Призраки не лгут Кеплер Ларс

Глава 61

После парной Элин Франк приняла душ, ступая по блестящим плитам пола, подошла к огромному зеркалу над двойной раковиной и вытерлась теплой махровой простыней. Кожа была еще горячей и влажной, когда Элин надела черное кимоно — Джек подарил его в тот год, когда они развелись.

Элин вышла из ванной и через анфиладу светлых комнат по блестящему паркету прошла в спальню.

На двуспальной кровати она заранее разложила отливающее медью платье от Карен Миллен и золотистые трусики «Дольче и Габбана».

Сбросила кимоно, подушилась «Ла Перла», немного постояла, оделась.

Войдя в просторную гостиную, Элин увидела, как Роберт суетливо прячет телефон. В нее тут же вползло болезненное беспокойство, темной тяжестью заворочалось в животе.

— В чем дело? — спросила Элин.

Мальчишечья футболка в поперечную полоску вылезла из белых джинсов, открывая круглый животик помощника. Не глядя Элин в глаза, Роберт ответил:

— Фотограф из французского Vogue будет через десять минут.

— Я не успела посмотреть новости. — Элин старалась, чтобы голос звучал беспечно. — Ты не знаешь, полиция еще не поймала Викки?

В последние дни она не отваживалась ни слушать новости, ни читать газеты. Чтобы уснуть в десять, ей приходилось принимать таблетку, и еще одну — чтобы уснуть около трех.

— Ты ничего про нее не слышал? — слабо спросила она.

Роберт почесал коротко стриженную голову.

— Элин, я правда не хочу, чтобы ты волновалась.

— Я вовсе не волнуюсь, но…

— Никто не втянет тебя в это дело.

— Разве это не правильно — хотеть знать, что происходит? — небрежно произнесла она.

— Тебе в этой истории не место, — упорствовал Роберт.

Придав лицу жесткое выражение, Элин холодно спросила:

— Мне что, рассердиться на тебя?

Роберт покачал головой и натянул футболку на живот.

— По дороге сюда я слышал по радио конец новостей, — ответил он. — В реке нашли угнанную машину, на самом дне… По-моему, полиция собиралась привлечь водолазов.

Элин быстро отвернулась. У нее задрожали губы, а сердце забилось так, словно вот-вот лопнет. Она сказала каким-то пустым голосом:

— Неважная новость.

— Включить телевизор?

— Нет, не нужно, — прошептала Элин.

— Если они действительно утонули, то это, конечно, печально.

— Не будь высокомерным.

Стало трудно глотать, горло сжалось. Элин слабо откашлялась и стала рассматривать собственные ладони.

Глава 62

Она в любую минуту могла бы вызвать в памяти день, когда в их доме появилась Викки. Девочка стояла в дверях — замкнутое лицо, руки в пожелтевших синяках. Едва увидев ее, Элин поняла, что Викки — та самая дочь, по которой она, Элин, так тосковала. Она даже не знала, что нафантазировала себе дочь, и только увидев Вики, поняла, как сильно хотела ребенка.

Викки оказалась там, где должна была оказаться.

Вначале девочка прибегала к ней по ночам. Вбегала в спальню, внезапно останавливалась, пристально смотрела на нее и отворачивалась. Может быть, она думала, что найдет в этой кровати свою настоящую маму и можно будет заползти к ней под одеяло, а может, просто не решалась: ей невыносима была мысль, что ее отвергнут.

Элин вспомнила, как стихали топочущие шажки, когда девочка убегала.

Иногда Викки смотрела детскую передачу, сидя на коленях у Джека. Но она никогда не просилась на колени к Элин.

Викки не доверяла ей, не смела, но часто посматривала на нее украдкой — Элин это замечала.

Малышка Викки, тихая девочка, которая просто играла, если думала, что никто ее не видит. Которая не решалась открывать свои подарки на Рождество, потому что не смела поверить, что все эти красивые свертки действительно для нее. Викки, которая отворачивалась каждый раз, когда ее пытались обнять.

Элин купила ей белого хомячка в большой забавной клетке с лестницами и красными пластмассовыми туннелями. Все рождественские каникулы Викки ухаживала за ним, но перед самой школой хомяк бесследно пропал. Оказалось, что Викки выпустила его в парке возле школы. Когда Джек объяснил девочке, что хомяк может не пережить холода, Викки убежала в свою комнату и раз десять хлопнула дверью. Ночью она выпила бутылку бургундского, и ее рвало так, что пришлось отмывать всю ванную. На той же неделе она стащила два бриллиантовых кольца, которые Элин унаследовала от матери. Викки отказалась сказать, куда она их дела, и кольца пропали для Элин навсегда.

Элин понимала: Джек близок к тому, чтобы закончить эту историю. Он заводил разговоры о том, что их жизнь слишком сложна, что они не могут дать ребенку все, в чем он нуждается. Джек отступил, устранился и прекратил заниматься девочкой, которая оказалась ему в тягость.

Элин поняла, что скоро потеряет его.

Когда социальные службы сделали очередную попытку вернуть Викки к ее родной матери, Элин почувствовала, что им с Джеком и правда нужно сделать паузу, чтобы снова обрести друг друга. Викки не отвечала по телефону, который Элин ей купила, чтобы они могли постоянно поддерживать связь.

Элин с Джеком поужинали в подвальчике «Оперы», потом занимались любовью и в первый раз за несколько месяцев проспали всю ночь непотревоженные. Утром Джек объявил, что уйдет от нее, если она и дальше будет проявлять интерес к усыновлению.

Элин согласилась, чтобы он позвонил в службу опеки и попросил, чтобы их больше не рассматривали как ресурсную семью. Они не справляются.

Викки с матерью сбежали из диспансера в Вестеросе и нашли себе укрытие в домике на игровой площадке. Мать стала оставлять Викки одну по ночам. Когда она исчезла на двое суток, Викки в одиночку отправилась в Стокгольм.

В тот вечер, когда Викки поднялась на крыльцо и позвонила в дверь, Джека не было дома.

Элин не знала, что делать. Она помнила, как стояла в холле, прижавшись к стене, и слушала, как девочка снова и снова звонит в дверь и шепчет ее имя.

В конце концов Викки заплакала и открыла щель для писем.

— Ну можно мне войти? Я хочу к тебе. Пожалуйста, Элин, открой… я буду хорошо себя вести. Ну пожалуйста…

Когда Элин с Джеком сложили с себя обязательства касательно Викки, работница социальной службы предупредила:

— Ни в коем случае не говорите Викки, что вы не справились.

— Почему? — спросила тогда Элин.

— Потому что тогда ребенок возьмет вину на себя. Будет думать, что это она во всем виновата.

И вот Элин стояла в прихожей, словно онемев; после десяти минут, показавшихся ей вечностью, шаги Викки застучали вниз по ступенькам крыльца.

Глава 63

Элин встала перед огромным зеркалом и посмотрела себе в глаза. Непрямой свет создавал блики на радужной оболочке. Элин приняла две таблетки валиума и выпила бокал эльзасского рислинга.

В большой гостиной молодой фотограф Vogue Нассим Дюбуа устанавливал осветительное оборудование. Само интервью Элин дала еще на прошлой неделе, когда была в Провансе с благотворительной акцией. Она продала свою коллекцию картин французских художников и выстроенный Жаном Нувелем дом в Ницце, чтобы основать фонд микрокредитов женщинам Северной Африки.

Элин отошла от зеркала, взяла телефон и набрала номер Джека — она хотела рассказать, что угнанную Викки машину нашли в Индальсэльвене.

Она стояла и слушала гудки, хотя адвокат Джека когда-то сообщил ей, что вся информация, касающаяся Викки, должна идти только через юридическую контору.

На недовольство Джека ей было наплевать. Любовь к бывшему мужу прошла, но иногда Элин было необходимо услышать его голос.

Может, она просто скажет, что в ходе благотворительной акции продала принадлежавшие ему картины Баския. Однако Элин передумала и нажала «отбой», не дожидаясь, когда он возьмет трубку.

Элин вышла из ванной, ведя одной рукой по стене, как бы для опоры. Прошла через гостиную к стеклянным дверям.

Когда она вышла на большую террасу с медлительностью, которую можно было бы истолковать как чувственную, Нассим с довольным видом присвистнул.

— Ты просто великолепна, — с улыбкой сказал он.

На Элин было отливающее медью платье с узкими бретельками. Шею охватывало плоское ожерелье белого золота — оно, как и серьги, бросало отсветы на ее подбородок и длинную шею.

Фотограф распорядился, чтобы Элин встала спиной к перилам террасы, накинув на плечи огромный белый палантин от Ральфа Лорена. Элин встала так, чтобы ветер подхватил его, белая ткань наполнилась ветром и парусом раздулась у нее за спиной.

Нассим отказался от экспонометра. Он развернул покрытый фольгой светоотражатель, и лицо Элин озарилось.

Отойдя на некоторое расстояние, фотограф очень активно поснимал ее с телеобъективом, потом подошел ближе, встал в своих обтягивающих джинсах на колени и сделал несколько снимков старомодным «поляроидом».

Элин видела капли пота на лбу Нассима. Он не переставал делать ей комплименты, но сосредоточивался каждый раз на новой стороне, на композиции и свете.

— Опасная, сексуальная, — ворковал он.

— Правда? — улыбнулась Элин.

Фотограф выпрямился, взглянул ей в глаза, кивнул и широко и смущенно улыбнулся:

— Хотя больше, конечно, сексуальная.

— Какой ты милый!

Элин была без лифчика; от ветра она покрылась гусиной кожей, и отвердевшие от холода соски проступили сквозь ткань платья. Она с изумлением осознала, что надеется, что Нассим увидит это и поймет, что она начала пьянеть.

Фотограф улегся практически под нее со старым «хассельбладом», попросил Элин наклониться и сложить губы, словно для поцелуя.

— Une petite pomme,[15] — сказал он.

Они улыбнулись друг другу, и Элин вдруг почувствовала себя счастливой, взволнованной этим флиртом.

Элин отчетливо видела его грудь сквозь тонкую обтягивающую футболку. Она выскользнула из джинсов, обнажив плоский живот.

Она надула губы, Нассим фотографировал, бормоча, что она лучше всех, что она — топ-модель. Потом он опустил камеру на грудь и взглянул вверх, на Элин.

— Могу продолжать до бесконечности, — честно сказал он, — но я вижу, ты замерзла.

— Тогда пойдем выпьем виски, — кивнула Элин.

Глава 64

Когда они вошли, Ингрид уже разожгла огонь в большой изразцовой печи. Они сели на диван, выпили виски и заговорили об интервью, о микрокредитах, которые дали многим женщинам возможность изменить свою жизнь.

Элин чувствовала, как от валиума и алкоголя по телу разливается спокойствие — словно безветрие, штиль.

Нассим сказал, что француз, бравший интервью, остался очень доволен. Потом сообщил, что его мать родом из Марокко.

— Ты делаешь большое дело, — улыбнулся он. — Если бы моя бабка могла взять микрокредит, у моей матери жизнь сложилась бы совсем по-другому.

— Я пытаюсь делать что-нибудь, но… — Элин замолчала, глядя в его серьезные глаза.

— Никто не совершенен. — Нассим подвинулся поближе к ней.

— Я предала одну девочку… которую не должна была предать… которую…

Нассим, утешая, погладил ее по щеке и прошептал что-то по-французски. Элин улыбнулась ему, и опьянение пузырьками пошло по телу.

— Не был бы ты так молод, я бы влюбилась, — сказала она по-шведски.

— Что? — не понял Нассим.

— Завидую твоей подружке, — пояснила Элин.

Она ощущала его дыхание — приятный запах мяты и виски, — и разглядывала его красивый рот; ей вдруг захотелось поцеловать его, но она подумала, что он испугается.

Элин вспомнила, что Джек перестал спать с тей сразу после того, как Викки исчезла из их жизни. Она тогда не поняла, что он больше не хочет ее. Думала, что все дело в стрессе, в том, что они слишком мало времени проводят вместе, в усталости. Поэтому она мобилизовалась. Наряжалась, устраивала романтические ужины, моменты наедине.

Но Джек больше не замечал ее.

Однажды ночью он вернулся домой, увидел ее, лежащую в халатике телесного цвета, и сказал, что больше не любит ее.

Что хочет развестись, что он встретил другую женщину.

— Сейчас прольешь, — предостерег Нассим.

— Боже, — шепнула она, и в тот же миг виски выплеснулось на платье.

— Ничего страшного.

Нассим взял льняную салфетку, опустился на колени и осторожно прижал салфетку к пятну, другой рукой обняв Элин за талию.

— Мне надо переодеться. — Она встала, с трудом удержавшись на ногах.

От вина, валиума и виски шумело и как будто постукивало в голове.

Нассим поддерживал ее, когда они шли через салоны. Элин, чувствуя себя слабой и утомленной, склонилась к нему и поцеловала в шею. В прохладной спальне царил полумрак, только у прикроватного столика горел торшер под кремовым абажуром.

— Мне надо прилечь.

Элин ничего не сказала, когда Нассим уложил ее на кровать и медленно снял с нее туфли, тихо проговорив:

— Давай помогу.

Элин притворилась более пьяной, чем была, и лежала неподвижно, как бы не замечая, что Нассим дрожащими руками расстегивает на ней платье.

Слушая его тяжелое дыхание, Элин гадала, решится ли он дотронуться до нее, воспользоваться ее опьянением.

Она неподвижно лежала в своих золотистых трусах и смотрела на него сквозь колышущийся туман, а потом закрыла глаза.

Нассим что-то пробормотал, и она почувствовала, как его ледяные от волнения пальцы стягивают с нее трусы.

Когда он разделся, Элин взглянула на него из-под полуприкрытых век. У Нассима было дочерна загорелое тело, словно у работающего в поле крестьянина. Стройный, как мальчик, на плече серая татуировка — око Гора.

Сердце забилось сильнее, когда Нассим, пробормотав что-то, лег рядом с ней. Следовало бы остановить его, но Элин льстило его вожделение. Она подумала, что не пустит его в себя — просто позволит ему посмотреть, помастурбировать, как мальчишке.

Элин старалась сосредоточиться на происходящем, наслаждаться моментом. Нассим, часто дыша, раздвинул ей ноги, и она решила: будь что будет.

Влагалище Элин увлажнилось, стало скользким, но она все еще не до конца понимала, что происходит. Нассим лег на нее, и она почувствовала, как его пенис, горячий и твердый, упирается ей в лобок. Элин медленно отползла в сторону и сдвинула ноги.

Она открыла глаза, встретила его испуганный взгляд и снова закрыла глаза.

Осторожно, словно чтобы не разбудить ее, Нассим снова развел ей бедра. Она улыбнулась про себя, разрешая ему рассмотреть свое тело, ощутила его снова на себе, и вдруг он просто скользнул в нее.

Элин тихо застонала, чувствуя, как гулко бьется его сердце.

Нассим начал, задыхаясь, толкаться в нее.

Элин замутило. Ей хотелось бы ощутить желание, но Нассим слишком торопился, он толкался все быстрее и слишком жестко. Волна одиночества накрыла Элин, всякое возбуждение прошло. Она лежала неподвижно, пока Нассим не кончил.

— Прости, прости, — прошептал он и принялся собирать свои вещи. — Я думал, ты хочешь…

Я тоже, подумала Элин, но сказать этого вслух не смогла. Она слышала, как Нассим быстро, молча одевался, и надеялась, что он просто уйдет. Ей хотелось встать и вымыться, а потом, пока не уснет, молиться богу — о том, чтобы Викки была жива.

Глава 65

Йона стоял у перил плотины, скользя взглядом по высокой бетонной стене. Внизу, в двадцати метрах, из трех водосливов с шумом вырывалась вода. Ниже люков бетонная стена изгибалась, словно гигантская ледяная горка. Невероятное количество воды бурлило у стены и, пенясь, уносилось, по каменистому ложу реки.

Рука все еще на перевязи, пиджак переброшен через плечо. Комиссар перегнулся через перила, глядя на реку и думая о машине с двумя детьми под проливным дождем. Вот машина врезалась в светофор возле Бьелльсты — так что вылетели стекла. Викки пристегнута ремнем безопасности, но ее швыряет вбок, головой об окно. Салон машины моментально наполняется осколками стекла, внутрь льется ледяной дождь.

Потом настает тишина, несколько пустых секунд.

Мальчик кричит от страха. Викки, дрожа, выходит из машины, с одежды сыплются осколки; девочка открывает заднюю дверцу, отстегивает кресло и осматривает малыша — не ранен ли он, а потом пытается успокоить его. Надо ехать дальше.

Может, она собиралась ехать через мост, но увидела синюю полицейскую мигалку на той стороне реки. Викки в панике сворачивает с дороги, не справляется с управлением, и машина влетает в воду. От резкого торможения Викки ударяется лицом о руль и теряет сознание.

Когда машина оказалась в воде, оба, вероятно, были уже без сознания. Течение подхватило безжизненные тела, мягко и спокойно вынесло их через открытые окна и потащило дальше по каменистому дну.

Комиссар достал телефон и позвонил Карлосу Элиассону. Водолаз из Службы безопасности уже стоял возле мостков. Синий гидрокостюм натянулся на спине, руки проверяют клапаны.

— Карлос, — ответил шеф.

— Сусанна Эст хочет закрыть предварительное расследование. Но я еще не закончил.

— Обычная проблема. Но убийца погибла… и, к сожалению, у прокуратуры нет экономического обоснования для продолжения дела.

— Мы еще не нашли тела.

Комиссар слышал, как Карлос что-то пробормотал, а потом его прервал приступ кашля. Йона дождался, когда Карлос выпьет воды. Когда нашли детское кресло, комиссар как раз разбирался с прошлым Викки. Искал кого-нибудь, кому она доверяла, кто знал бы, куда она могла направиться.

— Прежде чем тела найдут, может пройти не одна неделя, — просипел Карлос и снова кашлянул.

— Но я еще не закончил, — настаивал Йона.

— Опять ты за свое! — возопил Карлос.

— Я должен…

— Это дело ведешь не ты, — перебил шеф.

Йона посмотрел вниз. Черное бревно, которое принесло течением, с глухим гулом ударилось о плотину.

— Да ну, — усмехнулся комиссар.

— Йона, — вздохнул Карлос.

— Технически все указывает на Викки, но нет ни одного свидетеля, и она не попадала под суд.

— Мертвых не судят. — У шефа в трубке был усталый голос.

Йона подумал о девочке, об отсутствии мотива, о том, что она спала в своей постели после двух жестоких убийств. Нолен утверждал, что она убила Элисабет молотком, а Миранду почему-то — камнем.

— Карлос, дай мне неделю, — серьезно попросил он. — До того, как я вернусь в Стокгольм, мне нужно получить кое-какие ответы.

Карлос пробурчал что-то, но не прямо в трубку. Йона сказал:

— Не слышу.

— Это неофициально, — повторил Карлос погромче, — но пока служебное расследование продолжается, ты можешь продолжать свое.

— Какие у меня ресурсы?

— Ресурсы?! Ты не более чем наблюдатель и не можешь…

— Я вызвал водолаза, — сообщил Йона улыбаясь.

— Водолаза? — нервно переспросил Карлос. — Да ты знаешь, сколько стоит…

— И кинолога.

Услышав шум двигателя, Йона обернулся и увидел, как рядом с его машиной останавливается серый автомобильчик с трескучим мотором. «Мессершмитт-кабиненроллер» начала шестидесятых, два колеса впереди, одно — сзади. Дверца открылась, и из машины вылез Гуннарссон с сигаретой в зубах.

— Здесь я решаю, вызывать водолаза или нет, — крикнул он, торопливо шагая к Йоне. — Тебе тут нечего делать.

— Я наблюдатель, — спокойно ответил Йона и направился к мосткам, где водолаз готовился к погружению.

Глава 66

Водолазом оказался мужчина лет пятидесяти, начинающий полнеть, но широкоплечий и с мощными бицепсами. Неопреновый гидрокостюм плотно облегал круглый живот и шею.

— Хассе, — представился водолаз.

— Закрыть затворы не получится, есть риск затопления, — сказал Йона.

— Понятно, — коротко ответил Хассе и взглянул на бурную неспокойную воду.

— Течение будет очень бурным, — пояснил Йона.

— Верно. — Водолаз был спокоен.

— Справитесь?

— Я служил в береговой охране… Хуже ничего быть не может, — ответил Хассе с тусклой улыбкой.