Красный замок Дуглас Кэрол

Глава сорок пятая

В крысиной ловушке

Действительно славное ружье. Хитрость в том, что для его зарядки необходим пневмонасос. Давления воздуха хватает на двадцать выстрелов, после этого ружье бесполезно. Но пока у стрелка есть в запасе двадцать пуль, он держит в руках самое смертоносное оружие на планете.

Квентин Стенхоуп о духовом ружье

Я с большим удовольствием помогла Шерлоку Холмсу затолкать Джеймса Келли в один из больших деревянных ящиков, которыми были уставлены необитаемые подвалы замка. Моя скромная задача состояла в том, чтобы поднять ноги безумца. Весь процесс живо напомнил мне положение во гроб. Вот так же и меня доставили из Парижа в этот труднодоступный уголок Трансильвании. Слава богу, я додумалась надеть брюки Годфри, ведь в женском платье невозможно ни согнуться, ни разогнуться подобающим образом.

Сыщик-консультант не обмолвился ни словом о моем странном наряде.

– Теперь другие преступники не наткнутся на тело Келли по случайности, – заключил он, возвращая на место крышку. – Хотя, я полагаю, они будут не рады его найти.

– Неужели? Разве обойщик мебели не принадлежит к последователям культа?

– К незваным. Итак. Я предлагаю вернуться к началу лестницы и подождать обещанного посланца со свечой.

Мы возвратились к тому месту, где произошла моя ужасная встреча с Келли.

В воздухе что-то изменилось. Из подземелий теперь доносился отчетливый гул, будто там поселился невидимый рой пчел. Необъяснимым образом звук получался одновременно естественным и диким – так морской ветер несется через анфилады тесных пещер.

Но та часть замка, где мы находились, оставалась жутковато безлюдной, и я даже почувствовала нечто вроде жалости к безумцу, которому предстояло очнуться в кромешной тьме на дне ящика.

Шорох шагов в пустоте оторвал Холмса от стены, к которой он было прислонился. Я сидела на одной из последних ступенек и тоже вскочила на ноги.

Приближавшийся огонек свечи мерцал, как лампа шахтера. В его свете мы увидели не одного, а сразу обоих моих спутников!

– Нелл, – прошептал Годфри, нащупывая в кармане – как я сразу догадалась – стальную шляпную булавку, – ты встретила своего поклонника?

– Это не поклонник, – с нажимом прошептала я в ответ, – и даже не цыган. Это мистер Холмс.

– Ох, дьявол, не к ночи будь помянут!

Я воздержалась от того, чтобы вслух согласиться с этим тезисом.

– Мистер Нортон, полагаю, и мистер Стокер? – без энтузиазма произнес Холмс. – Мисс Хаксли слегка напугана, и ее нужно проводить в более светлые помещения.

– Нелл? – вопросительно обернулся ко мне Годфри.

– Джеймс Келли, потенциальный Потрошитель, лежит в ящике всего в нескольких метрах отсюда.

– Негодяй, напавший на тебя с ножом в Париже?

Конечно же, Холмс не преминул выставить себя в выгодном свете:

– Несколько минут назад он вновь пытался угрожать мисс Хаксли ножом, но я вовремя оказался рядом.

– Боже правый, мисс Хаксли! – воскликнул Брэм Стокер, в кои-то веки более обеспокоенный реальной опасностью, чем своими любимыми сверхъестественными явлениями.

– Со мной все в порядке, – попыталась объяснить я, не видя причин прерывать нашу экспедицию.

– Вниз лучше не ходить, – посоветовал Годфри. – Я оказался прав: дальше действительно есть выход из подземелья на склон горы. Но где выход, там и вход. И в большом зале внизу собралась целая толпа людей.

– Что за публика? – спросил Шерлок Холмс.

Ему ответил Брэм Стокер:

– Местные жители. Крестьяне, простой народ. Должен сказать, именно разговоры между аборигенами привлекли мое внимание к замку, когда я забрел в селение. Здешняя молодежь в больших количествах нанималась в замок на работу. Хотя все видели мадам Татьяну в карете и знали, что она живет здесь, часто хозяйка вместе со слугами надолго уезжала, однако замок продолжал поглощать деревенских парней и девушек подобно дракону. Когда старики приходили к воротам с расспросами, у них на пути всегда оказывались цыгане и не пускали дальше. Их успокоил только рассказ сельского священника о том, что замок перестраивают.

При упоминании священника мистер Холмс неприлично фыркнул. Поведение для джентльмена неподобающее, однако весьма уместное для образа кочевника.

– Если найдется время, мне будет очень любопытно узнать, как и когда отец Лупеску возглавил свою малочисленную и надежно изолированную паству.

– Вы считаете, что он ненастоящий священник? – спросила я.

Детектив обернулся ко мне; лицо его лучилось серьезностью из-под маски цыганского легкомыслия.

– Нет, я считаю, он кое-кто похуже…

Мистер Холмс на мгновение задумался. (Вообще, как я заметила, этот господин устраивал эффектный спектакль из любого напряжения мысли, которое ему приходилось предпринимать.)

– Я здесь один, без своего верного спутника, – продолжал он, – и даже вместе с вами нас слишком мало, чтобы справиться с толпой, собирающейся внизу, а тем более с тем, во что она вот-вот превратится. У меня есть ресурсы, но они пока что не близко. Я предлагаю в первую очередь эвакуироваться, а уже во вторую – наводить здесь порядок. Нам придется покинуть замок поверху.

– А как же цыгане? – спросил Брэм Стокер. – Их набралась уже небольшая армия, и выйти из замка будет так же трудно, как и войти в него. Не говоря уже об огромных свирепых псах, которые принимают всех, кроме своих хозяев-цыган, за источник свежих костей.

– Немой Сезострис поможет вам, – сказал мистер Холмс с поклоном, полным цыганского достоинства. – Лучше всего, если мисс Хаксли изобразит какую-либо травму, а мужчины помогут ей. Однако подумаем о методах, когда представится шанс.

Звуки снизу на мгновение усилились, превратившись в далекий рев неведомого зверя.

– Они собирали дрова для огромного костра, – сообщил мистер Стокер, оглядываясь с комичной смесью страха и любопытства на лице.

– Нельзя терять времени, – объявил Шерлок Холмс, и его решительный тон погнал нас вверх, прежде чем кто-нибудь подумал возразить. – Быстрее! Надо спешить изо всех сил, пока не достигнем обитаемых этажей, а там проявить змеиную осторожность.

Я достаточно повидала в подземельях Всемирной выставки, чтобы без споров и промедлений – спасибо брюкам – устремиться по ступеням, прикрывая рукой пламя.

Когда мы оказались в горизонтальном проходе, нас повел Годфри, поскольку он лучше всех присутствующих изучил эту часть замка. Даже прославленный Шерлок Холмс уступил ему место в авангарде, хотя и старался не отставать ни на шаг.

Этот этаж был преимущественно пустым: тут попадались только обломки старой мебели и вездесущие ящики. Интересно, не нашел ли кто-нибудь уже Джеймса Келли. Затем Годфри и Холмс снова выбрались на лестницу, и Брэм Стокер, подхватив меня под локоть, принялся толкать вверх, вслед за ними, пока я не запыхалась настолько, что мое дыхание грозило потушить слабое пламя свечи.

Следующий этаж располагался достаточно близко к обитаемой сфере, потому что здесь и там пробивались тусклые лучи света, по всей видимости, из незашторенных окон верхних уровней.

– Не так быстро и потише, – прошептал мистер Холмс.

Двое мужчин двигались по обе стороны от меня, как почетный караул, в то время как цыганский сыщик оторвался на несколько шагов вперед, в авангард группы.

Будь здесь Квентин, от него было бы гораздо больше пользы!

Как только мы оказались на этаже под библиотекой, Холмс замедлил шаг. Сверху теперь доносились шумы, выдающие присутствие людей. Мы, таким образом, находились в ловушке между двумя уровнями замка, откуда имелись выходы.

– Жаль, что мы отпустили веревку из окна библиотеки, – прошептала я Годфри.

– Что за веревка? – тут же спросил мистер Холмс, слух которого оказался острее, чем у шропширского кролика.

– Нелл сплела канат из простыней в нашей комнате, и мы спустились по нему в окно библиотеки.

Сезострис мрачно посмотрел на мои косицы:

– Я и не представлял, что таланты мисс Хаксли можно приложить к полезным делам. В каком смысле «отпустили»?

– Окно, из которого мы вылезли, находилось в стороне от того, через которое мы снова попали в замок, – объяснил Годфри. – Чтобы не выдать направление нашего побега, когда обнаружат наше отсутствие, мы отвязали канат, чтобы он свисал вниз. До него можно добраться только из спальни Нелл, да и тогда он приведет нас обратно в замок, потому что слишком короток, чтобы достать до земли.

– Ясно, – сказал мистер Холмс, хотя вид у него был весьма пасмурный. – Думаю, в крайнем случае можно будет воспользоваться вашей веревкой, но лучше всего попытаться выйти незамеченными. Если же нас остановят, позвольте мне, или, точнее, Сезострису, решать проблемы.

И снова мы с Брэмом двинулись вслед за парой проводников вверх по узкой винтовой лестнице, ведущей нас туда, откуда доносились разнообразные запахи, – на кухню.

Там, по счастью, нам никто не встретился. Годфри на ходу ухватил смятое белое полотенце, раздавил на нем помидор и обмотал вокруг моей руки. Так я превратилась в раненую, и сразу стало понятно, почему меня поддерживают с двух сторон.

Адвокат также подобрал пару разделочных ножей для себя и Брэма, которые они спрятали под пиджаками.

Мистер Холмс молча наблюдал за нашими действиями, но, подозреваю, мысленно посмеивался.

Затем детектив вывел нас в лабиринт коридоров и ходов, соединявших главные залы замка на этом уровне. И снова мы услышали далекий всплеск шума, на сей раз с улицы.

Наконец мы достигли центрального входа.

Передо мной предстала сумеречная сцена, освещаемая факелами. Почему-то меня обеспокоило, что уже стемнело.

В полумраке были видны фигуры людей, окружившие костер. Полдюжины цыганских фургонов стояли возле замка. На фоне гаснущего заката выделялись силуэты лошадей и собак. По одеяниям некоторых женщин – белым передникам и чепцам – я определила, что как минимум часть из них – селяне. Ни разу не видела, чтобы цыганки носили белое.

Высокая тощая фигура пересекла свободное пространство перед входом в замок – это был священник, который притворялся графом, но оказался мошенником.

Меня совершенно не прельщала перспектива встречи с ним, независимо от того, какие карты держит в рукаве наш немой цыганский провожатый.

Мистер Холмс, конечно, весьма дальновидно предположил, что люди будут сторониться человека с таким явным дефектом, как потеря речи. Те, кто может слышать, видеть и говорить, избегают несчастных, кому это недоступно. Хотя прокаженному было бы легче избежать лишнего внимания.

Половина из нас могла бы сойти за цыган (однако не представляю, как при этом объяснить брюки Годфри, надетые на мне), и теоретически имелся шанс проскочить на свободу без боя.

Открытое пространство казалось таким манящим, что все мы остановились перевести дыхание. И в этой теплой тишине, на фоне далеких шумов сборища, мы услышали характерный резкий щелчок, будто ветка треснула в огне. Увы, мы все были достаточно приземленными людьми, чтобы сразу понять: кто-то взвел курок ружья у нас за спиной. Мы обернулись и увидели полковника Себастьяна Морана, целящегося в нас из самого необычного оружия – прогулочной трости!

Глава сорок шестая

Кошмар в летнюю ночь

Прощайте. Есть тут и моя вина.

Но смерть или разлука все исправят.

Елена (У. Шекспир. Сон в летнюю ночь)[79]

Бронзовая рукоятка длинной деревянной трости упиралась в гладко выбритую щеку полковника Морана. И поскольку он стоял в позе человека, вскинувшего ружье к плечу, никто из нас не рискнул противоречить требованиям создавшейся ситуации.

– Леди и джентльмены, а также цыганский предатель, – обратился он к нам, – духовое ружье пробивает камень с шестисот шагов, а что оно делает с костью на расстоянии десяти метров, вам лучше не знать. Впрочем, тот, кто окажется моей мишенью, все равно не успеет ничего сообразить.

Мы молчали.

– Вас ждут в обеденном зале, – указал он направление стволом своего оружия.

Я уже была неспособна осмысливать невероятные события сегодняшнего дня, а потому последовала за товарищами по несчастью через просторный холл и распахнутые двери в зал библиотеки, ставший таким знакомым для всех нас, включая Сезостриса.

На этот раз там не было ни музыки, ни угощений – только наша зловещая хозяйка, наряженная в просторное красно-черное бархатное платье. Ее распущенные волосы, как языки янтарного пламени, разливались по плечам.

Она что-то строчила в небольшой тетради, переплетенной в желтую кожу, но захлопнула ее, едва мы вошли в комнату.

– Знаете ли вы, что сегодня за день, точнее – что за ночь? – спросила русская.

– Мы потеряли счет времени по известной причине, – ответил Годфри.

Злодейка посмотрела на него и улыбнулась почти нежно. Но только почти.

– Юрист всегда юрист, мистер Нортон? Точность выражений – ваш идол. Не знаю, какой идол у меня. Пожалуй, я поклоняюсь хаосу. Мисс Хаксли, не ожидала такой дерзости от англичанки. Надо же, брюки! Да еще очаровали цыганского простофилю. Я видела, как вы любезничали в другом конце зала. Или это был заговор? Не могу решить, в каком амплуа вы мне больше нравитесь, кокетки или двуличной дуры. Впрочем, обе роли противоречат вашей религии, так что мне по сердцу любая из них.

Затем странные красновато-карие, цвета свернувшейся крови, глаза Татьяны обратились на Брэма Стокера.

– Прекрасное представление, мой не такой уж наивный друг! Я почти решила позволить вам сыграть Медведя, потому что настоящий пока что занят, но, боюсь, вам недоступна глубина его роли.

Все это звучало так оскорбительно по отношению к мистеру Стокеру, что я возмущенно выдохнула.

– Да, мисс Хаксли? – поддразнила меня Татьяна, наигранно подняв брови. – Вы готовы проявить смелость и отвлечь внимание на себя, тогда как любая разумная женщина постаралась бы стать незаметной и спрятаться в тени мужчин? Не желаете ли вы узурпировать роль вашей более решительной, остроумной и красивой подруги? Например, в глазах мистера Нортона? Или в чьих-либо еще?

Мне бы не хватило воздуха, если бы я продолжила шипеть в ответ на каждое из ее абсурдных оскорблений. Вместо этого я сказала:

– Единственный раз мне захотелось спрятаться, когда ваш дрессированный Медведь напал на меня в моей комнате. Но поскольку мне удалось хорошенько угостить его, то и прятаться не пришлось.

– Ах, но удалось ли вам уберечься в другой раз, когда вы лежали без чувств в удобном деревянном футляре? Пусть тогда вы больше напоминали мертвое тело, сомневаюсь, что Медведя остановила бы такая мелочь.

Мерзкая шпионка озвучила мой самый жуткий кошмар, и я не нашлась с ответом. За меня высказался Брэм Стокер:

– Интересный выбор слов, мадам. Не намекаете ли вы на местные легенды о живых мертвецах, которым необходимы тела для поддержания существования? Боюсь, мисс Хаксли слишком живая дама, чтобы оказаться сосудом для подобного существа, а если я все же ошибаюсь, то советую вам не спать слишком крепко по ночам, ибо в этом случае наша спутница станет гораздо опаснее обычной англичанки.

– Ах, что я вижу – джентльмен обо мне беспокоится! Вы имеете какой-то вес в своем мире? Простите, но я о вас никогда не слыхала.

– Увы, я лишь путешественник и собиратель причудливых легенд, – холодно поклонился писатель. – Пожалуй, я добавлю вас в свой список персонажей, например в качестве колдуньи.

– О, да вы, кажется, поинтереснее зануды адвоката, – расхохоталась русская. – Но я бы предпочла быть не колдуньей, а суккубом.

По неизвестной мне причине Брэм Стокер покраснел, как неопалимая купина.

Татьяна откинулась назад и отодвинула желтую тетрадь, как, насытившись, отодвигают тарелку.

– Не знаю, что с вами делать, дорогие гости, – заявила она.

Наконец взгляд ее обратился на цыгана, в обличье которого среди нас находился Шерлок Холмс. Сейчас он напоминал поведением пеструю птицу: вертел головой, взглядывая то на одно лицо, то на другое, будто пытался понять суть разговора, не слыша его.

– Цыгане никогда не предают, если им достаточно заплатить, – произнесла злодейка задумчиво. – Однако меня беспокоит, что тебе пока не заплатили…

Шерлок Холмс прищурился, будто бы читая по губам, потом пожал плечами, улыбнулся и взглянул на меня.

– Чем вы его подкупили? – спросила Татьяна, не сводя глаз с так называемого Сезостриса.

– Добросердечием? – предположила я. – Тому, кто лишен речи, часто не достается и душевной теплоты.

– Добросердечием! Именно подобную чушь я и ожидала от вас услышать. Вы действительно невероятная особа. Буду рада ознакомить вас с проходящим внизу ритуалом.

– Мне уже случалось видеть его, – сказала я.

– Но не в качестве участницы.

Я с удивлением заметила, что мужчины – за исключением полковника Морана – напряглись, как взведенные ружья.

Сама же я разозлилась гораздо сильнее, чем испугалась, хотя страх оказаться жертвой безумного обряда преследовал меня со времени похищения.

В отличие от нашей противницы, мне было известно, что у Шерлока Холмса есть пистолет, а Годфри и Брэм вооружены ножами, не говоря уже о проверенной шляпной булавке. Да и у меня самой сохранился нож Джеймса Келли. Конечно, четверо – жалкая горстка по сравнению с ревущей толпой, собравшейся в замке, но я не забыла тот, другой ритуал, когда Буффало Билл и его отважный товарищ Красный Томагавк буквально разорвали ряды последователей культа, в то время как вооруженные до зубов агенты Ротшильда лишь пятились в ужасе. Единственный выстрел был сделан не ими, а Ирен. Мне пришла в голову мысль, что даже небольшая группа решительных людей – лучшая защита, чем армия сомневающихся. Ведь сомнение есть не что иное, как недостаток смелости.

Если Татьяне не удастся напугать нас, она не сможет победить.

Не знаю, задумывалась ли она об этом. Во всяком случае, ей явно не пришло в голову, что мы можем быть вооружены не только мужеством.

– Вызовите конвой и сопроводите наших гостей на церемонию, – приказала русская полковнику Морану.

Тот замялся:

– Я бы не желал увидеть, как европейцев…

– Как и у меня, у вас нет родины, полковник. Мы не принадлежим ни к какому континенту, мы отдельный остров и сами задаем правила. Созывайте участников торжества.

Старый охотник вышел из зала, а мы остались в молчании. Самодовольство интриганки – или ее презрение к нам – начисто лишило ее подозрений, что кто-то из нас может быть вооружен, а тем более все четверо.

– Полюбуйтесь этой сценой, – сказала Татьяна. – Как безумен род людской!

Холодок пробежал у меня по спине, когда я поняла, что она цитирует пьесу Шекспира «Сон в летнюю ночь», где среди действующих лиц есть царица эльфов Титания. Она влюбляется в портного, которому ее властитель Оберон (полковник Моран?) дал ослиную голову, чтобы проучить упрямую царицу. Тогда Годфри отведена роль Заморыша? А плутишка Пэк, в таком случае… Шерлок Холмс? Кто же я? Несчастная Елена, вероятно. А Ирен? Ипполита, царица амазонок. А Пинк? Гермия, в которую влюблены Деметрий и Лизандр – Квентин и Брэм Стокер? Или, хуже, Джеймс Келли и Медведь?

– Боже, боже, – пробормотал рядом со мной Брэм Стокер, впервые за вечер впадая в отчаяние. – Как же я, проклятый театральный дурак, забыл, что сегодня за день! Двадцать первое июня – летнее солнцестояние. Древний языческий праздник.

Мне было едва слышно его самоуничижительное бормотание, но этого оказалось достаточно, чтобы отвлечь разум от лихорадочных размышлений о пьесе Шекспира. Даже я знала, что языческие праздники – идеальное время для сатанинских ритуалов.

– А ты правда немой или просто слишком хитер? – спросила Татьяна после затянувшейся паузы, разглядывая Шерлока Холмса в его цыганском одеянии. – Или, наоборот, чересчур глуп?

Сыщик, к его чести, кивал и добродушно улыбался, выслушивая вопросы хозяйки и делая жесты, которые могли быть цыганскими знаками или попыткой немого изобразить ответ.

– Жаль, что вы не сможете остаться здесь, – сказала она нам, извлекая из складок тяжелого бархатного платья богато украшенный револьвер, гораздо более весомый и живописный, чем тот, которым много лет обходилась Ирен. – Слишком много незваных гостей приближается к замку, и нам придется удалиться раньше, чем задумано. Вам тоже, но не туда, куда вы рассчитываете. – Злодейка поднялась, положила револьвер на стол перед собой и набросила на плечи черную шерстяную накидку, висевшую на спинке кресла. – Правда, я считаю, мисс Хаксли заслужила напоследок повидать Потрошителя, недаром же она так долго с ним флиртовала.

Мой мозг начал лихорадочно перебирать возможности. То, что Татьяна назвала «флиртом», могло быть лишь случайной встречей с подлинным убийцей, произошедшей при моем полном неведении. Был ли это Келли, теперь лежащий в путах в неприметном ящике внизу? Или даже полковник Моран? Охотник, у которого быстро растущий цивилизованный мир отнимал последнюю крупную дичь. Опустился ли Тигр до нападений на беззащитных женщин? И поэтому превратился в слугу Татьяны из прежнего коллеги?

А может быть, Потрошителем окажется тот, кого меньше всего подозревали? Например, Брэм Стокер, кого эта ужасная женщина сделала своим послушным инструментом, раскрыв его тайны. Или даже – я втайне вынашивала это подозрение, пусть и лишенное логики: вдруг мои инстинкты надежнее ума? – сам Шерлок Холмс? Пристрастие к кокаину и одиночество вполне могли превратить его в безумного истребителя женщин, чьи тела и интеллект он в равной степени презирает. Рихард фон Крафт-Эбинг все разложил по полочкам, судя по рассказам Ирен и Пинк о его прославленной монографии: любой мужчина в потенциале обладает дикими пристрастиями, которые невозможно держать под контролем, вырвись они наружу.

В одном не было сомнения: дьявол дышит нам прямо в спину.

Напоследок мой взгляд обратился к Годфри. Лицо адвоката было спокойно. Ни один человек в здравом рассудке не приписал бы ему маниакальных наклонностей. У меня здесь оставался лишь один настоящий союзник, с которым я неизменно могла встать плечом к плечу, невзирая на удары и препятствия, которыми изобиловал сегодняшний день. Как мой дорогой друг сказал мне, а я безмолвно поклялась в ответ: «Или вместе, или никак», но я мысленно добавила еще одну фразу от себя: «Но если кто-то один, то ты». К счастью, Ирен находилась далеко отсюда и не могла меня удержать, поэтому я вольна была рискнуть собой.

Когда Татьяна накинула на голову монашеский капюшон, я внезапно с ужасом вспомнила, что во время парижской оргии три одинаковые фигуры в черном наблюдали за происходящим – Татьяна, полковник Моран и… кто еще? Джеймс Келли не мог быть третьим, потому что он выскочил на меня прямо из толпы разгулявшихся безумцев. Кто же это был? Неужели среди наших противников есть еще один смертельный враг, чье лицо осталось неизвестным?

Или по злой иронии это все же Брэм Стокер и его обнадеживающее прибытие в замок явилось лишь хитрой уловкой, чтобы сорвать наш побег? Эта идея казалась безумной, но я не могла ее исключить, особенно если ирландец и был Потрошителем.

За нашими спинами зашуршали шаги: в зал вернулся полковник Моран, облаченный в такую же черную накидку, как у Татьяны. Таким образом, двое из трех участников той ночи в пещере под Всемирной выставкой присутствовали здесь. С полковником прибыли человек десять мужчин, а также три женщины в белых холщовых длинных рубахах без капюшонов. По виду они напоминали больше крестьянок, чем цыган, а по возрасту разнились от совсем юных до зрелых. На головах женщин покоились венки из цветов, как на троице Офелий, подготовленных для утопления. Все они, и мужчины, и женщины, смотрели строго перед собой стеклянным взглядом, будто их одурманили – вроде как меня в Париже, но не так сильно.

Издалека доносились звуки скрипок, крики людей и лай собак – цыгане охраняли ворота замка.

Итак, провожатые явились. Я взглянула на Годфри и мистера Холмса, но не заметила, чтобы они замышляли что-либо предпринять. Брэм Стокер выглядел таким же сбитым с толку, как и я. Нам с трудом верилось, что теперь придется снова спускаться в темные недра замкового подземелья.

Уши подсказывали нам, что мы зажаты между двумя группами людей – снаружи и внутри, – у которых не было никаких причин помогать нам и, более того, могли найтись поводы навредить нам.

Татьяна спрятала свое оружие в складках черной накидки и шагнула к нам. Я заметила, что ее желтая тетрадь осталась лежать на столе, как квадрат солнечного света, пробившегося снаружи, – однако, увы, лишь густая ночная тьма давила на стекла высоких библиотечных окон. Дым от цыганского костра просачивался внутрь, и дышать становилось труднее. Жаль, что я ничего толком не знала об этом летнем празднике. Он казался безобидным, но и Хеллоуин тоже задумывался веселым, и вот во что превратился теперь.

Молча, как овечки, мы потрусили вниз. Люди в белых рубахах взяли факелы из зала и держали высоко над нами, так что вверху образовалась огромная огненная корона. Мы проследовали через залы, коридоры и лестницы. Неожиданно я поняла, что лишь наши шаги отдаются эхом: нашей четверки и Татьяны с полковником. Белые фигуры не производили шума, поскольку шли босиком.

Этот факт встревожил меня больше всего.

Наконец мы оказались на уровне, откуда прежде доносились звуки подземного ритуала. Неожиданно мистер Холмс взвыл, как раненое животное, и унесся в темноту, прорвавшись сквозь кордон белых рубах, как волк сквозь стадо.

– Тигр! – скомандовала Татьяна. – Поймайте этого немого идиота!

Полковник с громовым топотом бросился в погоню, и в свете факелов я увидела на его лице выражение зловещего удовлетворения. Если Холмс был волком среди овечек, то Моран вполне походил на роль носорога, питающегося волками.

Я пожалела нашего беглеца, каким бы трусливым ни выглядел его поступок. Возможно, сыщик обманул себя мыслью, что в случае успеха сможет привести подкрепление. А ведь мне казалось, что он слишком высокого мнения о собственных силах, чтобы просто так убежать в кусты. Татьяна тем временем подняла револьвер и прицелилась. В меня.

– Джентльмены, – сказала она. – Если еще кто-нибудь из вас надумает бежать, я подстрелю мисс Хаксли, как куропатку.

Брэм и Годфри ничего не ответили, но я почувствовала, как их крепкие фигуры сдвинулись вокруг меня, как два щита. Без сомнения, они руководствовались благими намерениями, но в результате руки у меня оказались настолько прижаты к бокам, что, пожелай я выхватить нож Джеймса Келли, маневр удался бы мне далеко не сразу.

Я начала понимать, почему Ирен так раздражают рыцарские замашки мужчин.

Дело в том, что я твердо знала, куда направлю свой нож, если все другие варианты будут исчерпаны: Маленькая Разбойница должна напасть на Снежную Королеву, чтобы Кай мог воссоединиться с Гердой. И теперь я была готова ради правого дела совершить деяние, которого прежде страшилась и которым Джек-потрошитель ночь за ночью промышлял в Лондоне и за его пределами.

Тут мы услышали топот и звуки борьбы в темном коридоре. Через несколько мгновений одетый в черное полковник втолкнул в наши ряды скорчившуюся фигуру человека, по-тюленьи завывающего, как свойственно немым. Если я и мечтала когда-то о том, чтобы Шерлока Холмса посрамили в его гордыне, то вовсе не в таком виде.

Я предположила, что он преувеличивает свои страдания, чтобы сбить с толку противников, все еще принимающих его за жалкого цыгана, недостойного серьезного внимания уже потому, что он лишен здравого смысла, свойственного цивилизованным людям.

И все же я не могла быть уверена в сыщике – даже в том, что он на нашей стороне. Только мы с Годфри были сами собой. Похоже, адвокату пришла в голову та же мысль, потому что он взглянул на меня и слегка кивнул.

С нижнего уровня вместе с криками поднимался дым. Как похожи стоны экстаза и вопли ярости, подумалось мне. Толпа есть толпа, веселится она или крушит все вокруг. Или делает и то и другое одновременно. Кажется, теперь я знала, что чувствуют приговоренные к казни, когда их ведут по тюремным коридорам на плаху, чтобы четвертовать на потеху собравшимся зрителям.

Наконец нам остался последний пролет лестницы. Годфри и Брэм всматривались в темноту впереди, но я сжала зубы и глядела только себе под ноги, на едва освещенные ступени, по которым шуршали босые ноги и топали сапоги. Из нас троих – Ирен, Пинк и меня самой – лишь мне уготована эта участь. Значит, я спущусь вниз и встречу свою судьбу.

Глава сорок седьмая

Черное дело

Случай 17. Убийство на почве похоти. Убийца, известный как Джек-потрошитель, так и не был найден. По всей вероятности, он сначала перерезал горло жертве, затем вскрывал брюшную полость и копался во внутренностях. В некоторых случаях он отрезал гениталии и уносил с собой, в других – рассекал их на части и оставлял на месте преступления.

Рихард фон Крафт-Эбинг. Половая психопатия

На полпути вниз наши охранники в белых одеяниях сомкнули ряды, так что мы были вынуждены идти гуськом по узкому живому коридору. Безмолвное, но настойчивое выравнивание казалось тем более странным, что буквально из соседнего помещения доносился рев бушующей толпы и громкие возбужденные выкрики на языках, которые невозможно было ни перевести, ни даже опознать.

Нас вытолкнули на какой-то балкон, нечто вроде средневековой сцены для менестрелей, выступавшей из стены наподобие корабельного носа. Оттуда через высокие готические окна без стекол хорошо просматривалось все подземелье. Поскольку потолок пещеры подпирали арки и толстые колонны, она при всей своей обширности не превышала по высоте шести метров. Наша площадка, явно предназначенная для наблюдения за происходящим в пещере, возвышалась над полом на два-три метра. По конструкции на ней хватало места всего для трех-четырех человек, и потому наша группа из четырех пленников и двух охранников с трудом уместилась там, прижавшись к арочным оконным проемам.

За нами через узкую дверь втиснулись Татьяна и полковник Моран, заперев нам путь к отступлению.

В первые мгновения этот факт не обеспокоил нас, так мы были поражены массой народу в белых рубахах с радужными поясами, заполнившего пещеру. Женщины отличались от мужчин только распущенными волосами с вплетенными в них цветами.

В лесу подобное скопление людей было бы легко принять за сельский праздник или даже, при известной игре воображения, за собрание фей. Но здесь, в темной пещере, толпа выглядела куда более зловеще.

Затем я с изумлением услышала пробивающуюся сквозь шум музыку – не цыганские скрипки, как мне сперва почудилось, но более плавную мелодию. Я обшарила глазами все видимые мне уголки помещения и наконец нашла источник – мужчину с аккордеоном, раздувавшего мехи, как подмастерье в кузнице.

Невозможно представить себе менее зловещий музыкальный инструмент, чем старый добрый аккордеон. По моему мнению, из него невозможно извлечь ни одного печального звука. Однако здесь, в толще горы, где массивные каменные стены останавливали любой звук и отбрасывали назад россыпь эхо, мелодия аккордеона представала медленной горестной каденцией церковного органа во время отпевания усопших.

Величественные и торжественные звуки, правда, едва пробивались сквозь гудение возбужденных голосов.

Я слышала по преимуществу грубый смех мужчин, собравшихся вместе и околачивавших горлышки глиняных бутылей о массивные деревянные брусья, которые двое или трое селян держали стоймя. Все это напоминало праздник новоиспеченных плотников, но я видела, что воск, запечатывавший горлышки бутылок, отваливается, и сразу после этого бревна тащили к центру пещеры, где вот-вот должен был загореться огромный костер.

Тут я заметила, что среди белых рубах мелькнула фигура в черном – вот же он, третий соглядатай парижской резни! Он ли настоящий Джек-потрошитель, раз уж это не Джеймс Келли?

Человек в черной накидке нагибался, выдавая бутыли для открывания, затем переправлял их в толпу с вдумчивой медлительностью, подобно священнику во время причастия. Высокого роста; лицо скрыто капюшоном, но не для того, чтобы остаться неузнанным. Более того: многие с уважением кивали ему, когда он проходил среди них. Подумать только, с уважением!

Я же наблюдала за главарем с отвращением, замечая то острый нос, то впалые щеки, то кустистые брови, затеняющие глубоко посаженные глаза, то тонкие обветренные красные губы и белые крепкие зубы. Не считая зубов, лицо вроде бы выдавало человека в возрасте. Черты были смутно знакомы мне, но по отдельности, а не как целое.

Наконец темный предводитель закончил раздавать сосуды с алкоголем и остановился, чтобы, запрокинув голову, отхлебнуть жидкости самому. Капюшон наполовину сполз, и я увидела густые седые волосы, редеющие ближе ко лбу; черная ткань его одеяния еще более подчеркивала их серебристый оттенок. Это же граф Лупеску! Известный селянам в качестве пастора.

Здесь имелась своя извращенная логика, если только вообразить невозможное – что воцерковленный христианский священник не отверг участия в отвратительном языческом ритуале. Этот человек, какое бы имя он ни носил, напоминал цепкую и зоркую хищную птицу. На виденных мною гравюрах так изображали церковников времен испанской инквизиции, такими были и черты на портретах религиозных фанатиков вроде Савонаролы. Должна отметить, что речь только о католических священниках, поскольку Англиканская церковь не имеет обыкновения пытать и жечь прихожан. Правда, давние процессы над ведьмами все же имели место, но то был всемирный феномен, успевший, увы, запятнать и Англию, прежде чем восторжествовал здравый смысл.

Похоже, подумала я, местных крестьян очень легко сбить с толку, но как их винить в отступничестве, если сам пастор продался дьяволу!

Теперь даже женщины в цветочных венках, выглядевшие поначалу такими очаровательными и чистыми сердцем, вовсю хлебали из глиняных сосудов, передаваемых из рук в руки.

– Я ждала, что тут будут цыгане со своими безумными скрипками, – прошептала я Годфри.

– Я тоже, – кивнул он. – Наверное, цыгане пригодны только для перевозки.

– Узнаешь ли ты язык, на котором говорят эти люди?

– Их говор типичен для здешней области – немецкий, чешский, румынский. В этом уголке Европы есть десятки диалектов, Нелл, каждая деревня здесь почти как отдельная страна.

Так же, как и бутыли, из рук в руки передавались свечи. Собравшись в широкий круг, люди в белом начали петь и танцевать, прочие расселись позади них кругами на бревнах, не попавших в центральное кострище. Может, эти бревна и были в тяжелых ящиках, раскиданных по замку? Хотя зачем возить по морю гробы с древесиной, когда здесь кругом лес?

С одной стороны, вид танцующих и поющих людей мог бы создавать праздничное настроение и даже воодушевлять, но бутыли с выпивкой, постоянно мелькающие в руках как зрителей, так и танцоров, придавали всему действу лихорадочную ноту, усиливая шум и суету.

Я вспомнила вкус мерзкой жидкости на собственных губах и не смогла сдержать гримасы отвращения.

Брэм Стокер пробормотал себе под нос: