Мелодия Джейн Уинфилд Райан
– Смерть – это всего лишь миг, когда в твоих песочных часах иссякает весь песок. И все. В конечном итоге это произойдет с каждым из нас. От нас зависит лишь то, куда падает этот песок.
– И что, по-твоему, я должна делать?
– Просто делай то, что делала бы, если бы не боялась. Живи так, как жила бы я, если бы раньше была такая умная. Живи жизнью, которую мне уже прожить не дано, Джейн. Жизнью без страха.
– Но ты никогда не производила впечатления человека, который чего-то боится.
Грейс со смехом покачала головой:
– Я никогда тебе не рассказывала, что изменяла Бобу?
– Что? Ты ему изменяла?
– Да. И он тоже не раз изменял мне за эти годы, но об этом пусть рассказывает он сам. Мы с Бобом поженились совсем молодыми. Тогда все свое свободное время, когда не летал, он посвящал выпивке, а я сидела дома и ломала голову, где он и с кем. Мы в то время пытались завести детей, пока не узнали, что я бесплодна. В общем, его вечно не было дома, и я влюбилась в одного мотогонщика.
– В мотогонщика?
– Он и в автогонках тоже участвовал. Мы тогда жили неподалеку от мототрека, и я носила ему сэндвичи и смотрела, как он гоняет. Я любила его. Очень любила. Больше жизни. Но я испугалась, Джейн. Испугалась, что меня осудят. Испугалась бросить налаженную жизнь ради зыбкой перспективы совместной жизни с молодым сорвиголовой. И осталась с Бобом. Не пойми меня неправильно, Боб – неплохой человек. И я даже в каком-то смысле полюбила его. Но остаться было с моей стороны нечестно по отношению к нему. Нечестно. И уж точно нечестно по отношению к самой себе.
Джейн точно обухом по голове ударили. Она всегда считала Грейс мудрой и терпеливой женщиной, которая поддерживала ее во всех горестях. И никогда не задумывалась о том, что ее подруга тоже когда-то была молодой и у нее были свои собственные надежды и чаяния – и свои печали.
– И что с ним случилось?
– С тем парнем?
– Да.
– Мне всегда было интересно знать, как он живет. Мне удавалось какое-то время отслеживать его карьеру. Года через два после того, как мы разошлись, я узнала, что он погиб на треке. Сломал себе шею.
– Но ты до сих пор считаешь, что сделала тогда неправильный выбор?
– Мы все делаем тот выбор, который делаем. И я не уверена, какой выбор верный, а какой нет. Но сейчас, оглядываясь назад, я могу сказать лишь, что отдала бы все последующие годы, все до единого дня, ради тех двух лет с ним. Или ради того, чтобы побыть с ним хотя бы еще один день.
Шампанское в их бокалах успело согреться, а ночной воздух вокруг – стать прохладным. Грейс поднялась, давая понять, что ей пора возвращаться в номер. Джейн осталась сидеть, глядя на высящуюся вдали Эйфелеву башню, огоньки на которой теперь поблескивали, как мириады мыслей, проносящихся у нее в голове.
– Я обещаю, – произнесла она.
– Ты о чем? – не поняла Грейс.
– Я обещаю, что проживу жизнь, которую не можешь прожить ты.
Грейс, стоявшая рядом с ней, протянула руку и ласково привлекла голову Джейн к себе. Потом наклонилась и поцеловала ее в макушку, словно благословляя. Этот безыскусный жест был высшим выражением близости. По щеке Джейн скатилась слезинка. Она была совершенно уверена, что эта слезинка далеко не последняя.
Глава 25
Грейс была намерена испытать и попробовать все, что можно, поэтому они заказали на завтрак в номер практически все меню: круассаны с шоколадной начинкой, свежие блинчики и багет с маслом и джемом. Им принесли яйца пашот и маленькие хрустальные креманки с йогуртом и гранолой. Им принесли сырную тарелку и блюдо со свежими фруктами. Грейс попробовала по крохотному кусочку всего, но толком ничего так и не съела.
– Ты точно не беременна?
Джейн тут же пожалела, что задала этот вопрос, потому что Грейс внезапно позеленела и, вскочив, бросилась в ванную. Сквозь закрытую дверь Джейн слышала, как ее выворачивает. С каждым днем ей становилось все хуже, и Джейн больно было на это смотреть. Особенно на то, как сильно это пугало Грейс.
Выкатив тележку с остатками завтрака в коридор, Джейн прилегла на кровать и принялась листать глянцевый журнал о путешествиях, а Грейс тем временем села перед зеркалом, чтобы нанести на лицо тональный крем. Каждое утро его требовалось все больше, чтобы скрыть пугающую бледность, но Грейс непререкаемым тоном заявляла, что, даже если она уже одной ногой в могиле и чувствует себя хуже некуда, это еще не повод плохо выглядеть.
– Ты когда-нибудь бывала в Венеции? – поинтересовалась Джейн.
Грейс устремила взгляд на ее отражение в зеркале:
– Нет, но всегда мечтала прокатиться на гондоле.
– Так давай съездим.
– Ты серьезно?
– Раз уж мы все равно прилетели в Европу, почему бы и нет?
Джейн не сводила с Грейс глаз, надеясь, что та согласится. Она понимала: рано или поздно их поездка подойдет к концу, но пока не была готова к этому. Грейс вытащила из сумочки паспорт, раскрыла его и задумчиво посмотрела на разворот.
– Я не против заполучить в добавок к французскому еще и итальянский штамп, – сказала она. – Знаешь, зря я не пользовалась этой штукой почаще.
– Значит, поедешь?
Грейс обернулась в кресле и улыбнулась:
– Ну разумеется. Поехали.
– Тогда я через Интернет куплю билеты.
Грейс открыла сумочку и бросила Джейн кредитку:
– Заплати моей карточкой. Со всеми этими разъездами ты наверняка уже почти банкрот. И не вздумай возражать. Там, куда я вскоре отправлюсь, деньги мне не понадобятся.
Тем же вечером они приземлились в Венеции. На выходе невысокая женщина в мундире и форменной фуражке на голове попросила их показать паспорта, но, бросив на них беглый взгляд, протянула обратно.
– Разве вы не будете ставить штамп? – спросила Грейс.
Женщина покачала головой и разразилась длинной тирадой на итальянском. Джейн удалось вычленить лишь аббревиатуру «ЕС», – судя по всему, она означала «Европейский союз».
Они взяли багажную тележку, и Грейс держалась за нее всю дорогу, пока они шли из аэропорта к водному такси. Коренастый усатый мужчина с дружелюбной улыбкой взял с них плату и помог погрузиться на борт вместе с багажом. Они сели в лодку. Опускался легкий туман, и окна были покрыты капельками воды. В темном чреве лодки сидели еще несколько пассажиров, но никто не разговаривал.
Грейс положила голову Джейн на плечо и закрыла глаза. Через миг она уже спала. Джейн не могла ее винить: гул двигателей в сочетании с фонарями, проплывавшими в темной воде за окном, и ее саму погрузили практически в транс. Джейн грезился Калеб, он был рядом с ней, и это его голова покоилась у нее на плече. Рисовать в воображении медовый месяц было куда приятнее, нежели поминки.
Они причалили к площади Сан-Марко, и Джейн разбудила Грейс. Вместе подруги поднялись по сходням, осторожно ступая, чтобы не потерять равновесия. Тот же самый мужчина помог им выгрузиться, после чего лодка отправилась к следующей остановке, а они остались стоять в одиночестве рядом с чемоданами.
Здесь тележку взять было неоткуда, и они, волоча чемоданы за собой, медленно двинулись по булыжной мостовой мимо каменных ступеней, ведших вниз, к неподвижной зеленой воде Венецианской лагуны. Вокруг царила какая-то потусторонняя атмосфера, как будто этот город был обречен стать новой Атлантидой, медленно, но верно уходящей под воду.
Начал накрапывать дождик.
Вокруг не было ни дорог, ни машин, ни людей.
На безлюдной площади Джейн заметила странные деревянные мостки, возвышающиеся по периметру площади на высоте нескольких футов, точно сооруженные для какого-то причудливого показа мод. Она стала оглядываться по сторонам в поисках отеля, в котором они забронировали номер, но ничего не увидела.
Дождь между тем усиливался.
– Наверное, нам нужно сюда, – сказала Джейн и двинулась в сторону.
Они принялись петлять по бесчисленным горбатым мостикам, перекинутым над каналами, сплетающимися в бесконечный лабиринт. Грейс несколько раз останавливалась перевести дух, пока Джейн дважды переходила каждый мостик туда-сюда, чтобы переправить их чемоданы. Дождь лил все сильнее, каменные тротуары стали скользкими, и Джейн уже начинала волноваться.
Она потянула Грейс под какой-то навес.
– Ты подожди здесь с чемоданами, – сказала она. – А я пойду поищу кого-нибудь, кто бы нам помог.
Джейн думала, что Грейс будет возражать, но та лишь кивнула и присела на один из чемоданов. Выглядела она неважно.
Джейн побежала вперед, пока не наткнулась на небольшой ресторанчик, прилепившийся в узеньком переулке. Стоило ей переступить порог, как на нее обрушилась оглушительная смесь итальянской речи с китайской, нечто нечленораздельное из бредового сна. Маленькие столики были забиты китайцами, энергичный гид сновал между ними, переводя меню. К Джейн приблизился молодой итальянец.
– Ciao, – произнес он, – vieni e ottenere asciutta[10].
– Простите, вы не говорите по-английски?
– Да, очень хорошо, – кивнул тот.
– Моя подруга осталась ждать меня на улице под дождем. Она тяжело больна, и мы с ней не можем найти наш отель.
– В каком отеле вы остановились?
Джейн взглянула на подтверждение брони в телефоне:
– «Луна Бальони».
– Отличный отель, – снова кивнул итальянец. – Но до него далеко идти. Я вас провожу.
Движением фокусника он извлек откуда-то из-за прилавка два зонтика и в сопровождении Джейн вышел под дождь. Грейс они нашли на том самом месте, где Джейн ее оставила. Она сидела на чемодане, привалившись к стене дома, и, казалось, дремала. Молодой итальянец отдал Грейс свой зонт и, подхватив оба чемодана, кивнул им, чтобы шли за ним. Грейс была слишком слаба, чтобы передвигаться без посторонней помощи, поэтому Джейн закрыла второй зонтик и они, прильнув друг к другу под ее зонтом, двинулись следом за провожатым. Он повел их обратно туда, откуда они пришли, и Джейн почувствовала себя полной идиоткой. Надо было распечатать карту. На площади Сан-Марко уже успели разлиться лужи, и они шлепали прямо по ним. Вскоре Джейн различила вывеску их отеля. И каким образом она умудрилась ее не заметить?
Итальянец остановился, поджидая их.
– А это зачем? – поинтересовалась Джейн, указывая на мостки.
– Acqua alta, – пояснил он.
– Это что такое?
– Наводнение. Говорят, что вода поднимется – как это будет по-английски? – необычайно высоко для этого времени года. Идемте же. Мы уже почти пришли.
Когда они подошли к входу в отель, швейцар в красной ливрее проворно забрал у их провожатого чемоданы и провел их внутрь, в роскошный теплый вестибюль. Подруги словно вошли во врата, ведущие в другой мир, оставив темноту и дождь за порогом. Джейн протянула итальянцу его зонты. Он промок до нитки, у его ног стремительно расплывалась небольшая лужа. Джейн открыла сумочку и вытащила оттуда сотенную купюру. Парень вскинул обе руки и замотал головой, как будто предложение денег оскорбило его.
– Nessuna necessit di pagare[11], – сказал он.
– Но мне хочется вас отблагодарить. Вы нас просто спасли.
– Приходите лучше к нам в ресторан, – сказал он. – Он принадлежит моей семье. Вам понравится еда, вот увидите.
– Непременно придем, – пообещала Джейн.
Она намерена была сдержать слово, если только ей удастся отыскать дорогу обратно.
Молодой человек улыбнулся и с легким поклоном удалился, скрывшись за дверью, за которой по-прежнему лил дождь.
Всю ночь и большую часть следующего дня Грейс проспала.
Время от времени она начинала дрожать во сне, и Джейн не отходила от ее постели, опасаясь, как бы с ней не случилось нового приступа. Однако все обошлось. Наутро второго дня Грейс встала и пошла принимать душ, заявив, что отдых пошел ей на пользу и она чувствует себя просто превосходно.
– Пойдем купим себе джелато, – сказала она. – Всегда хотела попробовать настоящее итальянское мороженое в Италии.
– Можно заказать его прямо в номер, – предложила Джейн.
– Это будет совсем не то. Перестань так переживать. Со мной все будет в порядке.
Дождя больше не было, но площадь почти на фут покрылась водой, и они перешли ее по мосткам, которые видели в вечер приезда. Джейн держалась позади и на всякий случай придерживала Грейс под локоть. Они миновали группу голых по пояс немецких туристов, которые фотографировались с зажженными сигарами, сидя в подтопленных металлических креслах. Джейн против воли улыбнулась.
Наконец они преодолели залитую водой площадь и, выбравшись на сушу, двинулись по извилистым улочкам. Бесчисленные ресторанчики зазывали туристов написанными от руки вывесками, сулившими истинно итальянскую кухню. Они шли мимо крохотных сувенирных лавчонок, забитых безделушками из муранского стекла, пока не наткнулись на лоток с мороженым.
Грейс взяла шарик шоколадного, а Джейн – порцию фисташкового.
Они с удовольствием съели, дав друг другу попробовать свое.
Потом Джейн показалось, что она узнала переулок, где они тогда заблудились, и отправились в ресторанчик пообедать. Еда оказалась ничем не примечательной, и давешнего молодого итальянца не было видно, но Джейн все равно оставила очень щедрые чаевые.
По пути обратно Грейс вдруг как вкопанная остановилась на мостике и принялась озираться вокруг с таким видом, как будто не понимала, где находится.
– Грейс, тебе нехорошо?
– Что вы со мной делаете? Не трогайте меня!
– Грейс? Что случилось?
Джейн взяла ее за плечи и заглянула в глаза, и лишь тогда Грейс, казалось, очнулась и узнала ее.
– Что это было, Грейс?
– Не знаю. Сейчас уже все в порядке.
Что бы то ни было, Джейн была рада, что все прошло.
– Пошли прокатимся на гондоле, – предложила Грейс.
– У тебя точно хватит сил?
– Ну, я же не сама собираюсь грести, глупенькая.
Они отыскали группку гондольеров, которые ждали клиентов, пересмеиваясь и куря тонкие сигареты. В своих полосатых рубашках они показались Джейн арестантами на прогулке.
Один из них, очень высокий, бросился к ним, едва они приблизились.
– Вы говорить английский, да?
– Да, – подтвердила Джейн. – Сколько стоит прокатиться?
Тот широким жестом указал на свою гондолу:
– Садиться. Сорок минут – сто евро.
– Восемьдесят.
Он замотал головой и сложил руки на груди. Джейн приподнялась на цыпочки и помахала зажатыми в руке купюрами перед его товарищами:
– Есть желающие взять нас за восемьдесят евро?
– Ладно, – сдался тот. – Я согласен.
Он схватил деньги, пока они не уплыли к его конкурентам. Грейс с улыбкой покосилась на Джейн, явно под впечатлением.
Гондольер повез их по каналам, мимо покрытых растрескавшейся штукатуркой стен, увешанных пестрыми цветочными корзинами, под горбатыми каменными мостами, большинство из которых были Джейн знакомы по их прогулке. Он провез их под мостом Вздохов, где, по его словам, влюбленные могли обрести вечное блаженство в обмен всего на один поцелуй на закате.
Услышав эти слова, Грейс с ухмылкой заявила Джейн:
– Я с тобой целоваться не стану, можешь даже не пытаться. Придется тебе приехать сюда еще раз с одним молодым человеком, которого мы с тобой обе знаем.
Джейн вспыхнула.
Сорока минут Грейс не выдержала. Заметив ее бледность и отсутствующее выражение лица, Джейн заплатила гондольеру еще двадцать за то, чтобы довез их обратно до отеля. Он любезно согласился и даже помог им выбраться из лодки.
Подруги вернулись к себе в номер.
– Мне нужно прилечь, – сказала Грейс. – Почему бы тебе не погулять одной? Незачем портить такой чудесный день.
– Ты знаешь, – ответила Джейн, плюхнувшись в кресло, – я тоже что-то устала. Пожалуй, посижу лучше здесь и почитаю.
Посреди ночи Джейн разбудили крики Грейс. Она включила свет и, бросившись к Грейс, попыталась разбудить ее, решив, что подруге приснился кошмар. Но Грейс не спала. Она сидела на постели, сжав кулаки, и с безумным видом смотрела на Джейн:
– Что ты сделала с моим мальчиком?
– Что с тобой, Грейс?
– Ты убила моего мальчика, дрянь!
– Грейс, вызвать тебе врача?
– Верни мне моего мальчика!
– У тебя нет детей, Грейс.
– Ты врешь!
В Грейс точно дьявол вселился, и Джейн растерялась, не понимая, что делать. Она бросилась к раковине и налила в стакан воды из-под крана.
– Вот, давай-ка попьем.
Грейс выбила стакан у нее из руки.
Потом она вдруг пришла в себя и посмотрела на валяющийся на полу стакан с таким видом, будто не понмала, каким образом он там оказался. И немедленно залилась слезами.
– Боже мой! Что со мной происходит, Джейн?
Джейн присела на край постели и обняла ее:
– Я не знаю, Грейс. Я не знаю.
Грейс содрогалась в рыданиях и всхлипывала:
– Я хочу домой, Джейн. Пожалуйста, отвези меня домой. Прошу тебя. Я хочу домой.
Джейн принялась легонько раскачиваться, гладя подругу по голове:
– Конечно. Мы сейчас же поедем домой.
– Я хочу к Бобу. Я хочу быть с ним.
– Я куплю билет на первый же самолет, Грейс. Честное слово. На первый же самолет. Все в порядке. Мы летим домой.
Джейн прижимала голову Грейс к своей груди, чтобы подруга не видела слез, текущих у нее по щекам, хотя, наверное, та все равно чувствовала, как они капают ей на макушку.
– Я хочу к Бобу, – повторила Грейс.
– Все в порядке. Мы летим домой.
– Мне страшно, Джейн.
– Я знаю, – отозвалась та. – Мне тоже.
Боб встречал их в аэропорту с инвалидной коляской.
Грейс позвонила ему из отеля перед отъездом, и, судя по всему, за это время ему удалось взять себя в руки и протрезветь.
Обратно в Сиэтл они летели через Париж, перелет был долгим и изматывающим. Грейс, ужасающе бледная, перепуганная и дрожащая, сидела в своем кресле, и глаза ее непроизвольно дергались туда-сюда, точно ее со всех сторон окружали злые духи. Джейн показалось, что за время полета она постарела на десять лет.
– Спасибо тебе, Джейн, – прошептал ей на ухо Боб, усадив жену в коляску. – Ты не представляешь, как много это для нее значило.
Джейн присела на корточки рядом с креслом, чтобы поблагодарить Грейс за такую прекрасную поездку, но Грейс, похоже, не узнала ее. Сердце у Джейн болезненно сжалось, горло перехватило.
Не вздумай реветь, приказала она себе. Не здесь, не сейчас. Еще не время.
– Боб, поезжайте вперед, а я разберусь с таможней по поводу нашего багажа, раз уж нас вывели без очереди.
– Ты уверена, Джейн?
– Абсолютно. Поезжайте. Я вызову такси и по дороге заеду к вам, завезу чемодан. Это может затянуться надолго.
– Ты ангел, – сказал он и, улыбнувшись, покатил кресло с женой к выходу.
Джейн провожала его взглядом. Боб неожиданно склонился к жене, как будто пытался расслышать, что она говорит, потом остановился и развернул кресло так, чтобы они с Джейн увидели друг друга. Они не успели еще отъехать слишком далеко, и Джейн хорошо видела ее лицо. Грейс вскинула трясущуюся руку, точно прощаясь с ней навсегда. Джейн помахала в ответ. Она была почти уверена, что на губах Грейс промелькнула улыбка.
Потом Боб развернул кресло и покатил его прочь.
Джейн еще какое-то время постояла с поднятой рукой и только тогда заплакала.
Глава 26
Грейс похоронили в субботу три недели спустя.
На небе светило солнце, пели птицы, а на высоком холме над кладбищем жужжала газонокосилка, казавшаяся совсем крохотной, точно игрушка. Ее жужжание перекрывало приглушенные всхлипы собравшихся проводить Грейс в последний путь.
Джейн стояла в окружении женщин с их субботних утренних собраний и слушала, как муж Грейс произносит короткую речь. Он был слегка пьян, хотя никого это, похоже, не волновало, и плакал практически на протяжении всей речи. Было очевидно, что он любил жену и будет очень по ней тосковать. В общем и целом его надгробная речь прозвучала очень трогательно. Боб спросил Джейн, не хочет ли она тоже что-нибудь сказать, но Джейн не смогла заставить себя сделать это. Вряд ли бы ей удалось почтить память Грейс, не упомянув об их совместной поездке, а Джейн отчего-то казалось, что все, что они тогда вдвоем пережили в Париже, – это глубоко личное. И потом, никому из присутствующих не нужно было напоминать, каким замечательным человеком была Грейс. Все и так знали об этом, и каждого с ней связывало что-то свое.
В наступившей тишине – газонокосилка перестала тарахтеть и даже птицы умолкли – ржавый шкив пронзительно взвизгнул, и гроб с телом Грейс, устланный толстым слоем цветов, стал медленно опускаться в могилу.
Прощай, Грейс. Прощай…
Вскоре все потихоньку потянулись к выходу. Джейн откололась от общей группы и пошла на другой конец кладбища к могиле дочери. Она долго стояла, глядя на мраморную плиту. Трава уже успела вырасти. Джейн заметила крохотный желтый одуванчик, пробившийся из-под надгробия в укромном уголке, и ей вспомнились свечи, которые она поставила в Нотр-Даме.
Джейн присела на корточки и погладила плиту в том месте, где на ней было выбито имя Мелоди.
Гладкий мрамор холодил ладонь. Джейн вдохнула запах земли и скошенной травы и склонила голову.
– Ты теперь в хорошей компании, – произнесла она. – Берегите там с Грейс друг друга, ладно? Где бы вы с ней сейчас ни находились. Я очень тебя люблю, детка. Скоро увидимся.
Когда Джейн вернулась домой, все показалось ей каким-то другим, словно после того, как тело Грейс предали земле, у нее открылись глаза и пришло понимание, что ничто и никогда уже не будет как прежде.
В доме царил кавардак. На кухонном столе лежал ворох неоплаченных счетов, в корзине высилась гора грязного белья. Последнее время Джейн питалась одними чипсами, запас которых был у нее в кладовке, да и те уже подошли к концу. Пока она была в Европе, фонтан пересох, а когда она снова пустила воду, мотор забился илом и отказался работать. Трава вымахала и заколосилась, разбитый Калебом огородик зарос сорняками, а овощи гнили в грязи. На берегу ручья вновь пробивалась ежевичная поросль. А она была одна. Совершенно одна. Джейн отдала бы сейчас все на свете, чтобы очутиться в компании даже того глупого козла.
На шестой день после похорон Грейс Джейн решила сделать попытку прибраться. Меняя в комнате дочери постельное белье, она обнаружила на кровати записку, придавленную младенческим альбомом Мелоди. Записка была написана дрожащей рукой, а чернила расплылись от слез.
Я знаю, ты сказала неправду. Я люблю тебя и знаю, что ты любишь меня. Я вернусь за тобой, когда мне будет что тебе предложить. А до тех пор я буду думать о тебе и играть на гитаре, которую ты мне купила.
Джейн перечитала записку.
Каким образом она умудрилась ее не заметить?
Солнце било в окно, и сквозь бежевую краску на стенах кое-где просвечивал розовый. Джейн вспомнилось, как Калеб помогал ей перекрашивать комнату, помогал оплакать ее потерю. Вспомнилось, каким он был чутким и любящим, каким нежным. Она погрузилась в воспоминания о том, как они занимались любовью прямо на полу, среди кистей и ведер с краской. Джейн словно наяву видела глаза Калеба, чувствовала запах его кожи.
Из задумчивости ее вырвал внезапный стук в дверь. Джейн встала посмотреть, кто пришел. В сердце трепыхнулась робкая искорка надежды, и перед дверью она остановилась и, закрыв глаза, про себя загадала желание. Однако когда она распахнула дверь, то увидела на пороге миссис Готорн.
– Миссис Готорн?
– Так все меня упорно называют, но я ни в чем не уверена.
Старуха опиралась на видавшую виды трость, а за спиной у нее маячил белый фургон.
– Откуда вы узнали, где я живу?
– У нас маленький островок, дорогуша.
– Наверное, вы правы. Не хотите зайти?
Пожилая дама закатила глаза и кивнула в сторону фургона.
– Он торопится поскорее сдать меня в богадельню.
– Куда? – переспросила Джейн.
– Они наконец-то заставили меня переселиться в дом престарелых. Наверное, давно было пора. Впрочем, я заехала не для того, чтобы жаловаться вам на мою прискорбную участь, как бы сильно меня ни подмывало.
– И чем же я могу вам помочь?
– Вы не знаете, как связаться с этим вашим симпатичным молодым человеком? Он сбежал от меня, даже не попрощавшись.
Джейн печально покачала головой:
– Я уверена, что Калеб в Остине, но у меня нет никакой возможности с ним связаться.
Пожилая дама вздохнула и покосилась на стоящий перед домом фургон. Потом склонилась ближе к Джейн и с заговорщицким видом произнесла:
– Послушайте, дорогуша, я не знаю, сколько еще протяну. Они наверняка намерены поскорее сжить меня со свету, как бы яду в еду не подсыпали. Могу я доверить вам передать Калебу от меня одну вещь, когда вы его увидите?
– Хотелось бы мне дать вам утвердительный ответ, – сказала Джейн, – но я не уверена, что увижу его снова.
– Ну разумеется, увидите, дорогуша, – улыбнулась старуха. – Непременно увидите. – Она сунула руку в карман и вытащила коробочку с кольцом. Потом положила ее на ладонь Джейн и подмигнула. – Вот, он честно это заработал. Думаю, у него были на эту вещицу большие планы, но об этом уже ему рассказывать, а не мне. Славный он парень, наш молодой Калеб. Можете даже ему передать, что я так сказала. Только не говорите ему, будто я по нему скучаю. Несправедливо обременять молодость угрызениями совести, в особенности из-за старухи. – Она ухмыльнулась и, развернувшись, поковыляла к фургону.
Молодой водитель выскочил из кабины и открыл ей дверцу, но миссис Готорн отпихнула протянутую руку и забралась на сиденье без посторонней помощи.
– Убери грабли, – буркнула она. – Может, я и стара, но пока что не калека!
Фургон набрал скорость и покатил к выезду, и Джейн проводила его взглядом. Старуха сидела за тонированным стеклом, горделиво распрямив спину. Она ни разу не оглянулась.
Когда фургон скрылся из виду, Джейн открыла коробочку и разинула рот при виде помолвочного кольца с желтым бриллиантом.
Когда Джейн переступила порог хозяйственного магазина, Ральф сидел за прилавком и пластмассовой ложечкой ел замороженный йогурт. При виде Джейн он облизал ложку и, вместе с пустым стаканчиком отправив ее в ведро, улыбнулся розовыми зубами:
– День добрый, Джейн. Бекка все никак не соберется тебе позвонить.