Курорт Литтл Бентли

30

Лоуэлл проснулся довольно рано. Он осторожно поднялся с кровати, чтобы не разбудить Рейчел, взял мобильник и отправился с ним в ванную — позвонить насчет буксира. Раздался сигнал, и последовало сообщение, что телефон вне зоны действия сети. Турман не мог понять, как такое возможно — ведь еще вчера он нормально до них дозвонился. Следующая попытка в спальне и еще одна в коридоре окончились тем же результатом. Рейчел все спала — даже храпела, — поэтому ее супруг старался не шуметь, поднимая трубку стационарного телефона в номере.

Телефон не работал.

Лоуэлл повесил трубку, снова поднял, понажимал рычажок, но не услышал ни гудка, ни других сигналов. Вообще ничего.

У него появилось дурное предчувствие, поэтому он быстро оделся и обулся.

— Что?.. — сонно спросила Рейчел.

— Ничего, — ответил ей муж. — Спи. Просто нужно проверить кое-что.

Газеты на коврике перед дверью не оказалось. И хотя мир обычно притихал в столь ранний час, в этот раз он казался слишком тихим. Турман не знал пока, что это значило, но это ему не понравилось, обеспокоило его. Он спустился по лестнице и направился к главному зданию. Что-то было не так. Лоуэлл чувствовал это. Нет, даже не чувствовал — видел. Хотя прошло некоторое время, прежде чем он осознал увиденное.

Пустые стоянки.

Мужчина остановился. Он дошел до комплекса номеров, следующего за их собственным, и обнаружил, что парковка перед ближайшим корпусом пуста. Либо все разъехались по домам, либо у всех разом угнали машины. Лоуэлл двинулся дальше, прошагал к следующему зданию, миновал еще одно, пока не добрался до приемной и главной стоянки.

Господи боже! Ни одной машины. Стоянки буквально опустели за ночь. Даже маленьких картов, на которых разъезжал персонал, нигде не было видно.

Турман пересек пустую площадку и прошел к сторожке, чтобы выяснить, что здесь творилось. Но в маленькой будке никого не оказалась, и дверь была заперта. Как и ворота, блокирующие въезд.

Теперь Лоуэлл действительно забеспокоился. Он снова прошел через стоянку и вернулся к приемной. Служащих перед входом не оказалось, так что дверь пришлось открыть самому. В холле никого не было. Мало того, казалось, он пустовал уже какое-то время. Лоуэлл ощущал себя Рипом Ван Винкелем, словно забылся сном и проспал целую вечность. Стойка регистрации покрылась слоем пыли, украшенное зеркало позади нее потускнело, а ковровое покрытие на полу истерлось до дыр. Из окон, выходивших в патио и на бассейн, вид открывался точно на вымерший город. Шезлонги и столики лежали опрокинутыми, буфет был заколочен, а бассейн полон мусора. Лишь ухоженные клумбы свидетельствовали о том, что так было далеко не всегда, что еще вчера это был преуспевающий, роскошный курорт с целой армией персонала.

Так как вокруг не было ни души, Лоуэлл уперся руками в пыльную стойку и перескочил на другую сторону. Компьютеры пропали, а все полки и ящики были пусты. Но телефоны остались на месте и были подключены. Турман поднял одну трубку. Затем другую. И следующую. Пока не испробовал все пять.

Телефоны не работали.

На всякий случай он еще раз попытался позвонить с мобильного, но тот по-прежнему не ловил сеть. Мужчина догадывался, что с телефонами других гостей дело обстояло не лучше.

Если здесь еще были другие гости.

Лоуэлл не паниковал — пока еще не паниковал, — но тревога в его душе неумолимо росла. Он спешно вышел из вестибюля и двинулся к ближайшему из строений. Там он постучался в первый же номер, до которого дошел, и приложил ухо к двери. Изнутри доносились самые желанные звуки голосов и движений.

Значит, они с семьей не одни в этом плену.

Турман вздохнул с облегчением. В следующее мгновение дверь отворилась, и усталый мужчина в халате хмуро взглянул на него и спросил:

— Да?

Лоуэлл готов был расцеловать его.

— Простите, — ответил он. — Ошибся комнатой.

Ему хотелось рассказать мужчине о том, что случилось, объяснить, что их здесь бросили, но он передумал. Это и потом успеется. Если и вправду окажется, что им отсюда не выбраться, то все гости соберутся и обсудят план действий. А до тех пор Турман хотел убедиться, что рассмотрел все возможные варианты спасения.

Вертолет!

Лоуэлл совсем про него забыл. И вот он уже снова бежал по тропе, на этот раз к вертолетной площадке.

Как он и опасался, как и предполагал, площадка оказалась пустой. Хотя и не совсем. Вертолета на ней не было, но неподалеку лежала груда обгоревшего и покореженного металла, похожая на останки фюзеляжа.

С этого места Турман мог разглядеть с обратной стороны некоторые из главных строений Реаты. Он переводил взгляд с одного на другое, стараясь припомнить, что мог пропустить. Какие-нибудь иные способы выбраться отсюда или связаться с внешним миром, которые он упустил из виду или позабыл. Но на ум ничего такого не приходило.

Вывод напрашивался единственный: они каким-то непостижимым образом оказались здесь заперты.

Мужчина направился обратно в номер. Он миновал одно из строений со стороны внутреннего двора и с радостью отметил, что занавески на окнах и балконах были раздвинуты, в большинстве номеров горел свет, и было видно, как внутри двигались люди. В одной из этих комнат, понял он вдруг, их поселили изначально.

А Блоджетт по-прежнему был там.

Трусики.

Это не имело значения. Он, может, и ублюдок, но оказался в одном положении с остальными.

Лоуэлл обошел здание и увидел толпу перед воротами к бассейну. Водопад был отключен, поэтому он слышал голоса рассерженных гостей. Их собралось человек пятнадцать или двадцать, и многие еще были взъерошены после сна и одеты в халаты Реаты. Вероятно, туристы обнаружили, что случилось и теперь, похоже, засыпали кого-то вопросами. Неужели они нашли кого-то из сотрудников?

Как выяснилось — нашли. Но это был простой уборщик, и знал он, наверное, не больше, чем все остальные. Кроме того, он едва говорил по-английски и большинство требований и вопросов, которыми его осыпали, просто не понимал.

Турману стало жаль этого служащего: беднягу просто затоптали словесно. «Оставьте его в покое, — хотелось ему сказать. — Он знает не больше вашего». Но толпа была в ярости, все кричали, и Лоуэлл не решился выступать против них. Он вглядывался в лица в надежде увидеть Рэнда Блэка или кого-нибудь из Корольков — хоть кого-то, к кому мог бы обратиться. Но все лица были лишь смутно знакомы, и никого из них лично мужчина не знал.

Он задержал взгляд на темноволосой женщине примерно его возраста.

Нет. Это невозможно.

Лоуэлл прищурился, вытянул голову, обошел толпу и взглянул на женщину с другой стороны. Но что бы он ни делал, она неизменно выглядела как повзрослевшая Мария Альварес, его первая девушка из средней школы.

Мария Альварес.

Казалось неправдоподобным, что она тоже решила отделаться от встречи выпускников и выбрала тот же самый курорт, что и Турман, чтобы уехать подальше из Калифорнии. Но… возможно ли это?

Кого он обманывал?

Лоуэлл осторожно вглядывался в ее лицо. Может, это кто-то другой, кто-то очень похожий на Марию? Но тут она закричала на уборщика:

— Куда все подевались?!

Это был ее голос. Даже через столько лет Турман по-прежнему его помнил. А увидев, как женщина сложила руки на груди, выражая недовольство, он уже не сомневался: это была она.

— Отвечай! — потребовала Мария.

Лоуэлл вспомнил, как агрессивно Рейчел требовала от него секса.

Вылижи ее начисто!

Трахни меня! Отымей как следует!

Так обычно говорила Альварес.

Его обдало холодом. Лоуэлл понятия не имел, почему не подумал об этом раньше, но теперь ему вспомнилась ее напористость. Вспомнилось, как она распоряжалась во время занятий сексом и отдавала специфические приказы на заднем сиденье его машины. Мария была школьной потаскушкой, и многие из друзей ему завидовали. Она росла без матери в бедном квартале на окраине, самооценка у нее была ниже плинтуса, и большинство девчонок ее презирали. Все это она восполняла агрессивным поведением во время секса. Все, что ей было нужно, — это кто-нибудь, кто бы в нее верил, заботился о ней, и тогда все встало бы на свои места. По крайней мере, так считал Лоуэлл. Но все закончилось тем, что Мария переспала с половиной класса, включая Джона Мердока, который впоследствии стал его лучшим другом. А когда Турман бросил ее, она лишь посмеялась над ним.

Самое интересное заключалось в том, что Лоуэлл даже не смотрел в ее сторону, пока Альварес сама буквально не набросилась на него. Он-то положил глаз на другую девчонку, Бренду, с занятий по физкультуре. И даже когда они с Марией стали парой, Турман тайком мечтал о Бренде. Но мечтам его не суждено было осуществиться. К тому времени, как он расстался с Альварес, та девочка уже встречалась с другим парнем.

То, что здесь происходило, не поддавалось объяснению. Населенный призраками отель — это одно. Привидения, странные события и злая сила, пропитавшая все вокруг? Лоуэлл мог представить и такое. Но эти постоянные отсылки к его собственной жизни, к школьным годам… Именно в день двадцатилетия его выпуска…

Это было невообразимо, не имело никакого смысла и не укладывалось ни в какие теории или рамки.

Турман безотрывно смотрел на женщину, разглядывал ее. И она, без всякой на то причины, вдруг отвернулась от уборщика и взглянула в его сторону, посмотрела ему в глаза. И улыбнулась. Лоуэлл хорошо помнил эту похотливую, многообещающую улыбку. Он инстинктивно отвел взгляд, но тут же посмотрел на нее снова.

Женщина исчезла.

Это была не Мария, убеждал себя мужчина. Там вообще никого не было, это лишь плод его воображения. Но он понимал, что это не так. Люди смотрели на нее, когда она говорила, а уборщик пытался ответить на ее вопрос.

На тропе, ведущей к генераторной станции, появился еще один сотрудник, какой-то рабочий. Уборщик сказал толпе: «Подождите!» — и устремился к коллеге.

— А ну, вернись! — потребовал какой-то мужчина.

— Ты куда собрался?! — крикнула женщина.

Лоуэлл развернулся. Здесь он ответа не получит. Он вообще сомневался, что получит хоть какой-то ответ. Вернее всего сейчас было вернуться в номер, рассказать все Рейчел и детям и обсудить, что делать дальше. Отрадно было осознавать, что они здесь не одни, но не настолько отрадно, как пару минут назад. Толпа и так была на пределе, и Турман догадывался: как только выяснится, что они оказались здесь взаперти, настроение станет еще напряженнее, а люди — еще злее.

Он пошел по тропе, миновал несколько строений и свернул на развилке в сторону их номера. Слева, чуть выше по склону стоял между двумя кактусами спортивный координатор. От его вида у Лоуэлла мороз пробежал по коже. Он понятия не имел почему, но Рокни был последним из людей, которых ему хотелось повстречать на безлюдной тропе посреди покинутого курорта. Турман прибавил шагу, стараясь смотреть только перед собой. Краем глаза он заметил, как мужчина стал спускаться в его сторону. И понял, к своему ужасу, что впереди, через несколько ярдов, их тропинки пересекались.

Лоуэлл пошел еще быстрее, поглядывая на Рокни. Но человек этот был уже не спортивным координатором.

Рокни. Реата. Сто лет.

Это был его тренер. Тренер Хендри. Учитель физкультуры в средней школе, который превратил его жизнь в настоящий ад за то, что тот не стал играть в бейсбол за школьную команду.

Нет. Это обман зрения. Проделки собственного разума. Стресс. Еще что-то.

— Турман! — крикнул мужчина неизменно сиплым голосом тренера.

Лоуэлл не останавливался, не обращал на него внимания в надежде, что он уйдет. Инстинкт подсказывал ему, что нужно бежать, но сделать это не позволяла гордость. Ему не хотелось оказаться мягкозадым слабаком, как назвал бы его мистер Хендри.

Они встретились на пересечении троп, и тренер произнес всего несколько слов, прежде чем двинуться дальше.

— Кукушки против Корольков. — Он улыбнулся, сверля Турмана глазами-бусинками. — Вечером. На гольф-площадке. Попробуй не прийти.

Потом они пошли каждый своей дорогой. Сердце у Лоуэлла бешено колотилось, и он с трудом сдержал себя, чтобы не броситься бегом в номер, не захлопнуть дверь и не запереть ее на все замки.

В дверь постучали. Оуэн открыл, и у него засосало под ложечкой. На пороге стояла Бренда. У него словно гора с плеч свалилась. С тех пор как отец объявил, что они оказались тут взаперти и все работники Реаты исчезли, подруга не выходила у подростка из головы. Из благородства, из чувства самоотверженности он надеялся, что она уехала и теперь была на пути в Калифорнию, целая и невредимая. Но эгоистичная часть его натуры оказалась сильнее, и ему хотелось, чтобы Бренда осталась, запертая вместе с ними. Парню даже представились несколько возможных сценариев, каждый из которых неизменно оканчивался тем, что они оставались наедине и без одежды.

И вот она стояла перед ним, и это не могло не радовать.

— Здравствуй, Оуэн, — поздоровалась девочка так, словно вокруг не происходило никакого безумия и они были единственными людьми во всем мире.

— Привет, — ответил юноша.

Он не мог решить, приглашать ее в номер или нет. Кёртис и Райан знали Бренду, но никто из них не упоминал о ней при родителях. Странно получилось бы, возьми он да и объяви: «Мам, пап, это Бренда, моя девушка».

Однако ему выпал неплохой шанс представить ее родителям, поэтому Оуэн отступил в сторону, чтобы гостья могла войти. Сначала он просто скажет, что это его приятельница. А потом, когда они вернутся в Калифорнию и родители узнают ее немного ближе, он сообщит им, что отношения между ними несколько серьезнее, чем просто дружба.

— Как у тебя дела? — спросил он.

Бренда не ответила. Она просто прошла мимо него и двинулась к его отцу. Что-то в ее манере наводило на мысль, что все пошло не так, как следовало. Оуэн оглянулся на братьев, увидел замешательство на лице Кёртиса и беспокойство на лице Райана.

Они тоже это заметили.

— Мам? Пап? — позвал Оуэн.

Родители сидели в зоне отдыха и разговаривали. Они оглянулись, и отец вдруг побледнел, словно увидел привидение или его затошнило. А может, и то, и другое.

— Лоуэлл? — спросила мама обеспокоенно.

Бренда хохотнула, и от этого звука у Оуэна волосы на загривке встали дыбом, а кровь застыла в жилах. Смех был сверхъестественным, он не походил на что-либо слышанное им в жизни. И звучал он из уст девочки, подростка. Звучал непотребно и зловеще. Бренда лукаво сощурилась:

— Давно не виделись, Лоуэлл.

Лоуэлл? Что, черт возьми, это значило?!

— Бренда? — растерянно позвал Оуэн.

— Бренда? — эхом отозвался отец.

— Вы что, знаете друг друга? — спросила мама. По крайней мере, подозрение и негодование звучали в ее голосе как обычно, когда она была недовольна, и это связывало их с реальным миром.

— Он хотел меня трахнуть, — сказала ей девочка. — А я вместо этого трахнула его сына.

Бренда скользнула к Оуэну и обвила рукой его талию. Ему почему-то стало противно и захотелось отпрянуть от нее. Но он не мог сдвинуться с места. В это невозможно было поверить. Это, должно быть, кошмар.

Мама оцепенела. А у папы так вообще с лица вся краска схлынула и челюсть отвисла от изумления.

— Она ходила с нами на физкультуру, — пробормотал он нескладно. — Мы учились в одной школе.

Бренда захихикала, так что Оуэну захотелось убежать куда глаза глядят. Отец нес полную бессмыслицу… Но парень знал своего отца: он говорил правду. А вот Бренду Оуэн совсем не знал.

— Что ты такое говоришь? — спросила мама с праведным гневом в голосе. И снова этот ее жест взрезал всеобщее безумие и вернул их в реальный мир.

Бренда обняла Оуэна крепче, и пальцы ее скользнули чуть ниже ремня. Это стало последней каплей. Подросток отпрянул от нее и встал поближе к родителям. Кёртис и Райан отступили к порогу своей комнаты.

— Бренда Хафер, эта девочка занималась с нами на физкультуре в одиннадцатом классе, — отец медленно и отчетливо произносил каждое слово. — Я на нее запал. Это было двадцать… двадцать один год назад.

Он помолчал, посмотрел на незваную гостью и глубоко вдохнул:

— Она на нее похожа.

Снова наступила пауза.

— Думаю, это она и есть, — добавил глава семьи.

Бренда хитро улыбнулась:

— Тебе хотелось забраться мне в трусики, верно, Лоуэлл? Хотелось трахнуть меня.

— Хватит! — закричал Райан, и на мгновение все притихли. Даже зловещая улыбка девочки мигом сошла с ее лица.

Потом мама взяла ситуацию в свои руки.

— Убирайся, — сказала она Бренде и двинулась на нее.

Удивительно, но девочка попятилась. Оуэн выдохнул, осознав, что все это время стоял затаив дыхание. Мама потеснила его девушку к открытой двери. Бренда шагнула за порог, и дверь захлопнулась у нее перед носом.

Его девушку?

Нет, она не была ею. Никогда. Оуэн по-прежнему не мог понять, что сейчас здесь произошло. Вернулся ли это призрак из прошлой жизни отца, чтобы отомстить — хотя для призрака она была слишком уж осязаемой, — или же кто-то похожий на нее, например дочь настоящей Бренды, устроил над ними столь изощренный розыгрыш. Хотя и то, и другое казалось маловероятным. Оуэн заметил, что теперь думает об этой девочке как о части Реаты, части того безумия, которое обрушилось на них с момента приезда. Он вспомнил, как ей не хотелось, чтобы они сошли с тропы в каньоне Антилопы, как она старалась увести их от другого, заброшенного курорта, и решил, что это может быть важным.

Оуэн понял, что барьеры рухнули. Что бы ни сдерживало их интерес к происходящему вокруг, что бы ни мешало обсудить то, что они видели, слышали или чувствовали, — теперь этого не было. Возможно, больше этого не требовалось. Эта последняя мысль напугала подростка.

— Так это была девочка из твоей школы? — спросила мама отца.

Тот кивнул:

— Да.

Мать повернулась к Оуэну:

— Как вы с ней познакомились?

— Он встретил ее у бассейна в пятницу, — заявил Райан. Хоть это и было правдой и об этом следовало рассказать, Оуэна немного покоробил ябеднический голос брата. — Она ему нравится.

— Нравилась, — поправил Оуэн, стараясь немного разрядить обстановку.

Попытку по достоинству не оценили.

— Чем вы с ней занимались? — спросила Рейчел.

Ее сын покраснел:

— Мам!

— То, что она сказала, правда?

Парень уставился в пол.

— Ну? — требовала ответа мать.

Оуэн неохотно кивнул. Глянув на братьев, он заметил на лице Кёртиса смесь уважения и зависти. У Райана же на лице читалось отвращение.

Мама повернулась к отцу:

— Что это такое?

— Не знаю, — признался Лоуэлл. Голос у него был тихим, напуганным. — Правда не знаю.

31

Вики поднялась с кровати и вздрогнула. Зад еще побаливал после бурного анального секса, который они с Патриком устроили этой ночью. Она чуть согнула ноги и неуклюже пошла по комнате в сторону ванной.

Слишком она стара для этого.

В обществе устоялось мнение, что женщины достигали пика сексуальности к тридцати годам. Но в двадцать лет Виктории хотелось секса неизмеримо чаще, чем теперь, десять лет спустя. В те времена она была готова практически на все, и если ночь не оканчивалась оргазмом, то ей казалось, что вечер прошел впустую. Но теперь одного или двух раз в неделю было вполне достаточно. Иногда даже это было перебором.

Вики заперла дверь и села на унитаз.

Ко всему прочему у нее началась диарея.

Она не знала, связано ли это с сексом, но полагала, что так оно и есть. И поклялась, что в следующий раз, когда кто-то вознамерится войти в нее с заднего крыльца, она заявит, что эта дверь заперта, и перенаправит его к парадному входу.

Будь он даже кем-то из знаменитостей.

Девушка улыбнулась. Переспать с кем-то вроде Патрика Шлегеля действительно было в какой-то степени круто. Хотя ей и пришлось чуть ли не броситься на него, чтобы он хоть что-то предпринял. Он был умен, обаятелен и хорош собой, а статус телезвезды лишь добавлял ему привлекательности. Вики не назвала бы себя фанаткой и уж точно не опустилась бы до того, чтобы лечь в постель с человеком лишь потому, что он снимался на телевидении. Но все же она вынуждена была признаться, что съемки в телевизионном шоу существенно возвысили Патрика в ее глазах при встрече.

Справа, из душевой кабины, раздался стук, словно что-то упало. Затем последовал царапающий, шаркающий звук. Виктория представила, что через дыру в потолке в ванну упала крыса и теперь пытается выбраться. Она даже не подтерлась, но все-таки встала, чтобы посмотреть.

— О господи! — закричала она в следующее мгновение. — Что это?!

Голый человечек, полностью лишенный волос и размером не крупнее куклы Барби, безуспешно пытался забраться на отлогий и скользкий борт ванны. Он вытягивал шею, точно птенец, и его напряженное лицо напомнило девушке ужасный облик мухи с человеческой головой из оригинальной версии «Мухи». Крошечного, беззубого уродца, визжавшего «Спасите! Спасите!», пока Винсент Прайс не раздавил его камнем.

Вики не стала разглядывать его или раздумывать над происходящим. Она пулей вылетела из ванной комнаты. Прихватила с пола нижнее белье и шорты и стала торопливо одеваться, не сводя глаз с ванной. Патрика нигде не было, и девушка не могла вспомнить, лежал ли он в постели, когда она вставала. Она еще не проснулась как следует и думала о своем, чтобы обратить на это внимание. Не исключено, что существо в ванной и есть Патрик Шлегель. Вики огляделась в поисках топа, после чего выскочила из номера, на ходу просовывая руки в рукава.

Снаружи было тихо. Слишком тихо. Виктория не знала, почему ей так кажется, но если обычно мир в столь ранний час погружался в безмолвие, то сегодня сама тишина ощущалась иначе. Словно звуки, едва уловимые, которые слух даже не воспринимает — и те куда-то исчезли.

Девушка поспешно шагала по тропе к себе в номер. Она старалась не думать о маленьком, безволосом человечке в ванне. Старалась не представлять, как он выбирается из душевой кабины, пересекает ванную и комнату, выбегает за дверь и дико носится по тропинкам Реаты.

А она закрыла дверь в номер?

Вики не могла вспомнить.

Она прибавила шагу. По пути в номер ей не встретилось ни души. Босые ноги шлепали по асфальту, и больше тишину ничто не нарушало. Мелкие камешки впивались в стопы, и Виктория пожалела, что не задержалась, чтобы обуться. Но это заняло бы слишком много времени. Кроме того, обувь она оставила возле гардероба… справа от двери в ванную.

Она дошла до своего номера, достала магнитный ключ из кармана и открыла дверь.

Эйприл и Мэдисон исчезли.

Их одежда по-прежнему висела в открытом шкафу, а чемоданы лежали на полу. Но ни в одной из кроватей этой ночью явно не спали, и в воздухе витало незнакомое запустение. У Вики появилось недоброе предчувствие.

— Эйприл? — позвала она. — Мэди?

Потом она проверила ванную. Даже в душ заглянула — готовая в случае чего отскочить и бежать прочь. Но и там никого не оказалось.

Виктория опустилась на кровать, глядя на чемоданы подруг. Ее подруги исчезли. Не в том плане, что уехали домой, — их просто не стало. Она не знала, каким образом поняла это, но для нее это теперь было очевидно. А потом девушка внезапно осознала, что она, наверное, следующая.

В дверь постучали. Стукнули один раз, словно бейсбольной битой врезали.

Вики притихла, затаив дыхание и выжидая, что будет дальше: смешки подруг или окрик «Уборка!». Но ничего такого не произошло.

Стук повторился, в этот раз еще громче. И было в этом звуке что-то угрожающее. Виктория вдруг преисполнилась уверенности, что если она откроет дверь, ее постигнет та же участь, что и Эйприл с Мэдисон.

Смерть.

Еще один удар в дверь.

Бежать было некуда. Заднего двора в номере не было, и все окна выходили в ту же сторону, что и дверь. Почему они не остановились в номере с патио? Почему так пожадничали?

В дверь снова ударили. Стук был громкий и неожиданный, но не это напугало туристку. Пугало отсутствие прочих звуков. Стук не сопровождался никакими криками или возгласами.

Только грохот, словно в дверь били чем-то тяжелым.

Снова.

И снова.

И снова.

Вики не могла больше сдерживаться и начала кричать. Умом она понимала, что лучше молчать, не издавать ни звука, попытаться обмануть незваного гостя, убедить его, что в номере никого нет. Но девушка не могла остановиться. В череду ее истошных воплей вклинился сдавленный всхлип. Все это звучало чересчур громко в странной утренней тишине.

Бах!

Что бы там ни находилось, оно уже не просто било в дверь, а ломилось в нее, пытаясь вышибить.

Бах!

Виктория визжала, высвобождая подавляемый ужас, который теперь дал себя знать дрожью по всему телу и воплями.

Бах!

Дверь не выдержала, и в номер ввалилось нечто черное, совершенно не похожее ни на одно из созданий, какие Вики могла себе представить.

Оно было ужаснее.

Гораздо ужаснее.

Патрик вернулся в номер в полном замешательстве, но растерялся еще больше, когда увидел, что дверь в номер открыта, а Вики пропала. Что это, черт возьми, такое? «Тихая Земля»? Он позвал подругу по имени, заглянул в ванную. Даже туалет проверил на тот случай, если ее охватил приступ паники. Но девушки нигде не было.

Никого не было.

Проснувшись, журналист отправился за завтраком, обнаружив, что телефон не работает. Он решил, что раздобудет в одном из ресторанов пару круассанов или пончиков и немного кофе и сока, чтобы устроить Вики сюрприз. Но все оказалось запертым и выглядело заброшенным. И по пути публицист не встретил никого из гостей или работников.

Как счастлив он был бы вернуться сейчас в Чикаго, в цивилизованный мир! Убраться подальше от этой богом забытой пустыни раз и навсегда…

В следующий раз, когда в Тусоне устроят кинофестиваль, пусть Макграф им занимается.

Патрик пытался решить, что ему делать, и в этот момент дверь за его спиной распахнулась. Разве они не запирались автоматически? Он развернулся: в дверях стоял спортивный координатор, и восходящее солнце очерчивало его силуэт:

— Вам следует прояснить кое-что, мистер Шлегель.

Голос его не походил на прежний, он стал более властным и гадливым. Со зловещими, механическими нотками, как у Хьюго Уивинга в «Матрице».

— Я занят, — ответил кинокритик.

Он знал, что такой ответ не заставит Рокни удалиться, но попытался взять ситуацию под контроль и сделать вид — пусть даже это будет только видимость, — что все в порядке.

Спортивный координатор вошел в номер. Лицо его тоже слегка изменилось, стало более резким, угловатым. Грозным.

— Думаю, вам лучше пройти со мной, — заявил он.

Шлегель хотел было возразить, как вдруг Рокни вытянул руку и мертвой хваткой вцепился ему в плечо, стиснув мускулы.