Песни мертвых соловьев Мичурин Артем
– Очень уж на тебе уютно. Гнись, обратно полезу.
Балаган покраснел от возмущения, но спорить не стал.
– Ни пуха, – источая дружелюбие, помахал рукой Сиплый.
– Спасибо. Или как там принято отвечать? Иди на хуй?
Протиснувшись в узкий проем между доской и ржавым куском жести, я выбрался на край трехметровой стены, ухватился за него, спустил бренное тело вниз и разжал пальцы. Все, обратного пути нет. Да оно и к лучшему. Чем меньше планов, тем они качественнее.
Я взял «ВСС» на изготовку и выглянул за угол – никого. Либо наши опасения по поводу засады напрасны, либо сучьи выблядки хорошо прячутся.
Территория вокруг более всего походила на заводскую – покосившиеся сизые от мха железобетонные панели забора с колючкой поверху, ржавые козловые краны на заросших рельсах, невысокие зданьица, раскиданные вдоль периметра, и две серо-коричневые громады в центре, одна из которых нагло тыкала в небо высоченной кирпичной трубой.
И никаких огней. Это настораживало. Там, где есть человек, всегда есть и огонь, особенно ночью. Даже если на нас организовали засаду и блюдут светомаскировку – все равно, хоть маленький огонек, а должен быть.
Я поднял голову и посмотрел в проем на крыше, откуда только что вылез – ну вот, хотя бы такой, еле заметный, а обычному глазу и вовсе неощутимый свет.
Но на остальной территории он исходил только от звезд, поблескивающих в прорехах облачной завесы, да от луны, расплывшейся по небу желтым пятном, как моча по грязной простыне.
Первым пунктом в моем плане значилось – нейтрализовать вероятных злоумышленников, держащих на прицеле дверь котельной. Ибо карабкаться при возвращении в узкий лаз над трехметровой стеной не слишком удобно.
Где бы я засел, поменяйся мы местами? Пожалуй, вон там, на левой громадине. Забрался б с «СВД» на крышу, дождался, пока голубчики отойдут подальше от потенциальных укрытий, и перестрелял бы. Но это я, а обладателю заурядного зрения будет тяжеловато шмалять на две сотни метров в кромешной темноте. К тому же, судя по уровню развития грибной промышленности, орудовал тут явно не одиночка, а значит, логичнее сделать ставку на шквальный огонь пяти-шести стволов по не успевшей рассредоточиться группе с достаточно близкого расстояния. А для такой засады места лучше, чем вон та груда бетонных блоков, не сыскать.
Я снова заглянул в окуляр прицела. Ну, точно – сидят голубчики. Двое всего. А нет, вот и третий обнаружился чуть поодаль. Странные ребята. Головы тряпьем черным замотаны, только глаза наружу, будто из рыбьей пасти глядят. Да и кожа по цвету не сильно от тряпок отличается. Если б башками не крутили, не заметил бы. Ага, еще один, за кочкой притаился, лежит, яйца морозит. Что за хрень у него в руках? Пулемет? Не пойму. Ладно, подойдем ближе, там и рассмотрим.
Я как мог осторожно прокрался за соседнее полуразвалившееся здание, служившее раньше то ли складом, то ли гаражом, и, прячась за ним, начал обходить противника по левому флангу.
– С-с-с… – Нога зависла в считаных сантиметрах от нажимной пластины капкана, раззявившего стальные челюсти под жухлой травой.
Еще немного – и они сомкнулись бы, с хрустом раздробив мне лодыжку. Внимательнее нужно, внимательнее. На одной ноге сложновато будет вернуться.
Я вышел к противоположному углу гаража и сверил диспозицию – все на прежних местах, терпеливо ждут. Усидчивые засранцы.
Теперь мне хорошо было видно и фасад котельной с чуть светящимся прямоугольником дверных щелей. А по сторонам от выхода незваных гостей ждал пренеприятный сюрприз – медвежьи капканы. Точно такие, в какой сам едва не угодил пару минут назад. Под травой их и днем не сразу-то заметишь, а уж ночью – только на ощупь. Зато нащупав, не ошибешься. Хорошая придумка. Выходят залетные, попадают под огонь, разбегаются в стороны, и тут – хрясь-хрясь! Только добивай, не зевай. Даже жаль чуток, что не увижу сей гениальный план в действии. Хотя… Но лучше без этого. Слишком куш велик. Надо держать себя в руках, а если станет тяжело, повторять – сто кило героина, сто кило героина. Хм, помогает.
Ночь выдалась безветренная, тихая, поэтому «Винторезом» я решил – от греха подальше – не щелкать. Он хоть и глушеный, а все равно бахает нехило, навроде мелкашки. Четверых перебить, пока они соображают, откуда огонь – не проблема, но ведь и другие подтянуться могут. А затяжной бой в мои планы плохо вписывается. Нет, лучше уж накоротке. Сойдемся поближе, потолкуем, глядишь, и без шума обойдется. Кроме того, хорошо было бы взять языка. Заводик-то не маленький, есть где разгуляться. А шарить на открытой и простреливаемой как хочешь местности в поисках следов – желания нет.
Я прошел еще немного вперед и, свернув налево, приступил к процессу сближения.
С первым «собеседником» – тем самым, что грел мудями стылую землю – мы очень быстро нашли общий язык. Да двум хорошим людям и слов-то не нужно, особенно когда клинок острием попадает аккурат в темечко одного из них. Только вот вынимать – зараза – трудно, костями защемляется. Пришлось коленом шею придавить, а то голова вслед за клинком идет, не отпускает. Кинжал – он ведь как навязчивая мысль – втемяшится в башку, хрен избавишься. Зато можно обойтись без предварительных ласк, типа протыкания легкого и перерезания локтевых связок. С пятнадцатью сантиметрами железа в голове ни орать, ни стрелять уже не тянет.
Пока возился с инструментом, успел разглядеть тот самый «пулемет», на деле оказавшийся… арбалетом. Мать твою ети! Давно этих херовин не видел, с тех самых пор, как два года назад из-под Архангельска вернулся. Там-то, у местных, арбалеты – обычное дело. Но здесь, в ста с небольшим километрах от Владимира… Хотя при наличии у стрелка прямых рук да сноровки этот нелепый с виду гибрид ружья и лука является весьма грозным оружием – лупит на приличное расстояние, по убойности даст фору любой винтовке, за исключением крупняка, практически бесшумен и до неприличия экономичен. Правда, серьезный арбалет тяжеловат, да и темп стрельбы оставляет желать много лучшего. Бороться со вторым недостатком, усугубляя первый, помогают разнообразные системы заряжания. Так, на покоящемся в мертвых руках моего «собеседника» экземпляре стоял хитрый зубчато-реечный механизм с небольшой рукояткой для вращения, позволяющий, судя по виду, натягивать тетиву даже лежа. На более мощных образцах сугубо военной направленности обычно используют ворот, но там, лежа, уже не покрутишь. А охотники и разведка довольствуются легкими арбалетами, заряжая их с помощью «козьей ножки» или обычного стального крюка на поясе. Гениальное, кстати, в простоте своей решение – на широкий кожаный ремень монтируется крюк, стрелок наклоняется, цепляет за него тетиву, сует ногу в стремя на передке арбалета, разгибается, и готово – клади болт да шмаляй. Можно делать это и сидя. В высокой траве стрелки с легкими арбалетами – настоящая головная боль. Обычное человечье ухо не расслышит звона тетивы и с тридцати метров. Я помню, какой ужас наводили онежские головорезы на приходящих за пушниной купцов и их охрану, когда те не могли понять, откуда – растудыть твою в качель! – прилетают эти долбанные примитивные железяки, беззвучно протыкающие вооруженных автоматами представителей цивилизованного человечества. Мне и самому тогда довелось попрактиковаться в стрельбе из этой адской машины.
Хм. До следующего хулигана с полсотни метров, парочка за блоками – еще через десяток. Ни то ни се. А не освежить ли нам память?
Я осторожно вынул из скрюченных пальцев бывшего владельца арбалет – достойное оружие, не дешевка. Кованые плечи, резная ложа, облегченный приклад, спусковой крючок и скоба от «Ижа» позаимствованные, нерегулируемый целик на крышке натяжного механизма и мушка в кольце над желобом. Тетива из стального троса взведена, болт на своем законном месте. И колчан пригодится.
Переместившись по крутой дуге за спину недоброжелателям, я остановился и взял на прицел затылок одинокого стрелка.
Спусковой крючок плавно выбрал ход, стопорящий механизм высвободил тетиву, плечи с глухим «пум» распрямились. Засадник номер два кивнул и начал медленно оседать, царапая замшелый бетон острием пробившего голову болта.
На такое я не рассчитывал, надеялся, что метательный снаряд застрянет внутри, не справившись с лобной костью.
Звук вышел не то чтобы громкий, но хорошо различимый. От такого, как говорят, зубы ломит. Никогда не понимал этого выражения. А вот моим новым друзьям сие чувство было, надо полагать, знакомо. По крайней мере, реакция у них была весьма болезненная. Оба подскочили и принялись судорожно водить орудиями смертоубийства, выискивая цели возле котельной. Все же выдающимся зрением товарищи не отличаются, иначе с десяти метров уж смогли бы разглядеть, какой конец болта заострен.
Подло воспользовавшись физическим недостатком своих оппонентов, я положил арбалет на землю, вынул кинжал и безотлагательно направился к двум озадаченным бойцам, дабы разъяснить текущую диспозицию, а также пообщаться на предмет возможного местонахождения краденого сапера.
С усвоением информации относительно первого пункта у товарищей после короткой беседы проблем не возникло, а вот дальнейшее общение оказалось сильно затруднено – один лежал на боку, безрезультатно пытаясь остановить кровь, бьющую из проколотой печени и вскрытого горла, второй предпринял отчаянную попытку уползти, хрипя пробитыми легкими и приволакивая обездвиженную ногу.
Я прервал агонию бесполезного страдальца, перевернул ползуна на спину и загнал клинок ему промеж ребер, не глубоко, в чисто воспитательных целях. Пошарил свободной рукой по медленно испускающему дух телу, изъял колчан с болтами и два ножа. Больше при пациенте ничего не обнаружилось, даже фляги.
– Будешь отвечать быстро – умрешь быстро. Будешь отвечать медленно – тебе же хуже. Кивни, если понял.
Кроме испепеляющего взгляда добиться от собеседника ничего не удалось. Что ж, лиха беда начало. Я немного повернул клинок, раздвигая ребра. Под намотанной на вражью рожу тряпкой в районе кровавого пятна, обозначающего ротовое отверстие, послышался скрежет.
– Понял?
Не понял. Крепкий или тупой? Сейчас узнаем. Нужно только ввести поглубже и раздвинуть поширше. Вот, пошло дело, затряс башкой, того гляди – отвалится.
– Куда дели пленника?
Увлажнившиеся зенки скосились на левую громадину.
– Рюкзак при нем?
Утвердительный кивок без раздумий.
– Кто такие?
Глаза собеседника округлились, тряпка ввалилась в заглатывающий воздух рот.
– Х… хра-а-а… нители, – просипел он.
– Хранители чего?
– Го-о… рода.
– Какого, на хер, города? Это ж завод.
– Свя-я… щенного го-о… рода.
Неужто про Москву лопочет?
– Сколько вас?
Закрывающая рот тряпица пошла морщинами с краев мокрого пятна.
– На… тебя… хва-а… тит.
Я повернул лезвие кинжала до упора. Едальник не в меру остроумного товарища беззвучно распахнулся, глаза насилу удержались в орбитах.
– Повторяю вопрос – сколько?
Клинок чуть ослабил давление на ребра, позволяя юмористу говорить.
– Тысячи.
– Да ну? Что-то не похоже.
Грудь хранителя задрожала, булькающие звуки вырвались из горла.
– Присоединяйся, – выговорил он, расходуя остатки воздуха в проколотых легких, и умолк, глаза закатились, складки тряпья застыли недвижимые.
Я для верности загнал клинок в сердце вероятного притворщика и сдернул тряпку с его лица. Ебена мать! Вся рожа в шрамах, скула раздроблена, нос сломанный едва к затылку не прилип, ноздри порваны, зубы сточены треугольником, верхняя губа скобами подтянута на манер звериного оскала. Видать, тяжелая у парня жизнь была. Или здесь мода такая? Черт, этот «симпатяга» среди Рваных Ран был бы первым парнем на деревне. Каким же говном башка должна быть забита, чтобы с собой такое сотворить? Хотя… – мой взгляд упал на кисть усопшего, – вырванные ногти – это перебор даже для отпетых фанатиков.
Заинтересовавшись сим феноменом, я обратил взор на второго покойника – та же в общих чертах история, еще и два пальца сломаны. Тут дело определенно не в стремлении к красоте.
Впрочем, углубляться в данную проблему времени у меня не было. Зассыхин рюкзак сам не приползет на спину скучающего в ожидании капитана.
Я вернулся к оставленному арбалету, подобрал его, взвел, вложил болт – удобная штука, пригодится – и, стараясь не попирать ногами заботливо расставленные капканы, направился в сторону означенного милашкой-хранителем ориентира.
Не знаю, что тут раньше производили, но первый пришедший на ум вариант – пироги. Ага, здоровенные – мать их – пироги, с требухой, и чтоб непременно с человечьей. А то и вовсе – целиковыми тушками заправленные. С пылу, с жару, румяненькие, дымятся на жирном противне, а под тестом людишки освежеванные да запеченные калачиком свернулись. Кусаешь такой пирожок, а они хрустят… Эх, давненько мое брюхо путной жратвы не видало. Вон уже и заводские цеха начали слюноотделение вызывать. Но в свое оправдание замечу, что больно уж он, цех этот, громадную печь напоминает, основательную такую, с лежанкой, как полагается. Буровато-серые стены в два яруса с квадратным возвышением-дымоходом по правому краю, черные дыры оконных проемов – снизу широкие, наверху узкие, напоминающие геометрические узоры – натурально адская русская печь. И ведь придется лезть туда.
Еще возле блоков я почуял, как со стороны громадин потянуло свиным дерьмом, а чуть позже донеслось ленивое похрюкивание. Да тут целая ферма, животноводческо-грибное хозяйство, гори оно огнем. Надеюсь – бессознательного Рябу не швырнули в загон вместе с поклажей. Совсем не тянет месить навоз.
Минутное наблюдение за объектом никаких следов жизнедеятельности, кроме свиных, не выявило, и я подошел ближе. Прислушался – братья меньшие по-прежнему сонно хрюкали и шумно выпускали газы. Чем их только кормят? Но среди этих малоаппетитных звуков появились новые – лязг металла и чавканье грязи, а тьма внутри задрожала, разбегаясь тенями от слабого огонька.
Я подкрался вплотную к стене «печи» и осторожно глянул в дверной проем.
Ага, еще один хранитель прямо по курсу. Тряпка на башке, перехваченный ремнем и портупеей черный балахон с полами чуть ниже колена, высокие кожаные сапоги, внушительного размера тесак в ножнах на левом боку, масляная лампа в левой руке и грязная, сводящая на нет всю воинственность бадья в правой.
Какой трудолюбивый народец, не спят, за хозяйство радеют.
Полуночный свинарь водрузил лампу на крюк в опоре загона и занялся наполнением корыт. Закончив сию нехитрую процедуру, он потянулся за своим тусклым светочем и прилип к столбу, получив болт в правое легкое.
– Тс-с-с, – я поднес клинок к горлу «фермера», обезоружил и навалился сзади, не давая соскочить с короткого болта. – Куда уволокли пленника?
Мой новый собеседник издал неразборчивый хрип с тонким попискиванием.
Я, подумав, что речь станет почетче без тряпки вокруг рта, сорвал ее. Вот так раз! Баба! И даже симпатичная, если не считать безобразного шрама, тянущегося от уголка рта к уху, да точечных ожогов, коими были испещрены обращенная ко мне щека и лоб.
– Давай-ка еще разок, красавица. Теперь с выражением.
– Нечестивец! – прошипело милое создание.
– Уже лучше, но есть над чем поработать, – я слегка повис у нее на плече, позволяя болту сделать остальное.
Прекрасная незнакомка скорчилась, хрипя и царапая столб ногтями.
– Т-в-в-в-арь!
– О себе я все знаю, расскажи о пленнике. Куда его дели?
Мои чресла еще чуть расслабились, передавая заботу о сохранении равновесия болту.
Несговорчивая бестия харкнула на столб кровью и принялась биться в попытке восстановить справедливость. Но когда железный штырь рвет твое легкое и ломает ребра, не так-то просто управлять собственным телом. Ее руки бесплодно колотили воздух, а ноги сучили по земле, не в силах удержать давящий на плечи вес.
– Подвал, – наконец выговорила она, улучив момент. – Катакомбы.
– Где вход?
– Та-а-ам, – белокурая голова качнулась мне за левое плечо.
– Спасибо, детка.
Клинок вскрыл мягкое податливое горло. Тело дернулось и повалилось назад, медленно сползая с болта. Я подхватил его и оттащил в сторону, подальше от случайных глаз. Лампадка отправилась прямиком в навозную жижу, где и затухла.
Изнутри здание-печь представляло собой занимающий большую часть объема громадный ангар внизу и, судя по лестницам, два этажа сверху.
Первой мыслью было – разведать верхотуру перед спуском в подвал. Вдруг красотка собралась духом да и решила напоследок мне жизнь испортить, послав в хрен знает куда тянущиеся катакомбы, когда вожделенный рюкзачок лежит преспокойненько прямо над головой. Но беглый осмотр лестницы убил всякое желание ею пользоваться – прогнившие опоры накренились, металлические ступени покрывал толстый слой ржавчины. По такой не то что бесшумно, бескровно не поднимешься. Посему я решил оставить эту затею, успокоившись выводом: «Раз мне со своими девяносто кило страшно, то туша в полтора центнера, да еще и с нехилой ношей, скорее вознесется к райским вратам по крыльям порхающих бабочек, чем на верхний этаж по этой гнилой халабуде».
Сам же ангар был разделен на сколоченные из жердей загоны, которые, впрочем, занимали от силы половину огромной площади, располагаясь по большей части вдоль стен. Под ногами хлюпала жижа из земли и свиных испражнений. Смрад стоял зверский, но после грибных катакомб он едва ли не ласкал обоняние.
В дальнем левом углу ряды загонов обрывались, уступая место черному провалу в земле, на деле оказавшемуся ведущей вниз лестницей, до того заросшей грязью, что бетон проступал только ребрами ступеней, а сами они почти выровнялись, став бугристым скатом. И снова знакомые следы. Только более глубокие, чем прежде. Видимо, наш крадун решил не марать трофей в навозе и взвалил его на плечо. Об этом свидетельствовало и отсутствие борозды.
Лестница заканчивалась дверью с грубым врезным замком.
Я осторожно тронул тяжелую конструкцию – заперто. Не страшно, набор отмычек и масленка всегда при мне. По паре капель на петли, немного внутрь сувальдного чудовища, пять секунд манипуляций и – милости прошу. Как говаривал Валет: «Замки – защита от честных людей». Да и то не всякие. Иной раз смешно глядеть, как рачительный хозяин корячится, запирая любимый домишко на четыре замка, два из которых вскрываются ногтем, третий – отверткой, а последний срывается за секунду любой подручной железякой. Да он, замыкая их, провозится дольше, чем правильный вор, вскрывая. А действительно серьезный механизм во столько обойдется, что станет самым ценным предметом в доме. Однако и он ни хера не гарантирует.
Запирать за собой дверь я не стал. Прохожих тут вроде негусто, а лишние секунды при бегстве могут дорого стоить.
Узкий темный коридор бетонной кишкой тянулся в средних размеров комнату, заставленную металлическим хламом неизвестного мне назначения. Из некоторых цилиндрических железяк выходили тонкие трубы и, собираясь под потолком в перехваченные жестяными хомутами пучки, ползли дальше вдоль стен очередного, сворачивающего вправо, коридора, чтобы как клубок змей обвиться вокруг здоровенной, похожей на колокол херовины, занимающей большую часть следующего помещения. Между труб на стенах торчали огарки факелов, но только четыре из них тлели, давая больше копоти, чем света. Мне хватит и меньшего, но как здесь ходят другие? Привыкли, что ли, на ощупь передвигаются?
Вообще, моих новых знакомых, как я успел заметить, отличала нездоровая тяга к подземельям. Наверху вон целый завод пропадает, а они катакомб нарыли. Чего бы не отремонтировать гараж-другой да там и обитать?
Комната с «колоколом» оказалась тупиковой – так спланировали строители завода. Но нынешних жильцов это не устроило, и они решили сделать перепланировку – в бетонированной стене зияла дыра с торчащими из краев обрезками арматуры. В глубине «кротовой норы» мерцал отсвет редкого факела.
Опять вниз. Если так и дальше пойдет, то скоро встречу громов. Или гномов? Читал в детстве книжку про этих мелких бородатых тварей. Там, помнится, утверждалось, что злобные карлики обитают глубоко под землей, промышляют добычей полезных ископаемых, куют неплохой инструмент и ужираются пивом. Я еще удивлялся – из чего они это пиво варят, под землей-то? Из грибов, что ли? Угу. И хавают их же. А по праздникам – червей с личинками. Оттого, наверное, и мелкие. Правда, нельзя исключать вероятности увеличения массы средневзвешенной гномьей особи по мере приближения мест ее обитания к поверхности. О как! Есть еще в башке следы научной литературы, не вытравились.
Пока я вспоминал «факты» из жизни подземных обитателей, следы гнома-переростка успели трижды сменить направление во все более ветвящемся тоннеле.
Судя по тому, что попалось мне на глаза, завод являлся отнюдь не основной базой хранителей. Скорее, подсобным хозяйством. Из боковых карманов, располагавшихся через неравные промежутки, тянуло грибами, картошкой и морковью. Возле некоторых нор кожу чувствительно обдавало холодом, а ноздри ловили аппетитный запах мяса. Да тут провизии явно не на десяток рыл.
Только я собрался заглянуть в очередной ледник, чтобы хоть примерно оценить масштаб запасов, как из соседней норы неожиданно раздалось приглушенное дыхание, а в шею ударила воздушная волна.
Следующие несколько секунд вместили падение на землю, перекат, звук тяжелого предмета, описавшего дугу над головой, картину надвигающейся туши в черном балахоне, резонирующий «пум-м-м» выпрямившихся плеч арбалета и тупую боль в скуле. Дальше была только тьма.
Глава 18
Пожалуй, на свете не так много вещей, более неприятных, чем беспамятство. Даже если ты проснулся дома после грандиозной попойки и не можешь восстановить полную картину минувшего вечера, уже делается стремно. Черт его знает, что там приключилось. Блядь! Еще и кровища на граблях, рукав оторван, а в кармане за каким-то хером лежит пригоршня свежевыбитых зубов! Но потом ты идешь к тем, с кем начинал отдыхать, и выясняешь, что в составе привычной компании играл в карты, пил, хорошо проводил время, пока у одного из игроков не закончились деньги. Тот спьяну поставил на кон свою челюсть и проиграл. А кровь и оторванный рукав – следствие взимания долга. Все по делу, без предъяв, можно расслабиться.
Но когда ты просыпаешься в месте, похожем на слесарную мастерскую, в висячем положении, с кандалами на запястьях, а напротив тебя сидит прикованный к стене человек с багрово-синим лицом и в обоссанных штанах, который раскачивается взад-вперед, повторяя между всхлипами «бога нет, бога нет», вот тогда становится действительно не по себе.
– Ряба, – позвал я, удостоверившись, что рядом больше никого. – Ряба, твою мать!
– А? – сапер вздрогнул, будто услышал мертвеца. – Кол?
– Давно мы здесь?
Речь давалась с трудом, язык словно онемел, вместе с левой стороной лица, башка раскалывалась, мутило. Не иначе – сотрясение.
– Я… я не знаю.
– Чего они хотят? Почему не убили?
Ряба открыл было раскуроченный едальник, чтобы облечь мысли в слова, но сумел только всхлипнуть и разрыдаться, потеряв всякий интерес к продолжению беседы.
Решив оставить несчастного наедине с его печалью, я занялся решением насущных проблем, главной из которых были кандалы. Два широких металлических обруча, сомкнутых у меня на запястьях, соединялись стальным тросом, пропущенным через вмонтированное в стену кольцо. Держится крепко, не раскачать. А вот сами кандалы неплотно прилегают. Схалтурили хваленые гномы. Пролезет рука, точно пролезет. Спасибо собачкам, что в пустоши заокской мне ее погрызли. С тех пор правая ладонь без проблем в трубочку сворачивается и мизинец к большому пальцу прижимается. Надо только потерпеть чуток. Главное – живым выбраться, а мясо… мясо нарастет.
Едва я, чувствуя, как кровь капает за шиворот, втиснул кисть в обруч по самый сустав большого пальца, осталось только рвануть посильнее, а там уж и колун с верстака достану, в этот самый момент дверь камеры открылась.
Внутрь, прихрамывая, вошел некто в черном балахоне и остановился возле Рябы. Здоровенная тварь. Примерно моего роста, но гораздо шире в плечах. Замотанную тряпкой башку со спины почти целиком скрывал горб. На ногах кожаные сапоги с мягкой подошвой. На широком поясном ремне, поддерживаемом перекрещивающей загривок портупеей, висела не детских размеров булава с пупырчатым грушевидным набалдашником.
Тварь поставила лампу на верстак, растопырила клешню и, ухватив трясущегося сапера за волосы, подняла его с пола. Внимательно изучив разукрашенную харю Рябы, горбун довольно хмыкнул, развернулся ко мне правым плечом и, не выпуская Рябову шевелюру, наотмашь приложил страдальца тыльной стороной свободной ладони. Стену позади, испещренную темно-бурыми пятнами, украсил свежий кровавый росчерк. Клешня разжалась, и сапер, звеня цепью, рухнул.
Мне тем временем почти удалось высвободить правую руку. Почти. Обернись горбатая тварина чуть раньше, и не знаю – хватило бы потом здоровья на побег?
Но горбун, видимо, решил, что Ряба дурачится, симулируя отключку, и для верности немного попинал его в печень. После чего сделал восемь шагов назад, как художник, что предпочитает любоваться плодами своего труда с расстояния, позволяющего всесторонне оценить шедевр.
Этой форы оказалось достаточно, чтобы выдрать кисть из скользкого от крови железа и ухватить лежащий на ближнем верстаке топор.
Услышав скрежет, горбун резко обернулся, но было уже поздно. Тяжелое лезвие, описав дугу, вмяло обмотавшие голову тряпки внутрь черепа. Они натянулись и переехали, открыв неестественно скосившийся глаз. Зловредная тварь взмахнула руками, пытаясь избавиться от инородного предмета в мозгах, но нарушенная координация помешала это сделать. Горбуна повело. Он шатнулся в сторону и попятился, кое-как переставляя непослушные ноги. Мне, чтобы не выпустить засевший во вражьей башке колун, пришлось двинуться следом. Но недалеко. Сделав всего два шага, я вынужден был остановиться, удерживаемый кандалами на левой руке. Только что снятый обруч уперся в кольцо, и короткий трос дальше не пускал. А горбатая скотина все продолжала пятиться в дальний угол, будто нарочно пытаясь лишить меня полезного инструмента. Окровавленная ладонь скользила по топорищу и уже чуть не сорвалась, хороня шансы на освобождение, когда лезвие с милым уху «хлюп» вышло-таки из своего костяного узилища.
Горбун сделал еще пару неуклюжих шагов, споткнулся и упал, сгребая с верстака пыточный инвентарь. Из раны ударила пульсирующая алая струя. Тело затряслось в конвульсиях, руки и ноги дергались, размазывая по полу натекшую кровь. Чудесно.
– Ебанный гном.
Я перехватил топор покрепче и, как следует размахнувшись, рубанул по тросу. Пучок стальных жил лопнул. Теперь дело за малым. Дверь на щеколду, молоток в одну руку, долото в другую… Ах ты ж… Незадача.
– Ряба. Эй! – я встряхнул отдыхающего сапера. – Просыпайся, сволочь!
Он разлепил красивые фиолетовые веки, вздрогнул и попытался отползти, прикрываясь выставленными вперед руками.
– Блядь! Уймись, дебил. Тебе что, совсем башку отшибли?
– К… Кол? Как ты…?!
– Каком кверху. Давай руку сюда, – я схватил Рябу за кандалы и, уложив их на приготовленные тиски, вышиб заклепку. – Вторую клади, – пара ударов, и браслет на полу. – Теперь помоги мне снять. Хорош телиться! Живее!
Сапер трясущимися руками взял инструмент и, боязливо покосившись на агонизирующего мучителя, приступил к работе.
Чуть по пальцам мне не зарядил, скотина. Но результат достигнут – это главное. Теперь хорошо бы и барахлишко наше разыскать. Наверняка где-то рядом томится. А вот и ключики на карабине у хозяина, аж четыре штуки. Раз ключ есть, найдется и замок.
Осмотрев имеющийся инструмент, я выбрал в качестве временного орудия самообороны тесак, а частично недееспособного сапера вооружил проверенным в деле колуном. Тот ему очень понравился. Должно быть, кровь и налипшие волосы горбуна поднимали Рябе настроение.
– Держись за мной.
Я отодвинул щеколду и глянул в щель между дверью и косяком – никого. Прислушался – вроде тихо.
– Выходим.
За дверью оказался длинный прямой коридор с шестью дверями по обеим сторонам, освещенный тремя лампами. Стены, почти черные от грязи, еще сохранили под потолком шелуху зеленой краски. Наша дверь была крайней, если не считать заколоченную досками тыльную. Слева вверх уходили пролеты бетонной лестницы. В противоположном конце наблюдалась зеркальная картина, с той лишь разницей, что выход из здания был открыт. Снаружи в коридор падали первые утренние лучи.
Я вытащил связку ключей и, дав Рябе знак следовать за мной, подошел к ближайшей двери. Глянул в скважину – не наш адрес. Перешел к противоположной – а вот тут похоже. Ну-ка, давай, родной.
Замок щелкнул, дверь со скрипом отворилась. Внутри небольшой закуток с двумя завешанными тряпкой проемами, под ногами мусор, старая обувь свалена в углу. Отодвигаю занавесь слева – квадратная комнатушка, стол, стулья, грязные миски и кастрюли, остатки жратвы, колотая керамическая плитка, окно, забитое досками, помои в бадье под рукомойником. Ничего интересного. Идем дальше. Тут комната попросторнее. Стены темно-сизые от плесени, битое стекло на засранном полу, тахта с гнилым тряпьем, окно закрыто двумя ржавыми листами жести, через прорехи которых внутрь струится тусклый свет, ведро в углу, смрад человеческих испражнений.
Я замер и, подняв руку, велел Рябе остановиться. Впрочем, это не помогло. Еле волочащий ноги сапер уже изрядно нашаркал, чтобы даже глухой прознал о нашем визите.
За тахтой, в темном углу, обозначилось движение.
– Гляди-ка! – Ряба тряхнул колуном в сторону загадочного квартиранта.
– Сам вижу, заткнись.
Я осторожно, стараясь не делать резких движений, прошел в середину комнаты.
– Чего там? – Ряба оставался на месте, нервно перебирая пальцами по топорищу.
– Иди сюда.
– Ах ты ж, матерь божья!
На полу, обхватив колени, сидел человек, совершенно голый и до крайности отощавший. Тело его было сплошь покрыто синяками, ссадинами и порезами, как совсем свежими, так и давнишними, успевшими даже зарубцеваться. С головой дела обстояли еще хуже. Лицо – сплошная фиолетовая опухоль, расписанная черными узорами рассечений на бровях и скуле. Нос свернут набок и почти касается щеки. Очертания губ неразличимы – просто пятно засохшей сукровицы. Длинные лохмы и борода настолько обросли кровавой коростой, что похожи скорее на роговой, покрытый шипами панцирь, нежели на волосы.
– Ты кто? – спросил я, не особо рассчитывая получить вразумительный ответ.
Ответа не последовало. Голый чудак лишь смотрел на меня воспаленными немигающими глазами, без каких-либо признаков мозговой активности.
– Надо ему помочь! – воспылал человеколюбием Ряба и попытался ринуться страдальцу на выручку.
– Осади! – схватил я его за рукав.
– Ты что? Освободим мужика.
– Он не прикован.
Чертов кретин. Доброхот сраный! Отвлек меня. Всего на секунду, но голышу этого хватило. И ведь до чего прыток оказался. То сидел, едва не помирал, и хуяк – уже на ногах! Я еле уклониться сумел. Чуть промедли, и осколок стекла вскрыл бы мне глотку. Все же с сотрясенными мозгами реакция не та… Однако на сей раз повезло. Голый промахнулся. Его рука с зажатой стекляшкой ушла вправо, и пока возвращалась, мой тесак успел вспороть засранцу брюхо. Я нырнул вниз, пропуская отмашку над головой, шагнул навстречу и дважды ударил в левый бок. Вооруженная рука хулигана пошла вперед, но наткнулась на подставленное предплечье. Осколок вылетел из ослабших пальцев. Еще удар в бок и в шею. Так-то лучше.
Голый обмяк и повис, уцепившись мне за куртку. Хорошего пинка хватило, чтобы пресечь фамильярность.
– Вот зараза… – Ряба как стоял, так и не шелохнулся.
Чрезвычайно захотелось съездить мудаку по ебалу. Но я так и не нашел на нем участка, достойного приложения силы. Просто схватил дегенерата за кадык и прижал к стене, расположив кончик тесака в области гениталий воспитуемого.
– Еще раз, сука, встанешь у меня на пути, и проделки нашего горбатого приятеля покажутся тебе милой шалостью. Уяснил?
Ряба незамедлительно дал ответ коротким, но частым подергиванием головы.
– На выход.
Черт! Что сегодня за день такой. Сначала большой палец ободрал, теперь вот еще и указательный распух от удара. Кто только придумал ножи без нормальной широкой крестовины делать? Даже не в грудину попал, всего-то в шейные позвонки. Надо срочно вернуть свой инвентарь, а то так и до нетрудоспособности уработаешься кухарем этим.
Мы вышли в коридор и продолжили подбирать замки к ключам. Две следующие по порядку двери были открыты, но я решил воздержаться от визита, так как ключей от них в связке горбуна не наблюдалось, а хранить ценные трофеи в незапертых помещениях как-то не по-людски, даже для таких уродов. Зато шансов нарваться на очередной малоприятный сюрприз предостаточно.
Третья дверь, хоть и запертая, также оказалась не из нашего списка, а вот четвертая порадовала, мягко клацнув сувальдами хорошо смазанного замка.
Внутри было тихо и темно. Совсем темно, так что и я мог различить лишь неясные контуры то ли шкафов, то ли полок, тянущихся от ближней боковой стены вправо. Пришлось оставить дверь приоткрытой, а Рябу назначить в караул.
С проникающим из коридора светом картина стала чуть яснее и определенно радостнее. Те самые контуры принадлежали стеллажам, опоясавшим по периметру все отнюдь не маленькое помещение и доверху забитым разным барахлом. Правда, барахло при ближайшем рассмотрении оказалось либо испорченным, либо изначально бесполезным, как, например, лежащая на куче виниловых пластинок гитара без струн или приютившаяся среди отживших свое автомобильных аккумуляторов электрическая дрель. Настенные и наручные часы, утюги, фотоаппараты, россыпи блестящих дисков, непонятные металлические коробки с кучей разъемов, игрушечные автомобили, странные маленькие хреновины с экранами и кнопками, сваленные в общую кучу, картины, фотографии в рамках и без, очки… Какой-то – мать его – оптовый блошиный рынок. Чувствовалось, что обладатели этих «сокровищ» предпринимали попытки их отсортировать, но, наверное, терпения не хватило. Оно и понятно, перелопатить такой срач – дело для истинных энтузиастов.
Я уже почти отчаялся обнаружить наши пожитки, как вдруг глаза различили у дальней стены столь милые сердцу очертания рюкзака.
– Ты ж мой дорогой! – насилу сдержался, чтобы не обрадоваться на полную громкость.
Развязал горловину, порылся – вот и шашечки тротиловые. Будет, будет Ткачу подарок. «ВСС», «АПБ», «калаш», «НР–2», «ПММ» и две разгрузки поверх плаща моего свалены. Кинжал в ножнах. Только арбалета не видать. Жаль, хорошая вещь была.
– Держи, – вручил я уже сроднившемуся с колуном Рябе его прежний инвентарь, предварительно упаковавшись сам.
– А взрывчатка? – сунулся он первым делом в рюкзак.
– Цела.
– Слава богу, – напялил он разгрузку.
– Ты же говорил, что бога нет, – освежил я «мученику» память.
Ряба ничего не ответил, лишь потупил глаза, будто его только что поймали за неблаговидным делом, отвел затвор трясущейся рукою, проверяя наличие патрона, и кивнул на дверь:
– Идем. Не хочу тут больше…
Покинув здание, мы очутились во дворе, окруженном с трех сторон домами. На завод не похоже. Скорее жилой район. Когда-то жилой. Теперь едва различимые следы человека наблюдались только в двухэтажке позади. Остальное – пустые окна, осыпающиеся стены, сорванная кровля, ржавые остовы автомобилей – обычный вид, присущий сотням городков и поселков, разбросанным вокруг мертвых мегаполисов. В предрассветной дымке такие руины выглядят особенно безжизненными. Если не знать, то с первого взгляда никогда не скажешь, что это место обитаемо. Впрочем…
– Сюда, – потянул я Рябу за рукав, отступая к стене. – Там.
– Угу, – наконец кивнул он после долгого разглядывания.
В глубине первого этажа, справа от нас, стоял человек. Почти неподвижно. Только поворот головы выдал его присутствие.
– Он нас видит, – дрожащим голосом проблеял Ряба.
– Вряд ли. Иначе поднял бы тревогу. А теперь заткнись и очень-очень тихо иди за мной.
Я повернул налево и, миновав двор, нырнул за соседнюю пятиэтажку.
– Что там? – указал подоспевший Ряба на высящуюся, казалось, посреди леса трубу, ту самую, заводскую.
– Наш ориентир. Не отставай и смотри под ноги.
Двигаясь перебежками от укрытия к укрытию, мы вышли из района многоквартирных коробок в одноэтажную застройку. До леса было уже рукой подать, когда в стену ближайшей избы воткнулся арбалетный болт.
– Бля! – Ряба шарахнулся в сторону и, присев, вскинул автомат.
– Не стреляй.
– Они нашли нас, нашли нас…
– Без шума. Отходим.
Второй болт угодил точно туда, где три секунды назад стоял сапер.
– …нашли нас, нашли, – продолжал тот шептать, будто помешанный.
– Заткнись!
Рябу заметно трясло, лоб покрылся испариной, дыхание сделалось прерывистым – плохой знак, предвестие паники.
– Не вижу, не вижу их. Черт, черт, черт…
– Они нас тоже не видят. Захлопни ебало и двигай к лесу.
В кустах возле забора мелькнула тень и тут же исчезла. Вторая с противоположной стороны. Берут в клещи. Тихо и слаженно. Ни криков, ни звуков погони. Загоняют, как дичь.
Еще один болт просвистел у меня над плечом. Стреляют наугад. За кустами ни хера не разглядишь, и туман сгустился. Главное – не поднимать шума, тихо, спокойно уйти огородами в лес, а уж там ищи-свищи.
– Давай сюда, – махнул я дергающемуся как на иголках Рябе.
Тот попятился, лихорадочно рыская глазами, и – кочергу тебе в зад! – веером от пуза разрядил весь магазин, после чего бросился наутек.
Пришлось драпануть следом. Надо было сразу забрать рюкзак у этого долбоеба!
В стену сарая, от угла которого стартовал Ряба, воткнулось не меньше пяти болтов.
Я ломился через двухметровый бурьян, стараясь не упустить из виду драгоценный предмет амуниции с мелькающими внизу подошвами. Сапер оказался очень неплохим бегуном. Правду говорят – в критические моменты организм человека мобилизуется по полной. У Рябы он мобилизовался так, что я – никогда не жаловавшийся на скоростные характеристики – стал отставать от уже немолодого и нагруженного барахлом обладателя больных почек. И, глядишь, совсем бы отстал, не попадись на его пути…
– А-а-а!!!
Металлический лязг и отчаянно дергающаяся на земле фигура «марафонца» дали ясное представление о случившемся.
Читать бесплатно другие книги:
