Мама, Колян и слово на букву «Б» Тасбулатова Диляра
© Тасбулатова Д., текст, 2015
© Gde Adelina, иллюстрации, 2015
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2015
Вместо предисловия
Для начала надо, наверно, познакомиться: меня зовут Диляра Тасбулатова, по профессии я – кинокритик, профессиональный причем…
Пишу я много – обзоры, аналитику, теоретические статьи о кино, рецензии, портреты, интервью. Серьезный человек, в общем: пишу даже во время фестивалей (самый сложный из них Каннский, по четыре фильма в день смотришь, и еще писать надо вечером). Читаю лекции, затеваюсь с какими-то проектами культурными…
Во времена оны даже стала «лауреатом»: объявили лучшим критиком года, дальше – больше: лучшим киножурналистом России.
Все это приятно, конечно, но, как выяснилось, еще приятнее – смешить, развлекать: когда остается время (обычно это бывает ночью или вечером) я пишу смешные короткие рассказы.
И вот это – самое для меня интересное. Просто, иначе не скажешь, – отрада. Старомодное такое слово.
Со временем этих коротких скетчей накопилось довольно-таки большое количество – на целую книгу. Я, правда, над этим и не задумывалась: но тут умные люди подсказали, что, собранные под одной обложкой, эти самые скетчи, байки могут произвести определенное впечатление. Не самое плохое как бы…
Я решила сделать несколько глав, потому что рассказы мои – «тематические», и у них есть свои герои.
Моя подруга Оля, чье благородство иногда выглядит в нашем не самом лучшем из миров старомодно-забавным и обывателям не понятным; моя собственная мама с ее «искрометным» юмором (ее иногда даже сравнивают с Раневской из-за остроты ее языка-бритвы, хотя она, разумеется, намного наивнее Раневской и менее одарена).
Есть у меня и сосед, Колян, который у нас во дворе часто ошивается: эдакий народный мудрец и в своем роде «циник», любитель выпить. «Подслушиваю» я и разговоры в маршрутке (есть у меня даже целая серия под таким названием – «Разговоры в маршрутке»): часто передвигаясь по Москве этим видом транспорта, я слышу много смешного…
Иные говорят, что я описываю «всю русскую жизнь» (самой смешно). Может, и не всю, но какую-то, и даже, возможно, значительную часть, и описываю: разговоры простых людей (да и интеллигенции), реагирующих на ежедневно меняющуюся, весьма причудливую нашу действительность.
Как говорится, история – не только в «достижениях» и подвигах: а и в параллельной, повседневной жизни, которая ведь тоже – история, патетично выражаясь, страны…
В ее бытовых, забавных подробностях и оттенках.
Недаром мой кумир – Зощенко.
Чего я боюсь
Боюсь я образованных мужчин.
Образованные мужчины говорят мне обычно:
– Ну ты, конечно, читала письма Хайдеггера?
Я говорю:
– Кому? Коляну?
Образованные мужчины сразу теряют ко мне интерес.
Боюсь я и философов.
Они, как правило, говорят:
– Когда Спиноза…
Я, как правило, в ответ говорю:
– Ты ешь, ешь… А то худой такой…
Боюсь я и докторов наук, и даже кандидатов.
Они обычно говорят:
– Некоторые аспекты…
Боюсь я и профессиональных сатириков.
Они обычно говорят:
– Приехала теща…
Боюсь я и комментаторов на ФБ.
Они обычно говорят:
– А это правда было?
Или передают Коляну приветы.
Боюсь я и телеведущих.
Они обычно говорят:
– Путин же считает…
Боюсь и просто мужчин.
Они обычно говорят:
– Я так одинок…
Боюсь я и реаниматологов.
Они обычно говорят:
– Наш отечественный наркозик если дадим, монстрики будут сниться.
Боюсь я и продавщиц в отделах готового платья.
Они обычно говорят:
– Когда талии нет, ничего не поделаешь.
Боюсь я дежурных по этажу в отелях.
Они обычно говорят:
– Вы на односпальной кровати поместитесь?
Боюсь я и официантов.
Они обычно говорят, внимательно меня оглядев:
– Это блюдо для вас слишком жирное.
Боюсь я и стоматологов.
Они обычно говорят:
– Давайте все вырвем, и всё.
Боюсь я и рентгенологов.
Они обычно говорят, потирая руки:
– Щас как дозу вмажу!
Боюсь я и работников химчистки.
Они обычно говорят:
– У вас, говорят, 90 процентов износа…
А если спросишь, у меня или у моей дубленки, говорят:
– У обоих.
Боюсь я и парикмахеров.
Они обычно говорят:
– В вашем возрасте… Может, не надо… В вашем возрасте…
Врачей тоже боюсь.
На вопрос, буду ли я жить, они, как правило, спрашивают:
– А смысл?
Режиссеров тоже боюсь.
Они все время требуют, чтобы их сравнивали с Феллини или Тарковским.
А если не сравнишь, матом посылают.
Слесарей я тоже боюсь – которые слесарЯ-сантехникА.
Они обычно говорят:
– Кран люфтит под обмоткой, мать твою… Шпендик законтривает, мать твою…
Я из этого всего только два слова понимаю.
Боюсь я и соседей в самолете.
Они обычно говорят:
– Ща как навернется!
Боюсь я и кинокритиков.
Они могут такое задвинуть!
Один говорит:
– «Сталинград», говорит, – хороший фильм.
Боюсь я и фотографов на паспорт.
Они обычно говорят:
– Неча на зеркало пенять.
Боюсь я и однопалатников в больнице.
Они обычно говорят:
– Видали трупы в коридоре? Как раз от нашей болезни померли!
И хохочут.
Боюсь я и элегантных женщин.
Элегантные женщины могут меня спросить:
– Это что, Соня Рикьель?
А я буду тупо моргать глазами и, вывернув шею, смотреть бирку сзади.
Элегантная женщина тогда скажет небрежно:
– Не стоит таких усилий… Я вижу, что это не Рикьель.
И отвернется от меня.
И потом элегантные женщины не любят моего Коляна.
Они говорят:
– Колян и Рикьель не сочетаются.
А я че, спорю?
Конечно, никак не сочетаются.
Диалоги с мамой
О толерантности
Как-то, когда я заподозрила, что кот наш заболел, хотела ему термометр вставить в попу.
Он возмутился.
Мама говорит гордо:
– Он свою попу не даст! Не то что некоторые!
– Ты, мама, гомофоб.
– Кто?
– Ну, это… Некультурный человек…
– Да? Я исправлюсь… Давай подержу кота…
50 оттенков
Кто-то написал про эти «оттенки серого» новоявленный бестселлер:
– Неужели кому-то и вправду интересно смотреть на обмен жидкостями между двумя людьми весьма посредственной внешности?
Мама говорит:
– А откуда она узнала, что Колян тебе дал водку, а ты ему – вино?
Кариес
Пришел ко мне как-то в гости один артист: лузер, на десятых ролях подвизался, в театре – кушать подано, в сериалах каких-то дешевых; ну и реклама, конечно. Изображал он кандидата мед. наук и призывал чистить зубы «Блендамедом». Говорил сурово, смотрел прямо в камеру: хорошо играл, отыгрываясь в рекламе за свою несчастную судьбу. И маме запомнился. Она его тут же узнала и, думая, что он врач, говорит ему так приветливо:
– Какое вы благородное дело делаете!
Артист зарделся (думал, она его на сцене видела или в кино).
Мама не унимается:
– Люди вам, наверно, благодарны! И ведь к каждому подход нужен! И к человеку, и к его зубам!
(А поскольку этот артист снимался много в рекламе, он и не помнил про «Блендамед» и потому посмотрел на маму в ужасе, а на меня – с сожалением: легко ли жить с сумасшедшей в одной квартире?)
Мама – опять:
– Зубы – ворота жизни, от их состояния и желудок зависит, и многое другое!
Артист мне тихо говорит:
– Че это она?
А я не колюсь: думаю, вот потеха сейчас будет. Маме же он говорит, вежливо так:
– Вы совершенно правы! Зубы надо беречь. Особенно для сцены: голливудская улыбка – залог успеха актера.
Тут мама мне тихо говорит, из-за его спины крутя пальцем у виска:
– Че это с ним?
Я опять не колюсь и тихо ей говорю:
– Мужик с приветом. Все время говорит про Голливуд. Хотел туда уехать, но у него был кариес, и не осмелился.
Мама тогда тихо распрощалась и пошла к себе в ужасе. А артист со мной тоже недолго поговорил и ретировался.
Феноменология духа
Как-то жалилась я по телефону философу известному, Олегу Аронсону, на свою тупость.
– Тупая я (говорю я ему скорбно).
– А что такое? Чего ты не поняла?
– Читала-читала «Феноменологию духа» и… Ну, не понимаю, и все тут!
А он говорит:
– А ты сразу пятую главу читай! Первые четыре ты не поймешь…
Мама говорит:
– Четыре не поймешь, а пятую прям вот так сразу и поймешь, ага… А знаешь что? Ты читай сразу у всех именно пятую главу! Вот у «Карлсона» сколько глав, не помнишь? Или у Прилепина этого, Лукьяненки?
– А если где-нибудь всего-то две или три или четыре, а пятой нет?
– Да, незадача… Тогда вообще не читай: сказал же тебе этот философ, что ты можешь только пятую главу понимать! И потом, чтобы понять, что это пятая, надо уметь все-таки до пяти считать, правильно?
Ну да, кто бы спорил: сначала надо научиться считать до пяти, а потом уже Гегеля читать: это я уразумела.
Потом опять ему, Аронсону то есть, звоню:
– Ладно, пятую прочту главу, а что еще читать?
– Спинозу (говорит, не моргнув глазом).
Я помолчала, размышляя, как же мне теперь быть: зачем на свою голову сама напросилась? Он опомнился, однако, и говорит:
– Ну, ты его самого вряд ли поймешь, ты про него читай. Сейчас я тебе список дам, кто про него хорошо писал…
Мама – начеку:
– Ты бы сначала выяснила, сколько там глав у того, кто про Спинозу пишет? Пятую сразу и читай, чего мучиться-то… Хотя тебе что пятая, что вторая, что про него, что сам Спиноза – что в лоб, что по лбу, я думаю…
О снобизме
Вспомнили о писателе Килгоре Трауте, персонаже Воннегута.
Он на какую-то научную пресс-конференцию поехал, переночевал по дороге в ночном кинотеатре, а лекция у него была такая:
«Американский роман в эпоху Маклюэна».
Траут взошел на кафедру и говорит:
– Выспался я сегодня с другими грязными стариками в одном паршивом кинотеатре Нью-Йорка. Может, об этом поговорим?
Мама говорит:
– Прям как ты. Помнишь, ты в курилке «ВОГа» сказала, когда там красивые девушки говорили, что надо стричься у Жака Д’Эссанжа, что тебя стригут на Курской, с дезинфекцией: и еще через санпост прогоняют?
– Ага.
– И гламурная девушка почему-то заплакала…
Ван Хельсинг
Мама говорит мне как-то не без грусти:
– Наверно, я никогда не пойму суть твоей профессии…
– А что такое?
– Понимаешь, я как-то включила какой-то канал, уж не помню какой, а там идет фильм: сидят двое интересных мужчин и беседуют… Мирно так… И вдруг один из них как зарычит и стал шерстью покрываться! Скалиться и рычать на своего собеседника! Тебя дома не было, я испугалась, переключила на другой канал…
– А! (говорю). – Это, наверно, фильм «Ван Хельсинг»!
Мама говорит:
– Точно! Я думала, это что-то из средневековой жизни, судя по названию, а тут такое… рычит… скалится…
Я говорю:
– Ну, это же для подростков фильм!
Мама говорит:
– Трудных?
Концепция
Приехала подруга из провинции.
Страшно любит театр: ходит на любые постановки, даже и смехотворные.
Я ей говорю:
– А я тут «Сильфиду» смотрела! В театре Станиславского, роскошь, блеск! Они с Большим даже конкурируют!
– А я у нас – «Аиду».
Мама говорит:
– И как? Наверно, все-таки не так роскошно, как в столице?
Подруга говорит:
– Да нет, ничего… Аида, правда, не в голосе была, у нее там неприятности какие-то… У певицы то есть… Вроде как муж запил… Пищала сильно… Радамес – ужасный, он в принципе самодеятельный певец, труды преподает в нашем училище, учит плотницкому делу… И пьет здорово.
Мама уже начала помирать со смеху:
– Ну а Амнерис?
– Амнерис – нормальная! Хорошо поет: ну, малость подпискивает и фальшивит, но все равно неплохо! Красивая зато… А студенты наши из универа – набрали волонтеров, они рабов в каких-то лохмотьях изображали, и – по новой режиссерской концепции – прямо в зрительном зале притаились и отовсюду выскакивали. Причем в самые неожиданные моменты: может, путали что-то, они ж неопытные… Многих напугали… Я с одной пожилой дамой была: она не поняла сначала и говорит билетерше:
– Вы зачем бомжей напустили сюда? Я в хорошей одежде!
– А та что? (спросила мама, давясь от смеха).
– Билетерша-то? Говорит важно: это такая концепция.
Кинозвезда
Один человек в соцсетях шутейно известил, что, мол, Михалков какого-то Мин Ли Хво пригласил сниматься: поначалу достоверно выглядит.
А тут меня, между прочим, тоже в кино приглашали сниматься.
Читать бесплатно другие книги:
