Куда скачет петушиная лошадь? Лаврова Светлана
— Не могу! — раздался спереди слабый голос Тове. — Меня уносит вперед!
— Тормози! Крылья раскинь и тормози!
— Не — о — у — у… — ветер отнёс ответ Тове, маячившего уже далеко впереди Товлынга.
— Садись немедленно на любую горушку! — рявкнул Товлынг-лув. — Сгинешь! И мальчишек загубишь!
Потом Товлынг повернул голову и сказал спокойно:
— Всем держаться. Иду на таран.
«А за что держаться?» — в панике подумала Даша и схватилась за сидящего перед ней Мир-суснэ-хума. Товлынг резко увеличил скорость, пошёл куда-то вбок… бац! Удар был силён, и пассажиры непременно вылетели бы, если бы не страховавшая их пара крыльев. Так что Даша отделалась прикушенным языком, а Волк и Мир-суснэ-хум вообще не пострадали.
Даша выпуталась из крыльев, сползла с коня и огляделась. Они сели на какую-то невысокую горку с лысой макушкой. Рядом лежал, задрав копыта с тарелочками, взъерошенный Тове, из-под него, ругаясь, выбирался Пера. Котёл с комаром сделали над горкой красивый разворот и приземлились близ Даши.
— А где Мир?
— Свалился за десять шагов отсюда, вон он хромает, — указал Пера. — Чтоб тебя яг-морт забодал, ты зачем ДТП в воздухе устроил? Думаешь, с золотой гривой, так всё можно, да?
— Надо было срочно посадить Тове на землю, — объяснил Товлынг-лув. — Малыш, как ты себя чувствуешь?
— Слегка побито чувствую, — сказал Тове, с трудом переворачиваясь на живот. — Что это было?
— А что?
— Ха, сначала я летел, устал, конечно, и иногда отставал. А потом вдруг лететь стало легко, будто в реке по течению. Я подумал, что вот какой я молодец и как лихо научился летать. А потом понял, что меня несёт что-то, и тормозить не могу. Ты кричишь: «Тормози», — а я только ускоряюсь.
— Физика, — сказал доковылявший Мир и сел, потирая лодыжку. — Сплошная физика, синоним наука, изучающая свойства тел. Всё всегда перемещается из области высокого давления в область низкого давления. Тут нормальное давление, а там пустота. Вот тебя и понесло в пустоту.
— Да, — кивнул Пера. — Мы ведь это назвали пустотой совершенно наугад, а теперь опытным путём подтвердили, что это так и есть.
— Помнишь, Лютик сказал: «Кто-то злой в себя дует», — вспомнила Даша.
— Там явно сидит какой-нибудь великан и съедает мир по кусочку, — предположил Мир-суснэ-хум, заскучавший от разговоров про физику. — Мы пойдём и убьём его. Распорем брюхо и съеденный мир выпустим наружу.
— Если съеденный мир прожевали и переварили, лучше его оставить в великаньем брюхе, — заметил Пера. — Или ниже спустить. Но в любом случае дальше уже надо идти во всеоружии — становится опасно. Эх, хорошо мне жилось мальчишкой!
Он встал, потянулся… как-то слишком высоко потянулся, словно бы подрос, плечи пошли в стороны, руки налились мощью. Крепкий могучий мужик средних лет поправил топор в петле лузана и сказал:
— Так-то лучше. И можно не говорить больше эти дурацкие «прикольно» и «суперски». Эх, силушка моя богатырская! Может, я великана и не убью, но сильно напинаю.
— Вот теперь ты похож на Перу-богатыря, — одобрила Даша. — Можно бицепсы потрогать?
— Отсюда ещё ничего не видно, мы сели слишком далеко, — сказал Тове, вглядывась в северную даль. — Вроде мельтешит что-то, а может, кажется. Надо бы поближе подлететь, но что-то я боюсь. Опять как затянет.
— Вот если бы нам встречный северный ветер, — сказал Пера. — Пустота к себе подсасывает, а ветер обратно отдувает. Подлетели бы поближе.
— Северный ветер? — засмеялся Волк. Странно так засмеялся, не своим голосом — молодым, звонким. — Будет вам северный ветер! Эх, наконец-то!
Он встал на задние лапы и раскинул передние, будто хотел обнять небо. Скрепки на пузе посыпались, шкура стремительно раздиралась на кусочки, и из её обрывков рвалась наружу совсем другая, не волчья плоть. Последними отвалились зелёные стеклянные глаза, освободив место живым и умным, хотя тоже зелёным. Высокий — выше Перы — стройный человек с мощным торсом перекинул назад длинные светлые волосы, упавшие на лицо, и ликующе засмеялся:
— Вот сейчас я вам устрою северный ветер!
— Войпель! — ахнул Пера. — Ну, я же почти догадался! Да где же тебя носило столько лет! Без тебя — ни добычи, ни охоты… а погода какая поганая на Урале стала! Её даже начали обзывать «климатом», потому что гордого имени «погода» она не заслуживала!
Товлынг-лув церемонно склонил колено перед бывшим волком. Мир-суснэ-хум кивнул, пробормотав: «Ты, конечно, бог, зато я аж седьмой сын самого Торума… вот!».
— Ничего не понял, — честно признал Тове.
— Кто-то в кого-то превратился синоним трансформировался, — заметил Мир.
— Тоже мне, объяснил! Сразу всё ясно стало!
— Я читала, что раньше коми верили в бога охоты и северного ветра, — сказала Даша, косясь на бывшего Волка. — А имя я забыла.
— Все меня забыли, — кивнул Войпель. — Никто не верит.
— Сам виноват, — проворчал Пера. — Нечего было отдыхать в музее больше ста лет. Да и до этого тебя что-то не замечалось давненько…
— Отдыхать! Да я за сто лет не присел! Потому что чучела не сидят, а стоят, — возмутился Войпель.
— Так ты не сам ушел? Тебя кто-то заколдовал?
— Стыдно признаться…это Ёма, вредина, удружила. Ну что сделаешь, если мне не нравятся такие зубастые… м-м-м… пожилые девушки. Она и обиделась. Отомщу, говорит, за то, что ты меня не любишь. Я в Иван лун — в Иванов день то есть — в облике волка бегал по лесу, а она меня хлестнула цветком папоротника. И всё, я остался в волчьей шкуре. Много лет я был волком, много… не счесть. Потом какой-то охотник подстрелил, чучело сделал. Дальше вы знаете. Ёма и в музей переселилась, чтобы за мной приглядывать.
— Но если вы бог, почему тогда Ёма вас так легко победила? — удивилась Даша.
— Ёма сильнее, в неё столько народу верило… и сейчас верит, сказки про неё рассказывают. Даже в книжках про неё печатают. Печатное слово — оно ух какое крепкое! А в меня к тому времени почти никто не верил, я и ослабел.
— А теперь как вы обратно превратились? — не отставала Даша, чуявшая в этой истории что-то нелогичное.
— А теперь пустота к себе тянет всё, вот и притянула мою волчью шкуру, — весело объяснил Войпель. — Ах, как хорошо быть самим собой! Ты представляешь, Даша, многие люди всю жизнь живут не в своей шкуре! Бедняги! Сейчас я вам организую северный… о-о, мужики, вот так встреча!
Глава 27. В войско прибывает пополнение
— Мы с вами! — раздались голоса. — Мы тоже!
И на горушку, отдуваясь, вскарабкался уже знакомый голый по пояс тип с зеленоватой бритой головой.
— Уф… уф… — отдувался Пянтег. — Не люблю по горам лазать, да ещё с грузом, мне это даже неприлично как-то, я же водяной, а не горный. Уф, еле успели.
Под мышкой у него торчало что-то вроде свёрнутого в рулон огромного голубоватого ковра, абсолютно мокрого — вода с него так и текла. Из-за спины Пянтега боязливо выглянул Васа и спрятался снова.
— Я вот думаю — подмогну, ежели что, — сказал Пянтег. — Душегуба — то этого, что мир поедает, в зубы двину али еще в какое интересное место. О-о, Войпель! Низкий поклон, наконец-то ты вернулся! Ну, теперь в лесу порядок будет. И с погодой разберись, пожалуйста. Если кто не знает, лето должно быть жарким, а зима холодной, а не наоборот.
— А как ты нас догнал? Мы же тайными тропами шли и даже летели? А что с Гундыром? — посыпались вопросы.
— А мы речками, речками… там нырнёшь, тут вынырнешь — наше дело водяное. Гундыр последнюю порцию доедал, когда мы уходили — наверное, уже на свободе. Я на всякий случай Каму с собой прихватил. Ею и драться сподручно, и умыться, ежели запачкаешься, можно, и даже постирушку какую, ежели кто любитель. Опять же рыбалка завсегда с собой. И вообще за моей Камой глаз да глаз нужен. В её возрасте — а такая шустрая. А наш котёл вам не мешает? Он сам увязался, я тут не при чём. И Васа со мной пришёл — что ты там прячешься, вылазь!
— Я…да, — сказал Васа. — Здрассьте.
— А я думал, ты забоишься идти сражаться, — приятно удивился Пера.
— А я и забоялся. Только одному оставаться ещё страшнее, — объяснил Васа. — И Пянтег Каму с собой забрал, я как без Камы в южные края приплыву? И может, до драки дело ещё и не дойдёт. Вы же в разведку шли.
— Разведка — разведкой, а я думаю, что без драки не обойтись, — улыбнулся Пера. — Эх, соскучился я по сражениям! Я думаю, вы поняли, кто нам противостоит.
— Да, конечно, — кивнул Войпель.
— Ежу понятно, — согласился Пянтег.
— Я вообще очень умный, — заметил Мир-суснэ-хум.
— Я догадываюсь, но не уверена, — сказала Даша.
— А я инопланетянин и вообще ничего не понял, — вздохнул Мир. — Кто этот таинственный враг с хорошим аппетитом?
— Это Омоль, — сказал Пера, на что ему возразили сразу Пянтег и Войпель:
— Вот уж нет!
— С какой радости Омоль?
— Точно вам говорю — Омоль, — убежденно начал Пера. — Они с Еном сделали этот мир, но Ен хороший, а Омоль — бяка и всяко вредил назло. Они сделали мир и ушли отдыхать на небо или куда там боги ходят. И тут люди понастроили всяких заводов, лесопилок, расшумелись… Омоля разбудили. Он проснулся, видит — Ен дрыхнет. И Омоль, чтобы напакостить брату, начал растворять этот мир… или откусывать от него — он ведь столько тысяч лет не ел, проголодался.
— У коми — Омоль, а другие народы называли его дьявол, — кивнула Даша. — Я столько фантастики прочитала, там дьявол или какая-нибудь его разновидность типа Повелителя зла разрушает этот мир. А герои спасают. Мы — герои. Значит, нам противостоит Повелитель зла.
— Глупости, — отмахнулся Войпель. — С дьяволом не знаком, а Омолю с чего просыпаться? Люди ушли, больше не шумят, не безобразят. Омоль с Еном проснутся, когда этот мир подойдёт к концу, и разберут его по молекулам.
— Ну, вот и разбирают, — не уступал Пера.
— Нет, это кто-то из старых богов, наших предшественников, — покачал головой Войпель. — Из тех, с кем я сражался на заре времен. Вроде так качественно упихал их в подземный мир, а они вишь чего надумали…
— Я не слыхал про старых богов, я думал, что ты и Заринь Ань и прочие были первыми, — удивился Пера.
— Естественно, мы не рекламировали своих конкурентов, — хмыкнул Войпель.
— Я считаю, это Великий Змей в недрах земли очнулся от стотысячного сна и пакостит, — высказал свою версию Пянтег. — Про Великого Змея и коми знали, и вогулы, и славяне.
— А я тоже чего-то знаю, но не скажу, потому что это страшная тайна, — важно сказал Мир-суснэ-хум. — Каждый смертный или бессмертный, кто её раскроет, ту же умрёт на месте от ужаса. И не просите.
— И не будем, — засмеялся Пера. И Даша тоже поняла, что Мир-суснэ-хум ничего не знает, а просто воображает.
— Мнения специалистов разошлись, — подытожил Тове. — Я таки ничё не понял. Кто?!!
— Придётся пойти и посмотреть, — вздохнула Даша. — А почему у вас нет оружия? Вроде все напрочь богатыри и воины…
— Мне и не надо, — сказал Пера, подошел к сосне выше трёхэтажного дома и выдрал её с корнем.
— Ну и положь на место! — возмутился Войпель. — Не видишь, там гнездо птичье. И зачем тебе эту дубину с собой тащить. На месте выломаешь.
Он отобрал у Перы сосну, аккуратно взял её одной левой и воткнул, где стояла. Дунул — и она зазеленела и почему-то покрылась густым сиреневым цветом.
— У меня есть лук и стрелы, — сказал Войпель. — Но северный ветер — лучшее оружие. Удую врага в Индийский океан, пусть купается да загорает.
— А я… а я вообще всё могу! А мне и не нужно ничего! Захочу — и этот тип взорвётся! И у меня тоже есть лук и стрелы! Ещё получше, чем у него! — встрял в разговор Мир-суснэ-хум. — А Товлынг-лув его копытами забодает! То есть залягает крыльями!
— Да? — кротко удивился Товлынг-лув.
— А я могу трансформироваться в меч, и Мир будет мною сражаться, — предложил Тове и для наглядности превратил свой хвост в лезвие меча. Получилось декоративно: сзади коня меч свисает и от ветра колышется, потому что Тове от незнания технологии сделал его не толще фольги.
— А у меня даже ножика нет, — грустно сказала Даша. — И я всё равно никого зарезать не смогу, я крови боюсь. Я буду военным корреспондентом. Они записывают, как идёт бой, и потом печатают в газете.
— Разве ты не знаешь, что должен делать в бою сказочник? — удивился Войпель. — Ты будешь рассказывать сказку. Всю правду о сражении… но постепенно изменять реальность так, чтобы мы победили. Это очень важно.
— Ой, не получится, — испугалась Даша, но Войпель отмахнулся.
— Мы тоже вооружены, — сказал Пянтег. — Я — Камой, а Васа…
— Могем кое-что, могем, — хмуро подтвердил Васа. — Хотя и очень не хочется. Лучше бы на юг. На озере Титикака самый сезон… и на что нам сдалось корчить из себя героев? Люди ушли, струсили, а мы отдувайся.
Его сзади легонько толкнул подлетевший котёл — мол, про меня забыли.
— Котёл будет наша многоразовая бомба, — обрадовалась Даша. — Ну, невзрывающаяся такая бомба, типа ядра пушечного. Он бац Повелителя зла, отлетит и снова — бац!
Котёл согласно кивнул, хотя как ему это удалось — непонятно.
— А Зомбик напустит на него тучи комаров, — продолжила Даша. — Пусть он хоть Омоль, хоть дьявол, но от комаров хоть кто сбесится. Ты сможешь, Зомбик?
Мир послушал комариный писк через лингвотрансформатор и сказал:
— Он обещает даже дальних кузенов синоним двоюродных братьев москитов и слепней позвать. И птеродактилей воскресить — это кто такие?
— На птеродактилях не настаиваю, — отказалась Даша. — Я читала фантастику, так там из птеродактилей на героев гуано сыпалось проливным дождём. Нам это надо?
— Гуано синоним экскременты синоним какашки синоним… ой, какой длинный синонимический ряд приводит программа! — удивился Мир. — Видимо, в вашей культуре это ключевое понятие, очень важное.
— В общем, разведка плавно перерастает в сражение, — весело подытожил Пера. — А что это там вдали темнеет?
На юге показалась маленькая чёрная точка, которая быстро приближалась, становилась пятном и…
— Хлоп!
— Это что? Ракета? Неразорвавшийся снаряд? — недоумевала Даша. — Тогда почему он ногами дрыгает?
— Невероятно! — обрадовался Тове. — Это Лютик прилетел. Двигался по параболе, не рассчитал траекторию и заострённой головой в землю воткнулся.
— Ерунда, сейчас вытащим, — Пера сначала хотел для форсу вытянуть менква двумя пальцами, но не сдюжил и второй рукой помог.
— Лютик, как же ты летать научился? — тормошили его Мир, Тове и Даша.
Смущённый общим вниманием Лютик отряхнул землю с головы и проскрипел:
— Так… того… Лютика не взяли. Грустно. Плакать. Потом думать. Надо лететь! Впереди опасно, враги. Лютик помогать. Без Лютика Тове пропадать.
— Но как ты летел?!
— Да так… крыльев нету. Мотора нету. Ничего нету. Бедный Лютик. Есть труха внутри, в стволе Лютика.
— Ну и?
— Лютик труху выбрасывает сзади и почему-то летит вперёд! Уф, — и менкв оттёр пот, утомлённый непривычно длинной беседой.
— Зашибись! — сказала Даша. — Он изобрёл реактивный двигатель! Мы по физике проходили: если что-то сильно и много выбрасывать назад, то будешь двигаться вперёд.
— А ещё говорят, менквы тупые, — возмутился Тове. — Да наш Лютик — инженерный гений! А когда всю труху выбросишь, тогда как?
— Ещё много… того… осталось, — успокоил его менкв. — Лютик очень трухлявый.
— Потрясающая планета, — заметил Мир. — Наши не поверят. Трухлявые реактивные лютики летают над лесом…
— А какое-нибудь зажигание используешь? — не отставал Тове. — Источник энергии?
— Дак того… душа горит! — хлопнул себя в грудь Лютик.
— Хорошо, что ты с нами, — сказал Войпель. — Ты сильный и, как оказалось, умный. Поможешь в бою.
— Да, Великий, — кивнул менкв.
— Я считаю, нам пора перемещаться как можно ближе к врагу, — продолжил Войпель. — Потому что с этой горы ничего не разберёшь. Сейчас я включу северный ветер, равный по силе подсасывающему действию пустоты. По коням! А Лютик полетит сам.
— Ромашки плавают, летают лютики, — пробормотала Даша.
— А водяные куда?
— А мы ручейками, ручейками… вон туда, говорите? Сейчас… — Пянтег перехватил Каму и обеими руками выжал её край — как при стирке. Из Камы натекла большая лужа, Пянтег втянул живот и нырнул в неё, Васа — за ним.
— Они вынырнут в каком-нибудь ручейке или болотце, — пояснил Пера. — Эх, жаль, что мы так не умеем. Ну, полетели!
Глава 28. Петушиная лошадь скачет по кочкам
— И что? — спросил Пера. — С кем драться-то?
Пришли, называется. Даша оглядела их «войско» — оно сделало бы честь любому фантастическому роману. Зеленоглазый красавец Войпель, могучий Пера со свежевыломанной дубиной длиной с автобус, два всадника на крылатых конях, мощный Пянтег с Камой под мышкой, менее мощный, но тоже явно не слабый Васа, огромный страшный менкв, нагретый от полёта котёл и туча комаров в боевой готовности — Зомбик сдержал обещание. Всё готово к схватке с врагом. Да вот незадача — врага не было.
Они стояли на краю растворяющегося мира. Сзади простиралась парма, совершенно непроходимая чаща, заваленная упавшими деревьями, заболоченная. Впереди та же парма то ли разлезлась на лоскутки, то ли её неровно стирали резинкой. Сладковато пованивающее болотце загибалось куда-то внутрь, облезлые ёлки теряли чёткие силуэты — развоплощались, как призраки. Вон лежит упавшее бревно — а дальний конец его уже не бревно, а деформированное пятно, кривая лепёшка. Не было крутого обрыва в никуда, как представляла себе Даша конец света. Подгнивший мир распадался на осклизлые куски, прорастал пятнами пустоты. Дальше ничего не было видно. Возможно, потому что дальше ничего не было.
— Кто-то испортил лес, — обиженно проскрипел менкв. — Лютик хочет побить.
— Некого бить, — выдохнул Войпель, весь красный и взмокший — он поддерживал северный ветер такой силы, чтобы не затянуло в пустоту, а тянуло тут очень мощно. — Здесь никого нет на много сотен вёрст. Я чую.
Почему-то Даше вспомнилась Чердынь — ещё прекрасная, но уже мёртвая и разлагающаяся. Даша вся заледенела и покрылась мурашками, хотя затхлый воздух был тёплым.
— Мы пришли сражаться, — сказал бледный Мир-суснэ-хум. — Надо уничтожить этого типа. Я туда пойду и убью. Вперед, Товлынг-лув!
— Стоять, мальчишка! — рявкнул Войпель. — Тоже мне воитель. Заткнись и дай подумать.
— Мне тут не нравится, — твердил Васа трясущимися губами. — Мне тут не нравится, я хочу домой, в Колву…
— А если направить туда струю Камы, как из шланга? — Пянтегу надоело стоять и пялиться, он предпочитал действовать. Пянтег перехватил Каму как автомат Калашникова и что-то, видимо, нажал…тра-та-та-та-та! Мощная струя воды ударила вперёд, в пустоту. И растворилась, как не бывало.
— Нет, не пойдёт, — Пянтег неторопливо развернул Каму и закинул на плечо. — Только воду зря истрачу, обмелю реку, в низовьях засуха сделается. Куда-то вода вся девается. А это что?
С севера, с разлагающихся островков мира раздалось далёкое «киккуруллю!»
— Там кто-то кочки на кочку прыгает, — вгляделась Даша и поёжилась. — Кто-то жуткий. Войпель, ты же сказал, что там нет никого, ты не чуешь.
— А там никого и нет, — с натугой подтвердил Войпель и отодрал со лба прилипшую мокрую прядь волос — всё-таки тяжело ему давалось противостоять втягивающей силе пустоты.
— А вон скачет! И орёт! — показала Даша на неясную страшненькую тень. — Только я не вижу, кто это.
— Потому и не видишь, что там нет никого, — посмотрел туда же Пера. — Это скачет петушиная лошадь, а её не существует. Вот ты её и не видишь.
— А почему я её слышу? — не сдавалась Даша.
— Потому что она вредная и орёт слишком громко, — объяснил Пера. — Если несуществующее существо так громко и противно орёт, то его слышно, даже если его и нет. Ну разве бывает петушиная лошадь?
— В нормальном мире — нет, — кивнул Мир. — А вот если мир сошёл с ума и сам себя разрушает, петушиная лошадь вполне может появиться. Это символ распада реальности, чушь. Ваша цивилизация с безумными криками скачет куда-то, как сбесившаяся петушиная лошадь, и никто не знает, куда.
— Ты умный мальчик, хотя и инопланетянин, — одобрил Пера. — Мои предки не знали слов «символ», «реальность», «цивилизация», но имели в виду именно это. Не смотри туда, Даша, её там нет. Попрыгает и перестанет.
— А почему её пустота не затягивает? — спросил Тове.
— Так нечего затягивать! Нету её, сказано тебе, балбесу инопланетному! — потерял терпение Пера.
Они постояли ещё, посмотрели на распадающийся мир.
— Мне кажется, я понял, — сказал Пера и выбросил дубину. — Возвращаемся срочно. Дашка, хватит пялиться на петушиную лошадь. Зомбик, распускай комаров, они не понадобятся. Войпель, подержи ещё северный ветер, пока мы не выберемся в безопасное место. Пянтег и Васа, возвращайтесь, война отменяется.
— Вот это дело, мир завсегда лучше, — обрадовался Васа и нырнул в лужу, бормоча про себя: «В Титикаке меня поди-ко заждались».
— Никуда не пойду, пока не объяснишь, что к чему, — упёрся Пянтег.
— Тогда двигай с нами до привала, там всё объясню.
Глава 29. Победа откладывается
Обратный путь был труден и грустен — зря сходили, никого не победили, проиграли. Пера, впрочем, был бодр и что-то обдумывал. К нему приставали с расспросами, но он отмахивался:
— Отойдём подальше, чтобы Войпелю не надо было поддерживать северный ветер, тогда поговорим.
Наконец — где пешком, где подлетая, обдираясь о ветки и проваливаясь в грязь, добрели до места, где пустота уже не подсасывала. Пянтег устроил всем душ из Камы, а то по дороге они собрали, кажется, на себя грязь всех болот Приуралья. Потом развёл костёр и стал варить в котле что-то умопомрачительно вкусное из шишек, видимо, перевоспитывая их в тефтельки. Даша сразу начала их активно пробовать. Войпель в изнеможении рухнул на землю:
— Конечно, сто лет не упражнялся, и сразу такая нагрузка.
— Надо было в витрине гимнастику делать, вот экскурсантам бы понравилось, — пожурил его Пера. — Или хотя бы вентилятором подрабатывать — северный ветер по музею гонять, когда жарко. Ослаб, старый бог, выдохся…
Войпель сверкнул зелёным глазом и дунул на Перу. Тот отлетел в сторону и заметил примирительно:
— Не совсем еще выдохся, так, слегка задохся. Слушайте, что я надумал. Это, как говорят современные Дашке люди, только гипотеза, а может, всё не так. Когда-то давно эта земля была создана для людей. И люди любили землю и жили на ней в согласии с другими обитателями. Все люди, всех национальностей. А потом что-то произошло. Люди разлюбили эту землю. Кто-то забыл родной язык, кто-то стал равнодушен к пейзажу из окна, кто-то устал от холодных зим, кого-то раздражала однообразная жизнь и хотелось лучшего. Это ведь не криминал — хотеть лучшего. И люди ушли — в более тёплые земли, в большие города — в Чужое… а Своё осталось никому не нужным. И неважно, какой нации были ушедшие: коми, русские, манси… Дашка, твоя мама — врач. Ты знаешь, что будет, если перевязать кровеносный сосуд, питающий, к примеру, руку?
— Будут отмирать живые ткани, потому что питание не поступает, — растеряно сказала Даша. — Просто заживо сгниёт. Некроз. Ой…
— Вот это и произошло, — кивнул Пера. — Нет злодея, откусывающего куски от мира, не с кем сражаться. Люди, кровь земли, стали равнодушны и бросили её. И она умирает — гниёт заживо.
— И что делать? — перебила Даша. — Надо же, монах говорил то же самое — пустота начинается в душах людей. И прадедушка орт…
— Я могу ветром придуть людей обратно, — предложил Войпель. — Но они опять сбегут.
— Я умею только присматривать за миром, — печально сказал Мир-суснэ-хум. — Я не умею изменять его.
— Думаю, что изменять мир придётся Даше, — сказал Пера.
— Что?
— Она же из прошлого. Между Дашиным временем и тем, в котором мы находимся — несколько лет, не меньше десяти. Это большой срок. А Даша — сказочница. Сказочники и фантасты всегда умели изменять реальность, это основа их профессии. Слово материально, ты же помнишь, как вылечила зуб мисе. Даша вернётся домой и будет писать такие книги, чтобы люди задумались о себе и своей земле… нет, это слишком примитивно, слишком нравоучительно сказано. Но смысл примерно такой. Твои сказки должны прогнать пустоту из души…
— Да я не умею! — запротестовала Даша. — Я только про дочь миллионера и мафию… и всякие приключения, и чтобы смешно было! Я не могу серьёзное писать, а назиданий вообще не выношу, как тараканов!
— Ну и пиши приключения про дочь миллионера, — хмыкнул Пера. — И смешное пиши, смех — сильнейшее магическое средство. Неважно, про что писать, главное — как. В твоём времени мир ещё цел, земля не распадается, только первые тревожные симптомы появились — опустели деревни, развалились сельские церкви, не реставрируют красивые старинные здания, жители уезжают из маленьких уральских городов в большие… но всё ещё поправимо. У тебя ещё есть время, Даша! Но не очень много.
— Бедная девочка, она не сдюжит — такая тяжесть, — погладил её по голове Войпель.
— Сдюжит, она сказочница, — возразил Пера. — Сказочники могут всё.
— А хотите, наша планета пришлёт гуманитарную помощь вашей планете? — предложил Мир. — Мы обратимся в Совет Межпланетной Безопасности…
— Спасибо, но люди должны справиться сами, — покачал головой Пера. — Вы не можете влить чужую кровь в сосуды.
— Сможем, врачи это делают, — настаивал Мир. — Права, иногда бывают реакции отторжения…
Вдруг затрещали кусты, и из чащи вывалилось нечто большое и знакомое:
— Ну как, я, конечно, опоздал? Вы всех побили и празднуете победу? Как вкусно пахнет!
— Гундыр! — обрадовался Пера. — Хоть одна хорошая новость — ты на свободе! Как ты округлился, хи-хи… ты расколол скалу?
— Легко! — похвастался абсолютно шарообразный Гундыр, на всех трёх шеях — тройные подбородки, вместо хвоста — курдюк, как у барана. — Водяные кормили меня так, что уже через день по скале пошла первая трещина. Скала перепугалась и выпустила меня. Ну, пока я вас отыскал… как прошёл бой? Кто нанёс последний удар?
— Не было боя, не было злодея, мы никого не победили, — хмуро сказал Войпель.
— Так в сказках не бывает! — возмутился Гундыр. — Что же вы этак напортачили! И откуда взялся этот зеленоглазый блондин? Где-то я его видел много лет назад… И куда вы дели чучело? Такое хорошее чучело было!
— Тефтели готовы, — доложил Пянтег, и Змей мигом уместился рядом:
— Вот это правильно! Я так проголодался!
В этот момент большой старый мухомор под ёлкой зазвенел, как будильник. Пера отломил мухомор и поднёс к уху:
— Да! Слушаю! Ох, вот некстати… хорошо, сейчас буду.
И поставил мухомор на место — тот врос, как и не сорванный.
— Срочный вызов из Редикора, — сказал Пера. — Ёма еле отбивается — полезли какие-то синие с розовыми бантиками. Кто-нибудь знает, это нечисть или инопланетяне? Даша, я тебя сейчас закину домой, в Сыктывкар. И не забудь всё то, что здесь было.
— Подожди, — всполошилась Даша. — Мы же ещё так много не обсудили! И что мне делать, если твоя гипотеза неправильная?
Пера взял её за запястье и завертелся, завертелся, завертелся…
Глава 30. И снова в очень далёкой галактике…
— И в завершении своего отчёта хочу подчеркнуть, что практически все сведения о планете Му-3, по-местному Земле, содержащиеся в справочнике, оказались ошибочными, — сказал Мир в оглушительной тишине зала. — Серебро является не проводником, а изолятором от вредоносного излучения, поражающего животных снизу через копыта. Деревья вполне разумны и способны на осмысленные действия по защите других существ, находящихся в радиусе действия их…м-м… кроны. Лютики летают по небу с реактивным двигателем и имеют трухлявую сердцевину и доброе сердце. Реку можно свернуть в рулон и перенести на нужное место — видимо, так местные жители решают проблемы мелиорации. Пищевые продукты синтезируются из абсолютно несъедобных материалов посредством энергетически значимых морфем, в просторечии именуемых заклинаниями.
Но кроме этих экзотических черт есть много общего между жителями наших планет. Добро и зло, дружба и вражда, смелость и трусость, месть и благодарность практически не отличаются в понятиях наших земляков и обитателей Му-3. К тому же аборигены этой планеты, как и наши соотечественники, знают, что слово материально, и умело этим пользуются. Проект спасения мира Му-3 основан именно на этом свойстве слова. Параллельно отчёту о дипломной работе я предоставил этот доклад в Совет Межпланетной Безопасности, чтобы там решили, не надо ли посылать помощь на планету Му-3. И предложил свою кандидатуру для того, чтобы возглавить эту помощь, потому что…потому что… ну, просто мне очень хочется побывать там ещё раз. Там ведь друзья остались. Но мне кажется, они справятся сами… если успеют.
Мир почесал второй листик и под восторженные вопли овации сошёл с трибуны.
— Я собиралась поставить Миру и Тове высший балл за дипломную работу, — сказала Достопочтенная Госпожа Культурологическая Учительница. — Они, конечно, рассекретили свои личности, что нежелательно, но привезли исключительно интересный материал и благородно вели себя на чужой планете — не посрамили гордого имени флориков. Но после обдумывания я решила снизить вам оценку на десять баллов за пренебрежение техникой безопасности и прямое нарушение моих указаний.
— Неправда! — возмутился Мир и включил запись в мобильнике: «Значит, так. Даю вводную: по данным справочника планета должна быть слабо заселенной, местность для внедрения — почти пустой, не более трёх разумных существ на квадратный урд. Аборигены не применяют трансформаций. Вариант разума — не растительный. Можно животный, минеральный, эктоплазменный, даже механический. Чтобы если кого пришибёте, то хоть не братские растения, а каких-нибудь зверей или роботов. Мутации запрещаю! В восстаниях не участвовать! Королей не смещать!»
— Это ваши слова? — спросил Мир. — Хорошо, что я включил запись, а то учителям никогда ничего не докажешь. Планета Му-3 слабо заселена, там, где мы ходили, вообще пустота. Про то, что некоторые аборигены умеют трансформироваться, как Войпель, и что деревья способны на разумные действия, в справочнике не упомянуто — вернее, упомянуто, что не способны и не умеют.
— Глава Р-80, раздел 15, страница 332, — подсказал Тове.
— Мутации мы не устраивали, — продолжил Мир. — В восстаниях не участвовали, королей не смещали за неимением таковых. Где нарушение ваших указаний?! Где хоть одно?!!!
— Тогда я снимаю пять баллов за незаконную запись моих слов без разрешения, что противоречит Конвенции о правах флориков, — заметила Достопочтенная Госпожа Культурологическая Учительница. — И ещё пять баллов снимаю за неряшливый и я бы сказала — крайне неопрятный внешний вид. Почему ты не ощипался перед таким важным докладом? Посмотри на свои боковые листочки! Ты весь в пуху!
Мир ошалело пощупал боковые листики. Отростки ощутили не привычную гладкость, а бархатистую поверхность пуха.
— Ура! — заорал Мир. — Ура! Я побежал ощипываться!
Глава 31. Мы ещё повоюем
— Это что ещё за новости? — изумилась мама.
Её можно было понять. Она пришла с работы, открыла дверь в квартиру… и уткнулась носом в холодильник, перегородивший вход. Даша материализовалась в родном доме ровно две минуты назад, успела переодеться в своё… и больше ничего не успела.