Тайна в наследство Деверо Джуд

— Новый муж научил? — продолжала расспросы Арлин.

— С чего ты взяла, что он у меня уже есть?

Эти слова вызвали у Арлин сухой смешок. Она старалась сдерживать смех, боясь растревожить забитые смолами легкие и раскашляться.

— У тебя? Лиллиан, дорогая, да ты же создана для того, чтобы быть женой. Вид у тебя сейчас такой, словно ты ждешь беременности. Мы часто гадали, существуешь ли ты вообще, когда Джеймса нет рядом. Банди — помнишь его? — повторял, что ты призрак и что Джеймс кому-то платит, чтобы вызывать тебя из небытия. Или какая-нибудь жрица вуду совершила древний обряд и сотворила женщину, которая сгодится в жены закоренелому шовинисту вроде Джеймса.

Бейли в ужасе уставилась на собеседницу. Да, она слышала подозрительные перешептывания, замечала косые взгляды, но когда Джимми был рядом, никто не смел сказать ей ничего подобного.

— Продолжай, — услышала она собственный голос. — Что еще болтал про меня Банди?

— Ох, милочка, это и вправду было так забавно! Ты же знаешь Банди, вечно он язвит по поводу и без. Он говорил, что только зомби, лишившийся души, способен играть роль жены миллиардера и при этом закатывать банками вишневые компоты, как делала ты. Он говорил, что у тебя есть все, а у тебя одна мечта — раствориться в Джеймсе Мэнвилле. А Джеймсу, конечно, только это и нужно было. Потому-то он и посылал тебе шоколад всякий раз, стоило тебе сбросить фунт-другой.

— Эти коробки присылали другие люди. Чаще всего в знак благодарности. Джимми говорил… — Бейли осеклась: Арлин смотрела на нее с выражением: «Как можно быть такой наивной?»

— Однажды Банди услышал, как Джеймс заказывает шоколад, и заметил: «А я думал, Лиллиан сидит на диете». Джеймс только рассмеялся. Но ты же знаешь Банди: он хуже клеща, вцепится — не отвяжешься. Словом, он и ныл, и льстил, пока не услышал от Джеймса, зачем ему нужна жена-толстуха. Джеймс сам заявил, что красавица ему ни к чему. До сих пор помню тот вечер на яхте Джимми — такой огромной, как она называлась?

— «Лиллиан», — процедила сквозь зубы Бейли. Ей не хотелось слушать продолжение, но уйти она по какой-то причине не могла. — И что же сказал про меня Джимми?

Арлин прикурила очередную сигарету от предыдущей.

— Это было в тот вечер, когда ты рано ушла спать — впрочем, ты ведь всегда ложилась рано, верно, милочка? Потому мы тебя и недолюбливали — ты даже не пыталась скрыть, что презираешь нас.

— Все вы охотились за деньгами Джимми, — парировала Бейли.

— Да, милочка, нам были нужны его деньги. А тебе — его душа. А ну-ка, ответь, что стоит дороже?

Бейли и не подумала отвечать.

— Давай рассказывай дальше, тебе же не терпится, — велела она.

— Сколько злости! Бог ты мой! Вот бы не подумала. Да если бы я знала, мы стали бы лучшими подругами. — Арлин коротко хохотнула. — Словом, в ту ночь мы, как обычно, перепили, и Банди принялся выспрашивать у Джеймса секрет счастливого брака. Ты, конечно, знаешь, что разговоры о тебе были у нас под запретом. В присутствии Джеймса мы даже имени твоего не упоминали. Но той ночью Джеймс вдруг разговорился — может, перебрал, не знаю. Да еще был в хорошем настроении сразу после знакомства с той старлеткой — рыжей, с татуировкой-сердечком на плече. Актрисой, конечно, она была никудышной, но выглядела божественно… как же ее звали?

— Хлоя, — прошептала Бейли.

— Ах да, Хлоя! — Арлин потушила сигарету и закурила следующую. — Словом, Джеймсу припала охота поболтать, и он объявил, что главное — найти девчонку, у которой нет за душой ровным счетом ничего, девчонку — да, так он и сказал, не женщину, а девчонку, я точно помню, — которую в целом свете некому любить и которая ни на что не надеется. «Пустую бутылку, которая ждет, когда я приду и наполню ее» — это его слова. «И если я наполняю ее любовью, больше ей ничего не нужно».

Арлин выдержала паузу, затягиваясь сигаретой.

— Ты же знаешь Джеймса: если уж он разговорился, его не остановишь. О себе, конечно, он помалкивал, но Банди слушал и многое подмечал. Джеймс продолжал: «Возьмем…» Опять забыла — как ее звали? Ту модель до Хлои? Итальянку?

— Сента, — шепотом подсказала Бейли.

— Точно, Сента. Джеймс сказал: «Возьмем Сенту: жена из нее вышла бы хуже некуда. Слишком красивая. Слишком амбициозная. Занята только собой. Мне в ее жизни не нашлось бы места. С такими женщинами разговор короткий: надо делать с ними то, для чего они предназначены, а когда надоест, выставлять их вон». «Но только не Лиллиан», — подхватил Банди, и все мы затаили дыхание. Ты же знаешь, каким вспыльчивым был Джеймс. Мог годами терпеть чьи-нибудь дерзости — до тех пор, пока однажды этот человек не переступал черту. После этого Джеймс больше никогда не видел его, никогда не говорил о нем и, что, на мой взгляд, еще хуже, больше никогда не оплачивал его счета.

— И что же сказал обо мне Джимми? — Бейли понизила голос так, что едва слышала его сама.

— Сказал, что позаботился, чтобы тебе было некого любить, кроме него. Объяснил, что когда ты начинаешь скучать и пытаешься чем-нибудь заняться всерьез, он сразу увозит тебя в какое-нибудь новое место. «Беда Лиллиан, — говорил он, — в том, что она умна. С виду и не скажешь, ведь она молчунья, но никто из вас не знает, что по утрам, когда все вы еще отсыпаетесь за предыдущую ночь, Лиллиан уже хлопочет на кухне с поварами, надоедает им вопросами, учится у них. А если не с поварами, то с садовниками или механиками. Она любит учиться». «Но применить свои знания ей негде», — заметил Банди, и Джеймс рассмеялся. «В том-то и суть, — заявил он. — Если женишься на глупой женщине, придется жить с ней. Если женишься на умной — в наше время и опомниться не успеешь, как она освоится и начнет конкурировать с тобой». «Ты про карьеру? — удивился Банди. — Неужели ты всерьез считаешь, что Лиллиан тебе соперница?» «Не в этом дело: просто бизнес отвлечет ее от меня». «Значит, поэтому ты выставил того человека из «Хайнца»?» — догадался Банди.

Арлин умолкла и посмотрела на Бейли, ожидая реакции.

— Ты хоть помнишь, что у Джеймса были какие-то дела с «Хайнцем» и оттуда присылали представителя? Кажется, в то время вы жили на Антигуа.

— Нет, — тихо поправила Бейли. — В Шотландии, в замке.

— Ах да! — закивала Арлин. — Это там ты получила кухню стоимостью в сто тысяч долларов и прямо-таки поселилась в ней. Джимми объяснял, что в остальных комнатах замка слишком холодно, но мы-то знали: ты не желаешь видеть нас.

— Так что там насчет «Хайнца»? — напомнила Бейли, стараясь не смотреть Арлин в глаза.

— Этот представитель как-то попробовал твой джем и сразу захотел выкупить у тебя рецепт и право на продажу, но Джеймс ему не позволил. Джеймс заявил, что у тебя нет никакого желания ввязываться в бизнес, а Банди потом за его спиной оповестил всех и каждого, что единственный бизнес, которым тебе дозволено заниматься, — это муж. Ты хоть что-нибудь об этом помнишь?

Бейли сидела, не поднимая глаз. Она сама попросила Джимми узнать у представителя компании «Хайнц», не поможет ли он ей с выпуском линии собственных деликатесных продуктов. Весь день Бейли провела как на иголках в ожидании ответа. И едва Джимми в тот вечер вернулся домой с гигантской охапкой роз, Бейли сразу все поняла.

В ту ночь Джимми был особенно ласков с ней, прижимал к себе, смешил, но прежде сообщил, что представитель компании решительно отклонил ее предложение. Джимми добавил:

— Я не сказал ему, кто готовил джемы, предложенные ему на пробу, — мне хотелось увидеть искреннюю реакцию. Но поверь, я чуть было не врезал ему, когда услышал, что джемы «самые заурядные» и «ничем не примечательные».

От этих слов Бейли чуть не разрыдалась. Сколько лет она слышала от людей, что приготовленные ею лакомства изумительны и ни с чем не сравнимы, что ничего подобного они никогда не пробовали! А оказалось, все они лгали из вежливости.

Увидев, что она на грани слез, Джимми страшно разозлился и предложил купить ей завод, если уж ей так хочется делать джемы.

— Мы назовем их «Джемы Лиллиан», — загорелся он. — О, знаю! Вот что мы сделаем! Хочешь, я куплю тебе «Хайнц»?

Его праведное негодование было настолько искренним, что Бейли невольно засмеялась.

И все же удар оказался таким болезненным, что несколько месяцев после этого Бейли ничего не консервировала. А теперь Арлин уверяла, что представителю «Хайнца» настолько понравились джемы Лиллиан, что он даже подготовил контракт, по которому под ее контроль должен был перейти целый филиал компании.

— Видела бы ты его за завтраком в то утро! — заливалась Арлин. — Он буквально на коленях готов был умолять Джимми. Говорил, что рынок продуктов для гурманов только начинает развиваться и твоя стряпня — именно то, что нужно сейчас «Хайнцу».

Бейли посмотрела на собственные руки и увидела, что крепко сжимает кулаки, вонзая ногти в кожу. Тем утром, о котором говорила Арлин, ей хотелось выйти к завтраку и в лицо сказать представителю «Хайнца» все, что она о нем думает. Хотелось швырнуть ему охапку голубых ленточек — призов, полученных за годы участия в кулинарных конкурсах и ярмарках. Но Джимми пообещал обо всем «позаботиться», при этом его лицо дышало яростью. «Давай я сам, Веснушка, — решил он. — Мстить я умею лучше, чем ты».

И Бейли просидела у себя в спальне, пока не увидела в окно, как представитель компании укатил в аэропорт. Позднее она попробовала выспросить у Джимми подробности его «мести», но он отделался кратким: «Можешь не сомневаться — больше он к нам не сунется». Эти слова он сумел произнести так, что Бейли твердо уверовала: муж грудью встал на ее защиту.

— Ну и как ты теперь живешь? — спросила Арлин.

— Я… — начала Бейли, но поняла, что не знает, как продолжить. Что ей сказать? Что она уже живет под одной крышей с другим мужчиной и готовит ему еду, а он платит почти за все? И что собирается работать в его новой компании, хоть и мало на что способна? Иными словами, еще несколько недель — и она восстановит для себя подобие прежней жизни с Джимми.

— Я купила вот это, — услышала Бейли собственный голос и подтолкнула по столу к Арлин рекламный проспект. — У меня бизнес с двумя знакомыми, мы создаем свою линию деликатесных продуктов.

— Правда? — переспросила Арлин, глядя на Бейли сквозь сигаретный дым. — Ты занялась бизнесом? Ты?!

— Никто из вас не знал, какая я на самом деле. — Бейли вздохнула. — Никто и понятия не имел, насколько я посвящена во все дела Джимми. Я не только следовала за ним тенью, была не просто… — Она осеклась, в голове зазвенели недавние слова Арлин. «Девчонка, у которой нет за душой ровным счетом ничего, — так сказал Джимми, — которую в целом свете некому любить и которая ни на что не надеется». «Пустая бутылка, которая ждет, когда я приду и наполню ее». Бейли сразу поняла, что именно так и сказал ее муж, буквально услышала, как он произносит эти фразы.

— А как у тебя с мужчинами? — спросила Арлин. — Или ты одним Джимми насытилась на всю жизнь?

— Есть и мужчина. — Бейли напрягла подбородок. — Аристократ по материнской линии. Его фамилия наверняка тебе знакома, но я лучше промолчу.

— Понятно. — Арлин улыбнулась. — Голубая кровь, аристократическое происхождение — вот чего не хватало Джеймсу, верно? Потому он и терпел таких, как мы с Банди. Даже заполучив все деньги в мире, Джеймс не смог бы вернуться в прошлое и купить себе другую родословную.

— Да, не смог бы, — подтвердила Бейли, с заговорщицкой улыбкой переглянулась с Арлин, и в этот момент чуть не почувствовала себя ее подругой.

— Знаешь что? — сказала Арлин. — Я рада, что теперь у тебя другие отношения. Рада, что этот твой новый мужчина не следит за каждым твоим шагом, как Джеймс, и даже разрешил тебе заиметь свою лавчонку. Надеюсь, с ним ты сможешь выяснить то, что хотел Джеймс.

— О чем ты? — удивилась Бейли.

Неужели Джимми всем разболтал о своей просьбе? Если он мог разговориться о своей частной жизни, значит, мог упомянуть и про последнее письмо жене.

— Да я просто вспомнила, что однажды сказал Джеймс. Не знаю, важно это или нет. Но он сказал, что после своей смерти попросит тебя выяснить то, что не смог узнать он.

Бейли впилась в нее взглядом, но Арлин молчала.

— Ясно. Значит, вот что тебе нужно.

Арлин затянулась так крепко, словно хотела пропитаться дымом насквозь.

— Таких людей, как Джеймс, осталось мало, — тихо заметила она и сделала паузу, ожидая, когда до Бейли дойдет смысл ее слов.

— Да, верно, — кивнула Бейли.

Ее собеседница имела в виду, что в мире не так-то много баснословно богатых людей, которые выбились из самых низов и готовы окружать себя свитой, единственное достоинство которой — «полезные знакомства».

— Нынешние богатые, — продолжала Арлин, — это юнцы из компьютерного мира. Зачем им связи, зачем знакомства? Им нужно только одно — ночи напролет играть, засев за компьютер. — Она затушила сигарету, ткнув ее в миску из-под салата Бейли с такой силой, что чуть не сломала ноготь.

Бейли молча смотрела на Арлин, спрашивая глазами, что ей надо.

— Если уж ты занялась мелким бизнесом, тебе не помешают громкие имена в списке клиентов.

Бейли прищурилась, не подозревая, что в эту минуту выглядит в точности как ее покойный муж.

— Пожалуй, мне не помешало бы, если бы кто-нибудь рассказывал всем, какой замечательный у нас товар, и получал за это… скажем, один процент прибыли.

— Десять процентов чистыми, — выпалила Арлин.

— Двух без вычета налогов тебе хватит за глаза, — возразила Бейли.

Арлин улыбнулась.

— Жаль, что я уделяла тебе так мало внимания, пока был жив Джеймс! Ну хорошо, три процента чистыми.

— Два, — стояла на своем Бейли, глядя на нее без улыбки. — Без вычета.

— И как же называется компания, с которой мне теперь причитается… аж два процента?

— Понятия не имею, — откликнулась Бейли и улыбнулась. — Компании пока нет.

Мгновение Арлин растерянно моргала, уставившись на нее, потом сообразила, что Бейли солгала, и расхохоталась. Такого заразительного, достойного техасской девчонки смеха баронесса фон Линдензаль не позволяла себе никогда.

Бейли невольно улыбнулась, а когда Арлин от смеха закашлялась, подала ей стакан воды.

— А теперь рассказывай, что говорил Джимми. Что я должна выяснить?

— А, да. — Арлин полезла в сумочку и вынула из нее пудреницу, чтобы подправить макияж. Красилась она обильно, жирно подводила глаза, не жалела румян на щеки. — Джимми однажды сказал, что никакие деньги не исправят то, что случилось, когда он был ребенком. Поскольку о своем детстве он никогда не распространялся, можешь представить себе, как все мы извелись от любопытства. «Убийства, названные самоубийствами» — вот как он сказал. Мы ответили: «Джимми, тебе же хватит денег, чтобы разоблачить любую ложь. Призови убийц к ответу». Конечно, все мы сразу вызвались помочь ему, потому что нам самим не терпелось узнать правду о его таинственном прошлом. «Думаете, со мной станут разговаривать? — усмехнулся Джеймс. — Я же был там. Я причастен к этому делу. Но эти шесть блистательных мальчишек были…»

— Что? — перебила Бейли, широко раскрыв глаза.

— Он сказал, что причастен к делу, поэтому некие «они» его узнают. Уж не знаю, кто это такие. Даже Банди не удалось вытянуть из Джеймса никаких подробностей.

— Нет, не то, — нахмурилась Бейли. — Ты сказала «шесть блистательных мальчишек». Он, правда, именно так сказал? А может, «мальчишки из "Золотой шестерки"»?

— А велика ли разница?

— Если живешь в Кэлберне — да. Ну так что говорил Джимми про «шестерых блистательных мальчишек»?

Арлин чуть не свела ее с ума очередной бесконечной затяжкой.

— По-моему, один из них был отцом Джимми.

— Хочешь сказать, отца Джимми убили? Или он покончил с собой? Или его обвинили в убийстве? Или он кого-то убил?

— Понятия не имею. Джеймс говорил только об «убийствах, названных самоубийствами», а потом добавил, что его узнают, если он вернется в то место, о котором говорил, и что эти «шестеро блистательных мальчишек»… — она многозначительно посмотрела на Бейли, — или «мальчишки из "Золотой шестерки"», что-то вроде культа, который лучше не задевать. Он поморщился и признался, что кое-кто однажды попробовал. «И посмотрите, чего она добилась!» Тебе это хоть о чем-нибудь говорит?

— Кое-что — да. Так что там насчет отца Джимми?

— Джимми рассказывал: «Мой отец был одним из них, но он…» — И тут он умолк. И больше ничего не добавил. Банди пытался продолжать расспросы, но Джеймс заявил: «Я и без того разболтался» — только и всего. Насколько я знаю, больше он не сказал о своем прошлом никому и ни слова. Я даже расспрашивала одну из его подружек, ту шведку…

— Ингрид, — подсказала Бейли, откидываясь на спинку. — Нет, Джимми не стал бы с ними откровенничать.

— Милочка, у тебя рука в крови, — тихо произнесла Арлин.

Бросив взгляд на руку, Бейли увидела, что пронзила ногтями кожу собственной ладони. Она поспешно убрала руки под стол.

— Попробуешь разузнать про отца Джеймса? — спросила Арлин. — Если получится, сможешь написать о нем книгу и подзаработать.

Бейли смерила ее пренебрежительным взглядом.

— Нет, вывешивать на всеобщее обозрение грязное белье моего покойного мужа я не собираюсь.

— Милочка, ты просто обязана. Ты могла бы многое рассказать о вечеринках, которые он закатывал, о женщинах, о… — Арлин умолкла. — Да, я понимаю, почему тебе этого не хочется. Но как ты намерена распорядиться информацией?

— Никак, — пожала плечами Бейли. — Я сидела, слушала тебя и вдруг поняла, что ничем не обязана Джеймсу Мэнвиллу. Уверена, все свое имущество он завещал людям, которых ненавидел, а мне не оставил ни гроша по одной-единственной причине… — Заметив жадный огонек в глазах Арлин, она замолчала. Бейли боялась выдать себя неосторожным словом, случайно намекнуть, где она теперь живет. — У меня другие планы: наверстать упущенное время. — Она наклонилась над столом, приблизив лицо к лицу Арлин. — Я хочу предложить тебе работу. Но без каких-либо документов, подписей, контрактов — только под честное слово. Знаешь, что это такое, Арлин?

— Слышала пару раз. — Арлин слегка улыбнулась. — Даже не вспомню когда.

— Не приведешь к нам покупателей — не получишь денег, ясно?

— Само собой. Значит, есть твою стряпню мне не придется?

— Помнится, раньше ты любила класть мои черешни в бренди.

— А потом украдкой выбрасывала эту красную дрянь за борт, — объяснила Арлин. — И выпивала бренди.

Бейли невольно улыбнулась.

— Дай мне адрес и номер мобильника, и я буду держать тебя в курсе. А когда мы начнем получать прибыль, пришлю чек.

Арлин взяла рекламный проспект, нацарапала на нем несколько цифр и адрес в Лондоне и подтолкнула глянцевый листок по столу к Бейли.

— Кто это «мы»? Твой новый мужчина?

— Нет, — решительно покачала головой Бейли. — Компанией будут управлять только женщины. Никаких мужчин. — Она взглянула на часы и заметила пренебрежительную усмешку Арлин. Часы были совсем дешевыми. — Мне пора, — заключила Бейли, запихивая проспект с адресом к себе в сумочку. — Будут новости — сообщу.

— Спасибо, — тихо отозвалась Арлин. — Теперь я завишу от тебя.

Выбираясь со своего места, Бейли старалась не смотреть в глаза Арлин. Пустоту в них она не желала видеть. Арлин напомнила ей бессмертную фразу из пьесы Теннесси Уильямса: «Я всю жизнь зависела от доброты первого встречного».

Держа голову высоко поднятой, Бейли покинула ресторан и направилась к стоянке, где оставила машину.

Глава 12

Бравады ей хватило лишь на несколько минут, чтобы дойти до машины. Бейли вставила ключ, но не стала заводить машину, а уронила голову на руль и закрыла глаза.

Пока она была замужем за Джимми, пока видела его рядом во плоти, ей удавалось притворяться, будто бы других женщин в его жизни не существует. Убедив себя, что Джимми «водит дружбу» с отвратительными людьми, она старалась встречаться с ними как можно реже, мало слышать и еще меньше видеть. Во всех домах Джимми она находила спасение на кухнях, делая вид, будто бы они с мужем самая обычная пара и что ее обязанность кормить его домашними ужинами, когда он возвращается со службы. Со временем она научилась мастерски прятаться от правды.

И вот теперь с Мэтью Лонгейкром она вела себя точно так же, как с Джимми. Она опять пряталась и предоставляла мужчине возможность принимать все решения, распоряжаться ее жизнью.

Сквозь ветровое стекло она увидела, как к магазину идет незнакомая женщина, ведя за руку малыша. Бейли очень хотелось детей, но Джимми сделал вазэктомию еще до знакомства с ней. Причины этого поступка он никогда не объяснял, но Бейли подозревала, что он обрек себя на бесплодие, чтобы дети не унаследовали его заячью губу.

А теперь, лишившись физического присутствия Джимми, Бейли была готова поверить, что детей он не хотел совсем не поэтому: он знал, что будет ревновать. И желал, чтобы Бейли принадлежала только ему.

— Ты был закоренелым эгоистом, Джеймс Мэнвилл, — сказала она вслух, заводя машину. — И хуже всего то, что я тебе в этом потакала.

По пути домой она вела машину, почти не обращая внимания на дорогу. Все ее мысли были поглощены утренним разговором и нахлынувшими воспоминаниями, она не замечала, что творится вокруг.

Все, что случилось с ней в прошлом, еще полбеды, думала она. Самое страшное — то, что она вновь движется тем же путем. Бейли не сомневалась, что вскоре Мэтт сделает ей предложение, что они без лишнего шума поженятся в живописной местной церквушке, а через неделю она забеременеет. «Вид у тебя сейчас такой, словно ты ждешь беременности», — заявила Арлин.

Но что Бейли скажет детям, когда они спросят ее мнения или совета? «Спросите у отца, все решения в этом доме принимает он, а я только выполняю их». Значит, ничего другого ей не остается?

Бейли не понаслышке знала, что жизнь может круто перемениться в считанные мгновения. А если у них с Мэттом будет трое детей, а он упадет откуда-нибудь со строительных лесов и умрет? Как ей тогда содержать семью и воспитывать малышей? Работать официанткой в две смены и жить, почти не видясь с детьми? Бейли часто попадались статьи о людях, которые, даже став взрослыми, так и не простили своих изнуренных стрессами и работой одиноких матерей за то, что те уделяли своим семьям слишком мало времени.

А что ей делать, если Мэтт будет ей изменять? Смотреть на это сквозь пальцы, как при жизни Джимми? Похоронить себя среди тридцати пяти банок грейпфрутового повидла и делать вид, будто она понятия не имеет, что происходит? Как быть, если Мэтт пожелает пригласить гостей, которые ей неприятны? Притвориться уставшей и пораньше лечь спать? Но одно дело — спрятаться от гостей в особняке площадью двадцать тысяч квадратных футов, и совсем другое — в доме, где и двух тысяч не наберется. Нет, на этот раз спрятаться Бейли не удастся: ее дело — жарить для гостей луковые колечки с сыром.

И это в ее собственном доме!

Свернув на подъездную дорожку, Бейли вспомнила, как впервые увидела эту ферму вместе с Филиппом. Каким уродливым выглядело тогда все вокруг! Но прошло всего шесть недель, и ферма преобразилась. Каждые выходные друзья и родные Мэтта, словно в вестерне, где жители поселка общими силами возводят новый амбар, помогали им восстановить дом практически из руин.

Поначалу Бейли увлеклась ремонтом. Ей особенно нравилось готовить еду для людей, которые расточали ей похвалы,— порой Бейли думала, что наконец-то сбылась ее заветная мечта. Такой и должна быть настоящая жизнь. Мэтт всегда был готов прийти на помощь, смеялся, улыбался, часто обнимал ее, гордился и хвастался ее стряпней и эскизами кухонь для новых домов. С каждой неделей он получал все больше денег за свои проекты, и хотя вполне мог получить постоянную работу в нью-йоркской компании, которая продавала проекты по Интернету, ничто не мешало ему оставаться в Кэлберне и при этом недурно зарабатывать.

В будние дни Бейли и Мэтт вели мирную и размеренную жизнь. Они знали любимые телепередачи друг друга, Мэтт старался не беспокоить Бейли, когда она читала детективы, которые обожала. Оба не любили где-нибудь бывать на неделе, поэтому по вечерам оставались дома и смотрели фильмы, взятые в прокате, или складывали пазл из тысячи фрагментов, разложенных в углу у камина. Иногда им составляли компанию племянники Мэтта: тогда Бейли приходилось готовить поп-корн и смотреть отвратительные триллеры, после которых ее мучили кошмары.

Но секса между ними не было. Когда Мэтт и Бейли оставались вдвоем, сторонний наблюдатель мог бы принять их за брата с сестрой. Он держался вежливо, но слегка отчужденно. И поскольку единственный мужчина, которого прежде знала Бейли, терпеть не мог агрессивных женщин, как подступиться к Мэтту, она не знала. Да и стоило ли? Бейли боялась ненароком все испортить.

Однако если вокруг были люди, Мэтт так и сыпал шутками о сексе. Он поддразнивал Бейли, и окружающие одобрительно смотрели на них, а она понимала, что все эти люди желают, чтобы они с Мэттом наконец поженились.

Равнодушие, с которым Мэтт относился к ней, когда они оставались вдвоем, почему-то задевало Бейли, и на людях она не упускала случая поддразнить его в ответ. Со стороны казалось, будто в постели у них все великолепно. Но порой, когда в доме не было никого, кроме них с Мэттом, Бейли хотелось завопить: «Да, я помню — я говорила, что еще не готова, но ты бы хоть проверил!»

Однако Бейли крепилась и молчала. Зато готовила обильные и вкусные обеды и ужины. Когда Мэтт с четырьмя школьными друзьями весь день выгоняли из дымохода пчелиный рой, Бейли приготовила им целую кастрюлю мяса с перцем и напекла домашнего хлеба. А когда те же друзья вдребезги разнесли зеленую ванную, то получили на ужин роскошную пиццу.

Мэтт как-то обмолвился, будто слышал, что босса компании, в которой он был бы не прочь поработать, считают гурманом, и взглянул на Бейли умоляющими глазами. Не будет ли она так добра приготовить грандиозный ужин и помочь ему получить эту работу? Этот вопрос отчетливо читался в его глазах. Конечно, Бейли сама вызвалась угостить потенциального босса ужином и проторчала на кухне двенадцать часов, готовя настоящее марокканское пиршество. Она запекла оливки с помидорами в слоеном тесте, зажарила рыбу целиком, обваляв ее в специях, сдобрила таджин из морепродуктов ароматным кардамоном и кумином, посыпала курятину с шафраном абрикосами, изюмом и миндалем. И конечно, не упустила случая блеснуть, поставив на стол бастию — божественное марокканское блюдо из острой, мелко нарезанной курятины, яиц и миндаля, завернутых в тонкое тесто, запеченных до золотистой корочки и посыпанных сахаром. На десерт, когда шестеро приглашенных уже стонали, что больше не смогут проглотить ни крошки, Бейли подала сливово-малиновый шербет с крошечным сладким печеньем в форме домиков. Эта шутка рассмешила всех шестерых, и босс объявил, что Мэтт станет ценным приобретением для компании. «Если ты проектируешь дома хотя бы вполовину так же хорошо, как она готовит, наши продажи вырастут вдвое!» — сказал он.

За эти недели Бейли часто виделась с Дженис и Пэтси, но когда Дженис призналась, что в бухгалтерских книгах мужа не нашла «никаких ошибок», хотя просмотрела их все за девять лет, Бейли промолчала. От комментариев она воздержалась, даже когда Пэтси сообщила, что муж и сыновья умоляют ее больше не вышивать никаких зверей, растений или чудовищ на их одежде. Нет, Бейли вовсе не хотелось разрушать эту чудесную мирную жизнь, о какой она сама мечтала. С Мэттом она жила так, как всегда хотела пожить с Джимми, — если бы его деньги и потребность во «внимании» не стали препятствием на их пути к счастью.

Выйдя из машины, Бейли прошла к веранде. Дом преобразился, стал точно таким, какой являлся к ней в фантазиях. Широкая веранда огибала дом, две деревянные качалки с плетеными тростниковыми сиденьями и три кресла из ивовых прутьев, заваленные пестрыми подушками, манили присесть. В одном конце веранды Мэтт даже повесил качели.

Но посидеть на веранде Бейли случалось редко — прежде всего потому, что с тех пор как ремонт на ней закончился, она целые дни проводила в кухне. Пэтси говорила, что Мэтт пытается наверстать упущенное.

— Рик рассказывал, что в детстве Мэтт редко бывал в гостях: их семья была так бедна, что никого не могла пригласить к себе в ответ. А мой Рик не такой гордец, как Мэтт, поэтому принимал все приглашения; мы с ним здорово повеселились в старших классах. Все это время Мэтт торчал дома. Пока не женился на Кассандре. — Последние слова Пэтси произнесла таким тоном, словно они все объясняли.

Приняв ее слова к сведению, Бейли сочла себя обязанной развлекать половину Кэлберна и его окрестностей, чем и занималась последние шесть недель. Разве она могла отказать Мэтту в том, чего ему не хватало в детстве? И кроме того, верный своему слову Мэтт оплачивал все продукты. Мало того, постоянно спрашивал, не устает ли она готовить угощение на такую ораву гостей, да еще так часто. «Нет, мне не в тягость», — каждый раз отвечала Бейли.

Она окинула взглядом веранду, видя перед собой не просто уютный уголок, а кресла, качели и два столика с керамическими столешницами, привезенные со склада, — имущество, причитавшееся Мэтту по условиям развода.

— Их купила Кассандра, значит, они наверняка стоят бешеных денег, — объяснил он, — Так зачем им пылиться на складе? Они пригодятся нам. Если ты не против, — поспешно добавил он, взглянув на Бейли.

— Конечно, — отозвалась она. — Глупо не пользоваться вещами, если они есть. — Но эту мебель так и не полюбила. Она была слишком гладкой, чересчур «дизайнерской», рисунок на обивке — излишне ярким и современным. Бейли предпочла бы съездить в Северную Каролину и купить плетеную мебель у тамошних мастеров, но не сказала Мэтту об этом.

Войдя в дом, она огляделась. Гостиная изменилась, мало что напоминало, какой она была сразу после переселения Бейли. Теперь кухню отделяла от нее только гранитная барная стойка и табуреты возле нее. Последние три субботы Бейли готовила нечто странное под названием «жареный сыр» и подавала мужчинам, которые смотрели бейсбол по телевизору с гигантским экраном — Мэтт привез его однажды в пятницу.

— К заморской еде они не привыкли, — предупредил Мэтт накануне вечером, имея в виду своих гостей, которых знал еще со школы. Он попросил их помочь ему заменить шаткий пол в мансарде. — Ты не обижайся, мне по вкусу все, что ты готовишь, но эти ребята выросли здесь, в Кэлберне, так что сама понимаешь…

Договаривать ему не пришлось: Бейли все поняла. Во вторую субботу, когда гостей явилось особенно много, один из них преподнес Бейли подарок — машинку для разрезания лука на части таким образом, чтобы при поджаривании во фритюре они раскрывались «луковыми цветами».

Под руководством Мэтта гости довели комнату до совершенства. В небольшой кухне теперь все было под рукой, для хранения припасов отвели просторную кладовую. Навесные шкафы заменили открытыми полками, на которых Бейли расставила все, что требовалось ей постоянно. В столярной мастерской одного из друзей Мэтт изготовил кухонные столы из сучковатых сосновых досок, которыми прежде были обшиты стены в гараже одного из заказчиков. Все вместе они посмеялись над тем, что жене заказчика не понравилась прекрасная старая сосна и она попросила Мэтта заменить ее гипсокартоном.

— А поверх него наклеила обои с рисунком под сучковатое дерево! — закончил рассказ Мэтт, и все слушатели покатились со смеху.

Мэтт заделал дыры от гвоздей, счистил с досок накопившийся за долгие годы слой жира и сажи, затем покрыл их матовым лаком. Столы получились настолько удачными, что каждый раз при виде их Бейли расцветала улыбкой.

Но если кухня всецело принадлежала ей, то к остальным помещениям дома она, казалось, не имела никакого отношения. Слова Пэтси о том, что Мэтт наверстывает упущенное, звенели у нее в ушах. В каком-то смысле Мэтт пытался переписать историю. В старших классах он был затворником, рассказывала Пэтси, и покинул Кэлберн «прежде, чем успели высохнуть чернила в его аттестате». А теперь Мэтт то и дело приглашал в гости одноклассников и пытался возобновить дружбу, которой, если верить Пэтси и Рику, между ними и в помине не было.

— Ты же в школе терпеть его не мог, — напомнил Рик однажды, услышав, что Мэтт снова ждет в субботу «старого приятеля». — Этот болван всех уверял, что он первый футболист Кэлберна, хотя знал, что у тебя и пас, и рывок лучше. Но тебе после уроков и в выходные приходилось подрабатывать, поэтому в команду тебя не взяли. Помнишь, как вы подрались на стоянке, когда ты еще работал в закусочной «Дайри Куин»? Тем вечером тебя и уволили.

— Дело давнее, что тут вспоминать, — промямлил Мэтт, включил телевизор и продолжать разговор отказался.

Фотографии членов семьи Мэтта в рамках теперь висели и стояли по всему дому Бейли — вместе с парой пейзажей, неплохих, но купленных Мэттом вместе с бывшей женой.

— Это нарисовал друг ее отца, — объяснил Мэтт. — Сейчас картина стоит недорого, но, возможно, когда-нибудь поднимется в цене.

— Так почему же Кассандра не оставила ее себе? — спросила Бейли, и Мэтт пожал плечами.

— Картеру они не по душе.

Бейли хотелось подхватить: «Мне тоже», но она сдержалась.

Стенной шкаф в коридоре еле вместил спортивное снаряжение Мэтта, Бейли достался только уголок для метлы. Третью спальню заставили коробками, которые Мэтт не открывал с тех пор, как развелся. Он пообещал все разобрать, но до сих пор не сумел выкроить время.

Комната наверху, которую Бейли присмотрела было под кабинет, превратилась в домашний офис Мэтта. Для работы над проектами он установил специальную компьютерную программу. Пол в дальнем углу мансарды починили, узкие перила восстановили, все свободное пространство заполнили вещи Мэтта. Он обзавелся еще одной чертежной доской с кульманом.

— С карандашом в руках мне думается лучше, чем с мышкой, — улыбаясь, объяснил он. В углу пристроилось кресло с пухлой обивкой, лампа над ним и большой пуф. Вдоль стен Мэтт разместил полки и заставил их сотнями справочников.

Бейли вышла через заднюю дверь, пересекла крыльцо и спустилась в сад. «По крайней мере тутовое дерево осталось прежним», — думала она. Остановившись, она запрокинула голову и засмотрелась на старые толстые ветки, плоды на которых уже почти созрели. До сегодняшнего дня ей нравилось, куда движется ее жизнь, но после утреннего двойного удара — известия о продаже магазина и разговора с Арлин — отношение Бейли к последним событиям круто поменялось.

Глядя на тутовое дерево, она понимала, что приблизилась к поворотному пункту своей жизни. Все началось со смертью Джимми и продолжалось до тех пор, пока не достигло этой точки. Ей предстоит принять важные решения. Можно и дальше плыть по течению… Едва подумав об этом, Бейли вспомнила, что так поступала всегда. К тому времени как они с Джимми поженились, он уже был богатым и знаменитым, но известность ему принесли в первую очередь скандальные и дерзкие выходки. После женитьбы он отказался от самых рискованных увлечений и вступил в среду, которую в прессе называли «миром больших ребят». Только когда юная, тихая и полноватая Лиллиан Бейли стала его женой, Джимми смог претендовать на вожделенный титул самого богатого человека в мире.

Бейли понимала, что дала ему: сознание, что хоть один человек в мире знает, каков он на самом деле, и все равно любит его. Быть по-настоящему любимым — разве это не самый сильнодействующий наркотик из всех известных? Джимми часто подхватывал ее, кружил в воздухе и повторял: «Ты дала мне силы, Веснушка. В этом мире мне мало что нужно, но обойтись без тебя я не могу».

И вот теперь, как с Джимми, она начинала растворяться в Мэтте. Она взвалила на Мэтта то же бремя, что и на покойного мужа, — обязанность заменять ей все и вся. Она по-прежнему сидела дома, пряталась в кухне и ждала, когда Мэтт принесет ей весь мир. Бейли вдруг поняла, что не предпринимает никаких усилий, чтобы строить собственную жизнь. И вместе с тем внутренне кипела, раздраженная мебелью, в которой не нуждалась, и гостями, которые ей не нравились.

Она закрыла лицо ладонями и, сама того не желая, невольно вспомнила, как несчастна была последние два года с Джимми.

В двадцать с небольшим она была так влюблена, что восхищалась каждым его поступком. Но два года назад, когда ей исполнилось тридцать, внутри у нее будто что-то перевернулось. Бейли не понимала, что произошло, но внезапно, словно за одну ночь, она стала вспыльчивой, ее злило буквально все. Джимми спрашивал, в чем дело, она резко отвечала, что все в порядке, потом смягчалась и говорила, что хочет уехать куда-нибудь — все равно куда. «От себя все равно не уедешь», — однажды сказал Джимми, всмотревшись в ее глаза.

Прислонившись спиной к стволу дерева, Бейли сделала несколько глубоких, успокаивающих вздохов. Что же ей делать теперь, когда она так много поняла о себе? Сказать по правде, она не представляла, что означают слова «стать самим собой», которые часто встречала в книгах. Может, сказать сегодня Мэтту за ужином: «Я решила стать самой собой»? И что дальше? Встать и положить ему добавки?

Нет, дело не в Мэтте. Он прекрасный человек. Он нравится ей. Правда, между ними так и не вспыхнула искра, но так даже спокойнее, это она в состоянии пережить.

Беда в том, что Бейли всю свою жизнь приспосабливалась к другим и теперь не представляла, как можно жить иначе. Подрастая, она подчинялась своей матери и сестре Долорес. Обе были…

Закрыв глаза, Бейли вспомнила отца. Как и она, Герберт Бейли охотно позволял другим людям принимать решения и брать на себя ответственность.

— Нам с тобой не выжить без таких людей, как твоя мама и Долорес, — часто повторял он Лиллиан. — И потом, спорами их легко разозлить, так что уж лучше пусть все решают сами.

Так он и жил, руководствуясь этим принципом. Ежедневно уходил на работу, возвращался каждый вечер точно в одно и то же время, по пятницам приносил жене зарплатный чек. Он позволял ей делать что угодно и с деньгами, и с домом, и с дочерьми, довольствуясь возможностью сидеть в удобном кресле и читать газеты.

В том кресле он и умер однажды днем в воскресенье. Лиллиан весь день провела в кухне, готовясь к кулинарному конкурсу в молодежной организации, а потом сразу поднялась наверх и легла спать. Свет в гостиной был выключен, потому она и решила, что родители и сестра давно уже в постели. У них в семье было не принято оповещать всех, кто чем занят.

На следующее утро Бейли встала пораньше, ушла к соседям, с ребенком которых обещала посидеть, и вернулась домой только после обеда. Войдя в гостиную и увидев, что отец сидит точно в той же позе, что и вчера, она сразу поняла: его больше нет. Лоб, к которому она прижалась губами, был ледяным, все тело закостенело. Накануне вечером мать с сестрой увидели, как отец уснул в кресле, но даже не попытались разбудить его — только выключили свет и ушли наверх. Бейли навсегда запомнила неприязненные взгляды, которыми смерили полицейские ее мать, когда выяснилось, что хозяин дома, куда их вызвали, скончался почти за сутки до этого.

А еще Бейли запомнила, как небрежно пожала плечами мать. Она заранее позаботилась, чтобы муж выгодно застраховался, поэтому с его смертью положение семьи почти не изменилось. Порой Бейли казалось, что только она одна во всем свете тоскует об отце.

Теперь же Бейли поняла, что больше не хочет быть ребенком, которому отец объяснил, что они похожи, значит, ее жизнью должны распоряжаться другие, а она не вправе им препятствовать. Неужели отец сказал так только потому, что чувствовал себя таким же одиноким, как и она? Неужели нуждался в союзнице, которая поддержала бы его в отказе от сопротивления, позволила считать, что он поступает правильно?

Бейли попыталась разобраться в своих мыслях. Она выросла, зная только одну любовь — отцовскую, но чтобы добиться этой любви, ей требовалось во всем соглашаться с отцом. Стоило ей хотя бы попытаться возразить матери, как она замечала укоризненный взгляд отца, которым он словно грозил, что перестанет любить ее, если она превратится в мегеру вроде ее матери. И Бейли сникала.

Не прошло и трех лет после смерти отца, когда Бейли убежала из дому с Джеймсом Мэнвиллом — гораздо более властным человеком, чем ее мать.

Итак, думала Бейли, что же теперь делать? Разобраться в прошлом очень хорошо и полезно, но как теперь распорядиться вновь обретенным знанием? Можно и дальше жить так, как она жила, раствориться в Мэтью Лонгейкре, стать его тенью, как когда-то раньше она была тенью отца и Джимми. Или совершить решительный шаг — например, выставить Мэтта из дома и объявить, что сначала она сама попробует наладить свою жизнь, а уж потом решит, связываться ей с новым мужчиной или не стоит? Тогда она и узнает, способна ли выстоять одна против целого мира?

Вряд ли. Бейли уже знала, насколько этот мир огромен и жесток. И если бунтарские чувства переполняли ее, то не настолько, чтобы прогонять хорошего человека в надежде, что позднее, когда она будет к этому готова, появится другой. Кроме того, она понимала, что не принадлежит к женщинам, готовым всю жизнь обходиться без мужчины. Да, у мужчин масса недостатков, зато и рассмешить они умеют! Словом, мужчина ей необходим, это Бейли знала наверняка.

Но с другой стороны, разве не потребность в Джимми вынудила ее столько вытерпеть от него?

Вытерпеть, мысленно повторила она. Как это в поговорке — «сколько вытерпишь, столько и получишь»? Она терпела и его романы на стороне, и… шоколад, внезапно вспомнила Бейли и снова вонзила ногти в израненные ладони. Узнав, что шоколад во время диет ей присылал сам Джимми, а вовсе не благодарные клиенты, она разозлилась гораздо сильнее, чем когда слышала об очередных романах мужа.

А представитель «Хайнца»! Вспомнив о нем, Бейли впилась ногтями в ладони так сильно, что сморщилась от боли.

«Ну хорошо, — сказала она себе, — что же мне теперь делать с остатком жизни? Оставить все как есть или добиваться перемен? Раствориться в Мэтью Лонгейкре или все-таки попытаться выяснить, на что я способна? Но не в тени мужчины, а одна, сама по себе?

Перемены даются нелегко. Каких перемен я хочу? Хочу доказать самой себе, что и я на что-то способна». Не хватало еще, дожив до восьмидесяти, объяснять внукам, что хотя ее молодость пришлась на время, когда женщины баллотировались в президенты, сама она предпочла сидеть дома и жарить сыр с луком ораве чужих и к тому же неприятных ей гостей.

«Так что же мне сделать ради самой себя?» — продолжала размышлять Бейли и вдруг хитро улыбнулась. Она сказала Арлин, что была в курсе дел Джимми. Прозрачно намекнула на свою осведомленность, чтобы Арлин перестала считать ее «призраком», как прозвал ее этот мерзкий тип Банди. Но Бейли и вправду кое-чему научилась у покойного мужа.

Во-первых, она немного разбирается в бизнесе. Во-вторых, у нее есть знакомые женщины, которым необходимо хоть чем-нибудь занять себя и разумно распорядиться своей жизнью — как ей самой.

Отлично, подытожила Бейли. Хватит ныть и скулить. С жалкой бедняжечкой Бейли покончено. Ей стало ясно, как быть дальше — озарение пришло только что. Окажись Джимми в такой ситуации — впрочем, он никогда не допускал ситуаций, которыми не мог управлять полностью, — как бы он тогда поступил?

— Затеял партизанскую войну, — словно наяву, услышала она голос Джимми. — Подпольные действия. Сначала действовал бы, а потом оповещал об этом кого сочтет нужным. Когда дело сделано, к тебе уже не станут приставать с «советами». Имей в виду, Веснушка, советы — это в первую очередь контроль, а контроль — это власть».

— Составить план боя! — воскликнула Бейли. — И выяснить, кто на моей стороне.

Улыбаясь, она заспешила к дому — готовить ужин для Мэтта.

Глава 13

Идею Бейли подала Пэтси.

После встречи с Арлин в уэлборнском ресторане прошло два дня, и все это время Бейли ломала голову, пытаясь понять, чего она хочет от жизни.

С рассеянным видом она готовила еду Мэтту, а когда он показал ей план очередного дома, даже не взглянула на него.

— Пенни за твои… — начал было Мэтт, но Бейли никак не отреагировала.

Все ее мысли состояли из сплошных вопросов, в голове крутились бесконечные «что», «как» и «кто».

Только от мимоходом брошенных слов Пэтси внутренняя сигнализация наконец сработала. Пришла очередь Пэтси устраивать у себя прием гостей, куда Бейли явилась на машине, нагруженной домашней стряпней. Она уже достигла стадии, когда сам вид безвкусных сырых овощей и соусов к ним, которые Пэтси обычно выставляла на стол, стал вызывать тошноту.

— С едой у меня одна проблема, — заявила Пэтси, — понятия не имею, что подавать сначала, а что — потом.

Мысли Бейли в этот момент витали где-то далеко. В последнее время она читала всю литературу по маркетингу индустрии, которую обычно называли «производством гурманских продуктов», и убеждалась, что все имеющиеся ниши на этом рынке забиты до отказа. Казалось, все разом бросились производить изысканные джемы, всевозможные соусы, смеси из специй и маринады, и, насколько могла судить Бейли, чуть ли не каждая страна мира отправляла подобный товар на экспорт. Перед ней открывалась единственная возможность: идти по чужому, уже кем-то проложенному пути. А ей отчаянно требовалась ниша, занять которую еще никто не догадался.

— Сначала? — рассеянно переспросила Бейли.

— Ну, перед основными блюдами. Вот ты что обычно подаешь?

— Закуски, — машинально ответила Бейли, не понимая, что имеет в виду Пэтси.

— Да знаю я, — раздраженно отмахнулась Пэтси. — Как это называется, я знаю. А какими они должны быть, не представляю.

— Можно, к примеру… — начала Бейли, но Пэтси перебила:

Страницы: «« ... 678910111213 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Андрей Корф – автор, изумляющий замечательным русским языком, которым он описывает потаенную и намер...
«…Увиденное автором поражает своей точностью, пронзительностью. Галерея женских портретов, как говор...
«…Увиденное автором поражает своей точностью, пронзительностью. Галерея женских портретов, как говор...
«Я сохраняю покой» – новогодняя психоделическая миниатюра, отчасти вдохновленная песней Бориса Гребе...