Фальшивый принц Нельсен Дженнифер

32

— Куда ты направляешься? — спросил Мотт, когда я собрался уйти. Он всегда был где-то рядом.

— В свою комнату. Спина болит.

— Что подумают люди за ужином, если слуга, который ушел с Амариндой, не вернется?

— Что они подумают, если у слуги кровь просочится через повязку и закапает Коннеру праздничный стол?

— Идем, — сказал Мотт со вздохом. — Я провожу тебя в твою комнату.

— Не обязательно. Я знаю дорогу.

— Я здесь не для того, чтобы ты не потерялся. Скажи, что ты думаешь о нареченной принцессе.

— Я думаю, она любит Дариуса.

— У нее еще много времени, чтобы узнать и полюбить Джерона. Между прочим, так живут все члены королевского рода. Они выполняют свой долг перед страной, и, если повезет, это иногда делает их счастливыми.

— Я не хочу, чтобы кто-либо исполнял долг для меня, — проворчал я. — Маскарады такого рода не для нее.

— Коннер готовит тебя к тому, чтобы ты носил маску всю оставшуюся жизнь, — сказал Мотт. — Лучше пусть королева притворяется, что любит тебя, потому что если бы она любила по-настоящему, она любила бы и этот обман.

Это меня ничуть не утешило.

Эррол сидел на скамейке у моей двери. Он встал, как только увидел, что мы идем.

— Вы больны? — спросил он меня.

— Принеси мне поесть, — простонал я, отстраняя его, чтобы войти в комнату. — И нет, мне не нужна помощь в переодевании.

По иронии судьбы помощь мне как раз была необходима. За те несколько часов, что я провел стоя, плечи и спина одеревенели, и я чувствовал, что раны могут открыться. Когда Эррол вернулся с подносом еды, я сидел на полу, все еще в камзоле и рубашке.

Эррол поставил поднос на стол Тобиаса и молча пошел к шкафу, чтобы достать мне одежду для сна. Он стянул с меня рубашку, не причинив мне особенной боли, и, не спрашивая позволения, осмотрел мои повязки.

— Имоджен занята внизу, — сказал он. — Вы должны позволить мне обработать раны. Они, похоже, горят.

Я наклонился вперед, это потребовало меньше сил, чем сопротивление. Он намочил полотенце специальной жидкостью и положил мне на спину. Я выгнулся от неизбежной боли, потом расслабился, и постепенно боль отпустила.

— Все слуги в Фартенвуде знают, что Тобиас вас порезал, — тихо сказал Эррол. — Я удивлюсь, если мастер вскоре не узнает об этом.

— Слуги ошибаются. Я пытался вылезти в окно.

— Мы слышим многое, Сейдж. Больше, чем думают.

— Тогда вы, очевидно, знаете, почему Роден, Тобиас и я находимся здесь. Слуги Коннера согласны с ним, с его планом?

— Вскоре после того как вы прибыли сюда, Коннер открыл нам тайный замысел и рассказал, как это важно для Картии. Если быть точным, он пригрозил нам, сказав, что ни одно слово не должно просочиться за пределы Фартенвуда. Но ему не стоит беспокоиться, как и вам. Эту тайну мы унесем с собой в могилу. Если вас выберут принцем, я буду обращаться с вами так, словно вы настоящий член королевской семьи.

Он закончил перевязку. Надел на меня ночную сорочку и даже завязал ее спереди, что я мог сделать и сам.

Когда он встал, чтобы уйти, я сказал:

— Спасибо, что помог мне сегодня, Эррол. Спасибо, что каждый вечер помогаешь. Я знаю, со мной сложно.

— Я приму это в качестве извинения, сэр. Ваш ужин на столе. Спокойной ночи.

Я был уже в постели, когда вернулись Роден и Тобиас. Тобиас вошел тише, чем обычно, и с безразличным видом лег на кровать. Роден подошел ко мне и сказал:

— Коннер был в ярости оттого, что ты не вернулся в столовую. Я слышал, как он велел Мотту привести тебя прямо сейчас.

Я застонал.

— Как он может сделать из нас королей, если обращается с нами, как с рабами?

Эррол вошел в комнату и принялся рыться в моем шкафу.

— Простите, Сейдж, но это правда. Коннер хочет видеть вас. Мотт ждет за дверью, чтобы отвести вас к нему.

Сморщившись, я вылез из кровати. Эррол подал мне одежду, но я покачал головой.

— Если хочет видеть меня ночью, я буду в ночной сорочке.

— Это неуместно, — сказал Эррол.

— Неуместно вызывать меня, когда я сплю!

Я открыл дверь, но Мотт встал у меня на пути и покачал головой.

— Я не поведу тебя к мастеру в таком виде. Эррол оденет тебя, или это сделаю я.

Я захлопнул дверь у него перед носом и протянул руки к Эрролу, который поспешил ко мне с кипой одежды. Через несколько минут Мотт повел меня, одетого, в кабинет Коннера.

— У меня проблемы? — спросил я.

— Это зависит от твоих ответов на вопросы.

Коннер писал что-то за столом, когда я вошел. Мотт велел мне встать у письменного стола, но я сел. Минуту или две Коннер будто меня не замечал. Наконец он отложил перо и поднял голову.

— Что ты о ней думаешь?

— О принцессе? — Я пожал плечами. — Она красива. Я слышал, что нареченная принцесса больше похожа на лошадь, чем на женщину, но это неправда, она очень хороша собой.

— Прикуси язык! — прошипел Коннер. — Ты говоришь о будущей королеве Картии. Она будет ею, если найдется принц. И да, она неожиданно превратилась в красавицу, совсем вдруг. Почему она захотела, чтобы ты проводил ее в комнату?

— Потому что я сказал ей о пятне на лице. Я думаю, она ценит честность.

— Раз так, тебе повезло. Она могла приказать выпороть тебя за неуважение.

— Меня уже выпороли.

— И поранили ножом, как я слышал.

— Я уже рассказал обо всем Мотту, сэр.

— То, что ты рассказал, ничуть не похоже на правду.

— В Фартенвуде правда и ложь тесно переплетены.

— Но бывает ложь ради правды, Сейдж.

Я буквально еле сидел от усталости. Мне хотелось закончить эту бессмысленную беседу и вернуться в постель. Но был один вопрос, ответа на который я ждал.

— Почему вы позволили мне пойти с ней? Когда вы представите меня ко двору, она меня узнает.

— Если я представлю тебя ко двору. Не надо принимать мою терпимость к тебе за фаворитизм. Все совсем наоборот.

— Суть вопроса это не меняет, сэр. Почему вы позволили мне пойти с ней?

— Возможность того, что она тебя узнает, действительно сначала смущала меня. Но потом я решил, что могу объяснить это тем, что скрывал тебя, ожидая, когда можно будет представить тебя ко двору. Тот факт, что вы уже знакомы, может принести пользу. Теперь у меня есть несколько вопросов к тебе.

— Сначала я задам свои.

Коннер удивленно поднял брови, но промолчал.

— Что, если принц Джерон жив? Если он вернется во дворец и обнаружит на троне меня? Не думаю, что он будет мне благодарен.

— Джерон мертв. Я уже говорил вам, что у меня есть доказательство. Кроме того, пираты у побережья Авении славятся своей безжалостностью. Скорее всего, тело не было найдено потому, что на нем не осталось отличительных признаков. Как бы родителям ни было с ним сложно, король и королева любили Джерона. Королева не переставала искать его все эти годы. Но все было напрасно. Я вообще сомневаюсь, что он был жив, когда корабль отплыл от берега.

— Какое же у вас доказательство, что его нет в живых?

— Я представлю его только тому, кого выберу принцем.

— Допустим, вы можете доказать, что Джерон мертв, но можете ли вы доказать регентам, что Джерон выжил?

— При дворе Джерон признается, что все эти годы скрывался в приюте, у них под носом. Скрывался под именем Сейджа, или Родена, или Тобиаса, но теперь вернулся и претендует на престол.

— А если выйдет другой мальчишка из приюта и расскажет, что знал нас до того, как Джерон был убит?

— Мы скажем, что он ошибся, и, скорее всего, однажды ночью этот мальчишка исчезнет. У претендентов на трон часто бывает еще меньше оснований, чем у нас, Сейдж. Кроме того, у моего принца будет доказательство подлинности.

— Какое?

Коннер медленно покачал головой.

— Я отвечу, когда выберу своего принца, но все сразу поймут, что это несомненное доказательство. Теперь мои вопросы. О чем говорила с тобой принцесса Амаринда, когда вы ушли?

— Она беспокоится о том, что члены королевской семьи, возможно, мертвы. Похоже, она не верит, что Джерон жив, и я не думаю, что она бы этого хотела. Она испугана, сэр.

Коннер улыбнулся.

— Мы можем использовать это в наших целях. Использовать ее страх, чтобы сделать ее более сговорчивой и признать принца, когда я его представлю. Даже если у нее будут сомнения, она признает его, потому что ей необходимо, чтобы это была правда.

Глядя на него, я не мог скрыть своего презрения. Это было отвратительно, что он так быстро придумал, как использовать в своих целях ее душевную боль.

— Не делай такое лицо! — воскликнул Коннер. — Удобно изображать невинную жертву, когда для тебя решается вопрос, быть тебе принцем, слугой или нищим! Мне теперь всю жизнь придется хранить тайну этого дьявольского замысла. Я не прославляю свою роль в будущем Картии, но я принял ее. А ты?

Мое лицо ничего не выражало.

— Да, сэр, я тоже принял. Я ваш принц.

— Ты слишком высокого мнения о себе. Тобиасу больше нельзя доверять, но Роден показал ряд явных преимуществ. Мне кажется, я его недооценивал. За столь короткое время он научился большему, чем любой из вас.

Мне нечего было возразить. Это была правда.

Коннер продолжал:

— Что мне важно, так это то, хочешь ли ты быть принцем. Я вижу, что в душе ты бьешься над ответом на этот вопрос. Может, тебя пугают последствия вероятного разоблачения, может, ты не представляешь себя на троне. И вот ты здесь и говоришь, глядя мне в глаза, что ты мой принц.

Я протянул руку и немедленно пожалел об этом жесте, так как у меня защемило спину.

— Вы выберете Родена, который рвется к трону, не думая о последствиях? Он понятия не имеет, на что идет. Я думал об этом, Коннер. И я ваш принц.

Коннер скрестил руки, и в глазах у него засиял восторг победы.

— Думаю, то, о чем я давно догадывался, оказалось правдой. Все, что тебе было нужно, это строгая дисциплина и правильная мотивация. Я вижу, что ты наконец покоряешься моей воле, и это меня радует.

Меня это не радовало. Но я так устал, что у меня не было сил злиться на его самодовольство. Вместо этого я спросил:

— Теперь я могу идти?

Он подумал, затем кивнул, и я вышел, не глядя на него. Мотт проводил меня обратно в комнату, он пытался заговорить со мной, но я не отвечал. Слова Коннера все еще звенели у меня в ушах. С каждым шагом, приближавшим меня к трону, я становился все более покорным. Я надеялся лишь добраться до цели раньше, чем Коннер окончательно сломит меня.

33

Амаринда отбыла на следующее утро вместе со своей свитой, и наши обычные занятия возобновились. Роден читал еще не слишком гладко, но все равно это было поразительно, учитывая, как мало времени прошло с начала занятий. Я подумал, что он вполне справится, если Коннер выберет его принцем.

Мотт забрал меня с занятий миссис Гавалы, чтобы я мог потренироваться с ним в фехтовании, хоть я и настаивал, что не могу упражняться с перевязанной спиной.

— Если будем ждать полного выздоровления, будет слишком поздно, — сказал он. — Мы оба возьмем деревянные мечи.

Он взял деревянный меч, второй бросил мне. Я отпрыгнул, и тот упал в грязь.

— Испугался деревянного меча? — поддел меня Мотт.

— Демонстрирую свое умение уворачиваться, — ответил я с усмешкой. — Впечатляет?

— Нет. Подними его.

Я взял меч, и он начал отрабатывать со мной основные приемы защиты.

— Если не можешь нападать, как Джерон, я, по крайней мере, научу тебя защищаться.

Он сделал выпад. Я попытался блокировать удар, но его меч прошел мимо моего и ткнул меня в ребра.

— Хуже, чем когда мы занимались в последний раз, — сказал Мотт.

— Не надо было так меня бить.

— Не надо было давать себя порезать.

Я улыбнулся и взмахнул мечом, снизу влево, нанеся удар в бедро.

— Неплохо, — сказал Мотт, — но тебе недостает дисциплины, которая для принца необходима.

— Я могу сказать, что давно не практиковался.

— Ерунда. Принц Джерон был великолепным фехтовальщиком для своего возраста. Если будешь так жалок, как сейчас, куда тебе до него. Для чего, ты думаешь, был сделан его меч?

Я блокировал его удар, нацеленный мне в плечо.

— Может, чтобы он более серьезно относился к занятиям?

— Джерон всегда относился к фехтованию серьезно. Известно, что однажды он объявил всему двору, что собирается когда-нибудь возглавить картийскую армию.

— Дурацкая идея, — заметил я, бросаясь вперед. Мотт увернулся и легко блокировал мой удар. — Миссис Гавала сказала, что Экберт был мирным правителем во всех отношениях. Картия веками избегала войн.

— У Картии есть враги, Сейдж. Дариус это понимал. Может, понимал и Джерон. А их отец — нет.

— Хотите сказать, что Экберт был плохим королем?

— Я не говорю, что плохим. Наивным. С каждым годом его враги становились все сильнее, образовывали альянсы, вооружали своих сторонников. Экберт не замечал, какими голодными глазами они глядят на Картию. — Мотт пожал плечами. — Он не заметил врагов даже в собственном замке.

Я воспользовался моментом и ткнул его в бок, после чего резким ударом заставил его потерять равновесие. Мотт сделал два шага назад и перехватил меч.

— Хорошее движение, Сейдж. Неожиданное.

— С мечом Джерона у меня получалось лучше, — сказал я.

— У тебя лучше получалось, потому что это был превосходный меч, хотя и не совсем такой, каким был оригинал. Жаль, что он пропал. Коннер уже не считает, что это был кто-то из вас. Он подозревает слуг. Один из них мог стащить его, зная, что наказан будет кто-то из вас троих.

— Креган мог взять его, чтобы помочь тренироваться Родену.

— Вряд ли. Ты не любишь Крегана, Сейдж, но он верно служит Коннеру. Он сделает все, что прикажет Коннер.

— Как и вы.

Мотт остановился и опустил меч.

— Ради него я не стал бы убивать.

Я не мог не ответить.

— Ну конечно. Можно подумать, что когда Креган убил Латамера, не вы ему помогли. Какая между вами разница?

Что-то мелькнуло в глазах Мотта. Он сжал губы и сказал:

— Урок окончен. Повесь меч на место, и я провожу тебя в дом.

Остаток дня мы были заняты уроками. В головы нам вбивалось столько информации, что было удивительно, как они еще держались на наших тощих шеях. Тобиас был отправлен в нашу комнату в наказание за то, что спал на уроке, и, похоже, ушел с облегчением. Это придало дополнительной энергии Родену, для которого появился шанс стать лучшим: я был ненамного внимательнее Тобиаса.

Вечером Тобиас остановил меня в коридоре, когда мы шли на ужин.

— Ты ведь помнишь обещание, которое дал мне, правда? Ты постараешься, чтобы я остался в живых?

— Я дал слово, — сказал я.

Тобиас вздохнул с облегчением.

— Тогда давай я помогу тебе стать принцем. Тебе нужно что-нибудь?

— От тебя, Тобиас, мне ничего не нужно. Только преданность, если выберут меня.

Тобиас понизил голос:

— Я не собирался убивать тебя в ту ночь. У меня никогда не было таких намерений. Нож оказался острее, чем я думал. Я хотел только слегка тебя ранить…

— Ничего, заживет.

— Мне кажется, Мотт меня подозревает. Может, и Коннер тоже.

— Я обещаю, Тобиас. Ты будешь жить.

— Я верю тебе. — Тобиас помолчал, будто взвешивая собственные слова. — Это правда, Сейдж. Я верю.

— Вы двое, догоняйте! — окликнул нас Мотт. — Коннер ждет.

Мы догнали Родена и Мотта как раз у самых дверей. Мотт пропустил Родена и Тобиаса вперед, положил руку мне на плечо и внезапно закрыл дверь перед самым моим носом.

Сердце у меня упало, но я старался сохранять спокойствие. Мотт был очень серьезен, а мне не сложно было вспомнить о дюжине проступков, за которые он мог меня наказать.

— Что бы я ни сделал, по вашему мнению… — начал я, но он покачал головой, призывая меня замолчать.

— Я не знал, что он собирается убить Латамера, — сказал Мотт тихо. — Ты догадался о его намерениях раньше меня.

Лицо Латамера за мгновение перед тем, как стрела Крегана пронзила его, крепко врезалось мне в память. Он снился мне по ночам и мерещился днем. Если бы я на несколько секунд раньше понял, что должно случиться, я мог спасти его.

— Почему вы мне это говорите? — спросил я.

Он пожал плечами.

— Я просто хочу, чтобы ты знал: я помню, что ты сказал тогда, в подземелье. Я тоже не собственность Коннера.

В этот вечер у Коннера были новости для нас.

— Вы помните, что мы говорили о первом регенте, Вельдерграте? Он мечтает стать королем, и мы должны помешать ему, потому что он принесет много вреда Картии. Я сегодня получил от него интересное письмо — и огорчительное, и ободряющее. — В доказательство он показал несколько листов бумаги. — Ободряет то, что до него дошли слухи, что Джерон жив. Я знал, что он должен сегодня встретиться с принцессой Амариндой и поехать с ней в Эберстайн на границе с Дриллейдом, где находится его поместье. Я знал, что она скажет ему об этих слухах. Это хорошее начало для представления принца ко двору, будет меньше вопросов, когда я предъявлю его.

— А плохая новость? — спросил я.

— Плохая новость состоит в том, что слухи о смерти короля и королевы также распространяются. Решение о том, кто займет престол, может быть принято только в конце этой недели, но Вельдерграт воспользуется страхом, овладевающим людьми из-за этих слухов, чтобы завоевать их поддержку. В письме он спрашивает, есть ли у меня достоверная информация о местонахождении принца Джерона. Я ответил ему весьма туманно, чтобы испытать его терпение и выгадать себе еще один день.

— День для чего? — спросил Тобиас.

Коннер глубоко вздохнул, затем сказал:

— Я выберу принца через два дня, и мы сразу отправимся в Дриллейд.

Мы с Тобиасом и Роденом переглянулись. Никто из нас не проявил энтузиазма, и Коннер это заметил.

— Я ожидал от вас некоторого воодушевления, — заметил он.

— Что случится с теми мальчиками, кого вы не выберете? — спросил я.

Коннер выдержал паузу, потом сказал:

— Я еще не решил.

Но все присутствующие поняли, что он лжет.

34

Ночь прошла спокойно. Если Тобиас и Роден знали, что я ночью выходил, никто из них утром не заикнулся об этом. После завтрака пришел Мотт и сказал, что у Коннера для нас на сегодня новый план.

Он принес с собой какой-то сверток, развернул и поставил на мольберт картину. Это был портрет мальчика, стоящего у живой изгороди в весеннем саду. У него были русые волосы, более темные снизу, озорная улыбка и беспокойная искра в ярких зеленых глазах. Ни у кого из нас не было его наивности и чистоты.

— Это Джерон? — спросил Роден.

— Его последний портрет, — сказал Мотт. — Написан более пяти лет назад, когда принцу было девять.