Соблазны бытия Винченци Пенни

Глава 46

Кейр проснулся очень рано. Он лежал, глядя на утренний сумрак за окном и набираясь мужества. Он все-таки решил пойти на мемориальную службу. Чем больше он думал о своем отказе, тем трусливее ему виделось свое решение. Никаких серьезных причин у него не было. Он что, боится увидеть Литтонов? Но ведь, в конце концов, он сам покинул издательство. Его никто не увольнял. Скорее наоборот. Ему нечего и некого стыдиться. Он не изменял Элспет. Это она наставила ему рога. Конечно, тогда, в Бирмингеме, с учительницей из школы, где он работал… Это была просто глупость, а Селия очень ловко воспользовалась его щекотливым положением в интересах своей внучки. Но Селия умела хранить тайны, и история его бирмингемской измены умерла вместе с ней. А если он сегодня не придет на мемориальную службу, то лишь распишется в своих дурных манерах и неблагодарности. Об этом поговорят и забудут, но его самого будет грызть чувство вины.

Кейру до сих пор было стыдно за тот грубый разговор с Себастьяном по телефону. Несколько раз он начинал писать извинительное письмо, но потом самолюбие брало в нем верх. Он рвал написанное, напоминая себе, что не он, а Себастьян повесил трубку. Правда, в глубине души такой довод казался ему шатким.

Просто в его нынешнем паршивом состоянии, когда он остался практически один, когда он знал, что Элспет больше его не любит, ему меньше всего хотелось видеть Себастьяна. Себастьян давно сросся с Литтонами и считался членом семьи. Маститый писатель был и частью их издательства. Что бы он ни сказал Кейру, впоследствии это могло бы быть превратно истолковано, возможно, чтобы попытаться манипулировать Кейром.

Точно так же он мог бы ограничиться кратким письмом с извинениями и не пойти на службу. Однако каждый день, приближавший его к десятому ноября, делал это все более невозможным. Сегодня, захваченный общим настроем дня, Кейр почувствовал в себе силы пойти. И очень хорошо, что Себастьяну там будет не до него.

Хорошо, что в порыве злости он не разорвал карточку с приглашением. Если оно существует, то как его могут не пустить? Когда соберутся все Литтоны, он ретируется в задние ряды. Возможно, они его даже не заметят. А после службы им тем более будет не до него. Даже Элспет. Вот тогда он разыщет Себастьяна, извинится за грубость и с чистой совестью покинет их всех. Покинет, чтобы продолжить свое никчемное существование, одинокий и никому не нужный.

Может, стоит купить новый галстук?

Первой мыслью проснувшейся Венеции были дневники. Спала она плохо. Ей снились кошмары. Она плакала во сне, и Бой, обеспокоенный состоянием жены, дважды ее будил, чтобы вырвать из кошмаров. Но слезы не исчезали, а голова тут же наполнялась тревожными мыслями.

– Как нам теперь быть? – спросила она, лежа в объятиях мужа, пытавшегося ее утешить.

– Сжечь дневники, и поскорее, – ответил Бой. – Они очень опасны. У каждого, кто может ими завладеть, возникнет дьявольское искушение предать их гласности.

– Неужели семейство Литтон так уж интересно?

– Боюсь, что мы очень интересны. Кому не захочется узнать, какие тайны скрывались за фасадом респектабельного семейства? Достаточно обнародовать историю о встрече твоей матери с Гитлером. А история с новорожденным младенцем матери Барти? Чем не роман ужасов? Только представь, какая чудовищная была бы это сенсация.

– Да. Сколько же страшных моментов пришлось ей пережить. Бедная мамочка! Бедная Сильвия! Боже мой…

– Легкой жизнь твоей матери не назовешь. А теперь представь, как все это может быть подано. Селия Литтон, которая не останавливалась ни перед чем. Она покинула этот мир, но теперь «Литтонс» управляет ее дочь. Ну чем тебе не роман с продолжением? Тут хватило бы на много томов… Ну и с семейкой я связался! – усмехнулся Бой. – Мой отец перевернулся бы в гробу.

Венеция посмотрела на него и впервые улыбнулась. Улыбка получилась кривой и очень сексуальной.

– Бой, если мама не пропускала ни одного события, думаешь, там нет ничего о тебе?

– Если ты имеешь в виду мои похождения, конечно, они все там расписаны. Думаю, там, как в настоящей хронике, есть всё, в том числе и наш спешно заключенный брак.

Венеция вздрогнула:

– Если ты когда-нибудь заметишь, что я веду дневник, задави это в зародыше. Слышишь? Ох, Бой. Какой ужас! Какой жуткий ужас!

Иззи тоже проснулась, думая о дневниках. Она не спала почти всю ночь. Судя по тому, что она узнала от подвыпивших Нони и Лукаса, дневники Селии описывали практически все события. Значит, там содержится и ее история с Китом, история с Генри… Ее беременность. И аборт.

– Боже мой… – прошептала Иззи, садясь на постели и откидывая волосы с лица.

Ник тоже проснулся и недоуменно посмотрел на нее:

– Ты что, Иззи? Смотри, какая рань. Не спится?

– Прости, что разбудила. Дрянной сон приснился. Спи.

– Может, тебе плохо после вчерашнего вина?

– Со мной все нормально. Спи.

Как хорошо, что она рассказала Нику раньше, чем обнаружились эти дневники. Иззи было страшно даже представить, как бы все это выглядело, если бы она смолчала. Но все равно в дневниках Селии полно других крайне опасных откровений…

Иззи встала, тихо спустилась вниз, чтобы заварить себе чаю.

– Доброе утро, Изабелла.

– Доброе утро, папа. Тебе тоже не спится?

– Я почти не спал. Мысли… мысли. – Себастьян улыбнулся дочери, но его синие глаза были очень печальными.

Иззи порывисто обняла отца:

– Папа, я понимаю. Для тебя сегодня нелегкий день.

– Очень тяжелый. Я то ощущаю ее совсем рядом. А потом – невыразимо далеко.

Иззи произнесла обычные слова сочувствия, понимая всю их бесполезность. Рассказать отцу или нет? Пожалуй, лучше рассказать.

– Папа, я вчера узнала… о дневниках Селии.

– Ты узнала? – Себастьян был явно напуган. – Кто тебе рассказал?

– Лукас.

– А он, черт его побери, откуда узнал? Адель клялась мне, что никому ни слова.

– Насколько я поняла, он подслушал ее телефонный разговор. И вот так, слово за слово. Он вчера здорово выпил… Да и мы были не лучше.

– Сколько же вас было?

– Боюсь, что достаточно.

Иззи рассказала, как все происходило. Себастьян поморщился и, как с ним бывало в минуты сильного расстройства, запустил пальцы в волосы:

– Боже мой! Это же настоящий кошмар! И Кэти затесалась в вашу компанию. А Лукас… хорош, осел молодой. Меня так и подмывает…

– Папа, пожалуйста, не надо ему ничего говорить. Какой смысл? Тайна выпорхнула, и ты ее уже не вернешь под замок.

– Увы, ты права, – вздохнул Себастьян. – Изабелла, я не склонен излишне драматизировать случившееся, но я считаю эти дневники очень опасными. Думаю, их надо уничтожить. Даже уверен.

Самочувствие проснувшейся Клементайн было ужасным. Этот громадный ребенок занимал не только ее чрево, но и все тело. Его ноги упирались ей в ребра, голова давила на бедра, а руки и ноги целыми сутками молотили по животу, мочевому пузырю и даже груди. И еще говорят, что беременность – это прекрасная пора. А ведь она мечтала иметь много детей. Нет, хватит с нее одного. Ужаснее всего, что на протяжении всех месяцев беременности тошнота так и не прекращалась. Боже, до чего же она устала.

Правда, вчера она почувствовала прилив сил и даже сходила с Китом на прогулку. А сегодня опять еле шевелится. Жаль, что они не поехали в Лондон вчерашним вечером. Она хотя бы успела отдохнуть от поездки. Клементайн представила, как ей придется сидеть в такси, затем в поезде и снова в такси. И приедут они почти впритык. Когда же у нее будет время отдохнуть?

Она даже радовалась, что Кит не видит ее в таком состоянии. Помимо гигантского живота, у нее отекли руки и ноги. Даже лицо стало неприлично пухлым. Врачи утверждали, что все это нормально, но Клементайн начинала сомневаться.

А тут еще эта чудовищная история с обнаружившимися дневниками. Кит стал сам не свой. Он весь вечер не мог оправиться от потрясения. Отчасти Клементайн понимала его состояние. Одно дело просто знать, что твой отец был не мужем, а любовником твоей матери, а ты сам чуть не женился на сводной сестре. И совсем другое, когда эти тайны во всех подробностях, черным по белому, записаны на страницах дневников и могут оказаться доступными чужим глазам. Клементайн пыталась успокоить его, говоря, что тайны дневников не выйдут за пределы семьи. Но Киту почему-то казалось, что с дневниками обязательно что-то случится.

– Это ведь такое искушение, – без конца повторял он. – Кто бы их ни нашел. Не нужно быть особо умным, чтобы понять: мамины дневники – они как ящик с динамитом.

– Ты уверен? Думаешь, людям так уж интересны тайны вашей семьи? У вас ведь нет известности кинозвезд.

– Клемми, ты видела список приглашенных на завтрашнюю службу? Пусть мы и не кинозвезды, но мою мать хорошо знали во многих лондонских кругах, не только в издательском мире. После завтрашнего события ее имя снова будет на устах. Нони мелькает на обложках многих журналов. Ее имя не сходит со страниц светской хроники. Имя моего отца тоже постоянно где-нибудь да упоминается. «Литтонс» далеко не последнее издательство в Лондоне. Все помнят историю с завещанием Барти и возвратом акций. Не забылся еще и скандал с романом «Оленья гора». Какая-нибудь газета или журнал с радостью опубликовали бы мамины дневники. Даже издательства ими не побрезговали бы.

Дженна проснулась в состоянии абсолютного оцепенения. Весь ее разум был плотно забит страхом. Как она сумеет пережить этот день? Ее страшила даже утренняя репетиция, на которую соберутся все члены семьи, не говоря уже о самой службе. Она видела длиннющий список приглашенных: не то четыреста, не то пятьсот человек. И все – известные, знаменитые, очень умные. Они будут сидеть, смотреть на нее, слушать ее речь… Дженна чувствовала, что ее сейчас вытошнит. Она выскочила из постели, метнулась в ванную, откуда вышла бледной и дрожащей. На площадке стоял Чарли.

– Дорогая, ты хорошо себя чувствуешь?

– Не очень, – кисло улыбнувшись, ответила Дженна.

– Боишься?

– Не то слово. Каменею от страха. Чарли, мне хочется куда-нибудь сбежать и спрятаться. Я чувствую, что провалюсь со своей речью. Опозорюсь перед всеми знаменитостями. У меня пересохнет в горле, я перепутаю слова. Или, того хуже, меня начнет тошнить. – Дженна заплакала.

– Это уже совсем ни к чему. – Взяв Дженну за руку, Чарли повел ее в свою комнату, усадил на кровать, сам сел рядом и обнял ее за плечи. – Слушай меня внимательно, мисс Дженна Эллиотт. Ты сегодня выступишь фантастически успешно. И знаешь почему?

– Нет.

– Ты выступишь фантастически успешно ради своей мамы. Сегодня она бы тобой гордилась. Она бы смотрела на тебя во все глаза и слушала бы затаив дыхание. У нее бы замирало сердце: ее дочь пригласили выступить на мемориальной службе! Повторяю, мама гордилась бы тобой. И я горжусь тобой.

Дженна склонила голову ему на плечо:

– Чарли, какой же ты заботливый!

– Я еще не все сказал. Да, сегодня в церкви соберется множество знаменитых англичан. Их цвет, знать, родовая аристократия. Но сегодня ты по важности и знаменитости будешь наравне с ними. Одно то, что тебя пригласили выступить, свидетельствует, что ты тоже занимала определенное место в жизни Селии.

– Как?

– Ты скажешь, что много-много лет назад Селия совершила удивительный поступок, взяв к себе твою маму. Тогда Барти была совсем маленькой. Селия взяла ее не для того, чтобы потом сделать своей служанкой. Она воспитывала Барти наравне со своими детьми, дала твоей маме образование. Селии удалось разглядеть в маленькой Барти особые задатки. И ты гордишься этим, поскольку они есть и в тебе. Я не знаю, каким был твой отец. Уверен, что великим человеком, но я считаю, ты больше похожа на маму. Смелая, умная и сильная. И конечно же, красивая. Ты не должна обо всем этом забывать. Согласна? Поняла? – (Дженна молча кивала и даже улыбалась.) – Ты замечательно выступишь. Даже более того: ты произведешь фурор. И потом, я буду поддерживать и мысленно ободрять тебя. Дженна, я очень любил твою маму, и тебя я тоже люблю. Ты ведь не посрамишь нас обоих. Я знаю.

– Спасибо тебе, Чарли. Огромное спасибо. Нет, я ни в коем случае не посрамлю тебя. Ни за что!

Элспет проснулась довольно поздно. Она с детьми ночевала у матери. Не желая, чтобы лорд Арден чувствовал себя в стороне от суеты литтоновских приготовлений, Венеция вчера пригласила его на обед. Явка была строго обязательна, как на особо важное парламентское заседание. Элспет помнила эту отцовскую шутку. Лорд Арден был только рад оказаться среди шумной, вечно спорящей толпы Уорвиков. Незадолго до его ухода вернулись Джек и Лили, приглашенные Аделью на американский обед. Это подхлестнуло угасшие было разговоры. Джек и лорд Арден ударились в воспоминания о Первой мировой войне и проговорили до часу ночи.

Элспет весело болтала с лордом Арденом, приветствовала своих многочисленных братьев и сестер, вносила свою лепту в подготовку к завтрашнему дню, слушала рассказы об отчаянной храбрости английских солдат в окопах и… не переставала думать о Маркусе Форресте. О его предложении видеться почаще, раз теперь она свободная женщина.

Ей, конечно же, было бы легко и приятно возобновить прежние отношения с обаятельным, остроумным, очень привлекательным, хотя и поверхностным человеком. Человеком, который видел в ней не только желанную, но и необычайно умную женщину. Можно сказать, ее неодолимо тянуло к Маркусу. Но Элспет не торопилась давать ответ. Ей было трудно это сделать. И в глубине сердца она знала почему. Ей мешал другой мужчина, далеко не обаятельный в привычном смысле слова, лишенный учтивых манер и не слишком-то блещущий остроумием. К тому же тот мужчина отличался скверным характером, был деспотом и эгоистом. Но его, невзирая на все недостатки, Элспет по-прежнему любила. Вот только он больше не любил ее, и это было главным моментом. Ужасным и очень печальным.

Сегодняшнее доение Джо и Билли начали намного раньше обычного. Джоан сказала, что в девять они должны выезжать и потому до этого времени нужно обязательно управиться. Правда, Билли посетовал, что если они выедут в девять, то к двенадцати уже будут в Лондоне. Рановато для службы, которая начнется в три. Джоан продолжала настаивать на раннем выезде. Им еще нужно разыскать дом Венеции, поскольку та любезно обещала покормить их перед службой. Так что чем раньше они приедут в Лондон, тем лучше.

– Потом нам нужно будет привести себя в порядок. Я, знаешь ли, не каждый день в шляпе хожу.

– Привести себя в порядок! – хмыкнул Билл. – Можно подумать, мы явимся туда прямо из хлева и будем переодеваться у нее дома.

Джоан предусмотрительно написала Венеции и спросила, в какой одежде им надлежит быть на службе. Та ответила без промедления, посоветовав самой Джоан подобрать строгий костюм или платье, а также соответствующие пальто и шляпу. «Мужины придут в основном в визитках, однако некоторые явятся в смокингах».

Джоан умела понимать написанное между строк. Значит, почти все будут в этих дурацких смокингах. Она настояла, чтобы все ее мужчины надели смокинги.

– При таких громадных деньгах, которые нам оставила Барти, мы это можем себе позволить. Не хочу, чтобы на нас смотрели сверху вниз и называли бедными родственниками.

Билли не понимал, чего им стыдиться, поскольку они действительнобедные родственники. Джоан назвала слова мужа чепухой и сказала, что по всем меркам они достаточно богатые родственники. В конце концов, это их дань благодарности Барти.

– Интересно, сильно ли она изменилась, – задумчиво сказал Джо. – Я про Дженну. Наверное, уже совсем взрослая, умная и все такое.

– Сынок, ты никак успел в нее влюбиться? – спросил Билли.

– Отец, о чем ты? Она же моя двоюродная сестра.

– Это я еще помню. Но закон разрешает браки между двоюродными братьями и сестрами.

– Ты все не так понял. Я не хочу на ней жениться. И потом, у меня есть Сара.

Сара вместе с ним училась в университете, собираясь, как и Джо, стать ветеринарным врачом. Говорливая и шумная, она была замечательным противовесом застенчивому и молчаливому Джо.

– Но Дженна… В ней есть что-то особое. Я хотел бы и дальше оставаться ее другом. Только боюсь, она понабралась этих… богатых привычек и манер.

– Сомневаюсь, – возразил Билли. – Очень сомневаюсь. Не забывай: Дженна из породы Миллеров. С ног до головы. От Литтонов в ней нет ничего. В день, когда она узнала о гибели матери, ты ей очень помог. Этого она никогда не забудет.

– Она не только из породы Миллеров. Там еще примешались и Эллиотты.

– Да. Но считай, что Барти заново родилась в Дженне. Пусть они внешне и не похожи, зато во всем остальном… Честное слово, Дженна думает, как мать, и говорит, как мать, хотя и в своей американской манере.

– Интересно, каким был отец Дженны, – произнес Джо, закрепляя на вымени двух коров доильные аппараты.

– Знаю только, что Барти сильно его любила. Выходит, заслуживал. А большего мы не узнаем.

– Мне достаточно и этого, – сказал Джо.

Роль Джайлза в мемориальной службе была скромной. Он открывал церемонию чтением 102-го псалма. Псалом он выбрал сам. Во-первых, Джайлз очень любил этот псалом за красоту языка. А во-вторых, тот как нельзя лучше соотносился с его матерью и соответствовал торжеству. Однако Джайлз сознавал, что его голос не имел музыкальности, а сам он отнюдь не был харизматичной личностью. По сравнению с Себастьяном Бруком, Дженной Эллиотт и даже маленьким Рупертом Литтоном его выступление, как всегда, будет тусклым и унылым. Утреннюю репетицию в церкви решили устраивать без музыки. Подобно Дженне, Джайлз испытывал перед репетицией почти такой же страх, как и перед самой службой.

Лукас проснулся с раскалывающейся головой. Чертово похмелье. Ну и идиот он был вчера! Надо же так набраться. Это его бренди доконал. Вкус, конечно, потрясающий, но… Лукас со стоном повернулся на другой бок, обхватив голову руками. Боль была пульсирующей, и вместе с ее волнами набегали воспоминания о вчерашнем вечере.

Лукас вторично себя отругал – теперь уже за то, что проболтался о дневниках. Непростительная глупость. Оставалось лишь надеяться на порядочность собравшихся. Как-никак они все в той или иной степени принадлежали к семье. Вряд ли кто-нибудь из узнавших про дневники сегодня помчится на Флит-стрит и продаст новость той газете, которая предложит наивысшую цену. Лукас вспомнил, как вчера всех взбудоражила ценность дневников. Ну что там может быть особо ценного? Какие-то подробности давнишних любовных историй? И кому они интересны сейчас? Правильно говорит Нони: они не кинозвезды…

Черт, ну до чего же ему паршиво. Надо пойти поискать алка-зельцер и проветрить голову. Это еще хорошо, что служба не с утра. Интересно, каково сегодня Нони? Сестренка вчера сильно тяпнула. А малышка Кэти – та вообще хлестала, как лошадь.

Вспомнив про Кэти, Лукас поморщился. Из всех, кто узнал вчера про дневники, эта пронырливая девчонка вызывала у него наибольшее недоверие. Впрочем, какое ей дело до чужих дневников? У нее лишь флирт на уме.

И чего он так волнуется? И чего старшие так волнуются?..

Лукас вылез из постели и, морщась от боли, отправился искать лекарство.

Чарли сидел в одной из гостиных и читал «Таймс», когда туда заглянула Кэти.

– Привет, дорогая. Хорошо спалось?

– Отлично. А тебе?

– И мне тоже. Я бы не прочь подышать свежим воздухом. Не хочешь прогуляться со своим старым папочкой?

– Хочу. Только надену пальто. На улице холодно. Долго нам гулять нельзя. Адель говорила, что я смогу пойти с ними на репетицию.

– Мы немного погуляем и вернемся.

Чарли улыбнулся дочери. Кэти выглядела свежей и прекрасно выспавшейся. Наверное, вчера ему только показалось, что она налегала на выпивку. Просто у него обостренная реакция. Ничего удивительного.

Они шли вдоль набережной. Кэти крепко держала отца за руку. Было очень холодно, холодно и сумрачно. Над Темзой висел густой туман. Он приглушал утренние звуки города. Лишь крики чаек, проносящихся над головой, не утратили пронзительности. Машины двигались медленно, с включенными фарами. Чарли вспомнились слова песни: «Был в Лондоне туманный день». Он так и представлял себе Лондон в ноябре.

– Я вчера лег довольно рано. Вы еще веселились? – спросил он дочь.

– Мы устроили танцы. Нони принесла пластинки. Было так здорово. А потом явилась Адель и отругала нас. «Весь дом ходуном ходит! Вы что, забыли, какой завтра день?» Ну и зануда эта Адель!

– Кэти!

– Я же не одна танцевала. А потом… – Кэти обернулась через плечо, словно боялась, что кто-то может услышать их разговор.

– И что было потом? Вы начали рассказывать страшные истории? Или читали детективный роман?

– Почти угадал. Пап, ты умеешь хранить тайны?

– С самого детства. Мне их всегда доверяли. Обещаю, что никому не скажу.

– О’кей. – Кэти на всякий случай снова обернулась, потом сказала: – В доме случайно нашли дневники Селии. Она вела их много лет.

Все отправились на репетицию. Чарли вежливо отклонил приглашение, сказав, что хочет насладиться мемориальной службой во всем ее великолепии.

– Но если тебе нужна моя поддержка, я пойду, – сказал он Дженне.

Дженна покачала головой:

– Сейчас я чувствую себя намного увереннее. Утром ты замечательно поддержал меня.

– Как же я мог не поддержать мою девочку?

Проводив всех, Чарли вернулся в гостиную и снова развернул «Таймс». Он выжидал. Убедившись, что миссис Хардвик и ее помощница пошли убирать в комнатах верхних этажей, Чарли осторожно открыл дверь, ведущую в подвал, и стал спускаться по пыльным ступенькам.

Так. Вроде нашел. Кэти говорила, что сейф находится за кукольным домом. Где же этот кукольный дом? Ага, наверное, вот там, под мешковиной. Совершенно верно. Вот и вчерашние следы на полу, когда кукольный дом сдвигали.

Главное, осторожность. Не наделать свежих следов. Лучше идти след в след… Кажется, здесь. Хорошо, что у них в подвале есть свет… Ну и богачи эти Литтоны! Столько вина. И какого вина! Тут бутылок на многие тысячи. Вчера они пили прекрасное вино. Этот дурень Эллиотт разбирается в винах. Захотел блеснуть своими знаниями. Хлыщ. Наверное, решил перед Аделью покрасоваться. А Адель – женщина приятная. Чарли она очень и очень понравилась…

Что же касалось Бруера, с его дрожащими подбородками и красным лицом, которое делалось лишь краснее… таких боровов вообще нельзя пускать в приличное общество. Правда, Барти о нем очень хорошо отзывалась. Рассказывала, что, когда она впервые приехала в Нью-Йорк, этот Кайл очень по-доброму к ней отнесся. Наверное, она не слишком в нем разобралась…

Вот он и у цели. Маленький стенной сейф. Даже не заперт. Влезть туда не сложнее, чем отобрать конфету у младенца.

Чарли забрел сюда исключительно из любопытства. Он сомневался, что дневники Селии представляют собой такую уж ценность. Кэти любит преувеличивать. Обычные записки о светской жизни богатой англичанки. А ее родня все это раздула до размеров великой драмы.

Чарли снова вспомнил все, что слышал от дочери о дневниках. Она пересказала слова Лукаса. Тот считает… точнее, это Адель и другие дети Селии считают, что дневники ни в коем случае не должны попасть в чужие руки. Иначе это будет очень опасно для их семейства.

Разве так хранят то, что опасно для семейства? В незапертом сейфе, о котором уже знают больше двух десятков человек? Ротозеи вы, Литтоны…

Чарли рассовал дневники по карманам и задвинул кукольный дом на место.

Элспет возвращалась к себе домой в Баттерси. Она собиралась поручить детей заботам миссис Уилсон, чтобы самой неспешно собраться на службу. Она успела проехать половину набережной, когда Сесилия вдруг объявила, что хочет «пи-пи».

– Дорогая, ну потерпи немножко. Мы скоро приедем домой.

– Не могу, не могу, не могу! – закапризничала Сесилия.

– Девочка моя, ну пожалуйста! И всего-то пять минут осталось.

– Из меня сейчас весь чай польется.

Элспет вздохнула. Конечно, до дому оставалось не пять минут. Пройдет не меньше десяти, пока они переедут мост, поставят машину, откроют дом. Маленькому ребенку столько не вытерпеть. Оставалось одно: зайти в бабушкин дом на Чейни-уок, благо он находился в двух шагах. Элспет развернула машину, затормозила у тротуара, потом открыла дверцу и вытащила Сесилию наружу:

– Беги скорей к бабулиному дому.

Увы, было слишком поздно. К тому моменту, когда Элспет вытащила с заднего сиденья сонного Роберта, вокруг ножек Сесилии образовалась приличная лужа. Малышка заплакала.

– Ничего страшного, радость моя. Сейчас зайдем в дом, помоемся и переоденемся. Хватит хныкать. Давай руку.

На звонок никто не отвечал. Ничего удивительного: все отправились на репетицию. Но миссис Хардвик и уборщица – они куда подевались?

У Элспет был ключ от дома. Ключ ей дала Селия, разрешив в свое отсутствие пользоваться библиотекой. Элспет порылась в сумочке. Ура! Ключ лежал там.

Элспет открыла дверь, ввела детей в прихожую. В это время из подвала вышел Чарли Паттерсон.

– Привет! – весело поздоровался он. – Правосудие в лице младшего поколения Литтонов поймало меня на месте преступления. Ужасного преступления.

– Чарли, что вы делали в подвале?

– Осматривал винные сокровища вашего деда. Мы вчера пили потрясающее вино. Адель рассказывала, что ваш дед прекрасно разбирался в винах и коллекционировал редкие сорта. Вот я и не удержался. Пошел взглянуть. Как мальчишка, пока взрослых нет дома.

– Понимаю.

Элспет нравился Чарли. На редкость приветливый и доброжелательный человек. Она не понимала, почему половина семьи относилась к нему с неприязнью.

– А у нас маленькая неприятность. Думаю, вы и сами видите. – Она кивнула в сторону дрожащей Сесилии.

– Очень сочувствую вашей малышке, – улыбнулся Чарли. – Давайте я вам помогу. Пока вы занимаетесь дочкой, я посижу с юным джентльменом. Что вы на меня так смотрите? – снова улыбнулся он. – Я умею обращаться с малышами.

– Но он может заплакать.

– И что такого? Я привык справляться с детскими слезами. Идем со мной, молодой человек. Как насчет вкусного печенья?

Роберт, обычно начинавший реветь при одном только приближении незнакомого человека, позволил унести себя на кухню. По дороге Чарли щекотал ему животик, а малыш заливисто смеялся. «Не Чарли, а настоящее сокровище, – подумала Элспет. – Вот кого мне нужно взять в няньки».

Ликвидировав все последствия «маленькой неприятности», Элспет с сухой и улыбающейся Сесилией спускалась вниз. В это время зазвонил телефон. Ближайший аппарат находился в комнате, некогда бывшей кабинетом Селии. Элспет поспешно вошла туда и сняла трубку.

Звонил Джейми Эллиотт.

– Привет, Джейми. Это Элспет. Наших никого нет. Они на репетиции.

– А Чарли Паттерсон дома?

– Да. Позвать его?

– Сделай одолжение.

– Чарли! – крикнула Элспет, выйдя на площадку. – Вас к телефону. Джейми звонит.

Ответа не было. Элспет сбежала по ступенькам. Чарли она нашла на кухне, где он кормил Роберта печеньем, попутно играя с ним в игру под названием «Мы по садику гуляли». Элспет улыбнулась:

– Чарли, вы замечательная нянька. Но я вынуждена прервать вашу идиллию. Вам звонит Джейми. Если хотите, можете говорить из бабушкиного кабинета. Это на втором этаже. Найдете?

– Думаю, да. Спасибо.

Чарли продолжал улыбаться, но лицо его мгновенно побледнело и приобрело странный зеленоватый оттенок.

Элспет с беспокойством смотрела ему вслед. Скорее всего, Чарли предчувствовал дурные новости.

Однако вернулся он с прежней улыбкой. Только несколько взвинченный.

– Семейные дела, – сказал он. – Простите, но я должен вас покинуть. Мне срочно необходимо написать несколько писем.

– Конечно. Нам тоже пора домой. Спасибо за помощь. Мы ведь сегодня еще увидимся.

– Обязательно.

Этого не может быть. Этого никак не может быть. Ребенок родится где-то через три с половиной недели. Так ей сказал акушер, когда она в последний раз была на приеме. Плод еще даже не переворачивался. А уж акушер знает, о чем говорит.

И потом, первенцы рождаются с запозданием. Это общеизвестный факт. Он сама родилась на три недели позже. Клементайн не знала, как ей продержаться оставшееся время. Если роды отодвинутся еще на три с лишним недели, она просто сойдет с ума.

Нет, у нее сегодня не может быть никаких схваток. Такое просто невозможно. Акушер ее предупреждал о так называемых пробных схватках. Малыш словно проверял, все ли готово к его будущему выходу на свет. Мало того, что он нещадно дубасит ее изнутри… Ну вот и отпустило.

Она взяла Кита за руку:

– Мы приехали. Давай выходить и искать такси.

Мерзавец! Он ведь наслаждался своей миссией. Смаковал ее, когда мягким, учтивым голосом сообщил Чарли, что наконец получил интересующие Чарли сведения, касающиеся налоговой декларации. И ведь прекрасно знал, какой эффект производит своими гладкими фразами.

Чарли казалось, что он сейчас упадет в обморок. Он стоял, машинально глядя на туман за окном. Трубку он сжал так, что побелели костяшки пальцев, а ногти вонзились в ладонь.

– Я слушаю.

– У вас все о’кей, – услышал он в трубке.

Как это понимать? Чарли вдруг ощутил, что у него бездна времени. Теперь оно тянулось еле-еле, как кадры замедленного кино. Его разговор с Джейми тоже тянулся еле-еле. Надо ли понимать это «о’кей», как подтверждение, что никакого официального отказа от наследства не было? Нет. Пустые надежды. Тогда бы Эллиотт разговаривал с ним по-другому. А может, его сейчас снедает досада и он решил намеренно подразнить Чарли?

– Что ж, приятно слышать, – сказал Чарли.

Опять пауза. Ну не тяни же, подонок. Говори. Разинь свою пасть.

– Вам не придется платить какие-либо дополнительные налоги.

– Значит, не придется?

И как ему только удается говорить нормальным голосом?

– Насколько я понимаю, вас ведь это беспокоило? – спросил Джейми.

– Да. Да, конечно.

– Мы получили ответ от юристов Барти. Дженна не может претендовать на долю отцовского наследства. Барти официально оформила отказ от притязаний.

– Что вы говорите! – Чарли удивлялся себе. Он говорил легко, будто новость принесла ему облегчение. – Как хорошо!

– Я рад, что смог оказаться вам полезным.

Дальше разыгрывать эту комедию не имело смысла. Джейми прекрасно знал, ради чего все было затеяно. Чарли вдруг так сдавило голову, что он всерьез испугался, как бы не потерять сознания.

– Ну что, Эллиотт, наслаждаетесь тем, что я остался с носом? – спросил он, отбрасывая всякую дипломатию.

– Нет, – ответил Джейми, явно удивленный таким вопросом. – Ни в коем случае. Простите, мне пора идти. Мы сегодня еще обязательно увидимся. До встречи, Чарли.

Вот и все. Конец. Конец всем его надеждам, планам, тщательно продуманному, блестящему решению его проблем. Игра проиграна. Бумажка, которой он так боялся, все-таки найдена, а это значит, впереди снова жизнь, полная унизительных просьб и жалких подачек. Зато дерьма, которое они теперь на него выльют, будет в изобилии.

Долго же они искали эту бумажонку. Какими же никудышными юристами надо быть, чтобы две с половиной недели выяснять, оформлялся отказ или нет. Дженне впору гнать таких юристов. А может, они нарочно тянули время? Вдруг они догадались или сразу поняли, едва Дженна заикнулась о его просьбе? Поняли и придумали отговорку, чтобы не сразу сообщить о наличии отказа, а еще заставить его помучиться ожиданием, подергаться у них на глазах. Скорее всего, так оно и было. И вся эта благовоспитанная публика испытывала садистское наслаждение. Мерзавцы! Гнусные, самодовольные мерзавцы! Чарли мутило от злости. Он больше не мог сдерживаться. Ему хотелось крушить все вокруг себя, уничтожать, превращать в пыль богатство этих людей и их самих. Лицемеры, мстительные, коварные, алчные людишки, купающиеся в деньгах и роскоши. У них и гроша ломаного не выпросишь без того, чтобы тебя не унизили и не прочли мораль. А ведь он никогда не просил больше того, что принадлежало ему по праву: по праву мужа Барти и опекуна Дженны. Он вообще никогда бы не затеял эту игру с наследством, если бы попечители, распорядители и как их там еще относились бы к нему уважительно, если бы выдали ему достаточно денег для достойной жизни, когда не нужно поминутно унижаться и отчитываться за каждый доллар. Это ведь они заставили его сделаться просителем, влезть в долги и связаться со всякой швалью. Да как у них хватало наглости требовать от него так много и взамен не давать ничего?! По их мнению, он годился лишь на то, чтобы присматривать за падчерицей, быть ей и нянькой, и утешителем, и собеседником. Чарли это не тяготило. Он искренне привязался к Дженне и считал, что она одна стоит десятка, а то и сотни таких, как Джейми или Кайл. Но ведь могли же они проявить свое хваленое милосердие и отблагодарить его не только на словах. Впрочем, они и на слова благодарности были скупы.

Чарли сел на кровать. Его трясло. Он вдруг почувствовал, что готов заплакать. Часы показывали четверть первого. В час они все явятся на ланч. Все, включая Эллиотта и Бруера. Подонки! Как он будет сидеть с ними за одним столом, зная, что они разгадали его замысел? Зная, что они отлично представляют, в каком он теперь состоянии, и…

Он полез в карман за платком. Рука наткнулась на кожаный переплет дневника.

Репетиция… Нет, просмотр – Литтоны не позволяли называть это репетицией – прошел на удивление хорошо. Дженне не понадобилось произносить речь. Она вкратце рассказала, о чем будет говорить. Проверялся порядок самой церемонии, уточнялось, кто где сядет, какие слова или музыка должны подсказать выступавшему его очередь. И так далее.

Все сверялось по отпечатанной программке. Церемония должна проходить в установленном порядке, без каких-либо импровизаций со стороны участников.

Перед тем как ей говорить, Дженна испытала очередной приступ панического страха. Чарли рядом не было, и она ухватилась за руку Кэти. Кэти поддержала ее не хуже своего отца.

Теперь Дженна могла сообщить Чарли, что просмотр прошел успешно, но на церемонии ей обязательно потребуется его молчаливая поддержка. Иначе ей не выступить.

Чарли сидел на кровати, вперив взгляд в закрытые томики дневников Селии. Его снова трясло, но уже по другой причине. Злость прошла. Сейчас он был крайне возбужден.

Вот оно, отмщение! У него в руках. В самом буквальном смысле. Такой сенсации он не ожидал.

Он вообще ничего не ожидал от этих дневников. Развлекательное чтиво. С этой мыслью он поднимался на второй этаж и шел в свою комнату. Будет просто интересно почитать про жизнь в начале двадцатого века.