Двенадцать детей Парижа Уиллокс Тим

– Написать? Что? У нас в доме нет таких вещей, – развел руками Инфант Кокейна.

– Матиас вас убьет, когда найдет, а я бы этого не хотела.

Гордость Гриманда была уязвлена. Он уже составил представление о ее муже как о галантном господине, способном завоевать такую женщину, как Карла. Красивый парень, и к тому же храбрый, но вряд ли способный нагнать на него страх.

– Я тронут заботой о моей безопасности, – усмехнулся он. – И в свою очередь беспокоюсь за благородного господина, который, вне всякого сомнения, заблудился в этом адском котле.

– Матиас не благородный и не господин – в том смысле, в каком вы имеете в виду, – возразила роженица. – В бою он не уступает Алтану Савасу – и я не сказала «превосходит Алтана» только из уважения к памяти моего телохранителя. В военном деле и в искусстве выживания моему супругу нет равных.

Гриманд вспомнил трех поляков, убитых на дуэли, подробность, о которой он предпочитал не думать. Поляки имели репутацию отважных бойцов. Он поджал губы:

– Верю вам на слово. Но найти этого человека в городе не так просто.

– Он найдет вас даже в огненной пучине ада.

Спокойствие в голосе Карлы раздражало короля воров. Возможно, ему удастся вывести ее из себя?

– У меня есть вопрос, который, должно быть, вас обидит, но я должен его задать, – сказал он осторожно.

Карла кивнула.

– Возможно ли, чтобы муж желал вашей смерти?

– Нет. Я могу поклясться в этом жизнью своего ребенка.

– Не исключено, что придется.

– Если ставка на Матиаса, дайте мне кости, и я брошу их.

– Прекратите немедленно, оба! – неожиданно вмешалась в разговор Алис.

Она сердито посмотрела на сына, и тот не стал спорить.

– Хоть раз в жизни подумай о ком-нибудь, кроме себя, – шикнула на него мать. – Наша гостья не хочет, чтобы ее мужчина приставил нож к твоему горлу, хоть ты этого и заслуживаешь, а ты – к его шее.

Гриманд поднял руки, уступая матери.

– Матиас раньше не бывал в Париже. Я уверена, что он вас найдет, но точно так же не сомневаюсь, что вы найдете его быстрее. Мое письмо защитит вас обоих от недоразумений, – вновь заговорила итальянка.

– Пусть мой сын запомнит какие-нибудь слова, которые могут исходить только от тебя, – предложила ей Алис. – То, что невозможно вырвать у тебя силой.

– Скажите ему: «Новый соловей ждет твоих шипов», – кивнула Карла.

– Новый соловей ждет твоих шипов? – переспросил Гриманд.

– Да. Слово в слово.

Король Кокейна нахмурился.

– Надеюсь, он хорошо соображает. Эта загадка поставит в тупик самого царя Соломона, – хмыкнул он.

– Делай, что тебе говорят, – оборвала его старуха. – И берегись ложных теней. Фокусник уже в пути.

– Раскладывала карты?

– Видел бы ты их – у тебя бы волосы встали дыбом.

– Насчет Фокусника ты права. А еще что-нибудь ты видела?

– Безумца. Он указывает выход, если выход вообще существует. Край ближе, чем ты думаешь. Не представляю, что ты замыслил, но знаешь ты меньше, чем тебе кажется. А если не можешь знать все, лучше не знать ничего. Тогда увидишь то, что у тебя под носом.

– Опять загадки!

– Я тебя знаю. Не больно-то умничай. Думай нутром, а не головой.

Гигант посмотрел на графиню, ожидая от нее еще каких-нибудь инструкций.

– Матиасу сорок четыре года, он на два дюйма выше вас, а волосы у него цвета бронзы. Когда он вас увидит, – повторяя его жест, Карла провела ладонью по лицу, – то не испугается. Все остальное вы найдете в его глазах, голубых.

– Неплохо, – кивнул предводитель воров.

– Откуда вы узнали, что он в Париже? – продолжила расспросы роженица.

– Мы услышали все, что нужно, любовь моя, – прервала ее Алис. – А теперь ты должна поспать.

Помедлив, Карла кивнула.

– Принести мясо или напитки? – спросил Гриманд.

Итальянка покачала головой, и он направился к двери.

– Гриманд! – остановила его графиня. – Спасибо вам. И удачи.

– Новый соловей ждет твоих шипов, – повторил он.

В своей комнате Инфант перезарядил пистолет и взял еще два ножа: один прикрепил к левому предплечью, другой сунул в левый сапог. Спустившись по лестнице, он увидел разложенные на столе карты. Инстинкт подсказывал ему, что смотреть туда не стоит. Это не его карты. Но мать должна была спросить и о нем, а он уже знал большую часть расклада. Фокусник и Безумец. А первая карта?

Гриманд подошел к столу.

Картой спрашивающего была Anima Mundi. Гриманд не сомневался, что это Карла.

Расклад был подобен удару в лицо.

Суд. Огонь. Смерть.

– Знаешь, – спросил Поль, – сколько денег можно сделать на дерьме?

В каком-то смысле внешность Папы Поля была не менее уродливой, чем у Гриманда. Хозяин таверны, облаченный в пурпурный балахон из превосходного крученого шелка, пропитанного в равной мере духами и потом, весил не меньше тридцати стоунов[26], и его заплывшие жиром руки напоминали кишки только что зарезанной свиньи. Складки жира свисали с подмышек, а огромный живот спускался на бедра – такие толстые, что на каждое из них можно было надеть седло, – широким, непристойным фартуком. Живот подпирал огромную, плоскую грудь, а многочисленные подбородки колыхались на плечах и груди Поля, словно наполненный вином мех. В подбородках утопала голова нормального размера, казавшаяся крошечной по сравнению с безобразным телом. Вероятно, Полю уже перевалило за пятьдесят, но жир натянул его кожу, и лицо этого мужчины выглядело по-юношески гладким. Череп у него был почти лысым, и только над ушами сохранились остатки жидких волос.

Гриманд улыбнулся шутке и стал ждать продолжения спектакля.

– Все дело в числах, – продолжил Поль.

– Ты в цифрах дока.

– В нашем непостоянном мире неизменны только числа. Им принадлежит будущее. Позволь продемонстрировать, как получаются большие числа. Париж скоро захлебнется в дерьме, это известно всем, и городские власти собираются платить за его уборку. Там, за городом, крестьяне тоже выложат денежки, чтобы разбросать дерьмо на их полях. Будем скромными и положим один франк за телегу. Кто будет убирать дерьмо за один франк? Для некоторых это неплохой заработок, но для таких, как мы? Теперь к числам. Один ученый муж подсчитал – не спрашивай, как он это сделал, – что триста человек могут наполнить своим дерьмом одну телегу. Не будем жадничать и положим, что город производит в день восемь сотен… нет, возьмем половину… четыре сотни телег. Вычитаем дни поста, праздники, эпидемии, и остается триста дней в году. Ты знаешь, сколько это будет франков?

– Достаточно, чтобы обеспечить тебя едой и вином на неделю.

Папа Поль рассмеялся, и складки жира заколыхались. Он лежал на большой кушетке, укрепленной толстыми деревянными брусками и обитой грубым серебристым бархатом, испорченным многочислеными пятнами. По краям кушетки стояли два мускулистых головореза, которых Поль всегда держал при себе. Вообще-то они считались телохранителями, но на практике помогали ему подниматься на ноги, вставать с постели, раздеваться и одеваться, а также выполняли все остальные обязанности по уходу за этим, в сущности, гигантским ребенком.

Для этого их физическая сила была жизненно необходима. Кроме того, она внушала страх, по крайней мере, некоторым. Буйства и насилия в «Слепом волынщике» почти не случалось – подобные удовольствия были доступны желающим в сотнях других таверн. В «Волынщике» же занимались делами, и его хозяин был богатым человеком. Он владел торговыми прилавками в Ле-Але, скотобойней, еще несколькими тавернами и многим другим, о чем знал лишь узкий круг его приближенных. Он мог не хуже любого чиновника прочесть контракт на латыни, итальянском, английском и французском. Все главные преступники Вилля – по обе стороны линии, обозначенной законом, – рано или поздно обнаруживали, что нуждаются в Поле, и их слово охраняло «Слепого волынщика». Никто не доверял Папе Полю, но выбора у них не было. Его вероломство было невероятным и всегда безнаказанным. Никто из тех, кого он предал, не выжил, чтобы ему отомстить.

Более сообразительный из двух головорезов поднял руку, предлагая ответ на вопрос своего господина.

– Морис хочет, чтобы ты считал его математиком, – сказал Поль. – Только он уже слышал эту задачку. Нечестно с твоей стороны, Морис.

Головорез опустил руку, но из-за спины Гриманда послышался скрипучий голос:

– Сто двадцать тысяч франков.

Таверна представляла собой длинную узкую комнату со стойкой вдоль одной стены, за которой выстроились подставки под винные бочки. Кушетка хозяина стояла в глубине помещения, а Гриманд сидел на одном из стульев, предназначенных для аудиенции у Папы. Оглянувшись, Гриманд увидел невысокого тщедушного субъекта за соседним столиком. На нем была дорогая – для «Слепого волынщика» – одежда из зеленого бархата. На рукаве он носил белую повязку, а на тот случай, если ее не заметят, прикрепил на шляпу белый крест. Этот человек смотрел на Гриманда с нескрываемым отвращением. И с ненавистью.

– Еще один математик. – Взгляд тусклых глаз Поля остановился на посетителе. – И вдобавок подслушивает. Я же сказал вам, месье, что выслушаю вас, когда придет время.

Человек в зеленом открыл было рот, собираясь ответить резкостью, но передумал. Отвернувшись, он снова принялся за вино, перекатывая на столе монетки.

– Похоже, дерьмо уже начали собирать в зеленые бархатные мешки, – сказал Гриманд и снова повернулся к своему собеседнику. – Меня интересует только одно число. Двадцать золотых.

Папа Поль взмахнул рукой, и Морис вложил в его ладонь кошелек.

– Я ждал тебя раньше, – сказал хозяин таверны.

– Много дел, Поль.

– Слышал, сегодня веселый день.

– Нужно было приказать своим парням, чтобы они сломали стену и вынесли тебя посмотреть.

Рассмеявшись, Поль бросил ему кошелек. Монеты звякнули в кулаке Гриманда.

– Что случилось со второй женщиной? – спросил Папа Поль.

– Ты хочешь сказать, с третьей? Она в выгребной яме, за Сен-Мартен. А еще мы взяли с собой маленькую девочку. Удочерили – можешь назвать это капризом или десницей Божьей, мне все равно. Она останется с нами.

– Тебе заплатили, чтобы ты преподал всем урок.

– Мы преподали такой урок, что стошнило бы даже тебя.

– Тебе поручили конкретную работу, Гриманд. Указали на двух женщин.

– Ты сказал убить всех, и мы всех убили, кроме маленькой девочки. И откуда нам знать, каких женщин ты имел в виду? – Почувствовав, что отговорка неубедительная, Инфант Кокейна продолжил: – Мои парни должны были заняться делом. И еще этот кровожадный дьявол, турок, о котором ты нас не предупредил. Мы потеряли шестерых, и еще легко отделались. Так что извиняться я не буду. Если тебе нужно тело конкретной женщины, я расскажу Морису, где его найти. Пусть выловит его и притащит обратно на Рю-дю-Тампль. За это представление я сам готов заплатить

Телохранитель в ужасе попятился. Поль смерил короля воров долгим взглядом.

– Я не могу себе позволить ссориться с тобой, – признал Гриманд. – Верну пять экю, но не больше. Отдай их этому зеленому дерьму, чтобы достал тело.

– Это не мои деньги, – сказал Поль. – Те, кто их потратил, не получили желаемого.

– Откуда они знают? Черт возьми, кто сегодня вообще считает трупы? Ты сам можешь пройти нагишом по улицам, и никто не заметит.

– Справедливо. Я тоже не могу себе позволить ссориться с могучим Инфантом. В тот день, когда нас повесят, соберется такая толпа, какой Гревская площадь еще не видела, и мы не можем их в этом винить.

Поль улыбнулся, и Гриманд ответил ему ухмылкой. Похоже, его обман удался.

– У меня есть пара лакомых кусочков, которые могут тебе пригодиться, – сказал он. – На мой взгляд, довольно свежие.

– Свежие и вкусные кусочки – мое ремесло.

– Шатле выгнал с рынка еретиков, и они уже не вернутся. На освободившиеся места будет назначен аукцион, но сегодня товары лежат без хозяина. Сведения от Роде.

– Заманчиво. А ты сам что же?

– Я сегодня уже дважды наполнял тележки. И маман болеет.

– Никогда не верь человеку, который не любит свою мать.

– И еще. Может, мелочь, но Роде еще сказал, что Шатле ищет одного рыцаря ордена святого Иоанна. Забыл его имя. Что-то германское. Матиас.

– Я учту, – сказал Поль.

Гриманд почувствовал, что теряет уверенность. Он не знал, как продолжить разговор. Не стоило слишком умничать. Ага. С умничаньем покончено. А инстинкт подсказывал ему, что лучше помолчать.

– Еще что-нибудь? – спросил он Папу Поля.

– Все нормально. А у тебя маман болеет.

Почувствовав движение за спиной, предводитель воров повернулся.

Низкорослый зеленый субъект шел вдоль стойки.

– Позже у нас будет музыка! – крикнул ему вслед хозяин таверны. – Превосходный менестрель с красивым голосом.

Посетитель вышел, и Гриманд задумчиво прищелкнул языком. Любопытно, менестрель и вправду должен прийти сюда или это какой-то шифр? С Полем ни в чем нельзя было быть уверенным.

– Ни терпения, ни манер, – скривился Поль. – Ты упустил шанс хорошо заработать.

– На чем? – повернулся к нему король воров.

– На голове рыцаря. Убить члена ордена – непростое дело. Они очень расстроятся. И отомстят. Не уверен, что кто-то решится на такое. Но этого человека можно опорочить, очернить, чтобы его братья лишились возможности действовать.

– Очернить?

– Тангейзер – кстати, так его зовут, – похоже, сошел с ума, – объяснил Поль. – Убил свою жену и полдюжины свидетелей. Возможно, даже бросил ее тело в выгребную яму.

Лоб Гриманда пульсировал болью. Фокусник не просто в пути. Он пляшет на могиле короля Кокейна. Папа Поль не болтает просто так. Каждое его слово, каждая шутка преследует определенную цель. Он передвигает фигуры на шахматной доске, состоящей из тысячи клеток. Голова Гриманда была готова взорваться, но свинцовый груз уже не давил ему на сердце. Ради Карлы он обрушит крышу на их головы. Не оглядываясь, Младенец представил зал у себя за спиной. Немноголюдно – с десяток человек, из которых опасность представляют только трое или четверо. Женщин среди них нет – Поль не выносит их лесть и болтовню. Кожей Гриманд чувствовал пистолеты и ножи, спрятанные под одеждой. Сначала Морис и его напарник. Он повел плечами.

В глазах владельца таверны появилось выражение, которого король Кокейна раньше не видел. Страх.

– Не играй со мной, Поль. Или я прямо сейчас закончу игру, – предупредил он собеседника.

Морису показалось, что ему впервые за всю его карьеру сиделки придется рисковать жизнью. И лишиться ее. Он переступил с ноги на ногу и посмотрел на своего товарища.

– Стой на месте, Морис. И ты, Од, тоже, – приказал им их господин. – А то всех нас разделают, как треску.

Телохранители замерли. Поль посмотрел своему гостю в глаза:

– Мир, Гриманд, мир. Конечно, я с тобой играю. Так уж я устроен и уже не изменюсь – без игры не могу даже спеть колыбельную младенцу. С таким же успехом ты можешь ждать, что я похудею. Но и ты играешь, друг мой. Ты пришел сюда не за золотом. Ты пришел узнать то, что я тебе скажу.

– А зачем тебе говорить?

– Это мое ремесло. Много дел, много игр. – Папа Поль наклонился вперед, насколько ему позволял живот. – Ты способен перевернуть доску, и я не сомневаюсь, что ты это сделаешь. Вот почему ты Инфант. Если ты топнешь ногой, земля дрожит. Но игра никогда не кончается. Другие будут продолжать игру без меня. Но ты без меня проиграешь.

– А с тобой?

– Тоже можешь проиграть. Ведь на то она и игра?

– А ты поставил на обоих игроков.

– Вот поэтому я Папа.

Поль был прав. Нужно играть в свою игру, а не в чужую. Мысль о том, что он пешка в чужой игре, не нравилась Гриманду. Хотя разве когда-нибудь было иначе?

– Тогда говори все, что знаешь, – потребовал он. – И не лги.

– Я уже не помню, когда лгал в последний раз. Давно не пользуюсь этим оружием. В лучшем случае оно тупое, и всегда ненадежное. В том-то и состоит прелесть существования в мире лжи: мои клинки настолько остры, что ты не почувствуешь лезвия, пока оно не перережет тебе горло. И это правда: три сотни человек производят за день телегу дерьма.

– Значит, убийцы уже рыщут по городу в поисках Тангейзера.

– Лучшие из тех, что я смог найти. Ветераны. Пятеро.

Гриманд выпятил губы.

– Знаю, – кивнул Поль. – Они сказали, денег не жалеть. Главное, чтобы наверняка. Рыцарь, по возможности, нужен живым, но я сомневаюсь, что эти парни оставят ему шанс.

– Зависит от размера дополнительного вознаграждения.

Улыбка Папы свидетельствовала, что и это было предусмотрено контрактом.

– Куда они доставят его или его голову?

Поль ткнул пальцем себе за спину.

– Будут держать на заднем дворе, пока за ним не приедут.

Гриманд молча ждал продолжения.

– Им очень нужна та женщина, – сказал хозяин таверны. – Причин они не называли, но с сегодняшнего утра эти причины умножились, правда? Так распутываются интриги. Кто знает, что ей известно? Они не могут ее отпустить. А теперь они знают, что женщина у тебя.

– Откуда?

– Ее тело не нашли, и возникли вопросы. Пошли слухи. И мне кажется, ты не смог их развеять. А россказни о выгребной яме только подтвердили их подозрения.

Король Кокейна почувствовал, как по его лбу потекли струйки пота, смешанного с грязью, но вытирать их не стал.

– Маленький зеленый ублюдок. Ты выставил меня перед ним, как барана на заклание! – вспыхнул он.

– Вовсе нет, друг мой. Тебе не следовало брать эту женщину с собой. Не следовало приходить сюда. Не следовало рассказывать сказки, в которые не поверит даже Морис. И я же сказал тебе, что тот тип подслушивает.

Младенец ощутил горечь. Правда Поля действительно была острой. Он снова ощутил на своей коже лезвия ножей – оружия, которому он больше всего доверял.

– Кого ты отправил за ней? – спросил он испуганно.

– Никого, – ответил Папа Поль. – Меня и не просили. А если бы и просили, я бы не знал, что ответить. Никто из тех, у кого есть хоть какой-то шанс на успех, не сунется во Дворы. Наемные убийцы не любят опасности. Поэтому им платят. Да и не знаю я, куда ты спрятал женщину. Что я им мог рассказать? – Он верно расшифровал выражение лица Гриманда. – Я не знаю, как найти Кокейн. Мне это и не нужно – моя земля изобилия находится здесь.

– Но ты знаешь людей, которые знают.

– Возможно, они тоже.

– Что ты имеешь в виду?

– Понимаешь, меня не спрашивали, где ее найти. Наверное, у них есть другие источники. Надежные источники.

Правда, ложь, интриги… Великан пытался не думать. Нужно было прислушиваться к своему внутреннему голосу.

– Роде, – произнес он неуверенно.

– Сборщик налогов. Лизоблюд.

Король Кокейна покачал головой и пояснил:

– Шатле.

– Точно не знаю, а догадок строить не хочу.

Поль не любил Шатле и его подручных за жадность и лицемерие и за непомерную злобу. Игра начинала проясняться. Если Гриманд сможет навредить Шатле, не подставляя Поля, эта большая жирная свинья будет трястись от радости. Если же он проиграет, получится, что Папа оказал им посильную помощь. «Они» хотели получить Тангейзера живым и по-прежнему охотились за Карлой, несмотря на всеобщий хаос. Не похоже на расследование преступления.

– Ты сказал, отрежь им сиськи, – напомнил Гриманд своему подельнику. – Кто-то сидит на куче ненависти.

– Такого вокруг полно. Еще глупее, чем ложь.

– Кто этот маленький зеленый ублюдок?

– Еще один лизоблюд. Кристьен Пикар, чиновник из Лувра. Писатель.

– Писатель?

– Он однажды сочинил пьесу, которую никто не видел, а теперь кропает трактаты о ненависти для одного из военизированных братств. «Пилигримы святого Иакова». Его называют Малыш Крис – из-за того, что его член поместится в наперсток и там еще останется место для пальца.

– Братство и Лувр? Разрази меня гром. И это он меня нанял?

Поль пожал плечами, словно юрист, которым он и был когда-то давно.

Гриманд задумался. Если опустить факты, то можно честно признаться Карле, что ему неизвестно местонахождение ее мужа. К такой форме правды обычно прибегают юристы. А если пятерым наемным убийцам повезет, он останется единственным защитником любимой женщины. В раздувшемся сердце Инфанта росло желание. Ему не обязательно делить с ней постель – он не будет даже пытаться добиться этого. Карла примет его в друзья, если он отречется от порока, – и он это сделает. Уже сделал. Перед внутренним взором возникло лицо матери – ее глаза, серые, словно ветер, смотрели прямо на него. Гигант увидел ее безграничную любовь. И боль ее безграничного разочарования.

Король Кокейна сжал кулаки и встал. Морис и Од вздрогнули.

– Где Тангейзер? – потребовал он ответа.

Поль поджал губы.

– Игра заканчивается, – сказал Гриманд. – Хочешь играть мной, как ладьей или как пешкой?

– Эти пятеро зарабатывают мне комиссионные.

– Судя по тому, что мне известно о рыцаре, я спасу их никчемные жизни. И твою репутацию. А может, и твою жирную шкуру.

Поль увидел, что гость не шутит. В вопросах смерти королю воров не было равных.

– Я всегда желал процветания моему Инфанту, и мы всегда жили мирно. Я даже намекнул, что ты можешь взяться за эту работу. Помнишь? – спросил Папа.

– Ты мне ее и предложил.

– Просили именно тебя. Я не знаю почему. Не спрашивал. Клиенты не любят, когда им задают вопросы. Но я точно знаю, что это опасное дело. В такие глубокие воды ты еще не заходил.

– Лучше утонуть в глубокой воде, чем в луже мочи.

– Позволь тебе напомнить, что тут можно хорошо заработать. Если ты выдашь ее.

– Я?

– А кто еще? Малыш Крис будет недоволен, но платит не он. Эти люди все время выкупают друг друга и поэтому остаются живы – все решают деньги. Немного заработать – это не преступление. Я уж думал, что ты решил схитрить – думал: «Гриманд учится», – пока ты не спросил, где муж.

– Где же он?

– Позволь задать вопрос, который от меня услышишь нечасто: почему ты о нем спрашиваешь?

Гриманд не мог сказать ему правду. Он лихорадочно искал ответ.

– И там, где нет людей, старайся быть человеком, – вырвалось у него вдруг.

Впервые за многие годы знакомства король Кокейна увидел удивление в глазах Поля. Он думал, что этот человек не способен удивляться, что он может только изображать удивление, но, оказывается, ошибался.

– Ты не мог раскопать этот перл мудрости во Дворах, – уверенно заявил Папа. – Это она, правда? Карла?

Он посмотрел на своих телохранителей. Те стояли с видом крестьян, слушающих греческих философов. Но Поль все равно наклонился вперед, что стоило ему немалых усилий, и заговорил тихим голосом:

– Как ты сказал, игра подходит к концу. Наемные убийцы отправились на охоту еще до полудня. Они сидят в засаде, в церкви Сен-Сесиль на Рю-дю-Тампль.

Гриманд кивнул. Рю-дю-Тампль, как и было предсказано.

Anima Mundi сулила кое-что еще.

– Суд, Огонь и Смерть, – пробормотал он.

– Похоже, твоя маман все еще гадает на картах, – догадался его собеседник.

– Почему они уверены, что Тангейзер туда придет? – не отвечая ему, спросил Младенец.

– Рыцарь считает, что найдет там свою жену. В гробу.

Гриманд заморгал. Значит, Матиас думает, что Карла мертва. Предводитель воров вспомнил ужасы, которые они оставили после себя в особняке д’Обре, и все понял. Мысль о том, чтобы увидеть Карлу оскверненной, должна была переворачивать душу ее мужа. Какой мужчина согласится смотреть на такое? Наверное, и Матиас не стал рассматривать тела, но поверил, что его жена среди них… Гриманд повернулся к выходу.

– Что случилось с моим могучим Инфантом? – удивился Поль.

Его посетитель пошел к двери. В спину ему неслись все вопросы хозяина таверны:

– Ненависть? Власть? Жадность? Что ж, почему бы и нет? Но любовь?..

Толчком ноги распахнув дверь, Гриманд вышел на улицу. Дождь прекратился.

Небо на востоке было темно-серым, цвета пушечной бронзы, а на западе красным, будто адское пламя. День проклятия подходил к концу. Скоро взойдет полная луна, и начнется ночь проклятия. Псы жаждут крови Карлы. Он тревожился за нее, а не за какого-то чертова рыцаря.

Однако Гриманд колебался.

Они не могут захватить Кокейн. Никто еще даже не пытался это сделать. Защитой этому месту служило само имя. У него еще есть время. А Карла разложила карты и бросила жребий.

Гриманд повернул на восток, навстречу суду.