Мамочки мои… или Больничный Декамерон Лешко Юлия

Валентина поперебирала тесемки на своей спортивной куртке:

– Кого любила, тот меня не любил. Ну и не женился, соответственно. Позвал другой – а этот как раз мне не нужен. И не то, чтобы принца ждала. Своего ждала…

– Дождалась? – улыбнулась Настя.

– Одним словом не скажешь.

– А ты двумя скажи! – попросила Мила. – Можно больше…

В дверь заглянула медсестра Таня:

– Гурьева! На КТГ, пеленку с собой возьмите, пожалуйста…

– Пеленка… Вот она, – Валя встала, сделала соседкам «физкульт привет!», – девушки, продолжение следует! Оставайтесь с нами! «КТГ – это «Кто Там Говорит»? Фильм такой американский был, комедия…

Саша Сосновский сильно скучал в пункте переливания крови. Во-первых, потому что в это время в кабинете у Бобровского уже явно начинался «бал», посвященный Женскому дню. И Наташа уже смотрела на своего ненаглядного Бобровского, а не на него, перед всеми виноватого Сосновского. Впрочем, если бы он там был, она все равно смотрела бы на него, как на пустое место. Ну, вот там и будет теперь пустое место…

Во-вторых, вернувшись на работу, ему совершенно нечем было козырнуть. Все вокруг медики, ни для кого не секрет, что вместо героического прямого переливания крови у него планомерно брали очередную дозу, чтобы позже изготовить из нее эритроцитарную массу. Все планово, все централизованно, все без спешки. Можно было и завтра прийти.

Мила словила себя на том, что ждала прихода Валентины. Сказала Насте, кивнув на Валину кровать:

– Я люблю оптимистов. Сама другая… А ты?

Настя посмотрела на Милу понимающе:

– Я тоже… склонна к меланхолии. Так Алиса говорила. Ну, вместо которой эта Валя теперь, – Настя засмеялась, – а вот они – похожи! Только без рыбалки. И без футбола.

Вокруг неожиданно пышно накрытого («Зайка, в кулинарии отоварился!» – с умилением подумала Наташа) на рабочем месте Бобровского праздничного стола в стиле «а-ля фуршет» стояли женщины и сам хозяин кабинета. У всех в руках шипело пузырьками шампанское в чайных чашках. Глава отделения держал речь:

– Самые любимые, самые надежные, вы мои самые-самые… – потом вздохнул и проговорил как-то горестно: – В общем, единственные вы мои, так уж выходит, и неповторимые! С праздником!

Все звонко, не заботясь о конспирации, чокнулись чашечка ми и выпили. Тихое веселье воцарилось за столом. Наташа почувствовала прилив оптимизма и веры в светлое будущее. Ей хотелось делиться радостью с людьми. С некоторыми, конечно, хотелось бы поделиться любовью, но…

– Вот всегда замечаю: на работе – выпьешь на копейку, а радости на десять долларов! Вера, дай мне вон ту конфетку Сашкину… А где он сам, кстати?

Бобровский принял соответствующую информации позу и провозгласил:

– Наш героический друг и, кстати, почетный донор Александр Сосновский сейчас делится своей горячей кровью со своими соотечественниками, – бросил взгляд на часы, – ну, я думаю, уже поделился… Кстати, уважаю его за это благородное самопожертвование. Позавчера у одной мамочки кровотечение в родильном открылось нешуточное… Спаси и сохрани. А кровь у нее оказалась редкая. У Сашки нашего такая же.

Наташа, не понаслышке знающая, что бывает, когда у роженицы открывается кровотечение, спросила:

– А какая – редкая?

Бобровский, почувствовав какой-то новый интерес Наташи к молодому коллеге, с удовольствием рассказал подробности:

– Мало того, что первая группа, так еще и резус отрицательный. Он про резус рассказал, когда мы тот случай обсуждали. Он, к слову, просто: мол, я – идеальный муж… Резус-конфликта не будет, если у жены будет резус отрицательный. Да он вообще, хороший парень.

– Так его там навеки, что ли, оставили, раз он такой хороший парень?

Бобровский покивал:

– Ну, пусть полежит человек. Отдохнет, усиленно попитается. Заслужил…

Зазвонил телефон. Бобровский с вполне извинительной неприязнью глянул на незнакомый номер:

– Да, слушаю. Ах, Александр… Да что ж вы так спешили… Не надо было спешить, все равно опоздали. Мы уже шампанское выпили, – выслушал еще что-то, добавил серьезно. – Да конечно, Саша. Полежи.

Нажав отбой, Бобровский доложил присутствующим:

– Вернулся и лежит в ординаторской. Доступ к телу свободный. Татьяна, отнесла бы ты ему, что бог послал.

Таня не сильно хотела отрываться от компании, а Наташа неожиданно вызвалась:

– Схожу я к нему…

Бобровский милостиво кивнул:

– Сходи-сходи. Привет от нас передай. Гордимся, скажи…

Наташа вышла, провожаемая заинтересованным Вериным взглядом… Встретившись глазами с Бобровским, Вера Михайловна удивилась: он был чем-то ужасно доволен.

…Валентина, с аппетитом хрустя большим сочным яблоком, продолжила свою повесть:

– И вот однажды летом один друг пригласил меня на рыбалку, недельки на полторы. Мы с подругой, недолго думая, собрались, приезжаем, а оказывается, что компания собралась исключительно мужская, женщин никто не ждал и, в общем, нам никто не рад. Ну что тут делать? Не ехать же обратно. Подруга у меня – рыбак со стажем, мы с ней и с берега каждый день с уловом приходили. А на лодки нас мужики принципиально не брали. Ну, это рыбацкие приметы всякие: нельзя, мол, женщин на судно…

И вдруг Валентина замолчала, совсем было проявившийся «заядлый рыбак» куда-то испарился, а вместо него на кровати сидела милая, скромная, нежно улыбающаяся мамочка:

– Ой, толкнулся… Легонечко так… Вот тут ножка… Лешенька мой.

Валя погладила животик и продолжила свой рассказ.

– В общем, товарищи рыбаки нас игнорировали как часть пейзажа, по вечерам к нам только соседи на рыбку жареную заходили, но мы не расстраивались! Говорю же, порыбачить приехали!

Мила, чтобы не обидеть, спросила:

– И что, значит, только товарищи кругом? И никто не проявил… естественного интереса?

Валентина даже рукой махнула:

– Знаешь, как они нас назвали? Мы-то их – товарищи, а они нас – «антиквариат»!

Валентина засмеялась, вспоминая события, произошедшие не так давно… Глянула на Милу:

– Но ты все правильно поняла! В этом краю непуганых рыбаков с прекрасным полом было, прямо заявим, бедно. И дней через восемь стали мы ощущать: повысился градус общения! В гости к нам просятся, помощь предлагают… Толкутся буквально в домике, уже и мешать начали! Их же больше…

Настя догадалась первая:

– Та-ак… Вот тогда-то все и произошло?

Валентина неожиданно загрустила:

– Да нет, произошло все раньше. Он один не демонстрировал, как мы ему неинтересны. С шуточками не прохаживался, на «вы» с отчеством не называл. Надо – камин растопит, надо – рыбу почистит. Мужики его подкалывали, археологом называли. А он – ноль эмоций: как ходил к нам, так и ходил. Я даже и не поняла, когда им увлеклась. Почему – понятно, а вот когда – не знаю. В общем, последние две ночи мы провели вместе. И поверьте, не для того только… чтобы забеременеть.

Настя заторопила Валю, предвосхищая счастливый конец:

– И потом – поженились…

Валя подняла на нее свои лукавые и мудрые глаза:

– Эх, девочка… Жизнь – не кино. Поженились… Отнюдь, графиня, как говорили в прошлом веке. Никакого продолжения не было и быть не может: он моложе меня лет на 10, живет где-то на Урале, у нас у каждого своя жизнь. Все, что было, – просто подарок судьбы… Я так решила…

Мила сочувственно покачала головой:

– Что ж ты будешь теперь делать одна с этим подарком судьбы?

– На что ты будешь жить, пока ребенок маленький? – забеспокоилась Настя. – На одно пособие не протянешь… Вот у меня… Я в разводе, между прочим, официально. Но алименты будут в любом случае.

Мила с улыбкой подтвердила:

– Ну да. Точно – будут. Потому что твой «алиментщик» по сто раз на дню звонит, передачи носит пудовые и вместо «здрасьте» «выходи за меня обратно замуж» говорит…

Настя, как будто не слышала Милу, все сокрушалась:

– Нет, я не представляю… То есть он там, рыбачит где-то на Урале. А вы, значит, с ребенком тут кукуете…

Валентина не сдавалась:

– Ну, ты не представляешь, а я все прекрасно представляю. Не пропаду, у нас с подругой свой маленький салон-парикмахерская, своя клиентура, очередь расписана на месяц вперед. Мы автономны и независимы, как атомная подводная лодка, да и непотопляемы, кстати!

Мила даже поаплодировала немного:

– Вот это да! А ведь ты еще и завидная невеста. Жаль, что он не в курсе…

Валя стала серьезной:

– Не только это жаль: жаль, что я не знаю, какая у него наследственность. А надо бы знать. Врачи сказали… И снова объясняли, что все анализы надо вовремя делать, если рожаешь… не вовремя. В общем, поэтому-то я здесь и залегла. Не знаю, насколько.

Настя предложила:

– Может, надо ему позвонить?

Валентина отрицательно покачала головой:

– Я не должна ему звонить. Это мое решение, мой выбор, мой ребенок. А он… Он здесь, в общем, не при чем.

В ординаторской на диване лежал, для удобства подтянув колени к животу, высокий Саша Сосновский. Он спал как младенец.

Наташа тихо вошла и закрыла за собой дверь. Подошла к дивану и села на край, рядом с Сашей. С улыбкой посмотрела на его лицо, протянула руку, чтобы погладить по волосам и…

…он открыл глаза. И тут же оценил ситуацию!

Слабеющим голосом, с трудом приоткрывая веки, выговорил:

– Наталья Сергеевна… Я потерял так много крови… Сегодня людям пришлось отдать гораздо больше обычной нормы… Я молод… Все могло быть впереди – карьера, счастье, семья, любовь… Но… Не помню, как добрался до родного отделения… И сейчас я тихо… умираю от любви…

Наташа засмеялась:

– Ах ты, хитрюга!

Но Сашка все так же тихо проговорил:

– Это все раньше… Раньше… Теперь я другой…

И вдруг сильным ловким движением он схватил Наташу за плечи и мягко привлек к себе на грудь!

– Поцелуйте меня, Наталья Сергеевна… А то ведь… Не ровен час…

И Наташа, приглядевшись к Сашиным глазам, поцеловала его – быстро, легко, и хотела уже вырваться… Куда ей против десантника, хоть и потерявшего больше нормы донорской крови…

– Ну, все, пусти. У нас там праздник… Пойду, – Наташа сделала движение уйти. – Давай, приходи. Хватит валяться…

Саша отпустил ее, но остался лежать, глядя ей прямо в глаза, начав шепотом читать стихи:

Наташа опустила глаза:

– Это ты – мне?

Саша приподнялся на локте, пятерней расчесался:

– Про тебя. Я тебя столько раз до дома провожал… Хоть бы раз заметила.

Наташа внимательно посмотрела на молодого человека. И без всяких поползновений с его стороны наклонилась и поцеловала его так, как он и не мечтал, – по-настоящему. Одним поцелуем ограничиться не получилось, но и слишком задерживаться возле «больного» было опасно. Наташа и так чувствовала, что заразилась…

– Значит, дорогу ты знаешь. Ладно, проводи сегодня… – сказала она вероломному поэту.

И вышла из палаты.

Телефон Милы зазвонил в тишине: вся беременная троица после рассказа Валентины долго молчала. Каждая мамочка думала о своем. Мила нажала на прием и услышала самый родной голос…

– Слава! Ты где? Да, сейчас спущусь… – она спустила ноги с кровати, сказала соседкам по палате:

– Муж пришел, пойду, повидаюсь…

Доктор Бобровский выходил из одной палаты, сопровождаемый аплодисментами…

…и направлялся к следующей…

А следующая была седьмая, и из нее как раз выходила Мила!

– Мила! Это – ты?!.

По его ошарашенному лицу было заметно: у него просто нет слов!

– Я, Володя, – развела руками Мила.

Бобровский, похоже, окончательно забыл, зачем пришел:

– Мила, и ты… – он протянул перст, указующий в сторону маленького, но вполне беременного животика Милы.

Все это было очень смешно, и Мила не могла не пригласить его посмеяться с ней вместе:

– Владимир Николаевич, я чувствую себя в серьезной опасности. Вы же тут отделением заведуете, а знаете только два слова – «Мила» и «Ты»… Ну, и как будем строить наши дальнейшие отношения? Дайте-ка пройти…

И засмеявшись, как девчонка, Мила пошла к выходу, ускоряя шаг.

И ушла! Бобровский понял, наконец, комизм ситуации и торопливо обратился к соседкам Милы с поздравительным спичем:

– Девушки! С праздником вас наступающим, с первым праздником весны и любви! Поздравляю и желаю всего… Всего… И всякого! Я еще потом зайду…

И врач устремился за Милой…

Валя с интересом прослушала поздравление, но от комментария не отказалась:

– Это он всегда такой странный или только по праздникам?

Настя, тоже не придя в восторг от скомканного поздравления, улыбнулась:

– Ой, нет, он такой замечательный… Это же Владимир Николаевич Бобровский, завотделением.

Валентина, судя по всему, авторитеты назначала себе всегда сама, поэтому прореагировала сдержанно:

– А… Понятно…

А недооцененный по достоинству доктор Бобровский, игнорируя фактор солидности, со всех ног догонял неторопливо шествовавшую на встречу с мужем Милу. Поймал ее на самом выходе:

– Мила! Мила!..

Она остановилась и ждала его с улыбкой. Бобровский – к чести его – быстро восстановил дыхание:

– Я… У меня действительно нет слов: вот только – Мила и ты… Ты и Мила. Как… Как все это получилось?

Мила сложила руки на животе, прищурилась лукаво:

– Володя, меня уже спрашивали некоторые мамочки, не ЭКО ли это. И знаешь, что я им ответила? Как в анекдоте: «А чем старый-то способ плох?»

Если честно, Мила не ожидала, что в ответ на «бородатый» анекдот Бобровский нахмурится:

– Слушай, а я не люблю этот анекдот. У меня моментом чувство юмора пропадает, когда я думаю о тех, кому… не дано.

Мила, приподняв подбородок («Как в юности…» – мелькнуло у Бобровского), ответила со спокойной гордостью:

– Не обижайся, Бобровский. Мне кажется, я заслужила право пошутить. Даже неудачно. Знаешь, смеясь, мы прощаемся со своим прошлым.

Бобровский усмехнулся, глядя в пол:

– Человечество прощается… Это Карл Маркс писал… И то – про античную литературу.

– Да бог с ним, с Карлом Марксом, – сказала Мила, став прежней. – Я простилась со своим прошлым, Володя.

Бобровский помассировал виски, как от головной боли. Ее прошлым был он сам. И спросил:

– Какие у тебя проблемы? Хотя… Я сам посмотрю, в истории болезни.

– Посмотри, – разрешила Мила. – Ну, я пойду, муж ждет.

Вышла и закрыла за собой дверь, оставив Бобровского стоять в коридоре…

В палату Милы вошел Бобровский и поставил на общий столик большой букет мимозы. Подмигнул дамам и уже почти вышел… Потом, спохватившись, спросил:

– Как самочувствие, мамочки?

Валентина озорно подмигнула красивому врачу:

– Приподнятое!

– Я еще зайду, попозже… – и закрыл дверь.

Валентина весело крикнула вслед:

– С нетерпением ждем!..

Мила и ее муж, офицер-военмор, стояли у окна. Муж принес Миле букет мимоз, еще что-то вкусное в пакете… Мила цветы взяла, а пакетик вернула:

– Слава, у меня же все есть. А вот чем вы там питаетесь, я стараюсь не думать.

Муж Слава крякнул:

– Правильно делаешь. Знаешь, я вдруг понял: килька в томате – это особое блюдо. И не стоит ее есть с гарниром из вермишели. Митька глянул на тарелку и спрашивает: «Папа, тебе плохо было… или будет?»

Мила засмеялась:

– Так, давайте лучше по старинке, пока я не вернусь: картошка в любом виде, вермишель с маслом и сыром, пельмени. К бабушке – по выходным, она там борщом накормит. Первое достаточно есть и дважды в неделю, не страшно, гастрита не будет.

– Ты не введи это в уши Митьке, а то он совсем перестанет суп есть. И… – Слава замялся, – я тебе подарочек к 8 Марта принес, на словах, так сказать.

Ну, давай, – улыбнулась Мила, надеясь, что Слава снова скажет, что любит ее…

А он сказал другое:

– Митька тебе имя придумал новое. Спрашивает сегодня: «Ты к ма… Миле?» Смутился, а потом выкручиваться стал: «Она же еще не мама?» Скоро станет, говорю. А этот жук выплясывает и говорит: «Тогда я ее пока буду звать Ма-мила… Ма-мила…» Так вот. До мамы – рукой подать. Здорово, да?…

– До мамы – еще почти полгода, Слава, – нежно сказала Мила.

– Подождем, – обнял ее муж. – А как тут врачи?…

Мила дотронулась до его черного форменного рукава:

– Лучше не бывает. Не беспокойся… – она сделала паузу. – Слушай, я давно хотела тебя спросить. А почему ты так и не подошел ко мне там, в санатории? Почему потом – нашел, а там – не решился?

Слава засмеялся. Подумал. Потом сказал:

– Не знаю, поверишь ли ты мне… В общем, мне сразу захотелось на тебе жениться. Не роман завести, а жениться.

Хотел просто подойти и сказать: «Выходите за меня замуж. Вы мне очень нравитесь. Я вижу, у вас была какая-то драма. Я тоже потерял жену. Вы не похожи на нее, но мне кажется, вы чем-то похожи… на меня. У меня есть сын, я уверен, вы поможете мне его воспитать, а я хочу еще одного сына или дочь. Родите мне сына или… дочь?» И я боялся показаться тебе… глупым, что ли, смешным. Ну, и – оробел, одно слово. Да еще форму с собой не взял – отдыхать же ехал. А не в форме я – не в форме. Помнишь мою шапку лыжную? Жених, ничего не скажешь… Так вот…

Мила улыбнулась:

– Странно, а мне кажется, я именно так все и поняла. Так ты мне, правда, ничего этого не говорил? Что, никогда?

Слава молча обнял жену:

– Ну вот, сказал же.

И на этих словах Мила обняла своего военмора и нежно-нежно поцеловала…

Вера Михайловна заговорила со стоящей перед ней Валентиной, не предупредив беременную женщину, что ей хорошо было бы присесть. Это была ошибка. Потому что текст последовал такой:

– Гурьева, у меня праздничный сюрприз: мы вас выписываем.

Валентина прижала руку к груди:

– Как? Только сегодня положили и все? А как же моя проблема… с отцом… с генетикой…

Расцвела Вера Михайловна – ей так нравилось радовать мамочек:

– Проблема разрешилась чудесным образом. Действительно, чудесным! В общем, с вашей, в смысле, с папиной генетикой все ясно, и все замечательно: я всегда говорила, что патриархальный уклад жизни – залог здоровья будущих поколений. Заберите вашу карту, держите ее при себе. Ждем вас через три месяца, будем рожать.

Валентина еще на словах про «патриархальный уклад» начала понимать, что плавно сходит с ума. И все-таки взяла себя в руки и спросила:

– А с чего вы взяли про «патриархальный уклад»?

Вера Михайловна подняла брови:

– Как откуда? Папа сам сдал, добровольно, все необходимые анализы. Вот, например, результаты анализа крови – первая отрицательная, очень редкая. Хотя… У нас у одного молодого человека тоже такая же. Идеальный донор… Универсальный партнер. Скажите мужу, что он просто клад.

Валентина никак не могла прийти в себя:

– Вы что-то путаете, доктор, у меня нет мужа!

Вера Михайловна пожала плечами:

– Ну, мужа у вас, может, и нет, а отец у ребенка есть всегда. Вам повезло, у вашего ребенка очень ответственный папа. Все выспросил, все подробненько записал – когда роды, когда привозить, куда привозить, что с собой, что при выписке. Редкий случай по нынешним временам.

Теперь пришла очередь Валентины поднимать брови… Она собралась было уходить, но прямо перед дверью обернулась:

– Спасибо… а как он выглядит?

Вера рассмеялась:

– Симпатично, по-моему. И просто счастлив. Да он в приемном покое вас ждет. Сами полюбуйтесь…

Бобровский вошел в палату, сел на кровать, долго смотрел на Милу. На тумбочке у нее – принесенные мужем яркие яблоки… Мила смотрела на него, откусывая по кусочку от яблока, ждала, что он скажет. Потом иронично «подсказала»:

– Ну: ты – Мила?… Мила – ты?… Яблочко бери, угощайся.

Бобровский взял яблоко, машинально потер о халат, потом сунул в карман. И сказал – в тон Миле:

– Ты – Саранцева? Ты – Саранцева. Крылович я бы не пропустил. Хорошо, Саранцева, я тебя лично до родов поведу.

– Да уж, будь другом, Володька, доведи, – пожевала яблочко. И боковым зрением заметила, как Настя удивилась, услышав необычное обращение к САМОМУ Бобровскому.

«Володька» тоже слегка дрогнул, но ответил невозмутимо:

– Буду. Пойду девчонок распущу и еще раз зайду…

Вышел, а Настя прыснула:

– Володька… Он ваш друг детства, Людмила Викторовна?

Вот и у Милы появился повод смутиться:

– Не совсем детства… Не очень друг… Но, в общем, что-то в этом роде.

Настя не унималась:

– И чего он сюда, так и будет по двадцать раз на дню бегать? Он меня смущает. Но такой красивый ваш этот друг детства, такой заботливый… Еще немного, и он колыбельную вам споет, Людмила Викторовна…

Мила рассмеялась:

– А мы с детишками послушаем…

Валентина стояла рядом с молодым человеком, чье лицо уже не надеялась увидеть никогда. А вот, довелось, однако, – не прошло и полгода… Не было ни признаний, ни объятий, ни «ах!», ни «ох!». Хотя радость, что скрывать, радость вспыхнула – даже лампочки в приемном покое засияли ярче! Но первое, что сказала Валя, увидев «рыбака», был простой, грубоватый вопрос:

– А ты как узнал?

Он тоже не говорил лишних слов:

– Подруга твоя – конспиратор хренов! – фотки прислала с той рыбалки и так, как-бы между прочим, спросила, не было ли у нас в роду хронических заболеваний, генетических нарушений и т. д. и т. п…