Брачный контракт с мадонной Степнова Ольга

Догадка

…Свадьбу играли в деревне. Галка сказала: «В городе разве свадьба? Так, церемония».

Виталя согласился, что в городе никакая не свадьба, а церемония, и после ЗАГСа они с Галкой, навьюченные сумками с продуктами, двинули на электричке в деревню.

Галкина мать продукты забраковала. «Ненатуральное всё», — пробурчала она и отправила коньяк, шампанское и консервы в подпол, а хлеб, колбасу и сыр скормила скотине.

В результате в знаменательный день на длиннющих столах, выставленных на улице, красовались домашние соленья, салатики из «своих» овощей, горы дымящихся пирожков, свинина «утром заколотая» и огромные бутыли с мутно-молочной самогонкой. Народу была тьма тьмущая, и Виталя сразу же потерял Галку в толпе одинаково крепких, румяных баб.

— А я не пью, — сообщил Витале сосед по столу, щуплый мужичонка с глазами, смотрящими в разные стороны.

— И я не пью, — доброжелательно ответил ему Виталя, выискивая глазами свою невесту. Вроде, на ней было светлое платье с короткими рукавчиками-фонариками, но тут на всех женщинах были светлые платья с рукавчиками-фонариками. — Я не пил, не пью, и не буду пить, потому что как молодожён, в ответе за здоровье нации, — объяснил он мужику-соседу.

— А-а, так ты жених, что ли? — обрадовался сосед.

Виталя кивнул. Мужик разлил мутную жидкость в стаканы, и они чокнулись.

— А я, если б пил, разве такую невесту родил?! — воскликнул мужик и рывком опрокинул в себя самогонку.

— Ой, так вы папа, что ли? — удивился Виталя и залпом опустошил стакан.

— Па-па, — укоризненно протянул мужик. — Не папа, а батя! И я тоже в ответе за здоровье нации!

— Что-то я вас раньше не видел, — опять удивился Виталя.

— А зачем тебе меня раньше видеть? — подмигнул хитро мужик. — Я сюрприз! Я у дочек только на свадьбах появляюсь! — Он снова разлил самогон по стаканам, и они с Виталей выпили его, звонко чокнувшись — сладкий, ядрёный, вкусный самогон. Правильно Галкина мать сделала, что коньяк и шампанское отправила в подпол.

— Так у вас их много… Галок-то?! — от удивления Виталя громко икнул.

— Да до фига! Каждый год по три свадьбы играю!

Гранкин глазами поискал Галку среди длинных рядов жующих и пьющих гостей, но не нашёл. Да и вообще, он одурел, опьянел, но не от выпитого, а от свежего воздуха и от запахов, несущихся со столов. Виталя стащил с себя пиджак, расслабил галстук и закатал рукава.

— Батя! Родной! — воскликнул он и обнял мужика за худые плечи. — За родителей! — крикнул он тост, и все гости стали вразнобой чокаться, улыбаться, смеяться и кричать «Горько!» Галки нигде не было, и Виталя поцеловал тестя в колючую щёку, отчего-то пахнущую навозом.

Раз десять гости кричали «Горько!» и каждый раз, не найдя Галки, Виталя припадал к этой жёсткой, пахучей щеке.

А потом были разудалые песни, их подхватывал свежий ветер и уносил далеко, туда, где виднелись холмы и лес. И пляски были вприсядку, да под гармошку, и прыжки через свирепый костёр, одним словом, это была настоящая свадьба, а не церемония. Только Галки нигде не было видно в её светлом праздничном платье с рукавами-фонариками.

— Слушай, батя, а где твоя дочь? — спросил Виталя у тестя, когда совсем стемнело, и часть гостей переселилась догуливать в дом. Самогонки они выпили много, но пьяным Виталя себя не чувствовал.

— Которая? — промычал пьяный в стельку мужик.

— На которой я сегодня женюсь!

— И на кой ты женишься? — возмутился мужик. — Все бабы — дуры!

— Моя не дура!

— Дура! Они до свадьбы это умеют скрывать! А как женишься — всё, хомут на шею и прощай свобода желаний. Знаешь, сколько раз я мог бы жениться?

— Сколько?

— Ни разу! Потому что девственность души своей берегу. Она, душа, у меня одна, и чужих женских рук не терпит!

— И у меня одна, и у меня не терпит, — пробормотал Гранкин и ещё сильнее расслабил цветастый галстук, словно пытаясь сорвать хомут, который накинула не него эта весёлая свадьба. Разговор показался ему мужским, откровенным и судьбоносным. Никто раньше с ним так не говорил, — про душу, про свадьбу, про женщин и про хомут.

— Что ж я наделал-то? — спросил у себя Виталя. — Что ж делать-то теперь, а?!

— Все бабы сволочи, — бубнил тесть, пытаясь из пустой бутыли вытрясти самогон.

— Все? — уточнил Гранкин.

— Все.

— Пойду, повешусь, — Гранкин повернулся и размашисто зашагал в сарай, в котором плотными рядами стояли поленницы дров, и высилась чёрная гора угля.

— И я с тобой! — побежал за ним тесть.

По дороге, они всем повстречавшимся гостям сообщали, что все бабы дуры, и от этого прискорбного факта нужно непременно повеситься. Они перерыли весь сарай, но верёвки нигде не нашли. Зато за рухнувшей поленницей дров обнаружили абсолютно полную бутыль самогона.

— Слышь, — сказал «батя», — я пока погожу вешаться.

— И я, — Виталя зубами выдрал из горла бутыли бумажную пробку.

— Жизнь — распрекрасная штука, — сказал кто-то из них, но кто — Виталя не понял.

Очнулся он от каких-то криков.

— Живой?! — кричала баба, сильно смахивающая на Галку, в светлом платье с рукавами-фонариками. — Живой!!! — Она хлестала его по щекам и волокла куда-то за ноги. — Мамаша, не удавился он, а просто напился!

Потом был сладкий дурманящий сон и пробуждение под звонкие петушиные крики. Виталя обнаружил себя на мягкой перине, на белоснежных простынях, абсолютно голым и почему-то счастливым. Галка сидела рядом с ним на самом краю кровати, что-то шила, и, время от времени косясь на него, с остервенением откусывала нитку.

— Гал, — дрожащим голосом начал Виталя, — это я с радости, Гал…

— Ирод, алкаш, шизофреник, скотина, козёл, — на одной ноте, без выражения сказала Галка, продолжая шить.

— Гал, а где ты была? Я всю свадьбу тебя искал!

— Сволочь, урод, выродок, пьяница, идиот. — Галка перекусила нитку и уставилась на него в упор. — Где была? А кто гостям жрачку таскал? Кто посуду мыл-убирал, не заметил? У нас тут прислуга не предусмотрена, не баре мы, да, мамаша?

Виталя только тут заметил, что по комнате снует мама — бросает на стол белую кружевную скатерть, одергивает её, ставит сверху какие-то чашечки, блюдечки, тарелочки, вазочки.

— Я это, Гал, с папой твоим знакомился! Беседовал там по душам, ну, и выпил самую малость…

— Папой?! — заорала Галка, вытаращив глаза. — Папой?! Каким таким папой, ирод?! Кто сказал тебе, что пастух деревенский, Венька-алкаш, мне папа?!! Да он на всех свадьбах и похоронах пьёт на халяву! Мой папа был лётчик, он геройски погиб, испытывая новый самолёт, да, мама?!! — Галка вдруг разрыдалась, размазывая крупные как горох слёзы по щекам кулаками.

— Да, доча, да, лётчик, да, погиб, — пробормотала мама, пряча глаза, и с особой тщательностью разглаживая какую-то морщинку на скатерти.

— Гал, — Виталя вскочил и, завернувшись по пояс в одеяло, прижал Галку к себе. — Гал, ну не плачь!

— Лётчик! — крикнула Галка, уткнувшись носом ему в плечо.

— Лётчик, лётчик! У меня, Гал, папа тоже лётчиком был и, представляешь, тоже геройски разбился, как только я народился! Поэтому я, Гал, в лётчики не пошёл. И в космонавты я не пошёл. Я, Гал, выбрал земную профессию, чтобы так не вовремя не разбиться!

Галка перестала рыдать, стояла тихо и дышала ему в плечо.

— Да лучше б ты в космонавты пошёл!

— Да почему?

— А космонавты не пьют! И лётчики тоже не пьют!

— Пьют, Гал, пьют! Потому и бьются.

— Чай, квас, молоко, рассол? — крикнула мама из кухни.

— Мне молоко, а космонавту рассол! — в ответ крикнула Галка.

— Да не, чай мне с вареньем, — смущённо возразил Гранкин.

— Рассол, рассол! — приказала Галка мамаше.

— Да ладно, Галка, тебе, — в ответ проорала мама уже из сеней. — Что ж это за мужик, который с горя не нахрюкается до поросячьего визга на собственной свадьбе?! Скажи спасибочки, что не повесился!

Галка отошла на шаг от Виталя и низко, в пол, поклонилась.

— Спасибочки, — с чувством сказала она.

Он уже почти подъезжал к высотному дому, где жила переводчица Ирина Петровна Склочевская, коллега Ады Львовны, с которой он предварительно договорился о встрече по телефону, как вдруг зазвонил мобильный. Виталя сбавил скорость и прижался к обочине.

— Алло! — крикнул он в трубку, не посмотрев на высветившийся на дисплее номер.

— Виталий Сергеевич, что у нас с делом?

— Каким таким делом? — испугался Виталя.

— На миллион! — завизжала трубка, и Гранкин только тогда сообразил, что это звонит Эльза Львовна.

— Меня чуть не убили, — трагически прошептал он.

— Вас?!

— Да! Я вышел на след, мне осталось чуть-чуть, один шаг! Иначе, зачем бы в меня стреляли?!

— А в вас стреляли?!

— Ну говорю же вам — чудом остался жив!

— А вы случаем не узнали, кто был любовником Ады?

Виталя закашлялся. Он не мог вот так в лоб по телефону сказать, кто был любовником Ады. Вряд ли Эльза захочет платить за такие сведения.

— Ну… — протянул он и чуть не поймал бампером фонарный столб на обочине.

— А кому принадлежит красный «Порше», который я видела у дома сестры?

— Ну…

— Плохо работаете!

— Вас не устраивает?! — взбеленился Виталя, вспомнив, что у него репутация детектива с тяжёлым характером.

— Да! — крикнула Эльза в трубку. — То есть нет! Меня всё устраивает! Просто надоело прятаться в этой гадкой гостинице! — Кажется, она там заплакала, на том конце провода.

— Прячьтесь, прячьтесь, — приказал Гранкин. — Носа не высовывайте, ведь вы не высовываете?

— Нет! Только в парикмахерскую, в бассейн, на фитнес, в сауну и к массажисту!

— Чокнутая! — заорал Виталя. — Извините. Вы с ума там что ли сошли? Убийца вооружён пистолетом с глушителем! Он разгуливает по городу и палит в свои жертвы средь бела дня. Он больше не грузится всякими там хитроумными конструкциями типа балок! Просто взял пистолет и палит! Вы знаете, что у Крылова была любовница?! Она убита. Застрелена вчера на рабочем месте через окно!

— А-а-а-а! — завизжала Эльза ему в ухо.

— Да, и в меня стреляли возле гостиницы, а потом гнали, преследовали на трассе, подрезали и утопили! Кстати, в какой гостинице вы остановились? — В трубке повисло молчание. В обморок она там грохнулась, что ли?

— Эй! — позвал Гранкин. — Госпожа! Леди, блин!

— Я же говорила вам, что в «Северной», там же, где и Крылов, — прошептала Эльза.

— Где и Крылов, где и Крылов, — пробормотал Виталя и вдруг выпустил руль из рук. Его осенила догадка, от которой волосы встали бы дыбом, если бы они были. «Мерс» проехал некоторое время без управления, пока на повороте не поймал бампером встречное дерево. Удар оказался довольно сильный.

— В «Север… — заорал Виталя, но стремительно надувшаяся подушка безопасности заткнула ему рот.

— Вас опять топят? — в ужасе прошептала Эльза. — Подрезают, стреляют?!

— Нет, это я сам дерево поймал, — пояснил Гранкин, выбираясь из машины.

— Зачем? — заорала Эльза.

— Что, зачем?!

— Зачем вы поймали дерево?

— Чтоб не росло где попало. Кажется, Эльза Львовна, я назову вам скоро имя убийцы.

— Быстрее бы уж!

— Никуда не выходите из номера, пока я не позвоню вам, и не скажу как действовать!

— Хорошо! Только на пляж. Лето проходит!

— Чёрт бы побрал вас!

— Что?!

— Вам знакомы имена Анель и Геральд?

— Нет! Да, что-то знакомое, но точно не помню.

— Так да или нет?

— Вы меня испугали, запутали, обругали! И всё за мои же деньги.

— Смотрите, как бы я не поднял цену, — Виталя нажал отбой и осмотрел машину. Повреждения были не то чтобы сильными, но и не так, чтобы очень уж незаметными. Правая фара разбита, бампер помят. Трясущимися руками Гранкин достал из кармана перочинный нож, перерезал подушку и прыгнул за руль. Он с визгом развернулся в неположенном месте и рванул в обратном направлении. Разговор с коллегой Ады Крыловой он отложит на завтра. Если он вообще понадобится.

День города

Мобильный Крылова по-прежнему не отвечал. Длинные гудки звучали издевательски долго, но трубку никто не брал.

Виталя прибавил газу, по встречной обходя колонну машин на светофоре.

Верна ли его догадка?

Гарантии никакой, но это первое озарение, посетившее его за время расследования.

Центр города был перекрыт. Виталя не понял почему и, ругаясь про себя на чём свет стоит, объездными путями, нарушая все правила, добрался до коттеджного посёлка.

В посёлке царило полное умиротворение — ни шума машин, ни городского гула, ни загазованности. Только чистое летнее небо, свежий воздух, и кукушка, кукующая где-то в пролеске.

Виталя бросил профессорский «Мерс» неподалёку и пешком пошёл по узкой дорожке между домами.

— Ку-ку, — куковала кукушка.

Коттеджные жители если и существовали в природе, то прятались в своих уютных домах. Никто не попался Гранкину по пути. Половина дома, принадлежащая Крылову, пребывала в дремотно-необжитом состоянии. Двери закрыты, окна занавешены, на звонок никто не ответил. Всё как и в первый раз.

Только кукушка твердила:

— Ку-ку.

Верна ли его догадка?

Профессорская половина тоже не подавала признаков жизни. Виталя подивился, зачем Иван Терентьевич забрал с собой собаку в тесную городскую квартиру.

Гранкин вернулся в машину. Только убедившись, что движок действительно не работает, он повернул в замке ключ зажигания.

Что-то чёрное мелькнуло у него перед глазами, опустилось на горло и несильно придушило его.

— А-а-а-а-! — заорал Гранкин и успел пожалеть сразу о трёх вещах: что до сих пор так и не приобрёл никакого оружия, что не сообщил Эльзе о своей догадке, и что… так и не позавтракал утром. Умирать голодным было противно.

— Что, пусисюсик, тебя потянуло навестить родное гнездо? Как зовут твою новую подругу? Ностальгия? Экспедиция? Импотенция? — страстно прошептал в ухо женский голос, и в нос ударила волна удушливо-сладкого аромата.

Виталя попытался оттянуть удавку, та легко поддалась, оказавшись чёрным женским чулком с силиконовой ажурной резинкой (Виталя теперь разбирался в чулках).

— Я не пусисюсик, — прошептал он, пытаясь в зеркале заднего вида рассмотреть нападавшую. — И у меня нет подруг по имени Ностальгия и Импотенция. И Экспедиции тоже нет.

— Да?! — удивился голос сзади.

Гранкин резко развернулся и уставился на пожилую даму с копной голубых волос, сидевшую на заднем сиденье. Всё бы ничего, но на даме ничего не было, кроме чёрного бюстгальтера, трусиков и одного чёрного чулка на ноге. Несмотря на возраст, дама выглядела без одежды неплохо.

— Ой! — смутилась она вдруг, выдернула из рук Витали чулок и стала поспешно его натягивать. — Ой! А что это вы в нашей машине делаете?! Я думала, это мой старый хрыч приехал со своих…ок, — сильно выразилась она. — И причёски-то у вас одинаковые, сзади и не поймёшь, извините!

— Я не ваш старый хрыч, — принялся оправдываться Виталя. — Иван Терентьевич дал мне свою машину на время.

— И за это время вы успели расквасить ей нос? — усмехнулась дама, натягивая лёгкий сарафанчик.

— Успел, — смутился Гранкин.

— Ну ничего, — успокоила его дама, — старый хрыч не расстроится. Он обрадуется, что вы целы и невредимы, и скажет, что машина — это всего лишь груда железа.

— А вы Маргарита?

— Маргарита я, Маргарита. Иду, смотрю, машина наша стоит не запертая. Дай, думаю, спрячусь, устрою ему секс-атаку. И где же он сейчас обитает?

— У меня, — признался Виталя.

— Поменял ориентацию?

— Ну что вы, — смутился Гранкин, — мы просто друзья.

— Собутыльники, — уточнила жена Ивана Терентьевича.

— Ну, не без этого, — зачем-то разоткровенничался Гранкин. — Он говорил, что вы очень ревнивы.

— Жаловался?

— Сетовал. Нет у него никаких подруг! Он замечательный человек, верный муж.

— Все вы верные!

— Не все. То есть некоторые. В смысле, есть, конечно, отдельные неверные экземпляры, но их гораздо меньше, чем принято думать.

— Не знаю, как вы, а вот мой экземпляр как раз и есть тот самый отдельный, неверный!

— С чего вы взяли?

— Женская интуиция.

— Ваша подруга Интуиция пытается строить вам мелкие женские козни. Вы сами себе противоречите! Кричите, что профессор вернулся со своих… гулек и тут же обвиняете его в импотенции.

— Да?!

— Да.

— Считаете, что я к нему придираюсь?

— Настаиваю на этом. Вам нужно бережнее относиться к профессору. Он нужен… стране.

— Вы мне советы даёте?!

— Да!

— А вдруг я вовсе не Маргарита?

— Да Маргарита вы, Маргарита!

— Пойду, подумаю обо всём об этом, — вздохнула голубоволосая дама и сделала попытку выйти из машины.

— Стойте! — Гранкин схватил её за руку. — Я приходил к соседу вашему, Андрею Крылову. Он не появлялся здесь в последние двое суток?

— Да чёрт его знает. Я же за ним не слежу. Вроде не появлялся. Если хотите его поймать, то с двух до трёх найдёте его в ресторане «Джокер». Он обедает там каждый день.

— Откуда вы знаете?

— Слышите, кукушка кукует?

— Да, — растерялся Гранкин.

— И что, разве не понимаете: «Джокер», «Джокер»?!

— Как-то не очень допёр. Может, она ещё чего интересненького диктует?

— Да. Говорит, что Джерри лучше вернуться домой. Ведь вы сегодня вряд ли позавтракали?

— Откуда вы знаете?

— Наверное, сделали бутерброд и отвлеклись на секунду?

— Яйца сварил, и пока они остывали, поговорил по телефону.

— О! Яйца! Да он глотает их вместе со скорлупой, не жуя. Стремительной, незаметной тенью может метнуться даже на потолок, если там есть яйца. Знаете, у нашей соседки курочки несутся. А курочки любят, когда над ними хлопочут, когда им нужно нестись. Но кто же будет хлопотать над курочками? Хозяевам недосуг. Так хлопотать повадился Джерри! Бегает вокруг них, суетится, скулит, подпрыгивает. Как только курица яйцо снесёт, он его — хлоп! — и съест тёпленькое. Представляете, к нам все соседские курицы бегают в ограду нестись. Иногда и я умудряюсь пару яичек урвать. Так что Джерри нужно домой! Но без Ваньки он не пойдёт.

— Значит, и профессору нужно домой, — закончил мысль Гранкин.

— Я этого не говорила.

— Но вы же слышите, кукушка кукует?

— Так и передайте ему — кукушки местные митингуют, Ивана Терентьевича домой требуют! Прощайте. Ездите осторожней, а то шишек себе не дай бог набьёте. Подушка-то безопасности, того, наверное, готова?

— Того, — виновато кивнул Гранкин. Дама вышла из «Мерседеса», и он осторожно тронулся с места.

Всё-таки, интересная это профессия — детектив. Где ещё познакомишься с полуобнаженной профессорской женой, устраивающей секс-атаки в машине и ворующей яйца из-под соседских кур?

Агентство «Стар» тоже оказалось закрыто. Дверь полуподвала не поддавалась, на окнах были решётки и плотные жалюзи, рассмотреть через которые, что там происходит внутри, не представлялось возможным.

Дежурная в гостинице «Северной» безапелляционно заявила, что постояльца по фамилии Крылов у них не было и нет.

То же самое повторил администратор гостиницы «Капитан Грант».

— Вы что-то напутали, — добавил он.

«Напутали, напутали!» — чуть не запел Гранкин и посмотрел на часы. У него оставалось тридцать минут, чтобы попробовать попасть в ресторан «Джокер» в то время, когда там обедал Андрей Крылов.

Но центр города по-прежнему был перекрыт! Везде сновали какие-то странные толпы — весёлая молодёжь, чинные старики, мамаши с колясками и папаши с пивом. Виталя вдруг вспомнил, что сегодня выходной и на растяжках, которые пестрели над головой прочитал, что сегодня же ещё и День города. Он чертыхнулся. «Джокер» был расположен на центральной площади — там, где и шли основные гулянья.

Виталя нашёл на платной стоянке местечко, втиснул туда свой раненый «Мерс» и потопал по широкому проспекту, смешавшись с толпой. Солнце нещадно прижигало бритый наголо череп, и Гранкин решил, что надо обзавестись такой же бейсболочкой, как у профессора.

На центральной площади под открытым небом была оборудована сцена. На ней под гармошку отплясывал русскую народную какой-то танцевальный коллектив. Народ взирал на шоу доброжелательно, некоторые даже присвистывали, притопывали и прихлопывали. Хорошее настроение у горожан было вызвано выходным днём, отличной погодой и количеством выпитого: под ногами валялось такое количество пивных банок, что Виталя пару раз поскользнувшись на них, чуть не упал.

В ресторан «Джокер» Виталю не пропустили.

— Мест нет, — тормознул его охранник на входе и бесцеремонно ощупал взглядом нехитрую Виталину одежонку.

— Я детектив! Частный! — как можно громче сказал Виталя, чтобы в зале его услышали. — Мне нужно поговорить с людьми, которые обслуживали в вашем ресторане Андрея Крылова!

— Чего?! — удивился охранник такой крикливости.

— Крылова Андрея Андреевича! — завопил Гранкин. — Он завсегдатай!

— Слышь, ты, детектив, — тихо сказал большой сильный парень, — пятки смажь керосином. — Он взял железными пальцами Виталю за локоть и подтолкнул на выход. — А то на любого частного детектива всегда найдётся хорошо обученный сотрудник частного охранного предприятия.

— Это ты-то хорошо обученный? — поинтересовался, упираясь пятками в пол Виталя.