Дождь Забвения Рейнольдс Аластер

Глава 24

– Для звона? – переспросил Флойд, улыбаясь.

– Для звона.

– И этот чертов колокол стоит по меньшей мере двух жизней, а может, и больше? К тому же если хочешь лить колокол, так и лей колокол, а не хренов шар.

– Это не хреновы шары.

Флойд указал в ее сторону рукояткой:

– Странно слышать от приличной девочки из Дакоты сквернословие.

– Если ты думаешь, что это сквернословие, пооколачивайся вокруг меня чуть дольше.

– Знаешь, лучше бы закончить игру в загадки. Мне уже слишком…

Не успел он договорить, как где-то рядом обрушилась стена. Все здание задрожало, с потолка посыпались куски щебенки размером с кулак, в воздухе заклубилась мельчайшая серая пыль. Ожье закашлялась, прикрыв глаза и рот ладонью.

– Близко, – проговорила она. – Может, уже ломают пятнадцатый дом. Мы и так нашли больше, чем рассчитывали. Надо выбираться, а то засыплют заживо.

– Хоть раз соглашусь с тобой полностью.

Они взобрались по лестнице на галерею. Здание содрогнулось опять, с потолка рухнули обломки, и там появилась дыра в человека шириной, обнажив ломаные деревянные балки, бетон, провода и трубы. Над головой ревели и перхали моторы, их звук накатывал волнами – машины подъезжали и отъезжали. Над дырой угрожающе нависла станина тяжелого станка, то ли токарного, то ли сверлильного.

– Шевелись! – прошипела Ожье.

Они добежали по галерее до двери. Флойд налег, она не подалась. Он налег снова, давил изо всех сил, кривясь от натуги, – но дверь не сдвинулась ни на йоту.

– Застряла! – прохрипел он, хватая ртом воздух.

– Как это возможно? Мы только что прошли здесь!

– Она туго открывалась, а теперь, наверное, просела вся дверная рама. Не могу открыть.

– Зачем же ты закрыл ее?

– Чтобы слышно было, если кто-то полезет за нами следом. Такую дверь не открыть без шума.

– Бьюсь об заклад, что сейчас ты жалеешь о своей гениальной идее.

Флойд толкнул дверь еще раз, но было очевидно: ее не открыть и вдвоем.

– Вижу, ты из тех, кто любит попилить! «Я ж тебе говорила» и так далее.

– Я пилю только стоящее пиления. Что мы собираемся делать?

– Искать другой выход, вот что.

– Его нет.

– Спустимся опять. В конце зала может быть другая дверь.

– Даже если она и есть, думаешь, ее оставили открытой? – спросила Верити.

– Пока не найдем, не узнаем.

Они поспешили вниз, обошли шар и газовый баллон, устремились к дальней стене. Там и в самом деле оказалась дверь – высотой в два Флойда и шириной в грузовик. Створки должны были уходить в стены, но, сколько Флойд ни давил, они не шелохнулись, как и дверь на галерее.

– Похоже, заперто с той стороны, – заключил он, тяжело дыша.

– Значит, мы и в самом деле по самое хлебало в дерьме и без лопаты?

Флойд изумленно глянул на нее. Ладно, ситуация отчаянная, но чтобы так выражаться?

– Э-э… я не ослышался? – только и произнес он.

– Я немножко нервничаю.

– Кстати, лопата как раз не помешала бы. А лучше лом.

– Зачем?

– Я вижу щель между створками. Если туда что-нибудь засунуть, можно раздвинуть достаточно, чтобы протиснуться.

– В другой подвал?

– Нет. Кажется, я вижу дневной свет. Поищи вокруг. Тут много всего, наверняка найдется что-нибудь подходящее.

Снова страшно грохнуло. С противным скрежетом станина огромного станка скользнула в дыру, увлекая за собой несколько тонн кладки и металла, но не упала, удерживаемая несколькими трубами и кабелями. Зависла прямо над шаром.

– Долго не провисит, – сказала Ожье.

– Так давай убираться, пока она не сверзилась. Ищи слева, а я – справа. Сгодится любой кусок металла.

Ожье принялась копаться в развалах, ею же и созданных на пару с Флойдом.

– И побыстрее! – крикнул он.

Она нащупала балку из перфорированной стали. Один конец обломан, скошенный край достаточно узок, чтобы просунуть в дверную щель.

– Венделл, я нашла! – крикнула Верити, демонстрируя находку.

– Молодчина! Подойдет.

Она побежала со всей быстротой, какую позволяли каблуки, и вручила балку. Флойд взвесил ее на руке, будто охотник, оценивающий новое копье.

– Быстрей! – поторопила Ожье.

Он сунул острый конец в щель и нажал, навалившись всем телом. Огромные двери заскрежетали, заскрипели. Здание вздрогнуло снова, и повисший станок рывком опустился еще на полметра, держась уже вовсе непонятно на чем.

– Поддается! – объявил Флойд. – Вот сейчас…

В двери звонко щелкнуло, и створки разошлись на ширину пальца. Зал рассекло полосой унылого серого света.

– Отличное начало! – похвалила Ожье. – Продолжай в том же духе.

– Продолжаю! – выдохнул Флойд, переступая, чтобы упереться покрепче. – Но не знаю, на сколько хватит этой штуки. Может согнуться. Найди еще что-нибудь.

Она не сдвинулась, завороженно глядя на щель.

– Верити! Шевелись!

Неуклюже переступая на каблуках, она кинулась к другой стороне зала, зацепилась брюками за что-то острое. В колене полыхнула боль; Верити упала, выставив руки, и, удивительным образом, уперлась ладонью в железный лом.

Ожье встала, моментально забыв о боли, гордо подняла новую находку:

– Эй, гляди!

– Неси сюда! Осталось немного…

Полоса света расширилась, теперь в щель можно было заглянуть.

Ожье пошла к двери – и тут здание сотряслось опять, еще страшнее и резче прежнего. Она остановилась и, повинуясь ужасному предчувствию, посмотрела вверх. Металлически взвизгнув в последний раз, огромная станина наконец высвободилась – и рухнула на подвес шара, соскользнула на пол, издав оглушительный лязг.

Шар качнулся. На мгновение все стихло. Ожье заставила себя шагнуть вперед, сжимая лом.

Затем она остановилась, обернулась: со свистом рассекая воздух, одна за другой лопались нити троса. Мгновение – и трос оборвался, хлестнув с ужасной силой по подвесу.

Шар рухнул и раскололся вдоль трещины, словно перезревший плод. Измятый, изуродованный, начисто утративший круглую форму, он все же покатился, с каждым оборотом набирая скорость.

Ожье глядела, оцепенев от ужаса: чудовищная масса двигалась к двери. К Флойду. Ожье раскрыла рот, чтобы закричать, предупредить, – но не сделала этого. Бесполезно, он не увидит. Уже слишком поздно. Изуродованные останки шара вломились в дверь, выгнули створки и застряли. Сгибаясь, металл издал чудовищный стон, почти человеческий, оборвавшийся так внезапно…

– Нет! – выдохнула Ожье.

К горлу подкатил тошнотворный комок.

Все вдруг затихло – даже уничтожавшие здание машины. Ожье выпустила лом из рук. Он клацнул о пол – где-то в немыслимой дали, на другом краю вселенной. Верити шла медленней с каждым шагом, боясь того, что ожидало впереди.

Флойд лежал на полу. Не шевелился. Волосы в крови, шляпа откатилась в угол.

– Нет… Не надо умирать. Пожалуйста, – сказала Ожье. – Зачем ты здесь! Тебе не нужно было вмешиваться!

Тело лежало не на пути увечного шара, вряд ли он прокатился по Флойду. Верити приподняла его голову, очень осторожно повернула, чтобы заглянуть в глаза.

Закрыты – словно он уснул.

Рот чуть приоткрыт, грудь вздымается, но с пугающей неравномерностью, будто каждый вдох требует мучительных усилий.

– Не уходи, останься со мной! У нас уже столько получилось, мы так много узнали! Ты мне начал по-настоящему нравиться!

Она сжала его голову, и на пальцах заблестела кровь.

– Венделл, слышишь меня? Ты, жалкий недоделанный детектив! Очнись! Очнись и заговори со мной!

Осторожно уложив его голову на пол, Верити встала, оценила пролом, сделанный шаром в дверях. Сама бы протиснулась без труда – но ведь нельзя оставлять Венделла. Его похоронят заживо. Присев на корточки, она одной рукой обняла его плечи, второй подперла спину и, застонав от усилия, смогла поднять, прислонить спиной к правой створке двери. Его голова бессильно упала на грудь. Глаза были по-прежнему закрыты.

Она оставила Флойда, влезла на обломки шара и, больно ударившись локтем, протиснулась в щель между створками. За дверью, как и предсказывал Флойд, был свободный проход, длинная эстакада тянулась к поверхности. В воздухе клубилась пыль от разрушенных стен.

Верити пролезла назад, ухватила его под мышки:

– Ну давай же!

Скрипя зубами от натуги, она приподняла его, почти поставила на ноги, но не смогла выпрямить достаточно для того, чтобы протащить через дыру. Верити совершенно выбилась из сил. Казалось, руки вот-вот выскочат из суставов. Она осела в изнеможении на бетон эстакады. Инстинкт самосохранения неистово кричал: убирайся, пока тут все не обвалилось, пока машины не обрушили здание прямо на голову.

Верити отчаянно напряглась – и сумела подтащить его голову и плечи вплотную к проему. Потянула изо всех сил, раздирая на нем рубашку, зацепившуюся за край смятой двери. Тело неожиданно перевалилось, свесилось – и шлепнулось на бетон эстакады. Флойд упал некрасиво, скрючившись, разметав ноги и руки, раскрыв рот, будто пьяный.

Ожье аккуратно перевернула его на спину, опустилась на колени, положила ладони на его щеки, пригладила волосы, убрала их со лба.

Флойд застона и открыл глаза, глубоко вздохнул, провел языком по губам.

– И за что меня так?

– Слава богу, с тобой все в порядке!

– В порядке? Голова трещит, как дивизия барабанщиков!

– Еще пять минут назад я думала, что ты умер.

– Тебе не повезло.

– Венделл, не говори так! Я и в самом деле испугалась за тебя, честное слово!

Он тронул рукой затылок, посмотрел на окровавленные пальцы:

– Кажется, меня приложило там. И стоило так мучиться?

Она повернула его лицо к себе, нагнулась – и поцеловала. Его губы пахли пылью и сажей. Но она целовала все равно – долго, нежно. Когда хотела отстраниться, Флойд удержал.

– Разве нет? – проговорила она растерянно.

– Да, – ответил он.

Она все же отстранилась, чувствуя себя донельзя неловко. Флойд не отказал – но, похоже, она сделала ужасную глупость. Господи, хоть бы провалиться прямо на этом месте!

– Извини, я не знаю, что на меня нашло…

Флойд поднял руку, погладил волосы Ожье – и притянул ее к себе:

– Не извиняйся.

– Я прямо как малолетняя дурочка…

– Нет. Совсем нет. Ты чудесная. Я одного не могу понять: что такая чудесная девушка нашла в старой развалине вроде меня?

– Венделл, ты вовсе не развалина. Просто немножко помят. Немножко. И тебе не мешало бы малость похудеть. Ты хороший парень, верящий, что начатое нужно доводить до конца. И заботишься о друзьях, готов рисковать жизнью ради их спасения. Ты, может, удивишься, но я честно скажу: таких, как, ты совсем немного.

– Ага, и это все мои достоинства?

– Не зарывайся, – буркнула она, отстраняясь. – Ты можешь встать? Надо поскорее убираться отсюда, пока не вляпались в новую беду. И я опасаюсь за твою голову.

– Не беспокойся, выживу. Я же частный детектив. Если меня не бьют по голове хотя бы раз в неделю, значит я отлыниваю от работы.

Он встал, покачиваясь, но сумел шагнуть без поддержки.

– Все-таки надо будет провериться как следует.

– Я потерплю до возвращения в Париж, – ответил он, трогая затылок.

Похоже, кровотечение прекратилось.

– Верити, я хочу сказать одну вещь…

– Ну и?..

– Мы вроде как стали поближе друг к другу…

– Я слушаю.

– Не могла бы ты меня называть Флойд?

– Я согласна – но при одном строгом условии.

– Каком же?

– Я для тебя Ожье. Меня зовет Верити только бывший муж.

– Ожье, ты уверена?

– Флойд, на все сто!

Она взяла его под руку, помогая одолеть подъем:

– Если вдруг начнет двоиться в глазах или подступит тошнота, говори сразу, ладно?

– Ты узнаешь первая, обещаю. А пока она не подступила, не скажешь ли, что ты здесь узнала?

– Я ничего не узнала.

– Но когда колокол зазвонил… ты поняла по ком, да?

Она покачала головой:

– Мне просто показалось…

– Показалось что? Ну же, не стесняйся!

– Шары были сделаны для того, чтобы звенеть. В этом я уверена абсолютно. Форма, точность изготовления, способ подвески… Но это не колокола. По ним ничто не ударяет, чтобы произвести звон.

– Так отчего же им звенеть?

– В моей работе… До того как угодила в эту передрягу, я имела дело с разными чувствительными приборами. Вообще-то, я археолог.

– Разве археологи – не седые старые девы в толстеньких очочках, не вылезающие из кабинетов и архивов?

– Я не из таких. Мы раскапываем своими руками.

– Так что там про чувствительные приборы?

– Для точной работы многим датчикам нужны очень низкие температуры. Сверхнизкие. Охлаждая приборы, мы повышаем их чувствительность.

– И когда Альтфельд упомянул про охлаждение…

– Я подумала, что шары – часть детектора… – Ожье прикусила губу, думая, как правильнее закончить. – И теперь, кажется, я знаю, какого именно детектора.

– Так расскажи.

– Шары – элементы одной машины, распределенной по всей Европе. Один в Париже, второй в Милане, третий где-то в Берлине. Но все они – части целого. Просто для работы этому устройству и нужно быть настолько огромным.

– И что же это за устройство?

– Антенна. Почти как в обычном радиоприемнике. Только не для радиоволн, а для гравитации.

– И ты это выяснила, просто увидев шар?

– Я не настолько проницательна. Мы используем датчики гравитации в наших исследованиях. Хитроумные приборы, позволяющие видеть, что находится под землей, регистрирующие локальные изменения плотности в тех местах, где погребены строения и иные предметы. Само собой, мы изучаем принципы действия самых разных детекторов – в том числе и созданных на заре истории гравитационных измерений.

– Наверное, я не те газеты читал, – вздохнул Флойд. – Ничего не знаю ни про зарю, ни вообще про гравитационные измерения.

– Это интересная тема. И ты вовсе не виноват, что ничего не знаешь о ней.

Они наконец достигли поверхности. Эстакада выводила в узкий коридор между рядами полуразрушенных зданий – уцелели только первые и вторые этажи. Небо над головой перекрещивали трубы, провода, конвейеры и крытые переходы.

– Слушай, ты объяснишь мне наконец, что к чему?

– Попробую. Боюсь, тебе будет нелегко понять.

– Ну, хоть отвлекусь на попытку, а то голова раскалывается.

– Тогда придется рассказывать о пространстве-времени. Ты готов?

– Ну валяй.

– Среди тех, кто изучает гравитацию, давно бытует поговорка: материя заставляет пространство-время прогибаться, а пространство-время не дает материи разбежаться.

– Ага, сразу все стало так ясно…

– Важно понять: все видимое нами погружено в пространство-время. Его можно уподобить вязкой резинистой жидкости, вроде не до конца загустевшего желе. И поскольку всякая материя так или иначе имеет массу, она деформирует эту жидкость – растягивает, сжимает. Деформацию мы и воспринимаем как тяготение. Земная масса искажает пространство-время вокруг Земли и заставляет предметы падать на нее – или кружиться по орбите, если у них достаточная скорость.

– Как Ньютоново яблоко?

– Отлично, Флойд, именно так! Теперь увеличим масштаб. Солнце тоже притягивает пространство-время и заставляет планеты кружиться вокруг себя, в то время как само движется сквозь пространство-время под действием тяготения всей Галактики.

– А Галактика?.. Впрочем, не стоит отвечать, я уже вижу, что к чему.

– Ты еще не видишь и половины. Мы пока говорили о стационарном искажении пространства-времени массивным объектом. Но есть и другие способы исказить пространство-время. Представь себе пару звезд, кружащихся вокруг друг друга, будто партнеры в вальсе. Представил?

– Да. И наслаждаюсь воображаемой картиной.

– Пусть эти звезды сверхмассивные, сверхплотные – и вертятся будто дервиши, сближаются по спирали, чтобы в конце концов столкнуться. Вот тебе мощный источник гравитационных волн. Они постоянно дергают пространство-время, шлют волны – будто дергают ритмично струну.

– Я думал, ты не любишь музыку.

– Но могу использовать хорошую аналогию.

– Ладно. То бишь пара звезд способна испускать гравитационную волну.

– Да. Есть и другие источники таких волн, но важно то, что двойных звезд много – ими усеяно все небо. И у каждой пары – свое уникальное звучание, своя нота.

– Значит, если определишь эту ноту…

– Узнаешь в точности, откуда она донеслась.

– Как уникальную последовательность сигналов маяка?

– Именно так! – похвалила Ожье. – И сейчас мы переходим к самой трудной части: нужно как-то услышать нашу ноту. Гравитация – самое слабое взаимодействие во Вселенной. А уж фиксировать ее микроскопические изменения… Это почти то же самое, что и попытка расслышать шепот с другой стороны океана.

– И как же сделать это?

Ожье уже хотела рассказать, когда краем глаза уловила отблеск металла на фоне серого неба. А в следующее мгновение различила скорчившуюся высоко на трубах фигурку с миниатюрным пистолетом в пальцах, похожих на когти.

– Флойд! – вскрикнула Ожье.

Ребенок выстрелил – словно торопливо, тоненько рассмеялся. В правом плече стало горячо и больно. Она вдруг оказалась на земле, боль резко усилилась. Ожье все еще смотрела вверх, на ребенка, по-видимому совершенно не боящегося высоты. Тварь выщелкнула тонкий серповидный магазин из рукояти и вставила другой.

Флойд выхватил пистолет, взял его двумя руками, прицелился, щурясь.

– Убей гаденыша! – выкрикнула Ожье, кривясь от боли.

Он выстрелил. Пистолет дернулся в руках, пуля визгнула, попав по нижнему скосу трубы. Ребенок тоже прицелился.

Флойд выстрелил еще дважды. И попал не в трубу.

Тварь опрокинулась, полетела вниз, пронзительно вереща, нелепо размахивая тонкими руками и ногами. Ударилась, подпрыгнула, ударилась снова и осталась лежать неподвижно.

Это оказался мальчик.