Соблазны бытия Винченци Пенни

– Эти истории непредсказуемы, – сказала Адель. – Самые счастливые в одно мгновение могут превратиться в трагедию. Я – наглядный пример.

Венеция решила встретиться с доктором Каннингемом. Ее все сильнее начинало тревожить состояние Адели. Психиатра оно тоже крайне тревожило. Его удивляло, что прописываемые лекарства вообще не дают никакого результата. Он всерьез подумывал об электрошоковой терапии.

– Ваша сестра очень больна. Здесь нужны радикальные методы.

Его слова ужаснули Венецию. Она слышала об электрошоковой терапии, которая представлялась ей чем-то варварским.

Доктор Каннингем попытался ее разубедить:

– Сеансы проводятся под общим наркозом. Ваша сестра вообще ничего не почувствует. Лечение электрошоком дает удивительные результаты. Естественно, ей я пока ничего не хочу говорить.

– Вы думаете, она это выдержит? Одно то, что ее поместят в больницу…

– Конечно, это будет непросто. Дом для вашей сестры – ее пристанище. Там она прячется от окружающего мира. Там она обретает какую-то уверенность. Ее окружают знакомые лица: дети, няня, прислуга. Возможно, родные стены ей помогут. Подождем еще немного. Если к марту ее состояние не улучшится, нам придется ставить вопрос об отправке ее в больницу и применении шоковой терапии.

Любовь часто уподобляют падению с высокой горы. Очень точное сравнение. Ты вдруг начинаешь сползать вниз. Не летишь камнем, а именно сползаешь. Медленно, отчего возникает иллюзия, что падение можно остановить – достаточно ухватиться за какой-нибудь кустик или уступ. В данном случае – за собственный разум, здравый смысл и прочие подпорки. И вдруг в какой-то момент все они куда-то исчезают. Движение ускоряется, ты теряешь контроль над ситуацией. Ты боишься, что можешь сильно покалечиться, но уже не в состоянии что-либо изменить. Потом исчезают все мысли. И наконец ты срываешься и летишь… Приземляешься, обнаруживаешь, что живой, озираешься по сторонам и видишь сильно изменившийся мир. Голова кружится, перед глазами все плывет. Ощущаешь себя последним дураком, но почему-то очень, очень счастливым.

А началось все с банального заболевания, которое у американцев называется острым фарингитом…

– Дорогая, сегодня тебе придется пойти на эту встречу одной. Как думаешь, справишься?

Иззи сдавленно вскрикнула. Это была не просто встреча. От ее успеха зависело очень многое. Сети магазинов, торгующих предметами искусства, предлагалась серия новых книг, издание которых должно было начаться весной. Книжки карманного формата, популярно рассказывающие о старых мастерах и содержащие иллюстрации. Из этих книжек можно собрать коллекцию. Иззи написала прекрасный рекламный текст (во всяком случае, ей так казалось), озаглавив его «Галерея у вас в кармане». Однако ей было проще что-то написать, чем выступить перед собравшимися.

– Ник, я не могу, – захныкала она. – Честное слово, не могу. Сам знаешь, я терпеть не могу выступления на публике.

– Радость моя, я отлично понимаю твое состояние, но выступать тебе все-таки придется. Майк заболел. У него острый фарингит. Совершенно не может говорить, даже если бы захотел. А мне нужно встретиться с Джоани. Неужели мы рискнем подставить Джоани? Сомневаюсь, что нам это надо.

– Давай я с ней встречусь. Это не так страшно.

– И не так продуктивно. Ты же знаешь, она предпочитает иметь дело с мужским полом. А потому, леди Изабелла, выступать в «Арт уорлд» придется тебе. О’кей?

– Ладно, – неохотно согласилась она. – О’кей.

Она была почти уверена, что у нее ничего не получится. Но работа у мальчиков научила ее одному важному принципу: сначала попытайся, а потом делай выводы.

– Я же знаю, ты у нас умница. Ты замечательно выступишь. Только не забудь: голову не опускать, а взгляд устремлен к звездам.

– Не забуду.

Аудитория, перед которой предстояло выступить Иззи, не была слишком большой: всего два коммерческих директора и один директор по маркетингу. И тем не менее, когда она встала и приготовилась говорить, то сразу же ощутила позывы на рвоту. На самую настоящую рвоту. Иззи испугалась, что ее вывернет прямо в комнате заседаний. Еще больше ее ужаснул собственный голос. Из горла вырвался какой-то дикий писк, как будто там застрял комок. Однако собравшиеся были на ее стороне. Дик Гросс – директор по маркетингу – ободряюще улыбнулся ей и сказал:

– Знаете, у вас куда более привлекательная внешность, чем у ваших коллег.

Иззи захихикала, после чего ей вдруг стало легко, и все, что она должна была сказать, выстроилось в четкие, логичные фразы.

Им понравилось ее выступление, равно как и текст. Более того, им понравились ее идеи по поводу того, как заинтересовать людей покупкой книг «Галерея в кармане». Например, к купленной книге прилагался талон, позволяющий приобрести следующую книгу серии за половину стоимости. Или красочный плакат, вручавшийся тем, кто собрал всю коллекцию книжек. Иззи пригласили на ланч, где рассказали еще об одной идее: провести небольшую рекламную кампанию по радио. Может, у нее и здесь появятся какие-то предложения?

Обратно Иззи вернулась в приподнятом настроении, разгоряченная своим успехом и выпитым вином. Ник был на месте.

– Ну как, дорогая? Надеюсь, тебя там не съели с потрохами?

– Скорее наоборот.

Иззи торопливо пересказала ему все события, после чего Ник крепко ее обнял:

– Какая же ты у нас умница, леди Изабелла. Надо будет почаще отправлять тебя на такие встречи. Это может принести свои плоды. Похоже, ты их там очаровала. Говоришь, реклама на радио? Интересная затея. Я годами мечтал о такой возможности.

– Помню, ты рассказывал. Кстати, я уже кое-что придумала.

– И что же?

– Подбирать под каждого художника свою музыку. Допустим, для импрессионистов – Дебюсси, а для Рембрандта – Бетховен. Что-то в этом роде. И общая шапка: «Слушайте картины, а еще лучше – приходите взглянуть на них».

Пару минут Ник смотрел на нее разинув рот.

– А ведь это находка! Такого я еще не встречал. Об этом надо рассказать Паркеру… Пожалуй, лучше не по телефону. Поехали к нам. Это вылечит его лучше таблеток.

Захватив бутылку шампанского, Ник и Иззи отправились в жилище мальчиков. Иззи уже бывала в их логове и каждый раз ужасалась. В квартире царил первозданный хаос. Мебель практически отсутствовала, если не считать кровати, напольной вешалки и телевизора. Все прочее имущество было грудами свалено на полу. В гостиной громоздились книги и разные безделушки, в спальне – одежда и обувь. В ванной на каждом шагу попадались грязные полотенца. Относительный порядок соблюдался только в кухне. В раковине возвышалась гора тарелок и кружек, преимущественно чистых. Рядом на столике стояла двухконфорочная газовая плита, а в углу – старинный холодильник, заваленный сверху пакетами и жестянками.

Когда Иззи появилась здесь впервые, Ник, видя ее оторопь, сказал:

– Не обращай внимания. Мы не готовим, разве только кофе.

Но сегодня логово выглядело еще более удручающе. Майк задернул шторы: ярко-оранжевые куски нейлона с фиолетовыми цветами. В левой шторе зияла дыра, а у правой отрывалась нижняя кромка. Майк не спал. Чувствовал он себя прескверно, но, услышав радостные новости, сел на постели и стал дубасить кулаками воздух. Он поцеловал Иззи и заявил, что сам откроет принесенное шампанское. Болезнь сделала его менее ловким. К тому же никто не додумался заранее приготовить фужеры или хотя бы кружки. Пробка вырвалась на свободу, и шампанское щедро залило окружающее пространство. Больше всего попало на Иззи, примостившуюся на кровати. Майк сокрушенно рухнул на невзрачную подушку, наволочка которой имела подозрительно серый цвет. Собственная неуклюжесть его подкосила.

– Не убивайся так, – засмеялась Иззи. – Шампанское не оставляет следов и прекрасно отстирывается.

– Дорогая, ты же вся мокрая, – сказал ей Ник. – Полюбуйся на свою рубашку.

– Ничего страшного.

– Нет, так не годится. Во-первых, от тебя разит, как от старого пьяницы. И в таком виде нам никак нельзя идти на обед, куда я намереваюсь тебя пригласить. Надень что-нибудь из моих рубашек. Как тебе эта? Или та больше нравится? – Он бросил взгляд на вешалку, на которой висело несколько рубашек в бледную полоску, столь любимых мальчиками.

Иззи посмотрела на них и деликатно сказала:

– Лучше одолжи мне футболку. Под жакетом все равно не видно. Рубашку я застираю и потом заберу вместе с остальными вещами. Конечно, если ты не собрался вести меня в «Уолдорф».

Ник обиженно поморщился:

– Изабелла, куда же еще я тебя поведу? В Чайна-таун?

– Я надеюсь.

Она надела футболку, причесалась, послала Майку воздушный поцелуй, и они ушли.

Они великолепно провели время. Пили больше, чем следовало бы, говорили о жизни вообще и о будущем их агентства в частности. Ник рассказал Иззи целую кучу неприличных анекдотов. Когда они вернулись в логово, Майк храпел, занимая собой всю кровать. Ник задумчиво посмотрел на него:

– Заснул, бедняга. А мне придется спать на диване.

– У вас нет дивана, – сказала Иззи, оглядывая комнату.

– Значит, на полу.

– Тебе нельзя спать на полу.

– Почему? У нас есть ковер и спальный мешок.

– Ник, не говори глупостей. У меня есть диван. Поехали ко мне, и там ты нормально выспишься.

Ник взглянул на нее, Иззи – на него. На мгновение – всего лишь на краткий, едва уловимый миг – между ними что-то произошло. Что-то совершенно неожиданное, будоражащее. Произошло и исчезло раньше, чем Иззи успела придать этому значение.

– Говорю тебе, поехали ко мне. Нормально выспишься.

Ник колебался, но совсем недолго, после чего сказал:

– Почту за честь спать на твоем диване. Едем.

Они оба были достаточно пьяны. Не переставая хихикать, Иззи достала из шкафа в ванной пару одеял и постелила Нику на диване. Потом, чмокнув его в щеку и пожелав спокойной ночи, поплелась к себе. Она настолько устала, что легла не раздеваясь и закрыла глаза. Ей сразу полегчало. Постепенно спальня перестала кружиться. Тогда Иззи разделась.

Она мгновенно уснула, но в три часа ночи проснулась. Ей было невероятно жарко, стыдно за вчерашние безудержные возлияния, а вдобавок у нее болела голова и ее мучила жажда. Она встала в полусне, голая и, не став разыскивать халат, решила пойти на кухню выпить воды. Путь туда лежал через гостиную. Только сейчас Иззи вспомнила про Ника, а вспомнив, сразу подумала, что он давным-давно спит. Она не стала возвращаться за халатом, а пошла на кухню. Там она налила воды в кувшин, взяла стакан и двинулась в обратный путь. Однако Ник не спал и вовсю глазел на нее. Его взгляд путешествовал по ее телу. Обнаружив это, Иззи запоздало попыталась прикрыть грудь и выронила кувшин.

– А, черт! – сонно пробормотала Иззи. – Ник, чего пялишься? Хоть бы сказал что-нибудь. Я думала, ты спишь.

– А что я должен был сказать? «Я тебя вижу наяву или это мне снится?» А может: «Какой дивный сон»?

– Не паясничай! – рассердилась Иззи, которой стало очень неловко. – Тут нет ничего смешного.

– Естественно, нет. Далеко не смешно. Весь пол залила. Беги в кровать. Я уберу.

– Но я хочу пить, – раздраженно бросила ему Иззи. – Я ходила за водой.

– Тогда я принесу тебе воды. Живо в кровать, пока мои глаза не вылезли из орбит.

– Ник!

Она почти побежала к себе, села на кровать и натянула одеяло почти до подбородка. Она слышала, как Ник возится с тряпкой, убирая разлитую воду. Через несколько минут он постучал к ней в дверь:

– Можно войти?

– Разумеется.

Ник принес кувшин с водой и стакан, оставленный Иззи на столе в гостиной. Слава богу, он надел рубашку и трусы.

– Ой, спасибо. Огромное спасибо. Поставь на столик.

– Может, налить тебе воды?

– Нет, не надо. Сама налью.

– Ты меня прости, пожалуйста. Я, наверное, тебя очень смутил. Честное слово, я не собирался за тобой подглядывать. Мне просто не спалось.

Чувствовалось, Ник всерьез расстроен. Это было написано на его вытянутом носатом лице. Совсем как ненароком нашкодивший мальчишка. Иззи улыбнулась ему. Ну чего он так засмущался? Подумаешь, увидел ее голой. Он ведь ей как брат. Они оба с Майком.

– Все нормально, – успокоила его Иззи. – Честное слово. Это я сглупила. Забыла, что ты лежишь на диване.

А затем, совершенно инстинктивно, без всякой мысли, что делать этого ни в коем случае не следует, она вдруг потянулась и поцеловала его. Это была всего лишь благодарность за заботу, сестринская благодарность. Целомудренный поцелуй на сон грядущий. Вот только Ник, вопреки ее ожиданиям, не ответил ей братским поцелуем в щечку. Он поцеловал ее в губы, и тогда язык Иззи вдруг проник к нему в рот и шевельнулся там, осторожно, но недвусмысленно показывая, чего ей сейчас вдруг захотелось. Очень сильно захотелось. И вновь между ними пронеслась та же странная искра, как днем в квартире, когда они приехали сообщить Майку радостную новость. Они оба уловили это мгновение, поняли его смысл. Их глаза встретились. Ник отвел взгляд и встал.

– А вот этого мне ни в коем случае делать нельзя, – сказал он. – Я и так ощущаю себя одним из тех парней, которые мне никогда не нравились. Знаешь, пойду-ка я лягу.

– Конечно, – подхватила Иззи. – Тебе надо выспаться. Приятных снов, Ник. Спасибо за воду.

Сон пропал. Иззи ворочалась, пока за окном не начало светать. Она то чувствовала себя полнейшей дурой, то замирала от непонятного счастья и пыталась представить, каким могло бы быть продолжение, если бы она удержала Ника в спальне. Ей сразу вспомнилось Рождество у Барти и звонкий голос Дженны, заявившей: «Они оба в тебя влюблены». Потом она услышала голос отца: «А вообще, интересное замечание». Перед глазами проплывали слова, написанные легким, размашистым почерком Нони: «…оба парня, у которых ты работаешь, в тебя влюблены».

Неужели это правда? Да и может ли это быть правдой? Конечно же нет. Изрядным усилием воли Иззи выкинула из головы эти мысли. Глупость какая. Полнейшая глупость. Ну показалась она Нику привлекательной. У него еще хмель не выветрился. И потом, какой мужчина не возбудится, когда мимо него проходит голая девушка? И в его ответном поцелуе тоже не было ничего необычного. Но ведь ей действительно захотелось его поцеловать и получить ответный поцелуй. Иззи не узнавала себя. Она всегда испытывала к мальчикам лишь чисто дружескую симпатию, да и Ник не принадлежал к типу мужчин, которые ей нравились. Элегантным его никак не назовешь, одевается кое-как. Возможно, она просто была пьяна. Да, вся причина в этом. Ей стало стыдно за свое грубое, недостойное поведение. Неужели ей мало уроков недавнего прошлого?.. На рассвете сон все-таки одолел Иззи. Ей снилась какая-то жуть: будто она пришла на вчерашнее собрание совершенно голой и вдруг узнала в одном из директоров Джорди…

Утром оба чувствовали себя неловко и скованно. Иззи отправила Ника в душ:

– Иди первым, а я приготовлю кофе.

– Не переводи добро зря. Кофе ты готовить не умеешь. Я сам сделаю.

Сварив очень вкусный кофе, Ник быстро ушел, сославшись на то, что ему надо заскочить домой переодеться. Он поблагодарил Иззи за прекрасную ночевку на диване.

– До встречи в офисе, – бросил он и исчез.

Иззи чувствовала, как ему хочется поскорее покинуть ее квартиру. Он наверняка жутко сожалеет о случившемся. Иззи понимала, что своей глупостью и бесстыдством разрушила прекрасные дружеские отношения. Ник обязательно расскажет Майку, и тот будет шокирован до крайности. Иззи не представляла, как теперь она посмотрит в глаза им обоим. Ну какая же она идиотка! Иззи села на кровать, обхватила раскалывающуюся от боли голову и заревела.

До отъезда в Англию оставалось две недели. В тот вечер, вернувшись домой, Барти обнаружила Чарли в состоянии прострации.

– Что у тебя опять случилось? Новые проблемы с арендой?

Чарли, завороженный роскошным зданием на Парк-авеню, подмахнул арендный договор, не вчитавшись в детали, и теперь они чуть ли не каждый день давали о себе знать.

– Не с арендой, – мрачно ответил он. – С Салли. Она очень больна.

– Салли? Боже мой! Чарли, прости. Что с ней?

– Инсульт. Лежит в больнице штата. Это где-то в Бруклине. Ее подруга мне позвонила. Сказала, условия там отвратительные. Салли не может понять, где она. Состояние подавленное. Вот я и подумал…

Барти уже знала ход его мыслей, но в этот раз не ощутила обычного раздражения.

– Само собой, – сказала она.

– Что «само собой»?

Ему зачем-то понадобилось разыгрывать непонимание.

– Ее нужно перевезти в частную клинику. Немедленно.

– Дорогая, как ты щедра! Я имел в виду не это.

Барти вдруг захотелось крикнуть на него, чтобы не юлил. Она прекрасно знала, что он имел в виду.

– Наведи справки, куда ее лучше поместить, и переговори с администрацией клиники. Сделаешь?

– Конечно сделаю. Дорогая, мне так стыдно. Я постоянно беру и беру твои деньги. Но ничего: когда мой новый бизнес начнет приносить доход, я наконец-то сумею все это возместить.

– В этом нет необходимости, – возразила Барти и, сделав над собой усилие, поцеловала Чарли. – Я рада помочь этой женщине. Она ведь много помогала тебе и Кэти. Пожалуй, нам надо ее навестить. Как ты думаешь?

– Я узнаю, в каком она состоянии. Если ей разрешено принимать посетителей, то конечно. Уверен, она будет рада с тобой познакомиться.

Судя по неотвеченному письму, Салли Нортон не выражала особого желания знакомиться с новой женой Чарли.

Чарли нашел частную клинику, тоже в Бруклине, недалеко от Хайтс. Там согласились забрать Салли в этот же день. Чарли ее сопровождал и домой вернулся довольно угрюмым.

– Бедняга! От прежней Салли осталась только тень. Инсульт в тяжелой форме. Она почти не говорит. Отказали обе ноги и рука. Врач пока ничего определенного сказать не может. Ей очень… стыдно, в каком состоянии она оказалась. Она никого не хочет видеть. Завтра или послезавтра я заеду в клинику, узнаю, как она.

– Хорошо, Чарли. Но если будет хоть малейшее улучшение, я готова поехать с тобой. Я кое-что знаю об особенностях инсульта. Уол с ним справился. Эти больные не могут говорить, но они слышат и прекрасно понимают все, что происходит вокруг.

– Я обязательно спрошу у лечащего врача, можно ли тебе ее навестить.

По словам Чарли, врач был против визитов незнакомых людей.

– Доктор говорил, что это может лишь усугубить ее состояние. Только знакомые лица. Но меня он просил ее навещать. Я для нее – как ниточка из прежней жизни.

Чарли навещал Салли чуть ли не каждое утро. По его словам, это значилось первым пунктом в его планах. Потом он уже мог заниматься остальными делами. Учитывая, что «остальные дела» состояли из торчания в своем салоне и поездок по аналогичным местам, где продавались без конца дорожающие старинные автомобили, Барти сомневалась в необходимости его утренних визитов в больницу…

В пятницу Чарли, как обычно, поехал проведать Салли, а Барти взялась за домашнюю бухгалтерию. Оещания Чарли избавить ее от рутинных дел оказались просто словами. Барти в очередной раз убедилась, сколь губительно действует на ее мужа возможность распоряжаться большими деньгами. За несколько месяцев его хозяйствования экономика их дома оказалась на грани финансового краха. Невероятная экстравагантность его покупок сочеталась с полным отсутствием здравого смысла. Чарли не считал необходимым вовремя платить по счетам, все письма с напоминаниями попросту игнорировал, зато активно совершал покупки в кредит, забывая, что просроченные платежи обрастали процентами.

Барти едва успела разобраться с половиной счетов, пришедших за последнюю неделю, в том числе и больничных. Клиника, куда поместили Салли, была весьма дорогой. В это время зазвонил телефон.

– Миссис Паттерсон?

– Я слушаю.

– Говорят из больницы «Маунт-Плезант». У нас находится бывшая теща вашего мужа.

– Да.

Неужели Салли умерла? Учитывая ее состояние…

– Миссис Паттерсон, мог бы кто-нибудь из вас – вы или ваш муж – приехать в клинику?

– Приехать? Но я думала…

Боже, неужели опять? Только не это.

– Когда ваш муж приезжал к нам, мы ему сразу сказали, что больной требуется запас ночных сорочек, и попросили привезти их как можно скорее. А еще лечащий врач миссис Нортон хотел бы побеседовать с кем-нибудь из вас.

– Понимаю. Я могла бы приехать сегодня, если это чем-то поможет.

– Еще как поможет, миссис Паттерсон. Извините, что вынуждены отрывать вас от дел.

– Ничего страшного. Скажите, а вы уверены, что мой муж… больше не появлялся в клинике?

– К сожалению, да. Он был здесь всего один раз, когда миссис Нортон привезли к нам. Кроме соседки, ее никто не навещает. Миссис Нортон наверняка обрадуется вашему приезду.

– Но я думала… Да, надеюсь, она обрадуется. Я приеду где-то через час.

Весь путь до клиники сквозь транспортную сутолоку Манхэттена, через Бруклинский мост и по кварталам Хайтс, полным былого великолепия, Барти боялась даже думать, что опять столкнется с ложью Чарли и узнает еще какие-то неприглядные подробности из его прошлого. Все это – помимо трагедии Салли Нортон. Барти вдруг снова очутилась в зыбком мире неопределенности, не понимая, где она и даже кто она. Ей было страшно входить в больницу.

Палата Салли Нортон находилась на третьем этаже. Медсестра провела Барти по коридору и открыла нужную дверь:

– Миссис Паттерсон, она очень устала. Вы, пожалуйста, недолго.

– Как она себя чувствует?

– Могло бы быть и хуже. У нее затронута правая половина. Вероятно, муж вам рассказывал.

– Да, он говорил, что состояние очень тяжелое и что у нее повреждена речь.

– Я бы так не сказала, – хмыкнула медсестра. – Мы ее хорошо понимаем. – Она улыбнулась Барти.

Еще одно его вранье. Барти на мгновение прикрыла глаза.

Медсестра ввела ее в палату. Салли Нортон лежала, закрыв глаза. Медсестра осторожно коснулась ее руки:

– Миссис Нортон, к вам пришли.

На Барти смотрели очень большие и очень голубые глаза. Такие же, как у Кэти. И такие же, как были у Мэг.

– Кто… эта женщина?

Она говорила медленно, но вполне внятно.

– Это Барти. Можно вас так называть? – спросила медсестра. – Барти Паттерсон. Жена Чарли.

Сонное лицо Салли Нортон мгновенно пробудилось, оживилось и тут же скривилось от гнева.

– Уходите! – потребовала она. – Немедленно. Не желаю вас видеть. Вам здесь нечего делать.

– Миссис Нортон… – растерянно пробормотала медсестра. – Смотрите, какие чудесные цветы привезла вам миссис Паттерсон. Зачем же вы ее прогоняете?

– Ничего страшного, – тихо сказала Барти. – Я ожидала, что мое появление может смутить миссис Нортон.

– Я ничуть не смущена, – возразила Салли. – Он что, ничего вам не рассказывал? Чарли не сказал про это ни слова?

– Видите ли…

– Слушайте, убирайтесь отсюда.

Голос больной утратил злые нотки. Гримаса гнева сменилась выражением бесконечной усталости.

– Уходите, и чтобы больше духу вашего здесь не было.

Салли беззвучно заплакала. Крупные слезы струились по ее лицу. Она подняла руку, пытаясь их стереть, но рука промахнулась и ударила по подушке. Зрелище было невыразимо печальным. Медсестра проворно достала платок и отерла ей лицо:

– Успокойтесь, миссис Нортон. Вот, так лучше. Значит, вы не хотите, чтобы миссис Паттерсон вас навещала?

– Да, не хочу. – Она начала волноваться. Ее действующая рука слабо вздымалась и опускалась. – Хочу, чтобы ее здесь не было.

– Мне лучше уйти, – шепнула медсестре Барти. – Я лишь заставляю ее нервничать. Я сталкивалась с особенностями инсульта. Мой… мой опекун перенес инсульт. Я знаю, как трудно таким больным.

– Вы уж, ради бога, извините, миссис Паттерсон. Знаете что? Я попытаюсь ее успокоить. Может, вы подождете? Поговорите с доктором, потом зайдете к ней еще раз…

– Хорошо. Я привезла то, что вы просили. Ночные сорочки, туалетные принадлежности. Захватила еще несколько книг. Возможно, она…

Барти вдруг самой стало худо. Нужно уходить. Из палаты, из больницы, из всего этого. Она торопливо зашагала по коридору, опустилась на стул возле стола дежурной медсестры и стала разглядывать картину, висевшую на стене: птичья стая, летящая сквозь облака. «Успокаивайся, Барти, – приказала она себе. – Смотри на этих птичек и больше ни о чем не думай».

Мимо нее по коридору прошла пожилая, неопрятно одетая женщина с пластиковым мешком в руке. Она остановилась перед палатой Салли, вошла туда, но очень скоро вышла в сопровождении медсестры. Та подвела посетительницу к Барти:

– Познакомьтесь, миссис Паттерсон. Это миссис Диксон, приятельница миссис Нортон. Я… я подумала, что вам стоит поговорить. Боюсь, миссис Нортон сегодня слишком расстроена и ей не до гостей. Миссис Диксон, это…

– Я слышала, кто это. – Миссис Диксон внимательно посмотрела на Барти, словно изучая диковинное животное. – Вот вы, значит, какая. Я вас совсем другой представляла.

– Какой? – спросила Барти.

– Шикарной. Разодетой. Думала, вы из богатых.

Барти вдруг почувствовала невероятное облегчение. По крайней мере, она не выглядела «шикарной».

Возникла пауза. Они с миссис Диксон молча разглядывали друг друга.

– Если хотите, можете угостить меня чаем, – вдруг предложила старуха. – Посидим, подождем, пока она не успокоится. С ней такое бывает. Дело не только в вас.

– Понимаю. Чай – это было бы здорово. А куда можно пойти?

– У нас на первом этаже есть кафетерий, – сообщила медсестра. – Там довольно уютно. Есть чай, кофе. – Она явно радовалась возможности спровадить их обеих.

– Отлично. Идемте, миссис Диксон.

Они спустились вниз, нашли свободный столик, сели. Миссис Диксон продолжала разглядывать Барти, теребя в руках пластиковый мешок.

– Вы с ней что, никогда прежде не виделись?

– Нет, ни разу, – ответила Барти. – Хотя я пыталась познакомиться. Приглашала ее на свадьбу. Потом написала ей, но…

– Она бы ни за что не явилась на вашу свадьбу. И встречаться с вами не стала бы. Не было у нее такого желания.

– Сегодня я это поняла, – призналась Барти.

– Она против вас ничего не имеет, – вдруг сказала миссис Диксон.

– Да? Тогда почему…

– Потому что вы за него вышли. За Чарли.

– А они… не ладят?

– Скажете тоже! Надо же! Чтобы Салли ладила с ним? Очень в этом сомневаюсь.

Миссис Диксон почувствовала, что сболтнула лишку, и уставилась в свою чашку. Похоже, эта женщина тоже не питала симпатий к Чарли.

– Миссис Диксон, прошу меня простить, но я не понимаю. Вы можете мне объяснить, что к чему?

– А почему бы и нет? Сама бы болтать не стала. Но раз вы спрашиваете… Правда, я-то думала, вы и так знаете. Он ведь вам про все это рассказывал, так?

– Про что именно?

– Да про то, как он с ней обращался.

– С Салли?

– Нет, не с Салли. Я же говорю не про Салли. Про Мэг. Про то, как она умерла.

У Барти все поплыло перед глазами. Она несколько раз тряхнула головой, но головокружение не проходило.

– Простите, миссис Диксон. Об этом я надеюсь услышать от вас. Я лишь знаю, что Мэг умерла от рака. Это так?

Миссис Диксон поставила чашку и уставилась на Барти так, словно та сморозила какую-то глупость.

– Боженька мой! Так вы ничего не знаете? Значит, от рака? Это он вам сказал? Так-то оно покрасивее будет.

– Покрасивее, чем что?

– Чем правда. Знайте, миссис Паттерсон: Мэг умерла от сердечного приступа. А приступ был вызван алкогольным отравлением. Алкоголичкой она была. Это и сгубило ее бедную душу.

Миссис Диксон замолчала. Барти казалось, что она сидит внутри раковины. Снаружи люди звенели ложечками, разговаривали, шаркали стульями. Но все эти звуки были где-то далеко. Барти сделала глубокий вдох:

– Миссис Диксон, вы можете мне рассказать, как все было? Я вас очень прошу. Мне необходимо знать правду.

– Ну, если вы так просите… Но, миссис Паттерсон, между прочим, речь пойдет про вашего мужа. Вы уверены, что хотите это услышать?

– Да. Вполне уверена.

– Мэг выскочила за него совсем молоденькой. Ей и двадцати не было. Тогда я еще не знала ни ее, ни Салли. Так что с чужих слов рассказываю. Мэг была единственной дочкой у родителей. Те, само собой, хотели, чтобы она карьеру сделала. Отправили ее в колледж, где учат на секретарш. Денег-то у них было не ахти, но как-то выкручивались, а за дочкину учебу платили. Выучилась она, пошла работать личной секретаршей к какому-то крупному бизнесмену. Вот тогда-то она и познакомилась с Чарли. Салли рассказывала, он Мэг очаровал. И не только ее. Всю их семью. Такой обходительный и вроде зарабатывал неплохо. А говорил еще лучше. Рассказывал, что работает в солидной фирме, торгует недвижимостью и его ожидает большое будущее. Я так думаю, они в этом оба похожи были – он и Мэг. Оба старались казаться лучше, чем на самом деле. – Старуха замолчала. – Миссис Паттерсон, мне же придется дрянные вещи про вашего мужа рассказывать. Вы точно хотите про них услышать?

– Да. Очень хочу, – тихо ответила Барти.