Песни мертвых соловьев Мичурин Артем
– Бля! – я едва успел убрать котелок в сторону от дернувшейся ноги нашей дойной скотины.
– Очнулся, зараза, – Гейгер схватил пленника за руки.
– Придуши его! Балаган, ноги держи!
Пулеметчик рывком оттащил буйного пациента от стены, сел ему на щиколотки и ухватил правую руку. Техник, зайдя со спины, взял шею в замок. А я занялся «выменем».
Хранитель прохрипел что-то неразборчивое и снова затих в нежных объятиях Гейгера.
– Вот гад, – возмутился Балаган. – Расплескал-то сколько.
Подсуетившись, Красавчик принялся слизывать с пола вожделенные капли.
– Не проще вколоть ему дозу? – поделился мнением капитан, глядя на Сиплого.
– Вот еще, – буркнул медик. – Здесь, вижу, бывалые забойщики и доильщики собрались. И так справятся.
– Справимся, – кивнул Гейгер, – хули тут… Только, когда живот к спине прилипнет, ты у нас пожрать не клянчи.
– А я, между прочим, не без дела сижу – жопы ваши прикрываю, если ты не заметил, – Сиплый демонстративно поднял «ВСС» в направлении лестницы. – Кто-то ведь должен.
– Да успокойся, шучу. Не оставим мы тебя с голоду подыхать. Так ведь, Ткач? Отольем Сиплому кружку красненькой?
– Ты захват-то ослабь, – посоветовал капитан, – а то сразу ко второму блюду переходить придется.
– Да я легонько. Пущай спит.
– Ну, чего там? – вытянул шею Балаган. – Набралось?
– Погоди, – я еще немного сцедил и пережал вену пальцем, чуть выше запястья. – Сиплый, наложи жгут. Это ведь не идет вразрез с твоими высокими моральными принципами?
Медик нехотя поднялся и достал аптечку.
– А чего ниже раны зажимаешь? – отметил вездесущий Балаган. С голодухи у него, что ли, любознательность проснулась? – Выше ж надо.
– Дружище, сделай одолжение – если меня подстрелят, не пытайся помочь.
– Это при артериальном кровотечении, – пояснил Сиплый, – когда кровь идет от сердца. А по венам она течет к сердцу от периферии. Поэтому если рана ниже сердца, то перекрывать кровоток нужно ниже раны.
– Чудно, – хмыкнул Балаган, видимо все еще не до конца убежденный.
– Чудно у твоей мамки под юбкой, а это – медицинский факт.
Сиплый закончил со жгутом и даже перевязал разрез.
– Налетай, – поднял я котелок. – Продукт длительному хранению не подлежит.
Три стальные емкости тут же столкнулись на полу. С небольшим запозданием к ним присоединилась и четвертая. Я присовокупил к честной компании свою кружку и разлил, стараясь никого не обделить.
– Жидкая какая-то? – побултыхал кровь Гейгер.
– Пахнет вроде обычно, – вынес экспертное заключение Балаган.
Сиплый просто стоял и молча вертел кружку в руках. По роже было видно, что еще чуть, и чистый напиток превратится в органический коктейль, смешавшись с содержимым желудка вне оного.
– Всего лишь кровь, – попытался я успокоить. – Привычная, банальная, та, которую ты на пол литрами проливаешь, людей кромсая. Вспомнил?
Медик трижды глубоко вдохнул и шумно выдохнул.
– Одно дело на пол, другое – себе в глотку. Бля, мутит зверски.
– Может, соли добавить? – заботливо поинтересовался Балаган.
– А ты представь, что это свиная, – предложил Гейгер. – Я по молодости ее много выпил. Где пригласят кабанчика заколоть, так моя доля – уши, крови литр и полторашка самогона. Под горячительное-то да с ушками палеными она знаешь как идет хорошо.
– Завязывай, – самочувствие Сиплого явно не улучшилось.
– Ты давай-ка проблюйся, – посоветовал я, – а потом уж примешь, как полегчает.
Медик снова подышал и тряхнул головой:
– Вроде отпустило.
– Ну, за что выпьем? – поднял кружку Ткач.
– За счастливое избавление, – чокнулся с ним Гейгер.
– За него, – присоединился Балаган.
– И чтоб не вперед ногами, – дополнил я.
Ткач и Балаган опустошили кружки залпом. Капитан, утерев губы, снова привалился к стене. Пулеметчик вздрогнул и поспешил закусить заранее припасенной половинкой луковицы.
– М-м, ничего, – оценил Гейгер, не спеша отхлебнув. – Получше свиной-то будет.
– Неплохо, – согласился я. – Сразу видно – вел здоровый образ жизни. А то бывает, до того гадкий привкус остается, особенно если с печенью беда – хоть рот с мылом полощи.
– Вы не могли бы на секунду заткнуться? – процедил Сиплый, все еще глядя в кружку, как в чертов омут.
– Да пей уже, – усмехнулся техник.
– Отвяжись.
– Давай, – подбодрил я, – залпом. На томатный сок похоже. Ты томатный сок любишь?
– Люблю.
Сиплый выдохнул, будто собрался опрокинуть стакан самогона, и сделал три глотка, после чего спешно поставил кружку на пол, зажав рот ладонью.
– Не пошло?
В ответ медик выдал струю кровавой блевотины и, прерывисто дыша, сполз по стене.
– Ни хуя на сок не похоже, – заметил он, продышавшись.
– У тебя ебальник весь измазан, – указал пальцем хохотнувший Балаган, – будто глотку кому перегрыз.
– Натуральный упырь, – согласился Ткач.
Видок у Сиплого был и впрямь тот еще – мертвенно-бледная кожа, круги под глазами и кровавые потеки, свисающие с подбородка вперемешку со слюной.
– Упырь, – кивнул он устало. – Конечно, упырь. А кто же еще? – после чего поднял кружку и допил все, не отрываясь.
– Ты смотри, – подивился Гейгер. – Во дает. А я ж и говорю: кровь – она как пиво, поначалу никому не нравится, потом вроде ничего, а дальше и вовсе за уши не оттащишь.
– Сколько он протянет? – кивнул капитан на пребывающего в сладкой дреме хранителя.
– Трудно сказать, – пожал плечами медик. – Здоровый организм может позволить себе одномоментную потерю трети объема крови. Мы взяли литр, еще миллилитров двести-триста он потерял при ранении. Следующий забор, думаю, станет последним.
– Тогда вечерком сольем все, – предложил я. – Разбавим водой, чтоб не сворачивалась. Получится по литру на рыло.
– Что скажешь? – обратился Ткач к Сиплому.
– Согласен, – кивнул тот.
Остаток дня прошел спокойно. Взявшие дом в оцепление хранители нас почти не беспокоили, если не считать робких поползновений снизу, после того как я и Сиплый от скуки подстрелили четверых в кустах и в здании напротив. Часок удалось скоротать, обсуждая причины отсутствия у наших оппонентов огнестрела. Были выдвинуты три гипотезы: тупость, бедность и «религия не позволяет». Однако разбуженный пинками кормилец опроверг все, заявив, что стволы у его коллег имеются, но шум стрельбы и в особенности запах пороха привлекают Их. Кто Они такие и чем страшны, выяснить не удалось, так как зловредный сказитель снова отключился, унеся тайну с собой. Больше всего это огорчило Балагана, не устающего удивлять меня любознательностью. После двух неудачных попыток привести в чувство источник информации он, решив установить истину опытным путем, схватил «ПКМ» и со словами: «Вы у меня, суки, еще нюхнете пороха!» – дал несколько коротких очередей в окно. После чего, отчитанный капитаном за бездумную трату боеприпасов, успокоился и притих.
А жрать тем временем хотелось все шибче и шибче. Да и пить тоже. Воду я экономил. Был, конечно, и общий запас – тот, что набрали из речки в посуду Гейгера, – но если ситуация останется прежней, то уже дня через два никакого «общего» не будет. Говорят, без еды здоровый человек может протянуть месяц. Не знаю, не пробовал. А вот что такое жажда – осведомлен хорошо. Ее, в отличие от голода, нельзя перетерпеть. Как-то раз я провел без воды чуть меньше двух суток. Летом, в степи. Думал, что сдохну. Сначала высыхают слизистые рта и носоглотки. Слюна становится вязкой, язык липнет к небу, деснам, щекам. Потом губы трескаются, дубеют от кровавой коросты. Пересохшее горло корежит спазмами. Хочется сглотнуть, но глотать нечего. Дальше начинаются проблемы с глазами, будто песка горсть сыпанули. Зрение мутится. Одолевает неимоверная слабость. Состояние полуобморочное, бред. А дальше… К счастью, до «дальше» не дошло. В тот раз. И, если начистоту, окажись рядом кто-нибудь, в чьем теле осталась хоть капля влаги, я убил бы, не раздумывая. А посему, когда вода закончится, основная угроза будет исходить не от тех, кто снаружи, а от тех, кто рядом.
– Девять, – перевел Гейгер взгляд с часов на темнеющее небо за окном, растирая затекшую от долгого неподвижного сидения шею.
– Ну чего, – уловил мысль капитан, – время приема пищи?
Красавчик, будто понимая, о чем речь, оживился и запищал.
– Не суетись, – потрепал я его по башке. – И тебе перепадет.
– Это с какого такого? – возмутился Балаган.
– Что, шмат мяса жалко от сорока кило? Лучше пусть стухнет?
– Мне не жалко. Меня бесит, что ты своего урода человечиной прикармливаешь. Он, между прочим, и Ткача кровь лизал, – нацелил Балаган палец в Красавчика, будто собрался поразить того из указующего перста лучом ненависти.
– Пусть кормит, чем хочет, – отмахнулся капитан. – Насрать. Как с пленным поступим?
– Как договаривались. Прикройте, – я взял у Гейгера моток веревки, поднялся на чердачную площадку, опробовал прочность перил и, обмотав те, сбросил концы троса вниз.
– Это для чего? – скептически буркнул наш любознательный.
– Привязывай к ноге, – объяснил Гейгер, держа на прицеле нижележащие пролеты.
– Только не говорите, что собираетесь его освежевывать.
– Нет, просто кровь спустим.
– Пиздец, – расстроенно помотал башкой Сиплый. – Будто свинью забиваете.
– Теперь тяни, – подсказал я Балагану, а сам спустился и привязал вторую ногу, когда жертвенный агнец уже болтался вниз головой, после чего приставил глушитель «АПБ» к его подбородку. – Посторонитесь, срикошетит еще.
– А? Что?.. Что вы делаете? – очнувшийся хранитель открыл глаза и попытался приподняться.
Хлопнул выстрел. Мозг и ошметки затылка с клочьями волос разметало по полу. Набегающая кровь зашипела, коснувшись горячей гильзы.
Красавчик аж подпрыгнул от радости и, схватив лакомый кусок, принялся чавкать.
– Котелок, живо!
Подставленная Гейгером посудина стала быстро наполняться.
Я сунул кружку под струю и отхлебнул. Не дожидаясь приглашения, моему примеру последовали и остальные. Даже Сиплый, бубня и вздыхая, не смог остаться в стороне.
– Ни хрена себе хлещет! – оценил Балаган мощность напора и тут же отпихнул ногой Красавчика, попытавшегося сунуть морду в закрома родины. – Убери к черту свою скотину. Еще заразу какую-нибудь занесет.
– Иди сюда, – притянул я к себе питомца. – Дядя Балаган сердится. Не будем давать ему повод для совершения глупостей, о которых он может пожалеть.
– Это что еще значит? – встал пулеметчик в позу, заподозрив наезд, но не будучи в этом до конца уверен. – Пугать меня вздумал, падла?
Отчего-то возникло острое желание продолжить начатое и как следует завести мнительного бычару, смеху ради.
– Ты чем-то недоволен? Красавчик, дядя Балаган все еще сердится. Попросишь у него прощения? Как? – Я поднес ухо к зверушкиной морде, будто слушая, и переадресовал «ответ» Балагану: – Красавчик говорит, что без проблем бы извинился за недостойное поведение, но, к великому несчастью, уже успел положить на тебя свой маленький розовый хуй.
– Не нарывайся, – процедил сквозь зубы пулеметчик, заметно покраснев.
– И в мыслях не было. Это все он. Что? – Я снова «прислушался» к четвероногому собеседнику. – Ай-ай-ай. Зачем ты так? Дядя Балаган вовсе не тупое быдло с пулеметом, и уж никак не трусливая мразь, бросившая свою семью подыхать с голодухи.
– Ну все, тварь!
Красавчик принял угрожающую стойку и зарычал.
– Хватит! – вмешался в беседу Ткач, когда Балаган подрагивающими пальчиками уже мацал рукоять пистолета. – Нам еще промеж собой стрельбы не хватало.
– Зачем стрельба? – Я поставил пустую кружку на пол и, незаметно вынув из-за голенища нож, спрятал его в рукав. – Можем все тихо порешать.
Удивительно, однако Гейгер и Сиплый при этом хранили нейтралитет, с интересом наблюдая за развитием событий.
– Я тебя голыми руками, сука, порву, – прорычал Балаган, застегнув хлястик кобуры.
Чудесно. Воображение уже нанесло поверх камуфлированной туши схему разделки, а в голове зазвучали отголоски приближающегося ража. Но вечно сующий свое рыло в чужие дела капитан испортил все удовольствие, встав между мной и добычей.
– Ошалели?! А ну разойтись!
Мой нож острием уперся Ткачу в подсумок. Налившиеся кровью глаза Балагана, не мигая, пялились через капитанское плечо.
– Сядь на жопу, я сказал! – заорал Ткач пулеметчику и неожиданно коротким правым съездил тому по еблищу.
Расчехленная на время жратвы челюсть Балагана опустилась, едва не выскочив из суставов, ноги обмякли, и стодвадцатикилограммовый детина грузно шмякнулся на седалище, как и велел капитан.
– Ты че?.. – потер Балаган ушибленный едальник, делая безуспешную попытку подняться. – Че творишь?
Ткач повернулся и, будто не замечая царапающего ремень ножа, поднес палец к самому моему носу:
– Уймись.
Не видел его раньше с такой стороны. Хм, кто бы мог подумать. Пузом чирк подпирает, в глаза уставился, на роже ни один мускул не дрогнет. Пустить, что ли, ему кишки на свежий воздух?
– Черт, – остававшийся до того безучастным к происходящему Гейгер развернулся и трижды хватил кулаком по стене. – Черт, черт, черт!
Сиплый сглотнул и трясущейся рукою протянул Ткачу коробку с пилюлями.
– Прими. Зараза, – провел он ладонью по лицу, словно сдирая налипшую паутину. – Всем надо принять. Сразу две. Какая-то херня творится. Может, газ? Психотропный, – медик тряхнул головой и, продолжая держать раскрытую коробку, заорал: – А ну быстро сожрали лекарство, ублюдки, вашу мать!!!
Ух ты, бля. У Сиплого, оказывается, есть командирский голос. Как орет-то, аж страшно.
Я, пораженный услышанным, взял пилюли и отправил их в путешествие по организму, даже не спросив, а что это, собственно, мне дали. Остальные, тоже пребывая в легком ступоре, подчинились распоряжению медика.
– Вот напасть, – Гейгер, проглотив «лекарство», сел на пол и обхватил голову руками. – Дьявольщина.
С улицы послышался звон спущенной тетивы и крики, вырывающиеся поочередно и в унисон из нескольких глоток. Разрядился еще один арбалет, и еще. Ухнула граната. Криков стало больше. В основном несся мат и угрозы, адресованные явно не нам, среди которых проскочило два сдобренных тем же перцем приказа: «Прекратить! А ну расцепитесь! Перестреляю к ебене матери!» и «Они здесь! Рассыпались, суки, бля! Валим! Валим!»
Глава 23
Дьявол. Что же такое я проглотил? Хм… Хе. Хе-хе. Забавно. Не похоже на дешевую дурь с улицы. Да, Сиплый знает в этом толк. О. Ну ни хрена себе. Надо будет у него отсыпать. До чего же хорошо. И что я так взъелся на Балагана? Бля, да он просто душка. Хотя язык ему укоротить не помешало бы, вместе с башкой. Нет-нет-нет. Что за глупость? Вон, сидит, лыбится, как дите. Разве можно его не любить? И Ткача, и Гейгера? Чертовски милые люди. Пристрелят ни за хуй собачий. При… что? Это же… Чушь какая! Да у меня людей ближе нет и не было. Особенно Сиплый. Дружище, прости меня. Прости, что набросился, как псих. Но ведь ты, сучара пархатая, сам на перо просишься. Черт! Как такое в голову может прийти? Сиплого на перо – мерзость. Он ведь мне роднее брата… Господи-боже, Крикун, Репа, как же я виноват перед вами, как ви-но-ват…
– Эй, – что-то шлепнуло мне по фильтру респиратора. – Хорош реветь.
Реветь? О чем ты, бля?..
– На, клади под язык и держи там, пока не рассосется, – перед запотевшими окулярами возникла ладонь с крохотной таблеткой. – Взбодрит.
Сиплый вложил лекарство мне в руку и направился к следующему убитому горем пациенту.
Я поднял респиратор. Мокрая резина проползла по губам, оставляя на них соль. Вот так торкнуло – разревелся, будто целка на выданье. Черт, да они все еще льются! Стыд и срам. Правда, у остальных состояние аналогичное, что немного успокаивает. Ядреная химия. Надо с этим коновалом держать ухо востро. Того гляди – подмешает в воду хуйню какую, очнешься потом с развальцованным очком посреди фонящего кратера. Опять вот таблетку подсунул, скотина. Да сколько можно литься? Так и до обезвоживания недалеко. Ладно, приму. После остальных. Ну?.. Вроде не сдохли. Давай, химическое говно, перекрой эту течь.
Таблеточка действительно помогла – самопроизвольное всхлипывание и выделение мокроты унялось, настроение заметно улучшилось, в теле возникла приятная легкость. Я глянул на часы – четверть девятого – и поднялся. Рассвело, пейзаж за окном приобрел мертвенно-серую гамму, погрузившись в утренний туман. Внизу никакого движения, тихо, как на кладбище, только вороны с веток таращатся.
Котелок валялся у стены. Половина площадки и лестничный пролет были залиты кровью, на радость вечно голодному Красавчику, который, впрочем, не спешил пировать, а сидел в углу, сжавшись и попискивая. Ткач и Гейгер молча приходили в себя после пережитого ночью горя. Балаган, как всегда недовольный, сокрушался над уделанными кровищей штанами и рюкзаком:
– Ебать! Какая падла котелок опрокинула? Аж трусы к жопе приклеились.
– Ничего, засохнет – осыплется, – успокоил опытный в этом деле Гейгер.
– Что тут – вашу мать – произошло? – Ткач поднялся на ноги и окинул присутствующих взглядом.
– А ты не помнишь? – хмыкнул Балаган.
– Помню, насилу сдержался, чтоб вам обоим по пуле в башку не пустить.
– Чуть зубы мне не выбил.
– Все могло закончиться гораздо печальнее, – подключился к разговору Сиплый. – Я и сам готов был всех вас тут положить к едрене матери.
– И я, – сознался Гейгер. – Прямо палец зудел. Блядь, аж дурно делается.
– Так что же произошло? – напомнил вопрос капитан.
– А не в этом ли козле дело? – кивнул Гейгер на висящий труп. – Небось наркотой баловался.
– Ты вообще представляешь, какое должно быть содержание наркотика в крови, чтобы от ее перорального приема так торкнуло? – поинтересовался Сиплый и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Все это очень напоминает действие психотропных веществ. Здесь ведь не только у нас крышу сорвало, снаружи тот еще бедлам творился.
– Верно, – я еще раз выглянул в окно, чтобы убедиться в правдивости своего предположения. – И, сдается мне, осада снята.
– Они сначала друг с другом сцепились, да так крепко, что гранаты в ход пошли, а потом началась паника, просто с ума посходили, – подтвердил Сиплый мои урывочные, перемешанные с наркотическим бредом воспоминания минувшей ночи. – Носились тут, визжали, как свиньи недорезанные. По всей округе разбежались. Кабы не мои пилюльки, то и мы бы сиганули кто куда, а так отделались легким испугом с чувством глубокой скорби.
– Если это газ, то весьма странный, – покачал головой капитан. – Сначала до белого каления доводит и только потом насылает панику?
– Да, – согласился медик, – необычный эффект.
– Как бы там ни было, – Ткач подошел к окну и осторожно выглянул, – а нам это на руку. Точно ушли? – обратился он ко мне.
– Либо ушли, либо сидят очень-очень тихо.
– Что ж, придется проверить.
Перед выходом Сиплый сменил капитану повязку и вколол обезболивающее. Гейгер, памятуя о грозящей голодной смерти, отрезал хранителю уши и завернул их в тряпицу, чем вызвал у сердобольного медика очередной приступ человечности, длившийся, впрочем, недолго. Дрожащего, будто осиновый лист, Красавчика пришлось снова посадить в сидор. Двигать вниз своими ногами он категорически отказывался, при этом истошно вереща, пока я не затолкал ему в пасть выданную медиком пилюлю.
Не будучи уверенными в снятии осады, идти решили тихо. Я забрал у Сиплого «ВСС», вручил в качестве временной замены «АПБ» и, возглавив спуск, остановился на третьем этаже.
Увидев поднятую руку, Ткач глянул вниз через перила и вопросительно мотнул мне головой: мол, чего там?
Я дал знак оставаться на месте и, вооружившись кинжалом, перепрыгнул на следующий пролет.
– А!
Вжавшийся в угол хранитель обхватил голову руками и комично задрыгал ногой, пытаясь, видимо, отогнать меня прочь. О валяющемся неподалеку взведенном арбалете он даже не помышлял.
– Сюда, – позвал я остальных, не отводя взгляда от нервного товарища.
– Это ты его? – кивнул Балаган на продолжающего лягаться буяна.
– Да, пытал, пока вы спускались.
– Что с ним? – спросил Ткач.
– Расстройство психики, – со знанием дела констатировал Сиплый. – Похоже, ему страшно до усрачки.
– Эй, – Гейгер легонько пнул неврастеника, на что тот отреагировал прекращением телодвижений и сжатием в трясущийся комок.
– Бесполезно, – поставил диагноз медик. – Он сейчас с трудом понимает, что творится. Мы для него, быть может, – черти рогатые, а вокруг океан кипящего говна.
– В расход, – оборвал капитан научную дискуссию.
Я пригляделся, стараясь отыскать подходящее для смертельного укола место на теле ушедшего в глухую оборону пациента, но меня опередил Балаган. Клинок его штык-ножа проткнул спину потерпевшего чуть ниже шеи и, встретив преграду в виде позвоночника, ушел правее. Недобитый хранитель вскочил и с торчащим из спины орудием членовредительства бросился вверх по лестнице, издавая нечто похожее на брачный крик кабана и брызжа слюной. Нож он из бренного тела так и не вытащил. Видимо, мозг подавал команды, но отказавшая правая рука оставалась безучастной. Левая подключилась, только когда недобиток, продолжая визжать, взбежал на четвертый этаж, где я догнал его и перерезал глотку.
– Э-э… Промазал, да? – виновато поинтересовался Балаган, забирая окровавленный штык-нож.
– Зависит от того, куда хотел попасть.
– В основание черепа.
– Знаешь, дружище, шмаляй-ка ты лучше из пулемета, шуму будет меньше.
В подкрепление моих слов Ткач наградил незадачливого палача лютым взглядом и дал команду продолжать движение.
Мы гуськом в полуприседе вышли из подъезда и, перемещаясь вдоль стены, свернули за угол. Но и тут нашей процессии не суждено было пройти без задержек.
– Стоп.
– Что еще? – еле слышно прошипел Ткач, уже выискивая цель на заросшем кустами дворе и в гаражах справа.
– Смотри, – указал я на полусгнившие «ракушки» возле соседнего здания, некогда облюбованного нашими недоброжелателями.
Среди ржавых каркасов в зарослях репья и крапивы шевелились крючковатые, похожие на тени фигуры. Шевелились едва заметно. Стелящийся над землей туман еще больше скрадывал движение, и, не будь под рукой оптики, я списал бы увиденное на ветер, качающий ветви упавшего дерева. Их было пять. Четверо сидели вокруг трупа – вероятно, одного из подохших в ночной заварухе хранителей – и неспешно лакомились вырванными потрохами. Мирно, чинно, будто поповская семейка за обедом. Пятый же стоял чуть в стороне, карауля покой трапезничающих товарищей. Дьявол! Какое же говно должно было случится, чтобы человек выродился в такое? Хотя почему выродился? Может, эволюционировал? Да и человек ли? Высокая, под два метра ростом, тварь была на удивление тощей, с непропорционально длинными конечностями и тщедушным тельцем, увенчанным крупной продолговатой головой на тонкой шее. Ни глаз, ни ушных раковин я не разглядел. Только подвижные поблескивающие влагой ноздри и узкий безгубый прорез рта. Дующий со стороны тварей легкий ветерок приносил смрад выпущенного ливера, разбавленный странным кисловатым ароматом, трепал их грязные обмотки. Неприкрытые головы и шеи существ щеголяли дряблой землисто-серой кожей, какая бывает у покойников, долго пролежавших в холоде. Длинные узловатые пальцы караульного сжимали нечто напоминающее гибрид пики и молотка на метровом древке. Заостренный набалдашник был покрыт слоем спекшейся крови и волос. Серьезным оружием не назовешь. Разве что для добивания годится.
Одна из пирующих тварей отползла от «стола» и, не поднимаясь с четверенек, протянула наблюдателю кровоточащий шмат печени. Тот принял подношение и без лишних формальностей отправил в пасть.
– Ах ты ж срань, – выдохнул Сиплый, плотнее прижимаясь щекой к прикладу «СВД». – Жахнем залпом – положим всех.
– Не уверен, что это – все.
– Да какого хера у вас там происходит? – прошептал, изнывая от любопытства, следящий за тылами Балаган.
Безглазая башка наблюдателя, двигая челюстью, повернулась в нашу сторону.
– Валить надо, – дрожащим, будто не своим голосом пискнул Гейгер.
Я почуял, как вдоль позвоночника бежит холодок, и волосы на затылке встают дыбом от возникшего вдруг безотчетного страха.
– Ходу-ходу, – протараторил Ткач, спешно отступая.
Тварь немного подалась вперед и повела мордой, словно принюхиваясь. Замерла на секунду. Вымазанный черным рот раскрылся в беззвучном крике. Остальные четверо, как по команде, вскочили, развернув к нам слепые окровавленные рыла, и…
Никогда мне еще не приходилось такого пережить. Это был ужас. Настоящий, дикий, неконтролируемый, животный. Не тот, что приходит извне. Нет, он созревает внутри, в костях, в кишках, разрастается, поглощает, распирает, хлещет наружу через поры, через вылезающие из орбит глаза и рвущийся в надрывном вопле рот, выдавливает воздух из легких, сминает мозг, сковывает мышцы. Абсолютный кошмар, обволакивающий ледяной вязкой массой, до того плотной, что, будь я способен контролировать собственное тело, взял бы нож и нарезал ее крупными ломтями, какие можно швырять в рожу недругам, сея безумие. Но я не контролировал тело, вообще его не ощущал и не соображал, что делаю. Ни мыслей, ни привычных чувств. Только пульсирующая темнота перед глазами и гул в ушах. Безудержный восторг со знаком минус, адская эйфория, антипод вселенского счастья. Как еще не обгадился. Вот уж действительно – страшно до усрачки.
Придя в себя, я обнаружил, что сижу на груде битых кирпичей глубоко под плитой в темном холодном углу и трясусь, да так, что зубы стучат. Удивительно, но автомат, «ВСС» и даже сидор с попискивающим внутри Красавчиком остались при мне. А вот боевые товарищи…
Высунул башку, огляделся – местность незнакомая, вроде чисто, тварей в зоне видимости нет, и жуть не одолевает, хотя поколачивает еще малость.
– Сиди тихо, а то сожру, – пригрозил я четвероногому компаньону и покинул убежище.
Первое, что решил сделать, – определить свое местоположение. Минут через пятнадцать блужданий среди руин обнаружил на стене табличку, выцветшую и покрытую слоем грязи, но все еще читаемую – «улица Потешная». Экие затейники были москвичи. Теперь бы еще на карте ее отыскать.
Я выбрал уголок поукромнее и развернул здоровенный лист бумаги, потертый и местами прохудившийся на линиях сгиба. Так, Потешная, Потешная. В город мы вошли по Щелковскому шоссе, значит, искать нужно вокруг него. Парковая, Прядильная, Подбельского, Пугачевская, Просторная… Есть! Вот ты где. Занесла нелегкая к черту на рога. Ну, теперь, по крайней мере, известно, в какую сторону съебывать. И что? А существуют альтернативные варианты? Я знать не знаю, куда запропастились остальные. Можно до конца жизни – что не так уж долго в нынешних обстоятельствах – разыскивать их следы. Ткач – жадная сука – мог хотя бы назначить место сбора на случай… Вот на такой – блядь – случай! Черт! Потратить столько времени и сил, чтобы возле самой цели развернуться и уйти? Ну уж нет.
Я взобрался повыше и, направив ствол автомата в сгущающиеся тучи, сделал три одиночных выстрела, после чего дал три короткие очереди и еще три одиночные.
Подожду. Может, кто и придет. Надеюсь, не как в том анекдоте про медведя.
Спустя минут двадцать томительного ожидания слух уловил среди начавшегося дождя шорох кирпичного крошева под подошвами. Ног было две, это обнадеживало. Ступали они медленно, шумно и боязливо, часто останавливаясь и топчась на одном месте. Минут через пять источник шума появился в поле зрения.
– Сиплый, мать твою ети.
Медик шел, пригнувшись так низко, что еще немного, и встал бы на четвереньки. Оружия при нем не было, кроме ножа, который он то и дело перекладывал из руки в руку, вытирая о штанину вспотевшие ладони. Просрал мой «АПБ», сученок. Надо бы его за это проучить.
Я поднялся и замахал руками, обозначая свое присутствие. Подслеповатый засранец наконец-то заметил мои призывные танцы и, скорректировав курс, побежал.
– Кол! Ха! Как же я рад тебя видеть! – излучая дружелюбие, начал он карабкаться ко мне, вверх по груде кирпичного лома. – Уф! Думал – все, пиздец! Как же… – восторженный монолог оборвался, когда закрытый маской лоб медика уперся в ствол «ВСС».
– Где винтовка?
– А? Моя? Не… не знаю. Потерял. Ты чего?
– Где «АПБ»?
Сиплый, оставаясь под прицелом, сдал немного назад и примирительно поднял растопыренные клешни.
– Слушай, Кол, я возмещу. Ей-богу. Это ж не специально. Сам ведь знаешь.
– Я знаю одно – вы, жалкие шлюхи, удристали, кинув меня с теми отродьями. И теперь я буду вас убивать. Начну с тебя.
И без того бледная рожа Сиплого приобрела голубоватый оттенок, заметный даже сквозь окуляры.
– Да не бзди. Шучу.
– Идиот, – медик сел и схватился за сердце.
– На, – передал я ему «семьдесят четвертый» с магазинами. – Больше не теряй.
– Какая же ты все-таки сволочь, – посетовал Сиплый, распихивая рожки по карманам.
Читать бесплатно другие книги:
