И в печали, и в радости Макущенко Марина

– Она поняла, что мне неинтересно, если партнер не активен, и не стала настаивать на том, чтобы я была, как все. Лана сама была и есть альфа-самка, если можно так говорить. Короче, я там занималась, а потом мне надоело, и я ушла. В начале сентября. И до этого июня я ее не видела, до той встречи в клубе.

Он ждал.

– Юра, тебе не кажется, что я достаточно тебе рассказала? Может, хватит? Оставь что-то для моей личной жизни.

– Может, ты вспомнишь, что это был мой первый вопрос, когда мы сюда пришли?

– Это тебя так волнует? Хорошо. Кажется, я впервые в жизни на исповеди. Никогда не исповедовалась, кстати.

– У священника бы волосы дыбом встали.

– И не только волосы. Извини. Лана была заинтересована во мне как в женщине. Она может спать и с мужчинами, и делает это, но нравятся ей больше женщины. Она хотела, чтобы мы были парой. Когда я это поняла, то сказала ей, что не надо надеяться. Но она очень уверена в себе и пыталась меня переубедить, а я согласилась хотя бы попробовать. И знаешь, для меня было откровением, что, оказывается, я не умею испытывать сексуальное влечение к женщинам. Просто я всегда ценила женскую красоту и обращала внимание на красивых женщин, поэтому думала: а может, да? Но оказалось, что это было удовольствие музейного характера. Я могу смотреть, но трогать не хочу. У нас не получилось, и мы расстались. Все. Все сказала, больше нечего говорить.

Мы замолчали, он смотрел на меня. Мне было тяжело, но я хвалила себя за то, что могу выдержать этот взгляд. Теперь – могу.

– Юра, ты мне веришь? Не потому, что считаешь это не своим делом, и не потому, что боишься навредить Мише, испортив со мной отношения, – ты правда веришь мне?

Он не сразу ответил:

– Да. Верю. Хотя и осуждаю то, что у тебя нет тормозов. Но ты не из того теста. Ты любишь играть в другие роли, тебе нравится экстрим, только чтобы попробовать и выплюнуть. Ты не стала бы брать на себя мужскую роль. Именно потому, что она тебе неинтересна. И Лана ничего не понимает в женской сущности. У нее психологические проблемы, и эта ее школа – ее способ с ними бороться. На самом деле очень хорошо, что ты пришла сегодня уложить Мишу.

– И спасла Олега?

– Да, кстати, я не говорил тебе… Спасибо. Давай спать?

Засыпая, я думала, как хорошо, что он поднялся. А до этого, в машине, хорошо, что я не выдержала и сказала ему то, что мне казалось главной правдой о себе. И то, что Лана вышла на Олега и спровоцировала этот разговор. Мне стало легче, потому что теперь он знал это обо мне. С девчонками мы смеялись, но я понимала, что для мужчины, тем более такого принципиального, мое прошлое слишком экстравагантно. Даже если я просто няня, я же мальчика воспитываю, как-никак. Мало ли что мне взбредет в голову? И мне было удивительно и приятно, что он понял меня.

Лана тоже говорила, что я не смогла тогда заняться сексом с «мужчинами» во время ритуала из-за того, что не хочу сама их брать. Мне нужно, чтобы меня взяли, и я многое отдам за это. Ей очень хотелось, чтобы я отдала свою силу, и свет, и сердце ей. А я больше не хотела ни с кем делиться. Вот только теперь могу и хочу. И есть с кем. И меня от него не забирают.

– Ты связываешь потребность в развлекательном ТВ с социальным грумингом, но об этом нет ни слова выше! – Юра зашел в комнату, когда мы с Мишей разрабатывали тазобедренные. Сегодня суббота, мы еще обещали друг другу доделать робота, которого складываем из кубиков уже вторую неделю. Юра переводил для немцев очередную мою статью.

– Как ни слова? Я же пишу о термине. – Я поднялась с пола и заглянула в его ноутбук. – Пропала страничка! Но я об этом писала! Хорошо, что ты не переводишь вслепую.

– Я так никогда не делаю.

– Понятно, у меня точно есть правильный дубликат, но дома.

– Тогда закончу завтра. Но я не понимаю, в чем связь.

– Приматы общаются с помощью социального груминга, чешут друг дружку. Мы облегчаем себе задачу с помощью языка и так осуществляем потребность в социальных коммуникациях. Хотя шерсти у нас нет, мы все равно нуждаемся в социальном груминге.

– То есть прикосновения, поцелуи, поглаживания – это рудимент груминга?

– Да, мы подсознательно ищем паразитов, – обрадовалась я его пониманию.

– Спорная теория, но какое это имеет отношение к психологии восприятия телепрограмм?

– Это имеет отношение к медиакоммуникациям. С помощью этой теории я объясняю потребность в эмоциональной составляющей. Мішо, перегортайся на спинку і тримайся за стільчик, а я потягну тебе за ніжки. Ось так. Человеку нужна информация, но потребность в прикосновениях сейчас частично компенсируется стимуляцией мозга. Поэтому так быстро развиваются гаджеты, которые создают виртуальную реальность. Не забывай, что я пишу о мозге массового зрителя. Его нужно подпитывать, и не фаст-фудом с заменителями. – Я посмотрела на задумавшегося Юру. – Знаешь, ты в своей операционной, как мой знакомый часовщик Блюмкин.

– Я – Блюмкин?

– Ты – Блюмкин. Классный дедуля, ему уже за девяносто, а он до сих пор ремонтирует наручные часы. Так вот, он еще работает, и у него есть клиенты, но он ремонтирует только модели, которые изучил в молодости. Сейчас по такой схеме делают только очень дорогие часы. Вот и клиентура у него редкая.

– Я обновляю свои знания.

– Ну и модель у нас в голове вряд ли когда-то изменится. Я вас сравниваю, потому что ты тоже ремонтируешь роскошную и очень дорогую вещь. Не каждый может позволить себе ее содержать. Хотя всем перепало. Мішо, вставай і йди готувати іграшки, ми з татом зараз прийдемо. – Ребенок вышел, а я продолжила качать пресс. – Сколько мозг занимает места?

– От массы тела? Два процента.

– А ему нужно потреблять двадцать процентов нашей энергии. И не все двадцать процентов уходят на нужные вещи. Многие распыляют их не на самые достойные удовольствия. Но иначе не могут.

– Это ты о Мане с котлетами?

– Да, запомнил ее?

– Ага. А ты, кстати, не права. Мозг тоже эволюционирует, и через каких-то десятки тысяч лет модель может поменяться. Я недавно читал результаты антрополога Генриха Пьерта. У него очень внятно описаны исследования срезов мозга человека на протяжении четырехсот лет. Это только гипотеза, но автор доказывает, что потребность в эмоциях меняется, и это видно на структуре мозга.

– Дашь мне? – Я зависла в воздухе.

– Они на немецком, и там много специализированных терминов.

– Все равно дай!

– Я тебе переведу. Мне он самому нравится.

Вот примерно так все и началось. Я имею в виду, начались наши словесные баталии, чтения, переводы, одним словом – споры ботаников.

Мы изучали разные сферы, но у них был общий круг вопросов: Юра ремонтировал мозг отдельно взятого индивида, а я изучала, что с помощью мозга много индивидов создают и как меняется восприятие мира. Мне льстил его интерес и то, что он задавал мне вопросы, не соглашался, считал нужным переубедить, звонил с работы между консультациями, чтобы сказать: «Я подумал, что ты права. Но это очень экстравагантно! Если ты найдешь мне ссылки на источники, то, так и быть, подразню этой твоей версией парочку законсервированных берлинцев».

Почему он носился за мной с этими книгами, мыслями, вопросами? Наверное, так выражалась его потребность в эмоциях. Мы стали проводить больше времени вместе, я опять пропускала милонги, мы засиживались до позднего часа за книгами и словарями. Юра находил для меня редкие материалы и книги, привозил из поездок журналы с опубликованными мною работами. Кроме этого, он натыкался на художественные книги, которые я читала, и это редко оставалось без комментариев. А я – на разбросанные по дому его музыкальные сборники. Я их не комментировала, просто слушала.

У нас было много схожих интересов, но мы по-разному оценивали героев, поступки, значения и смыслы. Я обрадовалась тому, что у меня появился такой друг. Я даже понадеялась, что у меня первый раз в жизни может быть настоящий друг-мужчина, потому что раньше мне никогда не удавалось удержать вот такие интеллектуальные дискуссии в рамках приличия. Обычно это заканчивалось сексом. Я думала, что это меня возбуждает мужской мозг, но теперь передо мной был очень интересный собеседник с ярким, образным языком, с прекрасным чувством юмора и умеющий спорить не до конца, а до того момента, пока нам обоим этого хочется, и… ничего. Он даже не отвлекал меня своей внешностью. Я вовсе не хотела менять то, что получила, на интимные отношения. Иногда я целый день ходила с мыслью, которую он мне, уходя утром, подбросил, и не могла дождаться, когда же он вернется, чтобы высказать ему свою теорию. Мы много смеялись, и мне стало совершенно ясно – он вовсе не так ограничен, как мне показалось поначалу, он умен, тактичен и тонко чувствует мир. Эта находка мне очень нравилась, и я не хотела переходить с ним черту дружбы. Что это: я постарела или мужчины были виноваты в том, что никто из них не задержался в моих друзьях? А со мной вообще можно дружить? Я задала этот вопрос Юре.

– Конечно, можно.

– А я раньше не верила в дружбу между мужчиной и женщиной. Прецедентов не было. Я так рада нашему общению.

– У тебя, наверное, было много служебных романов?

– Неожиданное предположение. Да. А откуда вывод?

– Ну ведь подобные разговоры у тебя, наверное, и на работе были или во время учебы. Когда у тебя появляется идея, и ты ею хочешь поделиться и веришь в нее, и пытаешься доказать…

– И… что?

– То, что ты невероятно привлекательна в такие моменты. Я это заметил, еще когда ты журналистом работала и носилась с какой-то постановочной съемкой. Первый раз подумал, что ты кокетка, но потом понял, что все еще хуже. Ты просто так вдохновляешься: вышагиваешь по комнате, прикусываешь нижнюю губу, глаза у тебя горят. Ты очень азартна. Это я к тому, что нет ничего удивительного, что долго с тобой говорить никто не мог.

И тут я поняла, что это он – мой первый друг! Потому что то, что он сказал, было вообще не комплиментом. Он даже глаза от планшета не поднял. Он как будто походя расчленил меня и разложил на кушетке. Юра со мной мог говорить долго, и я поняла, что можно не бояться отношений, и расслабиться, и просто получать удовольствие.

Пока, бдительность! Привет, новые интересы и новые горизонты! Как же мне не хватало такого человека в своей, казалось бы, богатой на личности жизни! Такого – в ней и близко не было.

– Привет. Ты к Мисценовскому?

– Нет. Мы ходили к стоматологу с Мишей. Как дела?

Олег встретил нас в больничном коридоре и пригласил выпить кофе. Мы уже виделись с ним после пятничной вечеринки. Олег все легко перенес и, казалось, уже забыл. Он даже немного гордился собой: вот ведь насколько хотят его женщины! Он не знал, как это выглядело со стороны…

Саше с Никитой они так и не рассказали об этом инциденте, а наши с Олегом отношения только улучшились. Мы все больше понимали, что у нас много общего. И мне нравилось кокетничать с ним. Справедливости ради стоит сказать, что в моем окружении остался один мужчина, с которым я могла себе позволить так общаться. Раньше их было несравненно больше.

– А тебя не смущает, что я с ребенком?

– Так я же знаю, что он – не твой.

– Марічка, а можна і мені каву?

– Ні, сонечко, тобі чай з молоком. Будеш… Що ж ти будеш? Тістечко з родзинками?

– Родзинки – це що?

– Изюм.

– Как тебе живется в новом статусе? – спросил Олег.

– А ты как думаешь?

– Сказать тебе, что я думаю? Думаю, что ненадолго это все. Ты быстро наиграешься.

– Ну тогда хорошо, что ребенок – не мой. Представляешь, я родным бы наигралась?

– Одна им уже наигралась…

– Не знаю, зачем ты это сказал, но, на всякий случай, я знаю, что она даже и не пробовала им играться.

Олег сменил тему:

– Я видел тебя в ночном клубе «27» в прошлую пятницу.

– Почему не подошел?

– Ты была не одна.

– Маруся, вот это встреча! – Откуда-то появился Леша, высокий стройный блондин в цветной рубашке и с творческой прической. Откуда он выпал? Я не любила, когда меня так называли, но он всегда производил на меня плохое первое впечатление и оставлял незабываемо хорошее… потом. Сейчас я держала на руках ребенка с булкой и сидела за столиком с неприятно удивленным Олегом.

– Привет. Откуда ты?

– Сестра родила!

– Так родильное ж черт знает… А, какая разница! Поздравляю! Все хорошо? – надо же сначала поздравить, а потом уточнить.

– Племянник у меня теперь! Все хорошо. Спасибо. Слушай, я так соскучился по тебе! Я так давно не держал тебя в руках! А это кто, это твой? – Наверное, он хотел компенсировать давность недержания меня в объятиях, и только заметил мальчика. Мальчик уставился на него недобро.

– Да, мой.

Леша округлил глаза, повспоминал и улыбнулся.

– Так я тебе и поверил! Здравствуйте. – Он и Олега увидел. Но не особо стал его учитывать. – Я сейчас понял, как хочу… Давай в воскресенье в «Нео»? На Печерске.

– Я знаю где это. – Вообще-то можно было бы и договаривать фразы. Я, конечно, понимаю, что племянник, заблудился, тут я и воспоминания, но все же? Но все же я тоже хотела.

– Я… может быть. Я не обещаю, у меня теперь, видишь… Но я попробую.

– Я буду ждать тебя.

Он поцеловал меня в щеку, я объяснила, где искать сестру, и обернулась к Олегу. Я не успела их познакомить.

– Мой… знакомый.

– Значит, есть у тебя ребенок или нет, это его мало волнует?

– Знаешь, на наши с ним отношения это мало влияет…

– Наверное, ты просто не так дорога его лучшему другу.

– Его лучшему другу я дорога так же, как и ему самому. И не надо ничего такого обо мне думать.

Я попросила, подмигнула и ушла. Ну и зачем я это сделала? Зачем это кокетство и двусмысленные фразы? После того случая мне бы вести себя скромно.

Вот так всегда со мной. Я умею создать себе имидж бурной сексуально-приключенческой жизни, хотя соблюдаю целибат уже почти два года. Не знаю, что подумал Олег, но в воскресенье Юра не захотел обсуждать со мной возможности электронной кожи.

– Но ты только представь себе! – Меня это волновало. – В нее можно встроить датчик температуры, мониторить состояние пациента, его пульс, классно, да?

– Миша уже спит.

Он что, намекает, что мне пора?

– Юра, извини, если я тебя отвлекаю от чего-то. Я уже иду.

– Я тебя не прогоняю.

– А что ты делаешь?

– Просто я… Уже девять! У тебя же сегодня выходной.

– Да? Я как-то не заметила. Значит, с утра мы ходили в парк, и там, спасибо вам, я что-то почитала. Потом мы полдня делали желе, массажик, гимнастику, смотрели мультик. И что-то никто до вечера не напоминал, что у меня выходной.

– Я старался взять на себя Мишу, но ты не уходила.

– Не надо так стараться! Вы сами за мной зашли утром, и вообще, если ты хочешь побыть один или с сыном, я уважаю твое право, не нужно мне намекать! Скажи прямо, и все.

– Я не хотел быть один, и я тоже уважаю твое право на личную жизнь. Ты же должна была идти на свидание!

Вот оно что. Сорока на хвосте принес!

Я знала, что Юре все равно, куда и с кем я хожу, и ему не нужны подробности этого свидания, но я представляю, как Олег красочно описал Лешу. И еще в клубе он меня видел, с кем? Но если даже я засомневалась, был ли со мной кто-то, то Юра и сомневаться не будет. Я могла вырисовывать свой имидж для всех, но не для него. Конечно, он занят, и он не согласится, и Миша дома… но…

– Хочешь со мной?

Он ведь должен был удивиться, и он удивился, и сказал:

– Хочу!

Тут удивилась и я.

– А Миша?

– Сегодня футбол, Игорь Борисович у нас может посмотреть.

– А тебя вообще не интересует, куда мы пойдем?

– Я надеюсь, что я тебе важен не меньше, чем Олег, и на тантра-вечеринку ты меня не позовешь.

Это был еще один повод взять его с собой. Я хотела, чтобы он видел, что у меня есть и нормальные, традиционные интересы.

– Но тебе нужно переодеться. Во что-то более классическое. Брюки и рубашку.

– Галстук?

– Не настолько. Тогда я пойду переоденусь и встретимся возле моего дома. Я вызову такси.

– А машина?

– Нет, ты, наверное, будешь пить алкоголь, пока я… Ну, там увидишь.

– Хорошо.

«То есть вот так?» – думала я, спотыкаясь и торопясь домой. Вообще-то после той встречи в больнице я заметно поостыла к идее провести вечер на танцполе, и к воскресенью образ Леши, воздушного и прекрасного, вполне готов был уступить беседе о нано-технологиях. Но нет же… Что надеть? Черную юбку-годе, чуть ниже колен, обтягивающую бедра, – или с разрезом? Леша будет так меня крутить, что моей ноге понадобится разрез, но Юру шокировать так сразу не надо… Черный топ, закрывающий и обтягивающий все спереди, но открывающий полспины, веер, танго-туфли. Мои любимые, черные! Но нет же, думала я, укладывая волосы, Юра уверен в себе, он не хочет лишних разговоров, он не удивляется, он думает, что я иду на свидание с кем-то, и даже не задается вопросом, будет ли он там лишним. Он даже не оценил интригу с алкоголем, просто ответил: «Хорошо». Он прислал СМС.

Он: «Выходи. Я под подъездом». Отправить. Через несколько секунд он получил ответ: «Я уже вызвала такси. Спускаюсь».

Он был в брюках, туфлях и рубашке, с которой провозился дольше всего. Белую или голубую, однотонную или с рисунком, на выпуск или заправить? Пиджак? Потом он вспомнил совет не надевать галстук и расслабился. Надел серую, приталенную, расстегнул ворот, закатил рукава. Теперь ждал ее.

Он старался не думать о том, на что напросился. Сразу после того, как узнал о ее тантра-прошлом, – он растерялся. Он ей поверил, но понял, о чем предупреждал Олег. Она ему не по зубам. И он не мог с этим смириться. Так же как и с тем неловким молчанием, которое поселилось между ними после ее откровений. Она не стремилась заполнять паузы, он не знал, о чем с ней говорить. Сближение между ними произошло случайно, когда она уцепилась за его интеллект. У него появился маршрут, по которому он был способен вести ее за собой. Она велась. Ему было интересно.

Конечно, ее знания оставляли желать лучшего, но в том хаосе, в котором она жила и который удивлял прагматичного Юру, иногда рождались стоящие мысли. Ее проблески не были логичным заключением или плодом стараний – она их мимоходом, шутя выбрасывала в воздух и дарила миру, тут же забывала и шла дальше. Юра не мог себе такого позволить, он не мог творить и придумывать, не изучив все риски и последствия. Его исследования – всегда результат долгосрочной работы, ее идеи – это вспышки.

Она была другой, но она ему такая очень нравилась. И она умела над собой смеяться, без этого они бы быстро разлетелись по разным углам. Он мог с ней спорить, мог высмеивать ее мысли, а она, заливаясь смехом, признавала поражение и, не зацикливаясь, без страха бралась за другую теорию. Он не был уверен в ее научном будущем после защиты ее работы, но он с ней расслаблялся и готов был подливать масла в этот огонь.

Юра с каждым днем все больше влипал в эти отношения, и он не мог так просто проигнорировать ее свидание. Хотя, наверное, должен бы был. По крайней мере вчера он сказал Олегу, что не будет вмешиваться, но сегодня утром они вышли с Мишей из дому и по инерции пошли в ее сторону.

Она не ждала, но подстроилась под их планы. Она весь день была рядом, а он следил: за ее мыслями, за звонками, за планами и не видел там никакого предвкушения встречи с мужчиной. Хотя у такой женщины предвкушение и мандраж могут отсутствовать напрочь. Он чувствовал, что опять попадет на территорию, где не был силен, но уже не мог отступить. У него предвкушения вечера уже были, и они были не радостными. Хлопнула дверь, он обернулся и оторопел. Такой он ее еще не видел. Она наслаждалась произведенным эффектом.

– А что ты ожидал увидеть? Я должна была заставить тебя поменять футболку на рубашку и спуститься в кожаных шортах?

Он не ответил. Подъехала машина, он открыл дверцу, она села. «Так, – рассуждал он, – она подчеркнуто элегантна. Мы едем в театр? Но с таким декольте?!» Он сел рядом. Она назвала адрес, город он по-прежнему знал плохо. Он посмотрел на нее. Ведь сейчас можно на нее смотреть? Это не слишком нагло? Она же для этого надела такую юбку, и эти плечи… Он не будет думать о том, другом мужчине, пока его не увидит. Он запретил себе. Он должен выстоять до конца. Что может быть хуже оргии? И для секс-приключения слишком много на ней ткани.

Они остановились. Вышли.

– Ресторан? Так банально? – спросил он.

– У тебя есть меньше минуты, чтобы сказать мне, чего же ты все-таки ждешь. Что ты собирался увидеть?

– Очередной подпольный клуб? – предположил он.

– Ну… почти. Пойдем.

Они вошли в ресторан. Мягкий свет свечей, черный кружевной веер, две пары на танцполе, бабочка-галстук, бокал красного вина, чулки на женских ножках, шпильки, патефон, удар носком по танцполу… Образы, которые выхватывал его взгляд, скользя по залу, перекрыла музыка. Она была… нет, это не ретро, она искусственно состарена: хрипы от иглы патефона, старый стиль… Хотя, может, это и оригинал? Где Маричка? Он заслушался, пока она платила за вход.

– Нужно платить за вход? Почему ты мне не сказала? Здесь будет представление?

– Здесь все будет настолько традиционно, что такую современную вещь, как «женщина платит», мы можем себе позволить, – улыбнулась она и взглядом предложила идти за ней. Это вызвало ассоциацию с тем вечером, в том клубе. Он опять шел за ней, не знал, что его ждет впереди, но уйти и оставить ее было выше его сил.

Она указала на столик возле танцпола, он подставил ей стул, она, смеясь, села. Он с удивлением посмотрел на нее.

– Ужас! – объяснила она. – Я только что подумала о тебе, как о Мише! Думаю, надо сесть сюда, ближе к танцполу, чтобы ты был у меня на виду, чтобы ты не потерялся.

– Я уже начинаю. Где мы? Где твой друг?

– Не знаю. – Она осмотрелась и помахала. Рукой и улыбкой ей ответил парень в конце зала, который обнимал другую девушку. И он не спешил подходить.

– Друг там. А мы на танго-вечеринке. Называется милонга, – спокойно сказала она.

– Он с девушкой!

– А я с тобой.

– Но ты ведь не знала, что я пойду?

– Поверь, мне даже не снилось! – Она приложила руку к сердцу и улыбнулась. – Я могла бы быть одна. Я сюда прихожу танцевать, просто танцевать. И я буду оставлять тебя одного время от времени.

– Поэтому я буду пить, я понял. А если меня пригласят? Что я буду делать?

– Ты опять, как Миша, – захихикала она.

– Перестань, ну хватит, не смейся. Я не умею танцевать, и я никогда не соглашаюсь, и могу нагрубить, и тебе будет за меня стыдно.

– Не будет. Тебя не пригласят.

– Хотел бы я твою уверенность… – пробормотал он, изучая винную карту.

– Что, привык к инициативным девушкам? Здесь такого не будет. В танго ведущую роль от приглашения до конца танца играет мужчина. Женщина может только соглашаться или нет, украшать себя или нет. Но она сама и шагу не сделает. Так что выбирай на свой вкус, а меня уже пригласили, и я согласна.

– Как? Кто?

– Я потом тебе объясню.

Она не отводила от кого-то глаз, и его этот взгляд встревожил. Она смотрела на кого-то одного, кого-то, кого ждала и видела. Ее глаза улыбались и прищуривались. Юра наконец заметил, как к ним подходит мужчина, ему было сильно за сорок. Подтянутый, галантный, с седой головой, но с крепкими руками. Плечи и торс подчеркивал приталенный фасон одежды. Юра понял, что с дресс-кодом он угадал, но его это не особо обрадовало. Мужчина уверенно подошел и забрал ее. Она уже поднялась и первая шагнула к нему.

Не было вопроса и протянутой в ожидании руки, не было даже кивка головой, ведь Юра наблюдал за ней, она никому не подавала знак. Они знакомы? Они уже договорились раньше о первом танце? А как же тот парень-блондин? Тот сейчас шептал что-то на ушко своей спутнице. Неужели с помощью танго Маричка тоже прикрывает какую-то свободную любовь? Юра следил за танцующими и прислушивался к себе.

Маричка слегка улыбнулась, перекинула длинные волосы на левое плечо и, обняв партнера, зашагала назад. Это танго не было пафосным и страстным, которое он привык видеть на театральной сцене или в кино, не было широких шагов и метания партнершей из стороны в сторону. Все было интимно, но чувствовалось, что они на грани. Это было сексуально и волнующе. Иногда они чему-то в себе улыбались. Пара была на виду у всех, но между ними двумя явно что-то происходило. За слегка растрепавшимися волосами и головой партнера Юре было трудно рассмотреть ее лицо. Юре видны были ее губы и редко – глаза. Они были закрыты. Пара крепко обнималась, их ноги переплетались, ногой она обнимала партнера, а иногда капризно выбрасывала ногу назад, иногда плавно отводила в сторону, иногда – сексуально обводила контур его ног. Как грациозно!

Перестав следить за их лицами, Юра не мог оторвать взгляда от ее ступней. Они постоянно двигались, даже если пара стояла. Она их вытягивала, демонстрировала, поглаживала пол, поглаживала его ногу… Только одной ступней она, казалось, могла сделать с этим и с любым другим мужчиной все, что угодно. Юре захотелось прикоснуться к этим пальчикам, обнять свод стопы, погладить икры.

Он понял, что ему уже не так важно, что она с другим. И почувствовал, что она ему там очень нравится. Это была совсем другая танцевальная вечеринка. Здесь не было такой однозначности в желаниях. Она играла и кокетничала, ее ноги дразнили и убегали, но ее голова, ее грудь, ее руки принадлежали мужчине, и Юра ни разу не заметил, чтобы она хоть как-то напряглась, куда-то посмотрела, чтобы она вообще думала о чем-то. Думал тот, седой: посматривал на другие пары, на пол, на нее. Кто-то на них чуть было не налетел, он глазами извинился перед ними, а Маричка даже не обратила внимания. Она была вся в своем партнере.

Она вообще ничего не замечала, хотя людей стало несравненно больше. Кроме них, Юра посчитал, танцевало одиннадцать пар. Они могли столкнуться, но она позволяла себе лежать на партнере и выбрасывать в воздух острый каблук. Она не боится задеть кого-то? Юра пригляделся и понял, о чем думает мужчина. Он обеспечивает ей пространство, а она ему доверяет. Всецело. Юре очень захотелось себе ее, вот такую. Чтобы она с ним могла так же расслабиться и открыться.

Я: Я давно ждала, когда он меня пригласит.

Я видела его и раньше и мечтала почувствовать его ведение. Он был взрослым и выглядел самодостаточным. Я не танцевала с мужчинами этой возрастной категории, и меня задевало то, что он не смотрел в мою сторону до сегодняшнего вечера. Я поймала на себе его приглашение в ту минуту, когда поняла, что звучит «Уличное танго» Пьяцоллы. Я ждала его и понимала, как ему подходит эта песня. Она – его, и я тоже.

Он был опытным танцором, не стремился поразить размашистыми фигурами, он уверенно шагал и давал мне возможность показать себя. После того как он впервые отпустил меня на шаг назад, вернул уже в близкое объятие, прижал к груди и больше не отпускал. «Старый кот», – улыбнулась я. Что бы ни творилось вверху между нами, мои ноги были свободны, и я могла рисовать ими какие угодно рисунки. Я поняла, что ему можно довериться. Он хорош, он уверен, крепок, опытен, и он такой, как я и ожидала. У меня не бежали мурашки по коже, он не удивил меня ни своим телом, ни своим запахом, ни одним поворотом, ни единым движением. Он просто давал мне себя показать, он боготворил во мне Женщину и преклонялся перед красотой. Так же, как и с другими до меня и как будет после.

Он был таким официантом, который умеет выгодно и изящно преподносить блюдо. Но мы с ним никогда не будем в одной тарелке. Я поняла, что не хочу оставаться с ним на вторую танду, так называется сет из нескольких мелодий. Мне уже все понятно, спасибо. За эту необязательность продолжения общения я и любила милонги.

Сегодня мне хотелось резвости и большей игривости. Эта музыка и этот партнер были полны драматизма и очень подходили друг другу. Но не моему настроению в этот вечер. Сегодня во мне плясали чертики, и я остро почувствовала, как соскучилась по Леше. Я присела за свой столик.

– Красиво. Очень даже. Ты давно танцуешь? Белое?

– Буду, – согласилась я. Становилось жарко. – Четыре года.

– А он не будет с тобой дальше общаться? Не захочет взять номер телефона? Пойти с тобой к бару?

– Неа. Расслабься, прошу тебя. – Я взяла бокал. – Ты вообще мне сегодня не мешаешь. Конечно, некоторые люди сюда приходят за отношениями и знакомятся здесь. Но тут это не так просто, как в клубе или на любой другой вечеринке. Многие и из-за этого тоже сюда приходят…

– То есть ты ушла из одной школы, куда приходили пресыщенные современными отношениями мужчины, в другую?

– Ну, наверное. – Я рассмеялась. Леша еще не настроился, но Юра, как мог, тормошил моих бесиков. Не сознательно, конечно.

– Но как, все просто танцуют? Я не вижу, чтобы кто-то общался во время танца. На самом деле людей много, но все как-то интимно.

– Да. Продолжай, уже горячо, – поддразнивала его я.

– Что? Я не понимаю! – Он и капризничает, как Миша!

– Это действительно несколько интимный процесс. Но в то же время и просто танец. Когда-то его придумали, чтобы оправдать объятия: чтобы на людях и чтобы никто не осудил. Танец вышел из желания людей приблизиться друг к другу тогда, когда нельзя в этом признаться ни себе, ни обществу. И когда страсть еще не прорвалась наружу, но уже кипит. И в данную минуту, если ты обратишь внимание, многие люди уже во время танца общаются. Движениями. Есть язык танго… – Я поискала на танцполе подходящий пример. Страстный, но еле заметный диалог двух тел двигался по кругу и приближался к нам. – Посмотри на эту пару! Видишь, девушка ногу забрасывает себе на коленку, а ведь могла между его ног, и скажу тебе: он хотел этого, он поставил ее в неудобное положение, так, чтобы она вынуждена была поставить свою ногу между его ступней, и если бы она поддалась, то это значило бы, что она согласна – как правило, на то, чтобы выпить кофе и продолжить общение после танца. Но на самом деле у нее всегда есть выбор, она может вывести ногу на свою коленку и сказать таким образом: «нет».

– А может она не попасть в это положение?

– Нет. Мужчина ведет, это незыблемо. Партнер начинает рисунок, она дорисовывает, но никогда первая. Я опять пойду, хорошо?

– Опять? К нам никто не подходит!

Меня пригласил Леша, и я не ушла от него после первой танды. Мы протанцевали шесть, и я уже была рада этому вечеру, потому что он выпустил всю мою чертовщину, которая через бедра вырвалась на ноги и по коленке, по голени, по пяточке добралась до большого пальца и задробила по паркету. Леша отвел меня к столику. Вежливо улыбнулся Юре, ушел.

– Это было… Резво. Это с ним тебя видел Олег?

– Да. – Я выпила залпом бокал прохладного вина. Жизнь прекрасна!

– И он не против того, что я пришел?

– Нет.

Я вертела головой. Нет, не вижу ничего желаемого. Я сыта. Хотя, может, меня и спровоцируют вот те карие глаза возле бара… А может, и нет.

Юра испытующе смотрел на меня.

– Он просто хотел потанцевать?!

– А тебе очень хотелось провести вечер с моим ухажером? – Еще чуть-чуть, и я начну с ним либо кокетничать, либо фамильярничать. И то, и то – нежелательно. Я чувствовала, как черти опять начинают расцарапывать мою изнанку. Надо идти от беды подальше, на танцпол например. Я посмотрела в сторону бара.

– Нет. Нет, я просто… Как они тебя приглашают? – вернул меня назад Юра.

– Взглядом.

– Взглядом? Но как ты понимаешь, что сейчас приглашение, а он не просто тебя рассматривает?

– А здесь никто ни на кого почем зря не пялится. Здесь мужчина пристально смотрит на женщину, и, если она согласна, она смотрит на него до того момента, пока он не подойдет. Это называется кабесео. Если я близорука и, пока он шел, – я рассмотрела его и передумала, то могу отвести взгляд у него перед носом, и все. Он должен уйти и не выяснять отношения. Иногда приглашают традиционно, с предложением руки. Но никогда никто не настаивает.

– Ты должна была предупредить. Может, я на кого-то смотрел?

– Таких опасений у меня не было. Я не представляю, как ты на кого-то смотришь. – Поколоть бы мне язык! – Извини, конечно, я должна была предупредить тебя. Но ничего, теперь немного больше девушек в этом городе будут считать тебя невоспитанным хамом.

Сейчас уйдет!

– Ты очень своеобразно пытаешься выйти из положения. Только еще больше запутываешься. Мне все равно, кто и что обо мне думает.

– Я с тобой согласна, – поддакнула я. – Я знаю, да… – Надо было менять тему. – Так вот, танго – это история мужчины и женщины, именно этих двоих и именно сегодня. За один танец можно успеть и согласиться и отказать, стать ближе и отдалиться друг от друга. Но искусство в том, чтобы все это пройти и до конца остаться женщиной и мужчиной, на своих позициях. Можно успеть все за несколько минут. Иногда хочется узнать человека поближе, после танца, но потом думаешь: а зачем? Мы уже с ним все пережили.

– Тебе подходят такие отношения?

– Да.

Юра посмотрел на меня.

– Что ты хочешь увидеть? Что ты изучаешь? – спросила я.

– Может, я пристально смотрю?