Не считая собаки Уиллис Конни

Окончание фразы отрезал хлопок дверью, и минутой позже к нам спустился чрезвычайно сконфуженный полковник Меринг.

— Чересчур много обрушилось на мою бедную супругу, — проговорил он, не отрывая взгляда от ковра. — Нервы. Очень хрупкие. Нужен покой и абсолютная тишина. Тебе, Верити, пожалуй, лучше к лондонской тетушке, а вам обратно… — Полковник нахмурился в замешательстве.

— В Оксфорд, — подсказал я.

— Ах да, занятия. Сожалею, — извинился перед ковром полковник. — Буду рад предоставить экипаж.

— Нет-нет, не стоит беспокойства.

— Никакого беспокойства. Велю Бейну… — Он снова умолк в растерянности.

— Я провожу мисс Браун до станции, — успокоил я его.

Он кивнул и двинулся наверх.

— Проведаю супругу.

Верити шагнула за ним на лестницу.

— Полковник Меринг! Вам не стоит отрекаться от дочери.

— Боюсь, Мальвиния настроена твердо, — пряча глаза, ответил полковник. — Страшное потрясение, знаете ли. Дворецкий и прочее.

— Все-таки Бейн — то есть мистер Каллахан — уберег от кошки вашего черного телескопа, — вступилась Верити.

И зря.

— Зато прошляпил пучеглазого рюкина, — мгновенно рассвирепел полковник. — Двести фунтов!

— Но ведь он забрал Принцессу Арджуманд с собой, — нашлась Верити, — и она больше не станет есть ваших рыбок. А еще помешал мадам Иритоцкой украсть рубины тети Мальвинии. И он читает Гиббона. — Верити посмотрела на него снизу вверх, опираясь на столбик перил. — А Тосси — ваша единственная дочь.

Полковник вопросительно оглянулся на меня.

— Что скажете, Генри? Найдет она свое счастье с этим дворецким?

— Он печется лишь о ее благополучии, — ответил я с уверенностью.

Полковник покачал головой:

— Боюсь, жена твердо решила — больше с ней ни слова. Говорит, с этого момента Тосси для нее умерла.

Он печально побрел наверх.

— А как же спиритизм? — не отставала Верити. — Удачная возможность пообщаться с усопшей.

— Это мысль! — просиял полковник. — Провести сеанс. — Он двинулся дальше, окрыленный. — Она любит сеансы. Отстучим: «Прости!» Должно сработать. Вот не думал, что в столоверчении есть толк. — Он громко побарабанил по перилам. — Идея что надо!

Полковник шагнул было в коридор, но, обернувшись, тронул Верити за локоть.

— Собирайтесь и езжайте на станцию не мешкая. Для вашего же блага. Нервы, знаете ли.

— Я понимаю, — кивнула Верити. — Мы с мистером Генри сейчас же отправимся.

Она удалилась в свою комнату. Полковник Меринг скрылся в конце коридора — там тоже скрипнула дверь и тишину прорезал трубный глас Черной Королевы: «…еще не уехали? Я ведь просила тебя…»

Пора сматывать удочки.

Я поднялся к себе. Распахнул гардероб и достал саквояж. Поставил его на кровать, сел рядом и стал размышлять о происшедшем. Каким-то образом континууму удалось исправить диссонанс, распределив влюбленных по парам, словно в последнем акте шекспировской комедии, хотя как он умудрился — непонятно. Ясно одно — для этого ему потребовалось убрать нас подальше. И поэтому он фактически запер нас в чулане — в чулане времени.

Только вот с какой стати он забросил нас в Ковентри под бомбы, в очаг напряжения, где мы рисковали наломать куда больше дров? Или в Ковентри все же нет очага напряжения?

Мы-то списывали недоступность именно на него: а как иначе, учитывая «Ультру»? Однако, возможно, сеть не пускала в ночь налета лишь искателей епископского пенька, потому что в соборе находились мы с Верити. И недоступность требовалась, чтобы никто нам не помешал.

В чем? Посмотреть, как настоятель Говард тащит в полицию подсвечники и полковое знамя, и убедиться, что пенька среди спасенного скарба нет? Удостовериться в его отсутствии в соборе во время налета?

Что угодно отдал бы за возможность не узнавать этот прискорбный факт и не сообщать леди Шрапнелл. Но пенька совершенно точно там не было. Интересно, кто же умыкнул его и когда…

Стащить его могли только днем накануне бомбежки. По утверждению Каррадерса, руководительница цветочного комитета мисс Шарп, уходя из собора после заседания комитета по посылкам на фронт и организации предрождественского базара, задержалась у пенька и вытащила оттуда три пожухшие хризантемы. То есть он еще был на месте.

У меня вдруг поплыло перед глазами, как тогда, у калитки, когда Финч сказал: «Вы на мертоновском стадионе», — и я ухватился за столбик кровати, словно за кованую створку.

Хлопнула дверь.

— Джейн! — разнесся по коридору голос миссис Меринг. — Где черное бомбазиновое?

— Здесь, мэм, — пискнула Джейн.

— Нет, это никуда не годится! — прогремела миссис Меринг. — Слишком плотное для июня. Нужно будет заказать траурное платье у «Свона и Эдгара». У них есть дивный мягкий черный креп с агатовой отделкой на лифе и плиссированной нижней юбкой.

Пауза — перерыв то ли на рыдания, то ли на планирование гардероба.

— Джейн! Эту записку отвезешь на Нотинг-Хилл. И ни слова миссис Каттисборн. Слышала?

Хлопок дверью.

— Да, мэм, — шепнула Джейн.

Я так и стоял, уцепившись за столбик, пытаясь ухватить ускользнувшую мысль, странное ощущение, возникшее минуту назад, но оно уже пропало. Наверное, то же самое произошло с миссис Меринг в соборе. Не было никакого послания ни от духов, ни от леди Годивы. Она просто увидела Бейна и Тосси, и на мгновение действительность вернулась на круги своя, показав миссис Меринг, что и как произойдет.

Показала мельком, словно пригрезившись, иначе миссис Меринг уволила бы дворецкого на месте, а Тосси отослала в долгое путешествие по Европе. Видение появилось и пропало, как у меня только что. Вот откуда брался этот отрешенный вид и нащупывание дырки в зубе — миссис Меринг силилась вернуть растаявшее в воздухе видение.

Дворецкий. «Если я хоть чем-то могу отплатить вам за добрый поступок и выразить свою безмерную благодарность, только скажите!» — зазвучал в ушах голос Бейна. Отплатил сторицей. «Виновник — дворецкий», — объясняла Верити. И тоже не ошиблась.

Хотя нет, не Верити. Та дама в мехах из «Блэкуэлла». «Это всегда дворецкий», — заявила она, а другая, та, которая с Сирилом на плечах, ответила: «Нам кажется, будто это первое преступление, а выясняется, что это уже второе. Первое произошло много лет назад, и никто о нем даже не подозревал». Подлинное преступление. Совершенное кем-то в неведении. И еще что-то, о какой-то особе, вышедшей за фермера.

— Но дворецкий! — донесся из коридора истерический возглас миссис Меринг, а потом приглушенные увещевания.

— Зря оставили их гостить, не стоило, — соглашался полковник.

— Когда бы не этот мистер Сент-Трейвис, — причитала миссис Меринг, — у нее и мыслей не возникло бы о замужестве.

Дальнейшие слова утонули в слезах и бессвязных бормотаниях, и как ни приятно было видеть, что другие тоже переосмысливают свои поступки, с этим домом определенно настала пора прощаться.

Я открыл комод и посмотрел на аккуратно разложенные Бейном вещи. Все сорочки принадлежат Эллиоту Каттисборну и викторианской эпохе. А также воротнички, манжеты и ночная рубашка. С носками сложнее, но, похоже, на мне сейчас именно та пара, в которой я перебрасывался, иначе сеть меня бы не пропустила. Если, конечно, я не собираюсь создавать диссонанс, но и тогда обойдется даже без увеличения сдвигов.

А если континуум пытался убрать меня и Верити с дороги, почему сеть беспрепятственно открывалась в первые разы, когда мы возвращались из Оксфорда после доклада? Почему она выпустила в будущее Верити с Принцессой Арджуманд? Бейн ведь не топил кошку на самом деле. Он только обрадовался бы, увидев Верити у беседки со спасенной хулиганкой на руках. Почему сеть изначально пропустила Верити в Мачингс-Энд? Ничего не понятно.

Я открыл нижний ящик. Там Бейн заботливо уложил мои реквизитные сорочки неподходящего размера и начищенные воском лакированные туфли. Я закинул их в саквояж и оглядел комнату на предмет остального реквизита. Слава Богу, опасные бритвы брать не нужно. И помазки с серебряной ручкой.

Мое канотье лежало на ночном столике. Я хотел уже надеть его, но передумал. Не по заслугам красоваться.

Нет, совершенно непонятно. Если континуум был против нашего вмешательства, почему он выпустил меня в сорока милях от Мачингс-Энда? А Каррадерса закинул на кабачковое поле? Почему удерживал Каррадерса целых три недели после налета? Зачем было посылать меня в 2018-й и 1395-й, а Верити — в 1940-й? И самое главное — почему он вернул нас теперь?

— Американец! — взвизгнула миссис Меринг в дальнем конце коридора. — Все из-за мистера Генри. Эти чудовищные американские идеи сословного равенства!

Точно пора убираться. Я закрыл саквояж и вышел. У комнаты Верити остановился и хотел постучать, но снова передумал.

— Где Джейн? — раскатился по коридору вопль миссис Меринг. — Почему до сих пор не вернулась? Эти ирландцы! Все ты виноват, Мейсел! Я-то хотела нанять…

Я торопливо и бесшумно спустился по лестнице. У подножия стояла Колин-Джейн, комкая передник.

— Уволили? — спросил я.

— Нет, сорр, еще нет. — Она бросила затравленный взгляд на второй этаж. — Но к тому идет.

Я кивнул сочувственно.

— Мисс Браун вышла?

— Да, сорр. Просила передать, что будет ждать вас на станции.

— На станции? — Я не сразу сообразил, что имелась в виду переброска. — Спасибо, Джейн. Колин. И удачи!

— Спасибочки, сорр.

Она двинулась наверх, крестясь на ходу.

Я открыл входную дверь — Финч, в визитке и положенном дворецкому котелке, тянулся к дверному молотку.

— Мистер Генри! Вы-то мне и нужны.

Я повел его в сад, подальше от окон, чтобы нас не заметили.

— Рад, что застал вас до отбытия, сэр. У меня дилемма.

— Боюсь, тут я плохой помощник.

— Видите ли, сэр, мое задание практически выполнено, и я могу завершить свою миссию хоть завтра утром, но миссис Каттисборн завтра вечером устраивает чай, за которым предполагается обсудить ярмарку рукоделия на день святой Анны. Для нее это важное событие, поэтому я планировал остаться и проследить, чтобы все прошло без задоринки. У этой ее кухонной служанки, Глэдис, мозги кроличьи и…

— И вы боитесь пропустить освящение, если задержитесь?

— Нет, я консультировался с мистером Дануорти, и он сказал, ничего страшного, меня вернут в нужный день. Дилемма вот в чем. — Он протянул мне квадратный конверт с вытисненным золотым вензелем ММ. — Это приглашение на работу от миссис Меринг. Она зовет меня к себе дворецким.

Так вот почему Джейн-Колин стояла в плаще. Единственная дочь миссис Меринг сбежала с дворецким, разбив маменьке сердце, а маменька первым же делом посылает Колин-Джейн к Каттисборнам переманивать Финча.

— Очень выгодное предложение, сэр, — продолжал Финч. — Преимущества несомненны.

— И вы думаете остаться в викторианской эпохе насовсем?

— Ни в коем случае, сэр! Хотя, — протянул он задумчиво, — иной раз мне кажется, я словно рожден для нее. Нет, дилемма в том, что Мачингс-Энд куда больше подходит для моего задания, чем дом Каттисборнов. Если я правильно расцениваю признаки, завершение наступит уже сегодня, и тогда будет не важно, однако может статься — оно растянется на несколько дней. И в таком случае мое задание…

— А в чем оно все-таки состоит, Финч? — не выдержал я.

— Боюсь, я не уполномочен, — огорченно сказал Финч. — Мистер Льюис взял с меня клятву молчать, и кроме того, я владею сведениями, которых у вас еще нет, поэтому я не дерзну ставить под удар оба наших задания неосторожной фразой. Как вам хорошо известно, болтун — находка для шпиона.

И снова это странное ощущение, будто действительность переворачивается с ног на голову. Я вцепился в него, как в спасительную калитку.

Болтун — находка для шпиона. Я знаю, откуда это. Из моих собственных размышлений об «Ультре», о Ковентри и о тайнах, порождающих очаги напряженности. Что-то про «Ультру» — что произошло бы, узнай немцы о взломе их кода… Нет, бесполезно. Снова ускользнуло.

— Если растянется еще на несколько дней, — объяснял Финч, — то Мачингс-Энд куда ближе и к приходу, и к переброске. К тому же я не собираюсь бросать миссис Каттисборн на произвол судьбы. Я уже подыскал ей великолепного дворецкого в лондонском агентстве. Телеграфирую ему насчет освободившегося места перед самым своим отбытием. Но мне кажется нечестным принимать предложение миссис Меринг, если я здесь на считаные дни. Наверное, лучше подобрать еще одного дво…

— Нет, — перебил я. — Соглашайтесь. И ни в коем случае не уведомляйте об уходе заранее. Просто исчезните. Пусть миссис Меринг увидит, что такое по-настоящему ненадежная прислуга, — тогда, может, оценит по достоинству своего зятя. А заодно отучится сманивать дворецких у соседей.

— Хорошо, сэр, — кивнул Финч. — Спасибо. Сообщу ей о своем решении после чайного приема у миссис Каттисборн. — Он двинулся к входной двери. — И не волнуйтесь, сэр. Ночь всегда темнее перед рассветом.

Он взялся за молоток, а я поспешил к беседке. Вспомнив в последнюю минуту про комбинезон и дождевик, я завернул за ними в винный погреб и уложил в саквояж. Все-таки на комбинезоне нашивка ПВО, а дождевики эти «Берберри» начнет выпускать только в 1903 году, через пятнадцать лет, и нам совершенно не нужен очередной диссонанс.

Я снова зашагал к переброске. Интересно, Верити еще там или уже отправилась в Оксфорд, чтобы избежать неловких прощаний?

Она была там. В белой шляпе, с двумя портпледами, словно на перроне.

— Вот, — сказал я, ставя свой саквояж рядом.

Она посмотрела на меня из-под белой вуалетки, и я подумал, как жаль, что мне все-таки не удалось геройски спасти мир. Ну, раз не удалось…

— Когда ближайший поезд? — спросил я, отворачиваясь к пионам за беседкой.

— Через пять минут. Если откроется.

— Откроется. Тосси вышла за мистера К, Теренс делает предложение Мод, их внук полетит бомбить Берлин, люфтваффе бросит громить аэродромы и пустится на Лондон — все на благо континуума.

— Вопреки нам, — вздохнула Верити.

— Вопреки нам.

Мы уставились на пионы.

— Ты, наверное, рад, что все позади? Теперь наконец обретешь желаемое.

Я обернулся к ней.

— Отоспишься в смысле.

— Я уже не так тоскую по сну. Научился обходиться.

Мы снова уткнулись взглядом в пионы.

— А ты, наверное, вернешься к детективам? — прервал я молчание.

Верити покачала головой:

— Они слишком далеки от жизни. Дело всегда раскрывается, зло наказывается. Мисс Марпл ни разу не приходилось отсиживаться под бомбами, пока кто-то расхлебывает заваренную ею кашу. — Верити улыбнулась вымученно. — А ты чем займешься?

— Барахолками, не иначе. Уже вижу, как леди Шрапнелл обрекает меня на вечную вахту у кокосового тира, когда я ей признаюсь, что епископского пенька там все-таки не было.

— Где не было?

— В соборе. Я хорошо рассмотрел северный неф перед самой переброской. Подставка на месте, а пенька нет. Не представляю, как сказать леди Шрапнелл. Она и мысли подобной не допускала. Ты была права. Кто-то все же унес его на хранение, как ни парадоксально.

Верити нахмурилась.

— Ты уверен, что не перепутал места?

Я подтвердил кивком.

— Перед оградой Кузнечной капеллы, между третьей и четвертой колоннами.

— Но это невозможно! Он там стоял. Я его видела.

— Когда? Когда ты его видела?

— Сразу как туда попала.

— Где?

— В северном нефе, в проходе. На том же месте, где во время поездки в Ковентри.

Раздался тихий шелест, и сеть начала мерцать. Верити, подхватив портпледы, шагнула на газон.

— Погоди! — Я ухватил ее за руку. — Скажи мне точно, где и когда ты его видела.

Она с тревогой оглянулась на мерцающую сеть.

— Может, нам…

— Дождемся следующей, — решил я. — Опиши все подробно. Ты оказалась в алтаре…

Верити кивнула.

— Сирена выла, но самолетов я пока не слышала, и в соборе было темно. Только в алтаре лампадка и еще одна на алтарной преграде. Я решила не отходить от сети, вдруг она сразу же откроется снова. Поэтому спряталась в ризнице и затаилась, а потом у соседней двери заплясали лучи фонариков — это пожарная охрана бежала на крышу, и кто-то из них спросил: «Может, пора выносить вещи из ризниц?» Я тогда быстренько прокралась в Капеллу торговцев тканями. Переброска оттуда вполне просматривалась.

— А потом капелла загорелась?

— Да. Я бросилась обратно в ризницу, но все уже заволокло дымом; я, видимо, повернула не туда и оказалась в хоре. Там я как раз ссадила руку. Я помнила, что башня уцелеет, поэтому опустилась на четвереньки и вдоль ограждения хора пробралась в неф, а там тоже по полу — туда, где дым был пореже и позволял выпрямиться.

— Это в котором часу?

— Не знаю. — Верити беспокойно оглянулась на сеть. — А если больше не откроется? Может быть, в Оксфорде договорим?

— Нет. Так когда ты поднялась на ноги?

— Не знаю. Незадолго до того, как начали выносить вещи.

Сеть засияла. Я не двинулся с места.

— Ага. Значит, ты ползла по нефу…

— Ползла по нефу, и где-то на середине дым начал редеть, и стало видно западные двери. Тогда я встала, опираясь на ближайшую колонну, и он оказался прямо передо мной, у ограды. На подставке. С большим букетом желтых хризантем.

— Ты уверена, что это именно пенек был?

— Как будто его можно перепутать… Нед, к чему все эти подробности?

— А потом что ты сделала?

— Подумала: «Ладно, хоть какая-то польза». По крайней мере скажу Неду, что пенек во время налета был в соборе. Если выберусь. И двинулась к двери в башню. Проход перегораживала перевернутая скамья, пришлось ее огибать, и пока я добралась до башни, уже вбежала пожарная охрана и начала выносить вещи.

— И? — поторопил я.

— Я нырнула в Капеллу вязальщиков и затаилась.

— Сколько ты там просидела?

— Не знаю. Четверть часа, наверное. Потом вернулся кто-то из пожарных и забрал алтарные книги. Я подождала, пока он скроется, затем отправилась тебя искать.

— Через южные двери?

— Да. — Верити посмотрела на сеть. Та уже меркла и съеживалась.

— Когда ты выходила, у портала кто-нибудь стоял?

— Да. Если мы опять застрянем…

— Из пожарной охраны кто-нибудь приближался к пеньку?

— Нет. Они заходили только в алтарь и в ризницы, потом один заскочил в Кузнечную капеллу, вынес крест и подсвечники.

— И больше ничего?

— Больше ничего.

— Точно?

— Точно. Ему пришлось выбираться с ними в обход, через тыльную часть нефа и по южному боковому, из-за дыма. Как раз мимо меня пробежал.

— А в Капеллу мануфактурщиков они не заглядывали?

— Нет.

— А ты?

— Я же сказала. Я очутилась в алтаре, потом пряталась в Капелле торговцев, потом в хоре. Это все.

— А северные двери из твоего укрытия просматривались?

Она кивнула.

— И через них никто не выходил?

— Они были заперты. Я слышала, как один дежурный просил другого отпереть северный портал, чтобы пожарные протащили внутрь шланги, и тот ответил, что отпирать придется снаружи, потому что Кузнечная капелла уже горит.

— А западный вход? Там, где лестница в башню?

— Нет. Пожарная охрана вбегала только через ризницу.

— Больше никого в соборе не было? Кроме дежурных? И пожарных?

— В соборе? Нед, он горел вообще-то!

— В чем были дежурные?

— В чем? — Верити озадачилась. — Не знаю… В форме. Комбинезоны. Да… у причетника была каска.

— А в белом никого не было?

— В белом? Откуда там белое? Нед, к чему…

— И западную дверь — которая в башню — тебе тоже было видно?

Верити кивнула.

— И через нее никто не выходил, пока ты пряталась в соборе? И в Капеллу мануфактурщиков не проникал?

— Нет. Ну объясни уже, к чему это все?

Значит, северный портал заперт, южный не выпускала из виду Верити, а на улице толпились зеваки с двумя глазеющими по сторонам подпирателями фонаря.

Пожарная охрана вбегала через ризницу, которую вскоре после того, как настоятель Говард выскочил с алтарными книгами, отрезало огнем. И у наружных дверей ризницы тоже кто-то все время толкался. А еще тот толстяк дежурный гражданской ПВО, который расчищал подступы. И дракониха из цветочного комитета, застывшая в карауле у западного портала. Нет, деваться из собора было некуда.

Некуда было деваться из собора. Как из лаборатории в 2018-м. И спрятаться негде. Только в сети.

Я схватил Верити за руки. Я прятался в сети, за бархатным театральным занавесом, и Лиззи Биттнер говорила: «Я сделаю для него все». Оксфорд 2018 года. Где Ти-Джей обнаружил очаг увеличения сдвигов.

«Потому что у нас нет таких ценностей, как в Кентербери и Винчестере», — сокрушалась Лиззи Биттнер. Лиззи Биттнер, вышедшая замуж за потомка Ботонеров, строивших собор в 1395 году. Лиззи Биттнер, совравшая насчет незапертой лаборатории. Открывшая дверь своим ключом.

«Нам кажется, это первое преступление, а выясняется, что оно уже второе, — говорила дама в мехах. — Первое произошло много лет назад». Или вперед. Все-таки в нашем распоряжении машина времени. А в одной из моделей Ватерлоо континууму пришлось углубиться аж в 1812-й, чтобы устранить диссонанс.

Вот она эта мелкая, никуда не укладывающаяся деталь — рост сдвигов. Которого не возникло на той роковой переброске Верити. А ведь он мог бы помешать ей спасти кошку и предотвратил бы диссонанс. Пять минут в любую сторону — и ничего не придется расхлебывать, однако сдвиг составляет девять минут. И эти девять минут приводят Верити прямиком на место преступления.

«В каждом из смоделированных диссонансов наблюдался рост сдвигов», — утверждал Ти-Джей. Во всех до единого. Даже в тех, с которыми континуум не справился. Во всех без исключения. Кроме нашего.

А у нас в наличии только 2018 год, где сдвиги, по мнению Ти-Джея, выходят неоправданно большими для сильной удаленности от эпицентра. И Ковентри. Где вроде бы дело в очаге напряжения.

— Нед! — встревожилась Верити. — Что с тобой?

— Тс-с-с, — прошептал я, сжав ее руки, словно зеленые прутья мертоновской калитки. Почти распутал. Если не испорчу все резким движением и не отвлекусь, то наконец увижу всю картину целиком.

Область сдвигов чересчур далеко от эпицентра, а расхождения обычно наблюдаются лишь в непосредственной близости от диссонанса. А дама в мехах сказала: «Я рада, что она за него вышла». Она говорила о какой-то знакомой, сбежавшей с фермером. «Иначе так бы и чахла в Оксфорде на церковных собраниях и благотворительных ярмарках…»

— Нед? — позвала Верити.

— Тс-с-с.

«Она твердит, что епископский пенек украли», — сообщил Каррадерс, имея в виду «эту старую грымзу» мисс Шарп, руководительницу цветочного комитета.

И дежурный пэвэошник велел: «Пойдемте, мисс Шарп!» — седовласой женщине, охраняющей западный портал. И эта седовласая женщина, которая кого-то мне напоминала, ответила: «Никуда я не пойду. Я заместитель председателя гильдии алтарниц собора и руководитель цветочного комитета».

Он называл ее мисс Шарп. Мисс Шарп, которая в расстроенных чувствах кинулась сеять подозрения, будто о налете знали наперед. И даже написала письмо в редакцию. Отправила письмо в газету, утверждая, будто кто-то загодя пронюхал о готовящейся бомбардировке. В Ковентри, где о налете и вправду было известно заранее. В городе, который в отличие от Мачингс-Энда был для истории не тихой заводью, а очагом напряжения. Из-за «Ультры». Узнай фашисты, что у нас имеется копия «Энигмы» и мы расшифровываем их секретные сообщения, изменился бы ход войны. И ход истории.

И наконец, единственный случай, когда что-то удалось вынести через сеть из прошлого, произошел как раз в рамках самокоррекции…

Я, кажется, стиснул руки Верити до боли, однако отпустить не смел.

— Та молодая женщина в соборе, — произнес я. — Как ее звали?

— В соборе? — Верити недоуменно заморгала. — Нед, в соборе никого не было. Он горел.

— Не там, не в сороковом. Во время нашей поездки с Тосси. Та женщина, которая приходила к помощнику викария. Как ее звали?

— Не помню… Что-то цветочное. Георгина или…

— Гортензия. Не имя, фамилия.

— Не по… Начиналось на «Ш». Шервуд? Нет, Шарп.

Мир перевернулся с головы на ноги, и вот я уже не у баллиольской калитки, а на мертоновском стадионе, и там, на лугу у Крайст-Черча, возвышается средоточие всего — Ковентрийский собор.

— Нед, — потормошила меня Верити. — Что такое?