Хьюстон, у нас проблема Грохоля Катажина

Грудка со свеколкой

Я стою в коридоре, облокотившись на стену. По зеленому полу медленно шаркают домашние тапочки, ноги вообще не поднимаются, такой хлопающий звук, хлоп-хлоп-хлоп. И сопровождают их мужские ботинки, которые приспосабливают свой ритм к ритму зеленых тапок. Вот они проходят мимо меня. Я делаю глубокий вдох.

Как? Как мать могла мне не сказать?

Я чувствую, как меня захлестывает волна ярости. И что я не могу, просто не могу сейчас к ней войти, мне нужно успокоиться. Значит, она поэтому хотела, чтобы я поговорил с врачом, – чтобы я все это от него узнал, не от нее. А мне голову морочила своим дерьмовым заморышем!

Я поднимаю голову – коридор снова пуст, в дальнем конце кто-то идет в ванную.

Моя мать тяжело больна.

А я загубил ее собаку.

Солнце сквозь оконные стекла освещает тот конец коридора, где находится мини-салон со столиками, и ложится на пол светлыми большими пятнами, отчего пол становится уже не зеленым, а светло-золотистым.

Я должен вернуться к матери. Уладить все это. Операция так операция, пугаться будем потом.

Да почему же никто не звонит, что нашел этого паршивца?!! Псы же не пропадают бесследно. Псы теряются, а потом находятся.

Найти пса.

Купить продукты.

На этой неделе у меня техосмотр – это из самых важных дел.

Толстому надо еще раз позвонить.

И что-то сделать с Мартой.

Я делаю шаг в сторону палаты номер пять. Ноги у меня ватные. Перед палатой стоит профессор Зигмунт, надо же, а я его и не заметил, а он явно ждет меня.

– Мы не хотели, чтобы ты узнал все вот так… – говорит он.

Я молчу. Надо было мне эту новость вообще по электронной почте сообщить. Или смской. Мать, рак, пока, чмоки.

– Положение серьезное. И в связи с этим я хочу попросить тебя уделить мне немного времени, – продолжает профессор, а я, как осел, послушно киваю. – Тут внизу есть маленький бар, может быть, пойдем кофе выпьем?

И я снова киваю, соглашаясь.

Что я буду делать, если не найду этого чертова пса, что я ей скажу?

Что я скажу Марте?

Иду за ним молча, как баран на заклание. Я голоден и не хочу кофе, я смертельно голоден.

У нас проблема, Хьюстон. Много проблем!

– Съешь что-нибудь, Иеремиаш?

Мне не нравится, как он ко мне обращается.

– Честно говоря, да, пан профессор, с удовольствием.

– Тут есть комплексные обеды для персонала по восемь девяносто, а можно выбрать по меню, – он показывает на табличку над головой больничной барменши.

– Котлеты, пожалуйста! – кричит пани за стойкой. – И запеченная картошка один раз!

Я мог бы съесть свинину.

А когда съем, тогда подумаю, что мне делать.

Встаю в очередь, она демократичная – и врачи, и пациенты, и такие, как мы, не относящиеся ни к больным, ни к врачам. Хотя ближе мы все-таки к врачам, потому что от них больше зависит. От них зависит судьба наших больных. А вообще – я не знаю, к кому мы ближе.

– Булочка и чай два раза, заберите, пожалуйста! – кричит пани, а потом совсем другим, бархатным голосом обращается к стоящему перед нами мужчине: – Пан ординатор, рекомендую вам куриную грудку и свеколку, свежайшие и очень вкусные сегодня.

Мужчина перед нами машет рукой, что, вероятно, означает, что он согласен, потому что буфетчица кричит себе за спину:

– Де-воляй раз со свеклой! – и снова голос ее соблазнительно мягкий и шелковый: – Пан ординатор, компотик не желаете взять? Сейчас сезон фруктов, – она наливает ему из графина от души, аж переливается, и мужик половину до своего столика не доносит – расплескивает.

– Басенька, возьми тряпочку и вытри здесь! – командует буфетчица. – И компотику долей, а то мало осталось. Слушаю вас, – это она уже к нам обращается.

– Иеремиаш? – пан профессор касается моей руки.

– Свинину и салат из свежих овощей, – читаю я надпись над ее головой.

– Картошечку запеченную добавить, ломтиками, фри?

– Фри и воду без газа, – говорю я быстро и лезу за кошельком.

– Позволь, я заплачу, – профессор легонько, но очень настойчиво оттесняет меня в сторону. – Мне кофе и булочку. Сколько с меня?

Я беру воду, ищу глазами свободный столик – ага, вот там, около окна. Прохожу между столиками, сажусь и смотрю на профессора, который изящно маневрирует между столиками со своим кофе и булочкой.

Звонит телефон, я отвечаю.

– Это вы объявление давали? Я правильно звоню? – голос женский, пытливый.

Я весь обращаюсь в слух. Наконец-то!

– Да, да! Слушаю вас!

– Потому что я по поводу объявления.

– Да!

Профессор устраивается рядом со мной, я киваю головой, извиняясь.

– О какой собаке идет речь?

– Маленькая, – я буквально шепчу в телефон.

– Ага. А порода?

– Чихуахуа.

– А, тогда нет, потому что там ходит такой здоровый барбос… Ну ладно. До свидания.

Во взгляде пана Зигмунта светится вопрос, поэтому я чувствую себя обязанным объясниться:

– Подруга спрашивает, какой Геракл породы. Очень он ей нравится.

Я сам себе удивляюсь. Нет, правда, я просто загадка для самого себя. Таким идиотом я давно не выглядел и не был.

– Шницель в панировке и два кофе! – кричит буфетчица.

– Так о чем вы хотели поговорить?

Профессор кладет сахар в кофе и начинает мешать в левую сторону. Довольно долго он мешает. Марта говорила, что надо мешать всегда только вправо, потому что иначе ты отбираешь у напитков энергию. Но профессор об этом явно не догадывается.

– Дорогой Иеремиаш… – он поднимает голову и смотрит мне прямо в глаза. – Мы должны с тобой как-то разделить обязанности, потому что, как бы неприятно это ни звучало, этого требует ситуация…

Обязанности? С ним? Какие обязанности? Поиски пса?

Я жду, потому что он явно хочет мне что-то сообщить, а старших перебивать нельзя, у него и так получается не очень – хуже, чем у любого моего знакомого. Он всегда был каким-то… невыразительным. Так называемый «порядочный человек».

– Не знаю, знаешь ли ты, но твоя мать… у нее очень агрессивная опухоль. И что самое главное – лечение только начинается, – голос у него слегка подрагивает. – Операция – это только первый шаг. А лечение будет трудным и мучительным. Каждую неделю химия, если, конечно, твоя мать нормально перенесет первый курс. Потому что если нет…

– Свинина, салат, фри, пожалуйста! – кричит пани из-за стойки буфета.

Это моя порция. К счастью.

Я встаю и иду за своей едой. И очень хорошо – я как раз приду в себя.

По какому праву этот человек вмешивается в дела моей матери?!! Нельзя сказать, что он совсем чужой, – нет, я знаю, что они вместе играют в бридж уже много лет, но это ничего не значит! Его что, мать моя попросила?

Забираю свою, господи всемогущий, свинину, она сантиметра три в толщину, не больше, но пахнет как домашняя, и я чувствую, как слюна наполняет рот.

– Простите, – я сажусь обратно на свое место и беру в руки вилку: – Потому что если нет…

– Ты ешь, ешь, не стесняйся… Если придется делать большие перерывы между курсами химии – шансов очень мало. Нехорошо, если будут большие перерывы. Но даже в самом благоприятном случае лечение продлится никак не меньше двух месяцев, и мы должны быть к этому готовы.

Мы. Мы должны быть. Кто это мы? Это мою мать будут лечить.

Это она должна быть готова.

И я должен быть готов.

А еще я должен найти Геракла.

– Я знаю, – вру я.

Это вообще дело врача, а не его.

– Я рад. Ее организм станет совершенно беззащитен, химия – это ведь яд, который, как я надеюсь, спасет ей жизнь, – но все-таки это яд. Профессор Колач мне все объяснил.

Ему? Да с кем я вообще разговариваю?

Он заметил, видимо, мой взгляд, потому что поспешно пояснил:

– Твоя мама меня попросила…

Конец света. Это что же, клан игроков в бридж? Я всегда подозревал, что это секта, не люблю бридж. Я, конечно, слышал про великий еврейский заговор против всего мира и особенно нас, поляков… но чтобы игроки в бридж?!!

Киваю головой.

Мне еще нужно Геракла искать.

И Толстому надо позвонить.

И найти того сукина сына, который разрушил мою жизнь.

Кто мне прислал то фото?!!

– Я уполномочен разговаривать с лечащим врачом. Хочу, чтобы ты это знал. От нас очень много сейчас зависит. Очень много зависит от поддержки семьи, родных. Ну, и если бы ты смог принести в больницу Геракла… Твоя мать уже ведь озвучила тебе эту просьбу? Конечно, персонал не разрешит, так что надо это сделать тайком, а я, знаешь, очень щепетилен в таких вопросах, поэтому мы рассчитываем на тебя. Сделай это, прошу тебя, ей это так нужно перед операцией.

Да где я им возьму пса?!!

– Конечно, ведь матушка его по-настоящему любит, – говорю я и слышу звонок своего мобильного.

Бросаю взгляд: номер незнакомый, надо взять.

– Извините, – я поднимаюсь и иду в угол зала.

– Добрый день, я по объявлению, – информирует меня звонкий голос.

– Да? Вы его нашли?

– Это зависит… – мой собеседник переходит на шепот.

– От чего?

– Эта тысяча злотых – это актуально?

– Конечно, – подтверждаю я. – Так он у вас?

– Нет, он не у меня, но может быть у меня. Только мне нужна уверенность, что вы заплатите.

– Ну разумеется, я заплачу!

Я не знаю, что он хочет мне сказать, но чувствую в его голосе какое-то сомнение, колебание. Он что, держит мою собаку у себя в целях получения выкупа?!!

– А аванс дадите?

– Аванс?!!

– Я вам достану собаку, а вы мне потом отдадите все остальное…

– Простите, вы отуда звоните?

– Из Люблина, – отвечает мужик, и мне становится жарко.

– Но собака пропала в Варшаве, на Воле!

– Да я знаю, мне тесть звонил, а тут недалеко как раз такие есть. Только мне нужен аванс, а то они дорогие…

– Мне не нужна такая же собака – мне нужна та собака, которая пропала, вы понимаете?!!

Я отключаюсь.

Хрень какая. Куда катится мир?

Сажусь снова напротив профессора.

– Она пробудет в больнице еще две недели, а вот потом… – профессор печально опускает голову. – Хотя у нас еще будет время обо всем этом поговорить и все решить… а сейчас вообще еще рано.

Чего он хочет-то от меня? И почему его вообще все это так живо интересует? Ведь у нас с ним нет общей матери, разве не так?

С другой стороны, если подумать – то помощь ее друзей может и пригодиться, если будет тяжело. Я один со всем не справлюсь. Марта бы знала, что делать.

А так – он сегодня, пани Юлия завтра… а Клювик, глядишь, послезавтра.

А вот если бы я заболел – кто бы ко мне пришел?!!

– Нам всем судьба твоей матери небезразлична, – подтверждает он мои предположения.

– Я понимаю, – говорю я, на этот раз искренне. – И очень вам благодарен.

– Я вижу, что ты растерян…

Растерян?!

Черт, да по мне будто танк проехал: мать меня обманула, она может из всего этого не выбраться, я могу остаться сиротой, собака у меня пропала, я просрал – сам, единолично! – самые важные и прекрасные отношения в своей жизни, а он мне говорит о растерянности?!! Да меня от растерянности отделяют миллионы морских миль.

– Нет, я вовсе не растерян, – говорю я, потому что нужно называть вещи своими именами.

– Какое счастье, для твоей матери это будет большим облегчением. Она всегда была излишне скрытной, вопреки моим возражениям, в том, что касается этого дела.

Какого дела?

Она что, должна была бежать к сыну и показывать ему сиськи – в ее-то возрасте?

Странный старичок. Столько лет его знаю, всегда он производил впечатление симпатичного и культурного человека, а теперь вдруг лезет прямо в ботинках в наши семейные дела…

Он совершенно другой человек, чем я думал.

– Иеремиаш, я рад, что мы поняли друг друга. Я помню, как ты переживал смерть отца, мы с ним любили друг друга, для меня это тоже была страшная потеря, но я уже тогда понимал, что ты вырастешь хорошим человеком. Пожалуйста, привези с собой завтра собаку…

Я возвращаюсь домой по оживленным улицам. Варшава сонная, сегодня было очень жарко, не помешал бы дождик. Передо мной автобус номер 175 тащится, словно улитка. А мне даже не хочется предпринимать какие-то усилия, чтобы его обогнать. Мне вообще все равно.

Тем более что во время этой езды я отвечаю на несколько звонков.

Одна дама готова поменяться, потому что ей ее пес надоел…

Другая прочитала объявление и подумала, что, может быть, я бы взял таксу, раз уж моя собака все равно потерялась. Потому что какая-то такса тут как раз бегает…

Я даже не спрашиваю, где она бегает, благодарю и вешаю трубку.

Третий – мужчина, который сообщает мне, что нашел пса, хотя он больше похож на кота, но тоже небольшой.

– Я ищу собаку! – кричу я в телефон.

– Кролика могу вам отдать недорого, и тысячу вам платить не придется, я вам за сто отдам, – уговаривает он меня, видимо, ему тоже очень нужно.

Я бросаю телефон.

– Меня зовут Виолетта Мазурек, мне ваш телефон дала подруга, у которой вы делали такую… ну, знаете, антенну… ну я вам объясню, когда вы приедете, вы можете приехать прямо сейчас?

– Нет, самое раннее – на следующей неделе, – отвечаю я.

– Спасибо, – и женщина отключается.

Они все хотят иметь всё и немедленно, сию минуту. Они, если бы могли, – беременели бы сразу после рождения ребенка.

Целый день ничего, а сейчас, когда я веду машину, – разумеется, вал звонков, информация поступает ко мне каждые пять минут.

– Я по объявлению, – сообщает сильный мужской голос.

– Вы нашли мою собаку?

– У меня есть боксер, отдаю в хорошие руки.

– Я не хочу боксера!

– Он у меня детей кусает, отдам в добрые руки бесплатно!

– Я ищу маленькую собаку! Там же даже фото есть!

– Но такого у меня нет. Жаль, что вы не хотите моего, он отличный пес, если у вас детей нет…

И я отключаюсь.

Ринграф не работает

Ухо у меня раскалилось докрасна, на телефон я смотреть не могу. А он звонит и звонит.

– Приезжайте ко мне, у меня интернет не работает, дети роутер разобрали на винтики.

– Так надо купить новый, я могу на следующей неделе.

– На следующей неделе?!!

– Не раньше, – подтверждаю я, потому что сейчас у меня есть куда более важные дела, чем покупка роутера и поездки по чьим-то домам.

– Да вы издеваетесь! – И короткие гудки.

Выезжая на круг, снова снимаю трубку.

– Я вот прочитала ваше объявление и звоню, – вежливый женский голос информирует меня о цели своего звонка.

Боже, сделай так, чтобы этот сукин сын был у нее.

– Да, слушаю, – я стараюсь, чтобы в моем голосе не слышно было напряжения, а то вознаграждение вырастет до космических размеров.

– А как я могу быть уверена, что это именно ваша собака? – понижает голос женщина.

– Извините?

– Но ведь это же может быть вовсе и не ваша собака!

Я ищу место, где можно остановиться, потому что похоже на то, что уродец действительно объявился.

– Пани, ну сами подумайте, стал бы я писать и развешивать объявления, если бы это был какой-то чужой пес? Это моя собака…

Пусть это будет он. Я должен показать его матери. Тогда все будет хорошо.

– Ну, я не знаю… А вдруг вы извращенец…

Я не верю собственным ушам.

– Ну почему же я должен быть извращенцем? – спрашиваю я очень спокойно.

– А потому что никогда не знаешь, с кем тебя сводит случай.

– Ну давайте так: если собака реагирует на имя Ге… – говорю я в уже мертвую трубку – женщина отключилась.

Открываю «последние номера», звоню сам.

– Я прошу прощения, связь, видимо, прервалась.

– Вы по какому вопросу? – голос тот же самый. Да что происходит?!! Я же хочу вернуть себе эту дурацкую имитацию собаки – и все!

– Мы с вами разговаривали минуту назад.

– А откуда вы знаете мой номер?

– Вы мне только что звонили по поводу объявления – собака пропала…

– Ничего у меня не пропало, не звоните мне! – кричит она.

Я вешаю трубку.

Пока я еду домой, приглушенный мужской голос информирует меня, что у него талант сыщика и что он видел очень похожего пса на углу Маршалковской и Гжибовской, а в последнее время он появлялся у дома номер четыре, но потом исчез. И его могли на фарш пустить, он покажет место, если я заплачу вперед. Правда, собака была белая, но у него есть все основания подозревать, что…

Потом звонит милая женщина, которая предлагает мне за шестьдесят девять девяносто первый месяц… – Дальше я не слушаю и вешаю трубку.

Когда я паркуюсь, звонит Джери и спрашивает, что слышно. Я говорю, что собака пропала, Джери отвечает, чтобы я ему голову не забивал какими-то идиотскими животными, так как у него на работе люди хуже любых животных и он бы дорого дал, чтобы они пропали, и что их никто не стал бы разыскивать.

Я спрашиваю, получил ли он работу в новом сериале, он отвечает, что неизвестно, может быть, во второй серии, и спрашивает, встречался ли я с Маврикием, потому что тот меня искал. Говорю, что виделся, но он мне ничего не предлагал, а только темнил.

Джери в последнее время работает в какой-то корпорации, которая проводит исследования рынка. У него удивительно ответственное задание: установить камеру и снимать людей во время этих исследований. А потом кто-то анализирует их поведение, язык тела и тому подобную чушь. Люди хоть и знают, что их снимают, но очень быстро об этом забывают, но Джери говорит, что его тошнит от того, что там происходит. Так что для него сериал тоже был бы просто избавлением.

Из нашей четверки лучше всех устроился Бартек. Он перестал забивать себе голову кино, открыл галерею искусства – и что-то у него даже получается, хотя времена вроде бы безнадежные. Правда, Аська при этой галерее устроила кафе, так что в итоге они выходят даже в прибыль. Хорошее место, около площади Трех Крестов. У них все Министерство труда столуется. Хорошая и недорогая еда, а галерея служит приятным дополнением. А лучше всего то, что Бартек никогда, вообще никогда, ни при каких обстоятельствах, ни секунды не жаловался. А теперь вот помешался на почве своего будущего отцовства. Надо бы к ним заскочить. Аська три раза звонила, но я из-за этого чертова пса совершенно забыл.

Я паркую машину у самого подъезда и отправляюсь на ежедневный обход, хотя и не надеюсь уже ни на что. Но вдруг он все-таки где-нибудь прячется? Я громко зову Геракла, кричу, и мне уже все равно, что подумают обо мне люди. Но от моей собаки нет ни следа.

Я не принесу его матери в больницу.

Возвращаюсь домой и не знаю, что мне делать. Как же по-идиотски все-таки книги расставлены – не будет у меня так, как будто здесь женщина живет. Сваливаю все с полок – расставлю так, как хочу, будет чем заняться, а то я уже с ума схожу.

На стук в дверь мне даже не хочется реагировать. И правильно, потому что у дверей стоит Анка. С тарелкой чего-то в руках.

– Мама тебе прислала кусочек лазаньи. Бр-р-р, ненавижу лазанью, – говорит девчонка и входит как к себе домой. Я отказываюсь, закрываю за ней дверь. А тарелка пахнет неплохо.

– Ремонт делаешь? – она заглядывает в комнату, истинная дочь своего отца, а книжки везде лежат, в основном на полу, столике и диване. Ну, частично еще на подоконнике.

– Помочь тебе? Красный мы вот сюда поставим…

– Нет! – кричу я так, что Малолетка аж подпрыгивает. – Нет, мне сначала надо полки протереть и все такое, – объясняю я миролюбиво, потому что ребенок ведь не виноват, что Марта так по-идиотски расставила книги.

И что пес пропал.

И что Марта ушла.

И что мать болеет.

– А у меня для тебя новость, – она сдвигает книги на край дивана и присаживается, люди добрые, помогите, я хочу остаться один! – В общем, у моей подруги тоже есть собака… только сука. И эта сука родила таких миленьких щенят… Такие, знаешь, пушистенькие, сладкие, я сегодня была у нее и…

– Аня, мне нужно найти Геракла, я должен отнести его своей матери в больницу. Я не хочу никакую другую собаку. Я вообще не люблю собак!