Путешествие тигра Хоук Коллин

18

Вспомнить проще, чем вернуть

Мы с Кишаном завертели головами, но никого не увидели.

А голос из тьмы повторил:

– Я сказал: отпусти ее.

Тень выступила в круг света и остановилась на мостках над нами.

Я запрокинула голову и ахнула.

– Рен?

Кишан шагнул назад и заслонил меня собой. Тогда Рен с яростным рычанием шагнул с края верхней палубы вниз. Он пронесся по воздуху – весь в белом, босой, со сверкающими синими глазами – и приземлился на корточки. Потом выпрямился и медленно направился к нам, как темный ангел гнева и возмездия.

Холодный, расчетливый, безжалостный ангел медленно произнес:

– Не… заставляй меня повторять.

Его глаза ни на миг не отпускали Кишана. Его суровое лицо внушало ужас. Он был похож на стремительно приближающийся ураган. Я положил руку на локоть Кишана, и разъяренный взгляд Рена впился в мою ладонь. Потом его глаза снова с быстротой молнии взметнулись к лицу Кишана.

– Рен! – осторожно заговорил Кишан. – Что случилось? Успокойся. Ты не в себе. – Не поворачивая головы, он сделал еще один шаг назад и негромко сказал, обращаясь ко мне: – Келси, встань мне за спину. Только медленно.

Я с усилием сглотнула и отошла, убрав руку с руки Кишана. Рен наблюдал за нами, как кот, следящий за трепыханием загнанной в угол мыши. Он слегка наклонил голову, зорко ловя каждое наше движение. Кишан снова заговорил с ним негромким, успокаивающим голосом, и мы потихоньку начали пятиться назад.

– Если он бросится на нас, я займусь им, а ты беги за Кадамом, – еле слышно шепнул мне Кишан.

Я кивнула, боясь выглянуть у него из-за спины.

Рен сделал широкий шаг вперед:

– Отойди от нее, Кишан. Сейчас же.

Кишан мотнул головой:

– Я не позволю тебе тронуть ее!

– Тронуть ее? Я не собираюсь ее трогать. А вот тебя, напротив, я собираюсь убить.

Кишан поднял руку:

– Рен, я не знаю, что на тебя нашло. Может, это яд кракена. Но я прошу тебя, успокойся и отойди.

– Вишшва![22] – рявкнул Рен.

Потом он начал кричать на Кишана на незнакомом мне языке и так быстро, что я не разобрала ни слова. Не знаю, что именно он говорил, но слова были такие, от которых Кишан затрясся и заиграл желваками. Грозный рык заклокотал в его груди.

– Келси, – прошипел Кишан сквозь стиснутые зубы, – уходи. Беги!

Чем бы ни был одержим Рен, его состояние становилось все опаснее. Кишан сказал ему что-то, но его слова ничуть не успокоили Рена. Скорее напротив, они еще сильнее распалили его.

Кишан сделал еще один шаг назад и сжал мою руку.

– Уходи! Я его задержу.

Я повернулась было, чтобы бежать, но вдруг услышала душераздирающий стон и звук падения, гулом отозвавшийся по палубе. Стремительно обернувшись, я увидела Кишана, стоявшего над распростертым телом Рена.

– Что ты с ним сделал?!

– Ничего. Я до него не дотрагивался. Он вдруг схватился за голову и упал.

Рен стоял на коленях, упершись головой в доски палубы. Он раскачивался из стороны в сторону, зажимая руками уши, и стонал от боли. Внезапно он всем телом запрокинулся назад, словно его сотрясала судорога. Стиснув кулаки, Рен зарычал от боли – никогда в жизни я не слышала более страшного, леденящего кровь вопля. В этом жутком крике слышался хохот Локеша, терзавшего Рена, боль многомесячных пыток и смертная мука человека, потерявшего все, ради чего стоит жить.

Я должна была броситься к нему. Он нуждался во мне. Его страдания просочились под мою кожу, проникли в кровь, сделались моими. Я должна была прекратить их. Я не могла позволить ему так мучиться, не могла допустить, чтобы он так страдал. При этом я откуда-то знала, что могу положить конец этому кошмару, этой тьме, омрачившей его разум и душу.

И тогда я почувствовала. Там, под болью, под мукой, за непрекращающейся агонией, находилось что-то прочное, сильное, нетронутое и нерушимое. И оно вернулось. Мост между мной и Реном был восстановлен. До сих пор он был скрыт под волнами боли. Но даже затопленный, он всегда оставался на месте, такой же крепкий, прочный и надежный. Я бросилась к Рену, но Кишан оттащил меня назад.

Рен снова выпрямился и тяжело задышал, упершись дрожащими руками в палубу. Мое сердце часто-часто забилось в такт его сердцу. Я чувствовала, как мои руки трясутся в едином ритме с его руками. Так мы трое простояли несколько минут. Наконец Кишан шагнул к брату и протянул ему руку. Рен сделал несколько глубоких вдохов, схватил руку Кишана и с усилием встал на ноги. Он поднял голову, но посмотрел не на Кишана. Он смотрел на меня.

А я приросла к палубе. Моя кожа покрылась мурашками. Кровь горячо и быстро стучала в жилах.

Кишан заговорил первым:

– Ты… в порядке?

– Теперь да, – ответил Рен, не сводя глаз с меня.

– Что с тобой произошло? – спросил Кишан.

Рен глубоко вздохнул, нехотя перевел глаза на брата:

– Скрывающее покрывало сброшено.

– Покрывало? Какое покрывало?

– В моем сознании. То, которое положила Дурга.

– Дурга?

– Да, – тихо ответил он. – Теперь я вспомнил. – Его взгляд снова вернулся ко мне. – Я вспомнил… все.

Я ахнула. Ночной воздух сгустился вокруг нас. Только что сырой и холодный, он вдруг стал теплым и влажным. Пульсирующий жар пробежал по моему телу, согрел мышцы, растопил и прогнал все напряжение последних секунд, заставил забыть обо всем на свете, кроме одного: мужчины, без слов говорившего со мной жарким взглядом своих сияющих синих глаз. Не знаю, сколько мы простояли так, глядя друг на друга. Вряд ли я смогла бы сама прервать этот безмолвный разговор, если бы Кишан не встал передо мной, загородив брата. Мне пришлось несколько раз моргнуть, чтобы понять, что он говорит.

– Стой здесь, – сказал Кишан Рену. – Мы спустимся вниз и приведем Кадама. Ты меня слышишь, Рен?

Рен ответил, не сводя глаз с меня:

– Да. Я хорошо тебя слышу, Кишан. Я останусь здесь и буду ждать.

– Хорошо, – буркнул Кишан. – Идем, Келлс.

Он схватил меня за руку и потащил прочь. Я, как кукла, пошла за ним, а все мои мысли остались там, на палубе.

Как только мы свернули за угол, меня догнал голос Рена, еле слышный, как шепот ночного ветра:

– Не уходи, йадала. Останься со мной.

Я затаила дыхание и обернулась, но никого не увидела. Кишан крепче сжал мою руку и потянул за собой. Мы остановились перед дверью каюты мистера Кадама, Кишан тихо постучал. Дверь чуть приоткрылась, потом распахнулась шире, приглашая нас войти.

Мистер Кадам был в мужском халате – причудливом одеянии, которое мужчины сотни лет назад носили перед тем, как отойти ко сну. Кишан быстро рассказал ему, что произошло. Они оба настаивали, чтобы я осталась в каюте, пока они поговорят с Реном. Я не хотела, но они уперлись, а у меня не было сил с ними препираться. Махнув рукой, я села в кресло мистера Кадама и положила на колени тяжелую книгу.

Я открыла ее, но не смогла прочесть ни строчки. Мозг отказывался воспринимать происходящее. Все мое существо переключилось на ощущения, и единственное, что я могла чувствовать, была сильная связь, ожившая в центре тела. Зияющая дыра, недостающее звено, кровоточащая часть меня, пропавшая в Шангри-ла, вернулась, более того, я чувствовала другой конец этой цепи. Я снова соединилась с Реном. Только что я была совсем одна. Беззащитная. Голая. Открытая всем ветрам жестокого мира. А теперь… перестала.

Даже сейчас, когда нас разделяло несколько палуб, я чувствовала тепло его присутствия, будто теплое одеяло уютно обернулось вокруг моего тела, вокруг сердца. Оно баюкало, согревало и защищало меня. Оно укрывало меня от всех невзгод, и я знала, что больше не одинока. Оказывается, до сих пор я была похожа на дуршлаг, который удерживал нечто, при этом давая просочиться из меня некой драгоценной влаге.

Теперь все отверстия запечатаны, и я снова начала наполняться. Меня стремительно переполняло нечто такое, от чего хотелось смеяться и плакать. Он вспомнил. Я как заведенная твердила про себя два эти слова. Они пролетали через мое сознание, не задерживаясь в нем. Голова кружилась, будто от солнечного удара. Я то и дело облизывала пересохшие губы, но не могла собраться с силами, чтобы встать и налить себе воды.

Наконец мистер Кадам и Кишан вернулись. Кишан опустился на корточки передо мной, взял меня за руку. Он гладил мою ладонь, но я не чувствовала его прикосновения.

Мистер Кадам негромко сказал:

– Мисс Келси, похоже, к Рену вернулась память. Он хочет вас видеть. Вы готовы встретиться с ним или мне сказать ему, чтобы подождал до завтра?

Секунды проходили одна за другой, а я молчала.

– Мисс Келси, вы в порядке?

Я судорожно втянула в себя воздух, пролепетала:

– Не знаю… Я не знаю, что мне делать. Что я должна сделать…

Кишан сел рядом, добрый, любящий, заботливый Кишан.

– Что бы ты ни решила, я с тобой, Келлс.

– Хорошо, – я, как безумная, закивала. – Я должна его увидеть, да? Вы думаете, что я должна его увидеть?

Я вскочила, бросилась к двери, потом обернулась:

– Нет! Постойте! Я не могу. Что я ему скажу? Как я объясню?

– Он все знает, – ответил Кишан. – Он помнит все с того момента, как мы нашли его, но теперь к этому прибавились и прошлые воспоминания. Если не хочешь говорить с ним, никто тебя не заставит.

Я закусила губу:

– Нет! Все нормально. Я увижусь с ним. Сейчас же.

Мистер Кадам кивнул:

– Он ждет вас в салоне на прогулочной палубе.

Я сделала еще один неверный шаг к двери и снова застыла.

– Кишан, ты меня проводишь?

Он подошел, поцеловал меня в лоб:

– Конечно.

Мы попрощались с встревоженным мистером Кадамом, который сказал, что пойдет в рубку и будет нести вахту, чтобы чем-нибудь себя занять. Я сказала Кишану, что должна переодеться. Закрывшись у себя в каюте, я смыла косметику, сняла вечернее платье. Натянула джинсы и футболку. В последний момент я вытащила из волос цветок, причесалась и надела кеды. Кишан, все в той же шелковой рубашке, ждал меня снаружи.

Я взяла его за руку, мы молча поднялись на прогулочную палубу и пошли к диванам. В салоне было темно, только лунный свет, падавший сквозь окна, освещал нам путь. Высокая фигура встала нам навстречу. Лунный свет четко обрисовывал ее силуэт. Я остановилась.

Кишан обнял меня, шепнул на ухо:

– Все будет хорошо. Иди, но если что – сразу зови меня.

– Но…

– Иди же.

И не успела я придумать какую-нибудь отговорку, как перестала чувствовать надежное присутствие Кишана. Собравшись с силами, я заставила себя сделать шаг, потом еще один и еще. Мне было страшно, но я не понимала, чего боюсь. Наконец я дошла до Рена. Не двигаясь, он так зорко следил за каждым моим движением, что мне сделалось не по себе. Должно быть, он почувствовал мой страх, потому что отвел глаза и жестом указал мне на диван. Я нервно села на краешек и сцепила руки на коленях.

Воцарилось долгое молчание. Наконец я не выдержала и пискнула:

– Ты… хотел со мной поговорить?

Рен опустился на стул, продолжая внимательно разглядывать меня.

– Что ты хотел сказать? – выпалила я.

Он слегка наклонил голову.

– Ты напугана. Напрасно, – мягко сказал Рен.

Я уставилась на свои руки.

– Ты ведешь себя так, как в тот день, когда я впервые открылся тебе в хижине Пхета, – продолжал он.

– Я ничего не могу с собой поделать.

– Я не хочу, чтобы ты боялась меня, прийя.

Я вскинула глаза, посмотрела на него и шумно вдохнула.

– Ты сказал, что все вспомнил. Это правда?

– Да. Я был… запрограммирован.

Я подскочила на месте.

– И что же было ключом? Что, в конце концов, вернуло тебе память?

Он отвернулся.

– Это неважно. Важно лишь то, что все прошло. Я вспомнил тебя. Нас. Кишкиндху. Орегон. Я помню, как меня похитили, помню, как поручил тебя заботе Кишана, наш танец на День святого Валентина, поединок с Ли, наш первый поцелуй… я помню все.

Я вскочила и отбежала к окну. Стоя к нему спиной, прижала ладонь к холодному стеклу.

– Пхет был прав, – продолжал Рен. – Я сделал это сам.

Я стиснула кулаки и уперлась лбом в стекло. От моего дыхания окно слегка туманилось, потом снова прояснялось.

– Зачем? – Мой голос сорвался. – Зачем?

Он встал, остановился за моей спиной – так близко, что я это ощутила. Его близость была теплой и успокаивающей, но в то же время она оголила мои нервы, так что кожу стало пощипывать, и я сделалась болезненно чувствительной ко всему вокруг. Рен дотронулся до пряди моих волос, коснулся пальцами шеи. Я вздрогнула, но не повернулась.

– Дурга предложила стереть тебя из моей памяти и даже внушить мне подсознательное отвращение к тебе, настолько сильное, чтобы я не мог выносить твоего присутствия. Это было нужно, чтобы я продолжал избегать тебя даже в том случае, если вам удастся меня освободить.

– Ты поэтому не мог ко мне прикасаться? Поэтому тебя обжигало?

– Да. Я должен был избегать тебя, чтобы Локеш не мог найти тебя через меня. Он заставил меня открыть то, что я больше всего на свете хотел от него скрыть. Он напустил на меня какие-то чары, вызывающие галлюцинации. Он ищет тебя, Келси. Он одержим тобой. Только забыв тебя, я мог тебя защитить.

Слеза скатилась по моей щеке. За ней хлынули другие, и я тихо расплакалась.

Рен подошел ближе, положил свою руку на стекло рядом с моей. Потом тихо сказал:

– Мне жаль, йадала. Прости, что меня не было рядом, когда ты нуждалась во мне. Прости за все, что я наговорил. Прости за твой день рождения, но больше всего прости за то, что я заставил тебя поверить в то, что ты мне не нужна. Это никогда не было правдой. Даже когда я не помнил тебя.

Я засмеялась сквозь слезы:

– Даже когда тут гостила Рэнди?

– Я едва терпел эту Рэнди.

– В таком случае тебе удалось меня обмануть.

– Если ты пытаешься все испортить и преуспеваешь, то что это – успех или неудача? Я хотел оттолкнуть тебя. Когда я не смог сделать тебе искусственное дыхание, а Кишан пришел тебе на помощь, я понял, что тебе нужен кто-то, кто всегда будет рядом и придет на помощь. А я перестал быть таким человеком.

Келси, я помню каждый миг, проведенный с тобой. Я помню, как ты впервые прикоснулась ко мне, тигру. Помню, как мы ругались в Кишкиндхе. Помню, как испугался, когда тебя укусил каппа. Я помню, как свет свечей плясал в твоих глазах в День святого Валентина. Помню, как впервые признался тебе в любви перед тем, как ты сбежала из Индии, и как поручил тебя Кишану в Орегоне. Тогда я думал, что это было самым трудным поступком в моей жизни, но потом Дурга предложила мне единственную возможность спасти тебя… и я согласился.

Когда Дурга забрала мои воспоминания, у меня в сердце образовалась пустота. Я чувствовал, как они уходят от меня, одно за другим, но не мог их удержать. О, я как безумный цеплялся за них, но они уходили, таяли, гасли… Последним я забыл твое лицо. Этот прощальный образ был словно живой, я пытался взять твое лицо в ладони, удержать его. Я не мог проститься с ним, не хотел, но твое лицо тоже стало выцветать, и вскоре у меня не осталось ничего. Мое сердце было разбито, но я не помнил, почему. Моя жизнь была ужасна. Я хотел, чтобы Локеш убил меня. Я дошел до того, что стал ждать новых мучений, ведь только они помогали мне отвлечься.

Рен уронил голову на руку и чуть развернулся, чтобы видеть отражение моего лица в оконном стекле.

– Но однажды вы пришли и спасли меня. Я не узнал тебя. У меня сохранилось смутное ощущение, будто ты мне знакома, но я не мог находиться рядом с тобой. И все-таки только твое присутствие заполняло пустоту у меня внутри. Ради этого стоило претерпеть любую боль. Наверное, Дурга этого не учла. Даже она не ожидала, что твое притяжение окажется сильнее физической боли. Так или иначе, мы снова были вместе. Только на этот раз я был изуродован, неполноценен. В образе тигра я мог быть рядом с тобой, чувствовать твою близость, желать ее, и так случилось, что я снова полюбил тебя. Какая-то часть меня чувствовала, что мы снова вместе, поэтому я был почти счастлив. Я бы согласился провести остаток жизни твоей комнатной собачонкой. На празднике Звезд ты спросила меня, хочу ли я большего. И тогда и сейчас я могу ответить только одно: нет. Никто и ничто на свете не могут дать мне того, что давала ты.

Когда порвал с тобой, я пытался доказать себе и тебе, что смогу обойтись без тебя. Я избегал тебя. Я делал тебе больно. Я открыто ухаживал за другой женщиной, чтобы ты поверила, что между нами все кончено. Но это было ложью. Десять женщин висели у меня на шее, а я думал только о ковбое, посмевшем танцевать с тобой. И не видел ничего, кроме боли, которую причинял тебе. Я убедил себя, что поступаю так ради твоего блага. Что без меня ты будешь счастливее, что сможешь жить нормальной жизнью. Но я думал о тебе даже тогда, когда своими руками толкнул тебя к Кишану, поскольку надеялся оставить для себя возможность хотя бы видеть тебя, быть рядом.

– И ты знал, что он сможет меня защитить.

– Да.

Я повернулась к нему.

– И что теперь?

– Теперь? – Он грустно рассмеялся, взъерошил свои темные волосы. – А теперь все стало гораздо хуже, чем раньше. Раньше у меня хотя бы не было воспоминаний о поцелуях на твоей кухне, между порциями шоколадного печенья с арахисовым маслом. Я не помнил, как танцевал с тобой в Орегоне. Не помнил, как ты была прекрасна в синем платье шарара. У меня не было воспоминаний о том, как я дрался за тебя и ссорился с тобой. Как впервые после твоего отъезда увидел тебя на Рождество, в доме твоих приемных родителей, как встречался с тобой, и как, наконец… снова почувствовал себя целым.

Он вздохнул.

– Я знаю, что причинил тебе боль. Что обидел тебя. Знаю, что обманул твое доверие. Просто… скажи мне, что делать. Скажи, как все исправить. Как вернуть тебя. Ради этого я готов испытать всю ту боль, которую причинил тебе. Во всем мире для меня нет ничего важнее тебя, и я с радостью пожертвую всем этим миром ради твоего счастья и безопасности. Прошу тебя, поверь мне.

Я всхлипнула и шагнула к нему. Порывисто обняла его за пояс, прижала к себе.

– Я верю.

Он прижал меня к своей груди, нежно погладил по волосам. Не помню, сколько мы так простояли. Казалось, Рену было достаточно просто держать меня в объятиях. Наконец, чувствуя себя обессиленной, я нашла в себе силы отстраниться.

Я похлопала Рена по руке и сказала:

– Ладно, завтра еще поговорим. Уже далеко за полночь, я устала. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи? – озадаченно повторил он.

– Ну да. Спокойной ночи.

Я пошла прочь, но он поймал меня за руку:

– Постой, я провожу тебя.

Я быстро обернулась, посмотрела в его растерянное лицо и помедлила, прежде чем ответить:

– Хм-м… Нет, лучше не надо. Кишан… он ждет меня.

Его лицо потемнело.

– Ты… все еще с ним?

Я вздохнула:

– Да.

– Но неужели все, что я тебе сказал, ничего не меняет? Келси… – Он схватил мою руку, зажал в своих ладонях. – Ведь я снова могу быть с тобой! Могу прикасаться к тебе! – Он прижал мою руку к своей щеке. – Могу обнимать тебя. Я могу быть рядом. – Он поднес мою кисть к губам, поцеловал, закрыв глаза.

Когда он медленно открыл глаза, я сглотнула:

– Я все понимаю, Рен… но… это уже не имеет значения. Я… теперь с Кишаном.

Он выронил мою руку, его синие глаза подернулись льдом.

– Что значит – с Кишаном?

– Мы с ним встречаемся. Ты это помнишь, да? Давай поговорим обо всем завтра.

Я решительно повернулась к выходу.

Но он преградил мне дорогу и почти по складам отчеканил:

– Я не хочу говорить об этом завтра, Келси. Я хочу говорить об этом сейчас.

– Рен, у меня нет сил спорить с тобой здесь и сейчас. Мне нужно время, чтобы прийти в себя. Я иду спать. Увидимся утром, договорились?

Он поймал мою руку и бережно потянул меня к себе. Все ближе и ближе, пока мой нос не очутился возле его подбородка, и мне пришлось выгнуть спину, чтобы сохранить хоть какую-то дистанцию. Рен наклонился ко мне, и я, как дура, уставилась на его губы. Меня охватила паника при мысли, что сейчас он меня поцелует, но Рен лишь нежно коснулся губами моей щеки и сказал:

– Отлично. Иди спать, только запомни одну вещь. Я больше не потеряю тебя, мери аадоо.

– Что это значит?

Он улыбнулся и шепнул мне на ухо:

– Это значит… мой персик.

С этими словами он выпрямился и отпустил меня. Я развернулась и бегом бросилась к двери. Кишан ждал меня в тренажерном зале, и когда я приблизилась, молча протянул мне руку. Я с улыбкой схватила ее, но Кишан смотрел не на меня, а куда-то поверх моей головы. Я обернулась и увидела Рена, небрежно привалившегося к косяку. Не двигаясь, он смотрел, как Кишан меня уводит.

Даже когда мы вошли в лифт, Рен остался стоять, задумчиво провожая взглядом стеклянную кабинку.

Войдя в свою каюту, я сразу отправилась в душ, чтобы переодеться в пижаму. Когда я вышла, Кишан ждал меня в кресле. Я забралась в постель и села, поджав под себя ноги.

– Ты в порядке? – спросил Кишан.

– Да. Все замечательно. Теперь я хочу спать, а поговорим позже, если ты не возражаешь.

– Хорошо. Тогда я пойду, помогу Кадаму. Увидимся утром.

Он встал, укрыл меня одеялом, поцеловал в лоб и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Я погасила свет и долго вертелась под тяжелым жарким одеялом, потом с досадой сбросила его и укрылась бабушкиным лоскутным. Но не успела я снова улечься, как поняла, что Рен умел правильно укрывать меня на ночь, а Кишан не умеет. От этой мысли я пришла в такую ярость, что бросила бабушкино одеяло на кресло и до подбородка натянула на себя тяжелое пуховое одеялище, решив во что бы то ни стало уснуть так, как меня уложил Кишан. В результате я проворочалась полночи, пока не провалилась в тревожный сон.

Проснувшись, я обнаружила, что лежу ногами на подушке, свесив руку с кровати. Устало прошлепав в ванну, я приняла душ и уставилась в зеркало на свое припухшее лицо, ввалившиеся глаза.

«Что мне делать? Рен хочет начать все с того места, где мы расстались. А что я? Смогу ли я так поступить с Кишаном? С другой стороны, что я испытываю к Кишану? Неужели только дружеские чувства? Нет, конечно! Он надежный, преданный, покладистый, всегда готов подбодрить… Ах, да что это я? Расписываю его, как подержанную машину! Да, но чем это говорит? Что он – «Форд Пинто» в сравнении с Реном – «Шевроле Корвет»? Нет! Это не так. И вообще, дело не в этом. Главный вопрос в том, что я испытываю к Рену?»

Не успела я задать себе этот вопрос, как мое сердце учащенно забилось. Я представила его. То, как он дотрагивается до меня. Как радостно подпрыгнуло мое сердце, когда он взял меня за руку. Как я трепетала под его взглядом. Я зажмурилась и приказала себе собраться. Отключиться от чувств и проанализировать ситуацию разумом, без эмоций.

«Нет. Я не могу так поступить с Кишаном. Я сказала ему, что больше никогда не позволю ему остаться одному. Что буду с ним. Рен сам во всем виноват, он знал, что делал, пусть даже ничего не помнил. У него был шанс, и он его упустил. Кишан тоже заслуживает счастья. Ну вот, все и решилось. Я выбираю остаться с Кишаном».

Приняв решение, я повернула ключик в скважине своего сердца. Заперла чувства к Рену глубоко внутри и оставила открытой только ту часть сердца, которая принадлежала Кишану. После этого я почувствовала себя раздавленной и искалеченной, как человек, которому предстояло всю жизнь дышать разреженным воздухом. Нет, мне должно хватить оставшейся части сердца. Не такая уж она маленькая. И что с того, что отвергнутая часть моего сердца бешено содрогалась, словно я перетянула ее жгутом? Что с того, что она грозила лопнуть и убить меня? Что с того, что я едва могла дышать, словно мне перекрыли кислород? Ничего, привыкну жить с этим, как китайские девушки привыкают ходить на своих перебинтованных ножках. Конечно, сначала будет больно, но потом как-нибудь да устроится.

Итак, я зажала в кулак эмоции и до того туго натянула сердечные струны, что едва могла вздохнуть, как в тесном корсете. Одевшись, я нехотя побрела в рубку. Возле двери Кишана я помедлила, потом заглянула внутрь. Он спал, до пояса сбив простыню. Я подошла к кровати, убрала волосы с лица Кишана. Он улыбнулся во сне и перевернулся на другой бок. Я вышла и направилась к лифту.

У стеклянных дверей я нашла синюю шелковую розу с привязанным к ней свертком. В нем лежала пара жемчужных серег и записка.

• Скажи, тебе известно, как моллюск,
• Бесформенный и беззащитный бедолага,
• Шлифует глянцем лунным чашечку свою,
• Всю выстилая изнутри застывшей влагой?
• Когда морской песок иль тяжесть створки досаждают,
• Он горечь грусти перламутром заливает.

Эдвин Арнольд[23]

Позволь мне сохранить мою жемчужину.

Рен.

Я смяла записку и сунула ее в карман вместе с сережками. Потом бросилась в лифт и поднялась в рубку, где нашла мистера Кадама, поглощенного чтением бумаг.

– Что делаете? – спросила я.

– Мы с Кишаном, кажется, разгадали смысл символов на диске.

– И что же они означают?

– Кишан полагает, что это препятствия, лежащие между нами и оставшимися пагодами. А вот эта дорожка указывает безопасный путь между ними.

– Препятствия говорите? Интересно, почему он так подумал? – сухо сказала я.

Мистер Кадам пропустил мое замечание мимо ушей.

– Сейчас мы проверяем эту гипотезу. Дело в том, что примерно через час мы подойдем к первой отметке. Вот почему я отослал Кишана намного вздремнуть.

– Понятно. – Я попросила Золотой плод подать мне горячие вафли и села возле мистера Кадама, который снова с головой ушел в работу.

– Как вы себя чувствуете, мисс Келси?

– Я… я плохо спала. Мы с Реном поговорили… Кажется, он в самом деле все вспомнил. Но это только еще больше все усложнило.

– Возможно. Мы с ним очень долго беседовали сегодня утром.

Я уткнулась в свою тарелку, гоняя вилкой кусочки вафли по лужице сиропа.