Драгоценность Эвинг Эми
–Ох, Вайолет, – шепчу я вслух. – Глупо, глупо, глупо. Больше никогда.
И тут на меня накатывает истерический смех, от облегчения я, кажется, глупею. Я поворачиваюсь и обнаруживаю, что нахожусь в небольшом кабинете; напротив меня еще одна дверь, у стены широкий диван на когтистых ножках и низкий столик перед ним. Предвечерний солнечный свет струится в одинокое арочное окно, а на стене рядом со мной висит большая картина маслом, на которой изображен мужчина в зеленой охотничьей куртке с породистой собакой у ног.
Я все еще хихикаю, когда открывается дверь в углу.
Мое сердце подскакивает к самому горлу, я задыхаюсь. Прятаться нет времени. Кто-то заходит в комнату, и я уже не думаю о том, что мне негде укрыться, я все равно не могу пошевелиться, даже если бы захотела, потому что меня накрывает волна головокружения.
В дверях стоит мальчик. Нет, не мальчик, а молодой человек – с виду он ровесник сына герцогини. Высокий и стройный, с растрепанными русыми волосами и крепкой нижней челюстью, он чуть кривит рот, как будто сдерживает улыбку. Он держит руку в кармане, воротник его рубашки расстегнут.
Но меня сразили его глаза. Теплые, серо-зеленые, они смотрят на меня так, как не смотрел никто с тех пор, как я оказалась в Жемчужине. Они видят во мне девушку, личность, а не суррогата. И еще: они смотрят на меня так, что я становлюсь невесомой и воспаряю ввысь.
–Здравствуй, – говорит он. Голос у него мягкий, музыкальный, приятный на слух, даже моя виолончель не издает таких мелодичных звуков.
Он смотрит на меня выжидающе. Я понятия не имею, что сказать.
–Я не слышал, как ты вошла, – произносит он наконец. – Прошу прощения, если заставил ждать.
Я могу только таращиться на него. Его рот изгибается в широкой улыбке, и я чувствую, что пропадаю.
–Твое волнение вполне объяснимо. Я знаю, что ты здесь недавно. К Жемчужине надо привыкнуть.
Я с трудом заставляю себя кивнуть головой, и это лучше, чем ничего. Откуда он знает, кто я?
Он закрывает за собой дверь. Комната вдруг становится слишком тесной для нас двоих.
–Не желаешь ли присесть? – любезно предлагает он. Я не уверена, что могу двигаться; даже мои губы как будто склеены. Я хочу что-то сказать, но голова не работает. Я могу лишь смотреть на него, любоваться простым изяществом его движений, изгибом рта, этими необыкновенными серо-зелеными глазами. Он смеется, и мое сердце раздувается как воздушный шар, от чего перехватывает горло. – Я знаю, что у тебя никогда не было компаньона, но ты можешь говорить со мной. Все в порядке. Я здесь к твоим услугам.
Надежда пробуждается во мне, заполняя собой все клеточки тела. Он здесь ради меня?
–Зачем? – то ли квакаю, то ли покряхтываю я, и мои щеки заливаются краской стыда от звука собственного голоса.
Он, кажется, рад, что наконец-то добился от меня ответа.
–Разве твоя мама никогда не объясняла тебе, для чего нужны компаньоны?
Я мотаю головой.
–Но наверняка у кого-то из твоих подруг они были?
Я задумываюсь на мгновение.
–Что, все компаньоны… так выглядят?
Он снова смеется, на этот раз громче.
–Не в точности, но, пожалуй, что да.
–Нет, – отвечаю я. – Тогда не было.
Его лицо становится задумчивым.
–Почему бы нам не присесть?
–Хм, ладно. – Я задеваю ногой угол журнального столика, приближаясь к дивану.
–С тобой все в порядке? – спрашивает он.
–Да, все хорошо, – вздыхаю я, стараясь не обращать внимания на боль в ноге. Неужели я всегда такая неуклюжая? Мне кажется, что мои конечности отделились от тела и не знают, что им теперь делать.
–Что ж, – продолжает он. – Почему бы тебе не рассказать немного о себе?
Меня так давно никто не просил об этом.
–Что ты хочешь знать?
Он откидывается назад и закидывает руку на спинку дивана. Я задыхаюсь, чувствуя близость его тела, глядя на форму его рук и плеч, цвет кожи, тугие мышцы. Какая досада, что мои щеки предательски горят. Хорошо бы открыть окно.
–Все. Все, что ты захочешь рассказать. Что ты больше всего любишь?
–Я… занимаюсь музыкой.
–Правда? – Его глаза загораются. – И на каком же инструменте ты играешь?
–На виолончели.
–Это один из моих любимых. – Он улыбается. – Знаешь, в прошлом году я слушал Страдивариуса Тэнглвуда в Королевском концертном зале.
Мое волнение как рукой снимает.
–Да ты что? Живьем? Самого Страдивариуса?
–Я так понимаю, ты его поклонница.
–Поклонница? Да Страдивариус Тэнглвуд – самый талантливый виолончелист столетия! Он… я хочу сказать, да разве можно его не… – Я не могу сформулировать свою мысль. «Поклонница» прямой шрифт кажется таким банальным словом. Наш граммофон в Южных Воротах почти вышел из строя – так часто я слушала записи концертов Тэнглвуда. Он был моим вдохновением.
–Тогда я удивлен, что тебя там не было, – говорит он. – Это был удивительный концерт.
–Могу себе представить. Он играл менуэт ре минор?
Кажется, он восхищен.
–Да, играл. Хотя моя любимая – прелюдия соль мажор. Я знаю, это немудреная пьеса, но…
–Это и моя любимая! – Я не хотела кричать – вид у парня немного встревоженный. – Это… первая пьеса, которую я разучила, – добавляю я чуть спокойнее.
–Возможно, он будет снова выступать в ближайшие несколько месяцев. Я бы с радостью пригласил тебя. Хотя, признаюсь, я предпочитаю Рида Пёрлинга.
У меня отвисает челюсть.
–Рида Пёрлинга? Ты шутишь? Пёрлинга даже сравнивать нельзя с Тэнглвудом! Он уступает в технике, манере игры, его фразировка всегда ужасно неуклюжая, а эмоциональный диапазон как у дверной ручки… – Помню, я до хрипоты спорила об этом с учительницей музыки в Южных Воротах. – Это все равно что сравнивать ограненный бриллиант с куском кварца.
Он смеется.
–Никогда не встречал девушек из Банка, которые бы так любили музыку и разбирались бы в ней. – Его рука спускается со спинки дивана, и он нежно проводит кончиками пальцев по моей щеке. – Мне не терпится познакомиться с тобой поближе.
В моей груди настоящий переполох, сердце стучит глушительно громко, но я ни о чем не могу думать, только чувствую прикосновение его пальцев, от которого странное тепло разливается по моему телу.
Но откуда-то из самых глубин моего замутненного сознания все-таки просачиваются его слова.
–В каком смысле «девушку из Банка»?
Он убирает руку, и его серые глаза смотрят настороженно.
–Как «в каком смысле»? Ты же из Банка.
Отчаяние захлестывает меня, заволакивает глаза мутной пеленой, и свет как будто покидает эту комнату. Конечно. Мне следовало догадаться. Он принимает меня за другую девушку. Меня вообще здесь не должно быть.
Он вглядывается в мое лицо.
–Ты не из Банка?
Я качаю головой, в горле стоит ком.
–Из Болота, – шепотом выдавливаю я из себя.
Он вскакивает, как будто я ударила его током.
–Нет, – говорит он, медленно качая головой. – Нет. – Он щиплет себя за переносицу. – Пожалуйста, скажи мне, что ты не суррогат.
Это слово хлещет меня пощечиной, и, когда он снова поднимает на меня глаза, они уже совсем другие, и я знаю, что теперь он смотрит на меня, как все, и видит только мою функцию, а не человека. Он больше не видит меня.
Правда написана у меня на лице. Я чувствую ее кожей, эту предательскую правду, которая кричит ему, что я опасна, что общаться со мной запрещено. Что я никто.
–Что ты здесь делаешь? – шипит он, оглядываясь по сторонам, словно опасаясь, что за нами кто-то наблюдает.
–Я… я…
Он хватает меня за руку.
–Ты должна уйти. Сейчас же.
Вдруг раздается стук в дверь. Мы оба застываем в оцепенении, с одинаково испуганными выражениями лиц.
–Одну минуту, – громко произносит он, и его голос удивительно спокоен при всем драматизме ситуации. Он прикладывает палец к губам и тянет меня в гардероб, заталкивая внутрь и закрывая дверь. В шкафу темно и пахнет нафталином. Я опускаюсь на пол и прижимаю глаз к замочной скважине.
Он пробегает рукой по волосам, поправляет ворот рубашки и открывает дверь.
–Здравствуй, – говорит он так же весело и непринужденно, как при встрече со мной.
–Добрый день. – Голос тонкий и гнусавый, и я сразу узнаю его. Он принадлежит племяннице герцогини.
Нет. Не может быть, чтобы он был здесь для нее.
–Моя тетя просто невыносима, – жалуется она. – Прошу прощения за опоздание.
–Ничего страшного, – тепло произносит молодой человек. – Пожалуйста, проходи.
Я вижу отблеск фиолетовой ткани, но фигура юноши загораживает от меня девушку.
–Хочешь чего-нибудь выпить? – спрашивает он.
–Нет.
Он исчезает из поля зрения. Воцаряется долгое молчание.
–Разве ты не собираешься говорить со мной? – обиженно спрашивает девушка.
–Разумеется. Конечно. Мои извинения. Почему бы тебе не рассказать немного о себе?
Я ненавижу его за то, что он задает ей тот же вопрос, что и мне.
–Разве ты не должен говорить мне приятные слова? Все мои подруги, у которых были компаньоны, рассказывали, что те постоянно восторгались их красотой.
Если бы я так отчаянно не надеялась на это, то, возможно, и не заметила бы неловкой паузы, прежде чем он сладко произнес:
–Ты очень симпатичная.
Я слышу шелест юбок, и девушка попадает в объектив замочной скважины. Я не могу отделаться от ощущения, что испытываю самодовольное удовлетворение от того, что она совсем не симпатичная.
–Иди сюда, – требует она, и я стискиваю зубы. Мне не нравится ее тон. Молодой человек встает, и теперь я вижу и его. – У меня еще никогда не было компаньона.
–Я знаю. Твоя тетя желает тебе лучшего будущего, поэтому она обратилась за моими услугами.
Девушка фыркает.
–Моя тетя плевать на меня хотела. Она хочет поскорее отделаться от меня, выдав замуж.
Парень пожимает плечами.
–Возможно, так и есть, я не знаю. Ее светлость не делится со мной своими планами.
Девушка играет с рюшами на платье.
–Ну… ты собираешься учить меня, как угождать мужчине?
Что? Нет. Ни в коем случае. Он не может быть здесь для этого. Или…?
Его губы складываются в соблазнительную улыбку.
–Я здесь для того, чтобы научить тебя, как сделать так, чтобы мужчина угождал тебе.
Я не могу винить девушку за растерянность, которая читается в ее округлившихся глазках-бусинках и приоткрытом рте.
–Когда же мы начнем? – спрашивает она.
Он смеется.
–В ближайшее время. Это всего лишь знакомство.
–О. – Она хмурится, а я вздыхаю с облегчением. Она протягивает ему руку. – Меня зовут Карнелиан, Карнелиан Силвер. Но ты уже, наверное, знаешь.
Карнелиан. Что за дурацкое имя.
Он берет ее руку и слегка прижимается к ней губами.
–Очень приятно познакомиться, Карнелиан. А я – Эш Локвуд.
Эш. Его зовут Эш… Я беззвучно произношу это имя в темноте гардероба и улыбаюсь.
–Нам ведь позволено целоваться? У моей подруги Шалис был компаньон, и она рассказывала, что им разрешали целоваться, трогать друг друга, и все такое. – Карнелиан жадно смотрит на него, с нетерпением ожидая подтверждения своих надежд.
Мне показалось, или Эш действительно покосился на шкаф?
–У нас будет достаточно времени, чтобы обсудить правила моего поведения, – говорит он. – Но сейчас, полагаю, тебе пора одеваться к ужину.
–Ты ведь будешь за ужином? – спрашивает Карнелиан.
–Да. Так что мне тоже нужно переодеться.
Карнелиан оглядывает его с головы до ног.
–Я думаю, что ты прекрасно выглядишь и так, – говорит она почти застенчиво. – Может быть, моя жизнь здесь уже не будет такой тоскливой.
Она подходит к двери и ждет, когда Эш откроет.
–Было очень приятно познакомиться с тобой, Карнелиан Силвер, – говорит он.
Она улыбается в ответ, и я не сомневаюсь, что победной улыбкой.
–Мне тоже было приятно познакомиться, Эш Локвуд. До скорой встречи.
Он запирает дверь и прислоняется к ней головой, закрывая глаза. Мне вдруг становится не по себе от мысли, что он попросту забыл про меня. Но в следующее мгновение он стремительно направляется к гардеробу и распахивает дверцу.
–Ты хоть представляешь, как трудно это было, зная, что ты здесь? – шипит он.
–Я не виновата. – Я выкарабкиваюсь из шкафа, но ноги сводит судорогой, и я теряю равновесие. Эш успевает схватить меня за локоть, и мой пульс учащается.
–Убирайся отсюда, – говорит он. – Быстро. И никому не говори, что видела меня или говорила со мной и… вообще ничего не говори. Ты поняла? – Впервые я вижу трещину на его безупречном фасаде. Кажется, он по-настоящему перепуган.
–Кому мне рассказывать? – тихо говорю я. – Никто со мной не разговаривает. Никто не слушает.
Я вижу вспышку чего-то похожего на жалость в его глазах.
–Убирайся отсюда, – повторяет он.
Спотыкаясь, я иду к двери и останавливаюсь, взявшись за ручку.
–Я не знаю… не знаю обратной дороги.
Эш вздыхает.
–Я тоже, – говорит он, пожимая плечами. – Извини. Помочь не смогу.
Я долго смотрю на него, задаваясь вопросом, увижу ли его еще когда-нибудь.
–Что? – спрашивает он.
–Я никогда не встречала такого, как ты, – говорю я. И отчаянно краснею, чего мне совсем не хочется.
Но что-то в моих словах заставляет его рассмеяться холодным невеселым смехом, и он садится на диван, обхватывая голову руками.
–Пожалуйста, – говорит он устало, – уходи.
Мои щеки все еще пылают от стыда, и я выскальзываю за дверь, прежде чем скажу что-нибудь еще, о чем могу потом пожалеть.
15
Как в тумане я бреду назад по лабиринту коридоров, снова через стеклянную галерею, влево, вправо, вправо, влево…
В дворцовых покоях ничего не изменилось, но мне почему-то кажется, что все теперь выглядит по-другому. Наконец я останавливаюсь у дверей бального зала, но не помню, как я сюда попала. Мои мысли тонут в серо-зеленых глазах.
Поднимаюсь по одной из лестниц на второй этаж и сталкиваюсь с Аннабель. Она в панике, немой тревоге.
–Я решила прогулятьс по дворцу, – говорю я, стараясь выдержать невинный тон. – Это что, не разрешается?
Одна?
–Да.
НЕТ!
–О-о. Извини. – Я надеюсь, что вид у меня виноватый. Аннабель нервно прижимает руку к груди, и я замечаю капельки пота у нее на лбу. – Аннабель, прости меня, – говорю я, на этот раз более искренне.
Никогда без разрешения.
Она пишет коряво и косо.
–Или я буду наказана, верно?
Аннабель качает головой и указывает на себя. У меня замирает сердце.
–Ты будешь наказана?
Аннабель кивает.
–Хорошо, хорошо, извини. Я больше так не буду, обещаю. – Как эгоистично с моей стороны было не подумать о том, что же может случиться с ней, если меня поймают.
В моих покоях нас дожидается герцогиня.
–Где ты была? – резко произносит она.
–Мы были в саду, – отчаянно лгу я, добавляя, – в лабиринте. – Это на случай, если она искала нас и не увидела.
Она пропускает мимо ушей мои объяснения.
–Сегодня вечером я устраиваю семейный ужин, – говорит она. – Ты будешь присутствовать. – герцогиня переводит взгляд на Аннабель. – В семь тридцать она должна быть одета и в столовой.
Аннабель приседает в реверансе.
– Значит, я наконец увижу герцога? – спрашиваю я, пока Аннабель зашнуровывает на мне бледно-серебристое платье с крошечными сапфирами в цветочном узоре на юбке.
Она кивает.
–Какой он?
Аннабель пожимает плечами и корчит гримасу, из чего я понимаю, что она находит его не очень-то интересным. Она усаживает меня за туалетный столик и начинает завивать мои волосы, укладывая локоны в высокую прическу.
Лицо Эша встает у меня перед глазами уже в сотый раз за последний час. Как он смотрел на меня, говорил со мной по-человечески, на равных, пусть даже несколько минут… для меня это как выдох после слишком долгой задержки дыхания.
Я смотрю на свое отражение – розовые щеки, неуловимая улыбка, сияющие глаза… девушка в зеркале выглядит по-настоящему счастливой, впервые в своей жизни.
Я никогда особо не задумывалась о поцелуях, но когда представляю губы Эша на своих губах…
Я хихикаю. Аннабель смотрит на меня с любопытством, и я прогоняю с лица улыбку.
Я знаю, что это глупо. Я никогда не смогу поцеловать его. Скорее всего, я больше и не увижу его.
–Ой! – вскрикиваю я, вдруг вспоминая, что Эш будет сегодня за ужином.
Аннабель с тревогой и заботой смотрит на меня.
–О, мм… шпилька впилась мне в голову. Извини, все в порядке.
Аннабель закусывает губу и продолжает укладывать мои волосы с излишней осторожностью.
У меня такое чувство, будто мои легкие наполовину уменьшились в объеме, в то время как сердце бьется вдвое быстрее. К тому времени как Аннабель втирает ароматное масло в мои запястья и одними губами объявляет, что все готово, я уже еле дышу.
–Прекрасно, – говорю я. Мой голос звучит немного сдавленно. Платье мерцает на моей коже, подобно лунному свету, а прическу Аннабель украсила булавками с сапфиром и жемчугом. Мои губы переливаются розовым блеском, глаза подведены бледно-фиолетовым карандашом, что еще ярче выделяет их природный цвет. Мне интересно, понравлюсь ли я Эшу.
«Прекрати, Вайолет, – говорю я себе. – Понравишься ты ему или нет, не имеет значения».
Когда мы выходим в парадный вестибюль, я уже начинаю жалеть о том, что приглашена на этот ужин. Нервы у меня натянуты, как струны виолончели. У дверей столовой мы останавливаемся, и Аннабель еще раз придирчиво оглядывает меня, поправляя складки на юбках.
Норм?
Я киваю, потому что от волнения не могу произнести ни слова. Аннабель показывает на дверь и улыбается.
Хорошо поесть.
Я нервно смеюсь. Она дает знак лакею, который замер по стойке «смирно». Он распахивает дверь и объявляет:
–Суррогат дома Озера.
Меня трясет, когда я вхожу в столовую.
Столовая все та же, какой я ее помню.
Полированная дубовая мебель, бордовые стены, люстра со свечами. Только за столом другая компания. Слева от меня – герцогиня и двое мужчин в смокингах. Герцогиня, в платье темно-голубого шелка и длинных перчатках, изящно держит в руке бокал шампанского. Справа от меня – рыжеволосая леди дома Стекла, Карнелиан и – тут мое сердце делает сальто! – Эш.
Прошла всего пара часов с момента нашей встречи, но мне кажется, что за это время он стал еще красивее. Кажется, я краснею всем телом.
Все взгляды обращены на меня, только Эш, кажется, слишком увлечен, наполняя бокал Карнелиан.
Я совсем забыла, что Карнелиан тоже будет здесь. Хотя и не без досады, я отмечаю, что кто-то одел ее в очень красивую, расшитую бисером тунику, и ее волосы уложены в стильную прическу.
–Иди сюда, – командует герцогиня.
–Так это и есть суррогат? – спрашивает мужчина, тот, что повыше. Он очень худой, с медной кожей и большим носом. Глаза у него темные, как у герцогини, но круглые, и они изучают меня из-под густых черных бровей. Он делает глоток янтарной жидкости из хрустального бокала. – Я все думал, когда же мне ее покажут.
–Ах, милый, ты был так занят, – говорит герцогиня. – И что ты на это скажешь?
Мужчина пожимает плечами.
–Тебе виднее, дорогая. Но она определенно краше, чем та, что родила Гарнета.
Это, должно быть, герцог. Мне не нравится, как он говорит, как смотрит на меня исподлобья – от этого взгляда у меня по коже ползут мурашки.
–Моя жена говорит, что у вас большие планы на нее, – встревает другой мужчина. Он краснощекий, дородный; пуговицы так и трещат на жилетке, обтягивающей его огромный живот.
–Да, – говорит герцогиня. – Я довольно долго искала такого суррогата. Моя дочь будет исключительной.
–Наша дочь, – поправляет ее герцог.
Герцогиня одаривает его ледяной улыбкой.
–Совершенно верно. Наша дочь.
Дверь открывается, и я слышу, как лакей объявляет: