Путешествие тигра Хоук Коллин

Сolleen Houck

TIGER'S VOYAGE

Печатается с разрешения автора и литературных агентств Trident Media Group, LLC и The Van Lear Agency

© 2011 by Colleen Houck

© В. Максимова, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ»

Пролог

Кровь в воде

Локеш снова стоял за толстым оконным стеклом своего мумбайского пентхауса и тщетно боролся с диким бешенством, медленно разливавшимся по венам. В лагере байга все прошло не так, как он задумал. Даже дикари в решающий момент оказались слабыми и вероломными. Да, он пленил Дирена, белого принца-тигра, и отнял у девчонки бесценный фрагмент амулета Дамона, однако не смог завершить то, что начал.

Он сделал глубокий вдох, чтобы утихомирить свою ярость, сложил пальцы щепотью и задумчиво забарабанил по нижней губе, погрузившись в воспоминания о недавней битве. «Они обладают особым оружием. Мои люди уже выяснили, что это оружие имеет какое-то отношение к Дурге. Да-да, там использована могучая древняя магия, не имеющая ничего общего с жалким колдовством дикарей».

Магия была орудием, особым даром, пользоваться которым могли лишь те, у кого хватит на это ума и смекалки. Ирония мироздания заключалась в том, что стремились к тому немногие, а добиться успеха удалось считанным единицам. Локеш относился к их числу и был готов использовать магию для обретения еще большей власти. Многие считали его злодеем. Сам он не верил ни в добро, ни в зло – он верил в силу и бессилие. И был полон решимости навсегда остаться среди сильных.

«Но почему Дурга? Что, если богиня образом направляет их?»

Он не верил в богов точно так же, как не верил в добро и зло. Вера была орудием, удобным способом держать в подчинении безмозглых рабов, отказавшихся использовать даже те крохи разума, которыми их наделили при рождении. Верующие сидели по домам, рыдали и молились, уповая на божественную помощь, которая, как известно, никогда и ни к кому не придет.

«Умный человек берет ситуацию в свои руки». Локеш нахмурился, вспомнив, что девчонка все-таки от него ускользнула. Наверняка вообразила, будто он сбежал! Локеш послал в джунгли подкрепление, но эти идиоты вернулись с пустыми руками. Командный центр оказался разрушен. Данные с фото– и видеокамер отсутствуют. Байга, тигр и девчонка бесследно исчезли. Все это в высшей степени… неприятно.

Звякнул колокольчик, в комнату вошел помощник. Локеш молча выслушал сбивчивые объяснения. Оказывается, нашлось следящее устройство, которое он вживил под шкуру тигру. Помощник раскрыл трясущуюся ладонь и выронил на стол расплющенные осколки. Не говоря ни слова, Локеш взял остатки устройства и, воззвав к силе амулета, вышвырнул извивавшегося от ужаса помощника из окна шестидесятого этажа. Несколько мгновений он слушал вопли несчастного, пролетавшего этаж за этажом. Когда помощник подлетел к земле, Локеш шепнул несколько слов, после чего твердь расступилась и похоронила бедолагу живьем.

Устранив досадную помеху, он вытащил из кармана с таким трудом завоеванный трофей. Ветер дул в разбитое окно лучи солнца, высоко стоявшего над суматошным перенаселенным городом, вспыхнули на четвертом фрагменте амулета. Скоро, очень скоро он соберет вместе все элементы и тогда наконец сможет завершить то, о чем мечтал с тех пор, как узнал о существовании сокровища. Единый амулет превратит его в нечто новое… в нечто большее. В нечто… более совершенное. Он намеренно откладывал миг торжества, ибо предвкушение доставляло ему едва ли не большее удовольствие, чем победа, – но время пришло.

Пора.

Электрический разряд наслаждения пробежал по его жилам, когда он коснулся четвертого фрагмента своей бесценной коллекции.

Но… это оказался не тот фрагмент.

Локеш вертел и крутил его, но он никак не соединялся с остальными. «В чем дело? Почему? Я сам сорвал его с шеи девчонки в лагере байга. Этот амулет был на ней в обоих моих видениях!»

Перед глазами заколыхалась тяжелая пелена ненависти. Скрипнув зубами, он раскрошил в кулаке жалкую подделку, а когда крошки просыпались между пальцев, каждая клеточка тела взорвалась ослепительной вспышкой гнева и с пальцев чародея сорвались голубые молнии.

Волны ярости захлестывали разум, бились под кожей. Не имея возможности дать ей выход, Локеш стиснул кулаки и подавил бушующую в нем силу. «Девчонка перехитрила меня!»

Подумав о Келси Хайес, он вспомнил ту, из глубокого прошлого, – прекрасную Дэчень, мать тигров. О, то была женщина, полная огня! В отличие от собственной жены, которую он убил, когда она родила ему никчемную дочь, Джесубай. Он хотел сына. Наследника. Они управляли бы с ним всем миром.

Пережив горькое разочарование, которое принесло рождение дочери, Локеш придумал новый план – убить Раджарама и взять в жены царицу Дэчень. Он с удовольствием думал о том, как приятно сломить ее дух. Это был бы захватывающий поединок.

С тех пор много воды утекло. Дэчень давно умерла, но зато ее тигры привели к нему Келси. Это больше того, чего он ожидал. Гораздо больше. Что-то бурлило и кипело у него в мозгу, а мысли набухали и лопались, как ядовитые пузыри над болотной ряской, но наконец неистовая решимость сгустилась до мрачного, сводящего с ума желания.

Келси наделена той же пламенной храбростью, какой обладала Дэчень, а отнять ее у потомков Раджарама – ни с чем не сравнимое, изысканное удовольствие! Локеш испытал острое желание вновь коснуться пальцами ее нежной кожи. Как приятно будет приставить нож к ее телу… Задержавшись на этой мысли, Локеш провел пальцем по острому краю разбитого оконного стекла. Пожалуй, он даже сохранит тиграм жизнь, чтобы сполна насладиться их страданиями. «Да… Посадить в клетку принцессу и заставить тигров смотреть, как я покоряю ее своей воле, – о, как это приятно! Особенно после всего… Слишком долго. Я ждал слишком долго».

Лишь одна мысль успокаивала его: поединок не закончен. Он найдет Келси. Его люди уже прочесывали всю Индию, следили за храмами Дурги и транспортными узлами – наземными, морскими и воздушными. Он был скрупулезен и не любил рисковать, не в его правилах ставить дело под удар из-за малейшей небрежности. Он перевернет небо и землю. Рано или поздно нанесет ответный удар. В конце концов, это всего лишь девчонка.

«Скоро», – подумал Локеш и задрожал, представив, как касается ее. Ощущение было почти реальным. Интересно, какой у нее голос, когда она кричит? Он слегка удивился, осознав, что мечтает не столько об амулете, сколько о похищении девчонки. Жажда заполучить ее была неистовой. Она разрывала его изнутри. Скоро, очень скоро он завладеет девчонкой и соберет амулет… «Но когда она станет моей, мне придется набраться терпения. Я всегда был излишне горяч, привычка торопить события уже сыграла со мной злую шутку».

Он улыбнулся. Акулы. Восхитительные создания, абсолютные хищники, хозяева океана. В мире животных хищниками рождаются. Но человек сам решает стать хищником, чтобы рвать в клочья всех, кто окажется у него на пути, ломать хребты тем, кто противится, и заглатывать врагов, одного за другим. Выбор простой: либо ты хищник, либо жертва.

Прошло очень много времени с тех пор, как Локеш занял место на вершине пищевой цепочки. Теперь ему противостояла лишь одна семья и одна девушка. «Ни одна девчонка не сможет спастись от меня, после того как я почуял вкус ее крови в воде».

Локеш задумчиво погладил бороду и улыбнулся мыслям о предстоящей охоте. Вода давно прикормлена. Они даже не заметят его приближения.

1

Жизнь без любви

«Он все-таки сделает это или нет?»

Я смотрела на Рена, ища в его лице намек на эмоции.

Прошла минута. Мне кажется, я поймала момент, когда он принял решение.

Рен протянул руку и сделал ход.

– Я выиграл! – Он с улыбкой сбросил фишку Кишана с доски и провел свою в дом. Потом откинулся на спинку стула, скрестил на груди руки. – Я же говорил, что никогда не проигрываю в пачиси!

Прошло больше месяца с тех пор, как мы освободили Рена из лагеря байга, где его держал в заточении и пытал Локеш, и ровно три недели после моего ужасного дня рождения, а жизнь продолжала оставаться сплошной мукой. Несмотря на то что я дала Рену свой дневник и извела всю муку в доме на выпечку знаменитого маминого печенья с двойным шоколадом и арахисовым маслом, он так меня и не вспомнил. Видимо, амнезия была как-то связана с Локешем. Так или иначе, теперь мы были вместе, но не вдвоем.

Но я все продолжала надеяться, что он каким-то чудом вспомнит наше прошлое, и была полна решимости вернуть ему память. Даже если Рен никогда уже не станет моим, я дала слово отыскать два оставшихся дара Дурги, чтобы исполнить пророчество, разрушить проклятие тигров и позволить обоим принцам снова стать обычными людьми. Самое меньшее, что я могла сделать для любимого мужчины, – не предать его.

Но проводить день за днем рядом с Реном, оставаясь для него чужой, было все труднее. Мистер Кадам всеми силами пытался меня отвлечь, Кишан, брат Рена, уважал мои чувства и вел себя как преданный друг, хотя каждый его взгляд и каждое прикосновение говорили о том, что он по-прежнему хочет большего.

Мы с Реном не знали, как вести себя друг с другом. В итоге все четверо боялись вздохнуть и жили в постоянном ожидании чего-то – все равно чего. Порой казалось, что лишь присутствие Нилимы, пра-пра-праправнучки мистера Кадама, заставляет нас есть, двигаться и не сходить с ума.

Как-то раз, после одной особенно щедрой на слезы ночи, я зашла в павлинью комнату и обнаружила там мистера Кадама. Он читал книгу в мягком свете настольной лампы. Я села на пол рядом с ним, положила голову ему на колено и заплакала. Он, как всегда, стал гладить меня по спине, тихонько напевая индийскую колыбельную. Наконец я успокоилась настолько, что смогла поделиться с ним своими страхами. Я сказала ему, что Рен, должно быть, навсегда для меня потерян, и спросила, может ли разбитое сердце исцелиться.

– Вы уже знаете ответ на этот вопрос, мисс Келси, – ответил мистер Кадам. – Скажите, когда Рен был с вами, ваше сердце было целым и счастливым?

– Конечно.

– Значит, смерть ваших родителей не искалечила его настолько, чтобы оно не смогло любить Рена?

– Нет… Но ведь это совсем другая любовь!

– В чем-то другая, а в чем-то та же самая. Ваша способность любить осталась прежней. Вы ведь и сейчас любите своих родителей, правда?

– Конечно.

– В таком случае я осмелюсь предположить, что страдаете вы не от сердечных ран и не от омертвения сердца, а лишь от разлуки с любимым.

Я посмотрела на мудрого индийского бизнесмена и тяжело вздохнула.

– Знаете, как больно страдать от разлуки с любимым, когда он стоит рядом, в той же комнате!

– Понимаю, – не стал спорить мистер Кадам. – Возможно, будет лучше оставить все как есть.

– То есть отпустить его?

Он похлопал меня по руке, надолго задумался, потом неторопливо заговорил:

– Один из моих сыновей как-то поймал птичку со сломанным крылом. Он очень хотел ухаживать за ней, заботиться и навсегда оставить у себя. Настал день, когда он принес птичку мне. Она была мертва. Сын объяснил, что птица поправилась и захлопала крыльями. Но он испугался и поймал ее, чтобы она не улетела. И нечаянно стиснул так крепко, что она задохнулась.

У птицы был выбор: остаться с моим сыном или улететь на свободу. Любая из этих дорог могла иметь счастливый конец. Да, птичка могла улететь, и мой сын грустил бы, но он вспоминал бы о ней с улыбкой. Вместо этого он пережил страшное горе, был потрясен смертью своей любимицы и долго не мог прийти в себя.

– Значит, вы все-таки советуете отпустить Рена?

– Я говорю лишь… что вы почувствуете себя лучше, если он будет счастлив.

– Да уж, я вовсе не хочу задушить Рена в объятиях! – Я вздохнула и поджала под себя ноги. – Но избегать его мне тоже не хочется. Мне нравится быть рядом, к тому же, если я отдалюсь от него, как мы сможем выполнить задания Дурги?

– Если позволите, я посоветовал бы попытаться стать друзьями.

– Но он всегда был моим другом! Вы хотите сказать, что если мне удастся вернуть хотя бы эту часть Рена, я не буду чувствовать, будто потеряла все на свете?

– Именно так, мисс Келси.

«Стать друзьями? С Реном? – размышляла я, поднимаясь по ступенькам в свою комнату и на ходу выплетая ленту из косы. – Пожалуй, кое-что все-таки лучше, чем совсем ничего, тем более что этим ничего я сыта по горло».

На следующий день мистер Кадам и Нилима накрыли поздний завтрак. К тому времени, когда я появилась на кухне, они уже поели и ушли к себе, зато возле буфета стоял Рен, бодро накладывавший себе полную тарелку фруктов и сдобных булочек. С каждым днем он выглядел все лучше. Его высокая фигура перестала напоминать скелет, а темные волосы вновь обрели живой блеск. Прекрасные синие глаза с опаской уставились на меня, когда я взяла тарелку.

Потянувшись за клубникой, я толкнула его бедром и почувствовала, как Рен замер.

– Ты не мог бы немного подвинуться? – спросила я. – Я хочу взять вон тех датских сырных пирожных, пока Кишана нет.

Рен отпрянул от выпечки.

– Конечно. Извини.

Он поставил свою тарелку на стол, я уселась напротив. Несколько мгновений он молча разглядывал меня, снимая бумажку с маффина. Я почувствовала, что краснею.

– Ты в порядке? – с запинкой спросил Рен. – Я слышал, как ты плакала ночью.

– Я в полном порядке.

Он кивнул и начал есть, по-прежнему не сводя с меня глаз. Когда маффин был почти съеден, Рен вдруг потупился.

– Ты… уверена? Прости, если я снова… чем-то огорчил тебя… Я ведь не помню…

Я подняла руку, прерывая его:

– Человек не властен над своими чувствами, Рен.

– Но все равно, прости, что причиняю тебе боль, – тихо сказал он.

Я наколола на вилку кусочек дыни. Вопреки данному себе торжественному обещанию собрать волю в кулак и держаться следовать совету мистера Кадама оказалось очень трудно. Глаза снова защипало.

– Что ты имеешь в виду, Рен? За что просишь прощения? За мой день рождения, когда ты сказал, что я некрасивая и что тебе неприятно находиться со мной в одной комнате, или за то, что ты назвал Нилиму красавицей, или…

– Ладно, я все понял.

– Вот и замечательно, потому что я как раз хотела прекратить этот разговор.

Он помолчал, потом выдавил:

– Кстати, я не называл тебя некрасивой. Я сказал, что ты слишком юная.

– Ага, значит, Нилима тебе больше подходит! Посмотри на себя, тебе же больше трехсот лет!

– Так и есть. – Он скривил губы в неловкой попытке выдавить улыбку.

– Строго говоря, тебе следует встречаться с какой-нибудь старушкой! – Я чуть заметно улыбнулась.

Он поморщился.

– Тем не менее я хочу сказать, что ты весьма привлекательная и у тебя прекрасный характер. Кроме того, до сих пор ни один человек не вызывал у меня такого… отторжения. Я легко схожусь с любыми людьми. Иными словами, нет никакого разумного объяснения тому, почему я испытываю потребность выбежать из комнаты, как только ты в нее входишь.

– Хочешь сказать, все дело в том, что я заставляю тебя вспоминать?

– Нет, дело не в этом… Это нечто… совсем другое. Но я принял решение не обращать на это внимания.

– А такое возможно?

– Конечно. Чем дольше я нахожусь рядом с тобой, тем сильнее бывает ответная реакция. Видишь ли, главная трудность не в том, чтобы говорить с тобой, а в том, чтобы находиться рядом. Кстати, нужно попробовать поговорить по телефону и посмотреть, будет ли разница. Короче, я работаю над созданием иммунитета.

– Понятно… Твоя главная цель – научиться меня выносить. – Я тяжело вздохнула. – Ладно.

– Я пытаюсь, Келси.

– Можешь особо не надрываться, потому что это уже неважно. Я решила, что мы с тобой должны стать просто друзьями.

Он перегнулся через стол и заговорщически спросил:

– Но разве ты, как бы это сказать, – не влюблена в меня?

Я тоже наклонилась вперед.

– Я больше не желаю об этом говорить.

Рен скрестил руки на груди.

– Почему?

– Потому что Лоис Лейн никогда не задушит Супермена!

– Что ты несешь?!

– Тебе непременно нужно посмотреть этот фильм… Но суть в том, что я больше тебя не держу. Если хочешь встречаться с Нилимой – флаг тебе в руки.

– Погоди-ка! Ты что, даешь мне отставку?

– А в чем проблема?

– Я не говорю, что это проблема! Просто я читал твой дневник и могу сказать, что для девушки, по уши влюбленной, ты слишком быстро отступилась.

– Я ни от чего не отступаюсь! Между нами ничего нет, от чего мне отступаться?

Он молча смотрел, как я накалываю очередной кусочек дыни. Потом потер ладонью подбородок и сказал:

– Значит, ты предлагаешь остаться друзьями.

– Угу. Никакого давления, никаких слез, никаких назойливых напоминаний о том, что ты забыл, вообще ничего! Просто начнем сначала. С чистого листа. Научимся быть друзьями и ладить друг с другом, несмотря на твое стремление удрать от меня куда подальше. Что скажешь? – Я вытерла руку о салфетку и протянула ему. – Уговор?

Он подумал немного, потом улыбнулся и взял мою протянутую руку. И мы обменялись рукопожатием.

– О чем это вы сговариваетесь? – спросил Кишан, входя на кухню и прерывая наш самый долгий разговор с Реном с момента его освобождения.

– Келси согласилась продемонстрировать мне свою способность пускать молнии руками, – легко соврал Рен. – Я должен это видеть!

Я посмотрела на него и выразительно приподняла бровь. В ответ он с улыбкой подмигнул, потом встал и отнес наши тарелки в раковину. Золотые глаза Кишана недоверчиво остановились на мне, однако он не сказал ни слова, а принялся с аппетитом поглощать оставшуюся половинку моего сырного пирожного. Я шутливо шлепнула его по руке и схватила кухонное полотенце, чтобы помочь Рену. Когда с посудой было покончено, Рен выхватил у меня полотенце и легонько хлестнул меня по ноге. Я засмеялась, радуясь нашему шутливому приятельству, но когда повернулась к Кишану, увидела, что тот сидит мрачнее тучи.

Рен шутливо приобнял меня за плечи и прошептал, наклонившись к моему уху:

– «А Кассий тощ, в глазах холодный блеск, Он много думает, такой опасен»[2]. Будь с ним осторожна, Келси.

Я рассмеялась, радуясь, что он вспомнил если не меня, то хотя бы Шекспира.

– Не бойся Кишана, мой Цезарь. Его рычание страшней его укусов.

– Он тебя кусал?

– Это было давно.

– Х-м-м, что ж, теперь я буду присматривать за тобой, – хмыкнул Рен и вышел из кухни.

– Ну и что все это значит? – проворчал Кишан, и я на какой-то миг увидела свирепого черного тигра, мелькнувшего в его глазах.

– Рен радуется своему освобождению.

– В смысле?

– Я сказала, что хочу быть ему другом.

Кишан помолчал, обдумывая мои слова.

– Это то, чего ты хочешь?

– То, чего я хочу, не достижимо. Быть моим другом он сможет. А снова стать моим парнем ему пока не судьба.

Кишан промолчал, за что я была ему благодарна. Я видела, что ему хотелось, в шутку или всерьез, предложить себя в качестве замены, но он сумел прикусить язык. И за это я чмокнула его в щеку перед тем как выйти.

После того как лед между мной и Реном был сломан, мы наконец смогли жить дальше, и вскоре все пошло своим чередом. Каждую неделю я звонила своим приемным родителям и, не говоря им ни слова по существу, сообщала, что со мной все в порядке и я вовсю помогаю мистеру Кадаму. Я сказала им, что заочно закончила первый курс университета, а во время летних каникул буду проходить практику в Индии.

По утрам я занималась боевыми искусствами с Кишаном и делила поздний завтрак с Реном, а днем помогала мистеру Кадаму в поисках третьей части пророчества Дурги. По вечерам мы с мистером Кадамом готовили ужин – за исключением тех случаев, когда он хотел приготовить карри. В такие дни я просто просила Золотой плод приготовить мне что-то другое.

После ужина мы играли в настольные игры, смотрели кино, иногда читали в павлиньей комнате. Кишан соглашался оставаться в библиотеке только в тех случаях, когда я рассказывала какие-нибудь истории. Тогда он превращался в черного тигра и ложился у моих ног. Мы начали вместе читать «Сон в летнюю ночь». Мистер Кадам купил несколько экземпляров, чтобы мы могли читать по ролям. Мне очень нравилось проводить это время вместе с Реном.

Мистер Кадам, как всегда, оказался прав. Рен заметно повеселел. Все с радостью откликнулись на произошедшую в нем перемену, даже Кишан, который вдруг из вечно всем недовольного, обидчивого младшего брата превратился в спокойного и уверенного в себе мужчину. Он продолжал сохранять дистанцию, но призывный взгляд его золотых глаз нередко заставлял меня краснеть.

Иногда по вечерам я заставала Рена в музыкальной комнате, где он играл на гитаре. Он играл мне разные песни и даже засмеялся, когда я заказала «Мои любимые вещи» из мюзикла «Звуки музыки». В один такой вечер я попросила Рена сыграть песню, которую он когда-то сочинил для меня. Я внимательно смотрела на него, надеясь, что он вспомнит. Рен полностью ушел в игру, сосредоточенно подбирая ноты. Он то и дело ошибался и начинал сначала.

Поймав мой взгляд, он уронил руки и доверчиво улыбнулся:

– Прости. Кажется, я не помню эту песню. Есть какие-нибудь заказы на вечер?

– Нет, – выдавила я и осталась стоять.

Рен взял мою руку, но тут же выпустил ее.

– Что с тобой? Ты грустная. Даже больше, чем обычно.

– Просто эта песня… она…

– Песня? Ты слышала ее раньше?

– Нет, – соврала я и натянуто улыбнулась. – Она… чудесная.

Я крепко сжала его руку и поплелась прочь, прежде чем он успел задать мне еще какие-нибудь вопросы. Поднимаясь по лестнице, я размазывала по щекам слезы. Я слышала, как он снова начал наугад подбирать мелодию.

А еще как-то вечером, когда я отдыхала на веранде, глядя на звезды и наслаждаясь запахами ночного жасмина, я случайно подслушала разговор Рена и Кишана.

– Ты изменился, – сказал Рен брату. – Ты уже не тот человек, каким был полгода назад.

– Не обольщайся, я и теперь могу хорошенько надрать твою белую шкуру.

– Нет, я о другом. Ты, как и раньше, отличный боец и сильный противник. Но теперь ты стал более спокойным, более уверенным, более… сдержанным. – Рен рассмеялся. – Тебя стало сложнее вывести из себя!

– Это она меня изменила, – тихо ответил Кишан. – Все это время я старался изо всех сил стать тем мужчиной, какой ей нужен, таким, какого она уже давно хочет видеть во мне.

Рен ничего не ответил, а вскоре они оба вошли в дом. Я сидела тихо-тихо, размышляя над словами Кишана.

Кто же знал, что жизнь и любовь – это так сложно?

2

Начать сначала

Еще через несколько дней мистер Кадам собрал нас в столовой. Когда мы рассаживались вокруг стола, я всей душой надеялась, что нас не ждут плохие новости и что Локеш нас не нашел.

– Хочу предложить на ваш суд одну идею, – начал мистер Кадам. – Я придумал способ, при помощи которого мы сможем разыскать друг друга, если, паче чаяния, кто-нибудь из нас будет снова похищен. Сразу предупреждаю, это будет несколько неприятно, однако, мне кажется, что небольшой дискомфорт – это ничтожная цена за возможность никогда не терять друг друга.

Он открыл коробку и вытащил оттуда завернутый в пузырчатую пленку пакет. Внутри оказался черный бархатный сверток, в котором лежали пять здоровенных шприцев с иглами размером с иглу гигантского дикобраза.

Я нервно поежилась.

– Э-э-э, мистер Кадам? Что конкретно вы имели в виду под словами «небольшой дискомфорт»?

Он взял в руку шприц, вытащил бутылочку с физиологическим раствором и несколько спиртовых тампонов.

– Вы когда-нибудь слышали о радиочастотных метках?

– Нет, – с тревогой ответила я, глядя, как он осторожно берет левую руку Кишана, протирает тампоном пространство между его большим и указательным пальцами и размазывает по этому же месту какую-то желтую мазь.

– Такие метки используются для маркировки животных.

– То есть для отслеживания миграций китов и акул? Типа этого?

– Не совсем. Метки, о которых вы говорите, очень крупные, их выбрасывают после того, как они теряют силу.

Рен наклонился над столом и взял чип размером с рисовое зернышко.

– Похож на тот, что Локеш вживил мне под кожу.

Он положил чип на стол и медленно потер руки, глядя куда-то в пространство.

– Это больно? Ты чувствовал его под кожей? – осторожно спросила я, стараясь вернуть его обратно из мрачных мест, в которые он ушел.

Рен вздохнул и выдавил из себя улыбку.

– В тот раз боль была пустячная, но да, я все время чувствовал чип под кожей.

– Эти метки немного другие, – сказал мистер Кадам. Поколебавшись, он добавил: – Конечно, мы можем отказаться, но мне кажется, это дало бы нам всем определенную защиту.

Рен кивнул, и мистер Кадам, приободрившись, продолжал:

– Итак, это устройство имеет определенное сходство с радиочастотными метками, которыми помечают домашних животных. Чип несет на себе информацию, которую можно считать через кожу, – чаще всего в виде десятизначного номера. Каждый чип помещен в капсулу из биосовместимого стекла, чтобы защитить его от контакта с влажной средой. Чипирование людей, как вы понимаете, пока не получило широкого распространения, однако его уже начали одобрять в медицинских целях. Такие чипы хранят в своей памяти медицинскую историю человека, имеющиеся у него аллергические реакции на те или иные препараты, а также лекарства, которые он постоянно принимает.

Мистер Кадам набрал немного раствора в шприц и заменил маленькую иголку гигантской. Потом поместил чип на острие иглы. Проткнув кожу между большим и указательным пальцами Кишана, мистер Кадам осторожно ввел иглу. Я отвернулась.

А мистер Кадам как ни в чем не бывало продолжал:

– Что же касается крупных морских животных, о которых вы говорили, то в таких случаях используются спутниковые передатчики, которые транслируют всю интересующую ученых информацию: от местонахождения животного, с точным указанием широты и долготы, до данных о глубине его нахождения, продолжительности погружения или скорости движения. Это так называемые внешние передатчики, они соединены с батареей, которая рано или поздно разряжается. Большинство таких приборов служат совсем недолго, хотя некоторые, очень дорогие модели могут работать несколько месяцев.

Он прижал ватный тампон к руке Кишана, вытащил иглу и заклеил ранку пластырем.

– Рен?

Кишан и Рен поменялись местами, и мистер Кадам начал процедуру снова.

– Существуют также внутренние передатчики, которые вживляют в тело морских животных, чтобы отслеживать частоту ударов сердца, температуру тела и воды, а также глубину. Когда животное всплывает на поверхность, приборы передают информацию на спутники.

Мистер Кадам выбрал новый шприц, набрал немного физраствора, заменил иглу и положил на острие новый чип. Когда он проколол кожу и стал вводить иглу, я сморщилась. Рен поднял голову и поймал мой взгляд. Он тут же улыбнулся и сказал:

– Пустяки! Представь, что ешь кусочек персикового пирога.

Персикового пирога…

Кровь отхлынула от моего лица.

Я слабо улыбнулась.

– Очень сомневаюсь, что у нас с тобой одинаковый болевой порог, но я выживу, не сомневайся. Так что вы говорили, мистер Кадам?

– Да-да… Как вы могли понять, главная проблема использования радиочастотной идентификации заключается в запасах энергии. Устройство, которое я выбрал для нас, строго говоря, пока отсутствует на рынке и вряд ли там появится, учитывая глобальный страх людей перед возможной кражей личной информации, а также слежкой со стороны государственных органов.

Думаю, для вас не секрет, что практически любое техническое новшество может быть использовано как во благо человечеству, так и во вред. Я прекрасно понимаю страхи, связанные с использованием личностных идентификаторов, однако понимаю и то, что существует множество очень серьезных причин для разработки подобных технологий. К счастью, у меня есть кое-какие связи с военным ведомством, эти люди, как известно, нередко заходят в такие области, куда другие боятся даже заглядывать. Наши чипы обладают всеми возможностями обычных чипов, за тем немаловажным исключением, что они способны бесперебойно передавать информацию даже высоко в горах или на глубине.

Он закончил с Реном и посмотрел на меня. Я с усилием отодвинула свой стул и поменялась местами с Реном. Когда я села, мистер Кадам легонько потрепал меня по руке. Но я, не отрываясь, смотрела на иглу. Мистер Кадам взял мою кисть, не расписанную татуировками Пхета, и приступил к обработке места вживления.

– Это местная анестезия, она вызовет легкое онемение, однако сразу предупреждаю: больно все равно будет.

– Л-ладно.

Мистер Кадам поместил чип на кончик огромной иглы. Когда он проткнул мою кожу, я зажмурилась и с шумом втянула в себя воздух сквозь стиснутые зубы.

Теплая рука Кишана легла на мою ладонь, он тихо сказал:

– Можешь сжать изо всех сил, Келлс.

Мистер Кадам начал медленно вводить иглу. Было больно. Мне казалось, будто он протыкал мне кисть бабушкиной вязальной спицей. Я сжала руку Кишана и часто-часто задышала. Потекли секунды, казавшиеся мне минутами. Потом я услышала, как мистер Кадам сказал, что придется продвинуться еще немного глубже.

Когда он повернул иглу и толчком вогнал ее в мою руку, я не смогла сдержать всхлипа и заерзала на стуле. В ушах зазвенело, все голоса стали слышны будто сквозь слой ваты. Еще секунда, и я хлопнулась бы в обморок. Никогда раньше я не считала себя истеричкой, но, как оказалось, шприцы меня убивали. Прежде чем отключиться, я приоткрыла глаза и поглядела на Рена.

Он с участием смотрел на меня. Поймав мой взгляд, он улыбнулся мне той самой, моей любимой ускользающей улыбкой, которой улыбался только мне одной, и в тот же миг боль отступила. На краткую долю секунды я внушила себе, что он все еще мой, что он любит меня. И тогда мистер Кадам и Кишан куда-то исчезли, и в комнате остались только мы вдвоем.

Мне хотелось дотронуться до его щеки, отвести со лба прядку черных шелковистых волос или провести пальцем по бровям. Полностью отдавшись этим ощущениям, я смотрела в его прекрасное лицо, словно впервые за последнее время нас посетил призрак наших былых отношений.

Впечатление было едва уловимым, как запах, принесенный ветром и пролетевший слишком быстро, чтобы удержать мимолетное воспоминание. Я так и не поняла, что это было – игра света, промельк чего-то подлинного либо плод моего воображения, но в тот момент все остальное перестало для меня существовать. Я полностью растворилась в Рене, и только когда мистер Кадам вытащил иглу и протер место инъекции спиртовым тампоном, поняла, что давно не держусь за руку Кишана.