Хищники с Уолл-стрит Воннегут Норб
Ее радостный настрой сменился напряженностью.
– Это имеет какое-то отношение к деньгам Фреда? – тревожно спросила она.
– Да, как ни прискорбно сообщать.
– Не подслащай пилюлю, – потребовала она. – Сколько мы потеряли?
– Проблема не в рынке, Бетти. «Келемен Груп» была фикцией. Чарли прокручивал схему Понци. Он обманул тебя. Он обманул всех своих инвесторов.
– Только не Чарли! – охнула она.
– Деньги Фреда пропали.
Мучительно долгий момент, чреватую паузу в чистилище, мы хранили молчание. Наконец Бетти спросила:
– Сэм сможет вернуть мне деньги?
– Сомневаюсь. Она не знает, где Чарли держал их деньги. Он обдурил Сэм. Обдурил и ее родителей. Они инвестировали в «Келемен Груп» большущие бабки.
– Но Сэм и Чарли вели такую шикарную жизнь. Приемы, обеды, драгоценности, – возразила Бетти.
– Все это куплено на деньги инвесторов. Наличных у нее нет. Прямо после похорон я подкинул Сэм денег, чтобы продержать ее на плаву.
Секунду-другую Бетти подыскивала слова.
– Сэм замарана, – прошипела она. – Все мои деньги! – воскликнула она. – Деньги Фреда. – И тут она взорвалась. – Они оплатили мои услуги декоратора деньгами Фреда! Деньгами Фреда!
– В каком смысле она замарана? – спросил я, заранее зная ответ. Сезон охоты на Сэм Келемен открылся.
– Она знала, Гроув! Чарли никогда и ничего не мог скрыть от Сэм. Наверное, она помогала.
– Если Сэм знала, – возразил я, – она заслуживает «Оскара».
– Не будь так наивен, Гроув. Я эксперт по дисфункциональным бракам. Мужья и жены пытаются скрывать. Но дерьмо в раковине непременно всплывает.
– Не в этот раз, – не согласился я. Но в глубине души начал громоздить сомнения.
– Я на это не поведусь! – взвизгнула она, выплеснув свой гнев децибелами. Я отдернул трубку от уха, защищая слух от новых выплесков. Но Бетти тут же обмякла и извиняющимся тоном проговорила: – Гроув, я просто думаю о Фреде.
– Я понимаю.
– Как, по-твоему, я смогу вернуть свои деньги?
– Не знаю.
– Что мне делать? – спросила Бетти.
Альтернативы не было. И я посоветовал ей совершить немыслимое.
– Найми адвоката.
– Скажи мне что-нибудь такое, чего я не знаю, – парировала она. – Сэм Келемен замарана.
От этих слов я скривился, чувствуя себя так, будто предаю Сэм.
– Может, тут замешан кто-нибудь другой. – Моя последняя отчаянная попытка уберечь Сэм от растущего негодования Бетти.
– Кто? – напрямую спросила она.
– Пока не могу сказать. На этой неделе узнаю больше.
– Гроув, просто помоги мне вернуть деньги Фреда.
Мы попрощались. Ни у меня, ни у нее не хватило ни пороху, ни намерения продолжать. Бетти подсчитывала свои потери. Мне нужно было позвонить Романову и настоять на том, чтобы передать красную папку из рук в руки. Ему это может не понравиться. Но на встречу он явится, будь спок. Тут и к гадалке не ходи.
Но одна реплика все тревожила меня. «Она замарана, Гроув».
Бетти наверняка заблуждается. Сэм не помогала Чарли со схемой Понци. Она понятия не имела, где он держит деньги. Но выбросить слова Бетти из головы я все равно не мог.
«Она замарана, Гроув».
Перелистывая красную папку, я надеялся найти подсказку, ответ, хоть что-нибудь в помощь Сэм, что угодно, доказывающее, что Бетти не права. Во время последнего звонка Сэм отнеслась ко мне, как к прокаженному. Ну так что ж? Чтобы поколебать мою преданность, одного скверного разговора мало. Эвелин так дорожила дружбой с Сэм.
Ничегошеньки.
Я не нашел ничего, кроме собственной пометки на обратной стороне обложки красной папки. В тот день в кабинете Чарли я углядел в его календаре «Аутлук» фамилию «Пинкни». В Чарльстоне от Пинкни яблоку негде упасть. Согласно моей пометке, у Чарли на завтра была назначена встреча с врачом.
Следующее мое решение изумляет меня по сей день. Почему я так поступил, мне не понять вовеки. Соображай я получше, я ни за что не позвонил бы сестре Пинкни. Звонок этот олицетворял высшую степень назойливости. Покойник Чарли или нет, а его медицинские проблемы – его собачье дело. Не мое. Однако порой один звонок может перевернуть мир с ног на голову. Или наоборот. По выражению Чарли, я «угодник». Отменить встречу с врачом казалось мне просто любезностью.
После второго гудка работница регистратуры ответила:
– Манхэттенская клиника планирования семьи.
Спустя тридцать секунд набившей оскомину мелодии в трубке я услыхал греющие душу протяжные слоги:
– Сестра Пинкни слушает. Чем я могу вам помочь?
– Этот акцент я узнаю где бы то ни было. Вы из Чарльстона. – Продолжать, пока мы не разыграем весь сценарий «а вы знакомы с…», было невозможно. Оказалось, что я знаком с обоими Буббами Кондонами, ребятишками из Высшей школы имени епископа Ингланда{108}, с которыми не виделся много лет.
Наконец Рита – так звали сестру Пинкни по имени – спросила:
– Итак, Гроув, почему вы позвонили?
– Ну, может, это глупо…
– Репродуктивные проблемы – естественное явление, – ласково произнесла она. – Вы хотите записаться на прием?
Да откуда мне знать? Я не спал с женщиной уже 18 месяцев.
– Вообще-то я хочу как раз отменить.
– В самом деле?
– Чарли Келемен был моим другом, и…
– Случившееся – просто кошмар, – перебила она.
– Так я и думал, что вам может быть уже известно. Но хотел подстраховаться, вот и позвонил.
– Как мило! Никто не звонил, но мы все видели телерепортажи.
– Значит, вы еще не слыхали хорошую новость?
– Какую еще хорошую новость?
Странно.
– Что бы вы ни сделали для Сэм, это сработало.
Я помнил слова Сэм в «Живце», как будто это было только вчера. «И трах-бах – привет, Сэм! Лекарства от бесплодия вдруг шандарахнули».
– Проблема была не в Сэм.
Выпалив это, Рита тотчас прикусила язык. Я ведь не член семьи. Делиться со мной медицинскими сведениями о Келемене было ошибкой.
Секунду мы оба хранили молчание. Потом мое сознание зарегистрировало слова сестры, как землетрясение магнитудой в семь баллов.
– Чарли был импотентом?! – Мне пришлось изо всех сил держать себя в руках, чтобы не ляпнуть «стрелял холостыми».
– Я уже сказала больше, чем следовало.
Но я отказался закрыть глаза на этот промах.
– Рита, я понимаю, что вы меня в глаза не видели. И прошу прощения, что поставил вас в неловкое положение. Но вообще-то я в беде по уши. Я могу лишиться работы, и у меня проблемы с полицией. Когда я вам позвонил, я и думать не думал выведать что-нибудь конфиденциальное о семье Келемен. – Я помедлил, чтобы слова мои дошли до ее сознания. – То, что вы только что сказали, может снять все мои проблемы.
Быть может, сработала искренность. Может, знакомый акцент – между нами, чарльстонцами, говоря. Что бы то ни было, но по гроб жизни буду в долгу перед Ритой Пинкни за ее ответ.
– Сэм беременна? – предположила она, все еще раздумывая, как ответить.
– Да.
– От меня вы этого не слышали, – заявила Рита.
– И чего же я не слышал? – подтвердил я.
– Помните название той католической школы на Каминг-стрит, прежде чем она слилась с Высшей епископа Ингланда?
– Вы имеете в виду Непорочного Зачатия? – деликатно осведомился я. Тут до меня дошло, и на сей раз я не удержался. – Чарли стрелял холостыми?!
– Мне надо идти.
Глава 52
– Ага, теперь вам хочется поговорить?! – вопросила Мэнди Марис по телефону. – Не вы ли называли меня гребаной гадюкой?
– Каюсь, виновен. Пресса меня напрягает.
– Да я уж вижу. Материал о Келемене пойдет завтра.
Я только-только закончил разговор с сестрой Пинкни. Хуже моя перепасовка с Марис начаться не могла. У «Нью-Йорк пост» свои сроки, сколько бы трупов ни осталось позади.
Тяжеловато выпрашивать любезность у человека, которого назвал «гребаной гадюкой».
– Мэнди, я относился к вам хуже некуда. Я сожалею. Отыграть обратно, наверное, не получится.
– Я не поменяю ни запятой.
– Я вас не виню. Точки тоже можете оставить в покое. – Мне вдруг показалось, что общаться с прессой все равно что продавать продукт: соглашайся с возражениями и меняй позицию. – Но позвольте мне спросить об одном.
– Хорошо.
– Почему это вы ничего не напечатали о вчерашнем приходе полиции?
– Мы решили, что завтра на первой полосе это даст больший резонанс.
– Мои шуры-муры с прекрасной вдовой Сэм Келемен? И конечно же, моя причастность к смерти Чарли Келемена?
– Для человека, не общающегося с прессой, вы осваиваетесь не по дням, а по часам, – подтвердила она. – Я вроде как занята, если вы не возражаете.
Пора закинуть наживку.
– А может, схема Понци даст резонанс побольше? – невинным тоном осведомился я, переигрывая ее слова.
– Какая схема Понци? – навострила она уши.
– Даю вам эксклюзив при одном условии.
– А именно?
– Воздержитесь от любых упоминаний моего имени до четверга.
– Да ни за что, – отрезала Марис. – Подробности я могу узнать у инвесторов Келемена. Пэтти Гершон уже сказала мне о вас все, что мне надо знать.
– Вы с ней говорили?
– Она звонила в понедельник после обеда, – ответила Марис. – И чем это таким вы умудрились так ее достать?
Тоже мне, предмет для разговора.
– У Пэтти своя повестка дня. А друзьям Чарли неизвестно то, что известно мне, Мэнди. Вторая половина истории разыграется завтра. Вы можете быть на месте событий за тридцать минут до того, как у кого-либо из конкурентов хоть забрезжит.
– И кроме вас, подтвердить некому? – поддела она. – Что мне надо сделать?
– Будьте на месте завтра в полдень. В двенадцать тридцать вы получите сигнал о том, куда идти.
– Что за игры плаща и кинжала? Откуда мне знать, что это не розыгрыш?
– Ниоткуда. Откуда мне знать, что вы не напечатаете каких-нибудь мерзостей обо мне?
– Мне нужно что-нибудь, чтобы убедить своего редактора.
Через тридцать секунд мы подвели черту. Я похерил либо все это дело, либо собственную участь. Мне предстояло сделать еще два звонка: один – Романову, а второй – моему секретному оружию.
Я уповал на то, что это сработает.
Глава 53
Насколько припоминаю, «Красное пламя»{109} – кухмистерская возле угла 44-й стрит и авеню Америк. Днем его кабинки, обшитые фанерными панелями, забиты народом напрочь. Меню предусматривает яичницу-болтунью, мясной рулет, бекон и картофель фри, поджаренный дюжиной разных способов. Именно в таких заведениях нью-йоркские трудоголики поглощают антистрессовые трапезы, не обращая внимания на хруст, скрежет и хлопки собственных артерий после каждой вилки, перегруженной жирами.
«Грубость» нигде в меню не значится. Но официантки швыряют на стол королевские порции с таким видом, будто о чаевых и не помышляют, а уборщики посуды маячат над пластиковыми столиками, будто ждут не дождутся, когда можно будет забрать тарелки и послать посетителей куда подальше. Иногда я там перекусываю за стойкой – скорее ради гама толпы, чем из-за вкуса еды.
«Красное пламя» – идеальное место для встречи с Романовым. Пока мы беседуем, вокруг будет уйма народу.
Шла среда, вторые сутки моего принудительного изгнания из СКК, очередные 24 часа для Гершон и прочих, чтобы покуситься на клиентов. Во вторник Романов согласился забрать папку АРИ лично. Но договоренность пришлась ему не по нутру.
– А ты не мог бы просто прислать курьера, Гровер? Некоторые из нас работают, знаешь ли.
Реплика Романова была подколкой, ежу понятно. Прикусив язык, я отвесил в трубку земной поклон. Похоже, подобострастие – лучший способ застать Русского Маньяка врасплох.
В 11.40 утра пестрая компания из туристов потянулась в «Красное пламя» ради раннего ленча. Около двух третей кабинок уже были заняты. Еще минут двадцать, и толпа будет выстаивать в ожидании, пока столики освободятся. В глубине зала трое поджарых мужичков в черных майках с тонкими бретельками сидели за стойкой спиной ко мне.
Хорошо, что мы пришли сюда пораньше.
Кролик-зазывала, невысокая женщина со средиземноморскими чертами, указала мне на свободный табурет рядом с ними.
– Нет, – отрезал я и попросил кабинку перед жирной ложкой. – Ко мне еще должны подойти.
Хостесса одарила меня блеклой улыбкой, которая могла бы означать «нет проблем». Но на самом деле означала скорее «пошел в жопу». В «Красном пламени» не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
Она сунула мне меню, покрытое коркой окаменевшего кетчупа, и указала на кабинку, втиснутую между семейкой с тремя маленькими детьми с одной стороны и каким-то манагером, сгорбившимся над ноутбуком, с другой. Идеальный вариант. Отсюда мне будет видна и дверь, и все происходящее в ресторане.
Трансжирные ароматы чизбургеров с беконом и картошки фри тяжко висели в холодном кондиционированном климате тесной забегаловки. Утихомирить мои нервы этим запахам не удалось. И ни малейшего аппетита у меня не было. Испытывая напряжение и тревогу, тормошил красную папку Чарли и время от времени бросал взгляд на субъекта с компьютером у меня за спиной. Трое амиго в черном у стойки хохотали и покрикивали.
Чего там такого смешного?
Маленькая девочка, к немалому неудовольствию родителей, встала на сиденье и повернулась лицом ко мне. Закрывая глаза ладошками, она затеяла игру: «То вижу, то не вижу». Я в игру включился – сперва закрывая глаза, а затем убирая одну ладонь в сторону, чтобы посмотреть. Смех девочки рассыпался по залу колокольчиками. И на минутку я забыл о Русском Маньяке.
Романов рассеял чары. Он явился в полдень, минута в минуту. Его пунктуальность всегда меня впечатляла. На Уолл-стрит опоздания в порядке вещей, и за годы я свыкся с мыслью, что они намеренны. На манер своеобразного фасона. Опоздания подразумевают большие сделки, куда более важные, чем местная возня. По-моему, некоторые особы опаздывают лишь затем, чтобы изобразить собственную значимость. Но не Романов. При всех его недостатках безалаберность к их числу не отнесешь. Он прибыл как раз вовремя и спешить не собирался.
На Алексе был серый костюм в полосочку, белая рубашка и безупречно-синий галстук. Он подрулил к моему столику с обезоруживающей элегантностью. Он двигался, как претендент на титул чемпиона, заходящий на безвестного бойца более низкой весовой категории.
Встав, чтобы пожать ему руку и сказать «привет», я впервые заметил, с кем пришел Романов. Моргнул раз, другой в надежде, что его эскорт рассеется в воздухе. Не сработало. За ним вышагивала Сэм – больше не согбенная вдова, а свирепая, надменная женщина на высоких каблуках.
Что бы это значило?
Сэм я не приглашал. Тем не менее – вот она. Внимание мое привлекли ее разящие синие глаза, источавшие арктический холод. Еще ни разу прежде она так не походила на сибирскую хаски, как теперь.
Только не это.
Приход Сэм выбил меня из колеи. Обмениваясь с Романовым рукопожатием, я промахнулся, и он сжал мои пальцы, позорно тряхнув руку, как тухлую рыбу.
Ненавижу, когда такое случается.
Широкая улыбка воссияла на лице Романова, будто заезжая знаменитость в эпизодической роли. Сэм подставила лицо, чтобы походя чмокнуться, и при нашем торопливом столкновении щеками мне показалось, что настоящая сибирская хаски проявила бы больше тепла и чувства. Ее внезапная сдержанность напомнила мне слова Бетти: «Она замарана, Гроув».
– Сэм, тебя я не ожидал, – проговорил я, пустив в ход всю свою доброжелательность без остатка, скрывая крайнюю досаду. Мой план уже сошел с рельс. Схлестываться с Романовым на глазах у Сэм никто не собирался.
Что она здесь делает?
Сэм будто прочла мои мысли.
– У нас с Алексом ленч.
– Надеюсь, вместе со мной.
– Извини, Гровер, – пророкотал Романов, раскатив свои «Р» так, что зубы заныли. – Я возьму? – спросил он, глядя на красную папку на столе кабинки. – У нас заказан столик в «Ле Бернардин». – Говорил он с царственным высокомерием человека, который терпеть не может чизбургеры, утыканные пикулями, грибами и луком.
Неудивительно, что меня он достает до печенки.
– В «Ле Бернардине» лучшая рыба в Нью-Йорке, – заметил я. – Сделай себе любезность, Алекс. – Я подождал, пока мои слова дойдут до него. – Позвони туда и отмени.
Повелительно, смело, кратко, мощно – любой сержант учебки был бы в восторге. Сэм вытянулась по стойке «смирно», широко распахнув глаза от изумления и благоговения. У Романова отвисла челюсть, но лишь на секунду. Оправившись, он презрительно – хоть и малость напряженно – поджал губы.
Романофф{110} сел. Сэм села. Я сел. Какое-то время все мы трое сидели, ничего не говоря, сидя и страдая от неудобных сидений. Наконец Романов вопросил:
– Что у тебя на уме, Гровер? – Он потер костяшки, как боксер, массирующий кулаки перед боем.
– Я хочу проинспектировать твой портфель, – саркастически сказал я.
– Пошли, Сэм. – Романов начал бочком пробираться к выходу из кабинки, по пути подхватывая красную папку. – Гровер, у нас нет времени на игры.
Я ладонью припечатал папку обратно к столу. Жестко. Хлопок – плоть о картон и картон о пластик – звонко разнесся над гомоном забегаловки. За стойкой в нескольких ярдах от нас трое в черном оглянулись в нашу сторону.
Сэм отпрянула, прежде чем накинуться на меня.
– Гровер, какого черта?! Что тебя мучит? – Она начала пробираться вдоль скамьи, на сей раз уже быстрее.
Гровер? Она никогда меня так не называла.
Проигнорировав Сэм, я зевнул для пущего эффекта.
– Алекс, можешь поговорить со мной. А можешь – с КЦБ. Мне без разницы.
Они перестали пробираться. И окаменели.
– Это интересно, – парировал Романов. – Слушаю. – И широко улыбнулся, приглашая попытать судьбу.
– Рад, что мы договорились. – Я извлек из красной папки распечатку АРИ. – Погляди на два числа, записанных Чарли, – тридцать один точка двенадцать и тридцать точка одиннадцать. Я думал, это котировки, но «Рагид Компьютерс» не торговалась дороже шести долларов годами.
– Может, изложишь в версии Си-эн-эн? – прорычал Романов.
– Это не котировки, Алекс. Это даты.
– И что?
– И то, что в последние пару дней ноября и декабря продажи «Рагид» выглядят странновато.
– Что значит странновато? – спросил Романов, разыгрывая скуку и глядя на часы.
– Алекс, ты абсолютно прав, – начал я с нарастающим сарказмом в голосе. – Странновато – чересчур деликатно. Правильней сказать – накрученными.
Романов вызверился. От скуки и след простыл. Его черные глаза буровили во мне дыры. Он сжал кулаки и расслабил, сжал и расслабил.
– В конце этих месяцев торговались большие пакеты, – продолжал я. – Они подняли котировки на двадцать процентов в ноябре и на тридцать один процент в декабре.
– Надеюсь, ты понимаешь, что говоришь. – Он потер правый кулак.
– Ой, очень даже понимаю. Тебе принадлежит девять с половиной миллионов акций «Рагид Компьютерс». Полюбуйся этим числом, – чтобы подтвердить правдивость своих слов, я указал на распечатку портфеля.
Алекс поглядел и выслушал, не выказав ни тени чувства.
– Твои доли, Алекс, составляют двадцать два процента акций компании, находящихся в обращении. А ты не подал тринадцать-ди. У тебя проблема.
Романов и глазом не моргнул. Он заговорил негромким, ровным тоном, держа голос под контролем:
– Пошли, Сэм. Пусть Шерлок Холмс скушает свой ленч, – и стал подниматься. Я проигрывал. Он не клюнул.
– Сядь! – рявкнул я. – Я не закончил.
Четверо людей через проход напротив застыли, не донеся вилки до рта, и уставились на нас. Я откинулся на спинку сиденья и, понизив голос, заявил:
– Чарли знал.
Мягко, ласково сжав плечо Романова, Сэм заставила его сесть. И поглядела на меня с прищуром – холодно, враждебно и бесчувственно. Сквозь узенькие щелочки проглядывали проблески голубизны. Этот взгляд, презрение, сталь сказали мне все. Я разглядел вероломство и коварство. В Уэллсли Сэм никогда не лукавила. Она была склонна забывать даты. Да и во время замужества не хитрила – не было нужды. Чарли осыпал ее вниманием и подарками, только бы отогнать собственных демонов, сопутствующих его секретам. Если уж на то пошло, Сэм всегда была открытой и невинной.
Вот потому-то она и нравилась Эвелин.
В этом взгляде я разглядел беспринципную интриганку. Сэм выковала альянс с Алексом Романовым. Она сама вырыла себе яму. Ее глаза – кобальтовые бритвы – сказали мне все. Ее беременность с «непорочным зачатием» и рядом не лежала. Чарли был стерилен. Она вынашивает ребенка Русского Маньяка.
– В каком это смысле Чарли знал? – вопросила она, теребя бретельку лифчика.
– У Чарли были свои проблемы. Не так ли, Сэм?
За нее ответил Романов.
– Что ты хочешь сказать, Гровер?
Он перестал потирать свои кулаки, положил локти на стол, сложил ладони будто для молитвы и потер кончик носа обоими указательными пальцами. И злобно воззрился на меня поверх этого церковного купола из пальцев.
Обернувшись к Русскому Маньяку, я произнес:
– Чарли скурвился не сразу. Сомневаюсь, что он хотел надуть хоть кого-нибудь. То бишь поначалу. Но промашки взяли над ним верх. В том-то и проблема со схемами Понци. Денег вечно не хватает. Как их ни маскируй – под фонд фондов или высокодоходные облигации, – они обязательно рушатся. Верно, Алекс?
Романов промолчал, невозмутимо взирая на меня. Без намека на эмоции. Оценивая меня взглядом. Подыскивая уязвимые места. Кружа, как боксер, готовый перейти в нападение. И наконец спросил:
– А я-то тут при чем?
– Чарли хотел отвалить, – не спасовал я. – Ему требовалось наскрести денег. Возня с поисками новых инвесторов даром не прошла.
Сьюзен Торп ему грозила.
– И что же с того?
– Выход он видел в тебе, Алекс. У тебя была грандиозная доходность. – Передразнивая его голос, я произнес: – «Мы маниакально одержимы прибыльностью».
– Тебе не понравился рекламный посыл АРИ? – с издевкой бросил он, источая голосом желчь.
– Трехзначные доходы могут утаить уйму грехов. Чарли мог инвестироваться у тебя, пока не сколотит достаточно средств. Может, он даже показал бы прибыль – процентов десять, а то и двадцать. Кто знает, сколько именно? Я знаю одно: прибыль была бы меньше, чем твоя. Таким способом он мог бы сколотить деньжат, чтобы расплатиться с инвесторами.
– Прекрасная теория, Гровер. Но вот с фактами ты промахнулся. Чарли не вложил в АРИ ни цента.
– Может, и нет, Алекс. Но Чарли тебя разоблачил.
– Разоблачать было нечего.
– Ой, только не надо меня лечить! Чарли в «Менсе»{111} не состоял. Да и я, если уж на то пошло. Но разнюхал твою позицию в двадцать два процента в «Рагид Компьютерс».
«Где прошляпила КЦБ», – мысленно добавил я.
– Ты слишком много смотришь ящик, Гровер.
– Ты слишком накручиваешь на закрытии, Алекс. Чарли об этом знал. Он хотел поиметь свою долю. Тут-то все и началось.
– Перебрал с «CSI», – оборвал Романов.
– Предпочитаю «Закон и порядок».
Каждый топ-продюсер понимает язык тела. Именно это умение делает нас лучшими в своем деле. И все мы сходимся в том, что глаза выдают мысли потенциального клиента. Глаза первыми выдают обеспокоенность или малейшее покушение на обман. У Сэм это выражение уже проскользнуло – кобальтовые клинки. И теперь Романов моргнул. И этим непроизвольным трепетом подтвердил, что мое чутье не ошиблось.
Читать бесплатно другие книги:
