Не считая собаки Уиллис Конни

Я присел на диван.

— Вы не хотите, чтобы мы забирали пенек?

— Нет-нет. — Она покачала седой головой. — Забирайте. Он часть собора.

— Вы сделали прошлое менее безвозвратным. — Я с благодарностью сжал ее руки.

— Отчасти, — прошелестела она. — Вам, наверное, лучше перенести остальные вещи вниз.

Я кивнул и отправился на чердак. Навстречу мне спускалась Верити, бережно неся на вытянутых руках шпалеру вязальщиков.

— Просто поразительно, — произнесла она голосом миссис Меринг, — какие сокровища пылятся порой на чердаках.

Рассмеявшись, я двинулся выше. Переправил вниз детский крест, блюдо для Святых Даров и, пыхтя, поволок деревянный ларь шестнадцатого века.

— Машина приехала! — крикнула Верити с первого этажа.

— Не солар? — уточнил я.

— Нет. Катафалк.

— С гробом?

— Без.

— Хорошо, тогда должно войти, — ответил я, вытаскивая ларь.

Катафалк оказался древним тарантасом на ископаемом топливе и выглядел так, словно его заездили в Пандемию, но зато он был вместительный и открывался сзади. Водитель во все глаза уставился на груду сокровищ.

— Барахолку устраиваете?

— Да, — ответил я, заталкивая ларь в кузов.

— Все не влезет, — предупредил водитель.

Поднатужившись, я протолкнул ларь как можно дальше и забрал у Верити серебряный подсвечник.

— Влезет. Я спец по загрузке. Теперь вот это.

Поместилось все, хотя статуэтку святого Михаила пришлось уложить на переднее сиденье.

— Миссис Биттнер можно устроить рядом с водителем, — сказал я Верити, — но нам с тобой придется ехать в кузове.

— А пенек куда?

— Возьму на колени.

Я вернулся в гостиную.

— Машина загружена. Вы готовы? — спросил я, хотя видно было, что не готова.

Миссис Биттнер сидела в цветочном кресле, не двигаясь с места.

— Все же останусь, — покачала она головой. — Бронхит…

— Останетесь? — удивилась возникшая в дверях Верити. — Но ведь это вы спасли все сокровища. Вы должны увидеть их в соборе!

— Я уже видела их в соборе. Краше, чем в ту ночь под огнем, они не станут.

— Ваш муж наверняка порадовался бы вашему присутствию на церемонии, — настаивала Верити. — Он любил этот собор.

— Это всего лишь символ чего-то более грандиозного, — ответила миссис Биттнер. — Как и континуум.

Водитель просунул голову в дверь.

— Вы вроде говорили, что торопитесь?

— Сейчас идем, — бросил я через плечо.

— Пожалуйста… — Верити опустилась на колени у кресла. — Вы должны там быть!

— Глупости, — не согласилась миссис Биттнер. — Разве разоблаченные сопровождали Гарриет и лорда Питера в свадебное путешествие? Нет. Разоблаченных оставляют поразмыслить над содеянным, осознать последствия своего проступка — этим я и займусь. Хотя в моем случае последствия оказались неожиданными. С ними еще нужно свыкнуться. Я-то столько лет носила власяницу и посыпала голову пеплом.

Она одарила нас мимолетной улыбкой — и я сразу понял, отчего теряли голову Джим Дануорти, Сёдзи Фудзисаки и Битти Биттнер.

— Вы точно не поедете? — спросила Верити сквозь подступающие слезы.

— На следующей неделе. Когда бронхит отступит. И тогда вы устроите мне персональную экскурсию.

— Кому-то к одиннадцати нужно быть в Оксфорде, — окликнул нас водитель. — Уже не получится.

— Получится, — заверил я, помогая миссис Биттнер подняться, чтобы она проводила нас до машины.

— С вами правда все будет в порядке? — забеспокоилась Верити.

Миссис Биттнер ласково похлопала ее по руке.

— В полном. Я и не надеялась, что все так счастливо разрешится. Союзники победили во Второй мировой, — она снова улыбнулась, как Зулейка Добсон, — а я избавила чердак от жуткого епископского пенька. Что может быть лучше?

— Крест загораживал мне заднее стекло, так что я перетащил его вперед, — предупредил водитель. — Вам обоим придется ехать в кузове.

Сказав миссис Биттнер «спасибо», я поцеловал ее в щеку и забрался в машину. Поданный водителем пенек я пристроил на колени, Верити уселась напротив меня, помахала миссис Биттнер, и мы понеслись.

Я включил наладонник и позвонил мистеру Дануорти.

— Мы едем. Будем минут через сорок. Передайте Финчу, чтобы еще потянул время. Грузчиков нашли?

— Да, — ответил мистер Дануорти.

— Хорошо. Архиепископ уже там?

— Нет, зато леди Шрапнелл бушует. Допытывается, где вы разыскали пенек и какие в него ставить цветы. Надо ведь внести в чинопоследование.

— Передайте, что желтые хризантемы.

Я отключился.

— Вот и все, — сообщил я Верити.

— Не совсем, Шерлок. — Она привалилась к борту катафалка, обхватив колени руками. — Кое-что еще требует объяснения.

— Пожалуй. Ты и в самом деле разгадала тайну «смежного задания» Финча? Чем он все-таки занимался?

— Возвращением несущественных для истории объектов.

— Да? Но ведь мы об этой возможности узнали только сейчас. И потом, несущественные объекты к нашему диссонансу отношения не имеют, как выяснилось.

— Правильно. Однако неделю с лишним мистер Дануорти и Ти-Джей думали иначе и перебирали способы выпутаться.

— Ни в Мачингс-Энде, ни в Иффли за время нашего пребывания ничего не сгорело. Что же Финч оттуда возит? Капусту?

Зазвонил наладонник.

— Нед, — рявкнула мне в ухо леди Шрапнелл, — где вы?

— Едем. Между… — Я наклонился к водителю. — Мы где?

— Между Банбери и Аддербери.

— Между Банбери и Аддербери, — повторил я в наладонник. — Спешим изо всех сил.

— Я так и не услышала внятных объяснений, почему нельзя отправить его в прошлое для чистки. Насколько было бы проще! Как он, не испортился?

Что на это ответить?

— Торопимся вовсю, — повторил я и отключил связь.

— Теперь моя очередь задавать вопросы, — воспользовалась моментом Верити. — И вот чего я не понимаю: каким образом появление Тосси в Ковентри пятнадцатого июня, созерцание епископского пенька и последующая любовь к Бейну устранили диссонанс?

— Это не они. Тосси нужна была там для другого.

— Но ведь именно она, восхитившись пеньком, вдохновила леди Шрапнелл восстановить собор и послать меня в прошлое читать дневник, благодаря чему я спасла Принцессу Арджуманд…

— Да, это все часть самокоррекции. Однако главное, зачем Тосси понадобилась там именно пятнадцатого, — чтобы ее застали за флиртом с преподобным Бредни.

— О! — догадалась Верити. — Та девушка с перочистками.

— Молодец, Гарриет! Девушка с перочистками. Которую звали мисс Гортензия Шарп.

— Руководительница цветочного комитета.

— Уже нет. Помнишь, как ее задело, что Тосси строит глазки преподобному? Обиженно подхватив свои перочистки, она гордо задрала длинный нос и удалилась по Бейли-лейн. Я видел перед самым отъездом, как преподобный кинулся за ней вдогонку. Дальше я могу лишь догадываться, но подозреваю, что не обошлось без объяснений и слез, и преподобный поспешил предложить ей руку и сердце. А женившись, он получил приход и стал викарием где-нибудь в сельской глуши.

— Поэтому ты просил список приходов?

— Замечательно, Гарриет! Бредни оказался даже расторопнее, чем я думал: женился на Гортензии в 1891-м, и уже на следующий год его определили викарием в Нортумберленд.

— А значит, вечером четырнадцатого ноября сорокового года нашей проныры в Ковентри и близко не было, — заключила Верити. — И она не интересовалась судьбой епископского пенька, занятая барахолками и сбором утиля в собственном приходе.

— И не писала писем в редакцию. А остальные просто решили, что пенек сгорел при пожаре.

— И за тайну «Ультры» можно было какое-то время не опасаться. — Верити наморщила лоб. — Получается, все это — и спасение Принцессы, и наша поездка в Оксфорд к мадам Иритоцкой, и то, что ты помешал Теренсу встретить Мод, зато одолжил ему денег на лодку, и сеанс, и все остальное — требовалось для самокоррекции? Все-все?

— Все, — подтвердил я, а потом задумался.

Насколько же сложной была самокоррекция, и до каких пределов доходит это «все»? Вражда профессоров Преддика и Оверфорса считается? А Общество психических исследований? А коробочка из-под засахаренных фиалок, пожертвованная на барахолку? А дамы в мехах из «Блэкуэлла»?

— Все равно не понимаю, — призналась Верити. — Есть куда более простые способы помешать Гортензии Шарп написать письмо в редакцию.

— Мы имеем дело с хаотической системой, — напомнил я. — Все взаимосвязано. Даже крохотное изменение требует глубокого вмешательства.

Хотя… Насколько глубокого? Люфтваффе тоже участвовало? А Агата Кристи? А погода?

— Нед, я знаю про хаос. Но ведь там бомбы сыпались! Если самокоррекция — автоматический процесс, то прямое попадание сгладило бы диссонанс куда быстрее и надежнее, чем какие-то хитроумные манипуляции с кошками и поездками в Ковентри.

Да, прямое попадание фугаса за секунду устранило бы любую угрозу тайне «Ультры» со стороны Гортензии Шарп, причем без всяких последствий. В ту ночь в Ковентри погибло больше пятисот человек.

— Может, Гортензии Шарп или кому-то из тех зевак у западного портала предназначалась еще какая-то роль в истории, — предположил я, думая о толстяке дежурном ПВО и женщине с двумя детьми.

— Да нет, я не про Гортензию. Я про епископский пенек. Прямое попадание в Кузнечную капеллу — и даже мисс Шарп охотно верит, что пенек погиб, и никаких писем не пишет. Либо прямой удар еще до переброски Лиззи Биттнер — тогда диссонансу просто не из чего возникать.

Верити права. Прямое попадание — и никаких забот. Разве что фугас натворил бы еще больших бед. Или епископский пенек еще не выполнил свою историческую функцию. Или у континуума нашлись другие, более веские и труднопостижимые причины именно для такой коррекции.

Планы, намерения, причины… «Так и знал! — раздался в ушах голос профессора Оверфорса. — Вы сторонник теории высшего замысла!»

Высшего замысла, который нам сложно постичь, поскольку мы сами являемся его частью. Высшего замысла, который приоткрывается нам лишь на миг, мимолетно. Высшего замысла, который охватывает весь ход истории, все время и пространство, весь континуум, по каким-то неведомым причинам предпочитающий действовать через кошек, крокет и перочистки. Не считая собаки. И жуткого образчика викторианского искусства. И нас.

«Историю движет личность, характер», — утверждал профессор Преддик. Чего-чего, а личностей с характером в этой истории хватило: и преданная мужу Лиззи Биттнер, и полковник, разгуливающий без пальто под дождем, и любительница кошек Верити, и любительница рыбы Принцесса Арджуманд, и вспыльчивый Гитлер, и легковерная миссис Меринг… И я со своей перебросочной болезнью. Если все мы — элементы самокоррекции, то как сюда вписывается свобода воли? Или свобода воли — тоже составная часть замысла?

— Я еще кое-чего не понимаю, — вмешалась в мои раздумья Верити. — Диссонанс исчез, когда Тосси сбежала с Бейном, так?

Я кивнул.

— Тогда почему мы видели Гортензию Шарп у собора во время налета? Ведь если верить Ти-Джею, после устранения диссонанса вероятности должны сливаться в один истинный ход событий?

— Потому что в момент нашего попадания в сороковой год диссонанс еще существовал. Бейн кинул Тосси в реку, но побег из дома пока не совершился.

— Ну как же не совершился? Они сбежали восемнадцатого июня 1888 года. После поцелуя с Бейном побег и замужество были предопределены — так зачем же понадобилось посылать нас в Ковентри? Явно не для того, чтобы Тосси улизнула без лишних помех.

На это я знал ответ.

— Чтобы найти епископский пенек. Не увидев блокированные двери и пустую подставку, я бы не догадался про Лиззи Биттнер.

— Но зачем? — озадаченно наморщила лоб Верити. — Континуум мог сгладить диссонанс и не заботясь о том, чтобы мы нашли пенек.

— Сжалился? — предположил я. — Понимал, что леди Шрапнелл меня прикончит, если я не найду пенек до освящения?

И опять она права. Епископский пенек мог до скончания веков покрываться пылью у миссис Биттнер на чердаке, раз диссонанс ликвидирован и фашисты не догадались про «Ультру». Зачем же было отправлять меня в лабораторию 2018 года, в «Блэкуэлл» и под бомбы и давать такие очевидные подсказки, если не имело никакого значения, найдут епископский пенек или нет? Может, его обнаружение после смерти миссис Биттнер вызвало бы еще какой-нибудь диссонанс? Или он зачем-то требуется именно сейчас — на освящении собора?

— Мы почти в Оксфорде, — предупредил водитель. — Куда ехать?

— Минутку, — попросил я и позвонил мистеру Дануорти.

Ответил Финч.

— Слава Богу, — выдохнул он. — Езжайте по Паркс-роуд, потом по Холиуэлл и Лонгуолл, оттуда по Хай-стрит на юг и там по прямой к мертоновскому стадиону. Будем ждать вас у входа в ризницу. Знаете, где это?

— Да. Слышали? — посмотрел я на водителя.

Он кивнул.

— Так вы в собор все это везете?

— Да.

— По мне так пустая трата времени и денег, это строительство. Ну на кой нужен собор?

— О, вы себе не представляете, — ответила Верити.

— Вот здесь сверните, — показал я, ища взглядом мертоновскую пешеходную калитку. — Финч, мы на месте, — произнес я в наладонник, а водителю скомандовал: — В объезд к восточному торцу. Вход в ризницу на южной стороне.

Он остановил катафалк почти у самых ступеней, куда Финч уже подогнал человек десять нас встречать. Один из них открыл заднюю дверь, Верити выбралась и начала раздавать указания.

— Напрестольную пелену — в Кузнечную капеллу, этот подсвечник тоже. Только не перепутайте реконструированные копии с подлинниками. Нед, передай мне шпалеру.

Я подал ее на вытянутых руках, и Верити понесла бархатное полотнище внутрь.

— Финч, вы где? — поинтересовался я в наладонник.

— Здесь, сэр, — ответил Финч, возникая в проеме багажной двери — по-прежнему во фраке дворецкого, только с сухим рукавом.

Я вручил ему эмалевую дароносицу.

— Освящение еще не началось?

— Нет, сэр. На Сент-Олдейт образовался непредвиденный затор: всю улицу перегородили пожарные машины и неотложки. Досадное недоразумение, — с каменным лицом сообщил он, — но разобраться и расчистить дорогу удалось не сразу. Почти час никто не мог пробиться к Крайст-Черчу и лугу с собором. А потом задержался епископ. Его водитель свернул не туда и укатил аж в Иффли. Теперь же возникла какая-то путаница с билетами.

— Дживс бы вами гордился! — восхищенно покачал я головой. — А Бантер тем более. И восхитительный Крайтон.

Я выгрузил епископский пенек.

— Забрать его, сэр?

— Нет, я сам отнесу. — Я показал подбородком на детский крест. — А это в Капеллу ременщиков. Статую святого Михаила — в хор.

— Да, сэр. Вас ищет мистер Льюис. Хочет что-то обсудить касательно континуума.

— С радостью, — пропыхтел я, выкорчевывая из общей кучи мизерикорд. — Когда переведем дух.

— Да, сэр. А мне, сэр, нужно поговорить с вами насчет моего задания.

— Намекните пока, — не удержался я, высвобождая наконец мизерикорд и протягивая двум первокурсникам. — Ваше задание состояло в том, чтобы извлекать из прошлого несущественные объекты?

— Ни в коем случае! — оскорбился Финч.

— А где леди Шрапнелл, вы не знаете?

— Минуту назад была в ризнице, сэр. — Он посмотрел на небо. — Боже мой, кажется, всерьез собирается дождь. Тогда как леди Шрапнелл хотела полного соответствия с погодой в день налета.

Я вошел с епископским пеньком в ризницу. Очень, кстати, символично: он возвращается в собор через ту же дверь, через которую настоятель Говард спасал подсвечники, крест и полковое знамя. Ковентрийские сокровища.

— Где леди Шрапнелл? — обратился я к знакомой девушке-историку из колледжа Иисуса.

Она пожала плечами и покачала головой.

— Нет, — ответила она кому-то в алтаре. — Нам еще нужны молитвенники для последних пяти рядов в северном нефе. И три Книги общественного богослужения.

Я направился в хор. А попал в хаос. Там все суетились, бегали, перекрикивали друг друга и громкий стук молотков из Капеллы торговцев тканями.

— Кто взял Апостольские послания? — воззвал с амвона помощник священника. — Только что здесь были!

Орган разразился громогласным аккордом, за которым последовали начальные ноты гимна «Пути Господни неисповедимы». Худощавая женщина в зеленом переднике ставила длинные розовые гладиолусы в медную вазу перед противоположным амвоном, а толстушка в очках обходила всех по очереди с листком бумаги в руках и что-то выясняла. Возможно, тоже разыскивала леди Шрапнелл.

Орган умолк, и органист пожаловался кому-то в клерестории: «Фанфарный регистр не работает!» Хористы в льняных альбах поверх красных сутан слонялись без дела. Видимо, Уордер все-таки на кого-то спихнула отпаривание.

— Не понимаю, зачем сейчас доделывать изнанку хоровых скамей, — наморщив длинный нос, сочувственно говорила светловолосая девушка парню, наполовину скрывшемуся под скамьей, так что только ноги торчали. — Ее со стороны все равно не видно.

— «Рассуждать не наше дело, — процитировал парень. — Наше дело — исполнять, побеждать иль погибать»[68]. Подай лазер, пожалуйста.

— Простите, вы не знаете, где леди Шрапнелл? — отвлек я их.

— Последний раз видел ее в Капелле мануфактурщиков, — откликнулся парень из-под скамьи.

Но ее не оказалось ни там, ни в алтаре, ни наверху в клерестории. Я спустился обратно в неф.

Там сидел Каррадерс, складывая программки чинопоследования.

— Леди Шрапнелл не видел?

— Только что здесь была, — буркнул он. — А мне теперь возись с бумажками. Решила в последнюю минуту перепечатать. — Он поднял голову. — Мама родная, ты его нашел! И где он прятался?

— Долгая история. Куда подевалась леди Шрапнелл?

— В ризнице. Стой, спрошу, пока ты здесь: как тебе Пегги?

— Пегги?

— Уордер. Есть ли на свете девушка прелестнее?

— Ты еще не сложил программки? — воскликнула легкая на помине Уордер. — Леди Шрапнелл велела срочно отдать их служкам!

— Где она? — встрепенулся я.

— В Капелле торговцев.

Я помчался туда, но не нашел ее ни там, ни в баптистерии, а у западных дверей назревала какая-то суматоха. Похоже, придется возвращать епископский пенек на место самому.

Я понес его к Кузнечной капелле, думая, что теперь наверняка исчезнет кованая подставка, но нет, она стояла на прежнем месте, у ограды. Я аккуратно водрузил на нее свою ношу.

Цветы. Нужны цветы. Я завернул к амвону, где возилась женщина в зеленом переднике.

— В вазу у ограды Кузнечной капеллы требуются цветы. Желтые хризантемы.

— Желтые хризантемы! — всполошилась она, хватая наладонник. — Вас леди Шрапнелл прислала? В чине службы никаких желтых хризантем не заявлено!

— Уточнили в последнюю минуту. Вы, случайно, не видели леди Шрапнелл?

— В Капелле ременщиков, — ответила она, втыкая гладиолусы в вазу. — Хризантемы! Где я сейчас добуду желтые хризантемы?

Я поспешил по трансепту на другую сторону, лавируя между хористами и профессорами в мантиях.

— Так! — инструктировал молодой человек, как две капли воды похожий на преподобного Арбитиджа. — Порядок следующий! Сперва кадильница, затем хор. Потом сотрудники исторического факультета, по колледжам. Мистер Рэнсом, где ваша мантия? Было четко сказано: парадная форма!

Я проскользнул за спинкой скамьи в северный неф, двинулся вдоль колонн — и увидел мистера Дануорти.

Он стоял у входа в Капеллу ременщиков, опираясь на арку. На моих глазах из его руки выпал и порхнул на пол листок бумаги.

— Что такое? Вам плохо? — Встревожившись, я подставил ему плечо, отвел на ближайшую скамью и сам сел рядом, подобрав выпавший листок. — А это что?

Мистер Дануорти слабо улыбнулся.

— Взглянул на детский крест, — проговорил он, показывая на Капеллу ременщиков. — И только сейчас наконец понял. Мы так заняты были устранением диссонанса, вытаскиванием Каррадерса, заданием Финча, что до сих пор я даже не осознавал в полной мере масштабы нашего открытия. Я тут составлял список…

Он показал на бумагу в моей руке, и я заскользил взглядом по строчкам.

Лиссабонская библиотека. Лос-Анджелесская публичная библиотека. «Французская революция» Карлейля. Александрийская библиотека.

— Все погибли в огне. А единственный экземпляр «Французской революции» по ошибке сожгла служанка. — Он забрал у меня листок. — Это я навскидку набросал, первое, что за пару минут в голову пришло. Собор Святого Павла был превращен в пыль точечной бомбой. Погиб целиком. И «Светоч мира», и могила Нельсона, и статуя Джона Донна. Только представьте, что можно было бы…

— Мистер Дануорти, — позвал его подошедший помощник священника. — Вас ждут в строю.

— Вы не видели леди Шрапнелл? — обернулся я.

— Только что была в Капелле мануфактурщиков. Мистер Дануорти, вы готовы?

— Да. — Он снял профессорскую шапочку, сунул список за подкладку и надел обратно. — Ко всему готов.

Я поспешил в Капеллу мануфактурщиков. Трансепт запрудили профессора в черных мантиях, а в хоре разорялась Уордер, пытаясь выстроить певчих.

— Нет, даже не вздумайте! — кричала она. — Никому не садиться! Вы помнете альбы, а я их только-только отпарила! Постройтесь все в ряд, вы что, считаете, у меня времени вагон?

Я просочился мимо нее в капеллу. Там у витража стояла Верити с каким-то листком бумаги в лилейных руках.

— Что это? — поинтересовался я. — Программка?

— Нет. Помнишь, когда обнаружилось письмо от Мод, я попросила криминалистку проверить, вдруг и Тосси с кем-нибудь еще переписывалась. И мне нашли вот это.

— Вовремя… Зато здесь она, конечно, зовет Бейна по имени?

— Нет, по-прежнему «дорогой муж». А себя — Тутс. Но все равно занятного много, — присаживаясь на резную скамью, сообщила Верити. — Вот послушай: «Мой дорогой Теренс…»

— Теренс? С какой стати она любезничает с Теренсом?

— Он ей первым написал, но его письмо до нас не дошло. А это ответ Тосси.

— Теренс ей писал?

— Да. Так вот, слушай: «Мой дорогой Теренс! Не передать словами, как обрадовало меня Ваше послание от третьего числа». «Обрадовало» подчеркнуто. «Я уже потеряла всякую надежду узнать в этой жизни о судьбе моей драгоценной Принцессы Арджуманд». «В этой жизни»…

— Подчеркнуто, — догадался я.

— И два восклицательных знака. «Мы уже вышли в открытое море, когда я обнаружила, что ее с нами нет. Мой возлюбленный супруг всеми средствами убеждал капитана тотчас же повернуть обратно, но тот жестокосердно отказался, и я уже думала, что не увижу свою дусечку-пусечку Жужу до конца дней и ее Судьба останется для меня тайной». Подчеркнуто почти все, а «судьба» — с большой буквы. «Вы не представляете, как счастлива я была прочитать Ваше письмо. Я смертельно боялась, что она лежит в соленой пучине, и какой же радостью было узнать, что она не только жива, но и рядом с Вами!»

— Что? — изумился я.

— Дальше подчеркнуто все сплошь. «Вообразите только: моя нежная лапусечка проехала из Плимута до самого Кента, хотя Мачингс-Энд был бы куда ближе! Но, может статься, это и к лучшему. Маменька пишет, что папенька недавно приобрел золотистого вуалехвостого рюкина. И я знаю, что в Вашем доме ей будет хорошо. Благодарю за любезное предложение переслать мне Принцессу Арджуманд с Доусоном, но мы с возлюбленным мужем сошлись во мнении, что при ее неприязни к воде ей лучше оставаться под Вашей опекой. Я не сомневаюсь, что Вы и Ваша невеста Мод будете любить и лелеять ее не меньше моего. Маменька писала мне о Вашей женитьбе. Хотя этот шаг кажется мне несколько скоропалительным и я искренне надеюсь, что он не был совершен сгоряча, я несказанно рада, что Вы смогли забыть меня, и горячо желаю Вам такого же счастья, как у нас с моим возлюбленным супругом! Поцелуйте за меня Принцессу Арджуманд в розовую носюлечку и передайте, что ее мамусечка вспоминает свою лапупусечку каждый-прекаждый денюсечек. С благодарностью, Тутс Каллахан».

— Бедный Сирил, — вздохнул я.

— Ерунда, — отмахнулась Верити. — Они были созданы друг для друга.

— Как и мы.

Верити отвела глаза.

— Так что, Гарриет? Кажется, мы с вами неплохо сработались. Не узаконить ли нам свой союз?

— Нет! — донесся до нас вопль Уордер. — Я ведь просила не садиться! Посмотрите, какое все мятое — это же лен!