Рукопись Ченселора Ладлэм Роберт
— Удивительно, не правда ли? В такой обстановке он возвращается к работе над романом.
— Конечно, это необычно, но стоит ли удивляться — не знаю. Если мы все правильно поняли, роман становится для него реальностью.
Браво опустил руки на поручни кресла.
— Это значит, что вы правы в своей интерпретации романа и нам предстоит заняться этим делом. Но неужели вы все еще считаете, что интересующий нас человек — член «Инвер Брасс»? Мне не верится.
— Разрешите мне сначала задать вам вопрос. На совещании, созванном позавчера вечером по моей просьбе, вы сообщили членам организации о том, что Ченселор встретился с Элисон Макэндрю?
— Если бы я этого не сделал, то сказал бы вам.
— Мне казалось, вы неодобрительно отнеслись к моей просьбе.
— Я был убежден, что ваше пожелание целесообразно выполнить хотя бы для того, чтобы доказать вашу ошибку. — Браво говорил отрывисто, с явным неудовольствием. — Ну а теперь что вы скажете? Вы по-прежнему считаете, что досье в руках одного из членов «Инвер Брасс»?
— Это станет ясно через день-два.
— Это не ответ на мой вопрос.
— Другого ответа у меня пока нет. Честно говоря, мне кажется, что я прав. Все свидетельствует об этом.
Сент-Клер выпрямился в кресле.
— Потому что я рассказал им о Ченселоре и сообщил имя девицы?
— Не только имя, — напомнил Варак. — Вы информировали их о том, что в послужном списке генерала отсутствуют данные за целых восемь месяцев.
— Это не доказательство. Те, кто располагает досье Гувера, знают об этом.
— Разумеется. То, что они стали использовать в качестве уловки, произошло в Часоне именно в эти восемь месяцев. По-моему, что бы ни случилось в Часоне, какие бы действия ни предпринял Макэндрю, все это не настолько повредило бы ему, чтобы он вынужден был уйти в отставку. Если бы дело обстояло именно так, то в Пентагоне нашлось бы немало людей, которые давным-давно заставили бы Макэндрю уйти.
— Вы правы. Произошло что-то неприятное, но отнюдь не катастрофическое. Это только часть досье, причем не самая важная.
— Да, это только прикрытие, — согласился Варак, — случилось что-то еще, может быть связанное с этим, может быть, нет. Если предположить, что с делом связан определенный человек, то «что-то еще» может вывести нас на того, у кого находится досье Гувера.
— Итак, вы полагаете, что за двадцать четыре часа, прошедшие между заседанием «Инвер Брасс» и прибытием Ченселора в дом Макэндрю, материалы, необходимые для уловки, были изъяты из досье, — проговорил Сент-Клер, блуждая взглядом по сторонам. — Позавчера члены «Инвер Брасс» впервые услышали о Ченселоре, не говоря уже о Макэндрю.
— «Инвер Брасс» как организация узнала о Ченселоре впервые, но этого нельзя сказать о том, у кого находятся досье. Он знал о Ченселоре раньше, поскольку тот вступил в контакт с намеченными им жертвами — Макэндрю и Роулинзом. Мне кажется, можно не сомневаться в том, что они были жертвами.
— Ну хорошо, с этим я согласен, — сказал Браво, вставая. — Таким образом, можно сделать один совершенно ясный вывод: Ченселор установил контакт с дочерью генерала и вместе с ней направился в Роквилл. Наш противник, чтобы извлечь пользу из этой встречи, пускает в ход дело с Часоном. Цель — направить Ченселора по ложному пути.
— Совершенно верно, — твердо сказал Варак. — Иначе зачем было бы вообще упоминать о Часоне?
— И все же, — спросил Сент-Клер, — почему это должен быть член «Инвер Брасс»?
— Потому что никто, кроме нас, не знал, что Ченселор установил контакт с дочерью генерала. Я в этом уверен. Никто, кроме нас, не подслушивал его разговоры по телефону, никто не вел за ним наблюдение. Ведь в течение двенадцати часов после заседания «Инвер Брасс» совершается налет на дом Макэндрю и проводится сложная операция с целью ввести Ченселора в заблуждение. Этих двенадцати часов было достаточно, чтобы изучить послужной список Макэндрю и придумать дело с Часоном.
— Весьма убедительно, — грустно кивнул Сент-Клер.
— С фактами не поспоришь. Я бы много дал, чтобы они были менее убедительны.
— Видит Бог, я тоже. Член «Инвер Брасс»! Самые уважаемые люди в стране! Вы говорите, что это вероятно, а я все-таки считаю это невозможным.
— Ченселор иного мнения. Для него это было очевидно с самого начала. Когда мы занялись им, вы сами говорили, что его ничто не остановит. Кстати, он называет свой прообраз «Инвер Брасс» «Ядром».
Сент-Клер задержал взгляд на стене, где несколько минут назад была показана видеозапись.
— Реальность и фантазия — просто удивительно! — проговорил он в задумчивости.
— Именно этого мы и хотели, — сказал Варак, — на это и надеялись.
— Да, конечно. Так вы говорите, что через день-два будете знать точно?
— Я гарантирую это, если вы созовете еще одно совещание. После похорон Макэндрю. Я хочу сообщить членам «Инвер Брасс» пару имен.
— Да? Чьи же это имена?
— Во-первых, корреспондентки Филлис Максвелл. Она…
— Я знаю ее. Но почему именно она?
— Я, правда, не уверен… раньше она в этом деле не фигурировала. Но Ченселор встречался с ней и в своем романе выводит персонаж, удивительно похожий на нее.
— Понятно. А кто еще?
Варак заколебался. Очевидно, он ожидал, что последуют возражения по поводу второй кандидатуры.
— Пол Бромли из управления общих служб.
— Нет! — энергично возразил Браво. — Этого я не позволю. Я дал слово Бромли. И потом, это бессмысленно. Ведь его фамилия начинается с буквы В, а мы ищем человека, фамилия которого начинается с латинских букв от М до Z.
— Псевдоним Бромли — Гадюка, то есть начинается с буквы V, — напомнил Варак. — О нем много говорили в Пентагоне, в разведывательном управлении и в ФБР в последние двенадцать месяцев, а с августа он словно сквозь землю провалился. Было время, в Вашингтоне его побаивались, а сейчас совершенно забыли. Таким образом, Бромли для нас — идеальная кандидатура.
— Человек столько пережил! Вы хотите от него слишком много, — упорствовал Браво, прохаживаясь по кабинету.
— Не так много, если учесть стоящую перед нами цель. Насколько я знаю Бромли, он сразу согласится.
Сент-Клер закрыл глаза, раздумывая над тем, какие испытания выпали на долю Бромли. Пожилой вспыльчивый бухгалтер имел смелость вступить в схватку с самим Пентагоном, за что здорово поплатился. Дочь его стала наркоманкой, пропадала где-то три года, а потом вернулась, совершив убийство, вконец расшатав собственную психику. И теперь, когда жизнь его налаживалась, страшный сон должен был вернуться. Его собирались использовать как приманку.
Но Стефан Варак слыл настоящим профессионалом, специалистом по самым тонким делам. И он был, как всегда, прав.
— Приступайте, — сказал Сент-Клер. — Я созову совещание «Инвер Брасс» сегодня вечером.
Размеренные звуки барабанной дроби дополняли глухие раскаты грома, которые доносил до Арлингтонского кладбища декабрьский ветер. Могила была отрыта в его северной части. Почетный караул выстроился вдоль западной аллеи. Строгий строй заканчивался в том месте, где гроб должны были опустить в могилу. Военный церемониал требовал, чтобы уважение усопшему оказывалось молча. Никакие проявления скорби со стороны частных лиц не допускались, ибо они выходили за рамки приличий, предписанных в армии. Здесь все подчинялось армии.
«Как это ужасно!» — думал Ченселор, стоя за спиной Элисон, которая сидела в траурном кресле в конце оцепленного караулом участка. Кругом — тишина. Все подчинено траурному церемониалу.
За караулом стояли старшие офицеры Пентагона. Многие из них подходили к Элисон, выражали ей соболезнование, пожимали руку. Она сейчас была тем объектом, на котором присутствующие демонстрировали свое отношение к ее отцу. И Ченселор очень внимательно наблюдал за ней. Вполне возможно, что именно кто-то из собравшихся у могилы владел секретом Часона. Питеру же оставалось только изучать лица и давать волю своему воображению.
Среди присутствующих он заметил человека примерно такого же возраста, что и Макэндрю. Темнолицый майор привлек внимание Ченселора. «Видимо, сказывается кровь предков со Средиземноморья», — решил Ченселор. Во время короткого богослужения майор стоял молча. Когда же гроб понесли от катафалка к могиле через небольшой газон, он смотрел прямо перед собой, будто не замечая покойника. Только когда капеллан говорил надгробное слово, майор проявил свои чувства: на какое-то короткое мгновение в его глазах и уголках рта проглянула откровенная ненависть.
Питер не сводил с него глаз. В какой-то момент майор, видимо, почувствовал, что на него смотрят, и взглянул на Ченселора. Выражение ненависти снова промелькнуло на его лице и исчезло. Майор отвернулся.
Когда траурная церемония закончилась и флаг передали дочери похороненного солдата, офицеры по одному стали подходить к ней со словами соболезнования. Но темнолицый майор повернулся и пошел прочь, так ничего и не сказав Элисон. Питер следил за ним. Дойдя до холмика, позади рядов могил, майор остановился, медленно повернулся и оглянулся. Его одинокая фигура возвышалась над могильными плитами.
Ченселор непроизвольно подумал, что майор хотел в последний раз посмотреть на могилу Макэндрю, чтобы убедиться, действительно ли мертв объект его ненависти. Это был довольно любопытный момент…
— Я чувствовала твой взгляд, — сказала Элисон, когда они сели в машину, которая должна была доставить их в Вашингтон. — Один раз я даже оглянулась. Ты изучал толпу. И я знаю, что ты слышал каждое слово, сказанное мне. Заметил что-нибудь интересное?
— Да, — ответил Питер, — одного майора. Похож на итальянца или испанца. Он не подходил к тебе. Единственный из всех офицеров.
Элисон смотрела через окно машины на ряды могил. Она говорила тихо, чтобы ее не слышали водитель и сопровождающий:
— Да, я видела его.
— Значит, ты заметила, как странно он себя вел.
— С его точки зрения, он вел себя нормально. Ненависть, которую он испытывал, на его лице было так же легко различить, как наградные нашивки на мундире. Это чувство неотделимо от его наград.
— Кто он?
— Его зовут Пабло Рамирес. Он из Сан-Хуана, один из первых слушателей Вест-Пойнта с территорий. Мне кажется, его следовало бы назвать символическим испанцем, если бы кто-нибудь смог объяснить этот термин.
— Он знал твоего отца?
— Да. Они вместе служили. Рамирес поступил в Вест-Пойнт на два года позже отца.
Питер дотронулся до ее руки:
— Они вместе служили в Корее?
— Ты имеешь в виду Часон?
— Да.
— Не знаю. Впрочем, они служили в Корее. И в Северной Африке во время Второй мировой войны, и несколько лет назад во Вьетнаме. Но о Часоне я ничего не знаю.
— Мне бы хотелось это выяснить. Почему он ненавидел твоего отца?
— Я не уверена, что он ненавидел его или что ненавидел больше, чем других. Его ненависть многолика.
— Почему?
— Он все еще майор, а большинство его сверстников уже подполковники, полковники и бригадные генералы.
— Тогда его ненависть оправданна. Его обходили, потому что он пуэрториканец?
— Частично по этой причине… Общество здесь довольно замкнутое. Мне приходилось слышать такую шутку: «Будь осторожен, если пригласишь Рамиреса на коктейль в морское собрание. Смотри, чтобы на него не надели куртку официанта». На флоте пуэрториканцы используются как прислуга или что-то в этом роде.
— Это в значительной мере оправдывает его чувства.
— Конечно, но не полностью. Рамиресу давали не один шанс, даже чаще, чем другим, и как раз потому, что он принадлежит к национальному меньшинству. Однако он этим не воспользовался.
Питер, охваченный тревожным чувством, посмотрел в окно. Замеченный им взгляд Рамиреса выражал конкретную ненависть, ненависть к конкретным объектам. Гроб с телом Макэндрю, могила Макэндрю…
— А какого мнения был о нем твой отец?
— Примерно такого же. Мелкий, вспыльчивый, чересчур эмоциональный, совершенно ненадежный человек. На него нельзя положиться. Отец дважды отказывался подписать представление о присвоении Рамиресу очередного воинского звания. Ничего особенного он о нем не рассказывал.
— А что он имел в виду, когда говорил, что на него нельзя положиться?
Элисон нахмурила брови:
— Мне нужно подумать. По-моему, речь шла о каких-то отчетах.
— Хорошо, но что значит «отчеты»?
Она рассмеялась:
— Прости, я имела в виду донесения. Оперативные и разведывательные сводки.
— Все равно непонятно, однако можно догадаться. Твой отец говорил, что Рамирес — лжец. Либо по натуре, либо по убеждению.
— Может быть. Впрочем, для меня он слишком незначительная фигура. — Элисон положила руку на руку Ченселора. — Все кончено, все прошло. И спасибо. Я не нахожу слов, чтобы поблагодарить тебя.
— У нас еще не все кончено, — возразил он.
Она заглянула ему в глаза и, улыбнувшись, проговорила:
— Надеюсь. Прекрасная идея отправиться в отель. Давай отдохнем и не будем ни о чем думать. Я устала от размышлений. Завтра пойду к адвокату и улажу свои дела. Прошу тебя, не считай, что ты обязан остаться. Через несколько дней я уже буду в Нью-Йорке.
Ченселор был поражен. Неужели она забыла обо всем? Он держал ее руку, не желая отпускать.
— Но ведь тот дом в Мэриленде… Туда проникли, и там…
— О Боже! Ну и пусть. Он умер, они добились своего, что бы это ни было.
— Мы поговорим об этом позже, — сказал он.
— Хорошо.
Питер понял. Элисон пережила смерть отца, перенесла все муки, связанные с расследованием причин этой смерти. На похоронах она увидела людей, которые давно пытались его уничтожить. Похоронная церемония на Арлингтонском кладбище явилась для нее своеобразным символом: гордиев узел разрублен, она свободна и теперь может искать свое место в жизни. А он просит ее вернуться в мир тревог и ужасов. Однако иначе поступить он не мог. Дело-то не окончено. Он это знал, знала и она.
Но Ченселору было известно еще кое-что. Элисон сказала, что Рамирес слишком незначительная фигура. Она ошибалась.
Глава 20
Снова лимузины с точно выдержанными интервалами с разных сторон подкатывали к дому на тихой улочке Джорджтауна. Снова водители везли своих пассажиров, не видя их лиц, на совещание «Инвер Брасс».
Давно уже между ветеранами организации — Браво, Венисом и Кристофером — существовала молчаливая договоренность, что новым Генезисом станет один из молодых членов — Баннер или Парис. Каждый из них, вне всяких сомнений, обладал выдающимися способностями в нескольких областях знаний и был достоин занять этот пост.
Баннер стал членом «Инвер Брасс» шесть лет назад. До этого он был президентом крупного университета на востоке страны, самым молодым в его истории, но покинул пост, чтобы занять место председателя в международной организации под названием «Рокстон фаундейшн». Звали его Фредерик Уэллс, и специализировался он по валютным операциям. Несмотря на то что его деятельность позволяла ему оказывать влияние на политику в международных масштабах, Уэллс никогда не упускал из виду соблюдение прав человека: уважение его достоинства, предоставление свободы выбора и самовыражения. Уэллс глубоко верил в людей со всеми их недостатками, яростно обрушивался на тех, кто пытался оказывать на них давление, заставить подчиниться чужой воле. Его гнев пришлось испытать на себе самому Джону Эдгару Гуверу, хотя последний и не догадывался, откуда этот гнев исходит.
Парис, он же Карлос Монтелан, был в «Инвер Брасс» новичком. Он вступил в нее около четырех лет назад. Парис был ученым. Его предки происходили из Кастилии, но сам он прочно обосновался в Америке, куда его семья бежала, спасаясь от фалангистов. Он заведовал кафедрой международных отношений в Гарвардском университете и считался одним из виднейших специалистов страны по геополитике двадцатого века. В последние двенадцать лет каждая из сменявших друг друга администраций привлекала Монтелана к работе в Госдепартаменте, хотя он все-таки был ученым, а не практиком. К тому же ему были известны те скрытые опасности, которые становились явными, когда теоретики вторгались в бурный мир прагматиков.
Все же Монтелан не прекращал своих исследований, никогда не останавливался на полпути, а старался всесторонне оценить людей и мотивы их поведения. И если он находил, что эти мотивы недостойны или же вредоносны, то мог прибегнуть к самым решительным действиям. Не дрогнул он и в случае с Джоном Эдгаром Гувером.
Несмотря на настойчивость Кристофера, Браво уклонился от окончательного выбора. Кристофером же был Джейкоб Дрейфус — банкир, последний из еврейских патриархов, соперничавший с домами Баруха и Лемана. Ему было восемьдесят лет, и он сознавал, что времени у него осталось немного. Кристофер считал, что для «Инвер Брасс» очень важно иметь лидера. Ведь дом без хозяина — не дом. А для Джейкоба Дрейфуса не было на земле дома роднее, чем тот, в создании которого он принимал участие, то есть «Инвер Брасс».
Об этом он сказал Браво, и Мунро Сент-Клер признал, что никто не смог бы выразить эту мысль лучше, чем Джейкоб. Сент-Клер был одним из создателей «Инвер Брасс», как и Дэниел Сазерленд, негр-гигант, чьи выдающиеся способности привели его с полей Алабамы в высшие судебные инстанции страны. Но ни Браво, ни Венис не смогли бы дать такое точное определение политики «Инвер Брасс», как это сделал Кристофер.
Как выразился Джейкоб Дрейфус, «Инвер Брасс» была рождена в хаосе, в период, когда страну разрывали на части и она находилась на грани самоуничтожения. Рынок катастрофически сокращался, коммерческие сделки перестали заключаться, предприятия и магазины закрывались, фермы стояли заброшенные, скот погибал, а машины ржавели. И как неизбежное следствие, начались акты насилия.
Бесталанные лидеры в Вашингтоне были не способны принять необходимые меры. В такой обстановке в конце 1929 года и была создана «Инвер Брасс». Первым Генезисом стал шотландец, банкир, который последовал советам Баруха и Дрейфуса и оставил коммерческую деятельность. Именно он дал сформировавшейся организации название по небольшому озеру на севере Шотландии, которое нельзя было отыскать ни на одной карте. Ведь «Инвер Брасс» должна была существовать тайно. Она функционировала вне рамок правительственной бюрократии, и действовать надо было быстро и решительно.
Крупные денежные суммы переводились в охваченные бедствием районы, где нужда порождала насилие. Средства «Инвер Брасс» помогали сократить число актов насилия в стране, притушить антиправительственные настроения.
Были и ошибки, но их исправляли, как только становились понятны причины, в результате которых они были допущены. Правда, в некоторых случаях уже ничего нельзя было исправить. Депрессия охватила весь мир, капиталовложения требовались и за пределами страны.
Германия. Версальский мирный договор, Локарнские договоры, план Дауэса — все это, по мнению членов «Инвер Брасс», было ошибкой. И в этом заключалась их собственная роковая ошибка, ошибка, которую сорок лет спустя аспирант по имени Питер Ченселор квалифицировал совсем иначе. Он назвал ее международным политическим заговором.
Его, этого молодого человека, следовало немедленно остановить, ведь в орбиту его исследований попала «Инвер Брасс». Правда, он не догадывался об этом.
Однако допущенная ошибка подтолкнула людей из «Инвер Брасс» к деятельности в новой области. Они вступили в сферу национальной политики. Сначала для того, чтобы попытаться исправить ошибки, а затем и для того, чтобы внести в эту политику свой вклад. «Инвер Брасс» располагала и интеллектуальными и материальными ресурсами. Она могла действовать быстро и независимо, руководствуясь только своим коллективным разумом.
Выслушав настойчивый призыв Джейкоба о скорейшем назначении нового Генезиса, Мунро Сент-Клер и Дэниел Сазерленд отреагировали довольно спокойно — они дали свое согласие, практически никак не возразив. Но Сент-Клеру было известно то, чего не мог знать Сазерленд, — что в ряды «Инвер Брасс», вероятно, пробрался предатель. Что касается Сазерленда, то его сомнения относились к другой области. Сент-Клеру казалось, что он догадывается, какого они рода: дни «Инвер Брасс» сочтены, с уходом ветеранов организация, скорее всего, распадется, и, может быть, это к лучшему.
Сомнения самого Сент-Клера носили более конкретный характер. Именно поэтому он не хотел назначения нового Генезиса, во всяком случае, не из числа имеющихся претендентов. Ведь если в организацию проник предатель, то это или Баннер, или Парис.
Они сидели за овальным столом, и пустующее кресло Генезиса напоминало им о бренности их существования. Не было необходимости разводить огонь в камине. Никаких документов сжигать они не собирались — стол был пуст. Не поступило и шифрованных донесений, поскольку они не намеревались принимать какие-либо решения. Предстоял только обмен информацией и ее обсуждение.
Ловушка была поставлена. Сент-Клер должен был вести совещание таким образом, чтобы проследить за реакцией каждого из присутствующих. Затем предстояло обсудить две кандидатуры: Филлис Максвелл, журналистка, и Пол Бромли, по кличке Гадюка, забытый обличитель Пентагона, которого мог легко разыскать любой из сидящих за столом.
— Сегодня наша встреча будет краткой, — начал Браво. — Ее цель — сообщить вам новую информацию и выслушать все, что вы можете сказать по поводу происшедших событий.
— Надеюсь, мы услышим и комментарии по принятым ранее решениям, — заметил Парис.
— Да, все, что вы захотите.
— Хорошо, — продолжал Парис. — После нашей последней встречи я ознакомился с двумя книгами Питера Ченселора и не совсем понимаю, почему выбрали именно его. У него действительно живой ум и кое-какие литературные способности, но вряд ли его можно считать настоящим писателем.
— А мы и не искали литературного гения.
— Я также. И я вовсе не сбрасываю со счетов жанр популярного романа, а лишь имею в виду этого конкретного автора. Разве он более талантлив, чем другие? Почему именно он?
— Потому что он нам известен, — вмешался Кристофер. — Других мы просто не знаем.
— Не понял, — подался вперед Парис.
— Кристофер ясно выразил свою мысль, — сказал Браво. — О Ченселоре нам известно довольно много. Шесть лет назад у нас был повод познакомиться с ним. Вы оба знаете историю «Инвер Брасс», мы от вас ничего не скрывали. Наши достижения и наши ошибки. В конце шестидесятых годов Ченселор написал, — Браво сделал паузу и обратился к Парису, — диссертацию о падении Веймарской республики и возрождении сильной Германии. Он был близок к раскрытию «Инвер Брасс». Его пришлось остановить…
За столом воцарилось молчание.
— Эта диссертация позднее превратилась в роман «Рейхстаг!», — пояснил Баннер, уставившись на Париса.
— Разве это не грозило опасностью? — спросил Парис.
— Он говорил правду, — возразил Венис.
— Кроме того, это был роман, — сварливо добавил Кристофер.
— Вот и ответ на мой вопрос, — сказал Парис. — Все дело, оказывается, в том, знаком человек или нет. Лучше знакомый с ограниченными способностями, чем незнакомый с блестящими.
— Почему вы настаиваете на дискредитации Ченселора? — спросил Венис. — Нам нужны досье Гувера, а не литературная знаменитость.
— Это субъективное сравнение, — заметил ученый. — Он из тех писателей, которые меня раздражают. Я кое-что знаю о событиях в Сараево и об обстановке, сложившейся в то время. Так вот, в своей книге Ченселор делает вывод на основании преднамеренно искаженных фактов и несуществующих ассоциаций. И все же я уверен, что тысячи читателей принимают все, что он пишет, за подлинные исторические факты.
Браво откинулся в кресле.
— Я тоже читал эту книгу и тоже знаю кое-что о событиях, приведших к тому, что произошло в Сараево. Как вы считаете, упомянув о сговоре промышленников, Ченселор совершил ошибку?
— Конечно нет. Это факт.
— Значит, каким бы путем он к этому ни пришел, он прав.
Парис улыбнулся:
— Простите меня, но хорошо, что вы не преподаете историю. Впрочем, как я уже сказал, ответ на мой вопрос дан. Расскажите лучше о том, какие у нас новости.
— События развиваются вполне закономерно. Иначе не скажешь…
Браво сообщил, что Ченселор ездил с Элисон на аэродром Кеннеди, где они встречали самолет, доставивший гроб с телом генерала. Как и советовал Варак, Сент-Клер говорил медленно, наблюдая за реакцией сидящих за столом. Ему предстояло выявить, для кого его слова прозвучат не в новинку, будто давно известны. «Обратите внимание на глаза, — наставлял его Варак перед совещанием. — Мгновенная, едва уловимая реакция послужит явным подтверждением вины. Нервную реакцию скрыть невозможно, она обязательно отразится в глазах».
Сент-Клер такой реакции не заметил. Каждый из сидящих за столом слушал его с напряженным вниманием. Он продолжал рассказ о том, что удалось услышать и увидеть по видеозаписи.
— Без приготовлений, проведенных Вараком, мы не узнали бы о действиях, предпринятых против Ченселора. Именно против Ченселора, а не против дочери Макэндрю. Мы считаем, что это попытка сбить его с правильного пути, убедить в том, что отставка Макэндрю связана с событиями под Часоном, где он командовал войсками.
Зрачки у Париса расширились — его реакция была очевидной. Он сказал:
— Убийцы из Часона…
Острая боль пронзила грудь Сент-Клера. У него перехватило дыхание, и он не сразу овладел собой. Он бросил острый взгляд на Карлоса Монтелана. Слова, произнесенные им, холодили Сент-Клеру душу. Парис не мог их знать. В записи на пленке их не было, и Сент-Клер в своем рассказе их не употреблял.
— Что это значит? — спросил Венис, поудобнее устраивая в кресле свое грузное тело.
— Любой военный историк вам скажет, что такими словами характеризуют офицеров, участвовавших в боях под Часоном, — сказал Парис. — Это было равносильно самоубийству. Войска взбунтовались по всему фронту. Многие солдаты погибли от рук своих же офицеров. Это была стратегия с катастрофическими последствиями, в известном смысле поворотный пункт в войне. Если Макэндрю был там, то вполне вероятно, что совершенно неожиданно он встретил человека, ставшего в тот период одной из его жертв и впоследствии надолго затаившегося. Это и могло послужить причиной отставки генерала.
Сент-Клер внимательно смотрел на Париса — его объяснения были вполне убедительны.
— Есть ли какая-либо связь между всем этим и смертью генерала на Гавайях? — спросил Кристофер. Его узловатые пальцы дрожали.
— Нет, — с расстановкой ответил Браво. — Макэндрю убил Лонгворт.
— Вы имеете в виду Варака? — спросил с любопытством Уэллс.
— Нет, настоящий Лонгворт, но произошло это действительно на Гавайях, — объяснил Браво.
Его слова прозвучали как удар хлыста. Все устремили взоры на Сент-Клера.
— Как? Почему? — В голосе Вениса слышался гнев. Он был вне себя.
— Этого нельзя было предугадать, а значит, и предупредить. Как вам известно, Варак воспользовался именем Лонгворта при встрече с Ченселором. Это был источник, который он мог проверить, своеобразный трамплин. Ченселор рассказал о Лонгворте генералу Макэндрю, сообщил, что тот имеет доступ к досье. И вот после смерти жены генерал отправился разыскивать Лонгворта. И нашел.
— Значит, Макэндрю предположил, что только Лонгворту известно о событиях под Часоном, — задумчиво произнес Фредерик Уэллс. — Такая информация содержалась в досье Гувера, и только.
— Таким образом, снова все упирается в досье, — так же сварливо проговорил Кристофер.
— Знать это полезно, — заметил Баннер, взглянув на Браво. — Подтверждается ваше предположение: Часон — всего лишь уловка.
— Почему? — спросил Венис.
Уэллс повернулся к судье:
— Потому что других причин упоминать о Часоне не было. Зачем вообще его использовали?
— Я согласен. — Сент-Клер подался вперед, полностью овладев собой.
Первая ловушка Варака не сработала. Наступил момент ставить вторую, с двумя именами.
— Как я уже говорил в прошлый раз, Ченселор возобновил работу над романом. Вараку удалось ознакомиться с рукописью. Повороты событий романа поразительны. А еще появились два новых действующих лица. Одно из них — слегка замаскированный персонаж из его книги, а другое — встречается в его записях. Это человек, которого ищет Ченселор. Первый персонаж — журналистка Филлис Максвелл, второй — бухгалтер по имени Пол Бромли. Он работал в управлении общих служб. У кого-нибудь есть информация об этих людях?
Ни у кого такой информации не оказалось. Но имена были названы, вторая ловушка поставлена. «Если выводы Варака окажутся верными, — размышлял Сент-Клер, — то кто же попадется — Баннер или Парис, Фредерик Уэллс или Карлос Монтелан?»
Разговор затих. Браво дал понять, что совещание окончено. Он отодвинул было кресло, но тут раздался голос Уэллса:
— А Варак в прихожей?
— Да, он здесь, — подтвердил дипломат. — Как обычно, обеспечивает наш отъезд.
— Мне бы хотелось задать ему вопрос, однако сначала я задам его всем вам. В доме в Роквилле были установлены микрофоны. Вы говорили о звуках, которые свидетельствовали о вторжении каких-то людей в дом, о том, что они вели обыск в кабинете Макэндрю, однако при этом никто из них не произнес ни слова. Снаружи была установлена кинокамера, но и она ничего не зарегистрировала, так как налетчики оказались вне ее поля зрения. Получается, будто они знали об установке аппаратуры.
— К чему вы клоните? — резко спросил Монтелан. — Я не уверен, что мне нравится ваш намек.
Баннер взглянул на Париса. «Безошибочный шаг, — подумал Сент-Клер. — Граница проведена. Граница между львами. Между молодыми, которые восстают против стариков и друг против друга. И каждый из них рычит, отстаивая свое право быть вожаком».
— Мне это кажется странным. Досье было похищено таким образом и в такое время, что, по-видимому, смерть Гувера для похитителей не была неожиданностью. Месяцы интенсивного расследования ничего не дали. Один из лучших специалистов разведки докладывает, что ничего не обнаружил. У Браво рождается идея использовать для этой цели писателя Ченселора. Специалист разведки приводит план в исполнение. Писатель получает информацию и приступает к работе. Те, кто завладел досье Гувера, встревожены и принимают меры против Ченселора, причем действуют так нагло, что кажется, вот-вот обнаружат себя. Но на кинопленке мы никого не видим, а на магнитофонной ленте ничего не слышим…
— Вы хотите сказать… — подавшись вперед, начал Монтелан.
— Я хочу сказать, — перебил его Баннер, — что, хотя наш специалист славится своей методичностью и обстоятельностью, вчера эти качества ему явно изменили.
— Это уж слишком! — взорвался Кристофер. Вся его худощавая фигура сжалась, костлявые руки задрожали. — Вы имеете представление о том, кто такой Варак? Что он видел в жизни? Что движет им?
— Мне известно, что его переполняет ненависть, — мягко ответил Баннер. — И это пугает меня.
За столом воцарилось молчание. Правда, высказанная Фредериком Уэллсом, произвела должный эффект. А что, если Стефан Варак руководствовался иными категориями, нежели они? Что, если им руководила ненависть, о которой никто из присутствующих не знал?
Сент-Клер вспомнил слова Варака: «…я найду наци в любом обличье, в какие бы одежды он ни рядился, и буду преследовать его. И если вы думаете, что существует разница между порядками Третьего рейха и тем, что пытаются насадить с помощью этих досье, то здорово ошибаетесь». А после того как наци найден и уничтожен, самый лучший способ взять под контроль его приспешников — овладеть досье.
Браво отпихнул кресло и поднялся из-за стола. Он подошел к встроенному шкафу, открыл его и достал пистолет с коротким стволом. Затем запер шкаф, вернулся к креслу и сел. Пистолет он зажал в руке.
— Попросите, пожалуйста, мистера Варака.
Стефан Варак встал за пустующим креслом Генезиса, изучая членов «Инвер Брасс». Сент-Клер внимательно наблюдал за агентом, пока не встретился с ним взглядом:
— Мистер Варак, у нас к вам вопрос. Мы хотели бы получить на него точный ответ. Прошу вас, Баннер.
Баннер повиновался:
— Мистер Варак, используя Ченселора, вы надеялись добиться такого развития событий, которое вывело бы нас на досье Гувера. Достаточно было опознания, визуального или по голосу. Вы устроили ловушку, и это свидетельствует о том, что вы понимали, насколько ответственно порученное вам задание. И все же ваша признанная методичность, ваш профессионализм на этот раз никак не проявились. И вот я задаю вопрос: почему? Было бы просто установить две, три, шесть камер, если в этом была необходимость. Сделай вы так, охота теперь бы уже закончилась, досье были бы в наших руках. В чем дело, мистер Варак? Почему вы не позаботились об этом?
Кровь бросилась Вараку в лицо. Все признаки, обнаруживать которые он учил Браво, появились на лице самого лучшего учителя. Неужели гнев, как и страх, вызывает не поддающуюся воле человека химическую реакцию, о которой говорил Варак? Сент-Клер положил палец на спусковой крючок. Прошло мгновение. Варак овладел собой.
— Ваш вопрос справедлив, — спокойно сказал он. — Попытаюсь ответить на него как можно точнее. Как вам известно, я работаю один за исключением редких случаев, когда приходится прибегать к помощи других. Но эти люди никогда не сумеют узнать меня. В данном случае мне помогал шофер нью-йоркского такси. Он посадил к себе в машину Ченселора и женщину, довез их до аэропорта. Их разговор он записал на пленку. Потом позвонил мне в Вашингтон и прокрутил запись. Так я впервые узнал о том, что они остановятся в Роквилле. У меня было очень мало времени, чтобы собрать аппаратуру, добраться до дома и установить ее там. Хорошо, что удалось установить хотя бы одну камеру с инфракрасной пленкой. Вот мой ответ.
Снова воцарилось молчание. Члены «Инвер Брасс» испытующе смотрели на Варака. Держа руку под столом, Сент-Клер снял палец со спускового крючка. Он потратил целую жизнь, чтобы научиться отличать правду от лжи. По его мнению, то, что он сейчас услышал, было правдой. И он молил Бога, чтобы оказаться правым.
Глава 21
Питер проснулся по привычке в половине пятого. Как обычно, встал с постели, подошел к креслу, на котором лежал портфель, и извлек из него блокнот в кожаной обложке.
Он и Элисон занимали люкс в отеле «Хей-Адамс». И сейчас Элисон предоставлялся случай познакомиться с привычкой Питера работать в столь ранние часы.
Она услышала, как он встал, и вскочила в постели:
— Горим?
— Прости. Я не думал, что ты проснешься.
— На улице еще темно. Я даже не вижу тебя. Что случилось?
— Ничего. Уже утро. Именно в эти часы я люблю работать. Усни, а я пойду в другую комнату.
Элисон покачала головой и снова улеглась. Питер улыбнулся и с блокнотом в руках направился в гостиную, к кофейному столику, который стоял около дивана.
Три часа спустя он закончил восьмую главу. Ему не пришлось пользоваться планом-проспектом, в этом не было необходимости. Он знал, какими эмоциями нужно наделить Александра Мередита. Он сам находился во власти страха и понимал, что значит быть объектом преследования.
Элисон проснулась незадолго до восьми. Питер вернулся в постель, и они предались любви, которая с каждым мгновением становилась все прекраснее, все горячее, пока они не утолили любовный голод. Они так и заснули в объятиях друг друга.
Читать бесплатно другие книги:
