Время прощать Гришэм Джон
Больше писем не было. Бонни закусила нижнюю губу и уставилась на экран, не зная, как быть. Решившись, она ввела пароль Крейга и дважды щелкнула мышкой. Сердце забилось, когда в ответ на запрос компьютер начал загружать два новых сообщения. Оба от Терри. Первое:
– Ты еще здесь?
Второе (было отправлено через десять минут):
– Извини, что я разозлилась. Просто не понимаю, почему ты передумал. Если объяснишь причину, я приму все как есть. Что случилось? Пожалуйста, ответь.
Бонни набрала в легкие воздуха и медленно протянула руки к клавиатуре.
– Прости, – написала она. – Я просто разнервничался. Забудем это. Давай встретимся, как договаривались, «На углу» в десять. До скорого.
Подписавшись именем мужа, Бонни отправила письмо, удалила его из папки исходящих и выключила компьютер, предварительно деактивировав внутренний модем. Затем вернулась в постель.
Будильник прозвенел рано. Бонни быстро нажала на кнопку. Крейг пошевелился, но глаз не открыл. Выскочив из постели, она побежала в ванную, где провозилась дольше, чем рассчитывала. К тому времени, когда она, одетая и причесанная, вышла в гостиную, Крейг уже сидел за компьютером. Вид у него был недовольный.
– Какие-то проблемы? – спросила Бонни.
– Да! Ничего, черт возьми, не понимаю! Не могу подключиться к интернету!
– Может, попробуешь войти с того компьютера, который внизу? – предложила она, всей душой надеясь, что он откажется.
Крейг взглянул на часы на мониторе:
– Нет, я уже не успеваю.
Он выключил компьютер и потопал в ванную. Бонни скрыла удовлетворение, которое почувствовала при виде его хмурой физиономии. Если Терри и написала, как она рада, что все остается в силе, он уже не мог прочитать этого письма.
Бонни поставила кофе и принялась готовить мужу его любимые вафли с яблоком и корицей. Войдя на кухню, он стал похожим на себя прежнего. Его злоба как будто выветрилась.
– Чем это пахнет? Корицей?
– Именно! Садись, пока не остыло.
Бонни, ласково улыбнувшись, поставила на стол тарелки. После завтрака супруги заперли дом и, взяв сумки, сели в машину. Сначала Крейг отвечал Бонни пожатием плеч или односложными фразами, затем расслабился и разговорился. Они поболтали о наборе игроков в команды Национальной футбольной лиги. От Стива Бонни знала, что у пенсильванских «Львов» был очень удачный год. Потом разговор перешел на детей, потом стали вспоминать студенческие годы. К концу двухчасовой поездки, когда машина свернула с трассы 322 и покатила по Атертон-стрит к университету, муж и жена весело смеялись.
Без четверти десять они зарегистрировались в гостинице на углу Аллен-стрит и Колледж-авеню, прямо напротив центральных ворот кампуса. Им дали уютную комнату с двуспальной кроватью и большим окном. Пока Крейг распаковывал вещи, Бонни зашла в ванную, чтобы привести себя в порядок после дороги. Она пристально посмотрела в зеркало: глаза горели, новая прическа освежала лицо. Бонни была готова к встрече с врагом. Собрав волю в кулак, она приступила к выполнению следующей части своего плана.
Крейг сидел на краю кровати, листая местную газету.
– Так где и когда мы увидимся с твоим другом? – спросила Бонни.
– Кое-что поменялось. Он не придет.
– Почему? – Бонни изо всех сил постаралась изобразить разочарование.
– Не знаю. Какие-то непредвиденные обстоятельства, – Крейг встал. – Не хочешь выпить чашечку кофе перед игрой?
– С удовольствием, – улыбнулась Бонни. – Давай посидим в «На углу».
Крейг согласился: а почему бы и нет? В студенческие годы это был их любимый ресторанчик. Они спустились в вестибюль, и Бонни взяла мужа за руку, с трудом скрывая волнение. Поскольку ресторан находился при отеле, им не нужно было выходить на улицу, чтобы туда попасть. А где ждала Крейга Терри? Внутри или снаружи? Она предполагала, что поселится в его номере, и могла не заходить в гостиницу для регистрации. «Какая же я дура! – подумала Бонни. – Надо было указать место встречи точнее. Если любовница ждет его на улице, мы с ней или не столкнемся вообще, или столкнемся, но я ее не узнаю». Кроме словесного автопортрета, который Терри прислала Крейгу несколько месяцев назад, Бонни ничем не располагала. А то описание могло оказаться не слишком точным.
Как выяснилось, волноваться не стоило. Зал ресторана был битком набит фанатами университетской футбольной команды. На входе образовалась очередь. Приветливая администраторша с блокнотом в руках извинялась за отсутствие свободных столиков и записывала имена ожидающих. Когда она дошла до Бонни и Крейга, он сказал:
– Маркем, два места для некурящих, пожалуйста.
Девушка улыбнулась:
– Крейг Маркем?
– Да. А что?
– Для вас уже заняли столик. – Администраторша протянула супругам два меню и повела их вглубь зала. – Я, видимо, неправильно поняла вашу знакомую. Дала ей столик для двоих, а она ждала еще двоих. Но, полагаю, вы и втроем вполне разместитесь.
Они остановились перед диванчиком, на котором, вытаращив глаза, сидела женщина со светлыми волосами средней длины, собранными заколкой.
– Крейг? – произнесла она, растерянно глядя то на своего друга, то на Бонни.
– Приятного аппетита! – чирикнула администраторша, прежде чем уйти.
– Ну, здравствуйте, – сказала Бонни, опускаясь на сиденье с высокой спинкой. – Вы, наверное, Терри. Крейг сказал, у вас поменялись планы, но вы, я вижу, все-таки смогли приехать. Прекрасно! – Терри разинула рот и тут же его захлопнула. – Я, как вы догадались, Бонни. – Бонни протянула руку, и Терри вяло ее пожала. Крейг застыл, как вкопанный. – Ну что же ты, дорогой? Садись. – Бонни потянула его вниз, снова улыбнувшись Терри: – Ужасно рада наконец-то с вами познакомиться.
– Мне… мне тоже очень приятно.
Терри подала руку Крейгу. Бони притворилась, будто не замечает болезненного недоумения, отобразившегося на ее лице.
– Мне казалось, Крейг встречается со старым другом из мужского студенческого общества, но я, наверное, что-то перепутала. – Бонни сложила руки, переплетя пальцы. – Так расскажите скорее, как вы познакомились.
Терри сглотнула.
– Э… Ну… – Она посмотрела на Крейга, ожидая помощи. – Может, лучше ты?
– Нет-нет, давай ты, – произнес он сдавленным голосом. – Из меня плохой рассказчик.
Глаза блондинки гневно вспыхнули. В отличие от мужа, который сидел, спрятав голову за раскрытым меню, Бонни это заметила.
– Мы познакомились по интернету, – сказала Терри.
– Тогда ясно! Не удивительно, что я запуталась. Разве уследишь за всеми компьютерными друзьями Крейга! У него их тьма!
Терри поджала губы:
– В самом деле?
– О да! Переписывается с людьми со всего света: с мужчинами, женщинами…
– Женщин не так уж много… – вставил Крейг.
Терри молча на него посмотрела. Пока они ждали, когда принесут кофе, Бонни постаралась мобилизовать все самое доброе, что в ней было, чтобы перестать ненавидеть эту женщину, которая хотела украсть ее мужа и разрушить ее жизнь. Она представила себе, как Терри приезжает в Уотерфорд и заходит в «Бабушкин чердак», привлеченная ярким лоскутным одеялом в витрине. Бедолага смущенно переминается в сторонке, с грустью слушая смех мастериц из Элм-Крика. В ней, в этой блондинке, сидящей напротив, должно быть что-то, заслуживающее жалости и даже любви. Овалом лица она похожа на Сару, а цветом волос на Диану. Муж ушел от нее к другой женщине, и теперь она одна растит двух девочек.
Вот оно! Ненависть испарилась.
– Расскажите о себе, – сказала Бонни, на этот раз сумев улыбнуться Терри с искренней благожелательностью.
Та взглянула на Крейга, но он до сих пор не пришел в себя, и толку от него по-прежнему не было. Пришлось говорить самой. Когда речь зашла о детях, Бонни спросила, нет ли фотографий. Терри, поколебавшись, вынула из сумочки маленький альбом. Бонни принялась его листать, расхваливая снимки и спрашивая, где и когда они были сделаны. Через некоторое время Терри уже говорила с ней почти как с подругой и застенчиво улыбалась. Крейг наконец-то поднял глаза. К тому моменту, когда официантка подошла подлить им кофе, он успокоился настолько, чтобы участвовать в беседе.
Заговорили о работе. Терри сказала, что пока она офис-менеджер в одной харрисбергской фирме, но мечтает открыть собственное дело. Бонни знала это из электронного письма.
– Понимаю вас. У меня уже есть свой бизнес.
Терри опять бросила взгляд на Крейга.
– Я думала, вы работаете в магазине тканей.
Бонни расхохоталась.
– Мне и самой иногда хочется, чтобы все было так просто. Нет, у меня собственный магазин товаров для рукоделия. Я продаю материалы, фурнитуру, книги – все, что нужно для квилтинга. Еще я даю мастер-классы, но в последнее время делаю это не у себя, а в «Лоскутной мастерской Элм-Крика».
– Знакомое название… Это вас несколько месяцев назад показывали в передаче «Проселочные дороги Америки»?
– Да, верно.
– Я помню. – Взгляд Терри затуманился, она вздохнула. – Вы правда работаете в том поместье? Завидую вам. Там очень красиво. И люди кажутся такими приятными…
– Они действительно замечательные, – сказала Бонни, нисколько не покривив душой. – Вы должны как-нибудь к нам приехать.
– Что вы! – Терри сверкнула быстрой улыбкой и покачала головой. – Я шить не умею.
– Вот именно поэтому вам и нужно приехать. Мы вас научим.
– Это, наверное, очень сложно…
– Если не хочет, пусть не приезжает, – вмешался Крейг.
Обе женщины на него посмотрели: Терри нахмурилась, а Бонни спрятала усмешку и со вздохом закатила глаза, повернув лицо к новой знакомой. Та хихикнула.
– Какое же дело вы хотите открыть? Я с удовольствием поделюсь с вами опытом.
Терри охотно призналась, что подумывает о магазине компьютерных программ и сопутствующих товаров, предназначенных для женщин и детей.
– Прекрасная идея! Перед вами откроется множество возможностей.
Бонни ответила на вопросы Терри о стартовом капитале, о выборе места для магазина и о маркетинге. Они устроили настоящий мозговой штурм и никак не могли остановиться. Когда официантка в очередной раз наполнила их чашки, Крейг, прокашлявшись, напомнил об игре.
– Он прав, – сказала Бонни, – вам пора, не то опоздаете на стадион.
– А как же вы? – спросила Терри, вставая с диванчика.
– Я посмотрю матч в ближайшем клубе, по телевизору. У меня нет билета, – надумала ехать в последний момент.
Несостоявшиеся любовники обменялись долгими взглядами. Терри сообразила, по какой причине Крейг хотел отменить встречу. Но Крейг до сих пор не понимал, почему Терри все-таки пришла, а Терри не понимала, почему он передумал и чего ради притащился на свидание с женой. Этим двоим было о чем поговорить во время матча.
Они проводили Бонни до клуба, который находился в нескольких кварталах от гостиницы. Встретиться договорились после игры у ворот стадиона. Дождавшись, когда муж и его подруга сядут на автобус, описывающий круги вокруг кампуса, Бонни зашла в клуб. Она устала. Пока все шло нормально, но силы ее истощились.
Обстановка заведения не поменялась с тех пор, когда Бонни была здесь в последний раз. Все посетители собрались в баре, где висело несколько больших телевизоров, настроенных на один и тот же канал. Бонни села за последний свободный столик и заказала напиток.
Ее глаза смотрели на экран, однако думала она не о матче. Теперь, когда Крейг и Терри наконец-то отделались от «жены», им незачем было идти на стадион. «Может, как раз сейчас они в гостинице, – сказала себе Бонни. – Когда устанут от любовных утех, включат телевизор, посмотрят игру, лежа в обнимочку, а потом в подробностях опишут мне каждый гол». Она представляла себе, как муж и его любовница, дотянув до последнего, прибегают, взявшись за руки, к воротам стадиона. Их лица разрумянились от полученного удовольствия и от того, что им удалось ловко ее обмануть.
Бонни тряхнула головой, отгоняя от себя эти мысли. «Нет, не буду так думать. Им сейчас не до секса: они измотаны, пристыжены и слишком перенервничали. К тому же знают, что у меня есть ключ от номера. Побоятся рисковать», – твердила Бонни сама себе, пока ей не удалось более или менее успокоиться.
Первую четверть матча она потягивала алкогольный коктейль, потом перешла на безалкогольные. Когда игра закончилась, у Бонни забилось сердце, но она не поспешила к воротам стадиона, а осталась смотреть интервью с Джо Патерно и завязала беседу с кем-то из посетителей.
Вдруг появились Крейг и Терри: они с серьезными лицами шли к ней через зал, держась на расстоянии друг от друга. Бонни делала вид, что не замечает их, пока они не приблизились к ее столику и Крейг ее не окликнул.
– Ах, уже пора? – притворно удивилась она.
– Мы ждали тебя двадцать минут, – мрачно произнес Крейг.
– А я потеряла счет времени! – Бонни поднялась и заставила себя бодро улыбнуться. – Вам, наверное, было еще интереснее, чем мне, ведь вы смотрели с трибуны!
– Конечно, – сказал Крейг, но, судя по их с Терри лицам, они не очень-то повеселились.
Настало время ужина, и все трое пошли в итальянский ресторан. Крейг и Терри явно чувствовали себя не в своей тарелке и были благодарны Бонни за то, что она поддерживает разговор, который, по сути, сводился к ее монологу – так редко подавали голос остальные. Скоро они против собственной воли стали посмеиваться над анекдотами, добытыми Стивом у знакомых спортивных журналистов. Бонни так увлеклась, что чуть не забыла о настоящей цели своей поездки. Из ресторана они вышли в сумерках.
– Где вы остановились, Терри?
Жена, муж и потенциальная любовница бок о бок шагали по Колледж-авеню, жена – в середине.
– Нигде. Я еду домой.
– Как жаль! А я думала, за завтраком мы еще поболтаем о вашем компьютерном магазине.
Терри принялась нервно теребить лямки сумочки.
– Мне лучше вернуться. До дома всего час езды. Зачем зря платить няне за ночь? – Она пожала Бонни руку. – Большое вам спасибо за советы.
– Всегда рада помочь! Мой номер у вас есть: пожалуйста, звоните.
Терри кивнула и, сжав губы, повернулась к Крейгу.
– До свидания, – сказала она так, будто на самом деле не думала, что они свидятся еще раз.
Крейг молча пожал протянутую ему руку. Торопливо улыбнувшись, Терри зашагала прочь. Пока она не скрылась за поворотом, муж и жена смотрели ей вслед, а потом пошли к гостинице.
– Она милая, – сказала Бонни.
– Ты ей тоже показалась милой. – Крейг помолчал. – Вернее, она думает, что ты чудесная. Говорит, ты ее вдохновила.
– Серьезно? Пожалуй, обо мне еще никто так не отзывался, – ответила Бонни непринужденным тоном. – В следующий раз, когда будешь ей писать, пригласи ее к нам в Уотерфорд.
– Я не буду больше писать ей.
– Не будешь?
Пару секунд они шагали молча. Наконец Крейг сказал:
– Бонни… Я должен тебе кое в чем признаться…
– Не нужно.
– Я…
– Крейг, я знаю.
Тишина.
– Вот как, – произнес он свинцовым голосом. – Я так и думал.
Бонни взглянула на мужа. К ее удивлению, его лицо исказилось от напряжения: вероятно, это была попытка сдержать слезы. Замедлив шаги, Крейг остановился посреди тротуара.
– Бонни… – его голос дрогнул. – Прости меня.
В первый момент ей захотелось успокоить его, сказать, что все будет в порядке, что они снова, как понакатанному, заживут комфортной супружеской жизнью – словно он и не собирался ее обманывать. Она победила и как победительница могла позволить себе проявить великодушие. Однако слова утешения застряли у нее в горле. Да, она отвоевала мужа, но глядя, как он сдерживает слезы, не представляла себе, что снова начнет по-прежнему ему доверять. Слыша собственный голос, будто со стороны, Бонни ответила:
– Думаю, второй раз я такого не выдержу.
– Тебе и не придется. Обещаю.
Она постаралась поверить, но не смогла. Если появится новая Терри, она даже не узнает об этом. Ей придется каждую секунду подозревать мужа в измене, следить за ним, ждать, что почва опять уйдет у нее из-под ног. Это невыносимо. Жизнь не должна состоять из подозрений. Она, Бонни, заслуживает лучшего.
– Бонни? – умоляюще произнес Крейг. – Пожалуйста, скажи, что прощаешь меня.
– Конечно, прощаю, – сказала она, подумав: «Не знаю, смогу ли».
Они зашагали дальше.
В воскресенье супруги вернулись домой. Бонни, едва перекинувшись с мужем парой слов, разобрала свою дорожную сумку и, взяв «Карусель», пошла в комнату, где обычно занималась рукодельем.
Там она выбрала голубую и зеленую ткань. Эти цвета обозначали не только небо над Уотерфордом и сады Элм-Крика. Они также символизировали торжество правды и начало новой жизни. Для фона Бонни взяла тот же бежевый цвет, что и Диана: подруга дала ей в последние дни столько хороших советов, что и теперь она захотела последовать ее примеру.
Свою рамку хозяйка «Бабушкиного чердака» украсила сложенными из лоскутков вертушками. Вертушка подвластна ветру, как и жизнь Бонни, которую она терпеливо пыталась собрать по кусочкам и привести в порядок. Каждый элемент орнамента состоял из четырех квадратиков, разделенных по диагонали на две части: темную и светлую. Во тьме Бонни прожила минувшую неделю, а будущее виделось ей в свете надежды. Она хотела надеяться и верить.
Каждый лоскуток узора представлял собой треугольник: одна сторона – сама Бонни, другая – Крейг, третья – Терри. Из темных и светлых треугольничков, сшитых вместе, складывались вертушки. В воображении Бонни они непрерывно вращались, но куда это вращение приведет, она не знала.
Глава 7
Медленно и четко обведя трафарет, Сильвия начертила на изнаночной стороне темно-синей узорчатой ткани звезду из ромбов. Чтобы углы получились острыми и точно совпали друг с другом, она решила сшить лоскутки вручную. Она и раньше шила одеяла с подобным орнаментом, но это было особенное: в дни приезда гостей оно должно было украшать холл.
Внезапно Сильвия выронила ножницы: руку прострелила сильнейшая боль. Она помассировала правую кисть левой – стало полегче. В последнее время такое происходило все чаще и чаще. Сара настойчиво советовала пойти к врачу, но она, Сильвия, терпеть не могла врачей. Там вечные очереди, а у нее есть дела и получше, чем сидеть в приемной, листая старые журналы. Наконец соблаговолив принять Сильвию, доктора первым делом вели ее на весы и принимались уверять, что надо немного поправиться. Потом брали кровь и призывали следить за холестерином. Как можно толстеть и следить за холестерином одновременно? И вообще. Сильвии семьдесят семь лет: в таком возрасте люди сами знают, чем себя кормить, и не нуждаются в том, чтобы всякие молокососы их учили.
В конце концов, она вполне здорова. Ну, испугалась несколько месяцев назад – подумаешь! Тревога оказалась напрасной. Сильвии удалось обойтись без помощи Сары, которая, конечно же, немедленно потащила бы ее в больницу. В тот раз голова разболелась внезапно и так сильно, как еще не болела никогда. Поднявшись, чтобы выпить аспирина, Сильвия не смогла удержать равновесие. Она попыталась позвать на помощь, но, услышав, как путаются слова, испуганно замолчала. Еще чуть-чуть, и она попросила бы Сару вызвать врача, однако через несколько минут боль притихла: так зачем же было кому-то жаловаться? В один из следующих дней Гвен заговорила о своей мигрени, и Сильвия решила, что у нее то же самое. Она испытала облегчение, смешанное с досадой: надо же дожить до такого возраста и вдруг начать страдать мигренью!
Когда рука перестала болеть, Сильвия принялась раскладывать те ромбики, которые уже вырезала: синие, зеленые, фиолетовые. Они играли, как грани бриллианта. Клаудия любит… любила пастельные тона, но ей, Сильвии, нравятся более темные, насыщенные. Если бы сестра сейчас вошла, она бы наверняка сказала, надув губы:
– Неужели хоть раз нельзя сделать что-нибудь повеселее?
– Веселая у нас ты, маленькая мисс Солнце. Нравятся светленькие одеяльца – сама их и делай.
Клаудия нахмурилась бы, недовольная тем, что ее так назвали, но все равно спросила бы:
– И что это будет? Очередная «Одинокая звезда»?
– Нет.
– А похоже.
– Нет. – Спрятав улыбку, Сильвия выдержала бы небольшую паузу. – Будет «Разбитая звезда».
– Велика разница! – фыркнула бы Клаудия.
Сильвия действительно сшила много одеял с «Одинокой звездой» и всевозможными вариациями на эту тему. Ну и что? Да, это ее любимый узор: он позволяет выстраивать бесчисленные комбинации цветов и тонов, создавая ощущение объема и движения. К тому же где-то в глубине души этот рисунок нравился Сильвии еще и потому, что ее сестре он не удавался. Даже у самой простой звездочки «Лемуан» Клаудия срезала уголки ромбов и плохо сшивала лоскутки, отчего ткань пузырилась. Ну а Сильвия легкими и точными движениями выкладывала «Одинокую звезду», беззаботно напевая и будто бы не замечая завистливых взглядов сестры.
На самом деле Сильвия только притворялась, что это дается ей без труда. Идеально состыковывать друг с другом многочисленные ромбики – дело, конечно, не простое. Будь она одна, она бы, пожалуй, расслабилась и простила бы себе чуть кривоватый шов или едва заметную волну на ткани. Но сестра вертелась рядом, наблюдала за ней и с нетерпением ждала, когда она ошибется.
Так было раньше. Теперь Клаудия уже не докучала ей своим присутствием. Сильвии стало стыдно. Да, все эти годы сестра ей завидовала. Но ведь она, Сильвия, сама разжигала эту зависть. Всем старалась продемонстрировать, что лучше шьет. С тех пор как впервые взяла в руки иголку, задирала нос, вместо того чтобы вести себя скромно и помогать сестре. Одеяла Клаудии, кстати, были хотя и менее аккуратными, чем ее собственные, зато не менее мягкими и теплыми. Зачем она тыкала пальцем в крошечные дефекты, которых никто, кроме нее, не увидел бы?
Сейчас Сильвия это понимала, а тогда в упор не видела своих ошибок и во всем винила сестру. Она на секунду прикрыла глаза, отгоняя тяжелые мысли. Рука потянулась за ножницами и задрожала. Боль вернулась, как электрический разряд, прострелив кость до локтя. Сильвия, охнув, попыталась отпустить ножницы, но кисть застыла. Пришлось левой рукой разжать скрюченные пальцы правой. Только тогда ножницы упали на стол.
– С тобой все в порядке?
В дверях гостиной стоял Эндрю. У него было встревоженное лицо. «Интересно, как давно он подошел?» – подумала Сильвия.
– Да, просто кости побаливают, а так все нормально. – Сильвия проследила за взглядом Эндрю: он изучал ее руки. Все это время она, сама того не замечая, массировала запястье и только теперь заставила себя прекратить. – Ничего страшного.
– Дай-ка посмотрю, – сказал Эндрю, кивнув.
– Нет, не нужно… – запротестовала Сильвия, но он уже взял обеими руками ее руку и принялся осторожно растирать.
Подушечки его больших пальцев загрубели от работы, однако их уверенные прикосновения были приятными. «Мужчине и не пристало иметь мягкие лапки», – одобрительно подумала Сильвия. Она смотрела на него, а он на ее руку. Вдруг он поднял глаза и улыбнулся.
– Ну как? Полегчало?
Как ни удивительно, ей действительно стало лучше. Кисть совсем не болела.
– Да! Как тебе это удалось?
– Я просто показал боли, кто главнее.
Эндрю с улыбкой посмотрел Сильвии в глаза, и она, почувствовав какое-то странное волнение, вдруг поняла, что он уже не массирует ей руку, но по-прежнему держит ее в своей.
– Спасибо, – сказала она, высвобождаясь.
– Обращайся в любое время.
Он снова улыбнулся, причем так искренне и просто, что непонятное, едва уловимое ощущение (чем бы оно ни было) вернулось. Какого черта с ней происходит? Может, Сара права: действительно пора показаться врачу?
Сильвия посмотрела на часы, постаравшись сделать это не слишком нарочито.
– Пойду разыщу Сару. Пора ехать на заседание градостроительной комиссии по поводу горки. Кэрол согласилась поухаживать за гостями в наше отсутствие, – энергично произнесла она и, так же энергично развернувшись, зашагала на кухню.
Эндрю пошел за ней.
– Я могу чем-нибудь помочь?
– Нет, спасибо, ты и так уже очень помог. Теперь тебе лучше отдохнуть.
– Ты прямо как мои дети. Они все время норовят усадить меня в кресло-качалку. А я говорю им, что еще наотдыхаюсь, когда стану стариком.
Сильвия не смогла сдержать улыбку: Сара с Мэттом тоже без конца уговаривали ее поберечь себя, пока она не сказала им, чтобы не приставали.
– Мы с тобой родственные души, Эндрю.
Он улыбнулся, поймав взгляд Сильвии, но ничего не сказал. Она смущенно отвела глаза. Ее слова прозвучали почти кокетливо – совсем не так, как ей хотелось. Она позволила себе такое сказать только потому, что присутствие Эндрю стало для нее совсем привычным. Несколько недель назад он приехал в Элм-Крик и сразу занял свою нишу, легко и естественно влившись в жизнь поместья. Стал помогать то тут, то там, ухаживать вместе с Мэтью за садом. Даже не верилось, что целых пятьдесят лет его нога здесь не ступала.
Кэрол тоже прижилась в Элм-Крике. Правда, не так удачно и не так быстро, как Эндрю. После первой недели Сильвия заявила ей, что считает ее своей личной гостьей и платы за постой не возьмет (от денег хозяйка усадьбы отказалась так же решительно, как Эндрю от комнаты в доме). Тогда Кэрол не менее настойчиво потребовала, чтобы ей позволили отработать проживание. Взяла на себя приготовление обедов и ужинов, а потом еще и принялась прибираться на чердаке, который тянулся по всей длине южного крыла. В нем скопилось столько старья – чемоданов, коробок и мебели, – что Сильвия давно махнула на него рукой. Даже вдвоем с Сарой навести там порядок было невозможно. Но Кэрол трудных задач не боялась. Каждые несколько дней она притаскивала с чердака какое-нибудь сокровище: лампу, старинный наряд или кресло-качалку. Они с Эндрю все это чистили и поновляли, а потом для вещи подыскивалось подходящее место.
Когда Сильвия сказала Саре, что ее мама очень им помогает, та ответила: «Пускай занимается чем хочет. Лишь бы не мешала». Эти слова не были похожи на пылкое изъявление благодарности, но Сильвия все равно предпочла истолковать их оптимистически.
Мать и дочь сидели на веранде, глядя в сад, и разговаривали. Обрадовавшись, что они не ругаются и не делают вид, будто не замечают друг друга, Сильвия остановилась в дверном проеме. Не хотелось их прерывать.
– Почти все бабушкины одеяла забрали твои дяди, – сказала Кэрол, – но у меня тоже кое-что осталось. Одно лежит у меня на кровати, все в разноцветных звездах. Надо было привезти фотографию. Если пришлю тебе карточку, скажешь, как называется узор?
– Конечно, – ответила Сара, глядя на рукоделие, которое лежало у нее на коленях. – Если не буду знать, спрошу у Сильвии.
– Спасибо.
Повисла пауза. Женщины молчали довольно долго, и хозяйка уже хотела выйти на веранду, когда Сара вдруг вновь заговорила:
– Может, там такой же рисунок, как на одеяле, которое для меня сшила бабушка.
– Бабушка сшила для тебя одеяло?
– Да. Не помнишь? Бело-розовое, с зубчатой звездой. Подарила мне его на восьмилетие.
– Правда? Не помню, чтобы оно лежало у тебя на кровати.
– Вероятно, потому, – холодно произнесла Сара, – что ты сразу же его забрала. Оно хранилось в коробке в твоем шкафу.
– Ты уверена? – Не дождавшись от дочери ответа, Кэрол прибавила: – И зачем бы мне было отбирать у тебя бабушкин подарок?
– Ты сказала, что одеяло слишком красивое для каждодневного использования и что я его испорчу.
Кэрол озадаченно покачала головой:
– Я бы так не поступила.
– Именно так ты и поступила. Я прекрасно помню.
Сильвия замерла, когда Кэрол резко повернулась к дочери. Она осторожно протянула руку, однако тут же убрала ее. Сара сосредоточенно продолжала шить.
– Я такого не помню, – тихо сказала Кэрол, – но раз ты говоришь, что так было, я тебе верю. Извини. – Она сцепила руки и принялась их рассматривать. – Хотя из меня не получилось безупречной матери, я старалась. Я всегда хотела только одного: чтобы ты была счастлива.
Сара отложила шитье.
– Нет, чтобы я была счастлива, хотел папа. А ты хотела, чтобы я была идеальной.
Кэрол отпрянула, как будто эти слова ее обожгли.
– Я хотела, чтобы ты использовала собственные возможности и чтобы твоя жизнь была лучше моей. Я до сих пор этого хочу.
– У меня хорошая жизнь, мама. И у тебя тоже. У тебя есть работа, ребенок, друзья. Ты была замужем за прекрасным человеком…
– Сара, – прервала ее мать, – ты многого не знаешь. Мы с тобой очень похожи, и я боюсь…
– Мы не похожи! Трудно найти двух более разных людей, чем ты и я. Тебе кажется, что мы одинаковые. Но это не так. Не так!
Сильвия пожалела, что сразу не прервала их разговор. Когда он начал выходить из мирного русла, следовало вмешаться, но ее будто парализовало. Только теперь она заставила себя сделать шаг вперед и бодро сказать:
– Ах вот вы где! – Мать и дочь вздрогнули от неожиданности. – Время бежит: нам уже пора собираться в город.
Голос Сильвии дрожал, и она спросила себя, заметно ли это Саре и Кэрол. Догадываются ли они, как ей плохо, какое глубокое и болезненное разочарование она испытывает. Ей очень хотелось помирить их, но чем дальше, тем более бесплодными казались эти надежды.
Сара встала.
– Я быстро.
Не сказав больше ни слова и даже не посмотрев на мать, она ушла в дом. Сильвия с болью в сердце проводила ее взглядом, а потом повернулась к Кэрол. Та продолжала неподвижно смотреть на дверь, за которой скрылась дочь.
– Спасибо, что согласились поухаживать за гостями в мое отсутствие.
– Она всегда от меня убегает, – отрешенно произнесла Кэрол. – Мне страшно за нее. Она не хочет этого признавать, но у нас много общего, и я боюсь, что Мэтт окажется таким же, как ее отец.
– Разве это плохо? Сара вспоминает вашего покойного мужа с такой любовью!
Кэрол смутилась, будто ее внезапно застигли в тот момент, когда она вслух размышляла о чем-то сокровенном.
– Вы не понимаете. Она не знала его таким, каким знала его я.
Пораженная таким ответом, Сильвия молча смотрела на Кэрол, пока та не поднялась и не ушла в дом. Оставшись одна, хозяйка поместья бессильно упала в одно из кресел. Сейчас, под тяжелым гнетом сожалений, она казалась себе очень старой. С Кэрол все с самого начала пошло не по плану. Обычно это была такая радость – встречать в усадьбе гостей, слышать, как по дому разносится их звонкий смех, видеть, как горят их глаза в предвкушении недельного отдыха. Сильвия нередко задумывалась о том, что бы сказала в той или иной ситуации ее сестра. Вот и теперь она спросила себя, одобрила ли бы Клаудия перемены, произошедшие с поместьем. Конечно, это были перемены к лучшему. Ведь когда она, Сильвия, вернулась в Элм-Крик после долгого отсутствия, дом стоял пустой. Только эхо гуляло по залам. Вдохнув в поместье новую жизнь, Сара показала, что способна очень на многое. Если бы только ей удалось так же преобразить собственное сердце!
Читать бесплатно другие книги:
