Куда скачет петушиная лошадь? Лаврова Светлана
— Ты умеешь брать след по ветру? — изумился Волк. — Однако человечество сильно продвинулось вперёд, пока я торчал в музее. Вон там, ниже по течению, любимый бережок Васы. Но он пуст, хотя пахнет явно оттуда… ах вот в чём дело! Ах, негодник!
И Волк решительно спрыгнул с моста и двинулся по зарослям ивняка вниз по течению, бормоча при этом:
— Тоже мне, тун недоделанный… «Покров тумана», видите ли, применяет… а про побочные эффекты и не думает! Тьфу, недоучка…
Наконец, уже на берегу, Волк резко затормозил — Даша, Мир и Тове чуть не ткнулись в него на бегу. И рявкнул:
— А ну прекратить! Что ты себе позволяешь, идрэсь мыр!
И на пустом вроде бережку тут же обозначились обитатели — будто шапки-невидимки сорвали и проявились. Два крепких мужика расположились вокруг костра, на котором в котле готовилось нечто, пахнущее мясом и специями. Один — невысокий, пузатенький, голый по пояс, с длинными зелёными волосами и бородой — тут же вскочил, угрожающе сжимая в руке дубину. Может, не дубину, а поварёшку, но большую. Второй — не такой толстый, но более мощный, широкий в плечах — не дёргался, только повернул к пришельцам обритую голову. Голова тоже отсвечивала зелёным.
— Заклинание «Покров тумана» вреден для экологии! — отчитывал дяденек Волк. — Вы что, не знаете, что после этого заклинания вся рыба в окрестных двух верстах пребывает в невидимом состоянии?! Многие особи с хрупкой душевной организацией типа плотвичек не выносят стресса и впадают в невроз! А крупные хищники страдают от голода, ибо не видят невидимую добычу! Есть же безопасные средства для невидимости, например, «лягей лы» — порошок из кожи лягушки. Вот когда она в царевну превращается и кожу сбрасывает, надо кожу подобрать и сделать «лягей лы». Васа, я от тебя такого не ожидал!
— А что я могу сделать! — развел руками Толстый-Зелёный-С-Поварешкой. — Караулишь-караулишь, когда она в царевну превратится, а она никак! Сидит в лягушачьей шкуре как приклеенная. Чувствует, что все царевичи ушли из чердынских земель, а без царевича ей превращения без надобности. А без невидимости нам нельзя. Как начинаем готовить, так на запах слетаются всякие подозрительные… вроде вас. Я вас к столу звал? Нет. А чего припёрлись? Как дам поварё… то есть дубиной, мало не покажется. А бывает еще хуже: как ужин на столе, так из Камгорта прут какие-то Неназываемые. Летят и летят, не то призраки, не то ещё хуже. Весь плов сожрут.
— Точно! — воскликнула Даша. — А я думаю, чем это так знакомо пахнет! Плов!
— Плов — это что? — спросил Волк. — Это не коми еда. И не вогульская. Это русские придумали? Мне про плов экскурсоводы не рассказывали.
— Нет, это южная пишша. Мы что, совсем тёмные, да? Мы просвещению завсегда открыты. Радио слушаем, о вкусной и здоровой пишше. И о нездоровой тоже.
— Откуда радио? — удивилась Даша. — Люди же ушли.
Водяной задрал одну зелёную прядь волос вертикально, получилась антенна.
— Замечательно ловит радиоволны, хотя только в пределах Урала и Поволжья, — похвалился он. — Слушаю новости, астрологический прогноз и кулинарные рецепты. Пожалуйте покушать, гости дорогие, плов почти готов.
— Мы по делу, — отказался было Волк, но Васа махнул поварёшкой:
— Сперва плов, потом дело. Видите, какой у меня гость! Водяной Пянтег из Камы прибыл — специально на мой плов!
Второй дяденька — бритый и могучий — приветливо кивнул.
— Вообще-то мы его вместе варим, — пробасил он. — Уже две недели.
— Ой, за две недели рис разварится просто в клей! — всплеснула руками Даша.
— Дак то рис, — сказал Пянтег. — А у нас в Прикамье рис отродясь не растёт. Вместо риса я предложил использовать мелкий речной жемчуг. Вот за две недели он как раз уварился.
— Со специями тоже проблема, — вздохнул Васа. — Барбарис да перец, да зира, да шафран — нешто они растут в уральской реке? Вместо зиры я зверобоя на опушке надёргал — оба на «з» начинаются, должно подойти. Вместо перца — тину забродившую, ух и ядрёная, с ног валит! А взамен шафрану…
— А курдюк! — перебил его Пянтег. — Кто-нибудь знает, что такое курдюк?
Гости переглянулись — явно не знали.
— Ругательство, — неуверенно предположил Волк. — Неприличное.
— И как его класть, если неизвестно, что это такое? А? — наседал Пянтег.
— Да ладно — курдюк, а вот откуда вы барана взяли для плова? — поинтересовался Волк. — Явно ведь бараниной пахнет. Люди ушли, а баранов на берегу Колвы забыли?
— Не-а, мы щуку перевоспитали, — хмыкнул Васа. — Знаешь, как сложно было убедить щуку отрастить рога и покрыться шерстью?
— Особенно тяжко пришлось, когда мы учили щуку кричать «бе-е!» — опять перебил его Пянтег. — Ладно, хорош болтать, пора обедать. Только у нас посуды нету.
— Мы гостей не ждали, тарелки не запасли, — кивнул Васа.
— У нас есть четыре тарелки, — Тове выступил вперед и «отклеил» посуду с копыт.
— Ух ты! — восхитился Пянтег. — Давно иранского серебра не видал. Хорошо, что вы с серебром, ребятки, Неназываемые серебра не любят, как и вся дурная нечисть. Не прилетят. Хоть поедим спокойно. А то вчера одной рукой шаурму ешь, другой от Неназываемых отбиваешься. Какое в таких условиях пищеварение, а? Вот именно. А кто вы такие будете, гости дорогие? Ну, этот пятиногий с длинной шеей и золотой башкой — явный полночный морок, а мальчик на нём кто? И девочка? Похожа на человека, но ведь людей больше нет? Девочка, притворяющаяся девочкой…так-так… И волк, притворяющийся волком?
— Это не волк, это какой-то большой начальник, — прошептал Васа тихо-тихо.
— Я не морок! — обиделся Тове. — Я конь Товлынг-лув, а мальчик — это Мир-суснэ-хум, приглядывающий за миром… эй, вы чего?
Водяные захохотали.
— Ну, распотешил, — еле успокоился Васа, вытирая синие слёзы зелёной бородой. — Ну, забавник. Нешто мне не знать Мир-суснэ-хума и его восьмикрылого коня! Скорее уж ты петушиная лошадь. Я её примерно так и представлял. Только с петушиным гребнем.
— Это я так изменился от плохой экологии, — сообразил Тове. — Загрязнение водоёмов, выбросы ядовитых отходов, то да сё. Мы это проходили, то есть я хотел сказать, что я от этого заболел.
— Ну да? — не поверил Васа. — Так давно уже нету ни выбросов, ни загрязнений. Люди ушли и всю грязь с собой забрали. Лес да река сами по себе чисты, их только люди испакудили. Ну, не будем о грустном. Девочка, подставляй тарелку.
И плюхнул на серебро пятого века огромную порцию плова. Какое-то время было тихо — все жевали. Потом Даша сказала:
— Мне кажется, это очень вкусный плов. И в нём всё настоящее, пловное: не щука, а баранина, не жемчуг, а рис.
Водяные переглянулись.
— Значит, хорошо получилось щуку в барана перевоспитывать, — заметил Пянтег с лукавой усмешкой. — Приезжайте ко мне в гости, в Пянтег, это село такое, южнее Чердыни, южнее Редикора, на реке Каме. Люди оттуда ушли, один духи вогульские да коми-пермяцкие остались. Я вам окуней превращу в филе жирафа, и мы славно подзакусим. Можно прямо сейчас всей компанией отправиться.
— Нет, мы торопимся, — отказался Волк. — Вы в курсе, что на севере творится что-то неладное?
— Я ничего не знаю, — быстро отказался Васа. — У нас всё хорошо. Люди ушли — ну и ладно. Не больно-то и хотелось.
— Я что-то слышал, — задумчиво кивнул Пянтег. — Уже с полгода с верховьев Камы шла перепуганная рыба. Она была в такой панике, что я даже не мог разобрать ее безумный лепет. Хотя не хвастаясь скажу, что по-рыбьи хорошо понимаю. А вот уже полтора месяца, как с севера вообще ничего не идёт. Как будто там ничего нету, пустота. Какой-то Неназываемый сожрал всю рыбу… и, возможно, всю реку.
— Вот мы и отправились в разведку на север, — продолжил Волк. — Для скорости пошли коротким путём, через Узкую улочку близ Искорского городища — ведомо вам это место?
Водяные закивали — мол, знаем.
— И наш товарищ, трёхголовый змей Гундыр застрял в расщелине, — закончил Волк. — Дайте штопор, пожалуйста, мы его выковырнем, а то он и сам застрял, и нам дорогу перегородил.
— А я думал, трёхголовый змей — это суеверие, — заметил водяной Васа. — Конечно, я дам штопор, он у меня старый, но в замечательном состоянии. Штопор, знаете ли, прекрасно сохраняется, когда открывать нечего.
— Да мы с вами сходим, может, подмогнём, — поднялся Пянтег. — Только я намокну. А то от реки пойдём, я пересохну.
И Пянтег пошел к Колве окунуться. Васа оглянулся на него, подскочил к Волку и зашептал ему на ухо:
— Я вам по секрету, как начальнику. Я же чувствую, что вы начальник, а начальство надо информировать. Не ходите на север, худо там. И девочку не водите — может, это последняя девочка на земле, а вы её в пасть Неназываемому ведёте! Лучше её на развод оставить, на племя, ежели деликатно сказать.
— Так что же, сидеть тут да ждать беды? — возмутился Волк.
— Не надо сидеть, не надо ждать, — ещё горячее зашептал Васа. — Я ведь этого Пянтега для чего угощаю да улещаю? Как беда к нам подойдёт, я в его Каму перееду — эмигрирую, он пропустит. А там по Каме да по Волге, а дальше Каспий… и всякие южные страны. Там всё по-старому, туда Неназываемый не доберётся. Поселюсь в озере Титикака, в тёплой водичке…
— А защищать вверенный тебе участок? Ты же здешний водяной, без тебя река Колва заболотится, пересохнет, умрёт!
— Так это… того… отступление — лучший вид нападения, — замялся Васа. — Надо сберечь силы… и того… ударить на врага… откуда-нибудь из Конго, например. Вот он удивится! Его из Конго ещё точно никто не бил.
— Трус и отступник! — отвернулся Волк.
— А будешь ругаться — штопора не дам, — огрызнулся Васа.
От реки вернулся Пянтег, весь мокрый, посвежевший.
— А ты тоже сбежишь, когда подойдёт этот Неназываемый? — спросил его Волк. — И бросишь свою реку?
— Тише-тише, он не знает о моих планах, я же по секрету вам как начальнику, — испугался Васа.
Пянтег хмыкнул:
— Это ты про то, что наплывает с севера? Ну, мне супротив не сдюжить. Сбегу, коли припрёт… но только вместе с Камой. Я мою реку поднадзорную скатаю в рулон, суну под мышку да и пошёл. Потом, в безопасном месте расстелю — и потечёт Кама-голубушка по Египту или другому какому Мозамбику. Скажешь тоже — реку бросить! Я своих не бросаю.
— А если догонит — ну, этот, что идёт с севера?
— А догонит — я его этим рулоном да по морде! Если струя из шланга в лицо попадёт, и то неприятно, а ежели цельной Камой по морде съездить — ни один враг не устоит. Мы с Камой вдвоём их так уделаем… кстати, а ты кто? Ты ведь не волк.
— Не волк, не волк, — зашептал испуганно Васа. — Я бы сказал… я бы сказал, что ты Во…Во…
— Во-во, — подсказал Волк. — Вообще не важно.
— Ну да, ну да, — закивал Васа. — Как изволите. Где уж нам, убогим, с вами спорить. Пойдёмте, господа, Змея откупоривать, а то вечер скоро. Мы-то с Пянтегом на дне ночуем. А ночевать на суше близ Камгорта живым не ладно. Река помаленьку охраняет, текучая вода — от нечисти защита, но как знать, как знать…
Глава 16. Из рубрики «Сделай сам»: расколи скалу драконом
— А ты заткнись, идрэсь мыр гнилой да поганый. А то тебе бороденку-то повыдергаю!
— Ах ты пасьтм гна морт тупой, я ж тебя наизнанку выверну да тиной набью!
— Да я тебя, йоя недоразвитого…
— Ой-ой, как страшно, прямо весь боюсь тебя, зывк чужм!
Так встретились Васа и Пера, не забывшие старую ссору. Вообще-то Пера собирался пересидеть за кустиком, пока Васа не вытащит Гундыра, и зря ему на глаза не казаться — для нервов полезнее. Но Волк с компанией слишком долго ели плов, Пера соскучился сидеть за кустиком и вылез — а тут они и подошли с Васой.
Мир включил лингвотрансформатор и шёпотом переводил Даще непонятные коми-слова. Сначала Даше было неудобно, что ей, коми по национальности, слова родного языка переводит инопланетянин, а потом она увлеклась:
— Идрэсь мыр — немолодой кусок древесины, оставшийся от спиленного дерева.
— Старый пень! — догадалась Даша.
— Пасьтм гна морт — совсем не одетый представитель рода человеческого, заросший мехом.
— Это какой-нибудь местный снежный человек что ли, не знаю.
— Зывк чужм — верхняя часть кожного покрова млекопитающего, покрытая мехом и подверженная заразной кожной болезни.
— Ой… что же это? А, знаю, паршивая шкура, парша — это кожная болезнь!
— Йой — человек с плохо функционирующими отделами коры больших полушарий, обеспечивающих высшую нервную деятельность.
— Ага, это понятно, дурак!
Наконец враги устали ругаться.
— Теперь драться будем, — сказал Пера.
— До первой крови, — поспешно предложил Васа.
— Ага, хитрый какой, у тебя крови нет, одна вода. до «ктопервый пощады попросит».
— Нет, это мне невыгодно, — отказался Васа. — Ты упёртый и ни в жисть пощады не попросишь. А я — личность деликатная и уступчивая, я нечаянно попрошу и что — я проиграл?
— Ты проиграл уже когда появился на свет! — и Пера засучил рукава, готовясь к бою. Но Пянтег сказал:
— Хватит собачиться, лучше бы помогли. Ваш змей такой твёрдый, что в него штопор не лезет.
Пера отвлёкся, а Васа воспользовался этим, ткнул ему в руку какой-то иголкой и заорал:
— Ага, я выиграл! До первой крови, а вот и кровь!
— Откуда у тебя иголка? — изумился Пера, почёсывая уколотое место. — Вроде ты раньше вышиванием не увлекался.
— Это сувенир! Из России привезли, из муромских лесов. Остаток иглы, на кончике которой была смерть Кощея Бессмертного. Антиквариат! Гордиться должен, что я тебя, недоумка, такой исторической иглой ткнул!
— Волк, а Волк, объясни, пожалуйста, — попросила Даша, пока Пера и Пянтег пытались камнем вколотить штопор в бронированный зад Гундыра. — Вот Ёма говорила, что она-де нечисть и потому железа не выносит, и иголки у нее дома нету. А Васа ведь такая же нечисть, водяной, а железную иголку при себе таскает, и ничего.
Волк облизнулся, помолчал.
— Ёма наврала, — наконец сказал он. — Она вообще врунья. Понимаешь, и она — не нечисть, и Васа — не нечисть. Раньше они были богами. Ёма — женское божество леса, охраняющая границы между Миром Живых и Миром Мёртвых, у русских так же работала та, кого потом назвали бабой Ягой. Васа — водяной, речное божество, Пянтег — тоже, он божок Камы, ему поклонялись в том месте, где теперь село Пянтег. Вэрса — божество леса, конкретного участка пармы под Чердынью, а в других местах — другие вэрсы. Потом люди стали считать их нечистью, но на самом деле они не боятся ни холодного железа, ни текучей воды, ни серебра. А вот орты, Неназываемые и иные духи, особенно злые — они железа, серебра и текучей воды не любят. Они — нечисть.
— А почему Ёма наврала? — не отставала Даша. — Она что, не хотела, чтобы я тебе живот зашила?
— Вот именно, — сказал Волк и отвернулся, давая понять, что разговор закончен.
«Как интересно. — подумала Даша. — Наверное, это кровная месть. Когда Ёма была молодая и красивая блондинка, ее похитила мафия, а волк возглавлял чердынское отделение мафии… нет, это слишком даже для меня. Может, волк загрыз ее любимого чёрного кота… или лучше любимого Ивана-царевича? Ёма его воскресила живой водой, Иван-царевич застрелил волка и сделал чучело, на что волк, естественно, обиделся… ну, сам виноват. Вообще-то сто лет назад Иваны-царевичи уже в лесах не водились. Да, точно, это был чудом сохранившийся Иван-царевич, вроде Лох-Несского чудовища, оставшегося от динозавров. И после воскрешения живой водой он так размок, что его горячее сердце потухло, и он разлюбил Ёму… или лучше он растворился в живой воде? Он был нестойкий в таком возрасте. Но как же он растворенный застрелил волка, да еще и чучело сделал?»
Даша почувствовала, что запуталась, и с облегчением отвлеклась на выковыривание Гундыра.
— Нет, — сказал запыхавшийся Пянтег. — Ничего не выйдет. Мы вашему Гундыру навтыкали от души, но он абсолютно невтыкаемый. Придётся худеть.
— Тебе? — с надеждой спросил Гундыр.
— Нет, тебе, — сказал Пянтег. — Мне, конечно, тоже не повредит, но я не буду. Меня и такого все любят.
Змей всхлипнул:
— Я не хочу худеть! Я люблю поку-у-у-ушать!
Даше стало жаль Гундыра. Она вспомнила, как было ужасно сидеть на диете: Даша в прошлом месяце решила похудеть и почти целый день пила только апельсиновый сок, как кинозвезда. А потом мама сказала, что лучше пусть Дашка будет толстая и весёлая, чем худая и злая. На этом похудание закончилось.
— Есть другой способ! — сказала она. — Надо Гундыра наоборот — очень сильно кормить. Она растолстеет, скала от него треснет, и он выйдет на свободу.
— Ура! — возликовал змей. — Это мне больше подходит! Спасибо, мича нывка, ты настоящий друг! Ну, где моя еда?
— Хорошо, что мы плов не доели, — улыбнулся Пянтег, щёлкнул пальцами и приказал:
— Котёл, сюда!
Издалека послышалось слабое жужжание, и с юга прямо по воздуху прилетел котёл с пловом. Он ненадолго завис, выбирая посадочную площадку, а потом облетел змея сверху и плюхнулся перед его средней мордой.
— Ух, вот это еда! — восхитился Гундыр. — Это всё мне?
И въелся в плов. Котёл очень быстро опустел, облетел Гундыра в обратном направлении и встал у Дашиных ног, ожидая похвалы.
— Мы будем его кормить, — сказал Пянтег. — Я думаю, дня за три он хорошо растолстеет и скалу расколет.
Даша погладила котел и сказала ему:
— Какой ты молодец! Сам пришёл, Гундыра накормил… просто чудесный котел. Умница! Красавец!
Котёл заурчал под Дашиной ладошкой. Гундыр тоже заурчал — ему очень плов понравился. А скала негодующе фыркнула — не хотела раскалываться. Даша надеялась, что скала испугается и тут же Змея выпустит. Но скала не испугалась, а только разозлилась.
— Хорошо, а нам-то как быть? — развёл руками Пера. — Гундыр проход закупорил, а нам надо по Узкой улочке.
— Так переберитесь по моей спине — ик! — сытым голосом сказал Гундыр. — Только сильно не топайте, и пусть Тове тарелки наденет, чтобы острыми копытами мне спинку не поцарапать.
— Уже надел, — отозвался Тове и устало прислонил голову к скале.
— Ты что? — встревожился Мир. — Тебе плохо? Синоним тошнит?
— Золотая щетина отросла с прошлой стрижки, — грустно сказал Тове. — Голова очень устала и шея.
— Надо побрить, — сказал Пянтег. Он обернулся к Искорскому городищу, где по-прежнему что-то лягало и орало, и приказал:
— Меч, сюда!
Почти сразу же с противным свистом к нему в руку прилетел ржавый изъеденный кусок железа.
— Нет! — испугался Тове. — Этим бриться нельзя, оно тупое и ржавое! Вы занесёте инфекцию!
— Как занесу, так и вынесу, а больше тут бритв никаких не наблюдается, — Пянтег ловко зажал между колен Товину голову и — вжик-вжик! — срезал золотую щетину. Тове сразу полегчало.
— А я это лишнее золото заберу, оно вам не нужно, мусор, только территорию засоряет, а я приберусь. Только ради чистоты, а не корысти… — забормотал Васа, подбирая золотую щетину, глаза его воровато бегали.
— Зачем тебе золото? — удивился Пянтег. — Вот уж бесполезная штука. Ну да как хочешь. Меч, обратно!
Меч улетел без возражений.
— Здорово вы умеете, — похвалила Даша. — Когда я буду писать детектив, я сделаю вас главным злодеем. Очень удобно: понадобится кого-нибудь отравить — тут же прилетит котёл плова с цианистым калием, захотел кого зарезать — прилетит меч. Зарезал — обратно меч улетел, и улик нет.
— Да, — улыбнулся Пянтег. — Я вообще замечательный. И плов это я готовил, а Васа только пробовал. Вам пора, ребята, поторопитесь, уже скоро стемнеет. И придут эти, из Камгорта… и когда-нибудь не растают с рассветом…
— Даша! — Пера уже стоял на спине Гундыра. — Давай живо! Ты за мной, потом мальчишки, замыкающим Волк.
Даша подбежала, вскарабкалась на крестец змея и оглянулась. Пянтег махал ей рукой, Васа, ворча, распихивал золото по карманам. Она схватилась за руку Перы, сделала два шага вперед… и стало темно.
Глава 17. Семь кос собачьего бога и прочие странные штуки
— Нет, ну надо же какая подлая! Вот вредина! Воспользоваться ситуацией и… подлая какая!
Даша открыла глаза. Она по-прежнему держала за руку Перу, который почему-то ругался. Но пейзаж вокруг изменился капитально. Вместо солнечных окрестностей Искорского городища впереди простирался сумрачный болотистый берег, плавно переходящий в озеро. Позади стеной темнел лес, и смутно темнели очертания расщелины. Было влажно и тихо, воздух аж звенел. Даша не сразу поняла, что звенит не воздух, а комары. Дашины тапки быстро намокали, она переступила из лужи в более сухое место, но и там было мокро.
— До чего же мерзкая и вредная! Щипаться-то зачем? — не унимался Пера.
— Я не щипалась! — возмутилась Даша.
— Да не ты, а скала! Пока мы шли через проход, она меня всего исщипала в отместку, что я её пнул! Так, а где остальные?
— Невероятно интересно, — сказал Мир, выезжающий на Тове из расщелины. — Транспортная система на вашей планете, насколько я понял, основана на сети пространственных порталов. Вошёл в Тугулыме — вышел в Париже. Это населённые пункты на вашей планете, если вы не знаете. Очень передовой вид транспорта — порталы. Мы их ещё только разрабатываем, вы нас опередили. Мы как-то больше на автобусах.
Последним из скалы вышел Волк, огляделся и завыл: «Оу-у-у-оу!» Ему никто не ответил, чему Даша порадовалась: «Проверил, есть ли сообщники, а их нету!»
— Где Лютик? — спросил Тове. — Он первым прошёл, ещё до Гундырова застревания. Я думал, он нас встречать тут будет.
Пера кончил ругаться и огляделся:
— А куда это мы попали? Мы должны были выйти на священной поляне за Шежимдикостом, где идолы раньше стояли. А тут озеро какое-то.
— Плохо, — сказал Волк. — Это Чусовское озеро. Мы совсем недалеко прошли тайной чудской дорогой и вылетели в реальность значительно раньше, чем я планировал. А менкв, видимо, благополучно прошёл дальше и теперь удивляется, куда мы запропастились.
— Бедный Лютик, он думает, мы его бросили, — вздохнул Тове.
— Это застрявший Гундыр сломал дорогу, — сказала Даша.
— Или она отомстила за то, что я её пнул, — кивнул Пера. — Да, жаль. Давненько я тут не был, однако. В мои времена здесь никто не жил.
— А между тем пахнет человеком, — принюхался Волк. — Интересно.
— Даша, ты в порядке? — спросил Пера. — Тебя не щипали?
— Нет, только ноги промочила. Ты меня в какую-то лужу переместил, — пожаловалась Даша. — И комары…
Да, комары Даше обрадовались и с упоением вгрызлись в её голые руки и ноги, торчавшие из халатика всем на съедение.
— Тебя надо переодеть! — дошло до Перы. — Что ж ты молчала, я же в нарядах не разбираюсь. Ладно, не проблема, возьмёшь мою сменную одёжку, она чистая.
Он достал из мешка коты — кожаные башмаки, узорчатые длинные носки, рубаху, штаны и отправил Дашу за кустик переодеваться.
— А дезодоранта от комаров у тебя нету? — жалобно спросила Даша. — Я уже вся в крови от размазанных комаров, как дикий индеец.
— Считай, что это такая суперская косметика. Дальше еще хуже будет, — пообещал Пера. — Но ты постепенно научишься их не замечать.
«Лучше бы комары научились не замечать меня», — подумала Даша, натягивая длинные штаны-тач. Одежда была занятная, и Даша пожалела, что нельзя сфотографироваться в таком прикиде.
— Наблюдается быстрое опускание основного небесного светила за условную линию, соединяющую небо и землю, — заметил Мир.
— Да уже закат, — кивнул Пера. — Надо подумать о ночлеге. Здесь берег топкий, предлагаю пройти дальше к лесу. Наладим ночёвку. Я подстрелю какую-нибудь дичинку, поужинаем и подумаем, куда дальше двигаться. Я ходил по здешней парме много лет назад — ну тут и дебри!
— Около Чусовского тоже есть тайная тропа, — сказал Волк. — Но не чудская и не коми, а хантов.
— Ханты тут почти не жили, — возразил Пера. — Ханты восточнее, за Камнем, за Уралом по-вашему.
— Я и не говорю, что жили, я говорю, что ходили, — повысил голос Волк. — Её проложил Тек Ики, знаменитый «собачий бог» хантов. Он ходил аж с берегов Оби за Урал воровать девок в коми-селениях.
— А-а, я что-то слышал, — вспомнил Пера. — У него были длинные волосы, и их заплетали в семь кос семь его жён. Ханты рассказывали, что пока половина жён заплетают одну половину волос, Тек Ики спит на другой и ею же укрывается. Я только никогда не понимал, как семь кос и семь жён разделить пополам. Но зачем нам тропа «собачьего бога»? Она ведёт на восток. Зайдём тут — выйдем на Оби. А нам — к северу.
— Да, подумать надо, — согласился Волк. — Эх, менква не хватает, он наверняка знает вогульские тайные дороги. Я-то только коми-тропы знаю. Дашка, сколько можно переодеваться?
Даша вышла из-за кустика и приняла эффектную позу, надеясь на комплименты.
— Жесть, — заметил Пера. — Штаны тесноваты в заду, а рубаха сойдёт более-менее.
«Комплименты откладываются», — поняла Даша.
— Мир, Тове, а вас комары кусают? — спросила она.
— Нет, — переглянулись инопланетяне.
— Наверное, потому что мы растения, — подумав, сказал Тове. — Ну какой уважающий себя комар будет грызть деревяшку? Разве что совсем озверелый. Или если он бобёр.
— Тове, а почему ты говоришь нормально, а Мир как-то странно: то синонимы перечисляет, то как будто из словаря цитирует?
— Ха, потому что я не поленился и скачал себе из Сети программу литературного перевода для лингвотрансформатора, — хмыкнул Тове. — А Мир оставил себе стандартную техническую программу.
— Мне и так хорошо синоним отлично, — сказал Мир.
Глава 18. У назгулов бабушек нет
— Странно, — огляделся Пера. — Очень странно. Этого здесь раньше не было.
— Здесь много мёртвых, — принюхался Волк, и шерсть на загривке встала дыбом. — Мёртвых, которые были людьми.
— Их здесь не должно быть, — твёрдо сказал Пера. — Они не наши. Чужие.
Они отошли от берега в лес совсем недалеко и наткнулись на обширную вырубку, заполненную старыми оползшими могилами. Могил было много, и они казались странными. Не привычные холмы с крестом и оградкой, не мраморные плиты. Какие-то казённые ровные ряды. Кладбище не подходило к парме, к тёмному озеру и догорающему над ним закату. Оно было чужое.
— Господь с вами, — раздался рядом взволнованный голос, и из зарослей выдвинулась чёрная фигура. «А вот и назгулы, — перепугалась Даша, вспомнив Толкиена. — Только приветствие какое-то не назгулье».
— Добрый вечер, отец, куда это мы забрели? — поклонился Пера. — Неужели вы тут живёте?
— Да, конечно… а вы откуда? Опять из Перми? А где ваши эти… квадроциклы?
— Кто? — изумился Волк. — Квадро-что? У нас вот змей бы трёхголовый и менкв Лютик, но мы разминулись. Человек, ты кто?
— Менкв? Сейчас мало кто помнит о менквах, а бабушка мне рассказывала, — заулыбался человек. Даша перестала бояться — раз у него была бабушка, значит, не назгул, у назгулов бабушек не бывает. И рассмотрела его — невысокий, худой, старый, лицо не русское — скорее, вогул. Одет в длинное чёрное платье и чёрную шапочку… да это же монах!
— Ни фига себе! — ахнула она. — То есть я хотела сказать — супервстреча! Вы монах?
— Да, деточка, да, — заулыбался человек и перекрестил её. — Моё послушание здесь. Вишь, какое место грустное, да?
— А что это?
— Это кладбище зэков… ну, заключённых. Тут немцы военнопленные похоронены, много, много их перемёрло в парме на лесозаготовках. Маленько и наших лежат вон там, с краешку.
— Немцы? Фашисты? — изумилась Даша. — Так то когда было!
— Давно, давно, — закивал человек. Он говорил охотно, но как-то с трудом, будто делал отвычное дело. — Вот я тут и сижу, молюсь за их души.
— Один?
— Один, да… Лет десять назад, а то и поболе, приезжали ребята с городу — с Перми. Они назывались… дай Бог памяти… Пермский клуб любителей бездорожья. Просто так приехали, из интересу. На машинах таких — на квадроциклах, я запомнил. Они спрашивали, что мне надо, подарить что-нибудь хотели, а мне ничего не надо. Они мне оставили бутыль виски — на память. Ещё треть осталась. Я по напёрстку пью по престольным праздникам, за их здоровье.*
* если хотите увидеть фото этого абсолютно реального монаха на Чусовском озере, смотрите сайт «Пермский клуб любителей бездорожья», отчёт Виталия Мальцева «Чусовское озеро — далекое и близкое»
— Погоди, отец, — остановил Пера словоохотливого монаха. — Что-то тут неправильно. Ты всю жизнь сторожишь могилы?
— Я не сторожу могилы! — обиделся монах. — Я молюсь за заблудшие души! Я спасаю их от Ада! Они были врагами, они совершили много грехов, меня так учили. И я за них молюсь. Это моя работа. Нельзя отдавать души злу, пустоте.
— Кстати, о пустоте… вы не слушали, что там на севере? — спросил Волк.
Монах перекрестился сам и перекрестил говорящего Волка — видимо, до сих пор звери ему попадались бессловесные.
— Сгинь-пропади, нечистая сила, — сказал он. — Не сгинул? Значит, не нечистая сила и можно дальше общаться. На севере, да… нет, я не знаю ничего. Сижу на месте, никто ко мне не ездит, новостей никаких. А это кто? Господи, помилуй мя, грешного!
Это Тове приблизился, заинтересованный встречей.
— Я Товлынг-лув, конь Мир-суснэ-хума, — сказал он.
Читать бесплатно другие книги:
