Тайна в наследство Деверо Джуд

— Он был самым лучшим, самым замечательным, полным жизни. Джимми все умел и все мог. Он был способен добиться чего угодно. — Она невольно впивалась ногтями в руку Мэтта, орошая слезами его плечо, и продолжала рыдать.

Он привстал, передвинулся на траве, уселся и привлек ее к себе на колени, словно ребенка.

— Нет, я не просто скучаю по нему, — всхлипывая, шептала она. — Без Джимми я не знаю, куда себя девать. На Джимми никогда не нападала нерешительность, а я… я. — Она умолкла, и Мэтт прижал ее к себе.

— Тихо, детка, — попросил он. — Попробуй успокоиться.

Солнце уже всходило, Бейли становилось легче. Да, думала она, шмыгая носом, у нее внутри словно прорвало плотину. И невыносимая тяжесть свалилась с души.

Внезапно она со всей остротой осознала, что сидит у Мэтью Лонгейкра на коленях и, что вокруг нет ни души. Неприятных ощущений она не испытала, но вовсе не хотела заходить слишком далеко. По крайней мере, пока. Ей казалось, что дух Джимми где-то совсем рядом, словно витает над ней. И в то же время она не могла придумать причину, чтобы заставить себя отодвинуться от Мэтта, лишиться его утешения и тепла.

— Может, тебе стоит научиться тому, как… — начал Мэтт.

Бейли приподнялась в его объятиях.

— Даже не пытайся объяснять, что я должна научиться жить ради самой себя, — предупредила она. — Покажи мне человека, который живет ради себя, и я покажу тебе пациента, страдающего нарциссизмом.

Мэтт рассмеялся:

— Знаю, ты права. Моя бывшая жила для себя, и больше ни для кого на свете, и можешь мне поверить, нарциссизма в ней было хоть отбавляй.

Бейли вопросительно смотрела на него, ожидая продолжения. Но в этот миг ей на нос плюхнулась холодная дождевая капля, и она вскочила с колен Мэтта.

— Бежим в дом, — позвал он, поднимаясь, — я расскажу тебе все свое прошлое, вплоть до самых интимных подробностей. И ты на время отвлечешься от своих бед.

— Я не против. Есть хочешь?

— Ужасно.

— Готов излить душу в уплату за кормежку?

— Само собой.

Бейли сделала шаг к дому и обернулась.

— И многим ты рассказывал свою историю?

— Ни одной живой душе, можешь мне поверить. Пэтси как только ни изощрялась, лишь бы выведать у меня, почему я женился на Кассандре.

Кивнув и улыбнувшись, Бейли зашагала к дому, Мэтт последовал за ней. Через двадцать минут он уже сидел за кухонным столом, перед миской с клубникой и кексом с сыром маскарпоне, а Бейли замешивала тесто для голландского пудинга — большого, с начинкой из ежевики и нарезанных тонкими ломтиками нектаринов, присыпанного сахарной пудрой.

— Ну вот, время расплаты наступило, — напомнила она, понимая, что ей следовало бы стыдиться недавних слез, но не чувствуя ни малейшего смущения. Наоборот, ей стало легче — впервые с тех пор, как погиб Джимми. Даже краски этой унылой комнаты казались ярче, чем накануне. А большая серебристая плита теперь сверкала, как звезды. — Выкладывай, — добавила она. — Расскажи мне свою историю.

Мэтт даже не пытался скрыть удовольствие, вызванное ее просьбой.

— Тебе когда-нибудь хотелось чего-нибудь запретного — чтобы ты знала, что пользы от твоего желания никакой, но все-таки не могла удержаться?

— Хотелось, — не раздумывая подтвердила Бейли. — Шоколада.

Мэтт улыбнулся.

— Нет, я имею в виду — большого, значительного…

— Тогда — корзину размером с ту, в которой плыл Моисей, до краев наполненную шоколадом «Годива»! С малиной и сливками. С карамелью. С шоколадными трюфелями. И это после четырех недель жесткой диеты, при которой надо потреблять не больше тысячи калорий в день, к тому времени, когда от слабости голова начинает кружиться всякий раз, когда пробуешь встать. И вдруг такое богатство — шоколад, божественный, бесподобный, изумительный шоколад! И так много — хоть ешь, хоть купайся в нем. Можно вгрызаться в него, въедаться, смотреть, как он тает, стекает по пальцам, и слизывать сладкие струйки. Ты про такое желание?

К тому времени как она договорила, глаза Мэтта были широко раскрыты, челюсть отвисла.

— Знаешь, меня, конечно, тянуло к Кассандре, но не настолько.

Бейли с улыбкой подала ему ложку заварного крема:

— Сними пробу.

Мэтт лизнул густой, как сливки, крем, и довольно зажмурился.

— Что это? — потрясенно спросил он.

— Там целый стручок ванили. От него вкус становится ярче. Ну все, хорошего понемножку. Теперь рассказывай про себя.

— Итак, на чем мы остановились? — Напоследок он не удержался и лизнул ложку еще раз. — Я как раз окончил школу дизайна и архитектуры. Кстати, в нашем выпуске я был лучшим.

— Впечатляет.

— Для того и было сказано. Но не спеши завидовать, — продолжил Мэтт, — может, если бы я не получал столько призов и предложений отличной работы, я не был бы таким самовлюбленным. А если бы предложений поступало поменьше, я бы не привередничал и согласился уехать в Сент-Луис или Миннеаполис. Работал бы в офисе, учился чему-нибудь новому… Но я отказался от этих предложений и ничему так и не научился — во всяком случае, в области архитектуры. Нет, мне хотелось поразить мир собственными проектами жилых домов! Мэтью Лонгейкр не создан для того, чтобы проектировать офисные коробки! В конце концов, я принял предложение одного безумно богатого человека — из старой потомственной аристократии, с земельными владениями на Лонг-Айленде. Мне поручили построить дом, больше похожий на шкатулку с драгоценностями, для его единственного ребенка — дочери Кассандры, которая следующей весной выходила замуж за Картера Хейверфорда Норкотта Третьего. Мне почему-то втемяшилось в голову, что если я построю роскошный особняк, на многолюдной свадьбе его увидит тьма народу и у меня не будет отбоя от заказчиков.

— Но вместо этого ты сбежал вместе с невестой.

Мэтт ответил не сразу.

— Парадокс в том, что на самом деле я ее не хотел. Можно сказать, я ее толком и не рассмотрел. Меня манила ее жизнь. Моя… — Он смутился. — Моя мать из такой же семьи. Когда она сбежала с моим отцом, родные отказались от нее. Но даже много лет спустя, когда мой отец бросил ее, а мама стала работать официанткой и вообще бралась за любое дело, лишь бы прокормить двух детей, она… — Мэтт отвернулся, но Бейли различила на его лице тень раздражения.

— Она была создана для другой жизни, — подсказала она.

— Да. В маме чувствовалась порода.

Бейли наблюдала, как он рассеянно вертит в руках ложку.

— И тебе тоже захотелось такой жизни.

— Да.

Бейли села напротив него с чашкой чаю и взяла один тост из стопки поджаренных ломтиков пшеничного хлеба из цельной муки. Хлеб был сухим, без масла.

— И когда же ты познакомился с этой дочерью богача, Кассандрой?

— На третий день работы. Она попала в меня теннисным мячом, и я свалился в декоративный пруд с рыбками.

Слушая историю Мэтта, Бейли выпила три чашки чаю, а его чашку наполняла четыре раза. Она нарезала клубнику с бананами, полила их сливками и молча придвинула миску Мэтту.

Он рассказывал, а она не только вслушивалась в слова, но и ловила эмоции, которые он в них вкладывал. Этот человек способен на глубокие чувства, думала она. Несмотря на все его попытки сделать вид, будто прошлое давно перестало ранить его, он сжимал ручку кофейной чашки так, что костяшки его пальцев побелели, да и белая морщинка в уголке губ выдавала его.

Мэтт рассказывал, как рослая и стройная блондинка, красавица патрицианка в белоснежном теннисном костюме, пренебрежительно отнеслась к нему при первой же встрече. Но потом поссорилась на теннисном корте со своим женихом-аристократом, Картером Хейверфордом Норкоттом Третьим и запустила теннисным мячом в затылок архитектору, нанятому для строительства нового дома, застала его врасплох, он потерял равновесие и рухнул в пруд.

— Если бы не ее ссора с Картером, — объяснял Мэтт, — ничего бы не случилось. Но я был там, сидел на берегу пруда — двадцатипятилетний, в мокрой футболке, — и тщедушный Картер при виде меня зеленел от зависти.

Мэтт признался, что в тот день заметил нечто новое в глазах Кассандры — то, что «взволновало его до глубины души».

— Правда, через несколько лет я решил, что мне почудилось, но в то время верил, что в ее глазах промелькнула искра, и эти глаза молили…

— «Спаси меня!» — подсказала Бейли.

— Да! Но как ты…

— Все это мы уже проходили. Итак, она собиралась замуж за человека своего круга, тощего зануду и коротышку, и тут вдруг увидела рослого, накачанного классного парня, сидящего в мокрой футболке на берегу пруда. И безмолвно позвала его на помощь.

Улыбаясь, Мэтт прислонился к спинке стула и демонстративно выпятил грудь, довольный, что его назвали «рослым и накачанным».

— В общем, показалось мне или нет — не знаю. Но уже в следующую минуту она вдруг поморщилась и пробормотала: «Какой жалкий! Наверняка таскает из пруда рыбу и ест на обед».

— Уж лучше бы промолчала.

— Когда я поближе узнал Кассандру, то обнаружил, что так она, видите ли, шутит. Не знаю, с чего она взяла, что это смешно — над ее словами никто сроду не смеялся, а сама она не смеялась никогда, — но в своем редкостном чувстве юмора она ничуть не сомневалась.

— И что же было дальше? — Бейли взяла из миски клубничину и съела.

Мэтт провел ладонью по лицу, словно смахивая паутину с воспоминаний.

— Мы ведь худшие враги самим себе, знаешь? Никто не может причинить нам столько вреда, как мы сами. Окончив учебу, я сделал все возможное, чтобы получить заказ от отца Кассандры. Он хотел заказать проект дома одному из моих преподавателей, но я буквально завалил его идеями и эскизами и наконец заполучил эту работу. Так было и с Кассандрой. Я добивался ее как только мог.

Бейли жевала клубнику и слушала, как Мэтт из кожи вон лез, чтобы добиться расположения мисс Кассандры Бомон. Пару раз Бейли замирала с приоткрытым ртом, настолько невероятными казались ей поступки Мэтта. Словно в сказке, он вскарабкался по садовой решетке, увитой розами, и проник в спальню Кассандры. А потом, как в плохой комедии, был вынужден прятаться от горничной под кроватью.

— Кассандра, должно быть, совсем растерялась, — заметила Бейли.

— Она заинтересовалась мной. Смотрела на меня во все глаза, как антрополог на представителя неизученного племени, и удивлялась всему, что бы я ни сделал. Просто сидела, не сводила с меня холодного взгляда огромных голубых глаз, но не вмешивалась.

— Дай-ка угадаю, что было дальше: чем холоднее она держалась, тем пуще ты усердствовал.

— А ты откуда знаешь? — удивился Мэтт, заставив ее улыбнуться.

— Так как же ты уговорил ее выйти за тебя замуж?

Мэтт ненадолго перевел взгляд на свои руки, потом снова посмотрел на Бейли.

— Честно говоря, мне кажется, что она просто захотела таким способом выделиться в своем кругу. Мне, воспитанному матерью-одиночкой и почти нищему, Кассандра казалась экзотической птицей, а среди себе подобных она была заурядной и пресной, как снятое молоко. По-моему, она вообразила себе, что после шести недель нашего брака, вернувшись к папочке и в Охотничий клуб, она мигом окажется в центре внимания.

— А что скажешь про себя? Что было, когда вы поженились? — мягко спросила Бейли.

— Ничего. Оказалось, что у нас нет ничего общего. Напрасно я надеялся, что она оживится, сбросит маску, оставшись со мной наедине. Ну, знаешь, — снаружи лед, под ним пламя и так далее… — Мэтт криво усмехнулся. — Но через две недели угас даже интерес к сексу. Признаюсь честно: всю глубину своей ошибки я осознал на следующее утро после нашего побега. Я проснулся, перекатился поближе к ней и сказал: «С добрым утром, Кэсси», и услышал в ответ: «Не смей меня так звать. Какая пошлость!»

Прежде чем продолжить, Мэтт несколько раз тяжело вздохнул.

— Она действительно не понимала, что мне не по карману ее занятия верховой ездой или даже покупка членской карты в загородном клубе. Ее отец сразу понял, что я попался. Он заявил: «Ты же так усердно добивался ее, теперь она твоя». — Мэтт отвел глаза, перевел дыхание и улыбнулся Бейли. — Трудно признаваться в этом, особенно женщине, к которой я… отношусь так хорошо, как к тебе, но придется: за Кассандрой я ухлестывал из корыстных побуждений. Я хорошо помню, как готовился разыграть оскорбленного героя и заявить, что люблю его дочь, а не его деньги. И при этом рассчитывал, в конце концов, принять в подарок на свадьбу, скажем, дом — разумеется, построенный по моему проекту — и несколько ухоженных акров земли. Да еще надеялся, что мой новоиспеченный тесть скажет своим богатым друзьям: «Закажите проект нового дома на Барбадосе моему зятю. Он мне хоть и родня, но в своем деле лучший». Но… — Мэтт улыбнулся. — От старого хитрого лиса я не получил ничего, кроме рукопожатия. Мне не досталось в приданое даже тостера.

Мэтт рассмеялся и, как показалось Бейли, после исповеди ему стало легче.

— Если подумать, родители Кассандры наверняка были только рады сбыть ее с рук. Они обеспечили ее всем, о чем можно только мечтать, но вырастили прекрасное чудовище. Любовь, деньги — все у нее перемешалось. Наверное, вместо того чтобы уделять ей время и внимание, родители заваливали ее подарками, вот и от меня после нашей свадьбы она ждала того же самого. Она заявляла, что это моя прямая обязанность, если я действительно ее люблю, и ничего не желала понимать, даже когда я показывал ей свои банковские выписки.

— Так почему же ты сразу не развелся с ней?

— Из гордости, — объяснил Мэтт. — Я ведь разболтал всем подряд, что она будет моей. Никогда не забуду, как ухмыльнулся ее отец, когда Кассандра объявила ему, что мы поженились. Эта ухмылка заставила меня взяться за дело, зарабатывать все больше и больше, потому что лишь с деньгами я мог стать ровней ее отцу. Я… — Мэтт помолчал. — Я сам того не сознавал, но все время, пока я добивался Кассандры, мне представлялось, как мы сидим с ней за обеденным столом ее отца. Понимаешь… — Мэтт вскинул голову, и его улыбка стала ироничной, — благодаря маминому воспитанию я многое знал — какой вилкой едят устрицы, какой нож для рыбы и так далее. Вот мне и мечталось, что ее отец посмотрит и скажет… — Мэтт снова улыбнулся. — Не знаю, откуда во мне такая наивность, но я надеялся услышать от него что-нибудь вроде «я думал, моя дочь совершила мезальянс, а теперь вижу, что ты один из нас».

Бейли знала, что он ждет от нее улыбки, но ее лицо словно окаменело. Слишком часто ей приходилось слышать унизительные замечания в свой адрес. Джимми мог позволить себе обращаться как с равными и с мусорщиками, и с королями, и поскольку каждый из них пытался урвать свою толику от его состояния, смеяться над ним никто не смел. Но Бейли часто доставалось от этих людей. И вправду, зачем такому человеку, как Джимми Мэнвилл, нужна невзрачная толстушка Лиллиан?

— Знаешь, что было дальше? — продолжал Мэтт. — В тот вечер, когда мы явились к ним, чтобы сообщить, что тайно поженились, все они ужинали — вообще-то я все подстроил так, чтобы успеть к ужину. Я оглядел столовую и увидел, что рядом со стариком сидит Картер. Его принимали, меня отвергали: все осталось по-старому.

— Неужели они даже не встревожились, узнав, что единственная дочь куда-то исчезла?

Мэтт пожал плечами:

— Понятия не имею. Но похоже, они были уверены, что через несколько недель мы разбежимся, вот и делали вид, будто ничего не произошло. Для них я был временным явлением, как тень от облака.

— И ты захотел доказать им, что они ошибаются, — заключила Бейли.

— Можно сказать и так. А еще — доказать самому себе, что я не полный и безнадежный болван. И если положением в обществе мне с ними не сравняться, то в работе я обставлю любого. Я начал обзванивать компании, от работы в которых отказался, и предлагать свои услуги. А если их отвергали, я унижался и умолял.

Он рассказал, как годами вкалывал без продыху, лишь бы заработать побольше. У него не было ни свободного времени, ни увлечений — ничего, кроме работы. Но он сумел дать Кассандре и загородный клуб, и большой дом, и беззаботную жизнь. А самому ему доставались лишь счета и стрессы.

— Как же вышло, что ты наконец образумился и развелся с ней?

— У меня случился инфаркт. — Мэтт улыбнулся. — По крайней мере, мне так показалось. В больнице мне сообщили, что это было всего лишь несварение — мол, отправляйся домой, хватит попусту отнимать у нас время. Но этого мне хватило, чтобы перепугаться до смерти и понять, что второй шанс в жизни я не упущу, если он только мне представится. Я вернулся домой средь бела дня, чего никогда прежде не бывало, и…

— И что же?

— Застал Кассандру голой в ванне. С Картером. Стоял, смотрел на них и думал только об одном: я заплатил за эту ванну, а времени, чтобы понежиться в ней, так ни разу и не нашел. И вдруг расхохотался. Мне стало так легко! Теперь я наконец мог отделаться от Кассандры, не испытывая угрызений совести. Я сказал: «Ну вот, вернулись к тому, с чего начали». Картер заговорил: «Слушай, Лонгейкр…» «Нет, сделай одолжение, не вставай, — перебил я. — Можете продолжать. Не стесняйтесь». Я повернулся и вышел, услышав за спиной голос Кассандры: «Вернется, не волнуйся. Он меня обожает». Тут-то я и понял, что по-настоящему свободен.

Мэтт рассказал, как закрыл свою преуспевающую архитектурную фирму, продал все, что имел, выплатил нешуточные долги, отдал бывшей жене половину имущества и вернулся в Кэлберн.

— И что теперь? — тихо спросила Бейли.

— Теперь я хочу выяснить, кто же я такой. А для этого — покопаться в себе. Но я уже понял, что к Кассандре меня тянуло желание иметь семью. Я вырос без отца, а в то время все жалели детей, которых воспитывали только матери, как нас с братом.

— Что будешь делать дальше? — тихо спросила Бейли.

— Точно не знаю, но есть кое-какие идеи, — ответил он, глядя ей в глаза.

Во второй раз за день Бейли отвернулась и отстранилась, сама не понимая почему.

— Хочешь еще пудинга? — спросила она, вставая из-за стола.

«Да что это со мной, — думала она. — Почему я не могу взять то, что предлагает этот симпатичный мужчина? Или Джимми вечно будет стоять у меня на пути?»

— Чем займешься сегодня? — вместо ответа спросил Мэтт. — В воскресенье можно и не работать. Чего бы тебе хотелось?

— Слетать в Индию, еще раз взглянуть на Тадж-Махал, — отозвалась Бейли шутливым тоном, но Мэтт не засмеялся, а так пристально посмотрел на нее, что Бейли отвела глаза. — Хочу поработать на веранде, — поправилась она. — И сделать кухню хоть немного поприличнее.

— Годится, — кивнул Мэтт, по-прежнему глядя на нее в упор.

Глава 11

Шесть недель спустя

Бейли переложила салат в большую деревянную миску и нахмурилась, глядя на него. Сам по себе салат был неплох — с ярко-оранжевыми дольками консервированных мандаринов, твердыми тоненькими пластинками миндаля и свежайшими листьями латука. Запивать его предполагалось чаем со льдом и ложкой малинового сока. Словом, обед был как обед, но не возбуждал у Бейли аппетита.

Она перевела взгляд на проспект риелторской конторы, лежащий рядом на столе. «Эту недвижимость два дня как продали», — услышала она от риелтора час назад.

Бейли сидела одна в кабинете уютного ресторанчика в Уэлборне, обедала в полном одиночестве и пыталась понять, что с ней творится. Джимми в таких случаях обычно спрашивал: «Опять места себе не находишь, Веснушка?» — а потом подхватывался и увозил ее в какой-нибудь чудесный уголок. Но Джимми нет, нет и денег, чтобы сорваться в одно мгновение и укатить развлекаться.

Она снова уставилась на проспект — в одну страницу, но с красивой цветной фотографией магазина по соседству с этим рестораном. Магазин не впечатлял ни размерами, ни убранством, но сразу понравился Бейли, Дженис и Пэтси. Очень понравился. Что же могло случиться, ломала голову Бейли, изучая проспект.

Пять с половиной недель назад Пэтси позвонила ей, сообщила, что едет в Уэлборн, и спросила, не хочет ли Бейли составить ей компанию. День был будний, Мэтт уехал работать, и поскольку Бейли уже забила всю кладовую бутылками и банками домашних консервов, маринадов и наливок, заняться ей было решительно нечем. Даже расследование прошлого Джимми зашло в тупик. Запрос Мэтта насчет предыдущих владельцев фермы оказался напрасным: очевидно, дом покупали и продавали еще до того, как информацию о подобных сделках стали заносить в компьютерные банки данных.

Дождавшись Пэтси, Бейли ничуть не удивилась, заметив на заднем сиденье ее машины Дженис. Правда, Бейли так и подмывало спросить, каким образом Пэтси пригласила ее с собой, но пришлось промолчать.

За получасовую поездку до Уэлборна Бейли успела наговориться и с Пэтси, и с Дженис, выспрашивая подробности их жизни и стараясь умалчивать о себе.

Уэлборн оказался в точности таким, как и ожидала Бейли: процветающим курортным городком с обычным набором магазинов для богатых и праздных покупателей. Гуляя вместе со спутницами по улицам и разглядывая витрины, Бейли втайне порадовалась тому, что скоростное шоссе построили в обход Кэлберна. При всей заброшенности Кэлберн выглядел настоящим, а Уэлборн производил впечатление фальши.

— Надо работать здесь, а жить в Кэлберне, — заключила Бейли вслух, разглядывая витрину магазина.

— Тогда и перестройка старых домов будет по карману, — поддержала Пэтси.

— Кэлберну нужен бизнес, место, где могли бы работать женщины, — добавила Дженис, и в ее голосе прозвучала такая горечь, что Бейли вскинула голову и пристально посмотрела на нее.

Возможно, именно эти слова заставили всех троих задуматься. Через десять минут, проходя мимо сувенирного магазинчика со скромной табличкой «Продается» в углу витрины, никто не сказал ни слова. Но за обедом в том же ресторане, где Бейли сидела сейчас, все трое только и говорили, что о выставленном на продажу магазине. Дженис и Пэтси устроились по одну сторону стола, чтобы не смотреть друг на друга, Бейли — напротив.

Разговор завела Дженис. Глядя в большое меню в пластиковой обложке, она заявила:

— Будь у нас магазин, мы могли бы продавать все эти твои джемы и маринады.

Бейли не успела опомниться, как они заговорили все разом, торопясь и перебивая, и хотя Дженис и Пэтси не смотрели друг на друга, разговор между собой все-таки вели.

— Рукоделие! — воскликнула Пэтси. — Я могу шить что угодно.

— Подарочные корзины! — подхватила Дженис. — Мы могли бы открыть магазин подарочных корзин — наполнять их твоими домашними джемами, желе и…

— …шитьем Пэтси, — продолжила Бейли. — У меня была одна богатая знакомая, которой муж подарил тряпичного дракончика с ее вышитым именем, и она, представляете, обрадовалась ему больше, чем всем подаренным бриллиантам!

— Так бриллианты он, наверное, дарил потому, что совесть загрызла, — предположила Пэтси.

— Вообще-то да, — подтвердила Бейли, и все трое рассмеялись.

Мысль о покупке магазинчика в курортном городке крепла с каждой минутой. Оказалось, что у всех троих собеседниц слишком много свободного времени. Правда, Дженис растила двух маленьких дочерей, но Бейли узнала, что мать ее мужа живет с ними, и девочки привыкли к ней так же, как к родной матери. Когда Дженис рассказывала об этом, Бейли заметила, что на ее лице появилась тень такого же выражения, как на экскурсии по дому Пэтси. Что оно означало, Бейли так и не поняла. Возможно, гнев. Или капитуляцию.

К завершению обеда женщины заговорили о деньгах. Они вернулись к облюбованному магазину, вошли внутрь, мысленно принялись обустраивать его, прикидывать, как расставят мебель. К моменту продажи магазин ничем не отличался от множества других уэлборнских: в нем продавали всякую всячину, ни на чем не специализируясь. Футболки с надписями «Уэлборн, Виргиния» соседствовали с целой полкой, заставленной свечками, и стеллажом дешевых игрушек. Услышав голоса посетительниц, хозяйка вышла навстречу и показала им магазин. Помимо уютного торгового помещения с окном-витриной, в нем было три комнаты для хранения товара и ведения бухгалтерии.

— Раньше здесь продавали цветы, — объяснила женщина.

Она открыла заднюю дверь, вывела посетительниц на просторную стоянку, и на миг все трое замерли, ослепленные солнечным светом, не зная, как быть дальше. Все понимали, что наступил поворотный момент. Что теперь — вернуться домой и обо всем забыть или сразу купить магазин?

Решение приняла Дженис.

— Сначала надо разузнать насчет конкуренции. А вдруг в Уэлборне уже есть магазин подарочных корзин? Не знаю, хватит ли здешних покупателей второму такому же. И потом, кто-то должен обсудить с риелтором финансовые вопросы. Нам понадобится специалист, который выяснит, как управлять магазином подарочных корзин — и стоит ли вообще затевать это дело.

Вспоминая тот день, Бейли улыбнулась. Дженис вела себя как сержант, инструктирующий новобранцев. Бейли и Пэтси вдруг сосредоточились, и каждая инстинктивно поняла, в чем заключается ее задача. Пэтси поспешила выяснять, есть ли в округе другие такие же магазины, Бейли — в местную библиотеку за информацией, а Дженис — в риелторскую контору, вести переговоры о финансах.

К тому времени как они снова встретились, было уже шесть вечера, каждая принесла с собой кучу новостей. Пэтси повезла всех обратно в Кэлберн, по дороге заехав в магазин, где женщины возили три тележки по проходам между стеллажами, не умолкая ни на минуту.

Очутившись дома, они избрали в качестве новых слушателей мужчин, которые оказались поблизости. Дженис объявила Скотту, что будет вести бухгалтерию новоиспеченной компании. Пэтси сказала Рику, что намерена стать креативным директором, а Мэтт узнал от Бейли, что она арендует большую кухню, чтобы производить свои лучшие джемы и маринады в промышленных масштабах.

— Мы не знаем, как назвать компанию, — признались своим мужчинам все трое. — Может, подскажешь что-нибудь?

И вот теперь, сидя за тем же самым столиком, где они с Дженис и Пэтси впервые заговорили о своем бизнесе, Бейли снова посмотрела на листок бумаги с яркой фотографией. Вчера магазинчик продали. Но не им.

Что же все-таки произошло, недоумевала Бейли. В тот день, возвращаясь домой, они не помнили себя от радости. Бейли смеялась, по-настоящему смеялась впервые за долгое время, и заметила: «Все мы извелись от скуки».

Вечером они созвонились, причем Бейли пришлось сделать вдвое больше звонков, чем остальным: Дженис и Пэтси не разговаривали даже по телефону, поэтому Бейли пришлось передавать одной, что сказала другая, и наоборот.

В те первые дни мужчины не скупились на поддержку. Мэтт вызвался отремонтировать магазин. Скотт пообещал выделить новой компании два грузовичка, выпущенных всего двумя годами раньше. Рик, которому принадлежали три заправки со станциями техобслуживания и который, по словам Пэтси, мог починить что угодно, заявил, что будет заправлять грузовички бесплатно, да еще и чинить их, если понадобится. Пэтси добавила, что ее сыновья будут развозить покупателям заказанные корзины — не упомянув, правда, по доброй ли воле близнецы приняли это решение.

На целую неделю жизнь Бейли превратилась в вихрь увлекательных событий, постоянных телефонных звонков и назначенных встреч, спешного чтения книг и просмотра сайтов. С помощью Мэтта она в рекордный срок изучила премудрости поиска в Интернете. Правда, в остальном компьютер оставался для нее тайной, но Мэтт сказал, что впервые видит, чтобы пользование Интернетом осваивали так стремительно.

Но прошла неделя, и ситуация начала меняться. В понедельник утром Дженис позвонила Бейли и сообщила, что у Скотта проблемы с налоговой службой, и без ее помощи ему никак не обойтись. Она очень сожалеет, но Скотт больше никому на свете не доверяет— наверное, Бейли сможет ее понять… Через два дня Рик устроил вечеринку в честь дня рождения Пэтси и преподнес ей швейную машинку с компьютером и программой вышивания. За новую машинку Пэтси засела так плотно, что времени на разговоры о магазине у нее вообще не осталось.

В субботу утром Мэтт принес Бейли новость: архитектурная компания, в которой он когда-то работал, предложила ему спроектировать несколько домов специально для продажи проектов через сайт. В прошлом продажи по каталогам шли вяла, а с появлением Интернета у людей появился выбор.

— Ну как тебе? — спросил Мэтт у Бейли.

Разговор состоялся в кухне, Бейли была в скверном настроении. Дженис и Пэтси подвели ее. В тот день Бейли собиралась встретиться с ними и заняться планированием работы в компании, но Пэтси взялась вышивать тигра на рубашке сына, позаимствовав рисунок из яркой книжки с образцами, а Дженис разбиралась с финансовыми делами восьмилетней давности, которые поручил ей Скотт.

На набросок, показанный Мэттом, Бейли едва взглянула.

— Кухня никуда не годится, — заявила она, ожесточенно перемешивая кипящий на плите soupe au pistou [5] .

— Да? А что с ней не так? Этот дизайн называется «кухня для гурманов». Я думал, тебе понравится.

— Почему это, интересно, когда речь заходит о кухне, оказывается, что для вас, мужчин, «большой» и «гурманский» — одно и то же?

— И чем же я заслужил это твое «для вас, мужчин»?

Бейли понимала, что несправедлива к нему, но слишком хорошо помнила, что от совместного проекта Дженис и Пэтси отвлекли не кто-нибудь, а мужчины.

Не дождавшись ответа, Мэтт спросил:

— А ты могла бы придумать для кухни дизайн получше?

— Да хоть сейчас, — обронила она и снова поджала губы, а Мэтт вручил ей большой блокнот с листами миллиметровой бумаги.

Не прошло и десяти минут, как оба склонились над наброском. Бейли увлеченно переделывала кухню на плане дома, разработанном Мэттом.

С тех пор они работали вместе. Мэтт подумывал о целом сборнике планов жилых домов и создавал свой сайт. Если бы ему удалось наладить сотрудничество с крупной компанией вроде «Дом по плану», он смог бы зарабатывать на хлеб и при этом жить в Кэлберне. Он уже предложил Бейли основать общий бизнес и заниматься дизайном кухонь.

— Лиллиан?

— Да? — рассеянно откликнулась Бейли, не поднимая глаз от проспекта.

— Значит, это все-таки ты. Я как вошла, сразу поняла, что где-то тебя уже видела, только не сразу сообразила, кто ты. Тоже прикатила на воды? Требуй, чтобы тебя обслуживал Андре. Он прелесть.

У Бейли от ужаса сам собой открылся рот: перед ней стояла знакомая из давнего прошлого, Арлин Браун-Томпсон, она же баронесса фон Линдензаль. Между тем Арлин уже усаживалась за столик.

— Простите, вы, наверное, меня с кем-то перепутали, — промямлила Бейли. — Я не…

— Ну точно, так и есть, — перебила Арлин, всмотревшись. — Шикарно выглядишь. Можешь мне поверить. Много скинула? Фунтов сто или больше? А нос! Слушай, чтобы сделать приличный нос из твоего руля, наверняка пришлось вытерпеть десяток операций!

Бейли вспыхнула, глядя на нее и чувствуя, как голова идет кругом при мысли о последствиях случайной встречи. Если Арлин выдаст ее какой-нибудь бульварной газете, завтра перед крыльцом Бейли соберется столько репортеров, что не протолкнешься. А если Арлин…

— Да перестанешь ты так на меня таращиться или нет? — прервала ее мысли Арлин. — Не собираюсь я тебя выдавать! Если хочешь разгуливать по захолустью в таком… виде, — похоже, у нее не нашлось слов для описания хлопковых брюк и футболки Бейли, — это меня не касается. И потом, ты тоже в курсе моих секретов.

Арлин многозначительно хохотнула, и Бейли чуть не выпалила, что секреты ее собеседницы никто не захочет читать в газетах. Когда-то Бейли не раз заставала Арлин в раскованных позах с молодыми людьми, работающими на Джимми. Узнавая об этом, Джимми заходился хохотом: «Тетке сто лет в обед! Ай да Арлин!»

Арлин плюхнула на стол сумочку от «Гуччи» и принялась рыться в ней. Бейли точно знала, что она ищет сигарету: без этого аксессуара Арлин не могла обойтись и нескольких минут. В своем прежнем кругу Бейли нередко слышала шутки о том, что Арлин за всю свою жизнь ничего не съела и питается только табачным дымом да спиртным. Ее кожа казалась иссушенной, тело — тощим и чахлым.

— Ну, рассказывай, — распорядилась Арлин, закуривая.

— Здесь зал для некурящих.

— Я только что перепихнулась с хозяином, так что он нас не выставит, — объяснила Арлин и расхохоталась при виде вытянувшегося лица Бейли. — Милочка, тебя до сих пор так легко шокировать! Да не было у меня с ним секса, не было. Но уже четвертый час, а ты же знаешь этих американцев: все они заканчивают обедать к часу и разбегаются по своим унылым офисам.

Так получилось, что Бейли знала о детстве Арлин, проведенном в Техасе. И ее привычку называть себя «гражданкой мира».

— Выкладывай все, — потребовала Арлин. — Начинай.

— Я ничего не собираюсь тебе рассказывать, — ответила Бейли и с удовольствием заметила, как приподнялись выщипанные в ниточку брови Арлин.

— Тогда, может, хочешь узнать от меня, что стало с твоими друзьями?

— С теми самыми, которые позвонили мне после смерти Джимми, чтобы выразить соболезнования? Этих друзей ты имеешь в виду?

— Бог ты мой… — Арлин глубоко затянулась, разглядывая Бейли сквозь дым. — С каких это пор у тебя есть язык? Ты же раньше сидела в углу и пикнуть боялась. Только отводила глаза и ждала Джеймса.

Бейли схватила сумочку:

— Пойду я, пожалуй.

— А я велю своему шоферу проследить за тобой, — преспокойно заявила Арлин. — Знаешь, он ведь раньше работал в ФБР.

Бейли снова села.

— Ну хорошо, чего ты от меня хочешь?

— Узнать, отчего ты так похорошела и стала такой злой.

— Я не злая! — выпалила Бейли, опомнилась, окинула взглядом почти пустой ресторан и понизила голос. — Я не злая, — повторила она тише, — не понимаю, с чего ты это взяла.

— Дай-ка подумать: ты была замужем за человеком, который не пропускал ни одной юбки, а потом он умер и ничего не оставил тебе. И теперь…

Бейли снова схватила сумочку, но Арлин помешала собеседнице уйти, удержав ее за запястье.

— Ну хорошо, я прошу прощения. Нам незачем говорить о том, что с тобой случилось.

— Ты права. Нам вообще незачем и не о чем говорить. — Бейли нетерпеливо приподнялась, но Арлин сжимала ее запястье, словно клещами. — Что тебе нужно, Арлин?

— Так это правда? Джимми не оставил тебе ни гроша?

— Ясно, тебе нужны деньги.

Арлин пожала плечами:

— У каждого свои потребности.

Бейли выжидательно молчала, Арлин понизила голос.

— Прошу тебя, сядь, и давай поговорим. Я скучаю по Джеймсу. Клянусь, больше никаких шпилек.

Бейли понимала, что должна уйти, но что-то удерживало ее. Во-первых, Арлин была давней знакомой. Даже с огромной натяжкой Бейли не назвала бы ее своей подругой, однако Арлин вращалась в кругу Джимми. Ее стервозность он находил забавной. «Вдобавок она знает все и вся», — говорил Джимми.

Бейли нехотя опустилась на свое место.

— Ладно, так о чем ты хочешь поговорить?

— О тебе, — сказала Арлин. — Хочу знать, почему ты так похорошела. При Джимми на тебя было смотреть тошно.

— Спасибо, — кивнула Бейли. — На тебя тоже.

Арлин откинулась на спинку дивана, затянулась и задумчиво прищурилась, изучая Бейли.

— А ты и вправду злая. Значит, ты всегда была такой? Или стала с недавних пор?

— Я не… — начала Бейли, но передумала и тоже откинулась на спинку.

Страницы: «« « ... 56789101112 » ... »»