Порок Райх Илья
– Приказывайте, что делать дальше, – ответил Евгений. – Я только ваш подчиненный.
– Сам знаешь, мы люди подневольные, но ответ однозначный…
Евгений не расслышал, что сказал шеф и сказал ли вообще что-то конкретное относительно судьбы Воинова.
– Не понял, Александр Федорович? – переспросил он.
– Нет!
– Что «нет»?
– Не выдадим, пусть катится в лечебницу, а там уж врачи как решат. Мне только не хватало перед пенсией быть замешанным в темном деле.
Напряжение в разговоре спало. Несмотря, что солнце уже ушло за горизонт многоэтажек, опоясывающих изолятор со всех сторон, на улице было светло.
Александр Федорович докурил сигарету и предупредил Евгения, что он лично отвечает за безопасность насильника.
– Очень дорого обходится нам этот маньяк! – полушутливым тоном крикнул Евгений Александру Федоровичу, когда перед тем заскрипели створки ворот изолятора. Он надеялся, что шеф поймет шутку, но в ответ Житомирский лишь махнул рукой, дав понять, что пока не до шуток: мало кто осмеливался идти наперекор прокурору.
Глава седьмая
Вечером того же дня к городскому изолятору пришел автозак. Евгений выдал конвою распоряжение о переводе Воинова в психиатрическую больницу, что на улице Владивостокской. Евгений проводил Воинова только взглядом из окна комнаты охраны и почувствовал на душе облегчение, когда автозак пересек ворота ИВС.
Он ехал в направлении дома, когда на экране телефона отразился входящий звонок от Татьяны. Сердце забилось. Евгений настолько разволновался, что съехал на обочину. Он не ответил, после еще минут пять сидел в раздумьях и мысленно подбирал слова: готовил речь.
«Даже актер театра меньше времени репетирует роль», – приговорил себя Евгений и набрал номер возлюбленной.
Татьяна вела себя дружелюбно, расспрашивала о делах, настроении, весь набор приличных слов перед тем, как подойти к делу: в конце разговора она попросила о помощи. Ей нужно было срочно десять тысяч рублей на какие-то непредвиденные расходы, обещала вернуть в течение месяца.
Евгений не огорчился по поводу звонка, напротив, он пребывал в эйфории: подумать только – сегодня увидит свою возлюбленную! Другими вопросами он уже не задавался. Они договорились встретиться у нее на квартире через пару часов.
Евгений заехал к себе на квартиру, принял душ, смыл запах изолятора, надушился туалетной водой, причесался, надел чистое белье, напялил новые голубые джинсы и синий джемпер. Все мероприятия по уходу за собой он проделывал напротив зеркала в прихожей. С момента звонка все тело волнительно знобило. Евгений трепетал в ожидании. Вышел из квартиры, проехал до ближайшего банкомата. Снял деньги, заехал в магазин и, как всегда, накупил уйму продуктов: пару бутылок красного вина, сыр трех видов, фрукты и, конечно же, любимые Татьяной овощи.
К дому Татьяны, – она жила в четырнадцатиэтажке на улице Коммунистической, – он подъехал раньше, чем они договаривались. После телефонного звонка прошел только час, но ждать он больше не мог. Евгений позвонил в домофон. Он сделал три продолжительных звонка, но ответом ему было молчание. Неожиданно перед ним отворилась дверь подъезда, оттуда вышел молодой человек. Завидев Евгения с двумя пакетами на руках, молодой человек попридержал дверь. В ответ Евгений поблагодарил его, мимолетно они встретились взглядами, незнакомец немного ухмылялся.
«Неужто от Татьяны?» – автоматически подумалось ему. Сердце зачастило. Пока поднимался на лифте, невольно вспомнил Воинова, его последнюю фразу насчет Татьяны и, конечно же, перед глазами стояла довольная ухмылка подследственного, чем-то походившая на ухмылку юноши в дверях подъезда.
Лифт добрался до шестого этажа, где жила Татьяна. Он вышел и минут десять простоял перед дверью. Что уже пора звонить в дверь, ему напомнили груженые пакеты – руки ныли от перегрузки. Позвонил, в ответ тишина, он успокоился, все сомнения улетучились в миг. Пошарил по карманам в поисках телефона, но тут услышал глухой звук отпирающегося замка. Его разрывало от противоречий – он ревностно желал Татьяну и одновременно ненавидел ее.
Перед ним в коротком хлопковом халате с мудреным орнаментом стояла Татьяна. Голова ее была обмотана полотенцем. Она услужливо пригласила Евгения, помогла разгрузить пакеты и проводила в комнату. Единственное, что ее смутило, так это приход Евгения раньше времени.
Гость прошел в комнату, кровать была немного помята, желто-серое покрывало было накинуто наспех, как и сам халат, который явно не желал обвиваться вокруг талии и вечно распахивался. Предложив ему сесть на край двухместной кровати и включив телевизор, Татьяна удалилась в ванну, объяснив, что надо посушить волосы.
Евгений, как ищейка, все пять минут относительного одиночества шнырял взглядом по квартире: он искал улики и желал пролить на свет правду: неужто его возлюбленная – самая неудержимая сучка на свете? Он не мог ей предъявить окончательного обвинения, ведь обладал только косвенными уликами недавнего присутствия незнакомца в квартире: халат Татьяны, под которым нет нижнего белья, хотя и раньше она непринужденно рассекала в нем по квартире; плохо заправленная постель, но, может, она торопилась с утра на работу; приняла ванну, но эту процедуру она с завидным постоянством проделывала по нескольку раз на день; долго не открывала дверь, – может, спала или была в ванне?
Евгений решился на дополнительные поиски. Зашел на кухню, его взгляд поймал на полу пустую бутылку дешевого красного вина чилийского производства. Следом открыл холодильник, на полке двери стояла початая бутылка вина той же марки. Нашел фужеры, пять штук, все они лежали перевернутыми около раковины, сушились на полотенце. Провел рукой внутри каждого фужера, ему показалось, что только у двух фужеров внутренние поверхности как-то отдают влажностью. Тарелки, которые сушились рядом, он исследовать не стал.
Переборов стыдливое чувство и брезгливость, он залез в помойный мешок, что находился в шкафу под раковиной. Вытащил его наружу из пластикового ведра и заглянул внутрь. Мусора практически не было. Вот оно! Он нашел использованный презерватив! Но радоваться находке или нет, он не знал. Его сдавливала ненависть, он был унижен, уничтожен…
Он зашел обратно в комнату, Татьяна крикнула ему через дверь ванны, что скоро выйдет. Евгений стоял на перепутье, ему хотелось уйти, но как объяснить свой уход? Надо просто тихо собраться и хлопнуть дверью, а презерватив демонстративно положить на кровать. «Да, с такой фурией унижение станет привычным делом», – думал он.
Пересилив себя, он остался, ведь джентльмены не имеют привычки копаться в помойных ведрах возлюбленных. Как влюбленный наивный мальчишка, он не мог поверить, что именно с юношей, встретившимся ему на пороге подъезда, Татьяна до его прихода совершила акт соития. И недавняя история в ночном клубе только подтверждала самые страшные его предположения. Он попытался отогнать от себя навязчивые рассуждения, но ничего не выходило: «Он никак не лучше, этот сопляк! Что у него есть, – только член… Дошел до ручки, что начал лазить по помойным ведрам, так меня никто не унижал», – эти мысли окончательно добили бы его, если бы из ванны не вышла Татьяна. Мысли осыпались с головы, как листья с деревьев в осеннее унынье, когда Татьяна, все в том же халате, предложила выпить вина и немного расслабиться перед телевизором. Переключая каналы, Татьяна наткнулась на фильм «Красотка». Она спросила Евгения, не будет ли он возражать, если они посмотрят фильм, который каждый знал наизусть. Евгений кивнул.
Он засомневался в своих догадках, и через полчаса его настроение уже было приподнятым. Они выпили вина, лежали ничком на кровати и смотрели фильм. Евгений вел себя сдержанно, как человек, дорожащий отношением возлюбленной, был почтителен и услужлив. При первой же необходимости говорил ей «Лежи, я сам принесу» – и бежал на кухню за очередной порцией лакомств. Время подходило к девяти часам вечера, Евгений нервничал и строил догадки, оставит ли его Татьяна на ночь. О чем он только мог мечтать! Как он желал оказаться на этой же постели, но только под пуховым одеялом и в объятиях возлюбленной. Неверность померкла и отошла на второй план. В надежде на возврат былого, он с легкостью расстался с деньгами и уже считал их безвозмездной материальной помощью, – ведь он никогда не примет обратно эти деньги.
Фильм закончился, Евгений и Татьяна охмелели, они выпили все привезенное им вино, съели все овощи, перепробовали весь сыр и окончательно насытились. Дальше было то, чего так боялся Евгений. Татьяна, выждав паузу, объявила Евгению, что ей завтра рано вставать, и будет лучше, если сегодня он поедет спать к себе домой.
Евгений не сопротивлялся, он быстро согласился с доводами Татьяны, лишь бы она была рядом, если не сегодня, то завтра, если не завтра, то послезавтра, если не послезавтра, то в следующей жизни. Не смея возразить, тихо оделся. Лицо Татьяны излучало благоговение, она действительно была непритворно рада видеть Евгения, но одновременно она по-прежнему выражала непокорность.
Они не поцеловались, Татьяна постаралась обойтись без поползновений, осознавая, как тяжело потом будет остановить мужчину. Евгений тоже сдержался, хотя и горел желанием, уже не помня в который раз за вечер. Причина – он боялся всего, на что Татьяна может отреагировать негативно, ему казалось, что услужливостью он подает сигнал возлюбленной, что он изменился и готов ради нее на все. Но нужно ли было это Татьяне, вот в чем вопрос! Впрочем, от трепетных ухаживаний женщины отказываются в самую последнюю очередь.
Автозак подъехал к психиатрической больнице. Автомобиль с арестантом так и не заехал на территорию лечебницы, простояв у ворот минут десять, он развернулся. Воинов не проявил беспокойства, когда понял, что его везут обратно. Когда время, потраченное на обратный путь, увеличилось вдвое, до него дошло, что его привезли в изолятор, что по улице Толстого.
Это было мрачное заведение, типичная тюрьма, где каждый арестант терялся в толпе себе подобных. Отсюда для многих начинался путь очищения, часть арестантов сидели после оглашения приговора суда, ожидая этапа, другая, наоборот – пребывала в ожидании заседаний Фемиды с надеждой на беспристрастный судебный процесс. О том, что в этом заведении, как сказали бы многие, обитают «отбросы общества», говорило многое: суровые лица надзирателей, мрачные фасады корпусов, хотя и покрашены они были в бело-серый цвет, решетки, напоминающие вьющуюся паутину, человеческие руки, торчащие из них. Да, мятежная обреченность объединяет завсегдатаев этого заведения, как и тех, кто попал сюда впервые.
Как только человек ступает ногой на холодный бетонный пол изолятора, первое, что он ощущает, это спертый запах – дух сотен тысяч, миллионов арестантов, прошедших через холодные камеры. Вонь испускает сам изолятор, его ядовитые сине-зеленые стены, обшарпанный пол, железные лестницы. Со временем даже самый брезгливый человек невольно привыкает ко всему, насквозь пропитывается атмосферой тюремной жизни и сам становится невольным носителем антисанитарии. К этому его подталкивают условия содержания.
Воинова поместили в камеру, где половина ее обитателей ожидали суда по тяжким преступлениям. В помещение, где от силы могло разместиться не более четырех человек, администрация впихнула восемь арестантов. В камере квадратной формы по углам, вдоль стены были расставлены двухъярусные нары, напротив интерьер был также скуден – один умывальник и одна «дальняга», которая, в отличие от изолятора на Шафиева, была открыта.
Впрочем, здесь было все не так и все по-другому. Единственное, что было позитивным, так это телевизор на большом металлическом столе по центру камеры, за которым заключенные принимали пищу, играли в нарды.
Но Воинову было не привыкать, он по жизни довольствовался малым, – что говорить, если у него дома следователи не обнаружили ни телевизора, ни аудиоприставки, ни телефона. Он стоял на пороге камеры с матрасом в руках, часть заключенных уставилась на него, внимательно осматривая, другая выразила полную апатию к новому сокамернику и продолжала заниматься незамысловатыми делами – кто-то смотрел телевизор, кто-то играл в нарды или читал газету. Те же развлечения, которыми злоупотребляют люди, находясь на свободе.
Воинов был готов к тому, что для него места в камере не найдется, спали на нарах по очереди – ночью те, кто имел статус в блатном мире, днем те, кто всю ночь томился в ожидании и без интереса был вынужден кемарить перед телевизором. Были и такие, кто лежал на матрасах на полу под нарами. Ничего не сказав присутствующим, он расстелил матрас на пороге камеры и уже было прилег, как вдруг к нему подкрался один сокамерник и прошепелявил:
– Братан, ты че лешишь? Вштавай, у нас швоих так не вштречают, так ведь, музики? – ему никто не ответил, но и никто не возразил.
Небольшого роста мужчина в черных брюках и майке без рукавов осторожно за руки поднял Воинова. Он, излучая почтение, подвел Воинова к нарам, которые были ближе к дверям камеры.
– Лозись, это мое мешто, пошпи, там узе ночь на швободе, – казалось, что у услужливого сокамерника дефект речи на все буквы русского алфавита. Воинов лег на нижний ярус, закрыл глаза, но не спал. Он отдавал себе отчет, что его нахождение здесь – это череда злосчастных событий, и не испытывал иллюзий на счет гостеприимства, готовясь к худшему.
Евгений поехал домой с двойным чувством. Он увидел Татьяну и безумно был рад, но с другой стороны его душила ненависть. Чем сильнее в нем просыпалось чувство любви, тем отчетливее перед ним представал образ юноши, покинувшего постель его возлюбленной перед его носом.
Чтобы подавить в себе душевную боль, он стал подшучивать над собой: «Да, произошла смена караула! Пост сдал, пост принял!». Но дальше тема злорадства над самим собою никуда не шла, как и сама Татьяна, которую кто-то невидимой силой удерживал в верхних строчках хит-парада под названием «Головные боли Евгения Романова».
Для того чтобы как-то отвлечься, Евгений включил магнитолу и поставил диск Eminem. Он никогда не был поклонником американского исполнителя, но последний альбом «Recovery» покорил его. Он не понимал английского языка, хотя и учил его в школе, но для него всегда важнее была музыка, а не слова. Евгению нравилась песня «Not Afraid», ее восторженный ритм, наполненный надеждой.
Сперва он не знал, как переводится название полюбившейся композиции. Уже после того, как у него начались проблемы с Татьяной, он открыл словарь английского языка и перевел: песня называлась «Не боюсь». Перевод подсказал ему, что не зря именно эта композиция стала гимном его страданий. Теперь ни одна дорога на колесах не обходилась без музыки Eminem.
Он не помнил, как доехал до своего дома, голова была хмельной и требовала продолжения банкета.
«Может, переспать с кем-нибудь?» – подумал он.
Не выходя из машины, он позвонил женщинам, тем самым, которые служили для него отдушиной в моменты одиночества. Но ни одна из пяти женщин, с кем он время от времени состоял в половых отношениях до встречи с Татьяной, не ответила ему на телефонный звонок.
Евгений переутомился. Он четко осознавал, что всему виною Татьяна, которая не отпускала его, требуя от него новых жертв. Выдержит ли он? Он лег спать, но думы не покинули его и ночью. Он вспомнил Воинова, его философию, насколько он прав и проницателен.
Все проблемы, скованность в постели с Татьяной – это есть результат действия не только чувств, но и слишком далеко зашедших увлечений. Женщина всегда чувствует, рядом ты или нет, витаешь в облаках в поисках третьего или пыхтишь ради того, чтобы доставить удовольствие, пренебрегая тем, что акт соития – это обоюдоострый процесс, где оба партнера обязаны в равной степени желать друг друга.
Рассуждая с самим собою и все дальше отдаляясь ото сна, он не заметил, как непослушное тело потребовало удовлетворения. Евгений решил принять ванну. Наполнив ее горячей водой, он расслабился. Невольно промотал эпизод с юношей, повстречавшимся ему на пороге подъезда. Но что-то удержало его от неудержимой фантазии. Тогда он переключился на эпизод в ночном клубе и сразу ощутил прилив сил. Призывы к мастурбации, которые беспокоили его все меньше с тех пор, как он встретил Татьяну, вновь дали о себе знать.
Он не стал долго философствовать и принялся осторожно и нежно трогать крайнюю плоть члена. Дальше участил столь знакомые ему движения и попытался представить очередную фантасмагорию. Евгений с ревностью вспомнил молодого человека из клуба, ставшего причиной размолвки. Привлекательный незнакомец только одним своим присутствием мог бы разозлить любого мужчину, даже если просто заговорил бы с его спутницей. Евгений возбудился, немного поубавил движений, не желая банально закончить процесс. Остановился, перевел дыхание.
Представил, как Татьяну ублажает этот рослый юноша, все происходит там, в прокуренной кальянной, под натиском интимного света ламп. Они не одни, два других приятеля в роли наблюдателей, только и ждут приглашения к участию к оргии. Четко обрисовал окружающую картину, естественно, старался ничего не менять, Татьяна, как и в тот злосчастный вечер, была в черных обтягивающих джинсах, в черной блузке с открытыми плечами. Он представил, как двое приятелей красавца целуют ей спину, снимают блузку… Но что-то он пропустил… да, конечно, картина не отдает действительностью! Надо срочно исправить: рослый блондин целует взасос Татьяну, помада на губах…
Она лежит на боку, блондин спереди от нее, двое сзади. Они предпринимают попытку полностью обнажить ее, но Татьяна возражает: «Нет, не надо, я сегодня не одна, меня ждут». Но сопротивляться нет сил, она стонет, теряется в забытье, подсознательно требуя ласок. Сломив легкое сопротивление, они начинают снимать с Татьяны последнюю одежду, но…
Евгений не успел дофантазировать, разрядка наступила раньше. Он не помнил, сколько времени пролежал в ванне.
Глаза Воинова были сомкнуты, но он отчетливо видел перед собой тени. Тени шептались, соединялись, расходились, потом вновь соединялись и шептались. Ему не мерещилось, для сна он был слишком возбужден и был бы рад осознать, что страдает манией преследования, да понимал, что кругом одна реальность. Поэтому ничего другого не оставалось, как взять себя в руки, ведь главное – постараться выжить, когда кругом неведомое и где-то притаилась опасность.
Немного приоткрыв глаза, Воинов увидел, как услужливый мужичок шептался возле умывальника с черноволосым арестантом в синих трико и футболке. Он что-то тихо нашептывал собеседнику. Слушая коротыша, черноволосый кивал, оглядывая камеру, несколько раз скользнул взглядом по Воинову, потом махом руки подозвал еще одного сокамерника. Что-то большое, как горилла с дерева, опустилось со второго яруса нар, что в противоположном углу.
Этот исполин напомнил Воинову Глыбу, но было одно большое отличие. Рост, широкие плечи, выпячивающийся живот были один в один, но голова этого чудища была непомерно маленькой – настоящий брахиозавр. Гигантский человек был до пояса гол, весь торс опутан татуировками, причем они были настолько искусно наколоты, что какой-либо музей вполне мог позавидовать носителю коллекции.
Все трое перешептывались, мысленно Воинов перебирал планы по спасению, ведь сомнений уже не возникало, что заговор зреет против него. Эта троица больше других походила на тех, с кем он имел дело в следственном изоляторе на Шафиева.
Неожиданно кто-то выключил телевизор, вслед кто-то взбунтовался, возгласы недовольства заполнили всю камеру.
– Эй, хватит мудить, на самом интересном месте! – выкрикнул арестант, сидящий за столом.
– Все! Кина не будет, все по нарам! – произнес черноволосый в синих трико и, подойдя к торцу стола, локтями облокотился на телевизор.
– Марчо, телевизор брали на рыло! – возмутился еще один рядом сидевший арестант.
Марчо подошел к ним со спины, пригнулся, вежливо обнял и обоим что-то шепнул на ухо. Те молча кивнули в ответ и разлеглись кто куда. Остальные два арестанта, сидевшие напротив, также пошли спать. Марчо предложил им занять верхнее место на нарах:
– Можете занять верхний ярус! – сказал он благосклонно. – Только не нижний.
– Спасибо, Марчо! – прозвучало в ответ.
До Воинова дошло, кто в камере главный. Он лежал неподвижно и делал вид, что спит. Троица села за стол, Марчо сидел спиной, коротыш преподнес ему железную кружку. Это был чифирь. Как отпил Марчо, кружку пригубил «брахиозавр» и уже потом коротыш. Субординация соблюдалась во всем.
В камере стоял полумрак, лишь над дверью камеры светил ночник. Было тихо, кто-то уже успел захрапеть, кто-то ворочался на полу, пытаясь найти удобное для сна положение.
Воинов почувствовал жажду, он открыл глаза и принял сидячее положение. Марчо обернулся и украдкой взглянул на Воинова.
Сверху со второго яруса неожиданно спустился белокурый молодой человек в ярком спортивном костюме. Желто-красно-белая палитра костюма резанула по глазам, Воинов немного отпрянул назад. Опомнившись и вспомнив, зачем встал, он спросил блондина: где можно испить воды? Тот ничего не ответил и пошел к умывальнику.
Дальше наступил полный мрак – неожиданно погас ночник. Наступила пауза. Воинов почувствовал, что кто-то сквозь мрак крадется к нему. В следующее мгновение перед глазами вспыхнула яркая вспышка, высветив лицо блондина: это было сухое и безучастное лицо, без каких-либо эмоций. Он протянул Воинову кружку с водой, в другой руке он держал зажигалку. Воинов жадно отпил, но через долю секунды почувствовал неладное: все вокруг закружилось, ноги стали ватными, не прошло и полминуты, как он вовсе перестал чувствовать свое тело. В какой-то момент голова перестала кружиться, Воинов нашел силы и сфокусировался на огне зажигалки. Но в следующее мгновение и он резко погас.
Евгений толком не спал, ворочался, в последнее время его редко посещали сны. Он протер глаза, сон отступил без боя. Быстро встал и прямиком пошел на кухню. Отпил холодной воды. Было четыре ночи, а спать уже не хотелось, нервное перевозбуждение от встречи с Татьяной давало о себе знать.
Он желал скорейшего наступления утра: завтра сможет позвонить Татьяне. При этой мысли он почувствовал, что впервые за последний месяц ночь не наполнена страданиями, наоборот – лунный свет томил Евгения приятным ожиданием: у него появилась надежда, что они смогут быть вместе и никто, в том числе плюгавый юнец, не станет преградой в их отношениях. Присутствие Татьяны в его жизни очень дорого обходилось нервной системе, и состояние Евгения можно охарактеризовать одним словом: напряжение.
Он сидел за столом на кухне с налитой кружкой чая, но чего-то ему не хватало. Встав и открыв холодильник, взглядом нашел запечатанную бутылку виски. В последнее время Евгений предпочитал виски, водка – универсальный напиток сотрудников всей правоохранительной системы – приелась. Налив в фарфоровую кружку грамм сто заморского зелья, он опять уселся за кухонный стол. Потом опять встал, подошел к кухонному шкафчику, что висел над раковиной, и среди прочей посуды отыскал хрустальный бокал. Перелив туда содержимое кружки, он немного отпил.
«Иногда надо любить и себя», – подумал он.
Его внезапно охватила злость, от томительного ожидания ничего не осталось. Он припомнил, что причина звонка Татьяны – ее финансовая несостоятельность.
«Да, я нужен ей только из-за денег, – накручивал он себя. – А трахаться она будет с другими? Нет, так не пойдет! Я не мальчик на побегушках!» – сказал он вслух самому себе и отпил последний глоток.
Но уснуть до утра так и не смог.
Стук и лязг алюминиевой посуды в камере разбудил все левое крыло изолятора.
– Открывай, зараза, галстук повесили! – кричали арестанты в камере. Надзиратели ворвались в камеру с возгласом:
– Всем лежать, всем на пол!
Все повиновались, но у тех, кто еще дремал, сон отгоняли резиновыми дубинками. Часть арестантов, спящих на нарах, удержались на своих местах. Было темно, надзиратели светили фонарями. Затем вошел дежурный по смене.
Человек в фуражке с кокардой спросил:
– Где?
Надзиратель кивнул в сторону нар, где ночью отрубился Воинов. Дежурный подошел к нижнему ярусу. Он осветил обездвиженное тело в полосатой робе, лежащее на боку лицом к стене. Головы не видно, она была под подушкой. Офицер осторожно поднял край подушки и, пытаясь разглядеть лицо, спросил у надзирателя:
– Как зовут?
– Воинов, – ответил надзиратель.
– Воинов, говоришь? – удивился дежурный.
В этот момент он окончательно распознал личность покойного, который уже три часа спал вечным сном с открытыми глазами и ртом.
– Это же Марчо! Марсель Шанхаев, по кличке Шанкр!
– А где тогда Воинов? Он был единственный в робе в этой камере! – нервно завизжал надзиратель.
– Это ты у меня спрашиваешь? – твердым голосом спросил дежурный офицер.
Надзиратель подошел к соседним нарам, где обычно на нижнем ярусе спал Марчо. На его месте, на животе и с задранными за голову руками лежал Воинов. На нем, к удивлению надзирателя, были синие трико и футболка – те, что он видел в последний раз на живом Марчо.
Глава восьмая
Евгений прибыл на место убийства рано утром, в камере на тот момент уже работали криминалисты. Сокамерников развели по разным местам, их поочередно вызывал для дачи показаний заместитель начальника изолятора по оперативной работе Расуль Махмудов. Около сорока лет, плотного телосложения, бывший спецназовец, с Евгением у него сложились неплохие рабочие отношения.
При встрече утром они не стали винить друг друга в попустительстве и отправились на совместный осмотр места происшествия. Труп еще лежал на койке, работа криминалистов была в разгаре.
Расуль представил Евгению покойного:
– Марсель Шанхаев, по кличке Шанкр, хотя все его по жизни звали Марчо.
– Это же троюродный брат Николы Демского, – кивая на труп, произнес Евгений. – Вот так дела!
– Твой Воинов объявил войну всему преступному миру! – с иронией произнес Расуль.
– Ты думаешь, это сделал он? Он сознался?
– Нет! Кто же в таком сознается? А у тебя сомнения?
– Он пришел с повинной после того, как убил трех женщин, зачем ему все отрицать теперь? Одним трупом больше, одним меньше, теперь ему все равно, – Евгений говорил и оглядывал камеру.
– Хочешь сказать, что это не он?
Евгений ничего не ответил.
Он подошел к краю стола, где стоял телевизор. На противоположном крае от телевизора он обратил внимание на два электрических чайника и стоящие рядом металлические кружки.
– Соберите все кружки, только осторожно, не вылейте содержимое, если там что-то есть, хоть одна капля. То же самое касается воды в чайниках. Проверьте их содержимое на снотворное. Также распорядитесь, чтобы у каждого в камере взяли кровь на анализы.
– Зачем? – с недоумением в глазах спросил Расуль.
Два криминалиста, скрупулезно осматривающие место происшествия, наоборот, одобряюще кивнули.
Евгений сидел в комнате для допросов, перед ним, как и в прошлый раз, непринужденно расположился Воинов. Но сейчас они находились не в столь комфортном заведении, здесь и комната допроса была на уровне камеры – холодные сине-зеленые стены, бетонный пол и, конечно, напряжение. По лицу Воинова невозможно было сказать, что несколько часов назад он был в шаге от смерти. Для него все закончилось благополучно, и ночь он проспал, видя сны. Он выглядел посвежевшим, этому способствовала новая роба.
– Блатные от тебя не отстанут, пока не прибьют! Даже если признают невменяемым, они нахлобучат тебя в лечебке. Так что ты попал! Не завидую тебе, – Евгений просто констатировал факты, в его голосе не было угрозы или предупреждения.
Воинов ничего не ответил, он молчал и ждал вопросов по существу, которые не заставили себя долго ждать. Евгений попросил подробно описать время с момента, как только он переступил порог камеры и до самого убийства Марчо, погибшего, вероятнее всего, от асфиксии. Воинов говорил – Евгений стучал по клавишам ноутбука, все показания уместились на полстраницы печатного текста.
Воинов рассказал, как попал в камеру, что ни с кем из сокамерников не говорил, кроме коротыша. Что никого не убивал и всю ночь проспал, как убитый. Ни словом не обмолвился о блондине.
Воинов для себя, сопоставив череду событий, пришел к выводу, что его спаситель – блондин в ярком спортивном костюме. Блондин усыпил его, – в поднесенной кружке воды было снотворное. А утром после убийства белокурый парень, который не обмолвился с ним ни словом, уже предстал перед сокамерниками в черном спортивном костюме, благодаря которому ночью он мог легко слиться с темнотой и выполнить свою миссию: спасти его от мести блатных.
Но кто его подослал – Воинов мог только догадываться.
Евгений тоже строил догадки. Да, Воинов мог задушить Марчо, но интуиция следователя подсказывала, что подследственный не виновен.
«Мистика какая-то, целая цепь злосчастных событий», – начинал думать Евгений.
Евгений четко осознавал две вещи: что во всем этом упорядоченном хаосе главной жертвой должен был предстать именно Воинов, а не авторитет Марчо, и что в деле обязательно всплывет снотворное. Иначе убить Марчо бесшумно в присутствии сокамерников было бы невозможно, как и перенести тело Марчо на спальное место Воинова. И тот, кто решил умертвить Воинова, допустил роковую ошибку, приняв в темноте Марчо за Воинова.
Версия имела право на жизнь и была наиболее правдоподобной, иначе зачем Воинову надо было надевать одежду Марчо и занимать его место для ночлега? Евгений склонялся к мысли, что Воинов подлил снотворное в чашки сокамерников, но откуда он его взял? На зоне можно купить все, но времени для налаживания связей у него не было.
А если это вовсе не Воинов, и все следующие действия проделал кто-то другой и без его ведома или с ним, неважно? Или вовсе это – перст Божий? Напрашивался вывод – тот, кто спутал карты, и есть союзник Воинова.
«А может, это тот самый, кто пронес к нему на квартиру столь необходимые улики: эфир и нож? – думал Евгений. – Странное дело, чем дальше продвигается следствие, тем больше вопросов. Не уголовное дело, а научное изыскание».
Он не стал мучить Воинова дополнительными вопросами, ведь пока еще толком не допрошены другие сокамерники и не получены данные по экспертизе. Но, первым делом, необходимо обезопасить подследственного.
Вечером они вместе с Воиновым ехали в автозаке, Евгений решил лично перевезти подследственного на постоянное место дислокации в ИВС на Шафиева. Водитель и надзиратель ехали в кабине автомобиля. Евгений сидел напротив Воинова, их разделял железный стол.
Прозвучал телефонный звонок. Звонила Татьяна. Чтобы не привлекать внимания Воинова, Евгений ответил, что перезвонит минут через двадцать. Воинов тут же воспользовался:
– Я вам мешаю?
– Что?
– Я – причина, по которой вы не можете поговорить со своей девушкой?
– С чего это ты взял, что это она?
– Я же говорил вам, что вы сразу меняетесь, ваш голос тает от нежности.
– А может, это мама? Или тебе этого не понять? – решил уколоть Евгений. Воинов не смутился, наоборот, он продолжил методично гнуть свою линию:
– Хорошо, я предлагаю вам сделку.
– Сделку? – прищурился Евгений от удивления.
– Вы сегодня предложите приехать к ней после работы с таким намеком, что останетесь у нее на ночь. И если она вам не откажет, то я сдаю вам человека, который принес в мою квартиру эфир и нож. Идет?
– Хочешь поиграть судьбой другого человека?
– Нет! Просто даю вам шанс. Докажите, что вы профессионал, в отличие от ваших коллег, которые целыми днями только рисуются и изображают из себя ковбоев. Сидя у вас на допросах, я много наслышался от них, что следователь убойного отдела живет работой, он ищейка, что главное в его жизни поиск тех, кто переступил закон, а уже потом все остальное: семья, женщины…
– Но это так! – умиленно произнес Евгений.
– Тем более! Тогда вы точно должны рискнуть. Личное взамен служебному! Соглашайтесь! – Воинов безотрывно смотрел на Евгения, понимая, что искушение – удел мгновения. Евгений увел взгляд в сторону и неуверенно выговорил:
– Нож и эфир, говоришь?
Евгений ощутил себя подлецом, но со странным чувством удовлетворенности и самодовольства. Что это? Месть Татьяне? Евгений проникся необъяснимым желанием, чтобы Татьяна была не просто объектом спора, но и узнала о пари. Женщины обожают подлецов!
Воинов кивнул, а затем задрал подбородок, провоцируя Евгения высокомерным взглядом – чем не Мефистофель!
– Хорошо! Согласен! – выдохнул Евгений.
– Тогда приступим прямо сейчас! – Воинов говорил, словно победитель.
Евгений включил на телефоне режим громкой связи, набрал номер и положил телефон на металлический стол. Он волновался, но в настоящий момент его меньше всего интересовал неизвестный соучастник Воинова, который мог оказаться обычным курьером, почтальоном или просто соседом Воинова, принесшим вещи в квартиру в обговоренное время.
Правда, после ночного убийства Марчо он был уверен, что у Воинова на свободе наверняка есть сообщник или сообщники. И спор с Воиновым – это еще и ключ к разоблачению таинственного покровителя. Тем более, Евгений не горел желанием доказывать Воинову, насильнику, мерзавцу и аморальному типу, что тот ничего не смыслит в женщинах, ведь, несмотря на все уколы и провокации, Воинов – обычный подследственный, и таких, как он, через руки Евгения прошли сотни.
И главная интрига не в том, откажет ли Татьяна в ночном свидании, хотя ее постельное ложе не перестало притягивать Евгения, а в самом процессе спора, где он мог вновь почувствовать себя циничным следователем и, прежде всего, мужчиной. Он помнил, что до встречи с Татьяной общение с женщинами превращалось для него в легкую игру без тягостных переживаний. Отсюда Евгений вынес для себя вопрос: сможет ли он вернуть себя в беззаботное прошлое или его порыв – обыденная кичливость?
– Привет, это я.
– Я узнала.
– Что делаешь?
– Да так, по мелочи, весь день трудилась, что-то устала я сегодня.
После этих слов Евгений немного растерялся, подспудно все шло против него. Он понял намек, Татьяна обрубила сразу, с плеча. Он взял себя в руки, внушая себе, что он подлый игрок, который поставил на скакуна по имени Татьяна.
– Мне надо с тобой поговорить, – решил он выправить ситуацию.
– Давай не сегодня, – отрезала Татьяна.
К Евгению подступил жар, он понимал, что причина не в проигранном пари, а в отвергнутых чувствах. И придуманная им игра, где якобы торжествует подлость, всего лишь маска, а реальность, от которой он не в силах пока уйти, это его любовь к Татьяне, ожившая от первых ее слов в телефонной трубке. Душа дрогнула, и какова была ее амплитуда, можно было судить по перекошенному лицу Евгения. Он не желал больше продолжать разговор.
– Алло, ты куда пропал? Алло, я тебя не слышу.
Евгений хотел отключиться, но удержался, едва завидел довольное лицо Воинова. Он был на перепутье: продолжить разговор или съездить по харе сидящему напротив. Он выбрал первый вариант, в глазах Татьяны он решил остаться джентльменом.
– Ладно, отдыхай, позвоню завтра. Пока, – тихо произнес Евгений.
– Пока, целую тебя, – голос Татьяны был, как всегда, преисполнен нежности. И от этого становилось еще тяжелей.
Как только прекратился разговор, автозак подъехал к конечному пункту. Евгений встал, он не замечал Воинова, подошел к выходу. Дверь отворилась, в камеру на колесах запрыгнул конвоир, но Евгений жестом остановил его и, повернувшись к Воинову, резким замахом руки ударил его по лицу. Параллельно он выговорил пару матерных ругательных слов.
Удар получился сильным, Воинов, который к тому моменту находился в сидячем положении, ударился затылком о металлическую стену автозака и немного накренился вбок, его удержали наручники. Надзиратель с безучастным лицом в конфликт не лез и молча ждал дальнейших действий Евгения, но следователь не собирался кулачное выяснение отношений превращать в полноценную сатисфакцию. Уж слишком разные были у них весовые категории.
Евгений молча покинул автозак. Воинов, вытирая разбитую губу тыльной стороной руки, крикнул ему вслед:
– Вам не идет мат, и когда вы, Евгений Андреевич, говорите по фене, то становитесь смешным! – Воинов попал в точку – что действительно не шло Евгению, так это употреблять блатной жаргон.
Это был второй человек, который отметил несостоятельность брутальной лексики Евгения. Первым была Татьяна.
Глава девятая
Утром болела голова – пребывая в полном одиночестве вечером дома, он решил немного выпить из початой бутылки виски, но, как всегда бывает в таких случаях, не заметил, как опустошил всю бутылку. Евгений отметил, что прием спиртного в одиночестве превратился для него в обыденное занятие. Он принял душ, но окончательно проснулся только после чашки кофе.
Первым делом поехал в изолятор на Толстого. Там он узнал, что этапировавшие Воинова в СИЗО на Толстого отделались строгим выговором.
«Значит, прокурору удалось замять происшествие», – подумал Евгений.
Но была и другая новость, более приятная, она подтвердила подозрения Евгения – у всех сокамерников в крови был обнаружен клофелин – снотворное, популярное в девяностые годы у проституток и бомбил. Заезжих коммерсантов, снимавших проституток в затрапезных гостиницах, ночные бабочки опаивали клофелином и затем, когда клиент проваливался в мир сновидений, уносили все ценности. В обычных лечебных целях клофелин имеет гипотензивное действие, но, если увеличить дозу в десятки раз, то он «намертво» усыпляет человека.
Поначалу Евгений допросил четверых арестантов, коротавших время у телевизора, которым покойный Марчо не позволил досмотреть очередную серию второсортного сериала. Взяв с них объяснительные и немного покопавшись в их уголовной биографии, Евгений засомневался, что кто-то среди них способен на убийство. Это были типичные по воровским понятиям «мужики».
Евгений сообразил, что тот, кто подсыпал клофелин в электрический чайник, после того, как завершил задуманное, тоже употребил клофелин, чтобы снять с себя подозрения. О том, что Воинов не виновен, говорило еще одно обстоятельство – у него обнаружили самую большую концентрацию клофелина в крови, – как и у Марчо, – то есть, Воинов должен был спать так же глубоко, как и умерщвленный. Должен быть кто-то еще, кто помог избежать смерти Воинову.
Минимальное содержание снотворного было у двоих – коротыша и «брахиозавра». Это обстоятельство уверило, что именно эти двое – и есть ключ к разгадке. С каждым разом Евгений все более настойчиво работал на допросах с коротышом. Результата ждать долго не пришлось, у того не выдержали нервы. В итоге он заключил сделку со следствием, поэтому по делу пошел только свидетелем.
Тугодум «брахиозавр» слепо верил в воровские понятия, и теперь помимо суда за групповое изнасилование ему грозило теперь не менее восьми лет за убийство. Коротыш также ждал своего суда за попытку сбыта пистолета и пары «лимонок», но за это он мог получить от силы два года. Он попытался торгануться и на это, но Евгений был непреклонен.
Единственное, что пообещал следователь, это похлопотать перед администрацией колонии, чтобы его взяли под свою опеку, так как в любом случае коротышу грозила опасность как за предательство воровских понятий, так и за ошибочное убийство Марчо. Помимо того, что Марчо приходился дальним родственником Николе Демскому, он был правой рукой вора в его преступной группировке, и это двойное обстоятельство сделало судьбу его убийц незавидной.
Заглядывая вперед, скажем, что коротыша через год нашли повешенным в колонии в Читинской области, где он отбывал наказание. Евгений не смог сдержать слова, хотя он действительно замолвил словечко за подследственного перед сотрудниками ФСИН, и те в ответ обещали помочь. Но все осталось на словах. Та же участь постигла «брахиозавра» – в Пермской зоне, куда его отправили отбывать пятнадцать лет, его труп нашли с перерезанными венами.
Коротыш рассказал Евгению, что убить Воинова их попросил Марчо, получивший разнарядку от вора в законе, мстившего за унижение Глыбы. В обмен обещалась беззаботная жизнь в местах отбытия наказания. После того, как они допили чифир, Марчо пошел спать, он лег на свое место – на нижний ярус. Коротыш и «брахиозавр» разместились на полу, на матрасе, но неожиданно уснули.
«У меня нашали шмыкатыия глажа, я хотел у подельника шпрошить, не шпит ли он, а он уше захрапел», – объяснял неожиданно нагрянувший сон коротыш. Коротыш на допросе не сомневался, что кто-то вечером смог подлить снотворного, так как они уснули сразу после допитого чифиря. Затем кто-то ночью толкнул их, потрепал, было приблизительно три-четыре часа утра. Они подумали, что их разбудил Марчо. Потом подкрались к спящему, как им казалось, Воинову.
Первым делом они засунули в рот приговоренному арестанту кляп, затем «брахиозавр» всем телом лег на него и своими длинными и крепкими руками повязал объект казни, распяв его на кровати. Коротыш отвечал непосредственно за казнь, за умерщвление. Средством казни служила обычная подушка, которую коротыш плотно прижал к лицу спящего арестанта, – в ответ было только судорожное, беспомощное брыкание. Когда порученное дело было доведено до логического завершения, они легли спать.
Евгений имел практически полное представление о картине убийства. Единственное, кого осталось определить, так это клофелинщика и того, кто разбудил тюремных киллеров. «Может, все проделал Воинов, причем один?» – периодически возникал вопрос.
Евгений разгадал загадку. В ходе следствия он обратил внимание на одну деталь. В камере на момент происшествия, согласно внутренним документам, находилось восемь человек, включая Воинова. Но многие сокамерники указывали, что на момент убийства в камере было на одного человека больше.
По их показаниям, днем, за двенадцать часов до трагедии, к ним подселили мужчину лет тридцати, со светлыми волосами, его завели в камеру до перевода к ним Воинова. Загадочный арестант был молчалив, ни с кем не разговаривал, только сказал пару слов Марчо. Все допрошенные отметили, что светловолосый незнакомец вел себя уверенно, но не нагло, и он был слишком ухожен для заключенного – «прическа была свежей, как будто только что из парикмахерской, зачесанная назад», – говорили они.
По приказу Марчо ему предоставили верхний ярус нар. Никто не знал, как зовут его, он не представился. Но дальше было еще интересней, Евгений запросил внутренние документы прибытия и отбытия заключенных, но во всех записях он не нашел чего-либо, хоть как-то указывающего на таинственного блондина. Евгений решил запросить видеоматериалы, но служба безопасности изолятора отказала ему. Тогда он поставил вопрос ребром и пригрозил сотрудникам СИЗО обыском. Хотя в его угрозе сотрудники изолятора не могли не уловить иронии, но все же доложили о недружественных намерениях Евгения вышестоящему руководству.
Там наверху приняли вызов коллег из Следственного комитета с полной серьезностью, ведь в сухом докладе подчиненных иронией не пахло. Это был пятый день после убийства Марчо. В этот день, как только он оказался в изоляторе, Евгения в вежливой форме попросили пройти к начальнику СИЗО. Евгений догадывался о мотивах встречи, и предчувствие не подвело его – разговор был непростым.
Кабинет главного надзирателя находился в административном здании на территории изолятора. В комнате за рабочим столом сидел круглолицый мужчина, он был одет по-граждански, костюм серого цвета только отражал неприметность лица. Оно лоснилось, как и лысина на макушке. Редкие светлые брови и еле заметные ресницы дополняли и так невзрачный облик незнакомца. Он сидел за столом начальника СИЗО, сам хозяин кабинета отсутствовал, рядом за соседним столом расположился Расуль. Он улыбнулся и встал, когда Евгений вошел в кабинет, представил его незнакомцу. Им оказался заместитель начальника ГУФСИН по региону – Алексей Борисович Путаев.
Расуль налил всем чая, разговор вначале вошел в русло доброжелательной беседы. Вспомнили общих знакомых по службе. Путаев успел пару раз положительно отозваться о шефе Евгения, Житомирском. После, когда все немного расслабились, Алексей Борисович задал вопрос:
– Евгений… по имени я могу вас называть? – в голосе появилась суетливость.
– Вы уже назвали! – с иронией ответил Евгений и тут же поправился: – Конечно, нет вопросов!
– Мы хотим, чтобы ты прекратил свои розыскные действия по поводу… как там его… – он посмотрел на Расуля.
– Загадочного девятого арестанта, – четко выговорил Расуль.
– Да, девятого арестанта, – самодовольно заулыбался Путаев.
– Как прекратить, идет дело… – начал было Евгений, но договорить не успел.
– Понимаешь, дело нас самих… тьфу ты, оговорил себя сам, – истерически засмеялся Путаев. – Я хочу сказать, что это внутреннее дело нашей службы, вот мы им и займемся. Хорошо?
– Но давайте тогда объединим усилия, я готов содействовать вашему расследованию, – не отступал Евгений.
– Нет, ты не понял, ты расследуешь убийство Марчо, но к нам не лезешь, – чиновник повысил голос.
– Но этот блондин – ключ ко всей разгадке, – гнул свою линию Евгений, хотя и менее уверенно.
– Евгений, не затрудняй себе жизнь в изоляторе, – вмешался Расуль и добавил: – Хорошо, блин, сказал! Слышали, а? – он взглянул на собеседников, ожидая их реакции восхищения от двусмысленной фразы. Но оба промолчали и не обратили внимания на афоризм Расуля.
– Но что я скажу шефу? – все еще пытался возражать Евгений.
– С ним все оговорено! – твердо сказал Путаев и поднялся со стула. – Мне пора. Надеюсь, мы обо всем договорились.
Вслед мистеру «Бесцветность» Евгений все же крикнул:
– А как насчет того, что ваши надзиратели, несмотря на запрет, привезли психически больного преступника в общую камеру?
Путаев ничего ответил, он лишь притворно улыбнулся и пожал плечами.
Через час Евгений сидел в кабинете у Житомирского и докладывал об итогах расследования убийства Марчо. Более подробно изложил суть разговора с Путаевым и попытался убедить патрона, чтобы он усилил давление на федеральную службу исполнения наказаний, дабы они не препятствовали установлению личности загадочного блондина, который, возможно, и помог избежать смерти Воинову. Евгений намекнул шефу, что у Воинова на свободе могут быть влиятельные сообщники, – те, кто смогли купить сотрудников тюрьмы и их вышестоящее начальство, и тем самым обеспечить его безопасность, подослав загадочного блондина. Для пущей убедительности Евгений связал блондина с эпизодом, когда в квартире Воинова были обнаружены нож и эфир, – ведь кто-то доставил их туда?