Порок Райх Илья
– Поедешь со мной!
– В Москву? – воскликнул Игорь и вновь упал на пол.
Павел Сергеевич присел на кресло напротив кровати и ждал момента, когда Игорь придет в себя. Он не сомневался, что не уедет без него.
– Отдышался? А теперь одевайся, и мы поедем, – по-отечески произнес Павел Сергеевич.
– Что-то раньше ты меня в Москву не звал, что-то поменялось в моем милом отце.
– Ты сам знаешь причину, почему ты должен уехать со мной.
– Нет, не знаю, поясни, – Игорь вскочил с пола и прильнул головой к коленям отца, тот внезапно соскочил.
– Все, хватит разыгрывать цирк! – отрезал Павел Сергеевич.
– Нет, поясни, здесь ни от кого у меня нет секретов, пусть слушают все, какой я подонок, какой я…
В этот момент тяжелая рука Павла Сергеевича еще раз нашла щеку сына.
Игорь рухнул с колен на пол, но встал быстро, пощечина немного привела его в чувство:
– Ты хочешь, чтобы я поехал с тобой?
Павел Сергеевич кивнул.
– Хорошо, тогда извинись перед моим другом Искандером. И тогда я поеду. И выплати ему материальную компенсацию за потерю трудоспособности.
Павел Сергеевич задумался, с его лица исчезла категоричность и жесткость. Молча вытащил кошелек и, достав несколько пятитысячных купюр, протянул их Искандеру.
– Здесь где-то пятьдесят тысяч, я думаю, хватит!
Тот не решался брать деньги, тогда за него их взял Игорь и кинул на журнальный столик перед отцом.
– Он из-за тебя потерял трудоспособность, а у него ипотека на квартиру, куда вы сегодня явились грязными ногами, – Игорь посмотрел на отца с ненавистью.
– У меня больше с собой нет, только карточка, ему передадут деньги завтра, – Павел Сергеевич, пошарив по кошельку, вытащил еще несколько тысячных купюр и небрежно кинул их на стол.
Игорь пересчитал их, там было три тысячи, не считая одной купюры, которую он незаметно засунул в карман джинсов.
– Тогда пошли сейчас своих обезьян к банкомату, пусть обналичат.
– Это нельзя сделать потом?
– Нет! Здесь в двух минутах езды есть банкомат.
Павел Сергеевич подозвал Алексея и дал поручение снять деньги.
– А ты одевайся, сейчас поедем, и возьми документы.
– У меня их нет. Они там… ты знаешь – где.
– Хорошо, что-нибудь придумаем, одевайся.
– А извинения?
– Он получил свои деньги, – ответил Баумистров-старший.
– Да, забыл, ты же ни перед кем никогда не извинялся, даже перед мамой! Для тебя это было сверхунижением, – сказал Игорь, собирая свои вещи по комнате, – для тебя был всегда один способ – ты всегда старался откупиться, извинения же могли унизить тебя.
Павел Сергеевич хотел было что-то ответить, но сдержался, ограничившись одной фразой: «Поторопись!».
Игорь суетился, он весь был как на шарнирах. Собрав в руки разбросанную одежду, вышел из комнаты, отец пошел за ним. Удостоверившись, что около входной двери дежурит белокурый помощник, дальше последовал за сыном, который в этот момент зашел в другую комнату – в рабочий кабинет Искандера.
– Ты что, следишь за мной? Мне надо переодеться!
– Переодевайся! – Павел Сергеевич не желал оставлять сына одного в комнате.
– Пап, в конце концов, закрой дверь, я стесняюсь тебя, – заартачился сын.
– Да, совсем забыл, ты же не сын мой, а моя дочь, – Павел Сергеевич раздраженно хлопнул дверью комнаты и вошел обратно в гостиную, где на кровати лежал Искандер. Он взглянул на него и с чувством неподдельного отвращения вышел из комнаты. В этот момент в квартиру зашел Алексей, привезший деньги. Отдав их Павлу Сергеевичу, Алексей вышел в коридор покурить.
Павел Сергеевич отсчитал еще пятьдесят тысяч и демонстративно кинул их на журнальный столик; выйдя из гостиной, он подошел к двери, за которой переодевался сын.
В этот момент входная дверь квартиры отворилась – это вошел Алексей после перекура – и по ногам Павла Сергеевича прошелся легкий сквозняк.
– Черт! – выругался Павел Сергеевич.
Он толкнул дверь рабочего кабинета, – та не поддалась, ее заперли изнутри. Одним ударом ноги он вышиб ее, в комнате было весьма морозно, из открытой двери балкона веяло холодом.
Стоя на балконе, он смотрел вслед убегающему по двору Игорю, спрыгнувшему в сугроб с четвертого этажа. Игорь, чувствуя гневный провожающий взгляд родителя, остановился, обернулся, поднял средний палец руки и выговорил слово. Павел Сергеевич понял, что хотел сказать ему сын столь многозначительным жестом.
Глава тридцать вторая
В понедельник днем, после ряда формальных процедур, а именно нудной работы с документами, Евгений направился в привычном для себя направлении – в психиатрическую больницу. Воинов пребывал в заторможенном состоянии, его клонило ко сну. Он объяснил это действием седативных препаратов.
Евгений почтительно предложил отложить разговор, но Воинов, вставая с постели, возразил:
– Я в полном здравии, наоборот, разговор быстро приведет меня в чувство.
Тогда Евгений восторженно объявил ему, что с Татьяной все кончено и рассказал подробности о встрече с возлюбленной в компании молодого человека. За весь рассказ Евгений ни разу не почувствовал себя неловко, его не покидало ощущение, что он говорит о постороннем человеке. Чем больше людей знает о распущенности женщины, тем проще на нее повесить ярлык «последней прошмандовки». Воинов слушал без особого энтузиазма, Евгения это немного рассердило:
– Тебе не до моей исповеди?! Я же предлагал перенести разговор.
Воинов помотал головой.
Как только Евгений закончил, он торжествующе проронил фразу:
– Ну что, ты мне обещал, что я забуду Татьяну, но стоит ли верить тебе, ведь твоего участия в своем излечении я не заметил.
Воинов не придал особого значения его заявлению, он присел на край койки, тяжело вздохнул.
– Евгений Андреевич, – начал он. – Вы взволнованы, возбуждены, что вам удалось избавиться от назойливых мыслей о Татьяне. Может, это и так, предположим. Но это просто стечение обстоятельств, – Воинов говорил если и медленно, но четко и без запинок. – Ваша история с Татьяной – это только одна из глав в череде событий, что с вами приключились за последнее время. Да, Татьяна – одна из причин, по которой вы и согласились на сделку.
Он посмотрел сонными глазами на Евгения.
– Но нельзя говорить, что именно профессиональная тяга к разгадке преступления – единственная причина наших дискуссий. И сейчас, когда я обрел душевное спокойствие, зачем бродить и искать истину в закрытом деле, учитывая, что преступник за решеткой, – сказал Евгений.
– На больничной койке, – поправил Воинов, он впервые за весь разговор улыбнулся.
– Мне без разницы, главное, что ты не на свободе.
– Поэтому вы приехали сказать мне, что расторгаете соглашение?
Евгений промолчал, он хотел что-то выдавить из себя, но не смог. Воинов привстал с койки, подошел к окну, посмотрев в него, он повернулся к сидящему на деревянном стуле Евгению и начал тихо говорить:
– История убийства трех женщин сродни фильму, а вы, Евгений Андреевич, исполнитель одной из главных ролей. В нем есть все – неплохой сценарий, сомнения следователя, интрига, помимо вас там есть множество актеров и привлекательных актрис.
Воинов улыбался, но глаза не менялись и выражали уныние.
– Но, в отличие от надуманности, что несет нам искусство, ваша история подлинная. И вы хотите прервать этот долгоиграющий сериал? Не думаю!
– Ты как всегда все решил за меня? – задал Евгений вопрос, на который не ждал ответа. – Но тогда скажи: какая роль уготована мне, положительная или отрицательная? Я так понимаю, режиссер – это ты?
Он вальяжно указал рукой на полусонного собеседника.
– Спасибо, я с честью постараюсь выполнить свою миссию. Но и у вас роль не только главная, но и судьбоносная для многих… для таких персонажей, как Баумистров, который олицетворяет большой капитал, как генерал Степанов, – а какой фильм без коррумпированного сотрудника МВД… ну, и женщины, – они все как на подбор, не так ли?
– Ты знаешь про всех моих женщин? – усмехнулся Евгений.
– Нет, но я думаю, что они так же прекрасны, как и Татьяна! – Воинов проницательно посмотрел на Евгения. – Интересно, мы столько говорили о Татьяне, а я даже не знаю, как она выглядит.
– Намек понял! – уже без усмешки констатировал Евгений.
– Интересно, смогу ли я определить ее внешний портрет, немного зная вас? Да, она любит юнцов, это Гумберт, который изнывал по юным нимфеткам, но только облаченный в юбку.
– Ты удивил бы меня, если бы я тебе пять минут назад сам не рассказал об истории в ресторане.
– Но мне кажется, что ваша Татьяна маленького роста, немного пухленькая, средних данных, не красавица и не уродина, не так ли?
Громкий смех пронзил тишину. Смех Евгения не был притворным. Воинов продолжил наступление:
– Это же то, что мы называем унижением. Убогость вашей женщины – вот источник вашего унижения. Как прав был Зигмунд Фрейд, который больше ста лет тому назад описал унижение как одну из форм сексуального совокупления.
– Да, без Фрейда у нас никак не обходится, – вставил Евгений.
Евгений прекратил смеяться, оставив ухмылку на лице, но она не имела скептической природы, а была проявлением остаточного явления.
– Поначалу, как только вы запирались в ванне, ваши фантазии были чисты, они не носили унизительного характера, обычные тривиальные сношения с девушками с обложки «Плейбоя» или им подобными. Но потом вы поняли: чтобы достичь совершенства, фантазии должны отдавать реальностью. И поэтому вы, раз за разом, во время актов самоудовлетворения параллельно удовлетворяли потаенные желания.
Он остановился, перевел дыхание.
– Чтобы оргазм был на высоте и не уступал настоящему половому акту, фантазии приняли почти реальный характер. Это было результатом, когда вы принялись мысленно совокупляться с женщинами, по которым грезили в детстве, юности. Рельефные тетки из детства, ненавистная теща… Так ведь, господин следователь?
Евгений молчал, он опустил глаза, на его лице нервно играла ухмылка – притворная маска. Во время речи Воинова Евгений внезапно погрузился в прошлое. Он вспомнил, как занялся процессом самоудовлетворения в первый раз и потерял девственную чистоту помыслов в двадцать три года, что весьма поздно. Редкий случай, когда секс с женщиной предвосхищает занятие мастурбацией. Он закрылся в ванне, им двигало любопытство, после долгих мучений вперемежку с хаотичными рваными фантазиями он добился семяизвержения. Евгений, поднявшись из теплой ванны, избегал зеркального отражения, тогда он впервые в жизни ощутил отвращение к самому себе. Второй раз он испытал похожее чувство неприятия когда, уже примешав к своим фантазиям тещу, столкнулся в прихожей после принятой ванны со своей женой.
– Ну что, продолжим?
Евгений очнулся, посмотрел по сторонам, его удивило, что доводы пациента, хоть и убедительные, не служили преградой для переноса в мир воспоминаний.
– Ну да! – без колебаний ответил любитель фантазий.
Воинов продолжил:
– И этот юноша, которого вы увидели с Татьяной, он долго будет преследовать вас… точнее – его образ.
Евгений промолчал.
– Я уже предвкушаю, как он станет обязательным героем в ваших фантазиях, следуя вашему же железному правилу: все должно быть максимально приближено к реальности.
Евгений не удивлялся ходу рассуждений пациента клиники, как в первые моменты их дискуссии, когда Воинов легко читал его мысли. Но все же – откуда он может все знать? «Да, он говорил, что прошел путь очищения, но…» – думал Евгений о Воинове. В следующий момент Евгений неожиданно для себя проронил фразу, ставшей итоговой в потоке хаотичных мыслей:
– Да, я уже использовал его в своих фантазиях! – перед ним пронесся коллаж из ярких картин: томные глаза Татьяны в автомобиле, она же в компании юнца и картина, когда он с Рианой застал его в кинотеатре. Да, реальными в фантазиях должны быть не только женщины, но и мужчины.
Мало иметь подходящую структуру тела, лица, надо хорошо знать характер, нравы и, конечно, бытовые привычки: что пьет и ест, как пьет и ест, тон голоса, манеры, во что одет герой мысленных представлений. И только зная, чем характерен тот или иной персонаж, можно построить фантазию, соответствующую действительности. Женщина-соседка по подъезду всегда вызывает больше сексуальных фантазий, чем самая изощренная порноактриса, как и парень со двора интереснее, чем самый известный актер из блокбастеров.
– А вы становитесь все более привлекательным как собеседник, – отреагировал Воинов и присел на кровать.
Евгений промолчал, но его молчание было следствием, что он завис между хлынувшими воспоминаниями и доводами Воинова, с которыми он был полностью согласен. Для Евгения, который хоть и был горазд на выдумки, было в диковинку, что он впервые в компании мужчины смог вспомнить о своем моральном грехопадении, составленном из фрагментов прошлого. Да, они обсуждали многое, но чтобы беседы вызывали эмоции, которые формировались в эрекцию – такого еще не было. Воинов тут же прочитал в глазах собеседника неловкость и сделал вид, что не замечает нервозности в его поведении. Евгений встал, когда почувствовал, что в паховой области все улеглось, и уже ничего не распирает его джинсы.
Хозяин камеры-палаты спросил:
– На сегодня хватит?
– Наверно, хватит! – ответил Евгений, он надел спортивную черную шапочку, затянул шарф и уже готов был попрощаться. Но в этот момент Воинов поднял голову и задал еще один вопрос:
– У вас не было психических травм?
– Не понял?
– Ну, вот один мой знакомый рассказал, что он как-то присутствовал на аборте. И после этого целый месяц у него не возникало желания вступать в половой контакт с женщинами. Эта травма убила у него одну из сказок жизни, иллюзию, с которыми мы живем с детства.
– Нет, меня миновала столь плачевная участь, – без раздумий ответил Евгений.
– Вы уверены, ведь каждой сказке приходит конец?
Воинов, несмотря на апатичное состояние, желал завершить начатую беседу.
– Постойте! – Воинов решил подойти с другой стороны. – Вы лучше меня знаете, что значит развеять таинство природы, заложенное между ног у женщины.
– Лучше тебя? Не думаю, что я осведомлен лучше! Ты по части знания слабого пола – профессор! А я твой ученик! – Евгений говорил с иронией.
Воинов улыбнулся в ответ и, сказав, что польщен комплиментом, на правах научного наставника попросил Евгения немного задержаться, чтобы поведать ему небольшую историю:
– Вам знакома работа акушера-гинеколога?
– Нет. Кроме того, чем занимается акушер, мне ничего не известно.
– Но у вас очень много общего.
– Да? – удивился Евгений.
– Хирургический аборт – крайняя вещь, но если женщина решилась на него, то ей предстоит пройти через испытания, где сочетание боли и смятения от вынужденной позы сродни изнасилованию. Но если эта процедура открывается перед глазами мужчины, то и для него не все однозначно. Когда холодными металлическими инструментами выскабливают из некогда таинственного нутра оборванные кроваво-желтые куски зародыша, то приходит осознание, что из тебя навсегда изживают тайную тягу к женской вселенной красоте. Что есть женское влагалище для мужчин? До того как оно предстанет перед нами в виде противного месива, стекающего в металлический кювет, это далекая звезда на черном небе и миг таинства. Мужчина, когда воочию созерцает желанную женщину, ловит себя на мысли, что где-то далеко между ног в бездонном пространстве затаилась маленькая звездочка и ждет своего часа грехопадения. И питает себя надеждой, что именно в нем она разглядит судьбоносного звездочета. Аборт длится минут двадцать, за это время вселенная переворачивается с ног на голову, к концу операции мужчину одолевает только одно чувство – чувство сожаления, что ты не покинул холодную хирургическую операционную перед началом истязания. И не проходит и дня, чтобы мой знакомый не сожалел об этом…
– Я уж подумал, что ты говоришь о себе, ведь тебе знакомо чувство унижения, когда ты терзал своих жертв, словно хирург-неуч.
– Это история моего знакомого, он учился в медицинском институте, и однажды на старших курсах ему впервые пришлось пройти через испытание – присутствовать на аборте. Он, как и вы, входит в группу риска.
– В группу риска?
– В этом ваша общность, ведь вы по долгу службы частенько находите убиенных женщин в неприглядном виде, тем более что я лично оставил для вас как минимум два пейзажа звездного падения.
– Значит, Баумистрова не в счет?
– Да, она отделалась очень легко.
– Может, тебя еще и поблагодарить, что ты ее не истерзал? – возмутился Евгений.
– Ухоженные женщины – это отдельный сорт, это редкость, они многое бы отдали, чтобы уйти в последний путь неотразимо и приглядно.
– Ну ты и псих! – воскликнул Евгений. – Ты настоящий псих, а я уж начал сомневаться… – Евгений быстро встал со стула, подошел к двери, постучал по ней. Она отворилась, но, указав надзирателю, чтобы он прикрыл дверь с обратной стороны, Евгений повернулся к Воинову и произнес:
– Ты говоришь правдоподобно, я с тобой соглашусь, что такие женщины, как Баумистрова – редкость, – Евгений говорил с сарказмом на лице. – Но в вопросе насчет тяги к возрастным особам произошла заминочка.
– Хотите сказать, что осуществили мечту детства?
– Да, можно сказать и так!
– Готов огорчить вас!
– Что?
– Невозможно излечить болезнь, которая преследовала вас многие годы, одним хирургическим вмешательством.
– Ну, это мы посмотрим! – усмехнулся на прощание Евгений.
Глава тридцать третья
Павел Сергеевич готовился выйти из номера гостиницы. В родном городе предприниматель всегда останавливался в гостинице, после развода он передал всю жилую недвижимость покойной бывшей жене Екатерине.
Да и сентиментальность он считал пороком, поэтому, как только умерли его родители, продал и их небольшую квартиру. Друзья остались в прошлом, да и с родственниками он связей не поддерживал. Поэтому единственным местом, где он мог себя чувствовать в покое и комфорте, был номер «люкс» гостиницы.
Поверх черного костюма с белой рубашкой, но без галстука, он накинул черное пальто. Натянул на руки черные лайковые перчатки, как последний этап приготовлений, открыл дверь номера…
На него, как пантера, неожиданно набросилась Жанна, она снесла его с места, как и телохранителя Алексея. Все сопровождалось криками ненависти:
– Я тебя убью! Что ты за выродок! За что? – кричала Жанна на застигнутого врасплох Баумистрова и руками выдавила его из прихожей к спальным апартаментам.
Алексей, обремененный статусом телохранителя, попытался оттащить разъяренную молодую особу от Павла Сергеевича. В ответ она свирепо зашипела:
– Убери свои вонючие руки!
Павел Сергеевич прижал ее к себе и попросил Алексея оставить их вдвоем. И, как только Жанна ослабила свой натиск, он разжал руки. Истерика не прекратилась, Жанна попыталась проехаться по лицу Павла Сергеевича. Она промахнулась, впрочем, ее действия все больше походили на напускную агрессию.
– Успокойся! – крикнул он, но призыв не подействовал, Жанна все еще дергалась и била кулаками по груди Павла Сергеевича.
Прижав ее к двери спальни, он просунул правую руку под кожаную юбку Жанны. Она завопила:
– Отстань! Убери руки! Это уже не прокатит, придурок!
– Придурок? – повторил Павел Сергеевич, саркастически улыбаясь. Жанна отскочила назад и ударилась головой о дубовую дверь, ведь именно надменного бывшего мужа тети она боялась больше всего, но одновременно и тянулась к нему, ее всегда возбуждала бескомпромиссность – качество, которое она редко встречала в жизни по отношению к себе.
Она почувствовала, что тело мякнет под грубым натиском оппонента, ее порыв ненависти ослаб, она содрогнулась, когда что-то холодное и скользкое, как кожа змеи резко проникло в ее нутро. Она была в чулках и без нижнего белья. Жанна прикусила губы и сквозь них, стоная, произнесла:
– Ненавижу!
Павел Сергеевич ухмылялся, трудно сказать, что больше доставляло ему удовольствие – проникновение в Жанну или коллизия ситуации, когда бешеная, как дикая кошка женщина поддалась дрессировке с одного прикосновения. Он вошел глубже, она завилась, задергалась и приступила к ответным действиям: проникла руками за пояс брюк, но как только одна из них достигла паховой области, Павел Сергеевич отпрянул, демонстративно схватив и вытащив руку Жанны, небрежно отбросил ее.
– Хватит! – крикнул он.
– Импотент! – негодующе и сверкая глазами, вскрикнула она.
– Наверное, ты права, меня уже давно ничего не возбуждает, – иронично заметил он.
Опустив юбку, она вновь приблизилась к нему и с отвращением на лице произнесла:
– Это все, что ты можешь!
Все нелицеприятное, что выкрикнула ему в лицо спесивая особа, он пропустил на ее удивление мимо ушей.
– Этого я тебе никогда не прощу, – сказала она и плюнула ему в лицо, предприняв еще одну попытку вывести его из равновесия.
Павел Сергеевич снял перчатку, вытер оголенной кистью лицо и свирепо взглянул на Жанну. От страха пронеслись по телу мурашки, она напряглась, ждала ответа, сто раз успев пожалеть, что перегнула палку.
Но Павел Сергеевич не ответил, бить женщину не входило в его правила, как любой мерзавец, он если и переступал мораль, то предпочитал в таких случаях прибегать к чужим рукам.
– Импотент! – вырвалось у Жанны.
Теперь пощады ждать было неоткуда. Павел Сергеевич схватил ее за подбородок, а указательный палец правой руки засунул ей в рот.
Жанна не сопротивлялась, страх заставил ее смириться и подсказал, что больше не следует обострять ситуацию. Она начинала жалеть, что ворвалась сюда, хотя изначально предполагала, что встреча с бывшим родственником пройдет не по ее сценарию.
– Ну, как тебе вкус? Вкусно? – он тыкал пальцем в рот.
Она испуганно молчала.
– Что молчишь, теперь ты знаешь, что за вкус чувствуют твои мужчины, когда ты отдаешь…
– Да, вкусно, даже приятно! – заорала она.
– Не сомневаюсь! – он убрал руки, но взглядом не отпускал ее. – Слушай, мне насрать на твоего педераста редактора, он еще легко отделался. Этот волосатый женоподобный друг моего сына получил неплохую компенсацию, хотя я должен был побрить его наголо!
Жанна отошла от него, ей хотелось поскорей уйти, убраться, скрыться…
– Стой! Я еще не закончил! – Павел Сергеевич вновь схватил ее за подбородок и, грозно водя пальцем перед ее лицом, произнес:
– Я тебя до сего момента ни в чем не обвинял, но я знаю, что ты замешана во всей этой истории. И если ты и есть та сучка…
Истерический смех Жанны, от которого она задрожала всем телом, прервал сентенцию.
Баумистров врезал ей пощечину. Но не помогло, ее хохот перерос в истерику, которая обычно у женщин оканчивается слезливым хлюпаньем. Но Жанна была исключением, ее всегда выделяла безудержная тяга к самоисключительности. Она взяла себя в руки и в месте, где следует ожидать слез, Павел Сергеевич стал свидетелем перевоплощения: одним движением платочка по лицу Жанна вернулась в прежнее состояние. Ее взгляд выражал только ненависть:
– Баумистров! Ты что, думаешь, что ты такой всесильный? Ты даже меня не можешь трахнуть! – пришла она в себя. – Если ты в чем-то меня обвиняешь, так посмотри на себя… – она осеклась.
Павел Сергеевич понимал, к чему клонит Жанна, и уставился на нее взглядом, словно принуждая к дальнейшим объяснениям. Но она молчала. Тогда ему пришлось подтолкнуть ее к разговору.
– Продолжай, что молчишь? Договаривай!
– Так вот, все знают, что ты угробил свою первую жену и что также смог бы поступить со второй…
– Все меня обвиняют в этом и не ты первая! Но ты не об этом хотела сказать.
Жанна молчала, она колебалась, нервный озноб начинал одолевать ее:
– Хорошо, если ты знаешь, кто тебя хочет уничтожить, так почему ты не придешь к нему, ведь ты всесилен, – она говорила с презрительным отвращением. – Боишься?! А Игорь?
– Это теплей… а насчет Игоря – чтобы позвонила мне! Поняла?!
Она покачала головой:
– Нет! Сам с ним разбирайся. Это твои проблемы.
– Хорошо! Если ты не готова мне помочь, ладно! Но когда тебе нужна будет помощь, тогда не жди ее от меня! – он пошел к выходу, на его лице читалась раздраженность.
– Твоя бывшая жена готова была многое отдать за одну запись, где есть твой голос…
Он вернулся, на что и рассчитывала Жанна:
– Хочешь сказать, что именно за это я и убил ее? – Баумистров больше ничего не произнес, он развернулся и пошел прочь.
– Я не знаю! – бросила она ему вслед, но Павел Сергеевич ничего не услышал, он уже спускался по лестнице в холл гостиницы.
Глава тридцать четвертая
Евгений приехал на работу. В управлении было непривычно безлюдно – кто на выезде, кто незаметно сидит в кабинете, увлечен бумажной работой. А кто-то и вовсе ушел домой, так как рабочее время уже вышло. Евгений сидел в кабинете и вспоминал последний разговор с Воиновым. Он больше не удивлялся способностям подследственного, который умело читал чужую жизнь, и не задавался вопросом: что может стоять за каждым каверзным предположением собеседника из лечебницы для умалишенных. И причина тому – он никогда не испытывал опасности от людей, отягощенных несвободой.
Мысленно Евгений обдумывал последний эпизод из разговора, когда его немного передернуло. Евгений, несмотря на лукавое возражение, вспомнил, что лет десять назад с ним произошел один схожий случай, после которого он старательно избегал женщин и, предвосхищая события, скрывался от них, когда понимал, что близость – единственный уготованный финал. Но где-то через пару месяцев у него все встало на свои места, он обрел былую силу. Молодость сглаживает, лечит и дарит перспективы на будущее.
Это было в первый год работы в уголовном розыске районного ОВД. Он с несколькими сотрудниками из убойного отдела выехал на место преступления. На улице стояла поздняя осень, погода была чересчур переменчивой, сухой ясный солнечный день сменялся дождем, а нередко вместо дождя шел сильный снег, который если не на следующий день, то через два-три дня бесследно исчезал.
Так, в результате природного неравновесия прохожие обнаружили в парке, в куче сырого валежника, торчащие ноги – труп обнаженной женщины средних лет. Благодаря холодной погоде тело неплохо сохранилось. Следователи выяснили, что женщина пролежала около двух недель, и убил ее ревнивый ухажер. До убийства ее жестоко изнасиловали, синяки по всему телу говорили, что убийца долго бил ее и похоронил живой под прогнившими листьями, соорудив из них погост и покинув место захоронения с надеждой на скорую зиму. Примечательно, что убийца пришел с повинной через несколько часов после того, как обнаружили труп.
Это был первый труп в работе Евгения. Ему поручили осмотр местности на предмет улик. Он до сих пор ясно помнил, как постоянно украдкой вглядывался в открытые пустые глаза женщины. Но не этим запомнился его первый случай знакомства с тяжким преступлением. Когда эксперт-криминалист перешел к первичному осмотру трупа, Евгений оказался у ног убиенной женщины. И, когда рука криминалиста, исследующего рану, ловко прошла в рваное влагалище, зоркий взгляд Евгения не мог не уловить, как оттуда во внешний мир повалила лавина трупных личинок в поисках новой пищи – картина не для слабонервных.
Молодым оперативником завладело отвращение. Чувствуя, как к горлу подступает комок тошноты, Евгений моментально отвернулся, но было поздно. Он успел увидеть все, в эту минуту перед глазами промелькнула вся его скудная половая жизнь, как у человека, находящегося в полушаге от смерти в мгновение проходит вся жизнь. Как сказал бы Воинов, в этот момент убили одну из «сказок» жизни, в которую верит каждый мужчина.
Евгений переборол отвращение, но увиденная картина какое-то время преследовала его, она вставала перед глазами в моменты, когда женщины были готовы одарить его большей благосклонностью. Он смог справиться, это стоило некоторых усилий, но не таких напряженных, как сейчас, когда тебе за тридцать, и ты пытаешься сознанием послать себе сигнал, что обнаженная натура, лежащая перед тобой, без преувеличения прекрасна.
От воспоминаний его отвлек звонок Агера Агишевича. Полковник пригласил его сегодня вечером на ужин домой. Евгений принял приглашение, определив по интригующему голосу наставника, что у ветерана КГБ запасена на десерт интересная информация. Агер Агишевич всегда славился аналитическим умом, и многому Евгения, как следователя, научил именно он. Но главное, чем ученик хотел походить на своего учителя, так это выдержкой и терпением. Наблюдая за ним, он всегда отмечал одну особенность – полное отсутствие суеты: на работе, с друзьями, в общении с женщинами. При этом его никак нельзя было назвать медлительным.
На ужин он приехал без опоздания, ровно к семи часам вечера. Кроме него из гостей никого не было, Агер Агишевич пригласил его за стол в гостиной. Жена, – тетя Римма, как ее называл Евгений, – не присоединилась к ним, а, подав на стол горячее блюдо, удалилась:
– Если что, я рядом, мешать вам не буду.
Это была настоящая жена полковника, гостям она всегда улыбалась, улыбка в какой-то мере, возможно, и носила притворный характер, но предпосылок для недоверия она не подавала. Гость поддался непроизвольному желанию и рассмотрел ее сквозь призму страсти, но, чувствуя над собою постоянное око КГБ, тут же отступил, отвернулся, изображая напускное безразличие к жене полковника. Но перед тем как удалиться из гостиной, хозяйка обратилась к нему с вопросом, не желает ли он чего-нибудь еще?
Евгений не удержался и с трепетом в голосе произнес:
– Нет! Спасибо, тетя Римма!
Мысль, что он мог потенциально предать своего наставника, покоробила самолюбие Евгения. Лицо немного покраснело; переборов растерянность, Евгений, чтобы отвлечься от назойливых мыслей, охотно принялся уплетать творения тети Риммы. Готовила она так же прекрасно, как и выглядела – ей никто не давал пятьдесят лет.
Да, она была во вкусе Евгения. Если мужчина позволяет мысленные вольности, несмотря на табу в реальности – все же она любимая женщина наставника и покровителя – то это говорит о скрытых симпатиях к ней. Евгений представил себя на месте Агера Агишевича, как лет через двадцать он жил бы с женой по имени Татьяна в полной идиллии, чему уже не суждено было сбыться. Да, он сокрушался, ведь, как казалось ему, похоронив надежду на ответную любовь Татьяны, он навечно обрек себя на холостяцкую жизнь. В нем играла белая зависть и досада. В какой-то момент он, представив себя шестидесятилетним следователем в отставке, подумал, что, последовав примеру Агера Агишевича, пригласил бы на ужин своего молодого ученика и увидел бы его похотливый взор на прелести Татьяны. А волноваться было бы за что, Татьяна – охотница за плотью молодых.
Как только Евгений услышал фамилию Воинова, он тут же переключился на разговор с наставником.
– Я просмотрел дело Воинова, – произнес Агер Агишевич. – Тебе дать хлеба?
– Нет, – вежливо ответил Евгений.
– Хорошо, в нашем возрасте хлеб есть уже не так полезно, – ответил хозяин и перешел к уголовному делу. – Так вот, в деле есть одна особенность.
Полковник поведал Евгению, что он внимательно изучил дело Воинова. Евгений изумился, как отставной полковник смог без его ведома изучить уголовное дело. Агер Агишевич улыбнулся и объяснил, что у него осталось достаточно знакомых в Следственном комитете.
– Информаторов! – подправил Евгений. – Как в доблестные времена СССР.
Агер Агишевич оставил реплики ученика без комментариев и продолжил:
– Ты заметил, что Воинов не раскромсал только вторую жертву, а первую и третью он уделал ножом довольно сильно?