Зеркало Кассандры Вербер Бернард
Женщина в белой тунике доводит Кассандру до места, где стоит какая-то огромная космическая ракета, надпись на которой гласит: «Новый Ноев Ковчег». Корабль превосходит размерами башню Монпарнас и, кажется, протыкает носом небо. Рядом с ним собралась вереница грузовиков, из которых выгружают клетки с животными и мягкие пластиковые аквариумы с рыбами.
— «В начале их было четырнадцать, а в конце их будет сто четырнадцать», — написано в Библии. Корабль станет последней возможностью спасения для младенцев в тот момент, когда наступит конец света.
Юная Кассандра видит, что действительно, наряду с животными, рабочие заносят в ракету пробирки с неподвижными эмбрионами, помещенными в большие медицинские контейнеры.
— Выжить — один шанс из ста, — шепчет Кассандра.
— Да, последний шанс всегда остается. Достаточно одному человеку о нем подумать, и он появляется. Вот он.
В космический корабль садятся многочисленные пассажиры.
— Не сто четырнадцать, а сто четырнадцать тысяч астронавтов отправятся в путешествие, которое продлится тысячу двести лет. И человечество возродится где-то на планете, похожей на Землю, вращающейся вокруг такой же, как Солнце, звезды.
— Фантастика!
Взявшись за руки, женщины, словно две птицы, взлетают к облакам и смотрят оттуда в будущее. Жрица добавляет:
— Чтобы ты поняла все значение происходящего, я должна показать тебе еще одну вещь. Пойдем обратно к Дереву.
Обе женщины рассекают прозрачную сферу, окружающую плод, и возвращаются к ветвям.
Они спускаются к переплетениям ближайшего будущего, входят в ствол настоящего и углубляются в корни прошлого.
— Прошлое мертво, — объясняет античная Кассандра. — Его можно посетить, но изменить уже нельзя.
Они минуют мир, заселенный людьми, одетыми по моде Средневековья. Они оставляют за собой античную и доисторическую эпохи, спускаются еще ниже, к лабиринтам коридоров темно-синего цвета. Жрица приглашает Кассандру войти в один из туннелей, и перед ними открывается мир, полный динозавров и растений с огромными листьями. В небе парят птеродактили, тучи насекомых издают громкое гудение.
— Смотри и слушай внимательно, сейчас произойдет нечто очень интересное.
Женщины садятся на нависший над океаном утес и ждут. Неожиданно в небе появляется огненный шар, похожий на метеорит. Шар падает на берег, едва не угодив в море. Все животные прячутся. После того как спокойствие восстанавливается, из космического корабля вылезают два человека в почерневших скафандрах, мужчина и женщина.
— Кто это? — с любопытством спрашивает юная Кассандра.
— Посмотри на надпись на ракете.
Несмотря на копоть, покрывающую написанные по трафарету буквы, Кассандре удается прочесть: «Звездная Бабочка». Рядом с названием виден логотип в виде голубой бабочки, летящей по небу рядом с тремя сияющими серебряными звездочками.
— Ничего не понимаю. «Звездная Бабочка» — это немного наивный научно-фантастический роман, который я прочла в детстве.
— Вот видишь, роман не был научной фантастикой.
— И когда я читала, я думала, что там описывается будущее.
— Нет, будущее — это «Новый Ноев Ковчег». А «Звездная Бабочка» — это прошлое. Все население Земли произошло от одной-единственной пары людей, прилетевшей с другой планеты. С планеты, где эксперимент под названием «человечество» закончился полной неудачей.
— А как автор научно-фантастического романа мог об этом узнать?
— А он и не знал. Он сам думал, что сочиняет нечто вроде современной сказки, просто чтобы развлечь читателей. Ему его книга казалась шуткой или фокусом: заставить всех поверить, что он рассказывает о будущем, а в последний момент дать понять, что речь идет о прошлом. Он не осознавал значения того, о чем писал. В этом заключается вся ирония произведений искусства: он говорил правду, сам того не подозревая.
— И ни один читатель не заметил?
— Важность информации так велика, что никто даже не может воспринять ее во всем объеме. Хотя и в Библии об этом рассказывается. В начале их было четырнадцать, в конце их будет сто четырнадцать. У них будет двенадцать детей, каждый из которых родит двенадцать детей. Двенадцать на двенадцать — сто четырнадцать. А внуки затем забудут правду, и результатом этого не очень умелого приземления станет сначала миф, а затем — религия.
— Так, значит, человек произошел не от обезьяны? — спрашивает девушка.
— Конечно, от обезьяны. Первые люди на первой планете появились от расы достаточно развитых приматов. Хотя случилось это не на Земле, вот и все. Дарвин был совершенно прав. Но и Библия не совсем ошибается… Она просто метафорически рассказывает о событии, истинный смысл которого утерян.
— А динозавры?
— Два прилетевших из космоса человека заразили их одной из форм мутирующего гриппа, как конкистадоры, которые позже распространили эпидемии среди американских индейцев. Два астронавта со «Звездной Бабочки», сами того не желая, истребили прежних хозяев Земли и создали современное человечество.
— Невероятно.
Обе Кассандры наблюдают за одиноко бредущими среди скал мужчиной и женщиной. На вид им лет по шестнадцать-семнадцать.
— Это твои предки, Кассандра. Люди с другой планеты.
— То есть мы все время повторяем один и тот же опыт. Человечество возникает, растет, завоевывает территории, а потом самоуничтожается, успев послать корабль последней надежды и возобновить эксперимент уже в другом месте?
— Если бы ты знала, сколько раз это уже произошло.
— Сколько?
— Сотни раз. Тысячи.
— Так, значит, чтобы мы ни делали, мы идем к тому будущему, которое ты мне показала, к «Новому Ноеву Ковчегу»?
— Так я думала до этого дня. Но ты изменила ход событий…
— Я?
— Ты помнишь фразу из научно-фантастического романа «Звездная Бабочка»: «Капля воды может переполнить океан»? Ты — эта капля, Кассандра. Твоя идея создания Неофициального Министерства Перспективного Прогнозирования может предотвратить надвигающуюся трагедию. Сейчас вероятность того, что наступит будущее, зреющее в черном плоде, будущее с судом младенцев, снизилась с семидесяти восьми процентов до семидесяти семи. А вероятность прихода радостного будущего, когда можно будет в Сене купаться, возросла от одного процента и четырех десятых до одного процента с половиной.
— Мне семнадцать лет, у меня нет ни документов, ни денег, я живу с бомжами на мусорной свалке, меня ищет полиция, и у меня ужасно болит живот.
— Ты имеешь свободный выход во Всемирную сеть Интернет. В наши дни этого достаточно для того, чтобы совершить революцию. Или скорее, эволюцию.
— Я ничего не могу сделать.
— Напоминаю тебе о том, что ты предотвратила два теракта.
— Подумаешь, тоже мне заслуга! А сколько неприятностей мне это принесло…
— Души потенциальных жертв взрыва знают, чем они тебе обязаны. И они тебе благодарны. Они помогают тебе без твоего ведома.
— Я не верю в эти вещи.
— Они помогают даже тем, кто в них не верит.
Обе Кассандры смотрят на пару молодых астронавтов со «Звездной Бабочки». Те ссорятся.
— Почему они спорят?
— Потому что она не хочет заниматься сексом.
— Но они же вдвоем остались.
— Она не хочет выглядеть доступной женщиной.
Кассандра поражена.
— Но они ведь все равно сделают это. Обязательно.
— Нет. Человечество появится по-другому. Помнишь про ребро Адама?
— Почему все так сложно?
— Чтобы мы могли понять цену победы. Будь все просто, без риска, без поражений, не осталось бы ни удивления, ни тайны. Мы не заметили бы даже, что счастливы, потому что не знали бы несчастий.
— Кто ты? — спрашивает новейшая Кассандра у античной.
— Твое подсознание.
— Откуда у меня эта информация?
— Твое подсознание знает все. Ты просто не думаешь об этом или забыла. Во сне я могу тебе напомнить о том, что ты уже знаешь.
— Значит, у Кима тоже есть подсознание, которое все знает?
— Каждый сам выбирает себе образы, при помощи которых говорит его подсознание. Это может быть старик Йода из «Звездных войн», сверчок Джемини из «Пиноккио»… Ты нашла меня благодаря Филиппу Пападакису. Он рассказал тебе легенду обо мне, ты в нее поверила, и вот я существую. Только для тебя.
— Но ты же действительно существовала?
— Да. Я действительно жила в Трое. Но происходило все не так, как об этом рассказывают. Надо отметить, что вы располагаете версией лишь греческих захватчиков, от лица которых говорил Гомер. Политически пропагандистская «Одиссея» написана победителями.
Кассандра колеблется.
— Как мы можем вести такие познавательные беседы?
— Благодаря твоей матери и «Эксперименту номер двадцать четыре». Все слышат свое подсознание, но, просыпаясь, забывают об этом. Ты освободилась от давления левого полушария мозга и не считаешь сон бредом, ты принимаешь его таким, какой он есть, с разгневанными младенцами, с судом потомков, с вереницей предыдущих жизней, с Деревом Времени, со «Звездной Бабочкой» и, конечно, со мной. Утром ты ничего не забудешь. Другие ведут во сне столь же познавательные беседы, как и наша, но потом ничего не помнят. Они отбрасывают обрывки воспоминаний, считая их ненужной бессмыслицей. Или, того хуже, толкуют их вкривь и вкось, не видя их глубины.
— Так, значит, все сны могут быть такими же познавательными?
— Для свободного разума — конечно.
Жрица встает и берет за руку девушку.
— Теперь ты должна ответить на главный вопрос: берешься ли ты за миссию, ради которой родилась?
198
В ночи раздается вопль. Испуганные вороны с шумом взлетают в небо. Все обитатели Искупления бегут к хижине Кассандры. Девушка кажется потрясенной. Она что-то бормочет, еле шевеля губами, ее язык едва поспевает за видениями.
— Я вижу… я вижу… Я вижу Синее Дерево. Его самую нижнюю, самую толстую ветку. На ней висит листок…
Кассандра морщится.
— Что там?
— …Чума.
— Какая чума?
— Это не просто бомба. Она не взрывается. Она заражает бактериями. Чумой.
— Бактериологическая атака! — восклицает Орландо. — Царевна, видимо, говорит о бомбе, вызывающей эпидемию.
Словно подтверждая его слова, девушка, задыхаясь, продолжает:
— Я вижу, как устройство распространяет отраву. Крысы едят ее. Они разносят чуму. Все происходит… в закрытом помещении. Никого нет. Много воды. Резервуары заполнены водой. Человек помещает в резервуар бомбу. Бомбу с зеленым веществом, которое вызовет чуму, — говорит Кассандра. Ее глаза по-прежнему широко открыты. — Крысы станут разносить чуму.
— Когда, во сколько, где? — деловито спрашивает Фетнат.
Кассандра хмурит брови:
— Резервуары с водой. Как большие бассейны. Огромные бассейны. Я не вижу времени… Человек в черном подходит. У него на руке большие часы. Перед моими глазами циферблат. Двадцать три часа. И дата: тридцать первое марта.
— Тридцать первое? Это завтра!
— Подождите, подождите, давайте успокоимся, — произносит Эсмеральда. — О чем мы говорим? Чумы больше не существует! Ни чумы, ни холеры, ни проказы. Я, конечно, не врач, но мне кажется, что изобрели прививки, антибиотики, и эти болезни искоренили. Может быть, на этот раз Царевна ошибается.
Фетнат плюет на землю:
— Насколько я знаю, в Зимбабве бушует холера, и ничто ее не останавливает. Уже двенадцать тысяч человек умерло.
Орландо уточняет:
— Именно потому, что эти болезни считаются побежденными, наш организм совершенно не может им противостоять.
— Надо просто выпустить необходимые лекарства, — говорит Эсмеральда.
Орландо вспоминает все, что знает о современном бактериологическом оружии.
— Они, наверное, вывели новый устойчивый вирус чумы. Какими бывают некоторые виды гриппа.
Кассандра повторяет:
— Они используют чуму, чтобы уничтожить цивилизованный мир. Чуму и крыс. Как раньше.
Ким задумчиво произносит:
— Средневековая болезнь, распространяемая людьми, которые хотят вернуться в Средневековье…
— Надо всех крыс уничтожить, — предлагает Эсмеральда.
— Ты смеешься, что ли? В одном Париже крыс в два раза больше, чем жителей. Они адаптируются к любому яду. Они ни к чему не восприимчивы, — возражает Орландо.
— Он прав, Париж покоится на живой подушке из крыс. Если они станут переносчиками эпидемии, их не остановит ничто, — мрачно заявляет Ким.
199
Все, что случается больше двух раз, становится рутиной.
Так и предотвращать теракты стало для нас обычным занятием. Мы — пожарные, которые гасят огонь, вот и все.
Разница лишь в том, что у нас нет униформы, нет официального задания, а после завершения работы мы не получим ни вознаграждений, ни зарплаты.
Нашей наградой становится лишь сознание, что мы спасли от смерти людей, которые об этом даже не узнают.
Людей, которые, увидев нас, быстро отойдут в сторону и пожелают нам поскорей попасть в тюрьму.
200
Все утро Ким рыщет по Интернету в поисках крупных хранилищ питьевой воды неподалеку от столицы. Он показывает Кассандре фотографии, чтобы она могла узнать место событий.
Наконец одна картинка кажется ей знакомой.
— Монсури. Большое хранилище пресной воды на юге Парижа! — объявляет Орландо.
В восемь часов вечера, следуя указаниям бывшего легионера, все надевают рюкзаки, наполненные инструментами.
Чтобы не попасть под объективы видеокамер, они выбирают в качестве средства передвижения агрегат по прозвищу Карета. Этим каркающим именем назван старый красный «Пежо-404 универсал», проржавевший до самых осей. Орландо снабдил его новыми колесами, то есть колесами с восстановленными протекторами, а Фетнат наладил карбюратор и глушитель, чтобы превратить машину в гоночный болид, на тот случай, если придется уходить от полиции.
Шарль де Везле решает остаться в деревне, он плохо себя чувствует. У него нелады с пищеварением, видимо, из-за специфического качества еды, которую он пробовал накануне. Он отдает товарищам свой мобильный телефон и собирается информировать их обо всем, что узнает из Интернета.
Обитатели Искупления кладут на крышу Кареты огромный тюк с водолазными принадлежностями, которые отыскал на свалке Ким. И чемодан с почти герметичными противогазами. И спортивную сумку с арбалетами и стрелами, на случай неприятных встреч. И корзинку бутербродов с жареной собачатиной — а то вдруг есть захочется?
Они затягивают багаж брезентом и, толкаясь, залезают в красный «Пежо-404».
— Знаешь, твоя Карета не новенькая, — замечает Эсмеральда.
— Ну конечно, не последняя модель. Держитесь крепче, подушек безопасности и кондиционера нет, пристегнуться тоже нечем. Вместо навигатора — вот… — говорит Орландо, показывая на корабельный компас, прикрепленный жвачкой к приборной доске.
Одна дверца отказывается закрываться, ее приклеивают клейкой лентой.
Наконец наступает решающий момент, и Орландо включает двигатель. Никакой реакции со стороны машины. Он вылезает из автомобиля, открывает капот и подтягивает клеммы аккумулятора. Приборная доска зажигается, но мотор не издает ни звука.
Тогда Фетнат достает пусковую рукоятку и вставляет ее в специальное отверстие в переднем бампере, пытаясь запустить двигатель. Наконец слышится гудение, затем треск, появляется черное облако, от которого все кашляют, а лобовое стекло теряет прозрачность. Столб дыма вырывается из выхлопной трубы. Мухи разлетаются в разные стороны.
Шарль де Везле, который хотел помахать друзьям на прощание, отходит подальше, боясь, как бы машина не взорвалась.
— Планету собираетесь спасать, а ваша развалина напустила больше вони, чем целая пробка в час пик! — кричит он.
— Ох, ладно, цель оправдывает средства! — ворчит Орландо. — Давай вперед, моя ласточка!
Истерзав переключатель скорости в поисках нужного положения, бывший легионер включает наконец под лязг заржавленного железа первую передачу. Он отпускает ручной тормоз, и Карета трогается.
— Господи, пытаемся размышлять о будущем, а сами трясемся в доисторической колымаге, — смеется Ким.
Они медленно движутся по тропинкам свалки и достигают северного входа, где мусоровозы, отравляющие воздух почти так же сильно, как и их допотопный «пежо», ежедневно сбрасывают тонны отходов. Выехав на проспект, Орландо, под одобрительные возгласы, а затем и аплодисменты своих пассажиров, переключается на вторую скорость.
Девять часов вечера, они вливаются в поток парижского движения.
Сидящая рядом с водителем Кассандра видит сквозь дырку в полу асфальт. В салон летит пыль, но Фетнат утверждает, что в его родной африканской сельской местности, где «Пежо-404» используются в качестве такси, в машинах всегда предусматриваются такого рода отверстия, которые позволяют плеваться, не пачкая в салоне. Подкрепляя слова делом, он прицеливается, и смачный плевок падает на мостовую.
Выхлопные газы Кареты вызывают у других автомобилистов такую же неодобрительную реакцию, как и запах обитателей Искупления во время их пеших прогулок.
Раздраженный исступленными сигналами, Орландо в конце концов включает одну фару (вторая, к сожалению, не работает). К счастью, фара левая. Во время остановки у светофора рядом с метро Барбе-Рошешуар из поролона заднего сиденья появляется крыса и выпрыгивает наружу сквозь отверстие в полу, а за ней и вся ее семья. Многочисленные тараканы, найдя идею разумной, следуют примеру крыс.
Зажигается зеленый свет, но машина заглохла. Вокруг «пежо» собирается небольшая группа зевак, видимо коллекционеров старинных машин. Они начинают давать Орландо советы, стартер работает вхолостую. По приборной доске видно, что аккумулятор сел.
— Черт, я оставил пусковую рукоятку дома, — говорит сенегалец, хлопая себя по лбу.
Тогда Эсмеральда, Кассандра, Ким и Фетнат вылезают из машины и начинают ее толкать, чтобы запустить двигатель. Толпа вокруг них растет, из выхлопной трубы вырываются клубы дыма. Карета наконец, под аплодисменты наблюдателей, заводится. Но Орландо не останавливается, чтобы дать возможность пассажирам занять свои места, он боится заглохнуть опять. Обитатели Искупления бегут рядом с открытой дверцей и по очереди запрыгивают в дымящую и чихающую машину. Из учтивости Эсмеральду пропускают вперед.
— Наплевать на красный свет, — заявляет Орландо. — Выбора нет, я поеду медленно, но останавливаться уже не буду.
Они несколько раз игнорируют красный сигнал светофора под крики и гудки тех, кто соблюдает правила.
— В конце концов, красный свет — всего лишь условность, — лукаво замечает Орландо.
— Скажем, один из вариантов выбора, — подтверждает Фетнат.
— В аварии попадают те, кто слишком доверяет системе, — говорит Эсмеральда. — Они забывают о том, что среди других водителей встречаются и алкоголики, и наркоманы, о том, что шофера иногда отвлекает телефонный звонок, что он, бывает, ссорится с женой.
— Да он просто может быть близоруким.
— Или самоубийство задумал.
— Были бы у них волшебные часы, как у Кассандры, они бы знали, когда надо доверять зеленому свету, а когда — не надо, — подтверждает Ким.
Кассандра как раз смотрит на свои часы вероятности, на которых цифры подскакивают то до тридцати восьми процентов, то до сорока одного. Но число «пятьдесят» не появляется даже тогда, когда «пежо» лоб в лоб встречается с сигналящим автобусом и тот отрывает машине правое боковое зеркальце.
— Я, конечно, не собираюсь тебя критиковать, Барон, — говорит Эсмеральда, — но ты все-таки слишком плотно к другим машинам прижимаешься.
— Садись на мое место, умная ты моя. Напоминаю тебе, что последней машиной, которой я управлял, был танк. Естественно, мне сложновато вести легковой автомобиль. Скажем, смущает недостаточная прочность кузова, не соответствующая моим привычкам. И потом, у меня есть оправдание.
— Да ну? И какое же, Барон?
— Честно говоря, я так и не сдал экзамен на права. Мне просто не везло. Шесть раз пытался. А ввиду своей честности, взятку в сто евро инструктору не дал.
— И молодец, — признает Фетнат.
— А как же ты танк в армии водил? — удивляется Ким.
— А у танка нет заднего хода, ему не нужно лавировать, он не должен никого пропускать или мигать. Едешь себе вперед и сметаешь все на своем пути. Когда появляется слишком большое препятствие, твой приятель в башне выпускает снаряд, и дорога расчищена.
— Тонко. Теперь, после подробных объяснений, я лучше понимаю твою манеру вождения.
— Вот чего не хватает этой машине, — мечтательно вздыхает Фетнат. — Башни с пушкой и снарядами. Нужно будет достроить, когда в деревню вернемся. Будет «Пежо-404» по-настоящему полный универсал.
Орландо закуривает сигару, сгущая еще больше атмосферу в салоне.
— А что, у кого-нибудь из присутствующих есть права?
Никто не отвечает. Орландо небрежно поправляет боковое зеркальце, которое остается у него в руке. Он с гримасой отвращения выбрасывает зеркальце на мостовую.
— Тогда умолкните и доверьтесь мне!
Их обгоняет велосипедист, он сигналит и едет перед ними зигзагами.
— Слушай, а ты не можешь хотя бы чуть-чуть прибавить?
— Я еду на второй скорости, сорок километров в час. Если я прибавлю и появится светофор или кто-нибудь будет дорогу переходить, то мы заглохнем. И вам опять придется толкать.
— Можно попытаться ехать быстро, но не горячиться, — не сдерживается Ким.
— И получится наоборот: и погорячимся, и не поспеем, — в тон ему возражает Орландо.
В облаке черного дыма они пересекают Париж с севера на юг. У Дома инвалидов в машину врезается голубь и с чмокающим звуком падает на землю. В районе Данфер-Рошро у них спускает колесо, но, несмотря на это, они проезжают еще несколько сотен метров до улицы Пер-Корентен, где мотор, издав несколько странных звуков, загорается. Машина глохнет прямо посреди дороги, создавая пробку и вызывая бурю возмущенных сигналов.
— Ладно, припаркуем Карету здесь, — говорит Орландо, пытаясь не терять достоинства. — В этом квартале ее не угонят.
— Нам лучше отойти от нее подальше — вдруг бак взорвется? — предупреждает Фетнат.
Они откидывают брезент, достают из сумок то, что кажется им самым необходимым, и убегают. Орландо нанизывает на руку связку противогазов. Эсмеральда спрашивает:
— Слушай, а если мы чуму не остановим, противогазы хоть немного снизят вероятность заражения?
— Честно говоря, не особенно, — признает Ким. — Но у нас все равно ничего другого нет.
Отойдя метров на сто, они слышат грохот взрыва, вслед за которым вверх вздымается черное облако.
— Да, теперь Карету не восстановить, — говорит Фетнат.
— Надеюсь, что, желая предотвратить один теракт, мы не устроили другой, — философски замечает Эсмеральда.
— Во всяком случае, мы создали новое понятие: одноразовая машина. Она рассчитана на одну поездку, довозит вас до места, а потом самоуничтожается.
Вереница бомжей в длинных плащах, с рюкзаками, набитыми разнообразными предметами, идет к площади Монсури. На первый взгляд их можно принять за группу альпинистов, которые забрели уж очень далеко от родной Савойи. Поднявшись вверх по улице Томб-Иссуар, они приближаются к водохранилищу Монсури, содержащему самый большой запас питьевой воды Парижа. Сооружение напоминает плоский холм, находится под охраной и окружено камерами видеонаблюдения, что говорит о стратегическом назначении объекта. Вышки и электрифицированные заграждения защищают его, словно крепость.
— Да его охраняют лучше, чем тюрьму, если вы понимаете, о чем я говорю.
— Надо торопиться, — нервничает Эсмеральда. — Уже двадцать два двадцать семь, до катастрофы остается двадцать минут.
— А главное, они уже здесь, — замечает Ким, показывая на черный «мерседес» с дипломатическим оранжево-зеленым номером. Обитатели Искупления уже видели этот автомобиль у здания Национальной библиотеки.
201
Моя армия супергероев.
Мы, конечно, совершенно не похожи на Супермена, Бэтмена, Женщину-кошку и на всех других классических спасителей человечества.
Старая косая мамаша-сводница.
Толстый бывший легионер, не умеющий водить машину.
Африканский колдун, покинувший свою саванну.
Семнадцатилетний беспаспортный кореец в бегах.
Не говоря уже о старом больном специалисте по гороскопам, ожидающем нас на свалке.
Да и я, девчонка-подросток, забывшая свое прошлое…
И мы в одиночку сражаемся с профессиональными террористами, основная забота которых — убить как можно больше людей, с террористами, ко всему прочему обладающими дипломатическим иммунитетом.
Если бы мне о таком рассказали, я не поверила бы ни единому слову.
Но теперь я знаю, почему должна идти вперед.
Я должна продолжить дело своих родителей.
И доказать, что мой брат ошибся.
Человечество можно спасти. Оно достойно этого. Если я добьюсь успеха, может быть, «Новый Ноев Ковчег» и не понадобится.
202
Дождавшись, пока скроется с глаз группа подвыпивших гуляк, пятеро обитателей Искупления поднимаются по крутой насыпи и быстро помогают друг другу перелезть через стену водохранилища. Преодолев ее, они натыкаются на металлическую решетку. Орландо достает из рюкзака клещи и начинает перекусывать прутья, которые оказываются гораздо прочнее, чем ожидалось.
— Дай-ка мне пилу по металлу, Маркиз, — приказывает бывший легионер.
Ким беспрекословно повинуется. Когда Орландо выбивается из сил, ему на смену приходит Фетнат.
Кассандра с тревогой смотрит на установленные вокруг камеры. Ким успокаивает ее:
— Не бойся, это не Банк Франции. Поскольку никто не предполагает, что можно напасть на муниципальное водохранилище, за экранами никого нет.