Лето возлюбленных Маккуистон Дженнифер

Глава 31

Кэролайн разбудил огорченный голос матери, доносившийся с лестницы через открытую дверь спальни. Из окна лился яркий дневной свет, падая на постель Пенелопы, где, судя по всему, опять никто не спал. Знакомая картина, не заслуживающая, чтобы просыпаться в такую рань, пусть и в понедельник.

Кэролайн повернулась на бок, гадая, что могло опечалить мать. Может, мистер Дермот явился с утра пораньше, чтобы расторгнуть помолвку? Кэролайн ожидала чего-то в этом роде, учитывая вчерашние приключения в бухте и реакцию ее жениха. Впрочем, поскольку она даже не знала о помолвке, вряд ли это могло объяснить ее расстроенные чувства.

Кэролайн крепко зажмурилась, не желая просыпаться, когда кто-то громко прочистил горло чуть ли не у нее над ухом. Распахнув глаза, она увидела Бесс, которая стояла на пороге, сжимая в пальцах что-то похожее на предмет одежды из темной ткани.

Кэролайн удивленно моргнула, глядя на раскрасневшееся лицо горничной и гадая, что привело ту в такое негодование.

Бесс покачала головой, помахав своим трофеем.

– Вы не могли бы объяснить, что делает мужской сюртук у вас под матрасом, мисс Кэролайн? Я обнаружила его вчера, когда меняла ваше постельное белье.

Кэролайн села на постели, наконец проснувшись настолько, чтобы почувствовать страх.

– Поэтому мама так расстроена? – Она совсем забыла про верхнюю часть вечернего костюма Дэвида.

Какая досада!

На ее месте Пенелопа наверняка придумала бы правдоподобное объяснение, но она не Пенелопа. И у нее есть более серьезные причины для беспокойства, чем забытый под матрасом сюртук Дэвида.

Бесс раздраженно цокнула языком и буркнула, бросив сюртук на постель Кэролайн:

– Откуда мне знать, что расстроило вашу матушку на этот раз? Наверное, ваша сестра снова потратила деньги на газету или что-нибудь еще в этом роде. Так и быть, я не скажу миссис Тилбертсон об этом, учитывая, что она и без того свирепствует сегодня утром. Но вот что я скажу вам, мисс Кэролайн: это просто безобразие, что вы начали носить мужскую одежду. И мой вам совет: не надо одеваться как мужчина. Это прямой путь в Бедлам, если вас интересует мое мнение.

Кэролайн проглотила потрясенный смешок, глядя вслед горничной, деловито поспешившей прочь по коридору. Ах если бы все было так просто!

Платье с узором из цветков лаванды, которое было на ней вчера, еще не высохло после морских купаний, и Кэролайн надела свое старое голубое платье, поскольку новые еще не прибыли от мадам Боклер, умылась и, закрутив волосы в тугой узел на затылке, пошла вниз, чтобы предстать наконец перед матерью.

– Как ты могла! – запричитала миссис Толбертсон, потрясая свежей газетой, даже раньше, чем Кэролайн заняла свое место за столом. – Здесь все описано. Ты плавала как мужчина. Мало того, как иностранец! – Она обмякла на стуле, уставившись на Кэролайн с таким видом, словно у той вдруг выросли две головы. – Что бы сказал твой бедный отец, если бы увидел это?

– Думаю, – заметила Пенелопа, невозмутимо соскребая подгоревшую корочку с тоста, – папа гордился бы ею. Она спасла жизнь ребенку и, похоже, поспособствовала популярности газеты.

Кэролайн прищурилась, глядя на сестру. Постоянные отлучки, поздние возвращения, тщательные записи, внезапный интерес к светской компании – все обретало смысл.

– Пен, – медленно произнесла она, пока ее мозг лихорадочно работал, приходя к неизбежному выводу. – Ты, случайно, не пишешь для светской хроники «Брайтон газет»?

Пенелопа улыбнулась, невинно распахнув голубые глаза.

– Конечно, нет.

Кэролайн обескураженно молчала. В таком случае у нее нет объяснения любопытным событиям, случившимся в последнее время. Если это не мистер Гамильтон и не Пенелопа…

– Правда, это не означает, что я не писала, – добавила Пен с лукавым видом, снова занявшись своим тостом. – Но что касается вчерашнего происшествия, то, когда я появилась в редакции с историей о спасении ребенка, они решили опубликовать ее на первой полосе, а меня зачислили в штат в качестве журналиста.

– Значит, это ты назвала папину бухту скрытой жемчужиной? – полуутвердительно спросила Кэролайн, не зная, что делать: гордиться достижениями сестры или возмущаться предательством. – Из-за этой статьи мог утонуть ребенок! – Ее глаза обожгло слезами. Как она сможет жить дальше, лишившись столь важной части своего мира? Уединенная бухта была единственным местом, где она могла плавать.

Пенелопа положила свой тост на тарелку и сделала глубокий вдох.

– Мне очень жаль, что так вышло. Это не входило в мои намерения, просто мне была нужна драматическая история, чтобы отвлечь внимание публики от тебя, иначе это могло вызвать подозрения.

– Какие подозрения? – поинтересовалась Кэролайн, все еще не в силах смириться с мыслью, что она больше не сможет плавать в бухте. – И откуда ты узнала о предложении мистера Дафингтона? Я ведь не успела поделиться с тобой этой новостью.

– Подозрения? Относительно меня, конечно. Признаюсь, я использовала свои связи в газете, чтобы помочь городу увидеть, какая ты особенная. А еще подслушала, как мистер Дафингтон сказал мисс Бакстер, что готов сделать тебе предложение. – Пенелопа вспыхнула: то ли из-за признания, что не брезгует подслушиванием в своем репортерском рвении, то ли потому, что пыталась повлиять на судьбу Кэролайн. – В этом нет ничего предосудительного, уверяю тебя.

Кэролайн молча взирала на сестру. Почему с ней так поступают? Вначале ее предал Дэвид, введя в заблуждение джентльменов, приехавших в Брайтон на лето, а теперь Пен пытается манипулировать их интересами.

Вот только – и это главное – Пенелопа любит ее. Хотя ее методы оставляли желать лучшего, Кэролайн не сомневалась в мотивах сестры. За стараниями Пенелопы быть полезной стояла любовь. Но они настолько пересекались с действиями Дэвида, что мысли Кэролайн устремились в новое русло.

Вчера она обвинила его в распространении небылиц о ней, полагая, что возобновившийся интерес Дермота был вызван исключительно характеристикой, которую дал ей Дэвид. Но теперь она знала, что Пенелопа тоже поработала в этом направлении. Если горожане так подвержены внушению, при чем здесь Дэвид? Пожалуй, она была слишком строга к нему.

Не то чтобы это имело значение теперь: она подожгла этот мост сама, и пути назад нет.

– Я сожалею о твоей бухте, Кэролайн. Просто… я не подумала, как эта статья может отразиться на тебе. – Пенелопа вздохнула. – Я ужасная эгоистка, да?

Горло Кэролайн сжалось.

– Все в порядке, Пен. Кто-нибудь обнаружил бы ее в конечном итоге. – Несмотря на шок, она не могла не признать, что потеря бухты еще не конец света. В конце концов, увлечение плаванием не единственное, что составляет ее жизнь. Это лето показало, что она представляет собой нечто большее, чем чудаковатая особа, которая чувствует себя лучше в океане, чем в светской гостиной, и которая возбуждает насмешки среди публики, съезжающейся в Брайтон на лето. Как выяснилось, она может быть привлекательной и желанной, оставаясь самой собой.

И Дэвид помог ей увидеть это, даже если не понимает этого.

– Ты сама напомнила мне про этот п-пляж, – добавила Пенелопа, взяв свой тост. – Я даже не представляла, что ты тайком сбегаешь из дому, чтобы п-поплавать в таком опасном месте.

С губ их матери сорвался очередной страдальческий вопль.

– Ты сбегала из дому, чтобы плавать, Кэролайн? А Пенелопа печатается в «Брайтон газет»? – Ее губы дрожали. – Иногда мне кажется, что вы пытаетесь помешать всем моим усилиям выполнить обещание, которое я дала вашему отцу.

Кэролайн и Пенелопа резко повернулись к матери и воскликнули в унисон, устремив на нее удивленные взгляды:

– Что?

Миссис Толбертсон изящно промокнула повлажневшие глаза.

– Во всяком случае, как я это понимаю. Я старалась воспитать вас как истинных леди. Но посмотрите, как все обернулось. О тебе пишут в газете, Кэролайн. Не в светской хронике, что, должна признать, могло бы сработать, а на первой странице под броским заголовком. А Пенелопа, – она махнула в ее сторону, – не придумала ничего лучше, чем опубликовать там свидетельство твоей нескромности, на потребу всего Брайтона.

– Я спасла ребенка, – сухо заметила Кэролайн.

– Я знаю, – огрызнулась мать, – читала статью Пенелопы. – Последние слова она едва ли не прошипела, словно то, что новость вышла из-под пера ее дочери, было страшной тайной.

– Тебя послушать, так я совершила что-то предосудительное. Неужели ты предпочла бы, чтобы этот малыш утонул?

– Нет, – покачала головой миссис Толбертсон. – Конечно, нет. Это был христианский поступок. Но разве ты не понимаешь, чем я расстроена? Дело не только в том, что вчера ты плавала на глазах у половины Брайтона. Оказывается, ты занималась этим долгие годы, скрывая от меня. И Пенелопа, с ее секретами, ничуть не лучше! – Она поднесла дрожащую руку к виску. – Ваш отец перевернулся бы в могиле, если бы мог представить истинные размеры неудачи, которая постигла меня при попытке выполнить данное ему обещание. В этом я не сомневаюсь.

Кэролайн стиснула зубы.

– О чем именно папа просил тебя?

– Он просил позаботиться о вас в тот ужасный день, когда лежал на смертном одре. – Мать испустила прерывистый вздох. – Как мне его не хватает.

Стул Пенелопы скрипнул, отодвинутый от стола.

– Н-но… я обещала папе позаботиться о вас обеих.

– Каким образом, дорогая? – Миссис Толбертсон покачала головой. – Ты была совсем ребенком.

– Тем не менее он попросил меня. И когда ты поведала о состоянии наших финансов, я поняла, что должна что-то предпринять. Как раз тогда я познакомилась с мистером Гамильтоном. Он упомянул о вакансии в газете, и я подумала, что могла бы обеспечить нам небольшой доход, взявшись за эту работу. Я была счастлива, что наконец нашла способ помочь семье и выполнить папину м-м-мечту. – Она помедлила, прежде чем добавить с виноватым видом: – А также выполнить свою собственную мечту, конечно. Я хотела писать для «Брайтон газет» с детства. Папа всегда говорил мне, что я могу многого добиться, если постараюсь.

Кэролайн потрясенно молчала, откинувшись на спинку стула. Все эти десять лет она считала себя единственной, кто должен спасать семью, но, оказывается, отец возложил это бремя не только на нее: позаботился, чтобы каждая из них приглядывала за остальными.

– С меня он взял такое же обещание, – произнесла она задумчиво. – Я думала, что выполню его, если удачно выйду замуж.

Мать поднесла руку к горлу:

– Так вот почему ты так стремилась принять предложение от одного из этих молодых людей?

Кэролайн кивнула, ощущая тупую пульсацию в голове: то ли из-за утренних откровений, то ли из-за ее собственных сожалений.

– Более того: вчера я приняла предложение мистера Дермота.

– Но п-почему? – Пенелопа. – Ведь ты его не любишь!

– Потому что я не видела другого выхода. – Хотя едва ли это правда. Не было никакой нужды спешить. Она могла тянуть с ответом несколько дней. Но ее гордость, задетая тем, что Дэвид отверг ее, подтолкнула ее к этому поспешному решению.

Пенелопа устремила на нее испытующий взгляд.

– А как же твои чувства к мистеру Кэмерону?

– Я ему не нужна. – Почему-то, произнесенная вслух, эта истина становилась более осязаемой, что делало ее еще мучительнее. Она переплела пальцы на коленях. – А значит, остается Дермот или никто.

– Тогда не выбирай никого, – заявила Пенелопа. – Тебе не нужно выходить замуж. У меня теперь есть работа. Мы больше не нуждаемся в том, чтобы ты жертвовала собой ради нас.

Кэролайн вздохнула. Последние несколько дней она пребывала в уверенности, что ей нужно принести эту жертву ради благополучия семьи, и теперь было трудно осознать, что это не так.

– Деньги не единственная причина, по которой я хотела выйти замуж, – призналась она. – Мне давно пора иметь мужа и детей.

Дело лишь в том, что замуж она хочет не абы за кого, а за конкретного мужчину – мужчину, с которым чувствовала бы себя желанной и который заставил бы ее забыть о фигурах танца.

Но этот мужчина не горел желанием видеть ее своей женой.

– Если я разорву помолвку, это не останется без последствий. Вчера я рассказала мистеру Дафингтону и мистеру Бренсону о своем решении, а они расскажут другим. – Кэролайн покачала головой, сознавая, что трусит испытывать судьбу. – Я почти уверена, что если пойду на попятную сейчас, то больше никогда не получу предложения.

Миссис Толбертсон подалась вперед, опираясь ладонями о стол.

– Бывают вещи похуже, чем остаться старой девой, Кэролайн Ребекка Толбертсон. И одна из них – выйти замуж за неподходящего мужчину.

– Ты имеешь в виду свой брак с папой? – произнесла Кэролайн, ощущая стеснение в груди. – Ты очень сильно сожалеешь об этом?

Миссис Толбертсон ощетинилась под своим черным бомбазином.

– Что за чушь? Я сделала правильный выбор, выйдя за твоего отца, и никогда не сожалела об этом. – Она сузила глаза, глядя на дочь через стол. – Пожалуй, мне надо посетить сегодняшние соревнования.

– Ты… ты пойдешь туда? – Кэролайн изумленно уставилась на мать, попытавшись вспомнить, когда она в последний раз покидала дом по собственному желанию, но безуспешно.

– Я еще не имела удовольствия познакомиться с мистером Кэмероном, о котором говорила Пенелопа, и мне хотелось бы составить собственное мнение относительно того, делаешь ли ты ошибку, принимая предложение мистера Дермота. Может, у нас с твоим отцом не было особого достатка, но зато были любовь и уважение. И это то, чего, я знаю, он желал бы для тебя.

В связи с соревнованиями по плаванию купальня Крик-Бэт-Хаус была закрыта на весь день, и поэтому Дэвид не смог ничего придумать, чтобы отговорить свою мать, когда она высказала пожелание сходить на набережную и посмотреть на пловцов.

Он проводил ее на берег, где уже собралась полная энтузиазма толпа, кружившаяся вокруг них, как листья, подхваченные порывом ветра. За одну ночь степенный курортный город превратился в подобие ярмарки, открывшейся по случаю прибытия цирка. Вдоль набережной выстроились лотки с едой. Резкие крики торговцев смешивались с запахами мясных пирогов и жареной рыбы. Вдоль широкой полосы пляжа были расставлены ряды складных стульев. Остальное пространство заполняли приезжие из Лондона, нашествие которых так пугало Кэролайн. Они прибывали целыми группами, заполняя воздух своей простонародной речью, резко контрастировавшей с мягким говором местных жителей.

Когда они приблизились к участку пляжа, где зрители могли следить за соревнованиями сидя, на баронессу внезапно напал приступ кашля. Придерживая ее хрупкое тело, которое ходило ходуном в его руках, Дэвид снова задался вопросом, насколько разумно подвергать слабеющие легкие матери воздействию влажного воздуха.

– Пожалуй, нам лучше вернуться в отель, матушка, – предложил он, встревоженный.

– Я ничего не увижу из окна номера, – возразила она, покачав головой. – Нет, давай останемся. В газете писали, что это событие нельзя пропустить.

– Ты слишком больна для подобных усилий, – покачал он головой. – Доктора говорят…

– Доктора озабочены состоянием моих легких, – с легким присвистом перебила его мать. – А меня больше волнует состояние моего мозга.

Дэвид склонил голову набок, глядя на свою миниатюрную, но решительную матушку. Она казалась почти прозрачной, хотя менее упрямой от этого не стала. Собственно, он подозревал, что с ней было бы гораздо проще управляться, если бы проблемы проистекали от ее ума.

– С состоянием твоего мозга все в порядке, насколько я могу судить.

– Если я умственно здорова, то только потому, что отказываюсь жить в прошлом, цепляясь за рекомендации врачей. Я не просила ни этой беды, ни этого жуткого диагноза, но отказываюсь вести образ жизни затворницы, лишая себя всех радостей. – Она устремила на него проницательный взгляд. – Не стоит прятаться, лелея старые раны. Запомни это.

Дэвид резко втянул воздух, пораженный ее неожиданной интуицией.

– К чему было это замечание? – Он подвел мать к пустому стулу, согнав пару чаек, устроивших там подобие насеста. – Я не болен и не ранен.

– Возможно, физически. Но с той злосчастной истории с Элизабет Рамзи ты живешь вполсилы. Не думай, что мы с отцом ничего не замечаем.

Дыхание Дэвида оборвалось, а вместе с ним ропот толпы и отдаленный шум прибоя, оставшись за пределами его внутреннего горизонта. За все одиннадцать лет, минувшие с того дня, мать никогда не поднимала эту тему, хотя он всегда подозревал, что, как и все остальные обитатели Морега, считает его виновным в смерти Элизабет.

Почему она заговорила об этом сейчас?

Длинные пальцы матери обхватили его внезапно увлажнившееся запястье.

– Ты замечательный сын, Дэвид, и настоящий мужчина: вот вчера спас целую семью, рискуя собственной жизнью.

Дэвид отпрянул, словно его хрупкая как тростинка мать врезала ему кулаком в живот как заправский боксер.

– Откуда ты знаешь? – Он приложил определенные усилия, чтобы до нее ничего не дошло, не желая подвергать лишним волнениям.

Ее пальцы крепче сжали его запястье.

– Это было на первой странице местной газеты. Может, мои легкие и слабеют, но, уверяю, зрение все такое же острое, как раньше.

– Это не я один… Любой на моем месте…

– Не любой. – Она покачала головой, отпустив его запястье. – И если верить газете, никто не последовал твоему примеру, кроме той девушки, мисс Кэролайн Толбертсон. – Мать опустилась на стул со вздохом облегчения. – Просто ты, кажется, до сих пор не способен видеть то, что все остальные всегда знали. Мужчина, который бросился вчера в воду, чтобы спасти эту несчастную семью, все тот же, что был и в истории с Элизабет. У тебя доброе сердце, Дэвид, и, будь хоть малейшая возможность спасти ее, у меня нет и тени сомнений, что ты бы это сделал.

В горле Дэвида образовался тугой ком, и он выдержал паузу, расправляя одеяло вокруг ног матери.

– У меня была такая возможность, мама, но я предпочел более простой выход.

Миссис Кэмерон покачала головой.

– Я знаю, что она отвергла твое предложение. И мне известно кое-что еще, о чем ты не знаешь. Она начала кокетничать с Джеймсом Маккензи даже раньше, чем ты успел уехать из города.

Дэвид резко втянул воздух. Ходили слухи, что в те последние дни Элизабет обратилась за утешением к его лучшему другу, Джеймсу Маккензи. Дэвид вынес это из разговоров, которые гуляли по Морегу как ветер с нагорья, но всегда думал, что это он толкнул Элизабет в объятия Джеймса, не подозревая, что она сделала это по собственному желанию.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил он.

– От его матери. Тебе, наверное, известно, что недавно Джеймс помирился со своими родственниками и прояснил некоторые факты, связанные с той историей. – Она затенила глаза ладонью, устремив взгляд на горизонт, словно речь шла о чем-то обыденном, а не о самом драматическом событии в жизни ее сына. – Подумать только, какое ужасное решение приняла эта девушка. Эгоистичное, я бы сказала. Она могла бы обратиться к нам, мы с радостью позаботились бы о ее благополучии.

Ее рука медленно опустилась, и он увидел слезы у нее на глазах.

– Нам это тоже причинило боль. Ведь это был наш внук. Ты не желал говорить об этом, и мы могли только наблюдать за твоими страданиями и надеяться, что время вылечит всех нас.

Дэвид сделал вид, что поправляет уголок одеяла, не зная, что сказать. Неудивительно, что его мать так одержима идеей увидеть его женатым и подержать на руках светловолосого внука. До этого момента ему не приходило в голову, что она, возможно, тоже переживает собственную утрату.

– Я не сознавал, что ты так много знаешь о случившемся с Элизабет.

– Ну, пока ты был в армии, мы с твоим отцом тоже не сознавали, как сильно повлияла на тебя та история. Но когда ты вернулся в Морег, стало ясно, что ты все еще живешь в тени прошлого. Мы оба решили, что тебе нужен небольшой толчок, чтобы снова начать жить. – Она поерзала на сиденье, но отказалась от его помощи, когда он попытался отрегулировать спинку ее стула. – Эта поездка задумана не только ради меня, но и ради тебя, как ты, полагаю, догадался.

Губы Дэвида сжались. Он подозревал, конечно, что за его спиной плетется какой-то заговор, но предполагал, что поездка в Брайтон затеяна, чтобы помочь ему найти жену, а не излечить его душу. Теперь настойчивость матери в выборе пункта назначения обрела больший смысл. Она знала, что его полк стоял поблизости от Брайтона, и, должно быть, рассчитывала, что география сыграет роль в его переосмысливании прошлого.

Дэвид с усилием сглотнул, протолкнув благодарность, которая комом застряла в горле, на более подходящее место в глубине груди. До этого момента он, в сущности, не сознавал свою потребность в прощении, как и решимость матери предоставить его ему.

– Спасибо.

Она протянула худенькую руку и снова сжала его пальцы.

– Ты провел десять лет в армии, жертвуя собой во имя Господа и отечества. Какие бы ошибки ты ни совершил в юности, какую бы роль ни сыграла во всем Элизабет, тебе не кажется, что пришла пора простить? А если не простить, то хотя бы двинуться дальше?

Дэвид испустил долгий прерывистый вздох. У него было такое ощущение, словно мать взялась за свободный конец клубка и потянула, и тот начал распутываться. Едва ли он мог отрицать, что, если бы письмо Элизабет пришло раньше, он мигом вернулся бы в Морег, невзирая на возможные последствия и недовольство начальства.

– Я могу лишь пообещать, что постараюсь.

Понимание матерью тех событий и факты, которые она сообщила, уже изменили его представление о том дне. Его прошлое и будущее безболезненно срослись, словно всегда подходили друг другу, а он был слишком рассеян, чтобы понять это.

Стоило Дэвиду позволить себе думать о будущем – что было непросто после одиннадцати лет самобичевания, – как его мысли устремились в одном направлении.

Ему нужна Кэролайн. И пропади все пропадом: вопреки здравому смыслу и логике, она тоже нуждается в нем. Она знает, что он собой представляет, выслушала его признание, приняла его прошлое и тем не менее предложила ему свою любовь.

Но он отверг ее, а теперь слишком поздно. Он сам подтолкнул ее к Дермоту, поторопив с решением, и скорее всего следующие одиннадцать лет проведет, скорбя о потере Кэролайн.

Баронесса окинула взглядом публику, толпившуюся на берегу.

– Кстати, если верить светской хронике, с тех пор как мы прибыли в Брайтон, ты познакомился с двумя прелестными молодыми дамами. Это не мисс Бакстер вон там? – Она указала на рыжеволосую девушку, прогуливающуюся на некотором расстоянии от них с крохотной собачкой в руках. – Тебе следовало бы подойти и поздороваться. Вдруг из этого что-нибудь получится.

– Не уверен… – начал Дэвид, но замолк на полуслове: вообще-то он вполне уверен, что ничего не получится.

У него нет никаких видов на мисс Бакстер, при всей ее привлекательности.

– Мисс Бакстер меня в этом смысле не интересует.

– Хм. А как насчет мисс Толбертсон, о которой я так много читала в газете? – Она вытянула шею, озирая толпу. – Не представляю, как она выглядит. Как ты думаешь, она будет участвовать в заплыве сегодня? В «Брайтон газет» ей дали довольно скандальное описание.

Дэвид чуть не поперхнулся от удивления.

– Думаю, она будет здесь, но по правилам соревнований женщины не допускаются к участию. – Он помедлил, прежде чем добавить: – Кэролайн научила меня своему необычному стилю плавания. Я намерен воспользоваться им в сегодняшнем заплыве.

Ее проницательные глаза скрестились с его взглядом.

– И когда ты собирался сказать мне, что участвуешь в соревнованиях?

– Вообще-то я надеялся, что ты будешь занята своими ежедневными процедурами. Должен предупредить, что, если я выиграю сегодня, половина приза достанется Кэролайн.

Глаза матери вспыхнули.

– Интересно, как отнесутся к этому ее поклонники? Если верить светской хронике, ее завалили брачными предложениями. Она приняла какое-нибудь из них?

– Да. – У Дэвида было такое чувство, словно мать нашла открытую рану и тычет в нее пальцем, чтобы посмотреть, что из этого получится. – Но меня не волнует, что подумают ее поклонники. Если я выиграю сегодня, это будет ее заслуга.

– О-о. – Последовала пауза, а затем глаза матери сузились. – Она хорошенькая?

Дэвид вздохнул.

– Пожалуй. Во всяком случае, с точки зрения некоторых мужчин. – И он числил себя среди этой немногочисленной, но разборчивой группы. – Но это не имеет значения. Она выходит замуж.

– Что ж, – сказала баронесса, откинувшись на спинку стула и поправив поля шляпки, чтобы прикрыть глаза от солнца. – Если она научила тебя плавать хотя бы вполовину так хорошо, как она, по утверждению газеты, танцует, полагаю, эти соревнования надолго запомнятся.

Глава 32

Кэролайн наконец нашла три свободных стула поближе к воде и махнула матери и сестре, подзывая их к себе. Королева Виктория так и не объявилась в Брайтоне – еще одно доказательство, что мисс Бакстер нельзя доверять, – зато ее подданные, казалось, прибыли в город в полном составе. Дамы в модных платьях и мужчины в элегантных костюмах потели на ярком утреннем солнце, заполнив ряды стульев, и Кэролайн пришлось даже кого-то из джентльменов оттолкнуть в сторону, чтобы обеспечить места для своей семьи. Впрочем, оно того стоило. С этой позиции открывался отличный вид на последний участок дистанции, где пловцы, обогнув пирс, начинали трудный путь к финишной линии.

Утро было прекрасное, с пушистыми, как комочки ваты, облаками и небом, таким голубым, что в палитре художника не нашлось бы краски, чтобы передать его оттенок. На железных шпилях реяли красные и пурпурные вымпелы, добавляя живости пейзажу. Если бы Кэролайн могла, то любовалась бы им вечно.

Но, как ни старалась, она не могла избавиться от ощущения, что все смотрят на нее.

– Это, случайно, не та девушка из газеты?

– Вы там были? Видели, как она плыла?

Кэролайн не знала, смеяться ей или плакать. Она никогда бы не поверила, что может случиться что-то еще более шокирующее, чем обстоятельства ее первого поцелуя, чтобы переключить внимание отдыхающей публики.

Похоже, она ошибалась.

– Мама, ты уверена, что тебе это не вредно? – спросила Пенелопа, когда их мать уселась на один из складных стульев. – Твоя кожа не привыкла к такому жаркому солнцу.

– Я уже устала повторять, что хочу посмотреть соревнования по плаванию, – отозвалась миссис Толбертсон, расправив юбки и покрутила головой, разглядывая окружающих. – Итак, Пенелопа, как репортер светской колонки, ты, должно быть, пристально наблюдала за большинством присутствующих здесь молодых людей. Не будешь ли так любезна указать тех, кто был не слишком добр к твоей сестре? Пожалуй, я могла бы обменяться парой слов с их родителями.

Кэролайн застонала: как с самого начала и подозревала, их мать выбралась из дому впервые за одиннадцать лет совсем не для того, чтобы посетить соревнования по плаванию, как утверждала.

Пенелопа усмехнулась.

– Ну, мисс Бакстер порой делает ядовитые замечания, хотя, случается, говорит и приятные вещи. Загадочная особа. Н-не могу понять ее.

Словно притянутая словами Пенелопы, мимо проследовала мисс Бакстер. Ее хорошенькое личико пряталось в тени шляпки, поля которой грозили полностью заслонить солнце. В руках она держала белую собачку.

– Вы прелестно выглядите сегодня, мисс Бакстер, – окликнула ее Пенелопа, махая рукой, словно они были лучшими подругами.

Та остановилась и повернулась к ним, переложив собачку из одной руки в другой.

– Вы обе тоже… выглядите довольно мило. – Она подошла ближе и остановилась перед их матерью. – Должно быть, вы миссис Толбертсон. Меня зовут Джулиана Бакстер. – Она выждала секунду, но так и не дождавшись от баронессы никакой реакции, кроме высокомерно приподнятой брови, добавила: – Дочь виконта Эйвери.

Будто только сейчас что-то припомнив, мать изобразила улыбку.

– О, конечно. Насколько я помню, мой отец и ваш дедушка были соседями по комнате в Итоне. Когда-то, во время моего лондонского сезона, я хорошо знала вашего отца. Передайте, пожалуйста, мои соболезнования лорду Эйвери. Мне очень жаль, что я не смогла выбраться в Лондон на похороны вашей матушки.

Мисс Бакстер разинула рот и растерянно заморгала:

– Я… э-э… вы можете сказать ему об этом лично. Он приехал из Лондона на несколько дней.

Миссис Толбертсон кивнула.

– Непременно. Приятно будет возобновить знакомство со старым другом.

В кои-то веки мисс Бакстер лишилась дара речи и даже прикусила губу – самым неизящным образом, – очевидно, пытаясь решить, что это может означать для особы ее общественного положения.

– Мисс Б-Бакстер, – пропела Пенелопа, нарушив неловкое молчание, – знаете, у шерсти вашей собачки точно такой же оттенок, как у вашего платья.

Мисс Бакстер вспыхнула, явно польщенная, хотя, с точки зрения Кэролайн, это был сомнительный комплимент.

– О, спасибо. Я всегда восхищалась окрасом Констанс. – Она потерлась щекой о мех собачки. – Это платье мне сшила мадам Боклер. Не правда ли, она мастерски владеет иглой? Просто удивительно найти такую талантливую портниху в столь маленьком городке, как Брайтон.

Кэролайн прищурилась, задетая пренебрежением, высказанным в адрес ее любимого города, и попыталась придумать достойный ответ, но, при всем желании, не могла найти ни единого недостатка в наряде мисс Бакстер, с перчатками по локоть, широким поясом вокруг тонкой талии и вышивкой из крохотных розочек, украшавшей вырез.

Не то чтобы ей нравились розы: учитывая, что прихожая их дома все еще была заставлена букетами, у нее развилась острая неприязнь к этим цветам, да еще с шипами.

– Боюсь, мы вас задержали, – вмешалась Кэролайн, устав от кривляния мисс Бакстер. – Может, показать вам, где есть свободные места?

Мисс Бакстер задумчиво сморщила носик.

– Вообще-то я хотела вас поздравить. Все только и говорят о вашем обручении с мистером Дермотом. Похоже, вы поразили воображение всего города и без всякой помощи с моей стороны. Немногие в Лондоне могут похвастаться такой известностью.

Кэролайн скрипнула зубами. Мимо ее внимания не прошло, что мужчина, с которым она предположительно обручилась, похоже, теперь избегает ее. Собственно, она могла видеть его поверх плеча мисс Бакстер. Он разогревался неподалеку от стола, где отмечались участники, делая вращательные движения руками наподобие ветряной мельницы. Упражнение имело несчастье подчеркнуть нелепость его бесформенного купального костюма, в который он облачился для соревнований. До начала соревнований оставалось не более получаса, а Дэвида среди собравшихся она еще не видела.

Несколько раздраженная, Кэролайн перевела взгляд на мисс Бакстер, которая, к сожалению, не выказывала намерения покинуть их общество, и поинтересовалась:

– Э-э… спасибо. Это все, чего вы хотели?

Кэролайн подумала, что только хороший толчок поможет делу. Мисс Бакстер между тем задумчиво коснулась губ затянутым в перчатку пальцем и подалась вперед с заговорщическим видом:

– Вообще-то… есть еще одно дело. Видите ли, я пытаюсь решить, верить ли слухам о вашем вчерашнем приключении, учитывая, что это не я имела удовольствие распустить их. Вы действительно плаваете, как мужчина?

Миссис Толбертсон ахнула, пораженная ее наглостью. Язык Кэролайн словно прилип к гортани. Конечно, благодаря броскому заголовку статьи Пенелопы все в городе уже знали о ее талантах по части плавания, но она предпочла бы утонуть, чем обсуждать их с мисс Бакстер.

Но Пенелопу этот неожиданный выпад, похоже, не смутил.

– Это зависит от мужчины, мисс Бакстер.

Глаза рыжеволосой красавицы сузились.

– По моему опыту, правда имеет обыкновение искажаться, когда за описание событий берутся любители. Я бы не рискнула своей репутацией, повторяя подобные сплетни в Лондоне, не увидев все вначале собственными глазами.

Кэролайн наконец обрела голос.

– Как удачно в таком случае, что подобные разговоры не будут блуждать по Лондону.

– Возможно, она устроит небольшую демонстрацию для вас, – заявила Пенелопа. Ее голос прозвучал на удивление ясно, без всяких признаков заикания. – На сегодняшних соревнованиях.

Кэролайн повернулась к сестре, снова на мгновение лишившись дара речи, потом, сглотнув, чтобы промочить пересохшее горло, произнесла:

– В правилах четко сказано, Пен: только джентльмены участвуют.

Губы мисс Бакстер изогнулись в коварной улыбке.

– Мой отец главный спонсор соревнований в этом году: он предоставил половину призовой суммы, – поэтому имеет некоторое влияние на судей.

Желудок Кэролайн скрутился в тугой узел: от надежды или страха – она не знала.