Описание земли Камчатки Крашенинников Степан
Выше Юдомского креста в полуверсте течет в Юдому с левой стороны Ала-агус-речка, по которой мы, верста 10 отъехав, ночевали, а у Юдомского креста в близости корма лошадям не было.
Следующего дня поднялись со стана после полудни и, проехав озеро Сас, которое от стана было верстах в 10, оставили Ала-агус-речку и верстах в 3 от Сас озера при маленьком озерке ночевали.
На другой день приехали мы к знатной реке Ураку, которая устьем пала в Охотское море, в 20 верстах от устья Охоты, как в первой части объявлено, и следовали вниз по ней, а езды до ней от стана было с 22 версты.
В 5 верстах от приезда к Ураку пала в оную с левой стороны Коршуновка-речка, против устья которой учреждена от Охотска застава, где осматривают всех, в Охотск и из Охотска проезжающих. Здесь ночевали.
От заставы в 16 верстах на левой стороне Урака есть урочище, Шангина гарь называемое, и зимовье того ж имени, откуда верстах в 14 Уракское плотбище, где живали морские служители, для строения судов плоскодонных, на которых по реке Ураку сплавливают провиант экспедиционный до Охотска.
Того дня, проехав плотбище, ночевали мы на урочище, Кононов столб именуемом, от плотбища в 5 верстах, а лошадей кормили в 4 верстах от Шангиной гари.
Потом следуют Таланкино зимовье, которое стоит на левом берегу Урака, и Поперечная речка, которая пала в Урак с левой же стороны, а расстояния от Кононова столба до зимовья 23, а от зимовья до Поперечной речки 16 верст. Здесь мы ночевали.
В 3 верстах ниже Поперечной есть на реке Ураке порог, а в 2 верстах ниже порога поворачивают от реки Урака в сторону. Едучи по сей реке, пять раз чрез оную переезжали. Первый брод у самого приезда к ней, другой – верстах в 6 ниже Коршуновской заставы, третий – в 4 верстах ниже Шангиной гари, четвертый – не доезжая версты за три до Таланкина зимовья, а пятый – в версте ниже порога.
Отъехав горами от Урака-реки верст с 13, приехали к реке Блудной, которая верстах в 30 от того места в Урак пала, по течению с правой стороны. Здесь ночевали.
Луктур-речка, от стана верстах в 16, пала в Блудную близ переезда, с правой стороны по течению.
Боброво поле от речки Луктура верстах в 9, а от устья Блудной речки, где в Урак пала, верстах в 2, длиною версты на две, которое проехав, паки прибыли к реке Ураку и в пятый раз чрез оную перебродили – от Боброва поля в 5 верстах; наконец, в 3 верстах от брода прочь от нее поворотили и на повороте ночлег имели.
В 12 верстах от повороту следует речка Поперечная, которая верстах в 30 от переезда в Джолокон пала.
Ночевав на Поперечной, следующего дня переезжали речку Мету, которая близ переезда в реку Охоту пала, по течению с правой стороны. Оттуда ехали мы вниз по Охоте, до старого Охотского острога чрез Джолокон и Амунку-речку. Ночевали в старом остроге, а лошадей кормили близ речки Меты.
Расстояния от Поперечной до Меты 10, от Меты до Джолокона 15, от Джолокона до Амунки столько же, а от Амунки до Старого острога одна верста.
В Старом остроге было в то время строения только три избы, а стоял он над протокою Амунки-речки, чрез которую там, следуя к порту, и перебираться надобно, а оная протока верстах в 3 ниже острога впадает в реку Охоту.
На другой день приехали мы в Охотский порт поутру рано, ибо оный от Старого острога не более как в 6 верстах. Строений тогда в нем было: часовня во имя Спаса Всемилостивого, канцелярия, управителей дом, 5 изб тамошних обывателей да морской команды строения – четыре дома, 6 изб и две казармы. Впрочем, много строений вновь заводилось.
От Ярманки поехали мы 9 числа июля 1737 года, а в Охотск приехали августа 19. Простоя на дороге было у нас на Бельской переправе три дня, на урочище Хорамас – день, на Капитан-тарыне – два дня, да на малых гарях – день, всего простоя было 7, а езды 34 дня.
Вообще о сей дороге объявить можно, что она от Якутска до Бельской переправы гораздо сносна, а оттуда до Охотска столь беспокойна, что труднее проезжей дороги представить нельзя, ибо она лежит или по берегам рек, или по горам лесистым. Берега обломками камней или круглым серовиком так усыпаны, что тамошним лошадям довольно надивиться нельзя, как они с камня на камень лепятся.
Впрочем, однако. ни одна с целыми копытами не приходит до места. Горы чем выше, тем грязнее; на самых верхах ужасные болота и зыбуны, в которые ежели вьючная лошадь проломится, то освободить ее нет никакой надежды. С превеликим страхом смотреть должно, коим образом земля впереди сажен за 10 валами колеблется.
Лучшая езда оным путем из Якутска – с весны до июля месяца, а ежели подняться в августе, то надлежит опасаться, чтоб снега не захватили, которые весьма рано на горах выпадают.
В Охотске жили мы октября по 4 число того ж 1737 года, пока прибывшее с Камчатки августа 23 числа перевозное судно «Фортуна» сгружено и починкою было исправлено.
Около Охотска живет пеших ламутов, которые в оный острог ясак платят, пять родов: Ивьянский, Адганский, Шолганский, Уяирский, и Нюичинский. В Ивьянском роду князец Чалык, ясачных ламутов 4 человека.
В Адганском – князец Унды-Дедянович, ясачных у него 12 человек.
В Шолганском – князец Курука, ясачных 4 человека.
В Уяирском – князец Шарыган, ясачных три человека.
В Нюичинском – князец Джолдоикур Буйнаков, ясачных девять человек.
Все помянутые роды живут неподалеку от Охотска, по рекам Охоте, Кухтую и подле моря, питаются рыбою, а ясаку платят по соболю и по лисице с человека.
Оленных ламутов, которые с ясаком в Охотск приезжают, семь родов: Уяганский, Готниканский, Горбиканский, Келарский, Еджганский, Долганский и Кукуирский, а кто именно в тех родах князцы и сколько в каждом роду ясачных, о том узнать было не через кого, потому что оленных ламутов близ Охотска не было.
Как судно перевозное совсем было исправлено, то сентября 30 дня от охотского командира отдан приказ, чтоб грузиться на судно, а октября 4 числа последовало и отправление оного.
Из устья реки Охоты вышли мы часу во втором пополудни благополучно и к вечеру из вида от берегов отбежали. А в 11 часу оказалась в нашем судне такая течь, что люди в интрюме по колено в воде ходили. И хотя в две помпы, в котлы и что кому попало вода выливаема была, однако не убывала.
Судно наше так уже грузло, что вода заливалась в шпигаты. Другого спасения не было, как облегчить его извержением клади, ибо тогда случилась на море совершенная тишина (что немало к спасению нашему способствовало), а в Охотск воротиться не можно было.
Чего ради все, что наверху ни лежало и что около судна навешено ни было, побросано в море, но как и от того не последовало пользы, то изнутри судна до четырехсот пудов выброшено в море без всякого разбора. Несчастливы были, которых кладь наверху лежала.
Наконец вода начала убавляться, а после и вся вылита, однако помпы из рук выпускать не можно было, ибо в полуминутную склянку по два дюйма воды прибывало в судне. Все бывшие на судне, выключая больных, должны были сменяться один за другим и качать сто раз насосом.
Таким образом бежали мы до 14 числа октября, претерпевая, сверх объявленного неспокойства. стужу и слякоть ежедневную, а помянутого числа около 9 часу поутру пришли к большерецкому устью и пустились в оное. Но и вход наш не благополучнее был пути нашего.
Мореходы не узнали, убывает вода или прибывает, чего ради, почитая отлив за прилив, едва только вбежали в белые валы, которые в начале прилива и отлива и в самую тихую погоду на устье ходят, а тогда от великого северного ветра были весьма велики, тотчас пришли в отчаяние, ибо валы ходили чрез судно.
Утлое судно везде трещало, и никакой надежды не оставалось войти судном в устье, отчасти из-за бокового ветра, а отчасти из-за стремительности отлива.
Многие советовали отойти в море и ожидать прилива, и ежели бы по сему было поступлено, то бы судно наше совершенно погибло, для того что северный прежестокий ветер продолжался больше недели, и нас отнесло бы в открытое море, а чрез такое время не спастись бы было от разбития нашему судну; однако другим безопаснее показалось пустить судно на берег, что и воспоследовало, и судно наше выкинуло саженях в 100 к югу от устья Большой реки, которое тот же час и на суше стало, ибо отлив еще продолжался.
К вечеру в следующий прилив выбило из него мачту, а на другой день находили мы токмо обломки нашего судна, а прочее все унесло в море, тогда могли мы видеть, сколь «Фортуна» наша была ненадежна, ибо доски внутри были все черны и гнилы и можно было их ломать руками без трудности.
У моря жили мы по 21 число того месяца, ожидая лодок из острогу в балаганах и барабарах, а в то время происходило беспрестанное почти землетрясение, но понеже оно там легко было, то мы, шатаясь в ходу, причитали трясение нашей слабости, что от морского качания ходить не можем; однако вскоре узнали, что мы ошибались в мнении, ибо прибывшие из Курил, которые застали нас у моря, сказали, коим образом были в тех местах и ужасное трясение и странное наводнение, о чем сообщено во второй части сего описания.
От моря поднялись мы октября 21 числа, а в Большерецкий острог приехали на другой день под вечер.
Сколь труден и продолжителен путь от Якутска до Камчатки, столь, напротив того, способен и скор с Камчатки обратно: 1) что судно всегда зимовало на Камчатке, оттуда отправлялось в Охотск в такое время, в которое больше приятности, нежели опасности на море, ибо тогда и дни ясные, и погоды умеренные; одна скука, что часто не бывает ветра, 2) что из Охотска можно плыть понизною водою до самой Бельской переправы или и до Алдана, кто пожелает, а оттуда до Якутска верхами; одна трудность – переехать до Юдомского креста.
Мы от Охотска к помянутому кресту приехали в седьмой день, по Юдоме с простоем выплыли на Маю в пятый день, а плыли токмо днем, на устье Майи приехали на другой день, в Якутск оттуда – на пятый, всего, и с простоем, – в двадцатый день. А вверх по объявленной Юдоме, которою мы плыли, не считая простоя, меньше трех дней; судами ходят по 5 и по 6 недель, из которого одного примера о быстрине тамошних рек и о трудности хода по ним рассуждать можно.