Соблазны бытия Винченци Пенни
Она с большим сочувствием отнеслась к проблемам Иззи. Такая молоденькая, почти ребенок. Длинные золотисто-каштановые волосы, бледное личико с огромными карими глазами. Трудно поверить, что этой девочке уже двадцать девять лет.
Мэри внимательно выслушала страхи своей пациентки насчет невозможности забеременеть, потом спросила, давно ли та пытается завести ребенка. Выслушав ответ, гинеколог осмотрела Иззи и, глядя ей прямо в глаза, сказала:
– Я не нахожу никаких видимых причин, мешающих вам забеременеть. Естественно, мы можем сделать анализы, но мне они представляются несколько преждевременными. Уверяю вас, мисс Брук, аборт никак не мог повлиять на вашу способность к деторождению. Как вы сказали, у вас не было ни воспаления, ни каких-либо инфекций. Значит, главная опасность вас миновала.
– А что могло бы тогда произойти? – спросила Иззи, ничуть не успокоенная словами гинеколога.
– Учтите, я говорю лишь о вероятности. Я ничего не утверждаю. Ваши фаллопиевы трубы могли оказаться перекрытыми. Чтобы забеременеть, нужны три компонента: яйцеклетки, здоровые сперматозоиды и незаблокированные фаллопиевы трубы. Не берусь судить, насколько здоровая сперма у вашего друга. – Мэри озорно подмигнула Иззи. – Но мы можем попытаться проверить, правильно ли у вас протекает процесс овуляции. Я попрошу вас составить мне БТГ.
– Что это такое?
– Простите. Мы, врачи, всегда забываем, что пациенты не понимают нашего жаргона. Это базовый температурный график. Вам нужно будет каждый день измерять температуру. Непосредственно перед овуляцией температура всегда падает. Метод прост и удивительно надежен. Полагаю, в середине цикла вы не ощущаете никакой боли или дискомфорта?
– Нет, я бы обязательно заметила. А скажите… это плохой симптом?
– Ни в коем случае. Просто у некоторых женщин это бывает, и они безошибочно узнают, что в их организме начался процесс овуляции. Возможно, так будет и у вас. Если болей не было до сих пор, это еще не значит, что они не могут появиться. Для вас это было бы обнадеживающим фактором. Мы можем проверить и ваши трубы, просто чтобы убедиться в их нормальном состоянии. Правда, процедура эта не из приятных и обычно проводится под наркозом. Проверка делается двумя способами. Мы можем закачать газ через вашу матку. Он достигнет фаллопиевых труб, и по характерному звуку мы определим их состояние. Этот метод называется трубным вдуванием. Либо мы можем воспользоваться специальным красителем. Мы введем его вам в матку, а затем сделаем рентген. Но я бы не рекомендовала вам делать эти анализы сейчас. Пока еще слишком рано. Посмотрим на ваш процесс овуляции.
– А что вы скажете про мою шейку матки? Вдруг она повреждена?
– Я никаких повреждений не обнаружила.
– Но если они все-таки есть?
– Если они есть, в чем я очень сомневаюсь, это может привести к тому, что мы называем ослабленной маткой. Тогда существует риск выкидыша во второй трети срока. Это примерно пятнадцатая или шестнадцатая неделя. В таком случае мы наложим швы на шейку матки, чтобы подобное не повторилось.
Иззи с ужасом смотрела на гинеколога, представляя, что ей суждено снова потерять долгожданного ребенка.
– А можно наложить швы заранее?
– Нет. В профилактических целях мы это не делаем. Как и любая медицинская процедура, она связана с риском. Ее мы оставим лишь в качестве вспомогательного средства. – Мэри тепло улыбнулась приунывшей Иззи. – Существует очень надежный способ забеременеть. Вы о нем знаете?
– Нет, – ответила Иззи, почувствовав надежду.
Может, врач скажет, что нужно заниматься сексом, лежа на боку или под кухонным столом, или выбирать периоды полнолуния. Что-нибудь простое и понятное.
– Нужно как можно чаще заниматься сексом, и получать от этого удовольствие. Особенно когда у вас период овуляции. Но и во все остальное время тоже. Матушка-Природа иногда бывает на удивление своенравна. Очень много случаев бесплодия связаны с нерегулярным сексом. Вы об этом слышали?
– Нет, не слышала.
Иззи подумала, что Нику очень понравится эта часть совета. Кабинет Мэри Десмонд она покидала с улыбкой. На душе было гораздо спокойнее. По пути домой она зашла в аптеку и купила термометр.
Она не сомневалась, что насчет частого секса у нее проблем не будет. А вот расслабиться и перестать волноваться – это уже сложнее.
С момента визита к гинекологу прошло три месяца. Все это время Иззи аккуратно измеряла температуру и отмечала, когда та начинала падать. У нее было три периода пониженной температуры. Три периода обостренных надежд. Первый длился всего несколько часов, второй – несколько дней. В третий раз пониженная температура продержалась неделю. Ник, разумеется, ничего не знал. Иззи не собиралась ему говорить, боясь испортить дело. Ему это знать не обязательно. Она ограничилась тем, что проделала в своем противозачаточном колпачке дырку размером с десятицентовик. Если уж на то пошло, у них до сих пор не было квартиры, где можно растить ребенка. Конечно, можно было бы и здесь, но ребенок не должен расти в тесноте, когда у него нет даже своей комнаты. Ник старался обратить ее тревоги в шутку, говорил ей, что им принадлежит все время мира. Совет почаще заниматься сексом тоже оказывался трудновыполнимым, потому что Ник очень уставал на работе. Иззи смотрела на свою температуру, и как только та начинала падать, пыталась соблазнить Ника. Она ничего ему не говорила, и это лишь усложняло дело. Ник работал, не считаясь со временем (да и все они тоже), часто засиживаясь в офисе до полуночи, а то и позже. Потом они возвращались домой, ужинали, выпивали вина и часа в два-три ночи валились спать. Страсть Иззи, зачастую наигранная, не вызывала у Ника ответного энтузиазма.
– Не сейчас, дорогая, – обычно говорил он, сонно чмокая ее и поворачиваясь на другой бок. – Давай лучше завтра. Спокойной ночи, дорогая. Я люблю тебя.
Но наступало завтра, и опять они засиживались до полуночи, а ее драгоценная пониженная температура начинала повышаться, и ее чудесные, готовые к оплодотворению яйцеклетки пропадали зря. Когда же наконец у Ника возникало желание заняться сексом, Иззи это только раздражало.
В одну из ночей, когда Ник обнял ее и стал ласкать, покрывая поцелуями, она довольно резко высвободилась из его объятий:
– Прости, Ник, но сегодня у меня нет настроения.
– Что с тобой, принцесса? Вчера тебе очень хотелось.
– Вчера хотелось и позавчера тоже. А сегодня – нет. Ты можешь уставать? Вот и я устала. Прости.
Сначала Ник просто замолчал от удивления, потом громко захрапел. Иззи не спалось. Она лежала с открытыми глазами, оплакивая очередного ребенка, которому сегодня не было суждено быть зачатым. Она почти предвкушала физическую и душевную боль, ожидавшую ее на протяжении ближайших двух недель.
Иззи вновь отправилась к Мэри Десмонд. Та опять попыталась ее успокоить, говоря, что тревожиться не о чем. Гинеколог посмотрела ее температурный график, сказав, что на этот раз овуляция действительно происходила и Иззи вполне могла бы заберменеть.
– Могла бы. Но вы не представляете, в каком подавленном состоянии я находилась. Все мысли у меня были только об этом. Меня теперь даже секс перестал привлекать… Кроме периодов пониженной температуры. Я отвратительно себя веду, огрызаюсь на Ника.
– А вы говорили с ним на эту тему?
– Нет. У меня язык не поворачивается. Он ничего не знает о моих попытках.
– По-моему, вам стоило бы с ним поговорить. Тогда бы ваш Ник проявил больше понимания. А про аборт вы ему рассказывали?
– Нет, – ответила Иззи, ощутив ужас. – Это шокировало бы его сверх всякой меры. Ник – прекрасный и очень порядочный человек.
– И вы, кстати, тоже.
Иззи молча переварила комплимент.
– Нет, я просто не решаюсь ему рассказать. Это сразу бы изменило его отношение ко мне. Он бы подумал, что до сих пор я его обманывала, и…
– Так оно и есть, – сказала Мэри Десмонд. Иззи подняла на нее глаза и увидела, что гинеколог улыбается. – С моей точки зрения, это не очень серьезный обман. Вполне естественный и понятный. Вы пережили тяжелый, отвратительный момент. Ничего удивительного, что вы хотели сохранить в тайне эту мрачную страницу вашей жизни. Но я бы очень советовала рассказать.
– Не могу, – повторила Иззи. – Я просто не могу.
– Хорошо. Я не настаиваю. Мы пока не смотрели ваши фаллопиевы трубы. Возможно, вскоре нам это придется сделать. Я дам вам еще пару месяцев, а потом заберу вас к себе на пару дней. Но еще раз прошу вас, мисс Брук: постарайтесь расслабиться. Вы ведь очень молоды.
Иззи подумала о двадцатишестилетней Элспет, уже имеющей двоих детей, потом об Эми, которой двадцать четыре и которая беременна вторым ребенком. Вопреки словам Мэри молодой она себя не чувствовала.
Элспет решила сделать последнюю попытку. Если Селия права и Кейра пугало, что она его разлюбила, возможно, она сумеет убедить мужа в обратном. Возможно, тогда в их отношениях наступит желанный перелом. Она дождалась момента, когда Кейр был в сравнительно хорошем настроении – в противовес его дрянному настроению, ставшему нормой. За ужином она старалась молчать, затем убрала со стола и, пока он читал газету, заварила кофе. Увидев в ее руках кофейник, Кейр нахмурился:
– Вряд ли я буду пить кофе. Я и так плохо сплю.
М-да, не слишком удачный старт. Элспет все же сумела изобразить на лице сочувствие.
– Извини. А я выпью. Ты же знаешь, я хорошо сплю и после кофе.
– Знаю.
– Кейр, мы можем поговорить?
– Можем, – сказал он, откладывая газеты. – Твой вопрос надо бы сформулировать так: «Могу ли я поговорить?»
– Кейр, – Элспет чувствовала близкие слезы, – пожалуйста, не обрывай меня. Я пытаюсь быть… конструктивной.
Кейр откинулся на спинку стула, скрестил руки и посмотрел на жену. Это была пародия на терпение и готовность вести диалог.
– Мне очень грустно, что мы утратили способность разговаривать друг с другом. Когда-то мы могли говорить часами.
– Да, могли. Но тогда у тебя находилось время, – сказал Кейр.
– И у тебя тоже.
Немного подумав, он кивнул:
– Ага. Верно.
Это подбодрило Элспет.
– Наверное, наша главная сложность, что мы перестали общаться. Почему? Ведь я по-прежнему тебя люблю.
– Ты? Любишь?
Лицо Кейра было бесстрастным. Разговор не вызывал у него никакого интереса.
– Да, Кейр. Очень… очень люблю, – с трудом произнесла она.
– Понимаю.
– И это все? Все, что ты считаешь нужным мне сказать?
– На данный момент – все.
– Ты мне не веришь?
– Я уже не знаю, во что мне верить, – вздохнул Кейр. – И чему.
– Есть во что. Я очень хочу, чтобы наш брак был успешным. Повторяю: очень хочу. Хочу настоящих, теплых отношений, а не этой ужасающей холодности.
– Тебе наш брак видится таким?
– Увы, да. А тебе? – (Он не ответил.) – Я вспоминаю о ранних днях, когда мы были такими… такими сплоченными. Когда… – Элспет замолчала.
Она начинала чувствовать, что этот разговор ее унижает. Ее тянуло сказать: «Когда ты меня хотел и когда я хотела тебя». Она и сейчас хотела его, причем сильно. Элспет уже и не помнила, когда они в последний раз занимались любовью, когда ее захлестывало сильной, благотворной волной наслаждения. Она вздохнула.
– Тогда, Элспет, мы были вместе. У нас были одинаковые желания, нас волновало одно и то же. Ты не находишь, что положение изменилось?
– Да. Вот об этом я…
– А я тебе скажу, почему оно изменилось. Потому что у нас теперь разные желания и нас заботят разные вещи. Ты хочешь карьеры, успеха, думаешь только о себе.
– Неправда! – почти выкрикнула она. – Я действительно хочу карьеры. Успех для меня не так важен. Но я забочусь о наших детях.
– Ты настолько о них заботишься, что готова ежедневно бросать их на попечение няньки.
– Ты грубо искажаешь мои слова. Я уже говорила…
– Да ты много чего говорила. Горы прекрасных слов. Но ты не готова подкрепить свои слова поступками. Согласись, что это так. Ты говоришь, что любишь меня. Элспет, если бы ты любила меня, ты бы делала так, как я говорю, не оказывала бы мне постоянного бешеного сопротивления и не принижала то, что мне особенно дорого. Ты бы не пыталась выставить меня дураком, старомодным глупцом, поскольку у меня есть идеалы, есть свои представления о браке и о роли мужчины и женщины в семье.
– Я никогда не пыталась выставить тебя дураком.
– Возможно, и не пыталась. У тебя это получилось сразу. Вы с бабушкой действовали очень умно. Какой чудесный план, нацеленный на то, чтобы принудить меня согласиться с твоим правом работать в «Литтонс» наравне с остальными вашими. Только вы меня не принудите. И больше не говори мне о своей любви. Меня тошнит от этих слов. – Кейр встал и сердито посмотрел на нее. Элспет плакала, сжавшись на стуле, пугаясь страсти, которая вдруг вырвалась из нее и ударила невыносимо больно. – Я скажу, чем ты на самом деле занимаешься. Ты меня разрушаешь. Меня и все, что мне дорого и во что я верю. Когда-то я любил тебя так, что моя любовь не вмещалась в слова. И я сражался… сражался со своей любовью к тебе.
– Почему? – спросила она, прекратив плакать.
– Потому что знал: любовь к тебе обязательно закончится бедой. Мы с тобой слишком разные, и наши корни тоже слишком разные.
– Кейр, ну что ты, в самом деле? Это же абсурдно.
– Ах, по-твоему, это абсурдно? Я так не думаю. Мои принципы и идеалы никогда не совпадали с твоими. Они и не могли совпадать. Я должен был понять это с самого начала. Какой же я был дурак!
– Что ж, я очень рада, что ты понимаешь это сейчас, – уже спокойно, без всхлипываний, сказала Элспет. – Очевидно, и я была дурой. Спокойной ночи. Спасибо за невероятно интересную беседу.
Она постелила себе в другой комнате и легла. Усталость сморила ее, и она моментально заснула, но в три часа вдруг проснулась и весь остаток ночи лежала, глядя в темноту. Элспет чувствовала себя беспредельно уязвленной и находилась в полном замешательстве. Неужели развод – единственный выход из этого тупика? Получалось, что так, поскольку у Кейра к ней не осталось ни капли любви.
Ей еще никогда не было так одиноко. Даже тогда, в Глазго, в их убогой квартирке.
– Дорогая, у тебя совсем несчастный вид. Ты вся напряжена. Куда делась та, знакомая мне Иззи? Может, ты что-то хочешь мне рассказать и не знаешь, с чего начать?
– Нет. Мне нечего рассказывать.
– Ты уверена?
– Да. Уверена.
– Уверена на сто пятьдесят процентов?
– Ник, ну что ты пристал. Уверена на целых двести.
– Хорошо. А то я уже начал думать: вдруг со мной что-то неладно? Допустим, от меня путом пахнет или еще что-то, о чем вслух не говорят.
– Да нет же, – отмахнулась Иззи. – Скажешь тоже!
– Я рад. Помнишь песенку «Ты мое солнце»? Ты действительно мое солнце, но с недавних пор оно почти все время скрыто облаками.
– Тебе просто кажется, – торопливо возразила Иззи. – Я прекрасно себя чувствую.
– И ты по-прежнему любишь меня?
– Конечно люблю.
– Отлично, поскольку у меня есть одна идейка. Думаю, она сделает тебя счастливой.
– Да? Что за идейка?
– Думаю, нам пора пожениться. Как говорят, остепениться, подумать о детях. Как тебе это?
Иззи в слезах опрометью выбежала из комнаты.
Глава 39
– Боже мой! – Это был ее голос, дрожащий от ужаса и недоверия. – Боже мой!
Такое просто невозможно. Никаким образом. Абсолютно.
Она присела за кухонный стол, держа в руке письмо и видя, как дрожат ее пальцы. Она вся дрожала. Ее тошнило. Ее вот-вот…
«Дженна, успокойся, – твердила она себе. – Успокойся. Пока еще ничего не случилось. Возможно, это ошибка. Глупая, нелепая ошибка».
Но письмо – вот оно. Письмо из какой-то юридической фирмы, адресованное Чарли и касавшееся ее, Дженны. Она нашла конверт валявшимся поверх груды других бумаг на его письменном столе. Она искала совсем другое письмо, которое Чарли обещал написать в ее школу по поводу дополнительных уроков верховой езды в следующем полугодии. Сегодня из школы позвонили и сказали, что письма они так и не получали, а им обязательно нужно письменное согласие Чарли.
В письме из юридической фирмы говорилось… Дженна заставила себя успокоиться и медленно, вдумчиво прочесть это письмо вслух, чтобы лучше понять… Там говорилось, что Дженна имеет право на одну треть отцовского наследства. Во всяком случае, у нее сложилось такое впечатление.
…в подтверждение моих советов, которые я дал вам во время нашей второй встречи 9 июля 1959 года, касавшейся наследства покойного Лоренса Эллиотта, сообщаю:
1. Согласно 28-му параграфу «Закона штата Нью-Йорк о наследовании имущества умерших лиц», его посмертнорожденная дочь имеет равное право на долю его наследства, если только ее мать юридически не оформила свой отказ от этого права.
2. Наши действия в Верховном суде должны включать в себя два аспекта. Во-первых, мы должны подтвердить упомянутое право на наследство и подтвердить то, что Дженетт Эллиотт является посмертнорожденной дочерью Лоренса. Во-вторых, суду должен быть представлен отчет.
Говоря простым языком, это означает, что попечителям имущества покойного мистера Эллиотта и бенефициарам этого имущества будет необходимо явиться в суд для дачи показаний. Это имело бы решающее значение для подтверждения прав мисс Эллиотт на наследство. Надеюсь, вас не затруднит сообщить мне, желаете ли вы продолжения действий по первому аспекту, и если да, когда вы сможете снова встретиться со мной для более полного обсуждения всех обстоятельств этого дела. Я вполне сочувственно отношусь к названным вами причинам, из-за которых вы более полугода не могли заниматься вопросом наследства. И наконец, отвечаю на ваш последний вопрос: до тех пор пока мы детально не изучим все обстоятельства этого дела, считаю нецелесообразным вовлекать в него мисс Эллиотт.
Искренне ваш,
Джонатан Уайли
Дженна обхватила голову руками и заплакала.
Сейчас ей было гораздо лучше. Она стала сильнее. Большую часть времени она чувствовала себя вполне счастливой. И тут ничего не поделаешь: ее жизнь продолжалась, и весьма успешно. Поначалу Дженну снедало чувство вины. Разве она может быть счастливой? Оказалось, что может. Она весело смеялась, когда в Саутгемптоне они плавали на парусной лодке и устраивали с друзьями барбекю на пляже. Ее радовало, когда они с Кэти нормально ладили, а не ссорились по пустякам, что бывало гораздо чаще. Нынешней осенью она с удовольствием пошла в школу. Ей было приятно увидеть знакомые лица и с удивлением осознать, как много у нее хороших подруг.
В конце полугодия Дженна с большим успехом выступила в школьном мюзикле «С любовью от Джуди», где у нее была главная роль. Сюжет мюзикла строился на любимой книге ее детства – «Папаша Длинные Ноги». Конечно, к радости успеха примешивалась грусть. Дженна представляла, как мама гордилась бы сейчас, как аплодировала бы ей с первого ряда. Но на первом ряду сидел Чарли, и его аплодисменты были горячими и очень искренними.
На протяжении всего года, прошедшего с момента маминой гибели, Чарли вел себя просто идеально. По-прежнему добрый и заботливый, он никуда не ходил, не взяв с собой Дженну. Даже в кино или бар. Дженна боялась, что у Чарли может появиться другая женщина. Очень боялась. Потом, серьезно подумав, решила, что это было бы не так уж и плохо. Чарли по-прежнему оставался симпатичным, привлекательным мужчиной, и он, конечно же, страдал от одиночества. Они с Кэти бывали дома нечасто. Ничего удивительного, если у Чарли рано или поздно появится подруга. Однажды он действительно отправился выпить в компании какой-то женщины, с которой познакомился на почве своего бизнеса. Кэти с Дженной потом пристали к нему с расспросами. Чарли ответил, что если он решит повторить встречу, то сделает это в глубокой тайне.
– Пожалуйста, не надо ничего делать втайне от нас, – попросила Дженна, обнимая его.
Но, как видно, та женщина была не единственной тайной Чарли.
Они приехали из Саутгемптона. Ей и Кэти пора было возвращаться в школу. Чарли сейчас находился у себя в небольшом офисе. От роскошного выставочного зала пришлось отказаться. Кэти отправилась к подруге. Дженна была дома одна, ожидая звонков от подруг. Когда же те позвонили, она сказала, что не сможет пойти с ними.
Чарли вернулся не скоро, ближе к вечеру. Он вошел, насвистывая, разделся, бросил пальто на стул в прихожей. Дженна вспомнила, как мама всегда выговаривала ему за это. Потом Чарли взбежал по лестнице на второй этаж, явно направляясь в свой кабинет. Увидев сидящую в гостиной Дженну, он остановился:
– Привет, дорогая. А я думал, тебя нет. Ты ведь куда-то собиралась.
– Собиралась. Но не пошла, потому что нам надо поговорить.
– Давай поговорим. Может, сначала хочешь чего-нибудь съесть или выпить? Ты вообще ела?
– Как-то не хотелось. И сейчас не хочется.
– И о чем же ты собиралась со мной поговорить? Что-то случилось?
– Чарли, зачем ты встречался с юристами? С этим Уайли и остальными? Из-за меня? А мне ничего не сказал?
Чарли шумно вздохнул. Вопрос явно застал его врасплох. Чарли опустился на роскошный мягкий диванчик напротив Дженны. Веселое настроение как ветром сдуло. Он побледнел и опешил. Теперь он лихорадочно подыскивал слова для объяснения.
– Да. Но… как ты об этом узнала?
– Я увидела письмо у тебя на столе. Лежало на самом верху кучи твоих бумаг.
– Дженна, я бы просил не подходить к моему столу.
– Да? Раньше ты был совсем не против. Ты всегда говорил, что у тебя нет от меня секретов. Я искала совсем другое письмо. Насчет уроков верховой езды. Сегодня из школы звонили и сказали, что не получали твоего письма. Нельзя быть таким неаккуратным, Чарли, – добавила она, улыбаясь одними губами.
– Ты права. Нельзя. – Он тоже улыбнулся, еще призрачнее, чем Дженна.
– Я жду твоих объяснений. Что все это значит?
– Дженна, я даже не знаю, как и с чего начать. Мне ужасно не по себе, что ты нашла это письмо. Представляю, каким мерзавцем я теперь выгляжу в твоих глазах.
– Есть немного.
– Дело в том… Ты не возражаешь, если я налью себе чего-нибудь выпить?
– Ничуть.
Дженна смотрела, как Чарли налил себе внушительную порцию бурбона, выпил залпом и снова сел на диванчик.
– Дело вот в чем, – начал он, медленно произнося каждое слово. – Однажды я прочитал в газете о случае, похожем на твой. Про человека, родившегося после смерти своего отца.
– Посмертнорожденный ребенок, – сказала Дженна. Ее взгляд стал серьезнее и жестче.
– Откуда ты узнала… Значит, ты прочитала письмо?
– Да, я прочитала письмо.
Чарли помолчал, затем подался вперед, внимательно глядя на Дженну. Его взгляд был очень открытым.
– Дело, дорогая, вот в чем. Мне всегда казалось очень несправедливым, что твои сводные брат и сестра купаются в деньгах, тогда как ты ничего не имеешь.
– Это я-то ничего не имею?
– Ты имеешь крохи. Состояние твоего отца должно исчисляться миллионами. Многими миллионами – (Дженна молчала.) – У тебя есть право на треть отцовского состояния. Законное право. Я не раз говорил твоей маме об этом.
– А она?
– Она не хотела, чтобы ты получила это богатство. Естественно, у нее были свои причины. Но мне это всегда казалось несправедливым. Я уже смирился. Да, деньги есть, но ты в отцовском завещании не значишься. А потом, как я уже говорил, мне попалась газетная статья. Тогда я решил провести кое-какие изыскания. Я делал это ради тебя, Дженна. У тебя не должно быть никаких сомнений на сей счет. Думаю, ты и сама поняла, прочитав письмо. Деньги твои. Их нужно лишь взять.
– Да. Это ты так говоришь. И мистер Уайли. Но дело в том, Чарли, что я не хочу брать те деньги.
Это была проверка. Дженна впервые смотрела на Чарли, ощущая недоверие к нему. Если он начнет возражать, станет убеждать ее не отказываться от денег, значит его интерес не такой уж бескорыстный. Он надеялся заполучить хотя бы часть денег. Чужих денег. Чарли был очень экстравагантным. В этом Дженна успела убедиться.
Чарли посмотрел на нее и улыбнулся одной из своих самых обаятельных улыбок. Потом протянул к ней руки:
– Ну, если деньги тебе не нужны, тогда я прекращу эту затею. У меня и в мыслях нет давить на тебя и заставлять делать то, что тебе не нравится. Клянусь, я думал только о тебе. Мы с тобой прямо сейчас напишем мистеру Уайли и скажем, что нам ничего не надо и мы прекращаем это дело. Потом ты сама отнесешь письмо на почту. – (Дженна села рядом, положила голову к нему на плечо.) – Теперь ты знаешь, что я не собирался тебя обманывать.
– Чарли, я же не о том говорила. Давай сейчас и напишем. Мне очень хочется покончить с этим делом. Я не сомневалась, что ты действовал в моих интересах. Просто я… ненавижу деньги.
– Знаю.
Написать письмо им помешал телефонный звонок, после которого им уже стало не до письма.
Когда Ник вернулся, Иззи лежала в постели. Он выскочил из дома после ссоры. Очередной ссоры. Теперь они ссорились почти постоянно. Раздраженность не покидала Иззи. Ей было очень плохо, и секс не улучшал, а только усугублял ее тяжелое состояние. Она по-прежнему думала только о зачатии. Других мыслей не было. Иззи сама не верила, что когда-то могла беззаботно смеяться и радоваться жизни. Нынче любая мелочь вызывала ее недовольство, приводя к спору с Ником, а потом и к нешуточной ссоре. Сегодня вечером все было как нельзя хуже. Ник принес ей цветы, которые Иззи не очень понравились. Наверное, купил не в цветочном магазине, а в ближайшей аптеке. В другое время она отнеслась бы к его промаху спокойно, но сегодня неуклюжий букет поднял волну раздражения. Иззи добросовестно попыталась изобразить радость и пошла за вазой. Когда она ставила цветы в вазу, Ник нагнулся и хотел ее поцеловать. Иззи больше не могла играть и отвернулась. Тогда Ник выскочил из дому. Его унесло как ураганом. Теперь он вернулся. Впервые за все месяцы их отношений он смотрел на Иззи почти что с брезгливостью.
– Привет, – сказала она.
Ник даже не ответил. Подойдя к серванту, он достал бутылку, плеснул себе в бокал. Потом повернулся и посмотрел на Иззи. Взгляд его был жестким.
– Кто он? – спросил Ник.
– Что?
– Я спросил, кто он? Кто тот другой парень?
– Ник, я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Давай обсудим это спокойно и без драматизации. У тебя явно кто-то есть. Я хотел бы узнать кто, чтобы затем убраться отсюда и больше не отнимать у тебя время. Возможно, ты посчитаешь, что мне не обязательно знать его имя. Тебе решать.
– Ник, клянусь тебе, у меня никого нет.
– Да? Неужели? В таком случае почему ты меня третируешь? Почему ты съеживаешься, когда я ложусь в постель? Почему соглашаешься заниматься со мной сексом лишь от случая к случаю, словно выполняешь обременительный долг? Почему перестала со мной разговаривать? Я имею в виду нормальный, человеческий разговор. Наконец, почему зачастую ты смотришь на меня так, будто я тебе противен? Если все это не свидетельствует о том, что ты встречаешься с другим, тогда у меня явно непорядок с арифметикой.
– Боже мой, – прошептала Иззи. Она села, обхватила колени, спрятав между ними голову. – Ник, не надо. Не говори со мной в таком тоне.
– Почему это я не должен говорить с тобой в таком тоне? Назови причину.
– Потому что мне больно это слышать! – Иззи обнаружила, что кричит на него. Голос ее был хриплым и сердитым. – Ты даже не представляешь, насколько это больно. Ник, я такого просто не выдержу. Слышишь?
– Тыэтого не выдержишь! – воскликнул он. – И в самом деле, серьезная причина. А как насчет меня? Насчет того, что приходится выдерживать мне? – Он вдруг замолчал, пораженный внезапной догадкой. – Уж не урод ли Макколл тебя обхаживает? Да? Если он, клянусь Богом, я убью этого ублюдка.
– Нет. Нет, не он. Вообще никто. Ник, у меня никого нет. Я люблю только тебя. По-настоящему. Неужели ты до сих пор этого не понял?
Ник смотрел на нее, потом вздохнул:
– Мне это очень тяжело понять. Очень. При таком твоем отношении ко мне.
– А стоило бы попытаться.
Ник закурил сигарету, прошел к окну, затем резко повернулся:
– Я пытаюсь… все время пытаюсь понять, что с тобой. И не понимаю. Может, ты тоже попытаешься мне объяснить?
– Я… я просто очень устала. Устала и паршиво себя чувствую.
Он тяжело покачал головой, потом вдруг открыл дверцу шкафа и стал вытаскивать свою одежду.
– Ник, что ты делаешь?
– Неужели не догадалась? Собираю вещи. Съезжаю отсюда. Мне надоела полуправда. Когда человек устал и паршиво себя чувствует, он не ведет себя так, как ты. И это началось не вчера. Извини.
– Но… но Ник. Я тебе сказала: я люблю тебя. Кроме тебя, у меня никого нет.
Он вздохнул, вытащил из-под кровати чемодан, побросал туда несколько своих вещей и вдруг остановился, глядя на нее бесконечно грустными глазами.
– Этих слов мне мало. Ты могла бы сделать что-то получше. А лучше всего – рассказать правду.
Иззи встала. Ее глаза стали еще больше и темнее. Руки она держала за спиной.
– Хорошо. Я… попробую.
Ник сел и в полном молчании выслушал ее непростую, печальную историю. Иззи говорила стоя, будто перед судьей и присяжными. Она ничего не утаила, не дрогнула, но ей было очень страшно посмотреть ему в глаза. Когда Иззи закончила рассказ, Ник потребовал:
– Посмотри на меня.
Слова прозвучали громко и сурово, как приказ. Собрав все свое мужество, Иззи посмотрела на него, ожидая увидеть злость и презрение. Ник смотрел на нее с бесконечной нежностью и грустью. Она поняла, почему он заговорил в несвойственной ему манере. Ник изо всех сил старался не заплакать.
– Подойди ко мне, – только и сказал он.
Иззи послушно подошла. Ник обнял ее и поцеловал. Нежно, очень нежно. Сначала губы, потом глаза, волосы.
– И ты прошла через все это одна?
– Да, конечно. По-другому не могла. Рядом не было никого, кто бы мне помог.
– Боже мой, Иззи! И ты думала, я из-за этого рассержусь на тебя?
Они не помнили, как очутились в постели. Иззи хотела Ника сильнее, чем когда-либо. Желание близости с ним затмевало все ее желания. Наступил момент, когда нечто новое, незнакомое вдруг накрыло их, как куполом.
А потом было чувство неимоверного облегчения, были слезы и даже смех. И конечно, любовь. Их слияние было на редкость прекрасным. Такого она еще не испытывала. Прекрасное, желанное состояние, вымывающее из нее все напряжение последних месяцев… Яркая вспышка, взрыв мощнейшего оргазма и потом падение, падение в удивительный покой. Все вокруг них дышало покоем, а Ник говорил, как сильно он ее любит.
И вдруг в это блаженное пространство ворвался настойчивый звонок телефона. Он все резко изменил. От былого покоя не осталось и следа. Новость была слишком чудовищной, чтобы продолжать думать о счастье.
Элспет отправилась на ланч с Маркусом Форрестом. Она намеревалась отказаться и напрямую объявить ему, что более не будет с ним встречаться. Или, по крайней мере, скажет, что в течение ближайших месяцев они не должны вдеться. Жизнь Элспет и так была трудна и довольно опасна, а присутствие Маркуса лишь усугубляло ее положение. Так будет продолжаться, пока она не решит, как ей поступить со своим браком. Их отношения с Кейром все больше напоминали отношения двух недружелюбных соседей. Почти любой разговор превращался в спор или ссору. Всякие телесные контакты между ними прекратились. Элспет уже забыла, когда Кейр в последний раз ее целовал. Она ложилась в супружескую постель. Кейр приходил через несколько часов, предваряя это словами о необходимости поработать. Когда же он ложился, то аккуратно занимал свою часть кровати и старался не дотрагиваться до Элспет, разве что случайно.
Отчасти это даже устраивало ее. Невозможно испытывать желание к тому, кто враждебно настроен к тебе и кого ты сама временами откровенно ненавидишь. Если бы Кейр вдруг потребовал от нее выполнения супружеского долга, Элспет сочла бы его требование почти насилием. Даже мысль об этом вызывала у нее холод во всем теле, и она еще глубже уходила в свой панцирь.