Фальшивый принц Нельсен Дженнифер
— Коннер непременно накажет тебя, — подтвердил я. — Теперь стать принцем — последняя из твоих забот.
Глаза Тобиаса наполнились слезами.
— Тогда помоги мне!
— Ты чуть не убил меня этой ночью. И мне теперь заботиться о тебе?
— Прошу, я все для тебя сделаю.
— Ты просишь меня солгать? Тогда неприятности будут у меня. Зачем мне это делать?
У него даже голос стал тоньше:
— Пожалуйста, Сейдж. Все что хочешь. Помоги, и я буду на твоей стороне.
Он выглядел испуганным, вероятно, так же выглядел я, когда Мотт и Креган тащили меня в подземелье. Разоблачить Тобиаса было мне на руку, и все же я его пожалел:
— Я помогу тебе, но за определенную плату. Тебе пора признать поражение. Ты будешь менее умным, менее старательным и, естественно, менее похожим на принца.
— А то, что ты сказал мне ночью, правда? — спросил Тобиас. — Он действительно знает про записки? — Я кивнул и увидел, как из глаз у него потекли слезы. — Тогда он все равно убьет меня!
— А если я пообещаю, что не убьет? — сказал я. — Отступись, и я постараюсь сделать так, что ты останешься жив.
И Тобиас кивнул. Он не просто выбывал из соревнования, но и вверял мне свою жизнь.
Эррол вернулся вместе с Моттом. К счастью, на Родена никто не обращал внимания, так что тот быстро спрятал нож Тобиаса обратно под матрас.
Мотт пересек нашу длинную комнату в шесть шагов. Он повернул меня, чтобы осмотреть спину, и громко выругался.
— Мастер должен об этом знать. Скажи мне, как это случилось, или спрашивать тебя будет он. Ты знаешь, чем это может кончиться.
Я взглянул на Тобиаса, который снова кивнул, соглашаясь с моими условиями.
— Это случилось так, — сказал я. — Я пытался прошлой ночью вылезти в окно. Но задел за край оконной рамы и поранил спину.
— У тебя не просто царапина на коже, Сейдж. Тебя порезали ножом.
— У рамы острый край, — настаивал я. — Хорошо хоть, не поранился еще больше. Но это только моя вина, мне вообще не стоило туда ходить. — Для пущей убедительности я простодушно пожал плечами и добавил: — Я надеялся, что никто не заметит.
— Как ты мог думать, что мы не заметим такую рану? — Мотт снова выругался. — Так-то ты собирался подчиняться правилам мастера?
— Я просто хотел выглянуть наружу, — объяснил я. — Сложно далеко уйти по этому выступу.
— Просто невозможно, — уточнил Мотт. — Но ты мог упасть и разбиться насмерть! — Он вздохнул и добавил: — Мастеру об этом ни слова, но я должен тебя наказать. Я в раздумье, потому что знаю, что ты еще слаб после событий последних дней, и все же тебе придется воздержаться от пищи.
Я начал протестовать, но Мотт поднял брови:
— Или, может, пусть мастер сам выберет тебе наказание?
— Я все равно не голоден, — тут же ответил я.
Принцесса Амаринда сообщила, что все утро проведет в спальне. Поэтому Мотт повел Тобиаса и Родена на завтрак к Коннеру и прислал Имоджен обработать мою рану. Она немедленно явилась и принялась смывать с меня кровь. Она вела себя сдержанно и деловито, но прикосновения ее были легки как никогда.
— Он знает, что ты солгал, — прошептала она.
— Я такой плохой лжец?
— У кого был нож? — Я замялся, и она добавила: — У одного из двух других мальчиков, очевидно. Так нельзя удариться. Эта рана нанесена длинным ножом.
— Ты разбираешься в ранах!
— Я слышала, главный повар сегодня утром говорил, что пропал один нож. Они у него всегда острые. Вот почему ты попросился месить тесто — чтобы подобраться к подставке с ножами.
— На самом деле чтобы оградить от ножей Тобиаса. Он уже украл один, и это принесло ровно столько вреда, сколько я готов был от него стерпеть.
Я думал, она хотя бы улыбнется или усмехнется, но она продолжала так, будто и не слышала меня:
— Я проверила сегодня утром. Тот нож, что взял ты, оказался на месте, и я обнаружила на полу капли крови.
— Я думал, я все вытер.
Имоджен раздраженно ударила рукой по моей кровати.
— Сейдж, прошу тебя! Кто-то пытался убить тебя этой ночью!
— На самом деле нет. Он хотел, чтобы я так решил.
— Почему ты должен играть в такие игры?
— Потому что теперь только двое соревнуются за возможность стать принцем.
Даже не видя ее, я чувствовал, как она неодобрительно хмурится.
— Ты знаешь, что мне сейчас придется сделать. Будет жечь, — спокойно сказала она.
— Я уже привык… — начал было я, но она прижала влажное полотенце к моей спине, и я издал вопль.
Очевидно, я исчерпал ее терпение.
— Может, ты хочешь, чтобы этим занялся Эррол? — предложила она.
— Может быть, — простонал я. — Он хотя бы не будет меня ругать.
— Кто-то должен тебя ругать, — сказала она. — Если ты недостаточно силен, чтобы терпеть такие раны, хватит нарываться! Так ты никогда никого не убедишь, что ты принц.
Имоджен начала накладывать мне новую повязку через плечо поперек старой. Закончив перевязку, она заметила перемену в моем настроении и сказала более мягко:
— Прости, я не то хотела сказать. Тебе удастся всех убедить.
Я уставился в стену.
— А что, если нет? Что, если Коннер выберет меня, а они посмотрят на меня и увидят всего лишь Сейджа?
— Разве так уж плохо — быть собой?
На этот раз я усмехнулся, глядя на нее:
— Ну, если не считать наказания за самозванство.
Она грустно улыбнулась, а я снова стал серьезным.
— А ты? Если бы ты была при дворе, когда меня представляли, бы ты мне поклонилась?
Помолчав, она медленно покачала головой:
— Я надеюсь, что Коннер выберет тебя, и думаю, что если выберет, ты сумеешь всех убедить. Ты станешь прекрасным королем, но я знаю слишком много. И я не поклонилась бы притворщику.
Я отвернулся, и она вышла из комнаты. Я слишком хорошо понимал ее чувства. Никто не должен кланяться самозванцу.
30
Довольно скоро обнаружилось, что благодаря назначенному мне Моттом наказанию есть я буду даже лучше, чем за все время, проведенное в Фартенвуде.
Тобиас принес мне большую часть своего завтрака, Эррол оставил немного еды в нашей комнате, когда приходил прибраться, и изобразил смятение, когда я ее съел, — якобы она предназначалась не для меня.
Мы должны были оставаться у себя и заниматься, пока не уедет принцесса Амаринда. Когда нам принесли обед, Тобиас отдал мне всю свою порцию, а Роден — половину.
— Ты мне ничего не должен, — сказал я Родену.
— Сейчас нет, но если Коннер выберет тебя, я надеюсь, ты пообещаешь мне — так же, как пообещал Тобиасу, — спасти мою жизнь.
— А ты дашь мне такое же обещание? — спросил я его.
Роден пожал плечами:
— Я не смогу заставить Коннера делать то, что надо мне, даже если стану королем.
Я похлопал Родена по плечу.
— В таком случае, чтобы спасти свою жизнь, мне придется продолжать надеяться, что принцем стану я.
Тобиас с грохотом опустил ноги с кровати на пол и постучал в дверь, вызывая слугу. Когда тот явился, Тобиас сказал, что ему надо в туалет, — это единственная причина, по которой нам разрешалось выходить из комнаты. Даже учителя должны были прийти к нам сами.
— Думаешь, Тобиас зол настолько, что еще раз попытается убить тебя? — спросил Роден, когда Тобиас вышел.
— Он не пытался убить меня этой ночью. Он просто хотел убедить меня, что может это сделать.
— Я тоже так подумал. Хотя в конечном итоге это сработало в твою пользу. Ох! — Глаза Родена расширились. — Ты что, все это спланировал?
— Тобиас был в отчаянии. С тех пор как он взял на кухне нож, я знал, что что-нибудь случится.
— Почему ты сразу не сказал, что он украл нож?
— Это ему простили бы. Но Коннер не простил бы то, что он сделал прошлой ночью, и Тобиас это знает, так что ему пришлось согласиться на мои условия.
Роден медленно покачал головой.
— Ты позволил ему ранить тебя.
Я расплылся в улыбке.
— Ну, я позволил ему начать. Я решил, что это его напугает и остановит. Я хотел бы, чтобы было так, потому что было действительно больно.
Роден рассмеялся и недоверчиво покачал головой.
— Ты самый сумасшедший из всех, кого я когда-либо встречал. Тобиас, может, и более образован, чем ты, но он точно не так умен.
Я усмехнулся, но Роден снова помрачнел и добавил:
— Теперь конкурируем только мы с тобой, Сейдж. И я должен попытаться победить, ты это знаешь.
— Это жестокое состязание, — согласился я. — Из нас двоих ты сейчас фаворит Коннера.
Роден кивнул:
— Можешь говорить что хочешь. Я не стану пытаться тебя убить.
— А ты мог бы, — сказал я. — Я видел, как ты занимаешься фехтованием с Креганом.
— Креган надеется, что Коннер выберет меня, и хочет, чтобы я был готов к этому моменту. Что здесь не так?
— Ничего. Просто я рад слышать, что ты занимаешься из-за Коннера, а не из-за меня. А то у меня на спине уже не осталось места для новых ран.
— Ничего в этом нет смешного. Ты, должно быть, любишь боль, раз постоянно провоцируешь людей наносить тебе раны.
— Я не люблю боль, — сказал я серьезно, — так что если решишь убить меня, сделай это быстро.
Роден невесело рассмеялся, и мы доедали наш обед молча. Когда через несколько минут вернулся Тобиас, мастер Гробс уже пришел и начал чрезвычайно скучное занятие о великих произведениях литературы и искусства Картии. Тобиас все занятие лежал на кровати, так что мастер Гробс заметил, что не ожидал встретить еще более нерадивого ученика, чем я. Мне было немного жаль Тобиаса, который вынужден был казаться хуже, чем на самом деле. Но таков был уговор.
Во второй половине дня Эррол и двое других слуг пришли, чтобы подготовить нас к ужину с принцессой Амариндой, где мы должны были изображать слуг.
— Почему так рано? — спросил Роден.
— Вы всю эту неделю были всего лишь переодетыми нищими, — жестко объяснил его слуга. — С вами необходимо еще как следует поработать, чтобы вы были достойны нареченной принцессы.
— Вы видели ее? — спросил я.
Если бы он и видел, все равно бы не признался. Но собирая мою одежду, Эррол шепнул:
— Я ее видел. Она красива, как настоящая принцесса. Вы должны быть счастливы, что сможете прислуживать ей сегодня.
Я уже слишком устал от забот о том, как выглядит принцесса. Я сказал Эрролу, что готов сегодня поменяться с ним местами, а он ответил, что не против, если только я за него разделаюсь со стиркой. На этом наш торг закончился.
Наша подготовка заключалась в том, что нам немного подравняли волосы, чтобы их можно было аккуратно завязать сзади, подстригли и почистили ногти и рассказали о том, как важно всегда стоять прямо рядом с тем, кому прислуживаешь.
Как ни старался Эррол, моя челка никак не хотела убираться с лица. Наконец он отчаялся и велел мне отбрасывать ее назад перед тем как подойти к принцессе. При этом оба мы прекрасно знали, что я этого делать не буду.
Когда все было готово, нас поставили перед зеркалом. Рукава рубашек нам подогнали по ширине так, чтобы они не могли прикоснуться к еде, пока мы ее подаем. Простые коричневые камзолы застегивались спереди, а низкие ботинки были поношенными.
Я фыркнул:
— Все внимание лишь костюму. Мы ничего не знаем о том, как быть слугами, но зато одеты как надо.
— Мне следует привыкать, — пробормотал Тобиас рядом со мной. — Теперь.
— А мне нравится. — Роден вертелся перед зеркалом, пытаясь разглядеть себя сзади. — Легче двигаться, чем в том, во что Коннер наряжал нас всю неделю.
Мотт вошел в комнату и осмотрел каждого. Его лысина блестела ярче, чем обычно, а одет был Мотт почти так же роскошно, как Коннер. Этим вечером он выглядел безупречно, будто выполнял роль более чем слуги, но все же не настолько, чтобы сидеть за столом. Он напутствовал нас крайне суровым тоном:
— Если никто из вас не совершит какой-нибудь глупости, вечер пройдет успешно. Вот несколько вещей, которые вы должны запомнить. Никогда не обращайтесь к господам первыми и не смотрите им в глаза, пока они с вами не заговорят. Следуйте моим указаниям и не предпринимайте никаких действий в отношении принцессы без моего приказа. — Глядя прямо на меня, Мотт добавил: — Вы трое должны помнить, что вы скрываетесь. Худшее, что может случиться, — принцесса вспомнит, что встречалась с вами здесь, когда вас представят ко двору. У тебя на лице все еще виден порез, Сейдж.
— Он заживет, когда надо будет ехать ко двору, — сказал я. — Кроме того, Имоджен однажды прислуживала нам с синяком на лице, так что порез только поможет мне слиться с остальными слугами.
Мотт не ответил на мой выпад.
— А как твои раны, особенно та, что появилась из-за… окна?
— Если бы я больше ел сегодня, они, вероятно, заживали бы быстрее.
Мотт ухмыльнулся и вопросительно взглянул на Эррола.
— Следов инфекции нет, — доложил Эррол.
— Это хорошо, — сказал Мотт, — потому что окно наверняка было грязное. Я слышал, из кухни вчера вечером пропал нож, по словам повара, один из самых острых. Ножи-то всегда содержатся в чистоте.
— Пропал только один нож? — Тобиас взглянул на меня и быстро отвел взгляд, когда я наклонил голову в ответ на его немой вопрос. Он прошептал что-то, должно быть, ругательство в мой адрес. Меня это позабавило. Дьявол давно привык слышать свое имя рядом с моим.
— Да, один, — ответил Мотт и встал прямо напротив Тобиаса. — И лезвие у него было такой же длины, как рана Сейджа. Тебе известно что-нибудь об этом?
Тобиас сделал шаг назад, глаза его забегали, пока он искал ответ, но тут заговорил я:
— Откуда нам знать, куда повар сунул свой нож. И к счастью, я не собираюсь еще раз лезть в это окно, так что ничего такого больше не повторится.
Мотт хмыкнул, давая понять, что не верит мне, но сказал лишь:
— Следуйте за своими слугами, мальчики. Ужин скоро будет готов.
31
В тот вечер ужин был накрыт в большом зале, а не в столовой, где мы ели всю неделю. Несколько гостей уже были там, но принцесса и ее родители, которые, как оказалось, сопровождали ее в Фартенвуд, еще не явились.
Я был поставлен у двери, и все, что я должен был делать, — стоять у выхода из зала и смотреть, как другие слуги входят и выходят. У Тобиаса и Родена положение было ничуть не лучше. Они стояли в дальнем конце комнаты и должны были опустить занавеси, если лучи заходящего солнца будут слепить кому-нибудь глаза.
Мотт объявил выход принцессы Амаринды, ее родителей и нескольких сопровождающих лиц.
Амаринда была так красива, как и описывал Коннер, с золотисто-каштановыми волосами, зачесанными назад, крупными локонами, спадающими по спине, и пронзительными карими глазами, зорко глядящими по сторонам. Когда она увидела Коннера, лицо ее осветилось ласковой и обворожительной улыбкой. Казалось, это она здесь, в доме Коннера, радушно принимает самого хозяина.
Коннер встал, как и остальные, кто был за столом, и поклонился Амаринде и ее родителям. Мастер Гробс рассказывал нам о них и о том, как Амаринда стала нареченной принцессой.
Союз между Амариндой и родом короля Экберта был заключен с самого ее рождения. Она была на три года младше Дариуса и явилась объектом многолетних поисков Экберта. Он искал девочку, которая обладала бы достаточным родством, чтобы брак с ней стал залогом союза между ее страной и Картией, но в то же время не была прямой наследницей престола и не имела собственных политических амбиций.
Амаринда была племянницей короля Баймара. Она была так мала, что еще и ползать не научилась, когда родители пообещали отдать ее в жены тому, кто займет трон Экберта, вероятнее всего, Дариусу. И хотя ей никто не предлагал возможность выбора, чем старше она становилась, тем больше восхищалась Дариусом. Им обоим внушили, что они должны ждать того момента, когда станут достаточно взрослыми, чтобы пожениться.
Проходя мимо меня, Амаринда остановилась:
— На что вы так смотрите?
Все правила, о которых говорил Мотт перед ужином, вылетели у меня из головы. Я мог говорить с ней, если она будет прямо обращаться ко мне, но она обращалась ко мне только потому, что я смотрел прямо на нее, а это было запрещено.
— Простите его, ваше высочество, — сказал Мотт, выступая вперед.
— Речь не о прощении. Мне просто хочется знать, чем слуга так заинтересован.
Я взглянул на Мотта, ожидая разрешения ответить. Сурово глядя на меня, он кивнул, и я сказал:
— У вас грязь на лице.
Она подняла брови.
— Это шутка?
— Нет, ваше высочество. На щеке.
Амаринда повернулась к своей спутнице, которая вспыхнула и быстро вытерла пятнышко.
— Почему вы не сказали мне прежде, чем я пришла сюда? — спросила Амаринда.
— Вы шли впереди, ваше высочество, я не заметила.
— Но он-то заметил, а он всего лишь слуга. — Она смущенно обернулась ко мне. — Перед тем как выйти из комнаты, я открыла окно и выглянула наружу. Должно быть, тогда и испачкалась.
— Я не говорил, что грязь умалила вашу красоту, ваше высочество, — заметил я ей. — Только то, что она там была.
Со смущенной улыбкой она кивнула мне в ответ, прошла дальше и заняла свое место за столом. Краем глаза я поймал на себе взгляд Коннера, но не мог понять его выражение: то ли в нем был смех, то ли облегчение, то ли гнев.
Когда принесли ужин, по залу распространился такой запах, что мне потребовалась вся сила воли, чтобы не забыть, что я должен оставаться неузнанным и не сесть за стол с остальными. Было подано жаркое с вареной морковью и картофелем, горячий хлеб и какой-то сорт заграничного сыра, название которого я не разобрал, когда Коннер предлагал его Амаринде.
Имоджен прислуживала за столом. Я заметил ссадину у нее на лбу и подумал, объяснил ли бы это Коннер снова ее неуклюжестью. Сколько я ни смотрел на нее, она избегала моего взгляда, когда входила и выходила из зала. Может, я чем-то ее обидел? Или она пытается уберечься от растущей опасности, с которой связаны планы Коннера?
На другом конце зала с безразличным и унылым видом стоял Тобиас. Он смотрел в пол и почти сливался с фоном. Роден выглядел голодным, и я заметил, что он смотрит на принцессу взглядом, полным восхищения.
Беседа за столом началась с незначительных любезностей. Коннер описал свою жизнь в глуши, вдали от политики Дриллейда. Амаринда рассказала о своем путешествии по Картии. Ее родители понимали, что как будущая жена наследника престола она значительно важнее их, и предоставляли ей самой вести беседу.
После обычных формальностей Коннер подвел разговор к теме, которая, можно не сомневаться, была предназначена не в последнюю очередь для наших ушей: он заговорил о ее будущем замужестве и восшествии на престол.
Амаринда сжала губы, потом сказала:
— Может, и не будет никакого замужества. — Она взглянула на Коннера, который изобразил подобающее беспокойство, и, помолчав, добавила: — Несколько дней назад до меня дошел слух, касающийся короля, королевы и их сына.
— Да? — Глаза Коннера округлились, в них читалось явное любопытство. Он точно знал, что это за слух, и я не мог не восхититься его актерскими способностями.
— Вы не слышали его?
— Мне говорили, что король, королева и их сын посещают северные провинции, как всегда в это время года.
— А могу я спросить, когда вы в последний раз видели их?
— Пару недель назад, — сказал Коннер. — Перед их поездкой в Гелин.
— Они были здоровы?
— Безусловно.
Заговорил отец Амаринды:
— Значит, слух не может быть правдой. — Он вздохнул с облегчением и взял жену за руку Она тоже, казалась, вздохнула с облегчением.
— Слухи всегда окружали королевскую семью, — сказал Коннер так, что было понятно: обсуждение окончено. — Это самое дешевое развлечение для простого народа.
Все за столом засмеялись, кроме Амаринды, чей серьезный голос прозвучал как гром:
— Я слышала, что все они мертвы. Убиты. — Смех сменился гробовой тишиной, и она продолжила: — Все трое были отравлены за ужином, и к утром их обнаружили мертвыми.
Мотт взглянул на меня со своего места и покачал головой, предупреждая, чтобы я не реагировал. Я изобразил безразличие на лице, хотя на душе у меня кошки скребли. Если бы я отреагировал, Коннер сменил бы тему. Но мне надо было, чтобы они и дальше говорили об этом, потому что он легко мог скрыть от нас детали, но водить за нос принцессу ему было сложнее. Однако я понимал, что главный для меня вопрос она не задаст. Станет ли тот, кто займет престол, следующей жертвой?
Коннер подался вперед и сцепил руки.
— Ваше высочество, вы ведь должны быть в Дриллейде завтра, не правда ли? — Когда она кивнула, он продолжил: — Пусть тогда этот слух окажется ложным. Правда это или нет, выяснится, когда вы прибудете туда.
— Ждать намного легче на словах, чем на деле. — Голос Амаринды был исполнен печали. — Если нет наследника, то нет и нареченной принцессы. Я стану вдовой, так и не выйдя замуж.
— Даже если слух подтвердится, для вас есть и другой путь, — заметил Коннер. — Может, не все потеряно для вас и для Картии.
Амаринда удивленно приподняла брови. Коннер подождал несколько секунд перед тем, как продолжить, чтобы еще больше заинтриговать ее. С его стороны это было жестоко, бессердечно. Наконец он сказал:
— Что, если принц Джерон жив?
Амаринда замера. Как и все за столом, не считая Коннера, который наслаждался этим моментом. Он манипулировал окружающими людьми, как пешками в своей запутанной игре. Меня приводило в отчаяние то, что моя жизнь оказалась связанной с его жизнью.
Наконец мать Амаринды произнесла:
— Всем известно, что принц Джерон четыре года назад убит пиратами при захвате корабля. Вы хотите сказать, что это не так?
— Я только говорю, что всегда есть надежда, — и Коннер обратился к Амаринде: — Ваше высочество, не исключено, что вы вскоре все же взойдете на престол.
— Неужели я настолько меркантильна? — Амаринда в гневе поднялась с места. — Вы думаете, я мечтаю о троне и меня не волнует судьба принца? Вы так говорите о возвращении Джерона, будто это решило бы все наши проблемы! Ведь я помолвлена с Дариусом. Мне нужно знать, жив ли он! — Она на секунду закрыла глаза, пытаясь успокоиться, потом добавила более мягко: — Вы должны простить меня, но я хотела бы вернуться в свою комнату. У меня болит голова.
Ее отец встал, чтобы проводить ее, но она подняла руку, останавливая его.
— Нет, отец, вы должны остаться и продолжить ужин. Мои дамы пойдут со мной.
— Мой слуга проводит вас в вашу комнату, — сказал Коннер, жестом подзывая Мотта.
Амаринда взглянула на меня, и я опустил голову, надеясь, что она переведет взгляд на что-нибудь другое.
— Меня проводит этот мальчик.
Коннер замялся, потом улыбнулся и кивнул. Я не знал, мог ли он отказать ей и понравилось ли ему ее предложение. Мне точно нет.
— Я не знаю дороги, ваше высочество, — сказал я. Это была глупая и жалкая ложь. Она занимала комнату, в которой я принимал ванну в первый день своего пребывания в Фартенвуде.
— Зато ее знаю я. Просто проводите меня.
Коннер дал мне знак идти, я поклонился, и мы вышли из зала. Я пошел по главной лестнице, которая показалась мне бесконечной. Я хотел только одного: отвести ее в комнату и уйти.
Амаринда, которая шла за мной, заговорила:
— Очевидно, вы никогда не сопровождали членов королевской семьи. Вы думаете, я могу поспевать за вами? Идите помедленнее, мальчик.
Я остановился, но не обернулся.
— Прошу прощения, — пробормотал я.
— Я пока не дам вам своего прощения. Посмотрим, как вы справитесь дальше.
Когда она поравнялась со мной, я пошел немного медленнее.
— Как вас зовут? — спросила она.
— Сейдж.
— И все?
— Я слуга, ваше высочество. Разве мне не достаточно одного имени?
— Меня все знают просто как Амаринду Значит, я тоже слуга? — Она сразу же сама ответила на свой вопрос: — Конечно, так и есть. Я существую только для того, чтобы в Картии, когда придет время, появилась достойная уважения королева. Вы слышали о принце Дариусе?
— Конечно.