Соблазны бытия Винченци Пенни
– Своих ужасных неуправляемых детей, – улыбнулся Джейми, понимающе глядя на Адель.
– Ты заметил?
– Заметил? Адель, я вижу их с самого рождения, и с годами они становятся все ужаснее. Не забывай, Мод – моя сводная сестра, и меня угораздило взять грех на душу и стать крестным отцом Тедди. А теперь – чем я все-таки могу тебе помочь? Или мне нужно попросту убраться с глаз подальше?
Адель задумалась:
– Пожалуй, ты мог бы помочь мне отобрать вина. В этом я так и не научилась разбираться. Без дворецкого, сам знаешь.
– Отлично знаю. Никак не могу найти себе такого. Точнее, такую. Я больше ищу толковую экономку. А с винами охотно помогу тебе. Одно из немногих занятий, с которыми мужчины неплохо справляются. Проводи меня в подвал. Остальное я сделаю сам. Бьюсь об заклад, это настоящий английский погреб.
– Да. Настоящий. Дверь вон там. Выбор, думаю, у тебя будет обширный… Дам тебе еще несколько подсказок. Холодильник у нас в кладовой. Штопоры и графины – в столовой, в серванте. Джейми, ты очень обяжешь меня.
– Еще один вопрос: меню обеда. Я ведь должен знать, к каким блюдам подбирать вина.
– Слушай, да у тебя талант дворецкого. У нас будет суп-пюре из моллюсков, затем стейк, а после – пирог с орехами или творожный торт.
– Что ж, очень по-американски. Весьма любезно с твоей стороны. Теперь я хоть знаю, какие вина подбирать. Больше не смею отнимать твое время. Я справлюсь.
Адель прошла на кухню, чтобы наполнить водой полдюжины ваз. «Какой приятный человек, – думала она. – И какой обаятельный». Ей вспомнились слова матери. Селия говорила, что если Лоренс был чем-то похож на Джейми, тогда вполне понятно, почему Барти без памяти в него влюбилась.
– Привет, Дженна! Смотрю, ты стала совсем взрослой.
Перед ней стоял улыбающийся Лукас. Он показался ей выше, чем прежде. Вряд ли к Лукасу подходило слово «обаятельный», но вид у него был ужасно романтичный. Эти глубоко посаженные темные глаза, грива черных волос, бледноватое худощавое лицо. На Лукасе было песочного цвета пальто с толстым ворсом, а под ним мешковатый джемпер. В руках Лукас держал связку книг.
Дженна ответила на приветствие, пожалев, что предстала перед Лукасом непричесанной и без всякой косметики на лице.
– Когда прилетела?
– Два дня назад. Твоя мама здорово о нас заботится.
– Это она умеет. Кстати, где она?
– В столовой. Она…
– Лукас, боже мой, какой же ты стал высокий! – воскликнула появившаяся Кэти.
Она была в облегающих джинсах и рубашке с расстегнутыми пуговицами. Волосы Кэти собрала в конский хвост, стянув их ярко-красной лентой. Тщательно подведенные голубые глаза светились искренней радостью, губы, умело подкрашенные розовой помадой с перламутровым отливом, изгибались в улыбке.
– Какое у тебя шикарное пальто! Люблю такие. Можно тебя поцеловать на правах почетной кузины? Или кем я тебе довожусь? Я так жутко завидую Дженне, что она меня обскакала. Расскажи про Оксфорд. Там, наверное, очень здорово. Я бы с удовольствием туда съездила, посмотрела бы на красивые старинные дома. Дженна говорила, что ты участвовал в марше против этого… ядерного оружия. Правильно, что ты туда пошел.
Кэти болтала без умолку. Лукас стоял, наклонив голову, и улыбался. Дженне вдруг захотелось со всей силы влепить Кэти затрещину.
Джейми с изумлением оглядывал подвал, простиравшийся на всю длину и ширину дома. В одном конце, как часто бывает в таких местах, громоздились ящики и чемоданы. Там же стояли два велосипеда и довольно красивая лошадка-качалка. Но половина подвала была отдана винам. Вдоль стен, от пола до потолка, тянулись полки с бутылками. Возле одной стены были сосредоточены белые вина, возле другой – красные. В отсеках поменьше хранились бренди и коньяки, портвейн и шампанское. Настоящий винный погреб из фильма. Бутылки покрывала многолетняя пыль. Между полками тянулись ажурные нити паутины. Похоже, после смерти Оливера сюда никто не спускался. Это же настоящая сокровищница. Если выставить хотя бы часть бутылок на винные аукционы, они бы принесли тысячи фунтов. Желательно, чтобы Чарли Паттерсон не прознал о существовании этого погреба.
Джейми бродил вдоль полок, поглядывая на этикетки. Здесь была собрана вся винная классика. Марго, латур, лафит. Некоторые были датированы двадцатыми годами. Ему попалась бутылка лафита, которая даже заскрипела под его пальцами. 1905 год! Коллекция белых вин была несколько меньше. Пюлиньи-Монраше. Возможно, для сегодняшнего вечера он возьмет пару бутылок. Подумав, Джейми отобрал три бутылки сотерна «Шато д’Икем», тоже датированные 1905 годом. Глядя на них, он почти ощущал их редкостный сладкий вкус. Все собранное здесь шампанское было в больших бутылках – магнумах. Попалась даже пара бутылок-иеровамов. «Крюг», «Родерер», «Дом Периньон». Естественно, все пыльные, ровесники лафита. Некоторые были розлива десятых годов, около дюжины – двадцатых. Джейми чувствовал, что опьянел от одного их вида. Ему попался коньяк «Наполеон» более чем столетней выдержки. Портвейн тоже был весьма приличного возраста: начиная от двадцатых годов и старше. Что же выбрать? Имел ли он право вытаскивать из погреба хозяйки раритеты, стоившие десятки и даже сотни фунтов? Скорее всего, нет. Нужно взять что-нибудь поскромнее, ограничившись коньяком и портвейном. За столом такой выбор вызовет немало смеха.
Джейми продолжил поиски. Пауки раздраженно уползали, негодуя на вторжение. Волосы Джейми были в паутине. Он наугад вытащил несколько бутылок красного вина и поставил их на пол, чтобы получше рассмотреть. Его удивило, что бутылки хранились вперемешку: редкие сорта соседствовали с вполне обычными. Задача подбора вин оказалась сложнее, чем он предполагал.
– Здравствуй, Маркус!
Он стоял в дверях ее дома. Элспет улыбнулась, искренне обрадовавшись его появлению. Надломленная уходом Кейра, она успела забыть, насколько обаятелен Маркус. Сейчас, когда все мысли о Кейре вызывали у нее лишь злость и негодование, симпатичный, улыбающийся Маркус казался ей просто неотразимым.
– Я так рада тебя видеть.
– Я тоже рад тебя видеть. Ты удивительно выглядишь.
Элспет поблагодарила за комплимент, понимая, что он далек от правды. Забыв о приезде Маркуса, она разгуливала по дому в юбке и свитере, рассчитывая заняться прической потом. Кажется, она даже забыла про косметику.
– Ты позволишь?
Маркус нагнулся, поцеловал ее и тут же укоризненно покачал головой:
– Как же так, дорогая Элспет?
– В чем дело?
– Я не ощущаю запаха «Шанель» номер пять.
– Извини. Не знала, что ты сегодня появишься. Я перестала пользоваться этими духами. Думаю, ты понимаешь.
– Ты сегодня слишком занята? Может, пообедаем? Или выпьем чаю? Естественно, в «Рице».
– Чай был бы очень кстати. Но к нам нагрянуло столько родни. Ты даже не представляешь. Мама ждет меня сегодня к обеду, а завтра там соберется вся семья.
– Конечно, я понимаю.
– Я так рада тебя видеть. Я… – Лучше сделать это сразу. – Я должна тебе кое-что сказать.
– Слушаю.
– Мы с Кейром… разъехались.
– Разъехались?
Маркус был явно шокирован и напуган. Странно. Чего он испугался?
– Да. Он ушел из «Литтонс» и теперь работает в «Уэсли».
– Боже мой! Я ведь ничего не знал. Элспет, я тебе очень сочувствую. Почему это случилось?
– Наш брак исчерпал себя.
– Я знаю. Но…
Судя по его глазам, новость принесла ему некоторое облегчение. Маркус действительно ничего не знал. Он думал, что для Элспет он лишь временное увлечение, и не более того…
– Так не могло продолжаться. Уйдя от меня, вполне естественно, он ушел и из «Литтонс».
Маркус молчал. Чувствовалось, он потрясен известием. Наверное, боится, что она теперь начнет винить его, призовет к ответу и, чего доброго, даже заставит на ней жениться. Его реакция вызвала у Элспет досаду. Она ожидала от Маркуса более достойного поведения.
– Я тебе очень сочувствую, – повторил он. – Если бы я только знал.
– А если бы ты знал? Что тогда? – не выдержала Элспет. – Что бы ты сделал? Примчался бы сюда меня утешать?
– Элспет, дорогая… – пробормотал он. «Почувствовал, что угроза миновала, и начал оживать». – Конечно примчался бы. Я готов начать свои утешения прямо сегодня. Лучше поздно, чем никогда. Жду тебе в «Рице», к четырем.
– Отлично, – сказала она.
– Ну и как твои успехи? – послышался из сумрака голос Адели. Затем появилась и она сама. – Правда, здесь здорово?
– Я не нахожу слов. Твой отец явно был тонким знатоком и ценителем вин.
– Часть коллекции осталась от деда.
– Уму непостижимо! Здесь полно бутылок, которые гораздо старше тебя. Взгляни-ка на эту. Я уже держал ее в руках и гладил. Это «Шато Марго» тысяча девятьсот двенадцатого года. «Премьер гран-крю».
– Если уж на то пошло, эта бутылка немного моложе меня. Всего на пару лет.
– По виду не скажешь.
– Бутылки лучше не гладить, а пить их содержимое, – засмеялась Адель.
– Адель, нельзя бросать драгоценные жемчужины таким свинтусам, как мы. Это же преступление.
– Убедил. Возможно, как-нибудь в другой вечер, когда будет поменьше гостей. Как ты считаешь? Сколько можно мариновать эти сокровища?
– Конечно. Было бы здорово распить их в узком кругу. А на сегодня я тут кое-что подобрал. Взгляни, может, захочешь какие-то вернуть обратно на полки.
– Ни в коем случае. Раз ты выбрал эти вина, мы их сегодня выпьем. Я целиком доверяю твоему выбору. Давай возьмем еще и бренди. Я очень люблю бренди. Как ты думаешь, завтра моя голова не взбунтуется?
– Будем надеяться, что нет. – Джейми кивнул на лошадку-качалку. – Смотрю, здесь и реликты вашего детства.
– Правда, чудесная лошадка? Мама очень дорожила ею, и наши дети на ней уже не качались. Я до сих пор не понимаю почему. Нам с Венецией она разрешала… Тут где-то под тряпками должен быть еще и кукольный дом.
– Кукольный дом? Я их очень люблю, – признался Джейми. – Думаю, кукольные дома и подвигли меня на то, чтобы заняться недвижимостью. Помню, моему отцу сделали точную модель Эллиотт-хауса. Но не для наших игр. Он так восхищался искусной работой, что запрещал нам притрагиваться к этому домику. А потом Роберт сделал для Мод точную копию дома на Саттон-плейс. Ваш кукольный дом тоже копия этого?
– Нет. Обычный кукольный дом. Но очень красивый.
– Можно взглянуть? Если, конечно, ты не возражаешь.
– Разумеется, нет. Вот только добраться до него непросто.
– Я тебе помогу… Ну вот мы его и нашли. Теперь бы вытащить.
Джейми осторожно снял пыльную мешковину, прикрывавшую кукольный дом. Тот оказался внушительных размеров, высотой почти три фута. Типичный особняк Георгианской эпохи, с занавесками на окнах и настоящим медным дверным молотком.
– Правда, красивый? – спросила Адель. – Мы с Венецией очень любили его… Ой, смотри, труба отломалась. Неужели потерялась?
– Наверное, она слабо держалась и я смахнул ее, когда снимал мешковину. Сейчас посмотрю.
Джейми нагнулся, пробираясь в угол. Потолок здесь был ниже, а свет почти не попадал.
– У тебя, случайно, нет фонарика? – спросил он.
– Я с собой захватила… Джейми, а мы не первые двигаем кукольный дом. Тут уже кто-то был до нас, причем недавно. В пыли остались следы.
– Я бы сказал, кто-то очень решительный… Смотри, я нашел недостающие детали. Одна труба, совсем маленькая. И оконные ящички для цветов. Если хочешь, я все это поставлю на место и закреплю.
– Буду только рада. Если у тебя найдется время.
– Обязательно найдется. Я… А это что такое? Ты знала, что у вас в подвале есть стенной сейф?
– Нет. Ой, как здорово! Может, он ведет прямо в Нарнию?
– Вполне возможно. Да, я снова чувствую себя мальчишкой. Интересно, он заперт? Никаких ручек.
– Давай проверим, – предложила Адель. – Я тоже чувствую себя девчонкой. Вряд ли в этом сейфе могло храниться что-нибудь ценное, но даже просто открыть его – и то интересно.
– Вот только чем бы его открыть? Вокруг – ничего подходящего.
– Сначала надо к нему подобраться. Пропусти меня. Я все-таки пониже ростом, мне будет легче.
Джейми послушно освободил ей подход к сейфу.
– Джейми, ты весь в пыли.
– Ничего, поднимусь наверх и отряхнусь. Давай я тебе посвечу.
Адель протиснулась к сейфу, ощупала его пальцами. Сейф, естественно, имел замок. Не рассчитывая на успех, Адель подсунула ногти под дверцу… и та медленно открылась.
– Он не был заперт, – сообщила Адель. – А теперь передай мне фонарик. Хочу посмотреть, что внутри.
Адель чувствовала себя Говардом Картером, открывающим гробницу Тутанхамона. Взяв фонарик, она не спеша открыла сейф и заглянула внутрь.
– Полет был просто сказка, – сообщила Лили Литтон, устраиваясь на диване Венеции и с наслаждением вытягивая свои по-прежнему красивые ноги. – Я в восторге. Так плавно и тихо.
– Чепуха, – возразил Джек, тыча пальцами себе в уши. – Ко мне до сих пор не вернулся нормальный слух. Лучше бы мы плыли на пароходе. Одно приятно: стюардесса попалась такая заботливая. Принесла мне дополнительную порцию джина для успокоения нервов.
– Я насчитала несколько дополнительных порций, – поправила его Лили. – Потому тебе сейчас и муторно. У тебя похмелье.
– Вы оба прекрасно выглядите, – сказала Венеция, не погрешив против правды.
Джек оставался поджарым и прямым. Одет он был очень просто, но с прежней элегантностью: блейзер, фланелевые брюки. Старый полковой галстук немного обтрепался, но завязан был идеально. И Лили сохраняла былую красоту. Аккуратно уложенные волосы, которые из рыжих стали золотистыми, тщательно очерченные большие карие глаза. Им обоим было за семьдесят. Если бы не распухшие пальцы Джека и не проблемы с позвоночником у Лили, им обоим можно было бы дать лет на пятнадцать меньше.
– Калифорния благотворно действует на вас, – сказала Венеция.
– Райское место, – улыбнулась Лили. – Мы замечательно проводим время. Сплошные вечеринки. У нас такая пропасть друзей. И климат. Нам обоим он подходит как нельзя лучше. Конечно, мы скучаем по семье. А у Джека, – понизила она голос, – стало хуже со слухом, и это выводит его из себя.
– Ты что, сплетничаешь обо мне? – спросил Джек, сердито глядя на жену.
– С чего ты взял? Я говорила Венеции, что с нетерпением жду американского обеда, который вечером устраивает Адель.
– Не знаю, смогу ли я поехать. После этого чертова перелета я никак не могу прийти в себя.
– Дорогой, тебя никто не неволит. Останешься здесь, отдохнешь. А я поеду. Венеция говорит, там соберется много молодежи.
– И какой молодежи! – воскликнула Венеция. – Тебе нужно увидеть Дженну, дочь Барти. Потрясающая девочка. А моя племянница Нони стала международной знаменитостью… Прошу прощения, опять телефон. Сегодня он не умолкает. Я быстро.
После телефонного разговора Венеция вернулась расстроенной.
– Звонила Адель. Она… Словом, у нее возникла небольшая проблема. Вы не против, если я оставлю вас на час-полтора? Не заскучаете? Миссис Харди выполнит любую вашу просьбу. Если Джек не захочет ехать, мы все останемся.
– Он обязательно захочет, – ответила Лили. – Он сказал, что хороший обед улучшит самочувствие. Точнее, пара хорошеньких девушек. Венеция, раз ты там понадобилась, поезжай к сестре. Мы ничуть не обидимся.
– Спасибо. К половине восьмого вас будет ждать машина. Тут ехать недалеко. Вы еще не забыли тот дом?
– Конечно нет, – ответил Джек. – Чудесный старый дом. Как хорошо, что теперь в нем живет Адель. Она была такой дивной малышкой.
– Она и сейчас… малышка, – сказала Венеция и поторопилась к выходу.
Адель встретила ее в слезах, молча повела к себе в спальню и закрыла дверь.
– Смотри. Я нашла это в подвале, в старом стенном сейфе. Мамины дневники.
– Дневники? Я и не знала, что мама вела дневники.
– Оказывается, вела. И они… Ой, Венеция, их так ужасно читать.
– Почему ужасно?
– Сама поймешь. У меня было очень странное чувство. Казалось, мама пишет, а я заглядываю ей через плечо. Я даже слышала ее голос. Там есть очень радостные записи, но есть такие… Садись. Это мамин дневник за тысяча девятьсот девятый год. Ты не поверишь, сколько тогда было печальных событий. Очень печальных. И – шокирующих. А вот этот…
– Вот что, Делл, – перебила ее Венеция, говоря твердым и властным тоном, – сделай нам по чашке чая. Пока ты возишься на кухне, я почитаю и хотя бы пойму, о чем ты говоришь. И не надо реветь. Наверное, не все было так уж плохо, как тебе кажется.
Адель послушно отправилась готовить чай, а когда принесла его в комнату, глаза самой Венеции были круглыми от ужаса и распухшими от слез. Она крепко обняла сестру:
– Делл, теперь я понимаю, почему ты так расстроилась. Как все это ужасно! Даже подумать страшно. А ведь мама была тогда совсем молодой. И все записывала. И как она только не боялась рисковать?
Адель высморкалась и вытерла глаза тыльной стороной ладони:
– Ты же знаешь: если мама что-то считала правильным, то действовала и ничего не боялась. Но ты права: риск был, и значительный. Ее дневники мог найти кто угодно.
– Только не там.
– Сомневаюсь, что дневники лежали там годами, – сказала Адель. – По-моему, их туда спрятали сравнительно недавно. Внутри сейфа довольно чисто. Сейф был загорожен старым кукольным домом. Помнишь его? Обложки дневников тоже без пыли. Я уверена: таких книжек было намного больше. Но где они? Где, Венеция?
– Где угодно. Возможно, мама их уничтожила… Делл, ты почитай это. Самая последняя ее запись.
– Я еще не дошла до этого места, – призналась Адель, снова смахивая слезы.
«Если мой конец стремительно приближается, что ж, пусть так оно и будет. Я бы даже предпочла, чтобы кончилось именно так. Альтернатива мне ненавистна. Днем я на всякий случай попрощалась с моим дорогим. Он, как всегда, поддерживает во мне мужество. Пока еще никто не знает, за исключением Банни. Он отнесся ко мне с нежностью и пониманием. Сожалею, что не была поласковее с ним. И со всеми тоже. Они заслуживали большего внимания с моей стороны. Единственное, о чем я сожалею…»
Близняшки сидели и, плача, читали отрывки из истории великой любви, попутно узнавая о своей матери такое, чему бы не поверили и за тысячу лет.
Глава 45
Тайны чем-то похожи на хамелеонов. Меняя хранителей (или владельцев) и места своего пребывания, они меняют собственные форму и характер. И тогда исключительная по красоте история любви превращается в сенсационный роман на стороне, акт милосердия становится преступлением, невинная любовь – инцестом, верность выглядит мошенничеством, великодушие – слабостью, а осторожность – трусостью.
И тщетно самому первому хранителю тайны говорить: «Нет, вы это превратно поняли. Все было совсем по-другому». Раскрытая тайна вырывается из-под контроля и начинает жить собственной жизнь. Она пускается в странствия, стремительно убыстряя свой бег, видоизменяется, принимая все более опасные обличья и делаясь все более неузнаваемой по сравнению с ее первоначальным обликом…
Все это Джайлз Литтон знал почти на уровне интуиции. Его усердное стремление защитить дневники Селии Литтон, его бесконечная осторожность и почти маниакальная предусмотрительность оказались не напрасными. За считаные часы эта тайна была вырвана из его надежных рук и беспечно брошена во внешний мир.
Близняшки позвонили Себастьяну. Они считали его главным хранителем тайн Селии и были почти уверены, что он знает местонахождение остальных томов или даже держит их у себя. Он вздохнул и признался лишь в одном: он знал, что их мать на протяжении всей жизни вела дневниковые записи.
– Сам я их, разумеется, никогда не читал. Она не позволяла… кроме тех, что вы нашли. Их она показала мне в тот, последний день. – Его голос дрогнул, и в трубке стало тихо. – Я предупреждал ее об опасности подобных записей. Но у нее это было что-то вроде наркотического пристрастия. Она писала в дневник по вечерам и не ложилась спать, пока не запишет события прошедшего дня.
– Наш отец тоже знал о существовании дневников?
– Да. Она говорила, что они тревожили его даже сильнее, чем меня. Хотя вряд ли он подозревал, насколько они изобилуют подробностями. Позвольте узнать, как вы их нашли?
– Делл понадобилось вино для сегодняшнего обеда. Джейми вызвался ей помочь. Они спустились в подвал. Ему захотелось рассмотреть кукольный дом… из нашего детства. Дом сдвинули с места и увидели… стенной сейф. Делл решила, что мама спрятала туда дневники.
– Не она. Это сделал я.
Себастьян был у Селии накануне ее отправки в больницу.
– Думаю, она знала, что может и не вернуться оттуда. Ее снедало беспокойство. Я бы сказал, несвойственное ей беспокойство. Селия тревожилась за ребенка Клемми. Она взяла с меня обещание проследить, чтобы Клемми поместили в Лондонскую клиническую больницу и чтобы там присутствовала ее гинеколог. Селию ужасала сама мысль о родах в какой-нибудь муниципальной больнице. Я обещал, хотя, зная характер Клементайн, понимал: настаивать бесполезно. Селию тревожило будущее Дженны. Она сказала, что не доверяет Чарли. Я пообещал ей следить за судьбой девочки.
– Ничего удивительного, – сказала Венеция. – Мама его раскусила.
– Не понимаю, почему вы все так ополчились на Чарли, – встала на его защиту Адель. – Не каждый родной отец так заботится о дочери, как он – о Дженне. И не каждая падчерица так любит своего отчима.
– Допустим. Еще вашу мать очень тревожили отношения Элспет и Кейра. Вероятность их разрыва. Селия искренне хотела им помочь и переживала, что лишь все испортила. Она передала мне послание для Кейра на случай, если она…
– Вы говорили Кейру об этом? – спросила Венеция.
– Пытался, но уже после того, как он ушел от Элспет и из «Литтонс». Я позвонил ему, предложил встретиться. Кейр просто нахамил мне, и тогда я решил: пусть парень поварится в собственном соку. Наверное, мне следовало проявить больше упорства.
Вид у Себастьяна был опечаленный и обескураженный.
– Нечего о нем беспокоиться, – решительно сказала Венеция. – Пусть набьет себе шишек.
– Я тоже так думаю… И конечно же, ваша мать беспокоилась о дневниках. Не обо всех томах. Об этих трех. Думаю, вам понятно почему. Как я уже сказал, она очень волновалась. Она принесла эти три тома из своего рабочего кабинета и попросила меня убрать их в подвальный сейф. Она хотела обойтись без моей помощи, но ей было не сдвинуть кукольный дом. Я предложил ей сжечь дневники, но Селия отказалась. Она была убеждена, что там их никто никогда не найдет. Адель нашла. Что ж, вы обе всегда были сообразительными девочками. У Селии был замысел сделать из своих дневников роман. Естественно, с тщательным редактированием. Но тома за девятый и девятнадцатый годы она считала особо опасными, если они попадут в чужие руки. К счастью, эти дневники в надежных руках.
– Да, – вздохнула Адель, поглаживая кожаный переплет. – Я сделаю то же самое, когда наступят мои сумеречные годы. Или сумеречные месяцы. А идея интересная. Себастьян, я рассчитываю на вашу помощь.
– Постойте. Вы говорили, что дневники хранились у мамы в рабочем кабинете? – спросила Венеция.
– Да. В небольшом черном сейфе. Там она хранила рукописи произведений и несколько старых контрактов.
– И об этом никто не знал?
– Нет. Никто. Я уверен. Я никому не рассказывал, а ваша мать и подавно.
– Постойте! – воскликнула Венеция. – Джайлз говорил, что он очистил сейф от всех бумаг. Это было в тот день, когда он нашел свидетельство о браке мамы с Банни… Боже мой! Ну наш братец и мерзавец! Редкостный мерзавец.
Явление близняшек состоялось в тот момент, когда Джайлз сосредоточенно работал над тезисами своей речи. Он не слышал, как они вошли. Обе были изрядно сердиты. Джайлз вжался в кресло. К нему вдруг вернулся давний, детский страх перед их напористостью. Тогда Джайлз постоянно боялся, что сестры наябедничают матери о каких-то его проделках. Бывало, они даже поколачивали старшего брата. Хотя по отдельности он был сильнее каждой, но близняшки брали натиском, и тогда ему доставалось от двух пар худеньких ручек, двух пар худеньких, но крепких ножек и двух ртов, усеянных острыми зубками.
– Где дневники? – спросила Венеция.
– Почему ты нам не сказал? – спросила Адель.
– Что в них?
– Кто еще знает о существовании дневников?
– Кто дал тебе право распоряжаться их судьбой?
– Ты кому-нибудь рассказывал?
– Как насчет Кита?
Вопросы сыпались на Джайлза, как удары. Повзрослевшие сестры уже не дубасили его. Но их голоса звучали все пронзительнее, а в глазах все сильнее разгоралась отчаянная злость.
– Прекратите, – устало произнес Джайлз. – Пожалуйста, замолчите.
– Это почему мы должны молчать? – удивилась Адель.
– Почему ты не желаешь отвечать на наши вопросы? – допытывалась Венеция.
– Да потому, что вы не даете мне слова сказать!
– Хорошо. Говори!
Несколько секунд Джайлз молча смотрел на сестер.
– Простите. Я виноват. Я просто не знал, что делать с этими дневниками.
– Ах, не знал! А что же нас не спросил?
– Потому что я был сам не свой. Боялся возможных последствий, когда о дневниках станет известно.
– Надо же, как трогательно! – язвительно бросила Адель.
– Впору заплакать, – в тон ей добавила Венеция.
– Джайлз, неужели ты думал, что мы, узнав про дневники, начнем болтать о них направо и налево? Или ты думал, мы позовем газетчиков и устроим сенсацию?
– Не говорите глупостей! – не выдержал Джайлз. – Я не этого боялся. Дневники изобилуют… весьма опасными подробностями.
– Это можешь нам не рассказывать. Мы и сами поняли. Хотя прочитали всего три тома.
– Три? – ошеломленно переспросил Джайлз.
– Да. Незаконченный, за этот год. Последнюю запись мама сделала за день до больницы. Еще том за тысяча девятьсот девятнадцатый. А третий… Ой, Джайлз! Там такое! Это тот год, когда у матери Барти родился ребенок.
– Какой ребенок?
– Ты что, издеваешься? – хотела было рассердиться Венеция, но поняла, что брат не шутит, и даже села. – Так ты не видел этих записей?
– Откуда я мог их видеть? Я терялся в догадках, куда могли деться недостающие три дневника.
Близняшки переглянулись.
– У меня же через час гости соберутся, – спохватилась Адель. – Мне пора домой.
– Кто-нибудь еще знает о дневниках?
– Себастьян. Он всегда знал о них. И Джейми.
– Джейми Эллиотт?
– Да.
– Боже мой! Ему-то зачем было рассказывать? Только еще не хватало…
– Заткнись! – оборвала брата Адель. – Мы с ним спускались в подвал за вином и случайно обнаружили там сейф. Джейми знает лишь, что это дневники, и только. Он не проявил никакого любопытства. – Адель пошла к двери, но через несколько шагов обернулась и с улыбкой сказала: – Сегодня вечером мне будет трудновато кое к кому относиться по-прежнему. Я уже не смогу смотреть на Фелисити Бруер, как на святую.
– Почему? – спросил Джайлз.
– Потому что у нее был роман с папой. Мама об этом узнала. Теперь понятно, почему она с такой холодностью относилась к Фелисити.
Джайлз схватился за голову:
– Боже мой! Час от часу не легче.
– Ничего подобного, – возразила Венеция. – Думаешь, он этого не заслужил?
– Ты восхитительно выглядишь, – сказал Маркус Форрест. – Просто неотразимо.
– Чуть получше, чем утром, – улыбнулась Элспет.
– Значительно лучше.
Маркус держался гораздо спокойнее. Наверное, успел привыкнуть к ее новому положению.
– Надеюсь, что да. Я на это потратила кругленькую сумму. Она перекочевала к месье Рене с Саут-Одли-стрит.
Читать бесплатно другие книги:
