Хищники с Уолл-стрит Воннегут Норб
Я принялся сгущать краски.
– Давай посмотрим, Фрэнк. По моим расчетам, Джей-Джей сегодня утром стоил пятьсот двадцать два миллиона долларов. По полпроцента это ежегодная премия в два и шестьдесят одну сотую миллиона долларов. А это только Джей-Джей, Фрэнк. У меня есть и другие клиенты. Ты в самом деле хочешь просить разрешения у Гершон всякий раз, когда захочешь пописать?
Запугивание сработало. Фрэнк сдался, проронив одно-единственное слово: «Хана». Я его дожал.
Триумф мой был недолгим. Младенчик распорядился:
– Гровер, вы должны очистить помещение.
Я состроил ему свою лучшую физиономию «убейся об стену». Уничтожающий взгляд принес мне облегчение. Но ничего не изменил. Я и сам это понимал.
– Фрэнк, можно мне забрать кое-что со своего стола? – Просьба прозвучала чуть ли не униженно.
– Увы, Гроув. Мы пришлем все, что тебе потребуется.
– Проклятье, Фрэнк. Я проработал здесь восемь лет, а ты относишься ко мне, как к гребаному Джону Готти{101}. Мне надо кое-что забрать. И вовсе не какой-то чертов профессиональный секрет.
– Ладно, ладно, – уступил он.
– Спасибо.
В лучшие времена мы с Фрэнком обменялись бы рукопожатием. Но не сегодня. Мы оба сторонились друг друга, и наше напряжение висело в комнате, как смог. Для Фрэнка я стал парией. Мое прикосновение стало токсичным, ядом, угрожающим его бонусу и его карьере. Он больше не воспринимал меня как топ-продюсера. Как раз там и тогда я осознал, что в моей отрасли есть еще одна аксиома.
Шестая. Стабильной работы для топ-продюсеров не бывает. Мы можем рухнуть со своих пьедесталов в любой момент – жестко и без предупреждения.
Поднявшись, Фрэнк сопроводил меня до порога кабинета. Двигался он медленно, держа безопасную дистанцию между нами. Его язык тела сообщал: «Я приму семичасовой душ через 30 секунд после твоего ухода». Тем не менее Курц с неизменным профессионализмом выразил заботу.
– Гроув, надеюсь, это только временно.
– Фрэнк, ты ведь не думаешь, что я вернусь. Правда?
– Я не уверен, – произнес он.
Младенчик поглядел с сомнением.
– Пошли, – сказал я охраннику перед кабинетом Курца. Линейка фотографий финансовых мошенников Фрэнка издевательски смотрела мне в спину. Иоанн Павел, казалось, готов дать мне отпущение.
Когда Гас эскортировал меня к столу, все вытаращились на нас. Брокеры, ассистенты по продажам и операционисты разглядывали меня со всех сторон. Их полураскрытые рты манили фруктовых мушек, будто Венерины мухоловки. Я чувствовал себя униженным и оплеванным. Мое позорное шествие только началось, дальше мне дорога в тюрьму в наручниках и кандалах. Неудивительно, что подозреваемые в преступлениях в вечерних новостях прячутся от объективов. Я бы с радостью натянул на голову пиджак. Скальп покалывало – верный знак, что я залился краской. В том-то и проблема со светлой кожей. Я никогда не мог скрыть своих эмоций.
Но мои коллеги увидели не преступника, а нечто иное. Они приветствовали меня, как героя-победителя – Юлия Цезаря ОФЛ. Один брокер воскликнул:
– Только не ты, Гроув!
Другой сказал:
– Сегодня не пятница. Ты не напутал с календарем?
Скалли, самый горластый фондовый брокер на свете, бросил:
– Замолви и за меня словечко.
Я так и не понял, о чем он.
Беременные женщины в районе Эстрогенового переулка расступились, как Красное море пред Моисеем. Но на поверхность всплыла леди Золотая Рыбка, а не Чарлтон Хестон{102}. И спросила, уставившись мне прямо в переносицу:
– Куда намылился, Гроув?
Наконец-то забрезжил свет. Вся контора думает, что я принял чек от конкурента. Скалли просит меня замолвить словечко в уповании, что ему тоже посулят солидную зарплату. Почти смешно.
Но не совсем.
– Полагаю, это решает вопрос с Джей-Джеем, – добавила Пэтти. Она уже вступила в борьбу за то, чтобы удержать бизнес Джей-Джея, когда я переберусь в другую фирму.
– Ну-ну, Пэтти, попробуй. – Моя развязность в этот безрадостный момент произвела бы впечатление даже на Уинстона Черчилля.
Когда я приблизился к рабочей зоне, Хлоя сфокусировала взгляд на мне и хрипло прошептала в микрофон:
– Мне надо идти.
Энни подскочила мне навстречу из своего кресла, представ передо мной с быстротой полузащитника.
– Ты куда? – с беспокойством, настоятельно спросила она. Преданность ее была очевидна.
Хлоя подоспела с другой стороны.
– Нет никакого чека, – тихо, чтобы не подслушали, шепнул я. – Вам могут наговорить обо мне каких-нибудь ужасов, но все это неправда. Все будет в порядке. – Слова застревали у меня в горле. Я даже не представлял, чем это может кончиться.
Поначалу Энни не сказала ничего, пытаясь вникнуть в происхоящее. И наконец шепнула:
– Перезвони нам снаружи.
– И скажи, что делать, – докончила Хлоя.
– Мне нужно, чтобы вы позаботились тут обо всем.
Гас притронулся к моему локтю.
– Извините, мистер О’Рурк. Пора идти.
Я изобразил телефонную трубку, выставив большой палец и мизинец, а три остальных согнув.
– Я вам перезвоню. Зола к вам присоединится. Постарайтесь ей помочь.
Ну, вот и всё. Я взял свой портфель и фотографию Эвелин и Финн со стола и пошел за охранником. Когда я шел к лифту, брокеры в моем офисе встали. Некоторые аплодировали. Некоторые хлопали меня по спине. Я чувствовал их зависть, их тоску по громадным зарплатам. Скалли гаркнул:
– Молоток, Гроув! – Черт, какой же он громкий.
Мы миновали Каспера, за своим клацаньем не заметившего этих гражданских треволнений. Клац. Клац. Клац. Выхватив эти чертовы щипчики для ногтей у него из руки, я швырнул их в корзину для мусора. Ликующие возгласы и аплодисменты, поначалу приглушенные, взмыли до мальтузианских оваций.
По сей день в толк не возьму, что нашло на меня дальше. Может, мой отказ, нежелание поверить в такой оборот событий. Может, самообман. Ведь приговор Курца никогда не выйдет на публику, верно? Гиканье и выкрики перекатывались по залу заседаний ОФЛ. Обернувшись, я вскинул обе руки кверху, приветствуя целый этаж ликующих фондовых брокеров, и изобразил из себя Лэнса Армстронга, восходящего на верхнюю ступеньку пьедестала «Тур де Франс». Я увековечил миф о солидном чеке. Подхватил энтузиазм каждого присутствующего Иуды Искариота.
Они ринутся за моими клиентами, как только я переступлю порог.
Вот тут-то шутка и кончилась, и мой мир полетел в тартарары. Овации внезапно оборвались. Челюсти у всех отвисли. Хвалебное выражение лиц сменилось чем-то новым. Я узрел отвращение и омерзение. Я увидел ненависть на всех лицах, кроме одного.
Пэтти Гершон ухмылялась от уха до уха. Она склабилась на что-то позади меня. И по ее ухмылке я наверняка понял одно: стряслась беда, и начал опасаться худшего.
Мои 15 минут позора настали.
Глава 44
Офицер Майкл Фитцсиммонс козырнул своим значком только перед Гасом. Но видел это каждый фондовый брокер на этаже.
– Бостонская полиция, – гаркнул он на децибелах, которые не посрамили бы и Скалли.
Оглядев форму охранника, Маммерт добавил:
– Дальше его заберем мы. О’Рурк нам нужен.
За ними следом шла невысокая брюнетка, тоже в штатском. Лицо ее казалось незнакомым. Я решил, что она из департамента полиции Нью-Йорка.
Сперва Кранч. Теперь они. Наша охрана на входе ни к черту.
В потрясенной тишине помещения я слышал, как злорадствует Гершон. Перефразируя предупреждение Миранды{103} для Эстрогенового переулка, она возгласила: «Ты имеешь право передать своих клиентов мне». Кто-то нервно хихикнул, но лишь на секунду. Консультанты ОФЛ были поглощены программой «Глазами очевидца», разыгрывающейся перед их собственными глазами.
– Сейчас неподходящее время, парни.
– А с чего это вам взбрело в голову, что у вас есть выбор?! – рявкнул Фитцсиммонс и провернул головой, запрокинув лицо. Его шея затрещала, как скворчащий на сковородке бекон.
Мое чарльстонское умение выживать в потасовках давным-давно приказало долго жить. Стоит мне замахнуться, и меня быстренько уложат.
– Рад, что вы привели подкрепление. – Я кивнул на женщину в штатском.
– Она не с нами, – отчеканил Фитцсиммонс.
– Мы думали, она тут работает, – растолковал Маммерт. Вот тут-то меня осенило лицом об стол. Я понял, кто она.
– Мэнди Марис, – представилась брюнетка. – Я из «Нью-Йорк пост», и у меня назначена встреча с Гроувом О’Рурком.
За письмом, близнецами и схваткой за Попрыгунчика Джей-Джея она напрочь вылетела у меня из головы.
– Придется перенести, – прорычал Фитцсиммонс.
– Я неделю ждала ради этой статьи, – упорствовала Марис. – И потом, какое у вас дело к О’Рурку?
– Вы слишком настырны, – парировал он.
В этот момент Курц и Младенчик появились из кабинета добра и зла.
– Что это все означает? – категорическим тоном осведомился Курц.
– Бостонская полиция, – пояснил Маммерт.
– «Нью-Йорк пост», – провозгласила Марис, пытаясь затмить двоих офицеров.
– Ни хрена себе! – промычал Скалли несколькими отсеками дальше.
– У вас встреча? – спросил у нее Курц.
– С О’Рурком. – Она указала на меня.
– Он занят, – поправил ее Фитцсиммонс.
Младенчик, казавшийся прежде столь наивным, прикинул шансы и взял командование на себя.
– Как вас звать, мэм?
– Мэнди Марис.
Мэнди Долбаная Марис, если точнее.
– Мы организуем вам интервью, мисс Марис. – Младенчик взглядом подозвал Гаса, и они милостиво увлекли ее в направлении пиар-отдела СКК. Толстый юрисконсульт обращался с ней, как дипломат.
Я его недооценил.
– Статья о Келемене пойдет в среду, – бросила Марис через плечо.
А какая статья пойдет завтра?
– Вам нужна переговорная, офицеры? – предложил Курц.
– Это не потребуется, – ответил Фитцсиммонс. – Мы направляемся в участок.
Я так и не спросил, есть ли у них ордер. Вопрос прозвучал бы слишком неловко в помещении, полном фондовых брокеров, пускающих слюни на моих клиентов.
Двое офицеров и я направились к лифтам. Последнее, что я видел, – это Пэтти Гершон, украдкой подбирающуюся к Курцу. Скалли и Каспер крались за ней, а целый отдел очковых кобр полз следом. По-моему, одна из них зашипела на меня.
Глава 45
Учитывая все вкупе, денек выдался отстойный. СКК только что меня выдворила. Двое офицеров отконвоировали меня из здания, восемь лет служившего мне корпоративным домом. А Пэтти Гершон, архинемезида и первостатейная душегубка, тем временем воровала моих клиентов.
Но это лишь половина дела.
Скалли, Каспер и остальные будут подбирать объедки Гершон, как шакалы. Мэнди Марис, брюнетка в штатском, где-то в недрах нашей конторы пишет хронику взлета и падения топ-продюсера. Что там говорит ей Младенчик?
День не заладился.
Курцу ни за что не удержать Гершон, на что бы он ни согласился. Наверное, она уже звонит Джей-Джею. «Поздравляю со сделкой».
Жополизание по-польски.
«Слыхал насчет Гроува? – спросит она. – Он покинул фирму. Ой, просто жуть, как он тебя надул на всех этих сделках. Хочешь сказать, что не знаешь? Ну и ну!»
Опять же вопрос о репутации, об увертюре и тысяче надрезов молвы. Слухи запятнают мое доброе имя. Мне явственно слышался шепоток и виделись напечатанные слова Мэнди Марис. Я по-прежнему толком не знал причины внезапного визита Фитцсиммонса и Маммерта. Но у меня имелись основательные догадки, и они мне не нравились.
Потеря клиентов была наименьшей из моих проблем.
Снаружи я почувствовал себя как-то не так, городской хаос показался сюрреалистичным. Во время торгов я никогда не мог выкроить время, чтобы рискнуть прогуляться по тротуарам, затеряться в повседневной толкотне туристов и служащих. Мне едва хватало времени даже на перекус – и тут вдруг я в качестве преступника шествую к участку района 54-й и 8-й.
Так или иначе, что нужно от меня Фитцсиммонсу и Маммерту?
Эти двое офицеров напомнили мне о двух других миокардиальных мигренях – Лаймовом и Хаммериле. Я ни о чем не сообщил в полицию. Наверное, близнецы донесли на меня, и бравые парни из Бостона уже знают. Как ни крути, они гости Нью-Йоркского департамента полиции. И мое упущение вдруг показалось злодеянием.
– Послушайте, – выпалил я, не подумав. – Этот тип махал у меня над головой цепью. Потому я и швырнул флягу.
– Какую флягу? – заинтересовался Фитцсиммонс.
– Какой тип? – подхватил Маммерт.
Они не знают.
Остановившись, оба офицера ждали ответа. Фитцсиммонс разминал шею по большой круговой орбите. Маммерт привалился к стене нашего здания, впившись в меня своими хорьковыми глазами. Парное запугивание сработало. Я сознался в драке. Попроси они, и я, наверное, прямо на месте сознался бы в похищении ребенка Линдберга{104}.
Фитцсиммонс набросился на меня первым.
– Как получилось, что вы не подали заявления? – В его голосе прозвучало скорее обвинение, чем вопрос.
– Ага, как получилось? – дожимал Маммерт.
– Я был расстроен. Годится? Я не запомнил их номеров. Годится? У меня сложности на работе. Годится? – Стаккато отговорок хлынуло ливнем.
– Ваши сложности имеют какое-то отношение к Лайле Приоло?
– Письму? – эхом подхватил Маммерт.
– Вам об этом известно? – Их осведомленность застала меня врасплох.
Затем я вспомнил попытку Младенчика услужить. «Мы даем вам рекомендательное письмо в полицию. Они могут проверить, совпадает ли подпись».
– В отделениях полиции вести разносятся быстро, – ответил Фитцсиммонс, подтвердив мою догадку.
– Это не мое письмо.
– Наши люди говорят, что это ваша подпись, – с прищуром уставился на меня здоровяк, олицетворяя сплошные сомнения и уничтожающие подозрения.
– «Фотошоп» творит чудеса.
– Может, и так, – согласился Фитцсиммонс. – Вы сможете рассказать нам об этом в отделении.
Меня спас мой сотовый, зазвонив, а то ляпнул бы какую-нибудь глупость. Рингтон, поставленный на максимальную громкость, протрубил тему «Розовой пантеры». Несколько туристов, проходя мимо, рассмеялись. Я порадовался, что Фитцсиммонс и Маммерт одеты в штатское, а то мы трое привлекали бы внимание.
– Вы не подержите? – спросил я Маммерта, вручая ему свой портфель.
Звонил Клифф Халек.
– Энни рассказала мне, что стряслось.
Помеха пришлась Фитцсиммонсу не по вкусу. Он нахмурился и наклонил голову – сначала к левому плечу, потом к правому.
– Не могу говорить, Клифф. Со мной полицейские.
– Ты на выходе кому-нибудь врезал? – спросил он, удивившись упоминанию о полиции.
– Объяснять некогда. Позвони Курцу. Скажи ему, что поможешь Золе Манчини управлять моим бизнесом. Не ведись ни на какое дерьмо. Если он будет возражать, действуй через его голову. Раздави его. Мне надо идти.
– Перезвони мне, – ответил он и дал отбой.
– Итак, вы говорили, – подсказал Фитцсиммонс.
Мой телефон снова встрял в разговор. Тема «Розовой пантеры» еще никогда не казалась мне настолько назойливой. На сей раз Энни.
– Клифф тебе звонил? Что нам говорить клиентам?
– Звонил. Я не могу говорить.
– Что происходит, Гроув? – Когда Энни что-нибудь нужно, она нипочем не отвяжется.
– Перезвоню позже. – Я дал отбой в стиле холодного звонка.
Не хотелось бы мне так поступать с Энни.
– Может, вам следует отключить эту чертову штуковину, – распорядился Фитцсиммонс, под хруст и потрескивание вертя головой круг за кругом.
– Может, вам следует подлечить свою шею.
Не следовало этого говорить.
– Не умничайте. – Прикоснувшись к моему локтю левой рукой, Фитцсиммонс махнул на запад правой и приказал: – Пошли. Вы рассказывали нам о письме.
– Лайла послала его мне факсом в прошлую пятницу.
– И что в нем такого важного? – осведомился он на ходу.
– Кэш Приоло настаивал, чтобы Чарли доказал свою финансовую состоятельность.
– Зачем?
– Ее семья инвестировала у Чарли десять миллионов, отчасти благодаря тому, что он гарантировал их инвестиции.
– И ваше письмо доказало, что у жертвы достаточно чистогана, чтобы дать такую гарантию, – заметил Фитцсиммонс.
– Это не мое письмо. Сколько раз надо повторять?
– Да хоть как.
– Да не хоть как! – сердито вскинулся я. – Фонд фондов Чарли маскировал схему Понци. – Вот оно. Я оголил фланг Сэм, чтобы прикрыть собственный.
– С чего это вы взяли? – заинтересовался рослый полицейский. И прежде чем я успел ответить, упрекнул: – И почему вы не сообщили об этом раньше? – Его вопрос прозвучал, как выговоры монахинь-преподавательниц у меня в старших классах.
– До субботы я не был уверен.
– У вас еще оставался в запасе целый день в воскресенье, – возразил Фитцсиммонс. – Мы работаем без выходных, – добавил он саркастически.
– Если припоминаете, – запротестовал я, – в воскресенье какая-то жертва экспериментов со стероидами пыталась проломить мне голову цепью.
– К этому мы еще вернемся, – парировал он. – Так в чем там проблема у вас в конторе?
Голова у меня пошла кругом. Фитцсиммонс то и дело менял тему.
– В СКК меня попросили взять вынужденный отпуск.
– Вас уволили? – поинтересовался он.
– Дали под зад коленкой? – без нужды растолковал Маммерт.
– Нет. – В голос я подпустил куда больше уверенности, чем чувствовал в душе.
– За дверь вас выставили не теряя лишнего времени, – сухо заметил Фитцсиммонс. – А что значит вынужденный отпуск?
– Это означает, офицер, что финансовые махинации дурно сказываются на репутации компании. Моя контора – преподобные Сакс, Киддер и гребаный Карнеги – дистанцируется от меня.
– Ну и язык, – заметил Фитцсиммонс. И тут же заложил очередной вираж: – Каковы ваши отношения с Сэм Келемен?
Я остановился на тротуаре как вкопанный. Вопросы принимают опасный оборот.
– Мне что, нужен адвокат?
Ни тот, ни другой на мой вопрос не ответили. Вместо того Фитцсиммонс добровольно сообщил:
– Мы знаем, что вы перевели ей семьдесят пять тысяч долларов.
– А вам откуда это известно?
– Нам сообщила ваша фирма, – сказал Маммерт. – Мужик из юридического.
Юрисконсульты СКК следят за всем, включая и денежные переводы.
– А при чем здесь мой перевод?
– Давайте я вам растолкую, – буркнул Фитцсиммонс, – на манер Тины Тернер.
– Что это значит?
– Красиво и легко{105}.
– Как в песне, – пояснил Маммерт.
– Наверное, ребята, вам следует писать для Лено{106}.
– Там, куда вы отправитесь, «Сегодня вечером» вам не посмотреть, – с издевкой бросил Фитцсиммонс. – Телевизор отключают задолго до половины двенадцатого.
– Что это должно означать?
– У нас имеется покойный муж, – пояснил он, – по случаю оказавшийся вашим лучшим другом. У нас имеется письмо, в котором говорится, что Чарли Келемен ходил по водам. И на этом письме имеется ваша подпись. У нас имеется вдова. Она горяча, как мошонка, а вы перевели ей семьдесят пять тысяч долларов. А теперь вдруг выясняется, что у нас пропали миллионы долларов, схема Понци. Все это делает вас интересным субъектом, и я пытаюсь понять связь между жертвой, его овдовевшей женой, переведенными вами семьюдесятью пятью тысячами долларов и, конечно, вашим письмом. Понятно?
– Это не мое письмо.
– Ваши отпечатки пальцев по всему этому делу. И пока что вы как-то не торопитесь делиться информацией со слугами закона. Уяснили картину?
– Я подозреваемый?
– Либо это, либо важный свидетель.
– Скорее подозреваемый, чем свидетель, – уточнил Маммерт.
На восточном углу 54-й и 8-й я свернул на север, в сторону своего кондоминиума. Но двое офицеров преградили мне дорогу.
– Давайте зайдем в наш клуб, нальем себе кофе и потолкуем, – распорядился Фитцсиммонс.
– Я не люблю пончики.
– Ты слышал, Мамс? – оглянулся Фитцсиммонс на коллегу. – У нас тут юморист.
– Ага, юморист, – поддержал тот.
– Я с разговорами покончил.
– Мы можем пойти простым путем, но можем и осложнить вам жизнь, – пригрозил Фитцсиммонс. – Мэнди Марис могут пригодиться для статьи несколько цитат.
– Вот оно как? – спросил я.
Фитцсиммонс развел руками, показав мне открытые ладони. Улыбнулся и снова хрустнул шеей.
Глава 46
В помещении участка Фитцсиммонс и Маммерт принялись поджаривать меня на медленном огне. Они пустили в ход все доступные уловки, применили все методы ведения допроса, разрешенные Женевской конвенцией для добычи признания и выжимания информации. Матерились. Кричали. Надували губы. Гневно колотили кулаками о стол. Надувались кокой, кофе и шоколадом – всем, где есть хоть капля кофеина. Около 12.30 поели чипсов и сандвичей, хотя для меня никакой еды не нашлось. Грозили. Насмехались. Пыхтели и кряхтели, хмурились и недоверчиво закатывали глаза всякий раз, когда я отвечал на вопрос. Скалились. Глумились. Из кожи вон лезли, как бульдоги, чтобы запугать меня. И большую часть трех часов наталкивались на равного противника.
Я работаю в большой нью-йоркской брокерской фирме. И имею дело с таким дерьмом что ни день.
Читать бесплатно другие книги:
