Лето возлюбленных Маккуистон Дженнифер

Глава 21

Кэролайн препроводили в гостиную и раздели до сорочки. Миссис Толбертсон и Пенелопа расположились на диване, изучая журнал с модными фасонами. Бесс получила указание подать чай, что само по себе было дурным признаком, а затем помощница модистки начала снимать с Кэролайн мерки со скоростью черепахи.

Мадам Боклер обошла Кэролайн, оглядывая ее фигуру критическим оком, сложила пальцы наподобие клюва, как будто подумывала, не отщипнуть ли кусочек.

– Эти плечи… Я никогда не видела ничего подобного. Мне придется отменить остальные дела, назначенные на сегодня, чтобы справиться с этой проблемой.

– Это обойдется дороже? – поинтересовалась миссис Толбертсон с обеспокоенным видом.

Модистка покачала головой, одновременно потрясая своей внушительной грудью:

– Я сделаю это по доброте душевной. В конце концов, не часто встречается такая острая необходимость в искусстве портнихи.

Кэролайн внутренне застонала. Итак, теперь она объект благотворительности для новой брайтонской модистки, призванный продемонстрировать потенциальным клиентам, чего может добиться отличная портниха даже в самых безнадежных случаях. Она почти слышала шепоток, слетающий с губ мисс Бакстер: «Если мадам Боклер смогла превратить Кэролайн Толбертсон в нечто приемлемое, только представьте, какие чудеса она может сотворить с любой из нас».

И все это время Дэвид ждет. Она обещала, что придет, а обещания надо выполнять. Но, как ни больно это сознавать, другое обещание позаботиться о маме и Пенелопе, которое она дала когда-то отцу, тоже требует своего выполнения. А значит, придется стоять и терпеть.

Мадам Боклер повернулась к матери и сестре, сидевшим на диване:

– Вы упомянули в своей записке, что мы должны исходить из ограниченного бюджета, верно?

Лицо миссис Толбертсон приобрело решительное выражение.

– Да. Я хотела бы снабдить обеих моих дочерей новым, более модным гардеробом за сумму в пределах тридцати фунтов.

– Мама! – ахнула Кэролайн. По собственному признанию матери, они располагали в целом не более чем сотней фунтов. Эти деньги не будут лишними, если ее нынешние потуги обзавестись состоятельным мужем провалятся. – У меня три… э-э… два вполне приличных платья, – возразила она, с раскаянием вспомнив об уничтоженном платье из синей саржи. – Мне не нужно больше.

– Если деньги могут привести к скорой помолвке, то потрачены не зря. – Миссис Толбертсон распрямила узкие плечи с непреклонным видом. – Мы не можем позволить себе приданое, так что лучше сосредоточиться на одежде.

Кэролайн подавила порыв встряхнуть матушку, чтобы привести в чувство. Если они спустят столь существенную часть своих сбережений на эту рискованную авантюру, то в случае повышения цен у них не останется денег на хлеб.

Или на ремонт, если рухнет потолок.

– Пожалуйста, не делай это! – взмолилась Кэролайн.

Если деньги будут потрачены на гардероб, у нее не останется иного выхода, кроме как поощрить одного из ее нынешних поклонников на скандально короткую помолвку, несмотря на тот факт, что ни один из них не заставляет ее сердце биться чаще и вообще не вызывает никаких эмоций.

Миссис Толбертсон выгнула бровь, твердо глядя на нее.

– Сегодня утром у тебя было три посетителя, а теперь еще есть приглашение на бал.

– Четыре посетителя, – вмешалась Пенелопа. – Мистер Гамильтон присоединился к нам позже.

И, хотя в голосе сестры не чувствовалось недовольства, Кэролайн ощутила неловкость при этом напоминании.

– И все четверо джентльмены, – уточнила мать с благоговением в голосе. – Это поражает воображение. Пришло время для действий, а тут уж не до экономии. Я хочу заказать для тебя еще два дневных платья, но начать нужно с бального, которое должно быть писком моды. Дневные платья Пенелопы несколько в лучшем состоянии, но, думаю, еще одно не помешает и ей, как, впрочем, и новое вечернее.

Мадам Боклер хлопнула в ладоши.

– Мне нужно посмотреть, какие у вас имеются аксессуары, чтобы знать, на что ориентироваться. Принесите все сюда: шляпки, туфли, вечерние перчатки, шали, сумки… все, что есть. Меня интересуют цвета, качество. Только тогда я смогу решить, в каком направлении двигаться и что нужно переделать. – Она сделала жест в сторону плеч Кэролайн. – Но бальное платье должно быть новое. Такую фигуру очень трудно показать в выгодном свете?

– Плечи Кэролайн, – отозвалась миссис Толбертсон, покачав головой, – наказание всей моей жизни.

– Я принесу все, что у нас есть, в нашу комнату, – сказала Пенелопа, направившись к выходу.

– У меня полный сундук вещей, оставшихся после моего лондонского сезона, – мечтательно произнесла мать, поднявшись с дивана. Она подошла к Кэролайн и приподняла ее подбородок, хотя та была выше ее на целую голову. В ее голубых глазах стояли слезы. – О как я завидую тебе сейчас! Это твой шанс блеснуть, дорогая. Так что не грусти и наслаждайся.

– Мне не доставляет это ни малейшего удовольствия, мама. – И это была чистая правда, пусть даже произнесенная раздраженным тоном и сдавленным голосом.

– Тогда тебе придется потерпеть. – Миссис Толбертсон покачала головой и повернулась к мадам Боклер: – Вы не возражаете, если ваша помощница поможет принести указанные вещи вниз?

– Конечно, нет, – отозвалась та, жестом велев девушке следовать за хозяйкой дома.

Когда в комнате воцарилась тишина, мадам Боклер повернулась к Кэролайн с загадочной улыбкой, изогнувшей ее накрашенные губы, и, склонив голову, уставилась на нее с таким видом, словно та была объектом увлекательного исследования.

– А теперь, когда мы отправили цыплят подбирать крошки, почему бы вам не рассказать, чего вы действительно хотите, cherie?

Кэролайн переступила с ноги на ногу, смущенная таким откровенным интересом. Чего она хочет?

Ответ не заставил себя ждать. Она хочет отсрочки, шанса узнать, что такое настоящая страсть, прежде чем окажется связанной браком с благополучным мужчиной, уверенным, что его жена должна проводить время за вязанием носков для бедных.

Но вряд ли портниха имеет в виду нечто столь сокровенное.

– Я… я не тот человек, которого нужно спрашивать, – произнесла она с запинкой. – У меня нет вкуса.

– Возможно, вы хотите большего, чем нарядные платья? – Мадам Боклер снова обошла вокруг нее, оценивающе прищурившись. Она так близко склонилась к Кэролайн, что та могла видеть перламутровую пудру, собравшуюся в ложбинке на ее впечатляющем бюсте. – Вас выдают плечи. Я уже видела таких женщин и даже шила для них… – Она помахала рукой, словно искала подходящее слово по-французски, но безуспешно. – Одеяния, которые больше подходят для купания, чем обычная одежда, но тем не менее обеспечивают соблюдение приличий. Если хотите, я могла бы сшить такое же для вас.

Кэролайн с ужасом уставилась на модистку и произнесла сдавленным голосом:

– Я не совсем понимаю, о чем вы.

Мадам Боклер приподняла бровь и дотронулась пальцем до ее сорочки, прикрывавшей наготу.

– Она влажная, cherie.

Кэролайн облегченно выдохнула: ну, это легко объяснить.

– Я принимала морские ванны в купальне на колесах этим утром – вот должно быть, сорочка и отсырела.

Модистка покачала головой.

– Не думаю, что вы из тех женщин, кто проводит много времени в этих купальнях. – Она указала на ее бедро, едва прикрытое подолом сорочки. – Ваша кожа загорела в местах, куда обычно не попадает солнце. Не представляю, как брайтонские мужчины выносят вид вашей мокрой сорочки, не падая на колени в приступе желания.

Бешеная пульсация в голове Кэролайн являла разительный контраст с молчанием модистки, ожидавшей ответа.

– Я… плаваю только в уединенных местах, – сказала она, не в состоянии поверить, что признается в своем увлечении второй раз за день.

Мадам Боклер снова покачала головой, цокнув языком.

– Неудивительно. Простой белый хлопок, намокнув, не оставляет простора воображению, а фланелевые халаты, которые они выдают в этих передвижных купальнях, утянут на дно даже самую отважную женщину, если она попытается заплыть на глубину. Вам нужен настоящий купальный костюм, cherie. Тогда вы станете украшением публичных пляжей, как и полагается вашему телу. – Она придвинулась ближе. – Я могу сшить такой костюм, который превратит вас в богиню.

Кэролайн ошарашенно молчала, рассматривая фигуру портнихи и находя только пышные женственные изгибы. Что за модистка мадам Боклер, если предлагает ей столь непристойный предмет одежды?

Наверное, она и вправду француженка.

В комнату ввалилась Пенелопа с охапкой вещей.

– Здесь все, что я могла найти, – сказала она, чуть ли не дрожа от возбуждения. – Хотя теперь, когда я вижу, как мало у нас приличных вещей, это кажется безнадежным делом.

Мадам Боклер улыбнулась.

– Я сделаю из вас обеих картинки, cherie. Не сомневайтесь.

– Боюсь, в моем случае это невозможно, учитывая, что одежда должна хорошо сидеть, – возразила Кэролайн. – У меня слишком широкие плечи…

– Все дело в фасоне, – перебила ее портниха. Подняв руку, она потянула хлопковую ткань на плече Кэролайн. – Заниженный рукав, такой модный в этом сезоне, работает против вас. Он слишком расширяет плечи. Если мы оставим больше ткани здесь…

– Я хочу, чтобы она была одета по последней моде, – напомнила миссис Толбертсон, входя в гостиную со своей охапкой предметов одежды. – Нам не обойтись без приспущенных рукавов на бальном платье.

– Это слишком банально, – парировала портниха, так воодушевившись, что грудь ее бурно вздымалась. – Мы должны создать собственный фасон. – Она вернулась к сорочке Кэролайн, демонстрируя на ней свои идеи. – Вырез надо сделать ниже, а рукава поднять, так чтобы они начинались выше линии плеча. Даже ленты будет достаточно, чтобы создать нужный эффект. Ну и, думаю, бледно-зеленый шелк – это то, что нужно, чтобы подчеркнуть необычный цвет ваших глаз.

Миссис Толбертсон склонила голову набок, изучая облаченную в сорочку фигуру Кэролайн, и постепенно на ее лице отразилось понимание.

– Я даже не задумывалась, насколько современная мода преуменьшает ее достоинства.

– У нее изящная длинная шея, – указала Пенелопа, словно речь шла о призовой телке на сельской ярмарке.

Мадам Боклер кивнула.

– И прекрасная осанка.

На лице миссис Толбертсон отразилось беспокойство.

– Вы успеете сшить бальное платье для Кэролайн к завтрашнему вечеру?

Портниха задумалась, поджав губы.

– Нам понадобится еще одна примерка завтра, после того как я сметаю раскроенные куски ткани. Слишком мало времени остается, чтобы закончить платье.

– Но должен же быть какой-то выход… – настаивала миссис Толбертсон. – Если мы заплатим за услуги еще одной швеи, которую вы могли бы привлечь к работе…

При упоминании дополнительной оплаты черты мадам Боклер смягчились.

– Полагаю, за три фунта сверху я смогла бы закончить платье к завтрашнему вечеру.

Миссис Толбертсон просияла, не подозревая, что мир Кэролайн дал трещину и начал разваливаться.

– Несколько лишних фунтов не проблема, мадам Боклер. У меня такое чувство, что наше финансовое положение скоро улучшится.

Солнце уже клонилось к закату, когда Дэвид одолел последнюю сотню ярдов тропинки, но все его мысли были заняты Кэролайн. Она так и не пришла в бухту, и теперь он был вне себя от беспокойства.

Он прождал ее несколько часов, причем весь первый час его естество оставалось твердым от желания, как следствие их опрометчивого свидания в купальне. В конечном итоге Дэвид заснул на нагретой солнцем скале под крики чаек, которые носились в высоте, словно насмехаясь над его проблемой. Когда тени начали удлиняться, он провел беспокойные полчаса, расхаживая по берегу и перебирая в уме всевозможные несчастья, которые могли случиться с Кэролайн. Она могла подвернуть лодыжку, споткнуться на узкой тропинке или попасть под камнепад с высокой скалы. Эти мысли заставили его поспешить назад, терзаясь тревогой.

Но когда впереди показался Брайтон, а он, к счастью, так и не обнаружил на тропинке ее распростертого тела, его мысли обратились к другим тревожащим возможностям. А что, если Кэролайн одумалась и поняла, что опыт, который ей не терпится приобрести с его помощью, не только опрометчивый, но и опасный?

Или – эта мысль встревожила его гораздо больше, чем первая, – решила поймать его на слове и сберечь свои томные вздохи и пылкий отклик для партнера, который предложит ей вожделенное замужество? Мысль о Кэролайн в чьих-либо, вроде Бренсона, объятиях так расстроила, что Дэвид не мог сосредоточиться на дороге домой.

Когда тропинка свернула на покрытый галькой пляж, тянувшийся вдоль набережной, Дэвид обнаружил, что полюбоваться закатом вышла из отелей и окрестных домов модная публика, и рассевшись по берегу, созерцала расцвеченный красками горизонт. Приглушенно выругавшись, он обошел пожилую пару, сидевшую на складных стульях, а затем чуть не наступил на маленького мальчика, который носился по пляжу, зажав в пухлых кулачках ракушки. В воде барахтались несколько спущенных с поводков собак, один особенно восторженный щенок, встряхнувшись, забрызгал Дэвида водой.

Черт знает что! Неудивительно, что Кэролайн предпочитает уединение своей бухты. Он помедлил, стряхивая капли воды с пиджака, и его взгляд притянуло к первому ряду домов, высившихся на восточной оконечности Брайтона. Проклятье! Почему она не пришла?

И что теперь ему делать?

Даже сейчас, при одном лишь воспоминании о поцелуе в купальне, его тело напряглось. Боже, этот поцелуй… такой неожиданный и совершенно несоответствующий образу трогательной невинности, который он пытается к ней приклеить. Ему хотелось овладеть ею прямо там, прижав к стене купальни, с влажными досками за ее спиной и ритмичными ударами волн, которые раскачивали бы хлипкое сооружение в такт его движениям. Кэролайн творила прискорбные вещи с его телом, заставляя забыть о чести. Как, впрочем, и с его мозгом. Иначе он никогда не согласился бы на то, что ни один вменяемый человек не стал бы даже рассматривать.

И тем не менее, как бы ни пьянила ее близость, как бы она его ни искушала, до сих пор Дэвид имел наивность думать, что может держать эти чувства в узде, но после отчаяния, которое испытал при мысли, что она пострадала или находится в объятиях другого, он не мог более утверждать, что невосприимчив к загадке, которую представляла собой Кэролайн Толбертсон.

И это делало игру, которую они затеяли, намного более опасной.

Здание в георгианском стиле, с красными ставнями, притягивало его так же верно, как веревки, привязанные к ступням. В это время семья Кэролайн наверняка собралась за обедом, а возможно, и заканчивала его. Правила приличия требовали, чтобы он вернулся в отель и извинился перед матерью за опоздание к обеду, но все дело в том, что он никогда не относился к числу тех, кто их беспрекословно соблюдает. И если он не может сжимать Кэролайн в объятиях, мокрую и трепещущую от желания, то хотел бы по крайней мере получить объяснение, почему она не пришла.

Он уже подходил к ее дому, незаметный среди прогуливающейся публики, когда передняя дверь распахнулась, выпустив стайку оживленно щебечущих дам. Дэвид различил высокую фигуру Кэролайн и узнал, как ему показалось, ее белокурую сестру, но остальные женщины, столпившиеся на крыльце, были ему незнакомы.

Его ушей достиг голос, похожий на голос Кэролайн, но более высокий и принадлежавший даме в черном:

– Значит, договорилась. Мы ждем вас завтра, около полудня, на следующую примерку Кэролайн, мадам Боклер.

– Мы приложим все усилия, чтобы закончить платье к указанному сроку.

Взгляд Дэвида устремился на лицо Кэролайн. С ее губ не слетело ни звука. Никаких попыток перенести примерку на другое время, никаких упоминаний о том, что у нее уже назначена встреча. Более того, она согласно кивнула.

В глазах Дэвида потемнело.

Глубоко уязвленный, он резко отвернулся, хотя и понимал всю неразумность своей реакции. Его пальцы сжались в кулаки, и если бы Бренсон или Дермот проходили мимо, ему пришлось бы приложить усилия, чтобы удержаться от драки. Будь он в Мореге, отправился бы с друзьями пропустить пару-тройку пинт в местном трактире, но, увы, здесь не Шотландия.

И его единственный друг в Брайтоне только что отверг его.

Дэвид заставил себя повернуть к центру города, где располагался «Бедфорд» с его вышколенной прислугой, к матери, ожидавшей его к обеду, и, если повезет, к прежней вменяемости. Он целеустремленно шагал, обходя отдельных прохожих, семейные группы и счастливые, смеющиеся пары, и все это время кипел от негодования.

И это та самая девушка, которая однажды сказала ему, что самое важное в жизни – это всегда выполнять обещание. Сегодня Кэролайн поцеловала его, убедила согласиться на ее возмутительное предложение и пообещала встретиться с ним в бухте. А потом не пришла, причем не по какой-то веской причине: как, например, высадка военного флота Франции или эпидемия оспы, – а всего лишь… из-за примерки платья.

Он не мог понять лишь одного: почему это тревожит его до такой степени.

Глава 22

Хотя Кэролайн сказала себе, что сомкнет глаза только на минутку, когда проснулась, уже светало и сквозь кружевные занавески ее спальни сочился серый свет. Она резко села и скатилась с постели, сыпля проклятиями.

Было утро пятницы. Вчера она собиралась послать Дэвиду записку с извинениями за пропущенную встречу, но заснула: видимо, сказались две предыдущие ночи, когда она ложилась позже обычного. Она смутно помнила, как Пенелопа и Бесс помогли ей раздеться и уложили в постель.

А потом… просто отключилась и проспала несколько часов даже без своих обычных сновидений. А это означало, что она не только нарушила обещание, данное вчера Дэвиду, но даже не удосужилась прислать записку с объяснениями.

Ей нужно срочно исправить это упущение и отправить записку в «Бедфорд», пока не проснулась мать и прежде чем Брайтон начнет пробуждаться. У них осталось только три дня для тренировок, и она отчаянно нуждалась в каждом из них.

Тихо, как мышка, Кэролайн открыла дверцу гардероба и помедлила, коснувшись лавандового платья, лиф которого все еще ждал рук Бесс, способных творить чудеса в стирке. Значит, придется надеть голубое, которое было на ней вчера. Но, пробежавшись глазами по скудному содержимому гардероба, она обнаружила, что желтое платье Пенелопы отсутствует. Озадаченная, она повернула голову к постели сестры и ощутила первые признаки беспокойства.

Постель Пенелопы была не просто пуста, а еще и не смята. На подушке отсутствует вмятина от головы, на покрывале – ни одной складки.

Кэролайн задумалась, роясь в памяти. Вчера она тоже проснулась в одиночестве и сочла странным, что, когда Пен появилась, на ней было то же платье, что накануне в павильоне. Что затеяла ее послушная сестра?

Раздосадованная нежеланным промедлением, она подошла к окну и отдернула кружевную занавеску. Рассвет только начал теснить мрак, и сквозь стекло можно было видеть лишь смутные контуры галечного пляжа и океан с белыми гребешками волн.

– Где тебя носит, Пен? – пробормотала Кэролайн.

Исчезновение сестры просто не имело смысла. Из них двоих Пенелопа была образцовой дочерью, которая никогда не нарушала общепринятых правил и, в отличие от Кэролайн, которая не умещалась ни в какие рамки, не встречалась с джентльменами при лунном свете.

Отвернувшись от окна, она оглядела комнату в поисках улик, но не обнаружила ничего обнадеживающего, кроме тетради Пенелопы, лежавшей на прикроватном столике. Кэролайн помедлила, поглаживая обложку из тисненой кожи. Никогда прежде она не посягала на личную жизнь сестры, но беспокойство оказалось сильнее щепетильности.

Кэролайн зажгла лампу и открыла тетрадь на последней странице, не желая совать нос в секреты сестры больше, чем необходимо, но, просмотрев последнюю страницу, затем предпоследнюю, а потом еще одну, пришла в полное недоумение. Вопреки ее ожиданиям, в тетради не обнаружилось ни тайных чаяний Пенелопы, ни поэтической чепухи о цвете глаз некоего джентльмена: здесь были заметки о ней, сделанные аккуратным почерком, и касались эти заметки самых заурядных светских событий, какие только можно представить.

«20 июля. Кэролайн гуляла по набережной с мистером Бренсоном, а вечером танцевала с десятью разными партнерами.

21 июля. Кэролайн принимала морскую ванну. По возвращении выглядела раскрасневшейся и взъерошенной, но дерьмом не пахла. Примечание: спросить ее, каково это – находиться внутри купальни.

Сегодня мы с Кэролайн получили приглашение на бал к Треверстейнам. Заказаны новые платья».

Кэролайн перечитала записи, еще более озадаченная. Вряд ли она найдет указания на местонахождение Пенелопы на этих страницах: похоже, только ее собственные приходы и уходы заслуживали внимания сестры, что вообще не имело смысла.

Звук открывающейся двери вывел Кэролайн из задумчивости, и она подскочила, как пятилетний ребенок, застигнутый за кражей пирожков из кладовки. В дверях стояла Пенелопа с туфлями в руке.

– Что ты д-делаешь с моим дневником?

Кэролайн захлопнула тетрадь с виноватым видом.

– Я… просто… – Она раздосадованно вздохнула, признавая, что попалась. – Где ты была?

Пенелопа вошла внутрь, бросив туфли у двери.

– Я не могла заснуть и решила прогуляться. – Она пересекла комнату и, забрав тетрадь у Кэролайн, прежде чем убрать ее в ящик прикроватной тумбочки: – Но ты н-не ответила на мой вопрос.

Небо за окном посветлело, окрасившись розовыми сполохами на горизонте. Время послать записку Дэвиду ускользало, но беспокойство за сестру удерживало Кэролайн в комнате.

– Странное время для прогулок: едва рассвело.

Пенелопа повернулась к ней лицом, блеснув голубыми глазами в свете лампы.

– Не тебе делать мне замечания по поводу прогулок.

Она села на постель и принялась отстегивать чулки от подвязок.

Эта колкость вывела Кэролайн из оцепенения, и она заявила, скрестив руки на груди с величественным видом:

– Если ты вообще ложилась в постель этой ночью, тогда я лесная фея. С кем ты встречаешься? И почему считаешь нужным делать это под покровом темноты, вместо того чтобы пригласить своего поклонника домой, как полагается?

Пенелопа вспыхнула, но все же ответила, хоть и с виноватым видом:

– Это… мистер Гамильтон. Но мы только р-разговаривали.

Кэролайн опешила: зависти к Пенелопе из-за нескольких украдкой проведенных с джентльменом минут не было, но Пен ускользнула из дому посреди ночи, чтобы встретиться с мужчиной, который публично объявил о своем намерении ухаживать за ее сестрой.

– Тебе не кажется, что это выставляет мистера Гамильтона не в лучшем свете? – осведомилась она. Оставалось только надеяться, что Пенелопа только прогуливалась в его обществе, а не занималась чем-нибудь недозволенным. Молодой человек явно не заслуживал доверия, учитывая, что играл с чувствами их обеих, хотя, надо признать, она сама не питала к нему каких-либо чувств.

Пенелопа встала и начала раздеваться, подавив зевок.

– Он вполне приличный человек, Кэролайн. Не отметай его с ходу. Конечно, у него не такие ровные зубы, как у мистера Адамса, и его семья не столь влиятельна, как у мистера Дафингтона, но он лучше мистера Бренсона, тебе не кажется?

– Пожалуй, – пробормотала Кэролайн, присев на край постели сестры, облачившейся в ночную рубашку.

Пенелопа только что вернулась с тайного свидания с мистером Гамильтоном, а теперь толкает Кэролайн в его объятия? Определенно ей все это не нравится. Но что она может сделать? Не говорить же матери… В конце концов, Пен всегда хранила ее секреты и не раз прикрывала длительные отлучки. Пожалуй, придется задержаться и постараться выяснить, что происходит. Судя по всему, Пен во что-то ввязалась, но Кэролайн обещала отцу, что позаботится о семье.

Но тогда она не успеет предупредить Дэвида. За окном рассвело, и через кружевные занавески лился свет, падая на все еще заправленную постель Пенелопы. Что бы ни увело сестру из дома, она вернулась, живая и невредимая, а расспросы могут подождать. В ее распоряжении максимум полчаса, пока домочадцы не начали пробуждаться, а она еще даже не одета. С каждой секундой солнце все выше поднималось над горизонтом, и любые попытки послать Дэвиду записку, чтобы объяснить и дать знать, что она готова встретиться с ним в бухте в два часа дня, становились все более компрометирующими.

И все же придется постараться, иначе он подумает, что она нарушает их договоренность второй день подряд.

– Пен… – начала она, но вдруг увидела матушку, зашедшую в спальню через открытую дверь.

Кэролайн изумленно уставилась на нее, не в состоянии вспомнить, когда мать в последний раз вставала раньше восьми утра.

– Вы обе уже должны быть одеты! – воскликнула миссис Толбертсон, хотя сама все еще была в ночной рубашке и халате, и оглядела дочерей, словно королева, решавшая, какую из крестьянок выпороть. – Дорога каждая минута, чтобы успеть подготовиться.