Парфюмер Будды Роуз М.
– Я знаю вас, – сказал незнакомец, сунув в руку Се телефон. – В экстренном случае телефон запрограммирован так, что помощь придет быстро. Посмотрите в контактах, в зависимости от того, где вы, просто нажмите Лондон, Париж или Рим.
– Я не…
– Разговаривать некогда. Спрячьте телефон. Будьте осторожны. На всем пути есть люди вроде меня. Они помогут. А теперь вымойте руки и постарайтесь отмыть хотя бы немного красное вино с рубашки, чтобы стало понятно, зачем вы сюда приходили. Потом человек вышел из кабинки, оставив Се одного.
Даже теперь, в комнате, заполненной людьми, табачным дымом, музыкой и напитками, Се казалось, что телефон высосал весь воздух. Он мог спасти ему жизнь. Он это знал. Но он мог и убить его еще до того, как Се доберется до Парижа. Если его сосед по номеру в гостинице за ним следит и если он найдет телефон… Если его найдут таможенники, и если кто-то из школы заметит…
– Ты такой серьезный, – сказала Лан, подсаживаясь к нему. Обычно скромная и тихая, она казалась странной в своем кокетстве. Но в ней говорили три выпитых бутылки пива.
– Просто смотрю и слушаю.
Лан пододвинулась ближе. Он почувствовал запах ее волос, напоминающий какой-то фрукт, но не понял, какой.
Новые звуки песни «Битлз» «Вот солнце встает» донеслись из динамика. Эту песню Се тоже знал, и она ему нравилась. Кали бы задумалась, не попросило ли посольство клуб поставить некоторые песни, чтобы студенты чувствовали себя комфортнее, потому что это был типичный микс. Се удивился, что любознательность стала его второй натурой. Он продолжал воображать, как бы Кали отреагировала на то, что он видит, и какие бы у нее были вопросы.
Хотя Се твердо знал, что ему предназначен особый путь, он скучал по друзьям.
– Хорошо бы потанцевать, – застенчиво произнесла Лан. От нее пахло пивом. – С тобой, – сказала она еще тише. – Никогда ни с кем не танцевала раньше.
Потанцевать ему хотелось, но она была почти пьяна. А вдруг она прижмется к нему слишком сильно и почувствует телефон? А если он поскользнется или наклонится и телефон выпадет из кармана? Но что придумать, чтобы отказаться танцевать с ней? Что, если она запротивится и устроит сцену? Трезвая, она тихая, рассудительная девушка, а захмелевшая?
Что бы он ни выбрал, все равно будет плохо. Поэтому он сделает то, что делал всегда, пойдет по пути наименьшего сопротивления, постарается не привлекать внимания.
Направляясь за Лан на танцплощадку, Се чувствовал на себе взгляд Ру Шана. Ему показалось? Или Шан всегда на него смотрит? Он был одним из лучших каллиграфов, настоящее дарование, работы которого отметили, когда ему было всего двенадцать лет. Се восхищался его работами задолго до поездки и сказал ему об этом, когда их поселили в один номер. Шан кивнул, принял комплимент, но не отреагировал на него. Кали всегда просила Се описывать вещи более детально, чем ему хотелось. Се вспомнил, как она спрашивала его о Шане. Худой, невысокий, с грациозными руками, даже когда открывал дверь или держал стакан. Небольшие глаза светились умом. И он любил поговорить, не об искусстве, что Се понравилось бы, но о женщинах, причем в самых откровенных выражениях.
– Мне говорили, что ты молчун, – жаловался Шан, когда Се с неохотой выслушивал непристойный рассказ о британской девушке, с которой Шан познакомился в гостинице в первый же вечер.
«Кто это тебе сказал, что я молчун?» – хотел спросить Се. Неужели Шан проговорился? Или он имел в виду других студентов? Но спросить Се не мог. Из-за разъедавших его подозрений он не задавал вопросов.
Когда Се и Лан начали танцевать, он постарался вести так, чтобы Лан все время находилась лицом к Шану.
Лан прижалась к нему, но он едва чувствовал бедра и грудь, прижатые к нему, и сосредоточился только на телефоне. Ее голова легла прямо на телефон, вдавив улику ему в грудь.
Лан подняла полуприкрытые глаза на Кси.
– Ты прекрасно танцуешь, – сказала она с улыбкой. – По крайней мере, я так считаю. Никогда прежде не танцевала, – хихикнула она.
– Благодарю, – сказал он и повернулся, надеясь, что в движении она будет не слишком внимательна. Почувствовала ли она пластиковый предмет? И если да, то спросит ли о нем? Что надо будет ответить?
Подняв взгляд, Се увидел, что Шан с партнершей танцует рядом, поэтому снова оказался к нему лицом. Просто совпадение, или тот следит за ним?
Се этого не знал.
Глава 37
Это был своеобразный ритуал. В первую ночь в Париже Малахай всегда посещал бар «Хемингуэй» в отеле «Ритц». В день его восемнадцатилетия отец привел сына сюда угостить первым в его жизни вином и первой сигарой. Это было одно из очень немногих воспоминаний Малахая о далеком человеке, который всегда придирался к своему младшему отпрыску. В тот вечер отец воздержался от упоминаний имени своего идеализированного первенца, который умер в очень раннем детстве. Но на выходе из бара он все же заметил:
– Твоему брату понравилось бы.
В тот вечер бар не был переполнен, как обычно. Рецессия, подумал Малахай, входя в зал, отделанный деревянными панелями. Он был невелик, уютен, с ощущением элегантного клуба. Полки были уставлены книгами Хемингуэя. На стенах висели вырезки из газет и фотографии Папы, как называли писателя. Этакая экспозиция не столько для него, сколько в память о его страсти к хорошей выпивке. Колин Филд, старший бармен, проработавший здесь более двадцати лет, славился своими напитками, одним из которых был коктейль с редким коньяком, стоившим больше, чем некоторые могли заплатить за весь обед в трехзвездочном ресторане.
Малахай взобрался на стул, обтянутый черной кожей, и поприветствовал Филда.
– Доктор Сэмуэльс, рад снова видеть вас.
– Я тоже.
– Что вам предложить?
– В гостинице я начал с «Круга», – сказал Малахай. – Поэтому на ваше усмотрение.
Несколько минут спустя бармен поставил перед Малахаем фужер, который он поднес к губам и отпил немного смеси.
– Сок грейпфрута, шампанское и… Я в замешательстве.
Филд улыбнулся.
– Немного джина.
Он подал Малахаю небольшую тарелочку с оливками, орешками и картофельными чипсами.
– Что привело вас в Париж? Дела или удовольствия?
За долгие годы Малахай узнал, что Филд исключительно начитан. Помимо внимания к предпочтениям в напитках он еще много читал о своих клиентах в прессе.
– Клиент.
– Ребенок?
– Маленькая девочка со странными воспоминаниями.
– Воспоминаниями о прошлой жизни?
– Она так не думает… Но мне кажется, именно так.
– Я вспоминал о вас пару недель тому назад. Читал про китайский запрет на реинкарнацию. А что вы об этом думаете?
– Абсурдный закон. Политическое позерство, произвол. – Малахай съел несколько орешков. – То, что происходит с Тибетом и его традициями – настоящая трагедия, которая становится все хуже.
Малахай закончил свой бокал, расплатился с Филдом и ушел. Проходя по длинному коридору, уставленному стеклянными витринами, он изучил выставленный антикварный фарфор и модные аксессуары. Здесь были шелковые галстуки и золотые запонки. Мобильные телефоны уровня произведения искусства. Роскошные часы и авторучки. Дамские украшения, шарфы, белье и перчатки.
Он остановился возле витрины с золотом и тем, что ему показалось женскими браслетами из белого золота или платины.
Некоторые из них были простыми, а другие усыпаны бриллиантами. Один браслет лежал на нижней полке. Никаких бриллиантов, просто большие золотые звенья, шириной почти в два дюйма. Малахай видел такой у Жас на тонком запястье.
Проходя через фойе, он почуял запах, который не замечал прежде, остановился и принюхался. Нечто острое и теплое, привлекательное. Ха! Жас была права. Чем больше думаешь о запахе, тем лучше начинаешь описывать его.
– Вы здесь воскуряете фимиам? – спросил Малахай портье.
– Нет, месье. Это фирменный аромат отеля. Называется «Амбр». Он продается днем в Галерее.
Поблагодарив его, Малахай вышел.
– Un taxi?[28] – спросил другой портье.
– Благодарю, меня должна ждать машина. – Мгновенно появился черный «Мерседес»-седан с тонированными стеклами.
Портье наклонился, спросил водителя, кого тот ожидает, и повернулся к Малахаю.
– Доктор Сэмуэльс?
Только миновав Вандомскую площадь и свернув направо на Рю де Риволи, мужчины заговорили.
– Благодарю за столь быстрый ответ, Лео, – Малахай посмотрел в зеркало заднего вида. Водитель встретился с ним взглядом. На нем была черная униформа, белая рубашка, черная шоферская фуражка и черные очки. Его черные густые волосы курчавились на затылке. На вид ему было чуть за тридцать, но точно сказать было нельзя.
– Никаких проблем, сэр, – ответил Лео с итальянским акцентом.
– Уинстон высоко вас ценит. Вы работали с ним в Интерполе?
– Да.
– Как давно вы работаете на себя?
– Несколько лет.
Лео был неразговорчив. Малахаю это нравилось. Разговоры ему были не нужны, только результаты.
– Вам удалось собрать новую информацию?
– Да, немного больше, чем мы доложили Уинстону сегодня утром.
Малахай надеялся, что они нашли Робби.
– О Л’Этуале?
– Нет. Полиция до сих пор не знает, где он может быть, и мы…
– Каковы новости? – перебил его Малахай.
– Они идентифицировали человека, найденного мертвым в парфюмерном магазине на Рю де Сен-Пер. Он вовсе не репортер, он джазмен, и очень уважаемый.
– Прикинулся репортером? Зачем?
– Выяснилось, что у него была еще другая работа.
Малахай понял.
– На кого он работал?
– На местную китайскую мафию.
Как любопытно, что утром Колин Филд упомянул про газетную историю о запрете китайского правительства на реинкарнацию без лицензии.
– Для нас это очень плохая новость, – сказал Малахай скорее себе, чем оперативнику.
– Это означает, что они знают о том, что нашел Л’Этуаль. Думаю, теперь они постараются заполучить это любой ценой.
Глава 38
Дежурный «Л’Отеля» доставил письмо Малахая Сэмуэльса в Парфюмерный дом Л’Этуаль на следующее утро, когда Жас и Гриффин выходили. Она открыла конверт и прочла записку. Выводя «Ситроен» Робби из двора на Рю де Сен-Пер, Жас рассказала, что там было написано.
– Он верит, что черепки настоящие, что духи тоже настоящие, – сказала она. – Малахай превосходный ученый, но… Мы такие жалкие, отчаявшиеся существа, не так ли?
– Что мы ищем, во что бы поверить?
Она кивнула.
– Мы называем мифологией чужую религию.
– А-а, твой старый друг Джозеф Кэмпбелл.
Она рассмеялась, но смех получился не торжествующий, а жалкий.
– Надежда умирает последней, – сказал Гриффин. Теперь это было его поражение.
Утро выдалось ненастное и немного прохладное для конца мая, меланхоличное. Но Парижу шла меланхолия. Город надел серые облака с небрежностью француженки, привычной к высокой моде. Жас опустила стекло машины. В воздухе пахло рекой, которая протекала всего в квартале отсюда, ранними утренними автомобилями, букетами роз возле цветочной лавки и свежим хлебом из пекарни в конце улицы.
Разные компоненты создавали уникальный аромат, не свойственный ни одному другому городу и даже этому городу в любое другое время суток.
– За нами следует синяя машина. Она висит у нас на хвосте с того момента, как мы выехали, – заметил Гриффин.
– Полиция?
– Неужели они настолько плохи в слежке? Не беспокойся, у нас больше часа до открытия магазина, а до него всего пять минут езды, верно? Мы от них оторвемся.
На углу машина проехала прямо, потом Жас свернула налево.
– О’кей, он исчез, – сказал Гриффин. – И на хвосте больше никого. Хотя бы пока. Обогни этот блок. Аккуратно и не спеша.
– Похоже, ты знаешь, как избавиться от слежки.
– Обо всем этом я знаю из кино, что крутят в самолетах, и еще из книг. Всегда хочется почитать романы по отзывам в «Нью-Йорк таймс», но не выходит. У меня страсть к высокооктановым триллерам. Если мои любимые писатели хорошо расследуют, то у нас все в порядке, а если нет… тогда…
– Не сказать чтобы ты меня этим обнадежил.
– Действительно, я как-то не подумал.
Они молча ехали еще минут пять, а потом Гриффин сказал:
– У них может быть не одна машина. Возможно, вызвали другую, чтобы прицепиться к нам в новом месте, но на хвосте никого не видно.
– У нас на хвосте. Очень драматично.
– Я все, что у тебя есть, так что не будь слишком строга, о’кей?
Жас кивнула.
– Гриффин? – Краем глаза она увидела, как он повернулся – Думаешь, Робби в порядке?
– Да. Он изобретательный, умный. Но кроме того, он верит в то, что делает. Если кто-то и может выжить чистым усилием воли, так это Робби.
Еще через несколько домов он предложил остановиться и позавтракать.
– У нас есть как минимум час до открытия магазина. Найди место, где можно сидеть и наблюдать улицу из окна.
Жас повернула налево, потом направо и остановилась у кафе.
Они сели за столик у окна с видом на широкий бульвар и заказали cafe au lait[29] и круассаны. Пока ели, говорили мало, ковыряя сдобные булочки. Несмотря на то что никто из них не упомянул о том, что было ночью, Жас чувствовала, что идет молчаливое обсуждение. Она не знала, произошла ли встреча ради них с Гриффином, или же это просто был выход из ужасной ситуации. Ей надо в этом разобраться, но лишь когда Робби найдется и окажется в безопасности.
– У меня есть около двухсот евро, – сказал Гриффин. – На снаряжение этого должно хватить. Но если мало, у тебя есть наличные?
– У меня кредитка.
– Не надо использовать кредитные карты. Их можно отследить.
– Когда мы все это купим, как потом занести в дом, не насторожив полицию и не вызвав у них подозрений? – спросила она.
Гриффин медленно отпил кофе.
– Малахай в записке оставил тебе свой телефон?
Жас поискала записку в блокноте и протянула ему.
Гриффин достал свой телефон и набрал номер психотерапевта.
– Малахай, это Гриффин. Я с Жас. Нам нужна ваша помощь.
Через полтора часа Жас остановилась у Дома Л’Этуаль и открыла ворота во двор. Любой мог видеть, как она припарковала машину, из которой вышли трое. Жас, Гриффин и Малахай Сэмуэльс с чемоданом. Гость, собирающийся у нее пожить.
От гостиницы Малахай приехал на такси и встретился с ними возле спортивного магазина, где они сложили свои покупки в его чемодан.
В доме Гриффин сразу включил стерео и отнес чемодан на кухню.
– Дайте мне несколько минут, – сказал он. – Надо позвонить Элси, должен ее разбудить.
– Делаешь это каждое утро? – спросила Жас.
– Где бы я ни был, – ответил Гриффин и направился в гостиную.
– Он хороший человек, – заметил Малахай. – Робби повезло, что он его друг.
Жас кивнула, не решившись произнести хоть что-нибудь. Преданность Гриффина своей дочери растрогала ее.
Жас открыла чемодан и с помощью Малахая выложила снаряжение на стол.
– Спасибо, – сказала она. – Вы очень любезны.
– Не стоит благодарности. Я приехал сюда именно для этого. Помогать тебе, чем смогу.
Она взяла шлем и кухонными ножницами отрезала ценник.
– Нам многое предстоит. Судя по тому, что сказал Гриффин, не уверена, что вы сможете убедить Робби продать вам черепки.
– Я собрал около четверти миллиона долларов.
Она покачала головой.
– Кажется, Робби кого-то отравил насмерть. Деньги не смогут заставить его изменить решение. – Она снова покачала головой. – Это просто сумасшествие. С самого детства он делал ради идеалов то, чего не стоило. Он чуть не погиб, когда был в Тибете в разгар восстания, чтобы узнать, как помочь монахам спасти их реликвии. Но теперь…
– Его вера сильна.
– В несуществующие вещи, в черепки, которые всего лишь часть выдуманной сказки. Мифы – это лишь метафоры.
– Остатки сосуда не миф. Они реальны. Реинкарнация тоже реальность, – сказал Малахай.
Он был готов сражаться, Жас – нет.
– Это не стоит того, чтобы умереть, – сказала она.
– Все, ради чего стоит жить, достойно того, чтобы умереть. – В голосе Малахая прозвучала тоска, и Жас замялась с ответом.
– Вы говорите, как он.
– Вера нас объединяет во многом.
– Никогда не думала, что вы романтик.
– Это меня не удивляет. Я знаю тебя гораздо лучше, чем ты меня.
– Я вас вообще не знаю.
– Жас, я ужасно хочу узнать, что написано на черепках и были ли в сосуде духи, помогающие людям вспомнить их прошлые жизни. Но я пришел не просто раздобыть инструмент памяти. Я здесь потому, что беспокоюсь за тебя. Хотел быть рядом, если понадобится помощь. Когда-то у меня был брат… – Он умолк на несколько секунд. – Хочу помочь найти твоего брата.
Малахай положил руку ей на запястье.
После того как ночью Гриффин вытащил ее из люка, рука покрылась синяками, и Жас постаралась не вздрогнуть от прикосновения.
Он посмотрел на синяк.
– Это я ушиблась. Пустяк.
Вернувшись в комнату, Гриффин закрыл телефон и спрятал его в карман. Жас заметила, что широкий лоб Малахая слегка нахмурился.
– Как Элси? – спросил он.
– Тяжелая утрата. Ночью сдохла одна из ее золотых рыбок. Пришлось пообещать вместо нее двух других и подводный замок.
Не успела Жас отреагировать, как зазвонил домашний телефон.
Она бросилась к нему и схватила трубку до второго звонка.
Это был инспектор Марше. У Жас заколотилось сердце, и она затаила дыхание.
– У вас новости?
– Нет. Но позвольте зайти поговорить с вами, – произнес Марше.
Жас вышла из кухни в кладовую, чтобы поговорить без свидетелей.
– Нельзя ли просто поговорить по телефону?
– Это займет лишь несколько минут.
Запахи в комнате, отделанной белым кафелем, вызвали давно забытые воспоминания. Ей нравилось готовить вместе с бабушкой, которая всегда доверяла Жас подбор ингредиентов.
От сушеных продуктов исходил теплый аромат. У нее защемило сердце.
– Вы как-то продвинулись?
– Ничего существенного, мадмуазель.
На одной полке лежала дюжина белых упаковок Mariage Feres Chinese и японского зеленого чая. Любимый чай брата. Она провела пальцами по золотым надписям будоражащих воспоминания названий. Aigulles de Jade, Голубой Будда, Dargon de Feu.
– Тогда о чем разговаривать?
– Знаю, как это трудно, – начал Марше.
– Мне не нужно ваше сочувствие, я лишь хочу знать, что вы делаете для поисков моего брата.
Жас прислонилась к двери и закрыла глаза. Она не ожидала, что именно коллекция чая Робби заставит ее реально осознать его исчезновение.
– Мадемуазель Л’Этуаль, мне надо с вами поговорить. Совсем недолго.
– Почему вы за мной следите?
– Мы охраняем вас, а не следим. Именно это я хотел обсудить с вами.
– Охраняете от кого?
– Боюсь, что не могу сказать.
– Или не хотите?
– Я не вправе говорить об этом в данный момент…
– Это же мой брат. – Голос ее эхом раздался в маленькой кладовой.
– Я отлично знаю и сожалею, но ничем не могу помочь. Поверьте… если бы у нас была какая-то подтверждающая информация о том, где он и в каком состоянии, вы бы уже знали.
– Вы хотя бы узнали, кто тот человек, который здесь умер?
– Ничего определенного.
– Вам известно, кто он был?
– Мы уже на пути.
– Что это значит? На пути? Вы знаете, кто он, или нет? В нашем бутике убили человека!
– Жас? – за дверью стоял Гриффин.
Она открыла дверь.
– Ты в порядке?
Она кивнула.
– У нас кое-что есть, но трудно разобраться, – сказал Марше.
Ей было все равно, насколько ее сочтут грубой или истеричной.
– Моего брата нет с ночи понедельника. А теперь пятница. Пятница. Я хочу знать, что вам известно.
– Понимаю, насколько это тяжело, мадемуазель.
Жас сделала глубокий вдох, посмотрела на светильник на потолке. Как долго он там? Сорок лет? Сто? Удивительно, как долговечны некоторые вещи. Никогда не меняются. С другими это происходит быстро. Слишком быстро.
– Когда узнаю что-нибудь, о чем смогу рассказать вам, то обязательно скажу. Между тем я хотел поговорить с вами о том, чтобы вы согласились принять нашу защиту и не пытались избегать нас, как сделали это вместе с мистером Нортом сегодня утром.
– Какая опасность мне угрожает?
Предупреждение Марше не напугало, а разозлило ее. Терпение у нее иссякло.
– Мы не знаем, что стало причиной первоначального инцидента. Если это личное… ссора любовников… неудачный бизнес, тогда нет, вы вне опасности.
Она устала слушать Марше.
– Но если проникший в дом человек охотился за черепками сосуда, над которым работали ваш брат и мистер Норт, – продолжил Марше, – тогда да, вам может угрожать опасность. Очень серьезная опасность. Пока ваш брат не найден, местонахождение черепков неизвестно. Кто бы за ними ни охотился, он может думать, что вы знаете, где они, или что Робби спрятал их где-то в доме. И если вас правильно мотивировать, то вы можете помочь… или вас можно заставить помочь… отыскать сокровище.