовником?»
Уолтерс невозмутимо ждал, пока к Тиллману вернется самообладание. Наконец Тиллман поднял на него вопросительный взгляд: «Майк, скажи, что произошло?»
«Это случилось очень давно, Тилли, — сказал Уолтерс. — Можно сказать, в самом начале».
Уолтерс рассказал Тиллману, что несколько лет назад он был свидетелем того, как Джим Дарр спорил с консультантами по вопросам права о том, следует ли фирме продавать сделки Харрисона. Он сказал, что, по мнению юристов, затея была безумной. Но Дарр настоял на том, чтобы Харрисон получил одобрение, утверждая, что президентское помилование аннулирует его судимость.
Тиллман слушал его, потеряв дар речи. Ему хотелось кричать и стучать кулаками. Недавно он решил, что больше не будет продавать сделки Харрисона, поскольку они не приносят прибыли. Но он понимал, что теперь уже слишком поздно. Его клиенты не могут избавиться от долей этих неликвидных товариществ. До него дошло, что их одурачили. Они вложили миллионы долларов в сделки с человеком, за которого он никогда бы не поручился, если бы знал правду.
«Боже мой, Майк, — сказал Тиллман. — Я втянул в эти сделки своих самых близких друзей. Что я им скажу? Как я смогу оправдаться?»
У Тиллмана запершило в горле. Хотя он не знал, что сказать клиентам, он знал, что скажет своим коллегам. Он был готов поднять такой шум, что к тому времени, когда с ним разделаются, брокеры по всей Prudential-Bache — включая крупнейших продавцов сделок Харрисона, — узнают правду. У него в голове продолжали вертеться одни и те же вопросы. Как можно было держать подобную информацию в тайне? И где были те, кто должен следить за отделом прямых инвестиций?
Утром 9 июля 1986 года Кристи Мандт, брокер офиса Prudential-Bache в Сиэтле, медленно очнулась ото сна. Голова у нее побаливала, во рту пересохло. Еще не открыв глаза, Мандт поняла, что накануне выпила лишнего. Это было плохо. Мандт боролась с алкоголизмом с 1983 года. Она знала, что, если не бросит пить, может лишиться работы.
Мандт осторожно открыла глаза. Она была в номере отеля. Она обвела взглядом свою постель и в ужасе отпрянула. Рядом с ней лежал Боб Шерман, глава отдела розничных продаж Prudential-Bache. Она заглянула под простыню. Они оба были обнажены. Так, значит, она занималась сексом с Шерманом?
Мандт встала и собрала свою одежду, разбросанную по комнате. Ей нужно одеться и уйти. Мало-помалу она вспомнила, что произошло. Она была в Денвере, штат Колорадо, на конференции по продажам. Несколько недель назад Кэррингтон Кларк, глава офиса, в котором она работала, сказал Мандт, что из-за тяги к спиртному она может лишиться работы. Кларк добавил, что ему удалось отстоять ее перед руководством и воспротивиться увольнению. Теперь она была в долгу перед ним. Он мог уволить ее в любой момент. Его слова напугали ее. Ей нужна была эта работа.
Затем Кларк сказал Мандт, что хочет, чтобы она полетела в Денвер на конференцию по продажам и встретилась там с ним и Шерманом. Мандт сделала то, что ей было сказано. Накануне вечером Кларк и Шерман повели ее в бар. Там все они изрядно выпили. Они не занимались ничем, что имело отношение к бизнесу. Остальное Мандт помнила смутно. Ей было стыдно. Шерман, а может быть, и Кларк занимались с ней сексом, когда она напилась до бесчувствия, подумала она.[19]
Собирая вещи, Мандт увидела свой авиабилет и подобрала его. Он ей еще пригодится. Приказав ей отправиться в Денвер, Кларк сказал, что все расходы будут компенсированы. Ей нужно лишь отправить ему билет, и ей возместят стоимость перелета. Собирая вещи перед уходом, она вспомнила, что сказал Кларк про счет: «Мы просто снимем эти деньги со счета одного из товариществ, которыми занимается Prudential-Bache».
Гарнетт Кейт, заместитель председателя Prudential Insurance Company, промокнул рот салфеткой. Он впервые обедал вдвоем с Джимом Дарром. За последние годы на долю отдела прямых инвестиций Дарра приходилась такая значительная часть доходов Prudential-Bache — в фирме это подразделение было одним из немногих, которые приносили прибыль, — что высшие должностные лица Prudential Insurance не могли не заметить этого. Сам Джордж Болл превозносил Дарра на все лады и часто отмечал заслуги отдела прямых инвестиций, выступая в совете директоров Prudential Insurance. Неоспоримые успехи Дарра открывали перед ним путь на вершину организационной иерархии Prudential. Поэтому осенью 1986 года Кейт был счастлив пригласить Дарра отобедать.
Однако беседа сразу не заладилась. Хорошо знакомый с Уолл-стрит, Кейт привык иметь дело с руководителями страховых компаний и искушенными менеджерами инвестиционных банков. Дарр был человеком совсем иного сорта, он был всего лишь продавцом, и никем более, да еще при этом весьма неуклюже занимался саморекламой.
Кейт слушал, как Дарр разглагольствует о том, каких успехов достигло его подразделение, продавая доли в товариществах, и о блестящих перспективах, которые ждут его в будущем. Неприкрытые амбиции Дарра были слишком очевидны. От его топорных попыток показать себя человеком, который должен возглавить отдел розничных продаж Prudential-Bache и в один прекрасный дел стать преемником Болла, Кейту стало не по себе. Для Дарра это был шанс показать себя с наилучшей стороны представителю Prudential Insurance, но он сам нанес сокрушительный удар своей репутации. Когда обед подошел к концу, Кейт чувствовал к нему стойкое отвращение.
«Что ж, Джим, — сказал Кейт, поднимаясь из-за стола. — Мы прекрасно провели время. Нам непременно нужно при случае отобедать вместе еще раз».
Улыбаясь, Кейт направился к выходу вместе с Дарром. Он изо всех сил старался изобразить воодушевление, но был рад, что встреча позади. Дарр выбил его из колеи. Но Кейт так и не поделился своими сомнениями насчет Дарра с Джорджем Боллом, человеком, который отвечал за бизнес Prudential-Bache.
Во Франкфурте, Западная Германия, Гюнтер Хоффштедтер, руководитель местного представительства Prudential-Bache, подготовил телеграмму для отправки Клифтону Харрисону. За годы работы у Хоффштедтера сложились довольно тесные отношения с Харрисоном, хотя по большей части они общались по телефону. Хоффштедтер верил в Харрисона, зная, что этот техасец пользуется поддержкой нью-йоркского офиса компании. Именно поэтому Хоффштедтер так настойчиво продвигал в Германии Бессемер — крупнейшую западную сделку.
Однако в последние годы клиенты все чаще были недовольны своими инвестициями. Прежде всего они перестали получать прибыль. Хоффштедтер умолял Харрисона найти способ, который позволил бы обеспечить выплату дивидендов, но это было бесполезно. Он не знал, что Харрисон удерживает все деньги, которые могли бы пойти на выплату дивидендов, в качестве комиссионных. Теперь почти все клиенты требовали возврата вложенных средств плюс 50 %. Они приходили, размахивая письмами с подписью Харрисона, который обязался выплатить им огромное вознаграждение. Хоффштедтер знал, что у Харрисона нет денег, чтобы выкупить их капиталовложения. Хуже того, он знал, что никому в Нью-Йорке Харрисон не сказал об этом ни слова. Беспокойство Хоффштедтера росло с каждым новым клиентом, который предъявлял претензии. Он должен был проинформировать о происходящем своих американских боссов.
Вечером, в четверть седьмого по местному времени Хоффштедтер отправил телеграмму, сообщив Харрисону о том, что еще несколько клиентов хотят вернуть свои деньги, и подытожил общую сумму долга с учетом новых претензий. В конце своего послания он деликатно намекнул, что игры с Нью-Йорком окончены.
«Клифтон, прошу, не забывай — что бы ни случилось, я обязан доложить об этом своему начальству в Нью-Йорке, — написал он. — Я надеюсь, что это понятно и не огорчит тебя».
Однако эти новости до глубины души огорчили руководителей Prudential-Bache в Нью-Йорке.
«Что ж, поделом ему. Это проблема Харрисона. Мы не собираемся платить его долги».
Разговаривая с руководителями представительства фирмы во Франкфурте, консультант юридического отдела был чрезвычайно резок. Почти сразу после того, как Хоффштедтер проинформировал своих боссов в Нью-Йорке, вопрос был передан на рассмотрение юристов фирмы. После беглого изучения ситуации они поняли, что у Харрисона нет средств, чтобы выплатить почти 2 млн долл. своим инвесторам. Он по уши увяз в долгах, и найти банк, который мог бы решить его проблемы, было практически невозможным делом.
Однако юристы заняли твердую позицию. В разговорах с руководителями подразделения во Франкфурте они неоднократно подчеркивали, что Prudential-Bache не выплатит ни цента ни одному из клиентов в Германии. Письменные обязательства были скреплены подписью Харрисона. Bache была всего лишь посредником. Она не несла ответственности за случившееся.
И все же на такой позиции они продержались недолго. Некоторые из немецких инвесторов пришли в ярость из-за того, что Харрисон и фирма упорно отказывались выполнить свои обязательства. Согласно обещаниям Харрисона они должны были получить свои деньги к 30 сентября, но наступил октябрь, а дело не сдвинулось с места. Некоторые из них связались с регулирующими органами Германии. Через несколько дней немецкие правительственные чиновники позвонили в центральный офис Pru-Bache в Нью-Йорке, требуя объяснить, почему компания не выполняет свои обязательства.
Когда юристы возразили, что эти обязательства взял на себя Харрисон, а не компания, это не произвело впечатления на немецких чиновников. Как-никак Харрисон писал письма на фирменном бланке компании под названием Bache-Harrison Associates. Этого, утверждали чиновники, вполне достаточно, чтобы призвать Prudential-Bache к ответу. Немцы не знали и не желали знать, что компания Bache-Harrison была всего-навсего хитроумной уловкой, средством для сбора комиссионных.
После такой пикировки чиновники недвусмысленно дали понять, что, если Prudential-Bache не намерена отвечать за взятые на себя обязательства, ее ждут неприятности. Возможно, она даже лишится права продавать ценные бумаги в Западной Германии.
Это заставило юристов изменить позицию. Они поняли, что фирме не удастся остаться в стороне. Prudential-Bache придется вновь выручать Харрисона из беды.
Ровно в 11 утра 22 октября 1986 года оркестр Корпуса морской пехоты США на южной лужайке перед Белым домом заиграл президентский гимн «Салют Командиру». Президент Рональд Рейган в легком коричневом костюме быстро шагал от Белого дома к специально установленной трибуне. Был чудесный осенний день. Балкон Трумэна за спиной Рейгана был украшен гирляндами желтых хризантем. Рейган легко взбежал на трибуну и улыбнулся собравшимся. Его аудитория составляла более полутора тысяч человек. Никогда еще в период администрации Рейгана для подписания законодательного акта не собиралось так много людей. Впрочем, федеральный налоговый кодекс подвергается полному пересмотру не каждый день.
Толпа зааплодировала. Пройдя мимо стола, Рейган направился к специальному возвышению, чтобы взять президентскую печать.
«Спасибо и добро пожаловать в Белый дом, — сказал Рейган. — Минуту спустя я сяду за этот стол, возьму ручку и подпишу документ о самой радикальной реформе налогового законодательства в истории нашего народа. Всем, кто долго и напряженно трудился, чтобы приблизить наступление этого дня, и сегодня собрался здесь, я выражаю благодарность от своего имени и от имени всего народа».
К этому дню вел долгий путь. Он начался в 1982 году, когда сенатор Билл Брэдли и член палаты представителей Ричард Герхард предложили демократическую версию налоговой реформы. В 1984 году Дональд Риган, министр финансов, обнародовал свою версию, и в 1985 году Рейган во время своего второго срока принял налоговую реформу, коренным образом изменив центральную часть внутреннего законодательства.
Закон был ошеломляюще прост. Более десятка налоговых категорий, ставка которых варьировалась от 11 до 50 %, были заменены на две базовые категории. Для высшей категории ставка налогообложения составляла всего 28 %. Взамен были аннулированы сотни скидок и льгот, которые позволяли сократить сумму уплачиваемого налога. Новое законодательство почти полностью уничтожило налоговые укрытия, использованию которых благоприятствовали нормы первого налогового законопроекта Рейгана.
«У меня такое ощущение, что мы только что провели чемпионат страны по налоговой реформе, — сказал Рейган, и толпа засмеялась. — И американский народ выиграл».
«Налоговая реформа — вздор, — сказал Дарр исполнительному комитету Prudential-Bache. — Она никак не повлияет на продажи товариществ».
Болл невозмутимо слушал выступление Дарра. Несколько месяцев высшее руководство Pru-Bache с тревогой наблюдало за движением закона о налоговой реформе в конгрессе. Кое-кто чувствовал облегчение каждый раз, когда казалось, что реформа вот-вот провалится, и приходил в смятение, когда законопроекту удавалось еще на один шаг приблизиться к статусу закона. Летом 1986 года, когда стало понятно, что налоговая реформа — это реальность, Болл начал спрашивать Дарра, сможет ли отдел прямых инвестиций выжить. Дарр убежденно заверял его, что группа не просто выживет, но будет процветать. И теперь, когда законопроект стал законом, Дарр излагал свою оптимистическую точку зрения исполнительному комитету фирмы.
В значительной мере выживание подразделения было эпитафией планам Болла и Дарра.
Переключившись в 1982 году со сделок, ориентированных на налоговые льготы, на сделки по приобретению собственности, подобные товариществам по инвестициям в энергетические компании, они заняли особую нишу в данной сфере. Они были убеждены, что этому бизнесу не страшны никакие изменения налогового законодательства, которые намерен осуществить Вашингтон.
Разумеется, потенциальные налоговые скидки на такие активы, как недвижимость, являются составляющей его цены и стимулируют желание покупателя приобрести их. Собственность, не предполагающая налоговых скидок, будет стоить меньше, чем та, что подпадает под льготы такого рода. Но Дарр заявил комитету, что отмена налоговых льгот Вашингтоном не играет никакой роли для будущего отдела прямых инвестиций.
«Здание, которое в прошлом месяце стоило 20 млн долл., сегодня будет стоить 12 млн, — сказал он. — Цена изменится мгновенно. Это рынок с высоким уровнем конкуренции. Мы просто покупаем по более низкой цене и извлекаем из этого прибыль».
То, что он говорил, было абсурдом чистой воды, — любой лоббист Национальной ассоциации торговцев недвижимостью или специалист по строительству мог без труда доказать, что проект налоговой реформы отправит недвижимость в длительную рецессию.
Жилое здание — это не акции, котировки которых меняются мгновенно. В подобной ситуации цены на неликвидную недвижимость начинают медленно падать, и этот процесс растягивается на годы, пока покупатели и продавцы пытаются понять подлинную цену данного имущества. Через этот процесс не проходил еще никто в сфере недвижимости.
Но заверения Дарра успокоили Болла. Подразделения, которые занимались товариществами на Уолл-стрит, закрывались, но Болл не обращал на это внимания, считая, что причиной тому — их неумение планировать. Он был уверен, что у него работают лучшие специалисты по товариществам. На их суждения можно положиться. Не зря в рекламе Prudential-Bache говорится о «мудрой рыночной стратегии». Отдел прямых инвестиций будет крепнуть и дальше. Сейчас, когда так много фирм выбывает из бизнеса, надо постараться поднять уровень продаж Prudential-Bache и начать извлекать прибыль из своего опыта.
«Хорошо, Джим, — сказал Болл с улыбкой. — Давай попробуем».
Клифтон Харрисон стоял у себя дома в Далласе, держа телефонную трубку на некотором отдалении от уха. Даже так он слышал, как на другом конце линии Джоэл Дэвидсон, юрист из Prudential-Bache, кричит на него.
«Сэр, я искренне не понимаю, почему это мои обязательства, — сказал Харрисон. — Возможно, я не понял что-то из того, что мистер Хоффштедтер сказал немецким инвесторам. Я не говорю по-немецки».
Дэвидсон был в бешенстве. Обязательства перед инвесторами из Германии были изложены по-английски. Они были подписаны рукою Харрисона. Это были обязательства Харрисона. Он должен выполнить свои обещания. Ставки слишком высоки.
Наконец после переговоров, которые продолжались несколько дней, Харрисон согласился на требования Prudential-Bache. Он возьмет на себя ответственность за возвращение инвесторам, которые вкладывали средства в Бессемер и Ки-Уэст, их денег, но фирма предоставит ему ссуды для выплаты долгов.
В начале ноября 1986 года Дэвидсон составил описание сделки между Харрисоном и Prudential-Bache. По данному соглашению Pru-Bache должна была выделить Харрисону ссуду на сумму около 1,9 млн долл. в обмен на два прямых векселя с его стороны. Выплата процентов по векселям должна осуществляться ежеквартально. В качестве обеспечения Харрисон должен взять ипотечный кредит под торговый центр в Бессемере, штат Алабама, в пользу Prudential-Bache. Харрисону не разрешается продавать недвижимость в Бессемере, и все поступающие от нее средства должны идти на выплату процентов по ипотечному кредиту.
Харрисон принял эти условия. В соответствии с ограничительным договором он отказывался от всех прав на собственность в Бессемере до тех пор, пока не вернет Prudential-Bache 1,9 млн долл. Фактически собственность в Бессемере теперь принадлежала Pru-Bache.
Юристы Prudential-Bache были довольны, что им удалось отстоять интересы фирмы. Вместе с тем оставалась одна серьезная проблема. Сведения об ипотечном кредите подлежали раскрытию. Если они появятся в документе, доступном инвесторам и юристам товариществ Харрисона, это станет прямым доказательством финансовых проблем Харрисона. Кроме того, это приведет к раскрытию обязательств Харрисона перед инвесторами Бессемера и Ки-Уэста. Продав доли в товариществах Харрисона на сумму более 250 млн долл., фирма ни в одном документе не раскрыла его обязательств перед инвесторами Германии. Любой инвестор, который узнает об этом, может подать в суд.
Prudential-Bache уклонилась от решения этой проблемы, и сведения об ипотечном кредите не были отражены ни в одном документе. Инвесторов так и не уведомили об этом финансовом кризисе.
Теперь Prudential-Bache, по сути, превратилась в тайного инвестора Клифтона Харрисона. Вскоре ей придется испытать неприятные последствия этого шага: несмотря на письменные обещания, Харрисон изменит своему слову и нарушит все условия договора. Прошло несколько месяцев, а он так и не перечислил квартальные проценты, которые обязан был платить в обмен на выделенную ему ссуду. Вскоре его объявили должником, отказавшимся от исполнения обязательств.
Юристы Prudential-Bache угрожали Харрисону судебным процессом, однако эти угрозы так и остались пустым звуком. Они сами вручили Харрисону оружие: если возбудить против Харрисона иск, фирме придется составить публично-правовой документ, где будет раскрыта вся информация, которую утаили от инвесторов. Харрисон связал их по рукам и ногам.
Контроль Харрисона над ситуацией был столь полным, что позднее, когда он продал недвижимость в Бессемере и прикарманил вырученные деньги, Prudential-Bache не высказала никаких возражений. Годы спустя на вопрос, почему Харрисону позволили уйти с миллионами долларов, которые принадлежали фирме, Лорен Шехтер ответит:
«Это было административное упущение».
«Мистер Харрисон, поднимите правую руку и повторяйте за мной».
Харрисон, который сидел в приемной своего адвоката на 52-й Ист-стрит в Манхеттене, поднял руку и поклялся, что говорит правду. Было 10 утра 23 марта 1987 года. Иск, поданный Джоном Макналти, разгневанным инвестором товарищества Archives, в конце концов, настиг Харрисона. Чарльз Кокс, любезный, но напористый адвокат Макналти из Миннеаполиса, был готов к взятию показаний под присягой. Впервые инвестор Харрисона получил возможность задавать ему вопросы под присягой.
Для Харрисона это было чревато весьма серьезными последствиями. Практически все показания под присягой начинаются с вопросов о прошлом свидетеля. Вопросы Кокса могли вынудить Харрисона признаться в своем криминальном прошлом, которое так долго пытались скрыть он сам и Prudential-Bache.
Кокс полистал свои записи. Попросив Харрисона назвать свое имя и место жительства, он начал с широко поставленного вопроса.
«Я заметил, что в меморандуме о предложении ваше прошлое описано достаточно подробно, — сказал Кокс. — Не считаете ли вы нужным дополнить сведения, которые там содержатся?»
Скрестив руки на груди, Харрисон спокойно посмотрел на Кокса.
«Я не помню, какая информация изложена в меморандуме».
«Что ж, попробуем пойти иным путем, — сказал Кокс и начал один за другим задавать вопросы о прошлом Харрисона. Он поинтересовался его образованием и спросил, каким было первое место его работы. Харрисон сказал, что работал в банке и ушел оттуда в 1966 году.
«Чем вы занимались после 1966 года, когда ушли из банка?»
Харрисон перевел глаза на своего адвоката, а затем вновь на Кокса.
«Могу я переговорить со своим адвокатом?»
«Разумеется», — пожал плечами Кокс.
Кокс озадаченно наблюдал, как Харрисон шепчется со своим адвокатом, Стивеном Капланом. Через несколько секунд они закончили, и Каплан посмотрел на Кокса.
«Чарли, — сказал Каплан, — мистер Харрисон ответит на вопросы об образовании и опыте работы. Ты ведь об этом спрашиваешь».
Кокс не понял, что происходит.
«Ты имеешь в виду, что он не станет отвечать?»
«Нет, он ответит».
«Ну и прекрасно».
«Ты ведь хотел знать, в каком порядке он получал образование и каков опыт его работы?»
Кокс напрягся. Каплан хотел, чтобы он ограничил круг вопросов. Его адвокатское чутье подсказывало, что он вплотную подошел к чему-то важному. Он не собирался соглашаться на ограничение расследования.
Кокс вновь спросил, чем занимался Харрисон после того, как в 1966 году ушел из банка. Сначала Харрисон заявил, что в 1967 году он посещал Южный методистский университет. Кокс поднял бровь. Харрисон пропустил отрезок времени между банком и колледжем.
«Вы занимались чем-то в этот период?» — спросил Кокс.
«Я работал плотником», — без запинки ответил Харрисон. При этом он умолчал о том, что этой работой он занимался, будучи заключенным.
«Это было ваше первое знакомство со строительством?»
«К сожалению, да».
Кокс пожал плечами. Он не мог понять, зачем так волноваться из-за пустяков.
«Хорошее место для начала, — сказал он. — Быть плотником непросто».
Кокс вновь заглянул в свои записи. Там было кое-что, что он упустил. Он решил попробовать еще раз.
«Почему вы ушли из банка?»
«У нас были крупные разногласия».
«Говоря “мы”, вы имеете в виду себя и…»
«Моего непосредственного начальника».
Кокс задал несколько вопросов о непосредственном начальнике Харрисона и понял, что ничего не добился. Он перешел к вопросам про обучение в Южном методистском университете. Больше он не возвращался к периоду жизни Харрисона, проведенному в тюрьме.
Его криминальное прошлое может и дальше оставаться тайной. Все, что потребовалось от Харрисона, — не говорить всю правду под присягой. И все это происходило на глазах адвоката Prudential-Bache.
Тилли Тиллман вновь бушевал, обращаясь к менеджеру своего подразделения Дэйву Дистелу.
«Вся эта чушь, которую они несли! Дарра и всю его свору нужно расстрелять!»
Когда Тиллман рассказал своему другу Дистелу о том, что Харрисон совершил уголовное преступление, тот был ошеломлен. Они говорили об этом беспрерывно. Даже теперь, в начале 1987 года никто из них не мог объяснить, как Дарр и его команда обманули доверие собственных брокеров. Что бы ни заставило Дарра пойти на это, оба считали этот поступок самой циничной ложью.
То, что узнал о Харрисоне Тиллман, быстро стало известно всей фирме. Мощные телекоммуникационные системы и тысячи телефонов, по которым поддерживают связь брокеры, позволяют любой новости мгновенно облететь фирму. Подробности перебранки в офисе Сан-Диего через час становятся известны в Бангоре, штат Мэн. Тиллман был первым человеком, который стал открыто возмущаться уголовным прошлым Харрисона. Его не волновало, кто его слышит, — на самом деле ему хотелось, чтобы об этом узнало как можно больше людей.
Почти каждый день эту новость слышал кто-то из брокеров. «Фирма заключала сделки от имени уголовного преступника!» Кое-кто из брокеров, узнавая об этом, испытывал подлинные муки.
Остальные были счастливы, словно им удалось избежать столкновения с приближающимся поездом. Их клиенты в свое время не проявили интереса к налоговым схемам, которыми торговал Харрисон, и они не принимали участия в его сделках. Большинство из них в основном продавали доли в товариществах, которые могли принести реальный доход, в том числе в товариществах по инвестициям в энергетические компании. Брокеры были убеждены, что эти сделки законны. Они видели, что их клиенты каждый квартал получают солидные дивиденды. Поэтому, услышав, что Graham Resources готовится к созданию товарищества нового типа, брокеры Prudential-Bache стали с нетерпением ждать этого события.
Глава 13
Дарр произносил зажигательную речь в конференц-зале, который находился неподалеку от его кабинета. Руководители из отдела прямых инвестиций вместе с Тони Райсом из Graham Resources внимательно слушали Дарра. Он напоминал футбольного тренера перед матчем года.
«Мы должны приготовиться к бою и не пожалеть никаких сил, — говорил Дарр. — Мы никогда не продвигали продукт столь агрессивно».
Собрание 11 ноября 1986 года подводило итоги длившейся не один месяц дискуссии о формировании товариществ нового типа с Graham, которые позволят воспользоваться преимуществами резкого падения цен на нефть. Эти разговоры велись недаром. Через несколько дней Pru-Bache совместно с Graham должна была запустить свой новейший продукт — товарищество, названное фондом роста и инвестирующее в энергетические компании.
«Фонд роста чрезвычайно важен для Prudential-Bache, — сказал Дарр. — Отдел прямых инвестиций позаботился о юридической и финансовой экспертизе этой программы».
Идея, стоящая за созданием фонда роста, была проста. С падением цен на нефть банки по всему юго-западу столкнулись с проблемами, связанными со ссудами энергетическим компаниям. Эти ссуды были обеспечены запасами нефти. Банки списывали ссуды по стоимости, которая составляла малую толику исходных сумм. По теории Graham и отдела прямых инвестиций ссуда, к примеру, в 100 млн долл. оценивалась банком в 40 млн. Это означало, что фонд роста мог купить половину такой ссуды за 20 млн. При этом такая ссуда была обеспечена запасами нефти, которые по-прежнему стоили 80 млн. Фонд роста мог либо получить огромные прибыли, когда заемщик полностью выплатит 100 млн, или получить в свое распоряжение запасы нефти стоимостью в 80 млн, если заемщик откажется выплачивать долг. В любом случае сделка казалась беспроигрышной.
Помимо этого, новые товарищества были чрезвычайно выгодны как для Graham Resources, так и для Prudential-Bache. Огромные комиссионные, которые взимались с прочих товариществ, были ничтожными по сравнению с теми, что планировались для фонда роста. Prudential-Bache и Graham забирали 15 % капитала инвесторов авансом и еще 15 % при распределении прибыли. Если клиент получал назад доллар первоначального капитала, там не хватало по меньшей мере 30 центов.
Дарр боялся, что фонд роста вызовет настолько сильную зависть, что такие зубры Уолл-стрит, как Goldman Sachs и Salomon Brothers, тут же создадут аналогичные продукты. Поэтому он хотел продать акции фонда роста как можно быстрее.
Возможно, именно по этой причине никто не дал себе труда выяснить, работают ли фонды роста на самом деле. Грэхем обсудил этот вопрос лишь с одним банком, First City National в Хьюстоне, который был одним из основных ссудодателей. Помимо этого, была проведена лишь самая беглая проверка состояния дел.
Поэтому на собрании за три дня до начала продаж Дарр потребовал, чтобы кто-то свел воедино последнюю финансовую информацию по фонду роста. Как ни крути, менеджеры по маркетингу не могут работать, не имея в своем распоряжении цифр, которые подтверждают теории руководства.
«У нас нет ни фундаментальных прогнозов, ни детальных исследований, а мы уже работаем над руководством по маркетингу, — сказал он. — Это руководство должно быть готово через шесть дней. Поэтому позвольте объяснить, что нам нужно для успеха».
Дарр одним духом выпалил то, что, по его мнению, должны были доказывать цифры. В первый год распределение прибыли составит 15–20 %, а вложенные средства инвесторы вернут в течение пяти лет. У него явно не было оснований для таких выводов, поскольку все цифры были взяты с потолка, но зато подобные утверждения ласкали слух.
Однако в результате оказалось, что спешка излишня. Prudential-Bache было нечего бояться Salomon Brothers и Goldman Sachs. Конкуренты не подражают неудачам. Если кто-нибудь удосужился бы проверить, как обстоят дела, прежде чем предлагать клиентам ценные бумаги фонда роста на 500 млн долл., он обнаружил бы весьма любопытный факт: ссуды, которые он намеревался выкупать, не продавались. Они были плодом воображения отдельных менеджеров по маркетингу.
Тони Райс улыбался, рассказывая руководителям подразделений Prudential-Bache о фонде роста, инвестирующем в энергетические компании. Возбуждение собравшихся росло. Эд Деверо, менеджер по маркетингу отдела прямых инвестиций, слушал рассказ о фонде роста с глубоким волнением. Фонд казался непревзойденным продуктом. Он гордился, что его фирма будет первой на рынке, которая купит обесценившиеся и при этом надежно обеспеченные ссуды.
Пока Райс выступал, Дарр сидел рядом, жадно ловя каждое слово. Время от времени он останавливал Райса, прося его описать тот или иной сложный элемент фонда роста простыми словами. Закончив презентацию, Райс поинтересовался, есть ли у кого-нибудь вопросы.
«А почему банки дают вам возможность вот так запросто скупить эти ссуды?» — скептически поинтересовался один из менеджеров.
«Позвольте мне объяснить, как это происходит», — начал Райс. Пока он излагал правила, связанные с понижением стоимости ссуд, и рассказывал о тонкостях банковского дела, брокеры украдкой переглядывались. То, что говорил Райс, не имело ни малейшего смысла.
Дарр вышел вперед, сказав, что сам ответит на этот вопрос. Но даже ответ Дарра, судя по всему, оставил менеджера, который задал вопрос, озадаченным. Он задал еще один вопрос о том, как функционируют товарищества. Дарр нахмурился. Он с трудом сдерживал нарастающий гнев.
«Они функционируют так, как должны функционировать, — отрезал Дарр. — Не в вашей компетенции подвергать сомнению продукты, которые мы формируем. Планируя сделки, мы проводим надлежащую проверку, ваше дело — продавать».
Дарр перешел к другим вопросам. Несмотря на его агрессивный настрой, вопросы продолжали сыпаться один за другим. В конце концов Дарр вспылил.
«Послушайте, — сказал он, — если вы будете только ворчать и придираться, как мы сможем получать доходы, которые позволят вам работать дальше и получать премии?»
Эти слова были встречены молчанием. Деверо уже не чувствовал прежнего воодушевления в отношении нового продукта. В эту минуту он решил, что постарается по возможности воздержаться от продаж фонда роста. С Дарром творилось что-то неладное.
В конце 1986 года менеджер Prudential-Bache по продвижению продукта Джон Хатчисон, который отвечал за все товарищества Graham, просматривал рекламные материалы по фонду роста с чувством удовлетворения. Хатчисон работал в отделе прямых инвестиций много лет. Он уже доказал свою квалификацию, занимаясь инвестициями в энергетические компании. Фонд роста казался пустячным делом.
Хатчисон был не из тех, кто вкладывает свои деньги необдуманно. Но чем больше он читал о фонде роста, тем больше это помещение капитала казалось ему беспроигрышным. Частичный выкуп надежно обеспеченных обесценившихся банковских ссуд был отличной идеей. Он отложил рекламную брошюру и достал чековую книжку. Он хотел сам вложить средства в эту сделку. Позднее он посоветовал инвестировать деньги в фонд роста некоторым из своих коллег, включая Кэти Иствик, менеджера по продвижению продукта и бывшего управляющего по вопросам соблюдения правовых норм.
Их примеру последовали многие. Фонд роста Prudential-Bache, инвестирующий в энергетические компании, начал продаваться 17 ноября 1986 года. За несколько недель продажи вышли на уровень 1,2 млн долл. в день. Это был триумфальный успех.
«Тезисы Хардинг», пособие по маркетингу, разосланное в начале 1987 года брокерам Prudential-Bache, работающим на юго-западе, содержало рекомендации по продаже фонда роста. Линда Хардинг, региональный менеджер по маркетингу, которая написала эту брошюру, по-видимому, была по-настоящему воодушевлена данными инвестициями. Она тоже писала о том, что фонд будет выкупать обесценившиеся надежно обеспеченные ссуды у банков.
«Это все равно что купить долларовую облигацию за 25 центов, — писала она. — Но когда придет время погашения облигации, инвестор получит не меньше доллара. Во всех отношениях это столь же надежно, как доходный фонд, инвестирующий в энергетические компании, и при этом весьма перспективно!!!»
Во Флориде идея фонда роста вызвала у брокеров и менеджеров настоящую эйфорию. Джим Паркер, менеджер по маркетингу отдела прямых инвестиций во Флориде, никогда не видел, чтобы какое-то товарищество получало столь быстрое признание. Годами Паркер тщетно пытался убедить Эрни Хигби, руководителя подразделения фирмы в Гейнсвилле, взяться за продажу товариществ. Но как только Паркер изложил идею создания фонда роста, он увидел, как глаза Хигби загорелись.
«Это лакомый кусочек для клиентов», — возбужденно сказал Хигби.
Хигби был так захвачен этой идеей, что согласился провести презентацию фонда роста на предстоящем семинаре для брокеров и менеджеров Prudential-Bache в юго-западном регионе. Утром 7 февраля 1987 года все они собрались в отеле Sheraton Premier в Тайсонс-Корнер, штат Вирджиния. Во время выступления Хигби его воодушевление, судя по всему, передалось собравшимся.
«Я вкладываю 20 млн долл. и получаю в качестве обеспечения 80 млн долл. в виде надежных, продуктивных резервов, — сказал он. — Я первым воспользуюсь этой возможностью. Я беру первые 20 млн долл., чего бы это ни стоило».
Хигби расплылся в широкой улыбке.
«А теперь скажите, в чем тут риск?» — обратился он к толпе.
Хигби сказал, что согласно плану инвесторы могут рассчитывать на трех-пятикратный прирост вложенных средств всего-навсего за пять-семь лет.
Разумеется, этого не говорилось в проспекте эмиссии. На самом деле мало что из того, что содержалось в рекламных материалах, излагалось теми же словами в документах публичного характера. Вместо этого проспект эмиссии предупреждал, что речь идет об инвестициях высокого риска. Но Хигби заверил брокеров, что этот документ никуда не годится.
«Прочтите этот проспект и выбросите его, — заявил он. — Там так много предостережений и оговорок, что на его основе невозможно сделать простую презентацию».
Чарльз Паттерсон, один из руководителей банка First City National в Хьюстоне, сосредоточенно изучал документы по ссудам, которые его банк только что продал фонду роста Prudential-Bache, инвестирующему в энергетические компании. Он просмотрел технические отчеты и сводки финансовых данных, которые определяли стоимость ссуд.
Покончив с этой работой, Паттерсон улыбнулся.
«Десять миллионов», — подумал он. По неведомым ему причинам Грэхем согласился заплатить за ссуды на 10 млн долл. больше, чем они стоили по мнению First City. На открытых торгах банк никогда не получил бы 57 млн долл., которые был готов заплатить фонд роста Graham Resources. Впрочем, причины этого не слишком интересовали Паттерсона. First City столкнулся с серьезными проблемами из-за слишком большого количества не погашенных своевременно ссуд. И вот у Паттерсона появились хоть какие-то хорошие новости, которые он мог сообщить совету директоров банка. Еще приятнее было то, что Graham намеревалась выкупить ссуды на еще большую сумму и хотела сделать это как можно быстрее.
Паттерсон не знал того, что видит перед собой свидетельство одной из самых чудовищных афер, которые когда-либо затевал отдел прямых инвестиций. Он не слышал лживых обещаний фирмы о том, что фонд роста выкупит обесценившиеся ссуды, обеспеченные запасами нефти, которые стоят в четыре раза дороже, чем инвестиции. Он даже не подозревал об этом, поскольку ни одна из ссуд, выкупленных фондом роста, не представляла собой ничего подобного. Многие из них продавались вообще без всяких скидок. Единственная ссуда, которая продавалась со значительной скидкой, была обеспечена нефтяными резервами, стоившими чуть больше, чем цена фактической продажи. Казалось, что Graham Resources просто-напросто избавляет банк от проблемных ссуд.
Если бы до начала продажи акций фонда роста кто-то из Prudential-Bache или Graham Resources поинтересовался мнением Паттерсона, тот сказал бы, что эта идея абсурдна. Если бы у банка и вправду были ссуды, подобные описанным в рекламных материалах фонда роста, он не стал бы их продавать. Банк не станет действовать себе в убыток.
Однако этого нельзя было сказать о фондах роста, инвестирующих в энергетические компании. Они были убыточны для инвесторов. При 15 % комиссионных за инвестирование и еще 15 %, которые шли на выплату дивидендов, инвестиции в ссуды гарантированно должны были принести убытки. Это не помешало Graham Resources и отделу прямых инвестиций заявить, что первый фонд роста дает огромные прибыли, хотя на самом деле его инвесторы несли колоссальные убытки. Ведь на подходе было формирование второго фонда роста. Чтобы стимулировать продажи, нужно было создать видимость стабильных результатов, которые дает первый фонд. Несмотря на то что этот фонд не принес ни цента прибыли, он выплачивал деньги путем сложных махинаций, которые одновременно позволяли набивать карманы Graham Resources и Prudential-Bache.
Прежде всего фонд получил 4,7 млн долл. от клиентов. 15 %, или 700 000 долл., ушли на выплату комиссионных Graham Recourses и Pru-Bache. На оставшиеся 4 млн долл. была частично выкуплена ссуда компании HRB Rig. Эта ссуда не имела никаких скидок — участие в 4 млн долл. равнялось первоначальной стоимости в 4 млн долл. Как будто сам фонд роста попросту предоставил HRB Rig ссуду.
Привлекательность этого приобретения состояла в том, что HRB Rig должна была погасить ссуду в 4 млн долл. в течение нескольких недель. При поступлении средств фонд роста мог выплатить дивиденды инвесторам. Но первым делом Graham и Prudential-Bache изъяли около 600 000 долл., чтобы покрыть 15 % комиссионных. Оставшиеся 3,5 млн были распределены между инвесторами.
Это было самое настоящее мошенничество. В течение нескольких недель Graham и Prudential-Bache провели деньги инвесторов через несколько компаний, превратив 4,7 млн долл. в 3,5 млн долл. При этом Graham и Pru-Bache прикарманили 1,2 млн долл. разницы.
Инвесторам, которые получили фиктивные дивиденды, не сообщили, что они только что потеряли 1,2 млн долл. Вместо этого брокеры преподнесли эти выплаты как доказательство успеха фонда роста. Как-никак он уже продемонстрировал, что уровень распределения прибыли исчисляется двузначными цифрами.
За несколько дней эта ложь дошла до каждого брокера в фирме.
На обложке летнего выпуска Energy Digest 1987 года, информационного бюллетеня Prudential-Bache, целиком посвященного товариществам по инвестициям в энергетические компании, красовалась фотография рыбы.
«Прошлой осенью вы сделали правильный выбор, — возвещал заголовок на обложке. — Благодаря вам эта рыба не сумела ускользнуть».
На первой странице была помещена фотография брокеров на корабле, которые держали огромную рыбину. Подпись под ней гласила: «Фонд роста: дивиденды инвесторам — 17 % ежегодно».
Львиная доля дивидендов выплачивалась за счет секретных 4 млн долл. ссуды HRB Rig, которая фактически обернулась убытками на сумму 1,2 млн долл. Однако об этом не говорилось ни слова.
«Спасибо всем вам за то, что вы помогли фонду роста добиться такого грандиозного успеха!» — говорилось в бюллетене. Там же было написано, что благодаря высоким прибылям брокеры могут увеличить объем продаж следующего фонда роста, названного G-2.
«Вы увидите, что привлечь новых клиентов для G-2 будет куда проще, — было сказано там. — Высокие прибыли в настоящем помогут повысить продажи в будущем!»
Организованный успех G-1 произвел должный эффект. Получив 89 млн долл. от шести тысяч инвесторов для первого фонда роста, с помощью фиктивных результатов Prudential-Bache сумела привлечь массу новых инвесторов. Более девяти тысяч человек, по большей части мелкие инвесторы, многие из которых были пенсионерами, вложили 118 млн долл. в G-2.
Этот фонд тоже окажется убыточным.
Джон Хатчисон вышел из своего кабинета в Prudential-Bache и зашагал по коридору. Он был доволен работой, которую проделал, занимаясь маркетингом фонда роста. Давая 17 % прибыли, фонд роста G-1, судя по всему, оправдает себя. Поначалу брокеры сомневались в его перспективности, что отчасти сдерживало продажи, но теперь результаты доказывали, что скептики неправы. Хатчисон готовился сделать новый рывок, взявшись за G-2, и хотел проверить кое-что вместе с Брайаном Мартином, руководителем отдела экспертизы, которому была поручена работа по анализу результатов деятельности фонда роста.
Хатчисон направился к кабинету Мартина.
«Привет, Брайан, — сказал Хатчисон. — Как поживает наш фонд?»
По лицу Мартина Хатчисон понял, что произошло нечто ужасное. Мартин был бледен, было видно, что он почти в панике. Он сделал знак Хатчисону, чтобы тот закрыл дверь.
«Господи, Хатч, ты не поверишь в это, — сказал Мартин. — Я просматривал кредитный портфель по ссудам, которые мы выкупили у First City».
Мартин сделал паузу, потом сглотнул.
«Хатч, — сказал он, — в этом портфеле нет ни единой инвестиции, которая хоть отдаленно напоминала бы то, о чем мы говорили».
«Что?» — растерянно спросил Хатчисон.
«Ни одной, — сказал Мартин, качая головой. — Ни единой».
Хатчисон почувствовал, что кровь бросилась ему в лицо. Голова у него закружилась. У него промелькнула странная мысль: эту минуту он запомнит на всю жизнь. Он понял, что отдел прямых инвестиций задумал первый фонд роста, чтобы провернуть многомиллионную аферу.
«Линда, ты не можешь сказать мне, сколько биржевых ордеров Фреда Стораски являются подлинными?»
Хатчисон разговаривал по телефону с Линдой Хардинг, менеджером по маркетингу на юго-западе. Был июнь 1987 года.
«Они все подлинные», — смеясь, ответила Хардинг.
«Да уж, — фыркнул Хатчисон. — Сообщи мне, когда он позвонит, чтобы отменить по меньшей мере половину из них».
Читать бесплатно другие книги:
