Порок Райх Илья
– Ну да. Проиграл, – соглашался Чебриков, оглядываясь то на Вовчика, то на Евгения, стоявшего у стены, чуть сзади. – И что вы думаете, я решил отомстить ему за проигрыш в суде, за какой-то сарай на курьих ножках? Так еще слушания в надзорной инстанции не закончились, я еще не проиграл, я еще могу выиграть у не… – он осекся.
– А что тогда сбежал в день убийства? – продолжал давить Вовчик.
– Никуда я не сбегал, просто дома сказал, что уехал. И все тут.
На вид Чебриков был безобидным существом, и сейчас во власти системы его безобидность граничила с беззащитностью. Но это вовсе не означало, что он не способен на жуткие поступки. Жалкий вид – лишь притворная личина для чудовищных поступков.
– Как вы все похожи! – пропел Вовчик.
– Кто? – поинтересовался Чебриков.
– Все вы, жулики-коммерсанты, – самодовольно выкрикнул Вовчик. – Говорите своим бедным женам, что уезжаете, а сами тут же к любовнице в соседний подъезд. Вас вычислить ничего не стоит… и как вам удается зарабатывать деньги своим недалеким умишком?
Чебриков виновато опустил голову. Он напоминал потрепанного обиженного петуха: взъерошенные негустые волосы, стыдливые глаза в пол.
Паузу прервал Вовчик:
– Ну что, рассказывай все, что знаешь, а то придется закрыть на несколько дней, а так, может, и под подписку. Выбирай!
– А что, за убийство сейчас отпускают под подписку? – тихо спросил Чебриков.
– Вот ты и раскололся, проговорился… – торжествовал Вовчик.
– Я ничего такого не делал. Мне нужен мой адвокат, я имею право на адвоката, – кричал Чебриков.
– Это я буду решать, нужен тебе адвокат или нет, – все давил Вовчик, пытаясь сходу расколоть задержанного.
– Нет, я ничего не делал, где мой адвокат?! – завопил Чебриков.
Бледное лицо обрело пурпурный цвет, выпирающий живот задрожал, у коммерсанта началась истерика.
– Что? – выкрикнул Вовчик и правой рукой полез за пояс, через секунду в его руке сверкал пистолет Макарова. – Ну что, гнида, подписываешься под убийство или нет?
Вовчик приложил пистолет к щеке Чебрикова. Того трясло. Пытаясь скрыться от ненавистного опера, словно ребенок, он прикрыл лицо руками. Евгений хотел остановить Вовчика и, сделав осторожный шаг вдоль стены, что-то выкрикнул обезумевшему коллеге, но себя не услышал. Его голос прервал резкий глухой хлопок. Через пару секунд в комнату залетел вихрь суеты, сотрудники Вовчика с любопытствующими лицами, сжимающие руками носы и рты, ввалились в кабинет. Все задыхались от смеси запаха пороха и человеческих фекалий. Вовчик очнулся первым:
– Убил! – завопил он. – Убил! – рыдающим голосом повторил Вовчик. – Убил, – тяжело вздохнув, он повалился на стену и медленно скатился на пол.
– Еще один, – тихо сказал Евгений и выдернул из рук Вовчика пистолет.
Комнату распирало от зловония, Евгений пробрался к окну, открыл его настежь. Другие бросились к неподвижной жертве. При беглом осмотре лежащего Чебрикова коллеги Вовчика не обнаружили следов ранения. Под воздействием множества взглядов Чебриков открыл глаза и тихо произнес:
– Я уже в Раю?
– Жив?! – произнес один из оперов, колдовавших у тела Чебрикова. Ответа не последовало. Они осторожно подняли его, усадили на стул, дали воды. Но, когда увидели коричневое пятно на пятой точке Чебрикова – главный источник зловония – отпрянули. Чебриков вновь рухнул на пол.
Евгений сидел на корточках перед Вовчиком, глаза неудавшегося убийцы засверкали. Он пришел в себя, огляделся по сторонам, завидев лежащего на полу Чебрикова – в комнате уже никого не было, зловонный запах оказался сильней любопытства – тихо прошептал:
– Жень, к тебе просьба, расследуй мое дело лично сам, – жалостливо произнес Вовчик, переняв у давеча допрашиваемого эстафету плача. Высказав пожелания Евгению, он схватил обеими руками опущенную голову:
– Что я натворил, что будет с моими…
– Ничего не будет, – возразил Евгений.
– Что? – с потухшим взглядом спросил Вовчик.
– Ты счастливчик, и твой подозреваемый тоже счастливчик, еще бы сантиметр, то снес бы ему башку. Пуля в стене, – Евгений вытянул указательный палец и указал на противоположную стену от окна.
Когда до него дошел смысл слов Евгения, Вовчик спросил:
– А что он лежит?!
– Как и ты – в шоке.
– А, – пробурчал Вовчик, ему не хватало воздуха, но и вдохнуть он не мог. – А что так воняет? – спросил он у Евгения, который уже успел найти гильзу и копошился у стены, ковыряя отверстие от пули.
– Моя к тебе просьба, в следующий раз допрашивай задержанных в памперсах.
Глава восьмая
Коллеги молча сидели в автомобиле на стоянке у Кировского ОВД и неторопливо отпивали из початой бутылки виски. Вовчик, не морщась, отпивал из горла бутылки большими глотками. Иногда он протягивал ее Евгению, который в отличие от коллеги делал небольшие глотки и сильно морщился. Они сидели в полной тиши, день подходил к концу. На землю падал легкий мокрый снег. Стоял ноябрь месяц, через который в последние годы проходит фронт между зимой и осенью. В этом месяце инициатива безоговорочно принадлежала наступающей зиме, своим войском, состоящим из снега и холода, она постепенно обступала улицы города и пленила прохожих утренней и вечерней вьюгой.
Да, именно утром и вечером наиболее сильно ощущалось предвестие зимы, днем осень находила в себе силы для сопротивления и в союзничестве с солнцем растапливала первый снег на заснеженных тротуарах. Но вечером зима вновь давала о себе знать, холодный воздух обдавал прохожих, они старались не задерживаться лишний час на улице и при первой возможности укрывались за стенами домов. А кому-то холодный воздух был явно по душе. Он отрезвлял и лучше любого средства лечил от похмелья.
Вовчик, опустив стекло, жадно глотал вечерний воздух, закусывая им очередную порцию спиртного. Евгений тоже наслаждался умиротворенной атмосферой, домой не хотелось, – там одиноко, а здесь рядом Вовчик – друг, коллега, забияка, выпивоха, а главное – всегда готов поддержать любой «кипишь». Евгений включил «дворники» – снег усиливался – на душе, несмотря на сырость за стеклом автомобиля, было легко и свободно, как следствие после стресса. Тишина, которую изредка нарушали проезжавшие автомобили, действовала на редкость успокоительно. Первым ее нарушил Вовчик.
– Жень, спасибо тебе за все, – проговорил он.
– За что?
– За твою поддержку, за сегодня. Я сегодня испугался как никогда, я думал – это все, конец, допился…
– Значит, пронесло, Бог сберег тебя, – он взглянул на Вовчика с бутылкой в руке. – Это шанс для тебя, чтобы ты начал все сначала…
– Бросил пить?
Евгений кивнул.
– Знаю, что надо бросать, – ответил Вовчик и в очередной раз замахнул из бутылки.
– Я тоже испугался, когда ты начал махать пистолетом. Один уже дострелялся, – в этот раз Евгений смотрел с укором.
– Ты о Сашке с оперчасти, который пристрелил Барсука?
– О нем самом!
– Да! – проговорил Вовчик и призадумался. Но потом, повернув голову к Евгению, произнес:
– Ходят слухи, что его хотят отмазать, сделать придурком.
– И ты об этом знаешь! А я узнал об этом только сегодня, и то – от главного врача психлечебницы. Дело курирую лично, но решают все без меня, – Евгений протянул руку за бутылкой. – Правда, я не поинтересовался у главврача, кто хлопочет за капитана.
Две недели назад капитан оперативно-розыскной части (бывшее управление по борьбе с организованной преступностью) Александр Шишкин при допросе в собственном кабинете застрелил авторитета Барсука. Барсук слыл не последним человеком в преступном мире города, имел неплохой строительный бизнес, но попался на вымогательстве. Его повязали, закрыли в СИЗО. В результате очередного допроса, капитан Шишкин выпустил в Барсука пару пуль из табельного оружия. Обе пули точно легли в голову. Все было налицо – убийство, а не самозащита.
По внутренней инструкции, если допрашиваемый поведет себя буйно, сотрудник полиции имеет право произвести первый предупредительный выстрел, так называемый «выстрел в воздух». На практике бывали случаи, когда сотрудник органов из-за неуравновешенности расстреливал в кабинете в ходе допроса задержанного, но, памятуя о букве закона, следом производил второй выстрел, направленный в потолок. Для криминалистов определить череду выстрелов не составляет особого труда, после первого выстрела на патроне, а точнее на гильзе всегда больше масла.
Другой вопрос – была ли санкция на убийство Барсука от вышестоящего руководства? А может, Шишкин просто перестарался, банально не выдержали нервы?
И здесь только два исхода – осудить по-полной или признать недееспособным. Вторую версию Евгений раскручивать не желал, тогда он сам подставлялся. Но за Шишкина вступились влиятельные силы. И в знак благодарности Вовчик, знающий изнутри систему клановых взаимоотношений внутри МВД, поведал Евгению, что за Шишкина хлопочет заместитель главы министерства внутренних дел региона, генерал-лейтенант Михаил Степанов по прозвищу Степаныч. Для всего состава МВД он был непререкаемым авторитетом. Спортсмен, чемпион Европы по вольной борьбе, прошедший путь от рядового опера до замминистра.
Влиятельному генералу недавно стукнуло пятьдесят три года, и в который раз ему продлили контракт. Прирожденный опер нападал на след преступников, как лютый зверь, обладая, – как считали многие его коллеги, – природным нюхом хищника. Нет, это была не дедукция, он искал их по наитию, по сигналу извне. Типичный Франсуа Видок местного разлива, но без преступного и каторжного прошлого, в отличие от французского коллеги. Период становления в качестве первоклассного опера генерал Степанов миновал без особых репутационных издержек. Алгоритмы успешно разгаданных уравнений с двумя или тремя неизвестными базировались на четком знании особенностей преступного мира. Но где он их почерпнул, – в отличие от французского коллеги из девятнадцатого века, – для всех оставалось загадкой.
Он неплохо владел языком «фени», но оттенок говора не был академичным, как у представителей блатного мира; впрочем, и этого было достаточно, чтобы изъяснить даже закоренелому рецидивисту минимальные правила соблюдения законов и ментовских понятий. Не меньшим, чем у французского легендарного сыщика, он обладал штатом осведомителей среди криминала. Всех авторитетов города знал лично, и каждый из них дорожил его отношением. В девяностые годы эта формула успеха устраивала всех: чиновников, политиков, ментов и воров в законе. Он был связующим звеном различных хитросплетений политической и экономической жизни и не позволил разгуляться в регионе и городе уличной преступности.
Это приносило ему неплохие дивиденды, он рано понял, в отличие от своих коллег, что деньги – одна из главных причин, благодаря которой люди по двадцать часов проводят на работе, а в его случае – это работа с подследственными, постоянные дежурства, засады. Поэтому в девяностые годы он «крышевал» ряд фирм в городе от наездов рэкетиров, а когда на рубеже двадцать первого века рэкет изжили, решал для очень богатых людей деликатные вопросы: в рамках закона организовывал наезды на конкурентов. Несмотря на приличные заработки, мышление оперативника он не терял, а наоборот – только совершенствовал. Подтверждением этому служит один случай из его деятельности, когда он уже занял пост заместителя министра региона.
В прошлом году в одном из театров города произошло убийство в мужском туалете. Был зарезан мужчина средних лет. Его нашли во время второй части театрализованного представления со спущенными штанами в кабинке туалета. Несчастного посадили на крышку унитаза, а умер он от прямого удара в сердце колющим предметом. Так бы он и просидел, если бы его не обнаружила техничка, зашедшая в туалет протереть полы. Вызвали представителей органов, но спектакль людям досмотреть дали.
Степанов приехал первый, интуиция подсказала, что преступник не успел покинуть здание театра и, хотя и шла постановка Шекспира «Венецианский купец», маловероятно, что убийца остался в театре из-за любви к Шекспиру. Просто в тот день все другие выходы, кроме парадного, были закрыты, – в этом смог убедиться сам Степанов, когда до окончания спектакля обошел все закоулки храма искусства. Убийца навряд ли рискнул бы выйти из здания театра во время представления, тогда бы его точно заметили вахтеры, гардеробщицы и другие свидетели, как и камеры наблюдения, которые были установлены у входа в здание, хотя внутри театра они отсутствовали. Поэтому он решил как ни в чем не бывало спокойно досмотреть спектакль и заодно насладиться творчеством великого писателя и драматурга. Ведь задерживать всех зрителей не станут, их было не менее восьмисот. Но Степанов не был бы Степановым, если бы не разгадал в течение тридцати последующих минут после окончания спектакля головоломку, составленную убийцей.
Степанов выпустил из театра одних только женщин, – маловероятно, что преступление совершила представительница прекрасного пола, ведь ей непросто было бы пробраться в мужской туалет. Хотя, согласно статистике, одиночный удар ножом в сердце в основном используют женщины, когда они полны решимости лишить жизни ненавистных им мужчин, мужей или сожителей и, если бы не мужская уборная, выступившая местом преступления, вряд ли силовики так легко отмели бы подозрения от слабого пола.
И круг подозреваемых автоматически сузился до двухсот человек, ведь в нашем государстве львиная доля любителей искусства состоит из слабой половины человечества. Оставшихся мужчин Степанов построил в холле в полукруг, – к тому времени все они были одетыми, на улице лютовала зима. Попросить снять одежду он не мог, это уже походило на обыск. А именно одежда скрывала истинного преступника, так как на костюме или рубашке обязательно должны были остаться следы крови.
Невзирая на недовольство людей, генерал Степанов довел свои изыскания до завершения. Обойдя взглядом построенных в полукруг людей, генерал остановил выбор на одном черноволосом мужчине в сером пуховике. Указав на него пальцем, он попросил незнакомца снять куртку. Тот замер, он был в замешательстве, все поняли, что генерал попал в точку, еще раз доказав, что он – опер от рождения.
А доказательство он добыл следующим образом. У подозреваемого под курткой ничего не было, кроме рубашки. Зимой мало кто решится на поход в театр в одной рубашке без пиджака или свитера. И когда Степанов узнал у подозреваемого его место в зале, то сразу отправил туда людей, но они не обнаружили там никакой одежды. Генерал не сдался, он приказал обыскать все здание, «нюх» подсказывал ему, что он на правильном пути. Пиджак со следами крови нашли в мусорной урне, но не обошлось без помощи собаки с кинологом. Подозреваемый все отрицал, и только когда через несколько дней на пиджаке эксперты выявили фрагменты его ДНК, он признал свою вину. А убийство произошло из-за банальной ссоры, – они не поделили кабинку туалета.
– Вот что! – Вовчик глотнул виски. – За Шишкиным стоит Степаныч, они какие-то дальние родственники, по его негласной команде занялись Барсуком. Сечешь?
Евгений кивнул. Вовчик продолжил:
– У Степаныча, насколько мне известно, пересеклись коммерческие интересы с Барсуком, он мешал ему, поэтому авторитета и арестовали для профилактической беседы, хотя там вымогательством далеко не пахло.
– А что они не поделили?
– Степаныч «крышует» одну юридическую конторку, она занимается банкротством государственных и муниципальных предприятий. Так вот, Барсук положил глаз на один объект в центре города, но там уже хозяйничали коммерсанты Степаныча, и все вылилось в конфликт. Но зачем было убивать Барсука – непонятно.
– Ты думаешь, убийство авторитета – каприз Степаныча? – спросил Евгений.
– Нет, я думаю, что Шишкин вспылил, потерял контроль над собой. Но версию, что он умышленно пошел на убийство, отбрасывать нельзя. Может, он просто забыл подстраховаться и сделать предупредительный выстрел… – Вовчик замолчал, отпил из бутылки и протянул ее Евгению. Коллега не отказался, глотнул, не скривил рот как прежде, он пребывал в задумчивости.
– Здесь никак не докажешь и не узнаешь, как все произошло на самом деле, – очнувшись, ответил Евгений.
– Но это не все, – важным голосом ответил Вовчик. – Я не решался тебе говорить об этом.
– Что? – Евгений посмотрел на Вовчика. – Что? Говори! – повторил он, увидев напряженное лицо коллеги.
– Да я о твоем клиенте, который откинулся в дурдом.
– Это ты о Воинове? – удивленно спросил Евгений.
Вовчик кивнул.
– Что? Говори! – Евгений проснулся.
– Там тоже может быть замешан… – Вовчик не договорил, он посмотрел на напряженное лицо Евгения, отпил глоток. – Понимаешь, Жень… – он замолчал.
– Кто? Договаривай, если уж начал.
– Ладно… Ты мой друг, но я тебе ничего не говорил, меня просили лично и сам понимаешь – кто, – Вовчик в очередной раз отпил из бутылки и окончательно опустошил ее. Недолго думая, он отворил дверцу автомобиля и выбросил стеклянную посуду на проезжую часть. Звонкий лязг стекла об асфальт разорвал тишину – бутылка не разбилась. Евгений промолчал, но в другое время и в другом месте он бросился бы на Вовчика с упреками.
– Так вот, когда убили, как ее там…
– Рахимову?!
– Нет, Баумистрову, ко мне неожиданно пожаловал сам Степаныч, он расспрашивал про все тонкости дела, все нюансы убийства, так вот… – Вовчик замолчал, посмотрел на Евгения, который ждал дальнейшей исповеди.
– Что дальше?
– Хочется выпить, я мерзну, – выговорил Вовчик.
Евгений завел машину, включил на полную мощность печку, дал по газам. Автомобиль тронулся с места, раздался хлопок, хруст – это была бутылка из-под виски. На этот раз Евгений не удержался:
– А если бы колесо проколол?!
– Ладно, не кипятись, не рассказывай сказки, что осколок может прошить шину, – невозмутимо ответил Вовчик.
Они доехали до ближайшего продуктового магазина, купили бутылку виски и пару стаканчиков, Евгений прихватил еще лимон и пару апельсинов. Без закуски пить он не мог.
Также разместившись в машине, открыли бутылку и разлили на двоих. Ностальгия пронзила обоих, пришли воспоминания, как они вдвоем и еще несколько коллег вот так же, после тяжелого рабочего дня, поздно ночью сидели в автомобиле и распивали купленную на только что выданную получку водку и занюхивали хлебом. И всем было весело, и работа опера казалось нескончаемой романтикой. Но грезы рассеялись, когда Вовчик продолжил свой рассказ:
– Мне пришлось по наставлению Степаныча арестовать старого рецидивиста по фамилии Шулыгин, он имеет десять судимостей, две из них за попытку изнасилования. Он освободился ровно за месяц до того, как нашли первую жертву, вел себя довольно тихо, тусил с корешами, но в потасовках замечен не был.
Они чокнулись пластмассовыми стаканами и выпили до дна. Понюхав ломтик лимона, Вовчик продолжил:
– Так вот, Степаныч сам лично два дня мурыжил этого Шульгу у нас в изоляторе в Кировском, чтобы тот взял убийства женщин на себя. Он ему даже руку сломал.
– Это как, поясни подробней?
– Когда нашли тело Баумистровой, на следующий день мои ребята арестовали Шульту. Поначалу я сам подумал, что и впрямь этот Шульта и есть насильник, а тут еще Степаныч, он редко когда ошибался, ведь опер опытный, сыщик от Бога, можно сказать.
Они выпили еще, и Вовчика понесло:
– Как потом мне рассказывал Шульга, Степаныч поначалу предложил ему миллион рублей, чтобы он взял на себя Баумистрову, затем генерал хотел пришить ему еще и первую жертву, понимая, что улики показывают на то, что за убийствами стоит одно и то же лицо. И сумма возросла до трех, а затем и до шести миллионов.
– Ладно. Но что, Степаныч не понимал, что под пожизненный срок никакой рецидивист не подпишется?
– Вот тут и вся загвоздка, Шульга откинулся из зоны на год раньше по УДО, у него неоперабельный рак легких четвертой степени, ему от силы жить полгода осталось.
– А зачем ему деньги? – удивился Евгений. – На лечение?
– Степаныч давил на предмет семьи, что, мол, поможешь дочери и внучке, что они будут обеспечены. Но Шульга отказал ему, – как сам потом мне рассказывал, начальник прокололся, играя на его чувствах – дочь его от него давно отказалась и носит фамилию отчима, которого и считает своим настоящим отцом.
– А ты можешь дать координаты этого…
– Шульги? Конечно, но будь осторожен, Степаныч всех пасет.
– Слушай, а откуда у него возможности для столь щедрых предложений?
– А как ты думаешь, чьи «бабки»? Конечно, не его личные, весь город знает о старых приятельских отношениях Степаныча с Баумистровым.
– Ты уверен?
– Баумистров специально из Москвы прилетал на свадьбу, когда Степаныч замуж отдавал свою дочь. Около двух лет назад.
– Понятно, но что-то не сходится, если даже за убийством своей бывшей жены стоит Баумистров.
Вовчик промолчал.
– Зачем тогда инсценировать серийность преступлений, убивать еще двух невинных женщин? – спросил Евгений.
– Согласен, такие люди как Баумистров и Степаныч обладают всеми легальными инструментами, чтобы заткнуть рот любому человеку в пределах нашего города, зачем они тогда пошли на убийство – это вопрос. Возможно, Воинов и есть серийный убийца. Но зачем они поначалу пытались повесить убийства на Шульгу – тут мы можем строить только догадки.
– Возможно, Воинов как-то связан с Баумистровым и выполнял его заказ ради больших денег. Может, поначалу они думали отмазать Воинова, пообещали ему полный иммунитет от преследования. Но зачем тогда он сдался? Хотя… – Евгений замялся и призадумался.
– Что, хотя? – спросил Вовчик.
– По большому счету, он тоже может избежать наказания, если его признают невменяемым, – Евгений разлил очередную порцию спиртного.
Они купили еще одну бутылку виски, опустошили ее, понимая, что она будет лишней, и утром последствий не избежать. Но по-другому не могли и не умели. Евгений не помнил, как доехал до дома, на каком этапе из поля его зрения исчез Вовчик. То ли он уехал на такси, то ли пошел пешком, а может, Евгений сам в пьяном угаре довез его до дома?
Как только Евгений оказался в собственной квартире, он хаотично прозвонил телефоны всех своих подружек. Но кто-то не ответил, а те, кто ответили, тактично намекнули, что приехать не могут, так как уже давно нежатся в своих кроватях. Тогда Евгений решил покопаться в старой записной книжке – по профессиональной привычке все номера он дублировал в ней, на случай потери телефона. Его душа требовала общения и, перелистывая страницы записной книжки, он неумышленно попадал на одну и ту же страницу, где корявым почерком был написан телефон Татьяны. Со вздохом перелистывал страницу, но на следующей, как и на предыдущей странице перед глазами маячил телефонный номер возлюбленной. Он набрал его. Звонок остался без ответа, но через полминуты Татьяна осчастливила Евгения ответным звонком. Не сказать, что у нее был сонный голос:
– Привет, звонил? Я была в ванне. Не успела добежать.
– Привет.
– Как у тебя дела? – дежурно спросила Татьяна.
– Да, нормально, сегодня с коллегами выпили…
– Я уж поняла, в последнее время ты звонишь, только когда примешь на грудь, – в ответ тишина. – Алло, ты где?
– Хочу к тебе приехать, я соскучился по тебе, не нахожу места, мне тяжело без тебя! – Евгений выговорился, он ждал ответа. Теперь молчала Татьяна.
– Что молчишь? – не выдержал Евгений. – Алло!
– Да, я слушаю. Я уже ложусь спать, давай завтра поговорим, – попыталась уйти от ответа Татьяна.
– Сколько можно – завтра, послезавтра! – с отвращением начал рассуждать Евгений, но, вспомнив, что разговаривает с источником своих страданий и вожделений, немного изменил тон. – Ответь мне на вопрос: я тебе нужен или нет? Надо поставить точку, – неожиданно для себя произнес Евгений.
– Я не хочу говорить об этом по телефону.
Но Евгений был непреклонен:
– Слушай, мы с тобой практически не видимся, по телефону и то редко общение происходит.
Образовалась пауза.
– Разбуди меня хоть ночью, я точно скажу, без колебания, что ты мне нужна. Я хочу быть с тобой. Человек всегда знает ответы на простые вопросы.
– Я не знаю, – растерянно начала Татьяна. – Я пока не знаю. И не слишком он простой…
– С тобой все понятно! – отреагировал Евгений.
– Зачем ты так?! Я говорю тебе правду, женщина никогда не знает, чего хочет…
– У тебя есть другой мужчина, скажи честно? – с каждой минутой разговора Евгений трезвел и говорил все жестче.
– Нет, – тихо произнесла Татьяна.
– Ну а что тогда? Я хочу поставить все точки, или-или… Если нет, то начну новую жизнь, будем просто друзьями.
– Не дави на меня! Это сложный вопрос, – Татьяна говорила, в отличие от Евгения, спокойно. – Не все в этой жизни черное или белое, как видится тебе.
– Давай так, хоть ты и в раздумьях, я все равно приеду к тебе ночевать, от одной ночи ничего не изменится.
– Мне завтра рано вставать! – категоричным голосом ответила Татьяна.
Евгений ожидал такого ответа, но он использовал еще один шанс, последний, чтобы достучаться до сердца Татьяны.
– Ладно, я все понял, спокойной ночи, – тяжело вздыхая, проговорил он. Беспомощность и следом идущая ненависть завладела им, он сбросил звонок, не дождавшись встречного пожелания на ночь.
– Сука, да пошла ты! Подальше от меня! Б…дь поганая, шлюха недоношенная! – пронзительно закричал он.
Евгений соскочил с кровати, ворвался на кухню, открыл холодильник, в нем из горячительных напитков обнаружилась только бутылка красного вина. Он взял паузу на раздумья – если глотнуть, то завтра будет невыносимо тяжело. Ну и пусть будет!
«Ну и пусть мне будет плохо, пусть я умру, но зато все забуду, все, все, все! Этот долбанный мир, эту долбанную Татьяну, всех уродов, которые достали меня… Эту неблагодарную работу… и зачем я стал следователем, зачем? Сидел бы конструктором в бюро, без всяких заморочек, а там… там вообще-то работают одни женщины! Много женщин, много. Я был бы серым человечком, неприметным, утром на работу, вечером домой, ждал бы выходных, как нормальный обыватель. Жил бы своей жизнью, общался бы с людьми через чертежи. Как я любил чертить эскизы деталей, что может быть еще романтичнее? Сидишь ночью, одна только настольная лампа преданно освещает путь в ночную тишину и никого более. Карандаш твое оружие, именно оружие, интеллектуальное, в отличие от других остроконечных предметов, символов насилия… да, насилия, а не силы! Одни понты… у всех понты, у коллег, носящих кобуру за поясом… Нет, я не такой, я не люблю оружие, оно неудобно…».
Мысли остановились, когда он взглянул на одинокий хрустальный фужер, полный до краев, рядом – темная початая бутылка. Пить уже не хотелось, но душа желала забыться, Евгений резко схватил фужер и, преодолевая сомнения, влил в себя его содержимое.
Следом он опустошил еще один фужер вина, пил жадно, с наслаждением. Встал со стула и проковылял до комнаты, оглядел ее, ему не хватало воздуха, тошнота подступала к горлу. Вышел на балкон. Он стоял и глубоко дышал, стало легче. Как хорошо! Свежо! Евгения обдало холодным ноябрьским воздухом. Он боялся высоты, но к перилам подошел очень близко, нагнулся, уперевшись руками. Темнота под балконом манила его, он покачнулся, испугался, что упадет в бездну. Отшатнулся назад, выпрямился и, взяв себя в руки, подумал: «Что это было, попытка самоубийства? Непроизвольно или все же?..»
Немного отрезвев и придя в себя, он истерически засмеялся. Да, все бы ломали голову, зачем он, молодой и красивый, спрыгнул с балкона, и только один человек на планете знал бы истинную причину суицида. Ему стало смешно, обидно и стыдно. Нет! Так из-за Татьяны не стоит уходить, слишком много чести для этой сучки.
«Ее я заберу собой. Только как? А, да, у меня есть мой пистолет», – вспомнил он про оружие. «ПМ», который он всегда если не презирал, то относился к нему на «вы», вдруг для него стал родным и необходимым инструментом возмездия.
«Какой я нахрен следователь, если ни разу не пальнул из собственного пистолета, тем более – никого не убил.
Надо исправить ошибку», – рассуждал в пьяном угаре Евгений.
– Вот будет каша!
Он приосанился, прибодрился. Пошел на кухню, налил вина и выпил. Чувствовался прилив сил, он стал обдумывать план своих действий… пистолет, глушитель. Да, он будет стрелять и стреляться в доме, но только не у себя; надо у нее, у Татьяны.
«Приду с цветами, с красными, желтыми, белыми, море цветов… Но повод, какой повод? Как же – какой? Приду просить руку и сердце. Надо надеть костюм, парадный, синий с погонами. Может, не в нем? Нет! Нельзя портить честь мундира, это же не служебное дело. Тогда надо купить новый костюм якобы для свадьбы. Куплю, завтра куплю», – он призадумался, что упустил какую-то маленькую деталь, но не мог вспомнить – какую.
«А! Вспомнил, кольцо. Чем красивее и больше, тем лучше. Еще лучше – с камнем. Все должно выглядеть по-настоящему. Надо с бриллиантом. Пусть разорюсь, деньги мне уже не нужны. В последний путь надо уходить красиво».
Он представил, как заходит к Татьяне, бросает к ногам корзины с цветами, говорит красивую речь, что любит ее, обожает, жить не может. И просит ее выйти за него замуж, склоняется на колено, надевает ей кольцо. Она не знает, что ответить, смущается от подарка, от предложения. Но она любит подарки, это Евгений знал безошибочно. Потом она приходит в себя, восхищается подарком, но произносит роковое для нее слово: «Нет!», и еще не догадывается, что сама себе подписала смертный приговор.
Недолго думая, неожиданно для нее Евгений достает пистолет, медленно, показательно как в фильме, при виде жертвы насаживает на него глушитель. До нее доходит, что задумал Евгений, она пытается отыграть все назад, говорит, что он не понял, что она любит его, готова с ним пойти на край света, но уже поздно. Она падает на колени, просит пощадить, но Евгений непреклонен. Он наводит ствол с глушителем на ее голову. Она закрывает глаза и кричит: «За что?», тут Евгений призадумался – и вправду: «За что?», она ведь ему ничем не обязана…
Он лежал на кровати и размышлял над мотивом для убийства. Мотив смешон – она отказалась выйти за него замуж? Нет! Она отвергла его? Нет! Тогда в глазах близких он будет слишком жалок. Здесь должна быть месть за оскорбление, унижение. Он начал снова, дошел до момента, как входит к ней, те же цветы, кольцо с бриллиантом, костюм с галстуком. И, конечно, предложение на коленях. Но здесь в ситуацию неожиданно вмешивается еще одна личность, тот молодой человек, которого он встретил на входе у подъезда дома Татьяны. Он спрятан в комнате, Евгений пока не знает, что он там лежит в ожидании.
Татьяна закрыла дверь в комнату, а сама с притворным взглядом ждет, пока новоявленный жених закончит свою пафосную речь. Она принимает подарок-кольцо, мило улыбается – а куда деваться – но укоряет его, что тот явился без звонка. Тут тот, кто спрятан за дверью, подает голос и зовет Татьяну обратно в комнату. Евгений врывается туда, там знакомый наглец с ухмылкой на лице и его дружок. Оба по-хозяйски распластались на постели в ожидании хозяйки, не зная, что в недалеком будущем и их ждет причастие. Евгений с ненавистью смотрит на Татьяну, до молодых людей дошло, что в комнату ворвался псевдохозяин, они начинают усмехаться над жалкой растерянной физиономией Евгения. Высокомерным взглядом буравят его, они на высоте и чувствуют превосходство над ним, над ничтожеством. Евгений унижен, уничтожен. В этот момент, когда его распирало от ревностных душераздирающих побуждений, Евгений почувствовал возбуждение, его бросило в дрожь, жар, к телу подступила лихорадка. Он взял себя в руки и закончил мысленную экзекуцию.
Представил: в комнате воцарилось молчание, тут Евгений достает свой пистолет, также медленно накручивает глушитель и без паузы всаживает по пуле в пах и в голову каждому из любовничков. Затем наводит дуло пистолета на Татьяну, она проделывает те же умоляющие трюки, как и в первой версии его фантазии. Не вникая, что она говорит, он, словно хладнокровный убийца, молча и без эмоций расстреливает ее. И обреченно всаживает пулю в себя… но куда? В голову, в сердце, в шею? Лучше в сердце, так романтичнее. Приезжает полиция, и постепенно в ходе следствия вырисовывается картина, что за кровавой бойней в обычной квартире стоит месть за безответную любовь, за страдания, за распутство, за измену.
Евгений призадумался, поймут ли его правильно коллеги? И засмеялся. Фабула картины: он – ЛОХ! Подруга Татьяна, которой несчастный следователь хотел подарить свою жизнь и смерть, в придачу к бриллиантам, страдала двуличием, причем крутила с множеством особей. В случаях измены в первую очередь люди осуждают мужчину, мужа и только потом – изменницу. Неважно, кто она, важно – кто ты. Евгений вздохнул и отмел последнюю версию вендетты. «Даже умереть невозможно с толикой героизма и романтизма», – последнее, что он подумал перед тем, как уснуть.
Глава девятая
Голова раскалывалась, ныла, доносилось эхо прошедшей ночи – его начинало подташнивать. Семь утра. Евгений встал, пошел на кухню, благо – в холодильнике нашлась бутыль минеральной воды. Жадно отпил и нырнул обратно в теплую постель. Его трясло, он хотел уснуть, но так и не смог, «сушняк» с неутихающей головной болью горько подсказывал, что надо срочно опохмелиться. Но вот незадача, с утра он планировал зайти к Житомирскому. Встав снова и немного поколебавшись, Евгений вместо чая налил фужер красного вина. Стало легче.
Он не зашел к патрону, боялся, что Александр Федорович учует запах, впрочем, Житомирский весь день практически отсутствовал на рабочем месте. Евгений, как огнедышащий дракон, всех и вся обдавал кислым запахом перегара. Наблюдая, как сотрудницы мучительно корчатся от невыносимого зловония, Евгений заперся в кабинете. Его потревожили только ближе к обеду, тихо постучали в дверь кабинета. Еле встав, он подошел к двери: «Кого еще принесло?».
Перед ним стоял мужчина среднего роста, с короткой стрижкой, в сером костюме.
– Можно к вам?
– Да, конечно! Заходите, – Евгений, перед тем, как запускать незнакомцев в кабинет, всегда интересовался, по какому вопросу пришел посетитель и просил представиться. Но сегодня был не в состоянии. Да и интуитивно почувствовал, что статус гостя высок, и внешне лицо показалось знакомым.
Но тут, окончательно вспомнив, Евгений удивился, потому что понял, что перед ним стоит генерал Степанов, а сегодня Евгений никак не ожидал встретиться с героем вчерашнего рассказа Вовчика.
– Садитесь, – предложил Евгений.
Генерал присел на стул напротив рабочего стола Евгения, он чувствовал себя уверенно. Евгений опустился на рабочее кресло, ему было плохо, голову давило, и он не мог сконцентрироваться.
Генерал быстро сообразил, что хозяин кабинета хандрит. Он набрал номер и, не отпуская взгляда от мученического лица Евгения, по телефону сделал ряд быстрых распоряжений. И уже после представился:
– Михаил Иванович Степанов, – произнес он и многозначительно кивнул головой.
Евгений приосанился.
– Я понял, я вас узнал, несколько раз мы виделись на совместных оперативках. А меня зовут Евгений.
– Хорошо, очень приятно, Евгений, – в этот момент постучали в дверь. – Это ко мне, – произнес Михаил Иванович и подошел к двери. Кто-то за дверью быстро передал ему сверток.
Затем, подойдя к Евгению, генерал раскрыл сверток, там была бутылка коньяка.
– У вас есть рюмки? – Михаил Иванович оглядел кабинет.
– Да, сейчас, – ответил Евгений. Он встал, достал из тумбы стола два хрустальных фужера на ножках и дрожащими руками поставил их на рабочий стол.
– Надо подлечиться, – Михаил Иванович разлил содержимое и один из фужеров протянул Евгению. – За личное знакомство!
– Что за коньяк? – спросил Евгений, усаживаясь на свое место.
– Армянский, четыре звезды.
– Да, неплохой, – похвалил Евгений, попробовав.
– Не хуже французского.
Михаил Иванович встал и подлил Евгению еще коньяку. В его действиях не было заискивания, в чужом кабинете он вел себя достаточно раскованно, а с Евгением по-свойски, будто знакомы они были не первый день.
– У меня к вам деликатный вопрос, – начал Михаил Иванович.
Этого момента Евгений ждал и не сомневался, о чем пойдет дальнейшая беседа.
– Я слушаю, – Евгений приободрился, коньяк явно пошел на пользу.
– Ваш отдел расследует дело Шишкина… мне бы хотелось сделать ряд напутствий лично вам, – конечно, если не сочтете это за наглость, – Михаил Иванович говорил неторопливо, с чувством ответной благодарности.
Генерал изложил свою версию конфликта авторитета Барсука с капитаном Шишкиным. По его словам, эта была самооборона, и застреленный – типичный авторитет-беспредельщик, и таким место в тюрьме. Как показалось Евгению, что-то общее мелькнуло между Степановым и героем культового фильма «Место встречи изменить нельзя» Глебом Жегловым, известным своей фразой: «Вор должен сидеть в тюрьме».
Но схожесть между двумя героями на этом и закончилась. Все-таки генерал Степанов был не настолько идейным, как Глеб Жеглов. Но говорил так же красноречиво:
– Александр Шишкин, рискуя своей свободой и честью, смог избавить наш мир от поганой нечисти. Одной мразью стало меньше!
И теперь, когда Барсук не сидит в тюрьме, а лежит в земле, уголовное дело в отношении благородного палача Шишкина, который, по словам Михаила Ивановича, посвятил всю свою жизнь борьбе с криминалом, стало делом чести для правоохранителей. Так генерал подошел к главному вопросу и спросил, может ли Евгений указать в показаниях, что на допросах Шишкин вел себя неадекватно. А там уж дело психиатров из диспансера.
Евгений замешкался, он не знал, что ответить. Отказать генералу или переложить всю ответственность за Шишкина на людей в белых халатах? В визите генерала был один плюс – перестала болеть голова, а поспособствовал этому коньяк или просьба генерала – непонятно. Евгений морально был не готов к столь неожиданной просьбе. Он поднял фужер, чтобы отпить коньяку, но тот оказался пустым, Михаил Иванович тут же привстал и налил очередные сто грамм напитка. Такому услужливому генералу отказать было невозможно. Когда еще в жизни старший по званию, легенда сыска будет вот так обхаживать тебя, простого следователя. Ответ пришел на ум самый безобидный и ни к чему не обязывающий:
– Все зависит, как решит Житомирский.
– С ним все решено, он послал меня к вам, сказал, что вы способный и понимающий человек, что все зависит от вас, от начальника первого отдела, – генерал лукаво улыбался. Да, уговаривать он умел.
– Да, – пробурчал Евгений. – В последнее время все успевают решить вопросы с моим начальником до разговора со мной.
– Это вы о чем?
– Да о своем… так….
– Ну, договорились мы с вами или нет?
– Вы думаете, у меня есть выбор, если за меня все решили? – со смешком произнес Евгений.