Дождь Забвения Рейнольдс Аластер
На мгновение все замерло, тысячи людей застыли в неестественных, иногда нелепых и неприличных позах. Затем очень медленно, постепенно теряя равновесие, повалились наземь. Совершенно неподвижные тела усеивали улицу, докуда хватало взгляда. Мертвая тишина окутала весь город. Никто не двигался, не дышал. Тела обесцветились, сделались блеклыми, серебристо-серыми.
Стало так тихо. И странным образом прекрасно: великолепный город, лишенный человеческого бремени.
Вдоль улицы задул свежий ветер. Касаясь тел, он вздымал кружащиеся ленты блестящей пыли. Они вились, будто невесомые платки. Улетающая пыль обнажала тела. Вслед за одеждой рассыпалась плоть, открывая блистающие хромом кости, серо-стальную паутину нервов и сухожилий. Ветер усилился, обдирая даже их, сглаживая останки, превращая в абстрактные фигуры, в извилистые дюны. По губам Ожье хлестнуло пылью, остро пахнущей металлом.
Она продолжала кричать – уже бессмысленно. «Серебряный дождь» пришел, и никто не услышал предупреждений. Если б они только послушали… Но какой был бы с того прок? От «серебряного дождя» не спастись…
Вдали послышался ритмичный перестук. Там среди пыльной равнины маячила одинокая фигурка. Маленький барабанщик все еще бил в барабан – и по-прежнему медленно шел к Верити, огибая покрытые пылью кости.
– Верити! – тихо позвал Флойд. – Просыпайся. У тебя кошмар.
Она несколько секунд вырывалась из когтей дурного сна, хотя ей помогал Флойд, осторожно тряся за плечи. Он стоял рядом, глядя в лицо. Сумрак в купе едва рассеивала тусклая лампа.
– Я вернулась в Париж – и начался дождь.
– Да ты кричала так, что стены гнулись!
– Люди меня не послушали. Думали, все уже прошло…
Было холодно. И нательное белье, и простыни намокли от пота.
– Сейчас все нормально, – заверил он. – Ты в безопасности. Всего лишь плохой сон.
Сквозь щель под экраном Ожье видела залитую лунным светом землю. Они с Флойдом все еще ехали в Берлин – утонувший во льду город, где шастали машины-убийцы. Город такой же опасный, как и раскопки подо льдом Парижа. На мгновение Верити поддалась панике. Захотелось сказать Флойду, что нужно немедленно возвращаться. Попутешествовали немножко, и хватит. Но память о кошмаре скоро поблекла, мысли пришли в порядок. Впереди другой Берлин, не знавший Нанокоста и прочей жути Века Забвения. Яркий солнечный Париж, вдруг попавший под смертельный дождь, – лишь сон.
– Они не послушали, – снова пожаловалась она.
– Это всего лишь кошмар, – повторил Флойд. – Ты в безопасности.
– Нет, – ответила она упрямо, еще чувствуя, что сон может вернуться в любую минуту.
Он будто заведенные часы в мозгу. В этом сне к ней идет по лабиринту костей мальчуган с барабаном, шагает с механической точностью к неизбежному финалу.
– Ты в безопасности.
– Нет. Я в опасности. И ты. И все остальные. Венделл, мы должны остановить его. Остановить «дождь».
Понемногу дрожь унялась, Верити оцепенело лежала, позволив мужчине сжимать ее руки, а затем провалилась в беспокойный сон. Там она, словно последнее привидение, бестелесно плыла над усыпанными пылью улицами мертвого города.
В Берлин поезд прибыл к середине утра. Повсюду полоскались нацистские стяги и транспаранты. Роммель и фон Штауффенберг благополучно покинули этот мир – и золотая молодежь решила возродить моду на свастики и марши. Но к символике подошли аккуратно: старую угловатую свастику заменили новой, округлой, смягченной. Большие партийные шишки еще собирали митинги на аэродромах, но берегли свои лучшие речи для крошечных мерцающих телеэкранов. Теперь в любой гостиной зажиточного дома, в любой пивной, кафе, вокзальном баре звучал отголосок Нюрнберга. Поговаривали о намерении освободить шишку номер один, еще томящуюся в Орсэ, и о ее возвращении в рейхстаг на склоне дней, продлеваемых лишь химией.
– Здесь не должно быть так, – сказала Ожье, осмотревшись.
– Твоя правда, – согласился Флойд вполголоса.
До «Хотель ам Зоо» такси довезло очень быстро. Отель на престижном конце Курфюрстендам был отделан дорогим мрамором и хромом, которые содержались в стерильной чистоте. Хорошо, что хоть отель остался прежним. Флойд неплохо его знал, останавливался тут пару-тройку раз с Гретой, когда приезжал по делам в начале пятидесятых. То есть выбор этого отеля был очевиден. Все же, когда Флойд зарегистрировался и отнес жалкую полотняную сумку в свой номер, его обуяло неприятное, но знакомое чувство вины. Будто он сознательно изменил, приведя под крышу дома, где когда-то они с Гретой занимались любовью, другую женщину. Но ведь абсурд же. У него с Гретой – полный ноль, хотя дверь не заперта наглухо. Кто знает, может, в будущем она и приоткроется…
А что касается его и Ожье – ну, это смешно. С чего вообще такой мысли лезть в голову? Просто совместная работа. По расследованию. Ничего личного.
Что c того, что Верити нравится ему? Она красивая, умная, находчивая, интересная (хотя как же, скажите на милость, может быть неинтересной молодая шпионка?), но ведь любой мужчина сказал бы о ней то же самое. Почувствовать симпатию к ней слишком уж легко. Не нужно приглядываться, чтобы увидеть хорошее под поверхностными недостатками, потому что их нет. Разве что манера вести себя с ним, как будто ему не только нельзя знать правду, но он просто не сможет ее понять и принять. Это неприятно. Но интригует еще больше. Ожье – загадка. Так и хочется докопаться до сути. Обнажить, так сказать, истину…
Когда она наконец заснула снова, Флойд долго лежал на нижней койке и смотрел вверх, представляя ее тело, укрытое простыней, и слушая ее дыхание. Интересно, что ей снится сейчас? Он не запал на нее, это точно. Но на такую девушку очень легко запасть. Если позволить себе, конечно.
А если и запасть – что с того? Наверное, мужчины наподобие Венделла Флойда так и валятся к ее ногам, точно осенние листья. Она уже привыкла к хрусту под ногами. С какой стати сногсшибательной Верити Ожье интересоваться потасканным ничтожеством? Неиграющим джазменом, сыщиком, почти неспособным на сыск.
Если бы он не придержал ту открытку, Верити не позволила бы ехать с ней вместе в Берлин.
Поэтому, может, он не такой уж глупец.
– Венделл? – спросила она.
– Что?
– В чем дело?
Он обнаружил, что стоит у окна и смотрит наружу уже минут пять. Напротив, на другой стороне Курфюрстендам, несколько рабочих собирали из стальных штамповок высокий памятник первому восхождению на Эверест. Молодой русский летчик был изображен стоящим на вершине, рука в перчатке поднята – то ли салютуя пролетающему самолету, то ли дерзко бросая вызов потесненному людьми, забытому богу.
– Да вспомнилось кое-что.
Ожье сидела на кровати, сбросив туфли и заложив ногу за ногу, и листала телефонную книгу.
– Твой предыдущий визит сюда?
– Ну да.
– Прости, если я осложнила твои отношения с…
Она замолчала, переписывая найденный номер на лист с гербом отеля.
– Гретой, – договорил за нее Флойд. – Нет, ты ничего не осложнила. Я уверен, она понимает, что к чему.
Ожье посмотрела на него, заложив пальцем страницу, рассеянно прихватив губами шальной локон.
– И что к чему?
– Мы с тобой здесь по делам, и только. И ты даже не хотела, чтобы я сопровождал тебя.
– И она нисколько не ревнует?
– С какой стати?
– Именно. Никаких причин для ревности.
– Мы двое взрослых, ответственных людей, и у нас общее дело в Берлине.
– Ради экономии снявшие один номер на двоих.
– Именно. – Флойд улыбнулся. – Значит, это мы уяснили, и теперь…
– Все замечательно, – подтвердила она и снова уткнулась в телефонную книгу, лизнув палец, чтобы лучше листались тонкие страницы.
– Мне следовало найти другую гостиницу, – заметил Флойд.
– Что?
– Да нет, ничего.
Он повернулся к кровати, и его взгляд чуть задержался на обтянутых чулками щиколотках Ожье. Не самые длинные ноги из виденных им в жизни и не самые изящные, но далеко не самые худшие.
– Флойд? – проговорила она, заметив его взгляд, и он смущенно отвернулся.
– Этот номер что-нибудь дал? – спросил он.
Она уже звонила несколько раз, но он не слушал, глядя в окно. Каждый раз требовалось, чтобы на нужный номер переключали с отельного коммутатора, поэтому Ожье говорила довольно много. Зачаточный немецкий Флойда не позволял понять ее речь хотя бы в общих чертах, так что не имело смысла прислушиваться.
– Ничего, – ответила она. – Я уже пыталась звонить по нему из Парижа и подумала, что проблема с международным соединением.
– Я тоже пробовал и не смог пробиться. Оператор сказал: такое впечатление, будто обрезана линия. Как может столь большая фирма не платить за телефон? Или не нанять работника, чтобы отвечал на звонки?
Ожье позвонила снова. Она говорила на очень хорошем немецком, – по крайней мере, так казалось Флойду.
– Ничего, – сообщила она, закончив. – Линия мертвая. Даже нет сигнала с другого конца. – Она провела ладонью по письму от «Каспар металз», разглаживая складки. – Может, все-таки номер не тот?
– Какой смысл печатать не тот номер на шапке официального письма?
– Не знаю. Может, изменился номер, но осталось много старой бумаги, и рассылающий письма человек использовал ту, к которой привык за много лет.
– Ты проверила раздел предприятий и организаций?
– Там значится этот же номер. Но справочник выглядит старым. Даже не знаю, что теперь делать. В письме есть адрес, но это общий адрес, для корреспонденции, направляемой всей фабрике. Он вряд ли полезен нам. По нему даже нельзя понять, где эта фабрика находится.
– Подожди-ка. Может, нам вовсе не нужно искать контакты с самой фирмой. Достаточно найти человека, пославшего письмо. И поговорить с ним.
– Герр Г. Альтфельд, – прочитала Ожье. – Но ведь он может жить где угодно. И не значиться в телефонной книге.
– А может и значиться. Почему бы не проверить?
Ожье нашла раздел личных телефонов Берлина и вручила Флойду толстую, затертую, изрядно разлохмаченную книгу.
– Ага, вот, – сказал он, полистав. – Много Альтфельдов. Три десятка. Но не так уж много с именем на «Г».
– Мы не знаем, относится ли это «Г» к имени.
– Проверим. Если не выгорит, возьмемся за других Альтфельдов.
– Это займет целую вечность.
– Нет. Это самая обычная работа. Я так добываю хлеб с маслом. Подай-ка ручку, я составлю список самых вероятных кандидатов. А ты пока не закажешь ли кофе? Думаю, утро у нас будет хлопотным.
Глава 22
Ожье поняла, что попала в точку, как только герр Альтфельд ответил. Его властный педантичный голос – похожий на голос типичного директора школы – сразу подтвердил подозрения.
– Альтфельд слушает!
– Герр Альтфельд, я прошу прощения за то, что отнимаю ваше время, а также за мой скверный немецкий. Я пытаюсь отыскать герра Альтфельда, работающего на «Каспар металз»…
Больше Ожье ничего сказать не успела – на другом конце положили трубку.
– Что случилось? – спросил Флойд.
– Похоже, нашли. Слишком уж резко он отключился.
– Попробуй снова. Судя по моему опыту, люди рано или поздно отвечают на звонки.
Она снова позвонила на отельный коммутатор, подождала соединения.
– Герр Альтфельд, я должна спросить…
Связь опять оборвалась. На третий раз никто не поднял трубку. Ожье представила, как звонок разносится по ухоженной гостиной, как дребезжит телефон на столике под репродукцией известной картины – быть может, Моне или Пикассо. Верити упорно ждала. Наконец ее терпение было вознаграждено – трубку сняли.
– Герр Альтфельд, пожалуйста, выслушайте меня!
– Мне нечего сказать вам.
– Прошу вас! Я знаю, вы говорили со Сьюзен Уайт. Я ее сестра Верити Ожье.
Трубка молчала. Казалось, собеседник вот-вот повесит ее. Но не повесил.
– Фройляйн Уайт не потрудилась соблюсти договоренность, – сообщил он.
– Это потому, что ее убили.
– Убили?! – изумленно повторил герр Альтфельд.
– Вот поэтому вы с ней и не встретились. Я приехала в Берлин с частным детективом, – сказала Ожье, следуя совету Флойда говорить как можно больше правды.
Правда на удивление эффективна при общении.
– Мы думаем, что Сьюзен убили из-за чего-то связанного с «Каспар металз».
– Повторяю, мне нечего сказать вам.
– Но вы были так любезны, что согласились встретиться с моей сестрой. Герр Альтфельд, не окажете ли вы и нам такую же любезность? Мы не отнимем у вас много времени. Обещаю: после этого разговора мы никогда не попытаемся связаться с вами.
– Ситуация изменилась. Было ошибкой с моей стороны разговаривать с фройляйн Уайт. Будет еще большей ошибкой разговаривать с вами.
– Но почему? Кто-то давит на вас?
– Давит? – Он невесело рассмеялся. – Нет, сейчас уже никто не давит. Спасибо за это щедрому выходному пособию.
– Значит, вы больше не работаете на «Каспар металз»?
– Никто не работает. Фабрика сгорела.
– Послушайте, майн герр, я думаю, нам будет очень полезно переговорить – в любом месте, по вашему выбору. Хотя бы пять минут…
– Извините, нет. – И герр Альтфельд повесил трубку.
– Жаль, – произнесла Ожье, потирая лоб. – А я уже думала, что наметился прогресс. Он серьезно решил не разговаривать с нами.
– Не стоит останавливаться на этом, – посоветовал Флойд.
– Позвонить ему снова?
– Скорее всего, он не станет разговаривать. Но это не важно. Мы теперь знаем, где он живет.
Черный рокочущий «дюзенберг» остановился в конце густо обсаженной аллеи в Веддинге, в пяти километрах от центра Берлина. В длинной шеренге дешевых домов жили рабочие и служащие окрестных фабрик. Больше всего здешнего народа трудилось на заводе локомотивов «Борсиг», но неподалеку была фабрика «Сименс» и целая вереница других производств, включая, по-видимому, и «Каспар металз».
– Вон тот дом, на углу, – показала Верити.
– Передай водителю, пусть остановится за пару домов.
Она проговорила фразу по-немецки. Заурчав, такси покатилось вперед, свернуло к обочине и скользнуло в проем между припаркованными машинами.
– И что теперь? – спросила Ожье.
– Скажи ему, чтобы подождал, не выключая счетчика, пока мы проверим дом.
Ожье снова переговорила с водителем.
– Он сказал, если заплатим сейчас, он подождет десять минут.
– Так заплати.
Она успела поменять часть своих денег на дойчмарки и теперь протянула пару купюр водителю, повторив просьбу немного подождать. Таксист заглушил мотор. Флойд с Ожье вышли наружу.
– Восхищаюсь твоим немецким, – сказал Флойд, открывая садовую калитку и ступая на гравийную дорожку, ведущую к парадной двери. – Так сейчас учат всех симпатичных молодых шпионок?
– Учат тому, что может пригодиться при случае.
Флойд позвонил. За матовым стеклом возник силуэт, дверь со скрипом открылась. Стоящему в коридоре мужчине было под шестьдесят: рубашка и брюки с подтяжками, очочки с металлической оправой, аккуратно подстриженные усики. Он был ниже и субтильней Флойда, с изящными чертами лица. В тонких пальцах он держал ветошку и глиняный кувшин.
– Герр Альтфельд? – спросила Ожье и добавила фразу по-немецки, в которой Флойд различил слово «телефон».
Больше она ничего сказать не успела – мужчина закрыл дверь.
– Попробовать снова? – подумала Верити вслух.
– Не откроет. Он не хочет говорить с нами.
Она потянулась к звонку, нажала, но силуэт за дверью не появился.
– Думаешь, выходил он?
– Наверное. Телефон – по этому адресу.
– Интересно, почему он так боится?
– Могу предложить пару-тройку причин, – сказал Флойд.
Они прошли по дорожке и закрыли калитку за собой.
– И что нам делать дальше – конечно, не считая взлома, привязывания к стулу и допроса с пристрастием?
– Подождем в такси. Если ты уговоришь водителя, мы просто посидим, пока герр Альтфельд не попытается улизнуть из дому.
– С чего вдруг?
– Как только герр убедит себя, что нас нет поблизости, он захочет уйти. А если мы не надоедаем звонками в дверь, значит нас поблизости нет.
– Венделл, да ты специалист по отлову мирных горожан, как я погляжу.
– Да, я такой. Обычно худшее, чего следует ждать от мирного горожанина, – это хук в челюсть.
– А сейчас?
– Хук в челюсть – это просто конфетка по сравнению с тем, что нам грозит.
Ожье уговорила водителя объехать квартал – если герр Альтфельд подглядывает из-за занавесок, он решит, что такси уезжает. Когда вернулись на прежнюю улицу, водитель припарковал авто немного дальше прежнего, но с этого места дом был виден.
– Скажи водителю, ждать придется долго, но мы заплатим больше, чем он заработает на других поездках.
– Ему не слишком нравится, – сообщила Ожье, поговорив с шофером. – Говорит, его работа – возить пассажиров, а не играть в частного детектива.
– Дай ему еще.
Ожье открыла сумочку, обратилась к водителю. Тот пожал плечами, но взял предложенную купюру.
– И что он теперь говорит? – поинтересовался Флойд.
– Что привыкает к новой профессии.
Ждали долго. Водитель прочитал «Берлинер моргенпост» от начала до конца. Флойд уже начал сомневаться, но тут дверь дома отворилась, и вышел человек в дождевике и с пакетиком вощеной бумаги в руках. Альтфельд закрыл за собой калитку, прошел по улице и сел в припаркованное авто. Черный с белыми шинами «бугатти» пятидесятых годов зарокотал и резво покатил, подпрыгивая на ухабах.
Вопреки ожиданиям Флойда их шофер довольно неплохо преследовал Альтфельда. Лишь пару раз пришлось предупредить, чтобы не держался слишком близко. Такси сворачивало в проулки, петляло и выныривало за две-три машины от черного «бугатти». Альтфельд ехал приблизительно той же дорогой, что привела Флойда с Ожье в Веддинг: через Шпрее, огибая Тиргартен, огромные зеленые легкие Берлина. Близ его западной оконечности – не так уж далеко от «Хотеля ам Зоо» – «бугатти» зарулил на стоянку. Такси проехало мимо, остановилось сразу за углом. Ожье расплатилась с шофером, Флойд вышел наблюдать за «бугатти» – и вовремя, потому что герр Альтфельд уже отдалялся от своей машины, держа все тот же пакетик. Пара следила за ним до Слоновых ворот зоопарка, заметив издали, как он заплатил за вход и прошел внутрь. Флойд отлично знал зоопарк. Приезжая в Берлин, он гулял там допоздна с Гретой, если выдавался свободный вечер. Оба беззаботно шагали по дорожкам, пока не сгущался сумрак и не зажигались призывно неоновые огни.
Потемневшее небо сулило дождь, но никак не могло разродиться им – будто пес, назойливо лающий, но не решающийся укусить. Еще только миновал полдень, а зоопарк уже заполнился семьями с капризными детьми, истерично ревущими по малейшему поводу. Флойд с Ожье купили билеты и вошли, держась на приличном расстоянии от Альтфельда. Толпа посетителей была достаточно плотной, чтобы скрывать слежку, не мешая ей.
Альтфельд пошел к пингвиньему загону – опущенной намного ниже уровня земли площадке с бетонными имитациями скал, окружавших мелкое и донельзя грязное озеро; все это было обнесено железной решеткой с остриями наверху. Парень в шортах швырял толпе суетливых пингвинов рыбу. Альтфельд стоял у изгороди впереди кучки зрителей. Похоже, он так и не заметил слежки. Вскоре рабочий зоопарка подхватил ведро и ушел, и тогда Альтфельд, несомненно дожидавшийся момента, полез в пакет и принялся швырять птицам серебристые кусочки.
Флойд глянул на другую сторону загона: там стояла Ожье, как-то сумевшая протиснуться меж зевак и прижаться к решетке. Вместо того чтобы наблюдать за Альтфельдом, Ожье смотрела будто зачарованная на шумное сборище пингвинов с их аккуратными черными фраками, смешными маленькими ластами и выражением невозмутимого спокойствия в момент, когда птица шлепалась брюхом на воду или обрушивалась в нее спиной. Ожье что, ни разу в жизни пингвина не видела?
Наверное, в Дакоте плохо с зоопарками.
Зрители разошлись, осталось лишь несколько человек, включая Альтфельда. Он бросил последние кусочки из пакетика и уставился на пингвинов с отстраненным спокойствием генерала, обозревающего поле страшного поражения.
Флойд с Ожье подошли к старику.
– Герр Альтфельд? – спросила она.
Он резко обернулся, выронив пакет, и ответил по-английски:
– Я не знаю, кто вы, но за мной вы следите зря.
– Мы всего лишь хотим задать несколько вопросов.
– Если бы я мог вам что-либо сообщить, уже бы сделал это.
Ожье подступила ближе:
– Я Верити. Сьюзен – моя сестра. Ее убили три недели назад. Я знаю: вы переписывались с ней по поводу контракта с «Каспар металз». И я думаю, что ее смерть связана с предметом этого контракта.
– Вы же знаете, о каком контракте речь, – сказал Флойд. – И знаете, что он необычен.
– Заказ от скульптора, – тихо проговорил Альтфельд. – Ничего необычного.
– Это объяснение для отвода глаз, – заметила Ожье. – И вы сами в него не верите.
– Нам всего лишь нужно знать, куда отправили изделия. Хотя бы один адрес, – сказал Флойд.
– Даже если бы я был готов сказать вам – а я не готов, – этих сведений больше нет.
– Вы не держите архива по контрактам? – удивилась Верити.
– От документации… избавились.
Флойд встал между Альтфельдом и пингвинами:
– Но ведь вы помните что-то?
– Я никогда не запоминаю деталей.
– Потому что вам приказали их забыть? Герр Альтфельд, дело именно в этом? – спросила Ожье. – Кто-то надавил на вас, потребовал, чтобы вы не слишком интересовались контрактом?
– Он был сложным. Само собой, я заинтересовался.
– Ну так расскажите нам. Хотя бы о том, в какой округ Парижа доставлен шар. Даже это будет лучше, чем ничего.
– Я не помню.
– Неужели вы не обсуждали ни с кем назначения шаров? – не отставал Флойд.
– Я же сказал: это заказ от скульптора, – ответил Альтфельд резко, и казалось, он вот-вот выйдет из себя. – «Каспар металз» выполнял в то время много контрактов. Если мы можем удовлетворить клиента, нет необходимости знать о назначении заказа.
– Но вам-то, наверно, было любопытно, – не отставал Флойд.
– Нет. Я совершенно нелюбопытен.
– Мы полагаем, что эти шары – детали оружия, – сказала Ожье. – Или, по крайней мере, прибора военного назначения. Эта же мысль должна была прийти в голову и вам. Было бы странно, если бы вы не задумались над возможным применением вашего изделия.
– Назначение заказа – забота экспортного бюро, а не моя.
– Хорошая отговорка, – хмыкнул Флойд.
– Если бы возникли проблемы с назначением продукции, блокировали бы экспорт, – пояснил Альтфельд, глядя на Флойда. – Но изделия выпустили. Значит, вопрос закрыт.
– И это, по-вашему, оставляет вас чистеньким? – спросил Флойд.
– Моя совесть не запятнана. Если вам неприятно такое положение дел, ничем не могу помочь. А теперь, с вашего разрешения, я хотел бы спокойно понаблюдать за пингвинами.
– Контракт был частью чего-то очень плохого, – сказала Ожье. – Вам не удастся так легко умыть руки.
– Чистота моих рук – целиком моя забота, – ответил Альтфельд.
– Так расскажите нам, что вам известно, – попросил Флойд.
– Мне известно лишь то, что вам следует прекратить назойливые расспросы и оставить меня в покое. Уезжайте из Берлина и возвращайтесь к себе, – посоветовал Альтфельд и, глянув на Верити, добавил: – Не могу понять, что у вас за акцент. А я обычно хорошо определяю выговор даже у англоязычных.
– Она из Дакоты, – сказал Флойд. – Но это не важно нисколько. А важно то, что кто-то вас запугал. Кто?
– Не говорите глупостей!
Теперь у загона с пингвинами остались только Флойд с Ожье и Альтфельд. Флойд знал, что обязательно – и очень скоро – пожалеет о сделанном, но момент упускать не стоило. Иначе из Альтфельда не выжмешь ничего.
Флойд схватил немца за ворот плаща и толкнул, припечатал спиной к прутьям.
– Слушай-ка зер гут, майн герр, – процедил сыщик сквозь зубы. – Я терпеливый человек. Обычно такими вещами не занимаюсь. Честное слово, я приятный в общении парень. Почти всегда.
Альтфельд задергался, пытаясь освободиться.
– Но беда в том, что мой друг попал в беду. Большую.
– Я ничего не знаю про вашего друга! – просипел немец.
– Я и не говорил, что знаешь. Но твой паршивый контракт, о котором ты не желаешь говорить, прямо связан с бедой моего друга. И с убийством сестры мисс Ожье. А значит, мы хотим докопаться до истины и на пути у нас стоишь только ты.
– Отпустите меня! Тогда мы, возможно, и поговорим нормально.
Читать бесплатно другие книги:
