Директива Джэнсона Ладлэм Роберт

Глава тридцать шестая

Красивый негр из Западной Африки, с аккуратно уложенными серебристыми волосами, со сверкающими в лучах заходящего солнца золотыми запонками, задумчиво смотрел из окна своего кабинета на тридцать восьмом этаже, ожидая, когда ему перезвонят. Он занимал пост генерального секретаря Организации Объединенных Наций, занимал его уже шесть лет, а сейчас ему предстояло сделать то, что повергнет в шок всех, кто близко его знает. Однако только так можно было спасти то, служению чему он посвятил свою жизнь.

— Хельга, — сказал Матье Зинсу, — я ожидаю звонка от Петера Новака. Пожалуйста, отвечайте всем остальным, что я занят.

— Хорошо, — ответила секретарша генерального секретаря, прекрасно знающая свое дело датчанка по имени Хельга Лундгрен.

В это время суток Матье Зинсу видел в огромном стекле отражение обстановки своего кабинета. С годами она почти не менялась; было бы кощунством заменить модернистской мебелью то, что было когда-то сделано по заказу специально для здания, возведенного по проекту финского архитектора Эро Сааринена. Для едва уловимого привкуса индивидуальности Зинсу добавил на стены лишь несколько традиционных ковров со своей родины, Бенина. Кроме того, стратегические места занимали подарки различных влиятельных персон; остальное хранилось под рукой, чтобы можно было выставить эти сувениры, когда в гости к генсеку приходили посланцы стран, в свое время их преподнесших. Так, если у Зинсу была встреча с министром финансов Индонезии, на стене появлялась маска с острова Ява, сменив коллекцию статуэток нэцкэ, встречавшую министра иностранных дел Японии. «Дипломатические украшения», как называла подарки Хельга Лундгрен.

Кабинет выходил окнами в противоположную сторону от шума и суеты Манхэттена. Всмотревшись сквозь призрачные отражения на стекле, Матье Зинсу увидел на другом берегу Ист-Ривер унылый индустриальный пейзаж Западного Куинса: похожий на огромный сарай кирпичный завод компании «Шварц» с четырьмя высокими дымовыми трубами, судя по всему, давно не использующимися; развалины какого-то неизвестного склада из желтого кирпича. Облачко тумана на мгновение затянуло мыс Хантерс-Пойнт, ближайшую точку Западного Куинса, где до сих пор сверкала древняя неоновая вывеска «Пепси-колы», заметно обветшавшая, установленная еще в 1936 году на крыше давно закрытого завода по розливу газированной воды, подобно амулету отгоняющая нападение конкурентов и торговцев недвижимостью.

Картину никак нельзя было назвать красивой, но бывали моменты, когда генеральный секретарь Зинсу находил ее как-то по-странному завораживающей. На дубовой подставке на полу стоял старинный бронзовый телескоп, обращенный к окну, но Зинсу редко прибегал к его услугам; для того чтобы увидеть немногое достойное, хватало и невооруженного взгляда. Мертвый лес отживших промышленных забот. Скелеты заводов и фабрик. Археологические останки современности, частично похороненные, частично откопанные. Опускающееся солнце бросило сверкающую золотую дорожку на Ист-Ривер, отразившись от заржавленной кровли заброшенного пакгауза. Навевающие уныние останки минувших индустриальных империй. А что будет с его империей, разместившейся здесь, на берегах Манхэттена? Суждено ли и ей отправиться на свалку истории?

Солнце совсем склонилось к горизонту, окрасив Ист-Ривер в розоватый цвет, когда секретарша наконец известила генерального секретаря, что на связи Петер Новак. Матье Зинсу тотчас же схватил трубку.

— Mon cher Mathieu[65], — произнес в трубку голос.

Он обладал хрустальной прозрачностью звуков, обработанных цифровой линией связи, — несомненно, Петер Новак пользовался высококлассным спутниковым телефоном. Генеральный секретарь настоял на том, чтобы они с Новаком пользовались только закрытой связью, и дополнительные меры безопасности, вероятно, еще больше повышали неестественно бесшумное качество сигналов. После обмена любезностями Матье Зинсу уклончиво намекнул на то, что пришло ему в голову.

Организация Объединенных Наций, сказал выходец из Западной Африки великому гуманисту, представляет собой замечательный лайнер, на котором иссякли запасы топлива, то есть денег. Это была простая констатация факта.

— Во многих смыслах наши ресурсы огромны, — сказал генеральный секретарь. — В нашем распоряжении сотни тысяч солдат, с гордостью носящих голубые каски. У нас есть представительства в столицах всех государств, пользующиеся статусом посольств, в которых работают команды опытных экспертов. Мы имеем доступ ко всему, что происходит в этих государствах. Мы знаем их военные тайны, планы промышленного развития, экономические перспективы. Здравый смысл подсказывает нам искать партнерства с Фондом Свободы — это позволит нам объединить наши ресурсы и возможности.

Такова была преамбула.

— Сотрудники ООН официально работают практически во всех странах мира, — продолжал Зинсу. — Мы видим страдания людей, ставших жертвами алчности и некомпетентности своих правительств. Однако мы не можем влиять на политику. Наши правила и положения, законы и контрольные органы — они обрекают нас на бездействие! Успех руководимого вами Фонда Свободы является для Объединенных Наций зримым укором. К тому же последний финансовый кризис сильно пошатнул наши дела.

— Все это справедливо, — согласился Петер Новак. — Но это уже давно известно.

— Согласен, — подтвердил Зинсу. — Все это уже давно известно. Через десять лет ООН будет такой же нищей, как и ее подопечные. И совершенно неэффективной — не более чем клубом диспутов для ссорящихся туземных царьков и мелких деспотов, полностью игнорируемым всеми развитыми странами мира. ООН превратится в кита, выброшенного на берег истории. Если мы не начнем действовать сейчас, пока еще не слишком поздно. Меня переизбрали на следующий четырехлетний срок, при почти единогласной поддержке Генеральной Ассамблеи. Мое положение позволяет мне принимать определяющие односторонние решения. Я обладаю достаточным влиянием и пользуюсь доверием. И я должендействовать, чтобы спасти нашу организацию.

— Я всегда считал, что вы заслуженно пользуетесь репутацией провидца, — заметил Новак. — Но, должен заметить, не менее известно и ваше искусство говорить уклончиво, топ cher. К сожалению, пока что я не совсем понимаю, что вы хотите предложить.

— Говоря начистоту, для нас единственное спасение заключается в союзе с вами. Можно будет основать какое-нибудь совместное подразделение — управляемое ООН и Фондом Свободы, — посвященное экономическому развитию. Со временем все больше и больше ресурсов Организации Объединенных Наций будет переходить в это отделение. Оно превратится в мощную самостоятельную единицу. А я стану чем-то вроде мостика между двумя империями, моей и вашей. Разумеется, ООН будет продолжать свою деятельность, но Фонд Свободы получит возможность использовать по своему усмотрению внушительные ресурсы Организации Объединенных Наций.

— Матье, вы меня интригуете, — сказал Новак. — Но нам обоим хорошо известны правила неповоротливости бюрократической машины. Вы только что сказали, что завидуете и восхищаетесь чрезвычайной эффективностью Фонда Свободы, и я хочу поблагодарить вас за эти любезные слова. Но это качество имеет простое объяснение: я всегда сохраняю абсолютный контроль над фондом, сверху донизу.

— Это мне хорошо известно, — сказал генеральный секретарь. — И, когда я говорю о «партнерстве», вы должны меня правильно понять. Как вы сами только что заметили, мое положение в Объединенных Нациях нередко требует от меня выражаться уклончиво и двусмысленно. Но в одном никакой двусмысленности не будет. Абсолютный контроль окажется в ваших руках, Петер.

Наступило долгое молчание, и у Зинсу даже мелькнула мысль, не отключился ли телефон Новака. Затем великий филантроп заговорил снова:

— Вы действительно обладаете даром заглядывать в будущее. Всегда приятно встретить еще одного человека, который может похвалиться этим качеством.

— Это очень тяжелая, огромнаяответственность. Готовы ли вы возложить ее на себя?

Не дожидаясь ответа, Зинсу продолжал говорить, страстно, горячо, настойчиво, рассказывая о своих планах.

Но и двадцать минут спустя человек, называвший себя Петером Новаком, продолжал сохранять необъяснимую сдержанность.

— Нам с вами надо так много обсудить, — сказал Зинсу, заканчивая разговор. — Очень многое можно решить только при личной встрече — вы и я, с глазу на глаз. Возможно, я говорю чересчур напыщенно, но я искренне верю, что от нас с вами зависит судьба всего мира.

Наконец в трубке раздался начисто лишенный веселья смешок:

— Похоже, вы предлагаете мне купить у вас Организацию Объединенных Наций.

— Надеюсь, прямо я этоне говорил! — радостно воскликнул Зинсу. — Это сокровище не имеет цены. Но, похоже, мы поняли друг друга.

— Значит, в самом ближайшем будущем мои представители из Фонда Свободы получат ранг послов и дипломатическую неприкосновенность?

— ООН представляет собой корпорацию со ста шестьюдесятью девятью директорами. Расторопностью наше руководство не отличается, — усмехнулся генеральный секретарь. — Но вы правы, устав, проект которого я уже подготовил, определяет это однозначно.

— Ну а как насчет вас, mon cher Матье? Окончится ваш второй срок, и что дальше? — Голос в трубке стал дружелюбным. — Вы столько лет беззаветно служили Объединенным Нациям.

— Вы очень любезны, — сказал генеральный секретарь, понимая, к чему клонит собеседник. — Надеюсь, вам совершенно ясно, что личные интересы отступают на второй план. В первую очередь меня беспокоит будущее ООН. Но буду с вами откровенен. Работу в Организации Объединенных Наций... как бы это сказать... высокооплачиваемой никак не назовешь. Пост, скажем, директора нового отделения Фонда Свободы... разумеется, оклад и все остальное еще предстоит обсудить... был бы идеальным для того, чтобы я продолжал работу во имя мира во всем мире. Простите меня за такую бесцеремонность. Важность моего предложения требует от нас абсолютной откровенности друг с другом.

— Похоже, я начинаю понимать, к чему вы клоните, и ваше предложение мне нравится все больше и больше, — уже совсем доброжелательно произнес тот, кто называл себя Петером Новаком.

— В таком случае, почему бы нам с вами не поужинать вместе. Что-нибудь tres intime[66]. В моей резиденции. Чем раньше, тем лучше. Ради вас я готов оставить все дела.

— Mon cher Матье, — повторил человек на том конце телефонной линии.

Его голос наполнился теплым свечением: ведь только что этому человеку предложили Организацию Объединенных Наций. Это станет последним украшением его могучей империи, и самым достойным.

— Я с вами свяжусь, — резко добавил Петер Новак. И связь оборвалась.

Генеральный секретарь подержал трубку у уха, и лишь потом положил ее на аппарат.

— Alors?[67]

Он повернулся к Полу Джэнсону, сидевшему в углу кабинета.

Оперативный работник с нескрываемым восхищением посмотрел на знаменитого дипломата.

— А дальше нам остается только ждать.

Клюнет ли Демарест на приманку? Предложение казалось слишком смелым, однако оно было правдоподобно обставлено. Финансовое положение ООН — не из лучших. А Матье Зинсу очень переживал за организацию, которую возглавлял. Кроме того, всем был известен его дар предвидения. За четыре года, проведенные во главе Объединенных Наций, он перекроил организацию решительнее, чем любой из его предшественников. Так уж ли невероятен его следующий шаг?

Идея родилась из случайной фразы, оброненной Энгусом Филдингом. Джэнсон вспомнил состоявшийся вчера разговор с человеком, еще недавно целившимся в него из пистолета. Разумеется, теперь настали такие порядки, не правда ли? Союзники и противники непрерывно переходят из одного лагеря в другой и обратно. Разговор сначала никак не клеился; Филдинг не пропустил появление Новака в новостях Си-эн-эн, и он был ошеломлен, потрясен и оскорблен — для увенчанного лаврами руководителя Тринити-Колледжа эти чувства были совершенно незнакомы. И все же, ни словом не намекнув на взрывоопасную тайну, Джэнсон смог заставить гибкий ум ученого работать над проблемой, как можно встретиться с миллиардером-затворником.

Существовало еще одно обстоятельство, по мнению Джэнсона, придававшее дополнительную правдоподобность сценарию. Вот уже много лет поговаривали о том, что Зинсу запятнал себя нечистоплотными делишками. Еще в молодости, когда он являлся простым сотрудником ЮНЕСКО, выгодный контракт был буквально вырван из рук одной фармакологической корпорации и передан другой. Взбешенный конкурент распространил слухи о том, что Зинсу получил «благодарность» от победителя. Ну как можно проверить, не была ли переведена на какой-нибудь анонимный счет на предъявителя некоторая сумма? На самом деле обвинения были беспочвенными, но в определенных кругах они оказались на удивление живучими. И вот сейчас полузабытый намек на коррумпированность, как это ни странно, делал предложение генерального секретаря еще более заманчивым.

Но окончательную точку поставит одно элементарное качество человеческой психологии: Демарест самзахочет поверить в то, что это правда. Огромное желание неизменно оказывает дополнительный эффект: мы более охотно верим тому, чего нам очень хочется добиться.

Подойдя к столу Зинсу, Джэнсон из громоздкого устройства, подключенного к телефону, достал цифровую кассету с записанным разговором для дальнейшего изучения.

— Вы меня поразили, — просто сказал Джэнсон.

— Я принимаю это как оскорбление, — улыбнулся генеральный секретарь.

— Это намек на то, что я не слишком надеялся на успех? В таком случае, я плохо выразился — и вы должны скорее принять мои слова за признание того, что в этой комнате находится лишь один дипломат.

— Судьбы мира не должны висеть на волоске этикета. По-моему, в данном случае можно обойтись без ненужных церемоний. А если бы что-нибудь пошло не так, как задумано?

— Я был абсолютно уверен в вас, — ответил Джэнсон.

— Это выражение мне не нравится. Моя уверенность в себе высока, и все же она не абсолютна. Таковой должна быть и ваша. Разумеется, так должно быть в принципе.

— Принципы, — произнес Джэнсон, — абстракции.

— Вы хотите сказать, общие слова. — На лице Матье Зинсу мелькнула улыбка. — А сейчас не время для общих слов. Сейчас настала пора учитывать все мельчайшие подробности. И вот одна из них: ваш план основан на том, что вы пытаетесь предсказать поступки человека, чье поведение является непредсказуемым.

— Разумеется, абсолютно достоверных прогнозов дать нельзя. Тут я с вами согласен. Но даже для человека, насмехающегося над правилами, естьопределенные правила, определенные закономерности, которым он подчиняется. Я знаю этого человека.

— До вчерашнего дня я готов был присоединиться к вашим словам. Мы с Петером Новаком встречались несколько раз. Один раз на официальном ужине в Амстердаме. Один раз в Анкаре, по поводу соглашении о прекращении огня на Кипре, заключенного при его непосредственном участии, — чистая формальность. Я только официально поздравил его организацию с успехом и объявил о том, что войска ООН выводятся из зоны конфликта. Конечно, теперь я понимаю, что встречался с призраком. Возможно, каждый раз с новым человеком. Полагаю, программа «Мёбиус» содержит архивы, по которым это можно проверить. Однако, должен признаться, я находил Петера Новака человеком очень волевым, решительным и при этом приятным в обхождении. Перед таким сочетанием трудно устоять.

— То же самое говорят в отношении вас, — осторожно заметил Джэнсон.

Зинсу произнес длинную фразу на гортанном языке фонов, языке своих предков. Его отец был прямым потомком царей Дагомеи, в Средние века могущественной западноафриканской империи.

— Любимое изречение моего прадеда, верховного вождя, которое он частенько повторял своим заискивающим царедворцам. В вольном переводе звучит приблизительно так: «Чем больше вы лижете мою задницу, тем больше мне кажется, что вы собираетесь меня сожрать».

Джэнсон рассмеялся.

— Вы еще мудрее, чем про вас говорят.

Зинсу с деланной строгостью погрозил ему пальцем.

— Меня не покидает одна мысль. Действительно ли Петер Новак поверил мне или же он просто ломал комедию? Разумеется, мной движет оскорбленное чувство собственного достоинства. Меня задевает, что кто-то способен поверить, что я и впрямь могу продать организацию, служению которой посвятил всю свою жизнь. — Зинсу покрутил в руках толстую чернильную ручку с золотым пером. — Но это лишь голос моего самолюбия.

— Люди, не имеющие совести, всегда готовы видеть то же самое и в других. К тому же, если наш план увенчается успехом, вам будет чем гордиться. Это станет величайшим достижением всей вашей карьеры.

Наступило неловкое молчание.

Про Зинсу никак нельзя было сказать, что он привык принимать решения единолично: после долгих лет, проведенных в бюрократическом аппарате ООН, осторожный и взвешенный подход к любым проблемам стал его второй натурой. Самому серьезному испытанию его дарование дипломата подвергалось тогда, когда он улаживал конфликты между отделениями самой ООН — усмирял вражду между управлением миротворческих операций и департаментом гуманитарной помощи, боролся с недовольством простых сотрудников организации и их руководства. Зинсу были знакомы тысячи способов, с помощью которых чиновник мог мешать претворению в жизнь решений, ибо за свою долгую карьеру ему самому иногда приходилось к ним прибегать. Приемы ведения внутренней бюрократической войны были такие же разнообразные и сложные, как и тактика настоящих вооруженных конфликтов. Именно благодаря своему опыту на внутренних полях сражений взлет Зинсу к самой вершине был таким стремительным. Более того, настоящая победа в бюрократической битве может быть одержана только тогда, когда побежденным внушается мысль, что именно они одержали верх.

Зинсу давно пришел к выводу, что генеральный секретарь Организации Объединенных Наций чем-то сродни дирижеру оркестра солистов. Стоящая перед ним задача кажется невозможной, и тем не менее ее необходимо выполнить. Когда Зинсу был в ударе, ему без труда удавалось привести раздираемый противоречиями комитет к согласованной позиции, которую он для себя определял еще до начала заседания. Он искусно скрывал свои предпочтения, внешне поддерживая точку зрения, которую на самом деле считал неприемлемой. Зинсу мастерски разыгрывал напряженность между высшими чиновниками организации, ненавязчиво завлекал людей во временные коалиции, направленные против ненавистных соперников, проводил обсуждение важного вопроса через яростные стычки, подобно тому как опытный игрок на бильярде загоняет шар в лузу по тщательно рассчитанной траектории, определяемой сознательными столкновениями с другими шарами. И в конце заседания, когда комитет после долгих дебатов приходил к тому самому решению, которого хотел от него Зинсу, генеральный секретарь, обреченно вздыхая, великодушно заявлял, что остальным удалось убедить его встать на их точку зрения. Есть игроки бюрократических баталий, которым просто необходимо для удовлетворения самолюбия показать всем, что победу одержали именно они. Но настоящая власть принадлежит тем, кого в первую очередь интересуют победы по существу дела, независимо от того, какое впечатление это производит со стороны. Многие до сих пор принимали мягкие и обходительные манеры Зинсу за чистую монету, не догадываясь о том, что за ними скрывался железный, несгибаемый характер прирожденного лидера. То были проигравшие, мнившие себя победителями. Кое-кто из тех, кто поддерживал Зинсу, поступал так потому, что был убежден, будто генеральный секретарь находится у него в руках. Другие, более прозорливые, поддерживали Зинсу, так как верили, что это самый действенный руководитель ООН за последние десятилетия, — а эти люди понимали, что именно сейчас, как никогда, Объединенным Нациям нужен именно такой руководитель. В результате выигрывал не только Зинсу, но и организация, которой он посвятил свою жизнь.

Но сейчас виртуозный мастер добиваться единодушия вынужден был действовать в одиночку. Доверенная ему тайна была настолько взрывоопасна, что Зинсу не мог в свою очередь поделиться ею ни с кем. Никаких совещаний, консультаций, обсуждений — настоящих или мнимых. Рядом с ним был только этот американец из спецслужб, человек, к которому Зинсу проникся теплом далеко не сразу. Но теперь их объединяла не только общая тайна, но и сознание того, что их замысел, скорее всего, окончится полным провалом. Так называемая «доктрина Зинсу», как ее окрестила пресса, заключалась в том, что предпринимались только начинания, имевшие большую вероятность успеха. Данный случай ни в коей мере не удовлетворял этому требованию.

Однако какая была альтернатива?

Наконец Джэнсон заговорил снова:

— Позвольте рассказать вам о человеке, которого знаю я. Мозг этого человека представляет собой потрясающий инструмент, способный проводить в реальном времени поразительные аналитические исследования. Он может излучать бесконечное обаяние. И быть бесконечно жестоким. Мои бывшие коллеги из спецслужб объяснили бы вам, что подобные люди являются ценнейшим материалом — до тех пор, пока их сдерживают обстоятельства, в которые их поместили.

Ошибка создателей «Мёбиуса» заключалась в том, что они поставили этого человека в условия, не просто позволявшие, а требовавшие от него постоянного применения его природного дарования к свободной импровизации. В условия, когда немыслимые богатства и власть оказались в пределах его достижения. Он игралроль могущественного плутократа. Но только правила игры не позволяли ему быть в действительноститаковым. Поэтому он приложил все силы к тому, чтобы преодолеть систему защиты программы. И в конце концов это ему удалось.

— Этого никто не предвидел.

— Да, этого не предвидели создатели «Мёбиуса». Невероятное техническое мышление в сочетании с беспредельной глупостью во всем, что касается человеческой натуры, — для таких людей это типично. Да, они не смогли предсказать подобное. Но это было предсказуемо.

— Вы бы предвидели возможность такого поворота событий.

— Разумеется. Но не я один. Подозреваю, от вас также не укрылся бы огромный риск, сопряженный с программой.

Подойдя к бескрайнему письменному столу, генеральный секретарь Зинсу сел в кресло.

— Это чудовище, этот человек, угрожающий всем нам, — возможно, вы действительно хорошо его знаете. Но я для вас совершенно неизвестная величина. Простите меня, если я скажу, что ваша уверенность во мне ослабляет мою уверенность в вас.

— Такие слова не идут истинному дипломату, вы не находите? И все же я ценю вашу откровенность. Но, возможно, я все же знаю вас лучше, чем вы полагаете.

— А, эти ваши досье, составленные людьми, убежденными, что человека можно свести до чего-то вроде учебного пособия, — тот же самый образ мыслей породил программу «Мёбиус».

Джэнсон покачал головой.

— Не буду утверждать, что мы с вами знакомы — в обычном смысле этого слова. Но круговорот мировых событий в течение последних двух десятилетий обусловил то, что нам приходилось одновременно патрулировать одни и те же неспокойные воды. Мне хорошо известно, что на самом деле произошло в Сьерра-Леоне, в том памятном декабре, потому что я тогда был там — и имел доступ к сообщениям, передававшимся по каналам ООН. Создалась сложная ситуация. В регионе находятся миротворческие силы, специальный представитель Объединенных Наций координирует их действия. Приходится констатировать, до установления мира еще очень далеко: кровопролитная гражданская война разгорелась не на шутку. Командование миротворцев попросило специального представителя Матье Зинсу передать в Нью-Йорк доклад о положении дел с просьбой разрешить вмешательство в конфликт. Адресатом должен был стать верховный комиссар ООН, которому затем предстояло сделать сообщение членам Совета Безопасности — а те наверняка отказались бы дать санкцию на интервенцию.

Посмотрев на него как-то странно, генеральный секретарь промолчал.

— Вы понимаете, — продолжал Джэнсон, — что в этом случае погибли бы десятки тысяч ни в чем не повинных людей.

Он мог не вдаваться в подробности: был обнаружен склад вооружения и боеприпасов, недавно переправленных одним торговцем оружием из Мали. Командование миротворцев получило надежные разведданные о том, что предводитель повстанческих формирований собирается использовать это оружие, чтобы решить застарелый межплеменной конфликт, — причем начаться это должно было рано утром на следующий день. Повстанцы намеревались с этим оружием вторгнуться в провинцию Байокута, убивая мирных жителей и сжигая деревни. Это можно было предотвратить одним стремительным рейдом, уничтожив склад, при этом потери были бы минимальными. Расчеты военных и соображения нравственности не вызывали сомнений — как не вызывала сомнений неповоротливость бюрократической машины.

— Здесь мы подходим к самому интересному, — сказал Джэнсон. — И что делает Матье Зинсу? Он настоящий чиновник до мозга костей — спросите любого. Образцовый исполнитель. Неукоснительно придерживающийся правил. Но при этом он еще хитрый лис. В течение часа ваше представительство отправило в комитет по поддержанию мира шифрограмму, содержащую сто двадцать три доклада и донесения — полагаю, все пустые бумаги, оказавшиеся у вас под рукой. И в этой шифрограмме под номером девяносто семь было запрятано помеченное припиской «Если не будет получен приказ об отмене» уведомление о предполагаемой военной акции миротворческого контингента с указанием точной даты ее выполнения. После чего вы с чистой совестью сказали генералу войск ООН, размещенных в окрестностях Фритауна, что передали высшему руководству Объединенных Наций о его планах и не встретили возражений. В определенном смысле это была правда. Как правда и то, что до уведомления об операции в канцелярию верховного комиссара добрались только через три дня после того, как эта операция была проведена.

— Не могу понять, к чему вы клоните, — скучающим голосом проговорил Зинсу.

— А дальше все всплыло на поверхность, но в каком виде — впечатляющий успех, проведенный без потерь рейд, позволивший избежать гибели тысяч мирных жителей. Ну ктоотказался бы от лавров? Верховный комиссар с гордостью заявил своим коллегам, что он, разумеется,дал добро на проведение операции, даже намекнул, что это была его идея. И, принимая поздравления, верховный комиссар не мог не проникнуться добрыми чувствами к Матье Зинсу.

Зинсу пристально посмотрел Джэнсону в глаза.

— Генеральный секретарь. ООН ничего не опровергает и ничего не подтверждает. Но, смею утверждать, подобная история не может укрепить веру в предсказуемость человеческих поступков.

— Как раз напротив — я научился узнавать отличительные признаки вашего личного стиля работы. Позднее, в моменты обострения кризисов в Ташкенте, на Мадагаскаре, на Коморских островах, я обращал внимание на ваш необыкновенный дар находить лучший выход из самой сложной ситуации. Я видел то, что не видели другие: вы не столько следовали правилам, сколько думали о том, как заставить правила идти у вас на поводу.

Генеральный секретарь пожал плечами.

— У меня на родине есть одна пословица. В вольном переводе она звучит примерно так: «Когда вдруг замечаешь, что оказался в яме, прекращай копать».

— Я также убедился в вашей поразительной скромности. На вашем личном счету столько заслуг, но вы предпочитаете о них молчать.

— Ваши слова позволяют сделать вывод о том, что за мной было организовано наблюдение — незаконное, вторгающееся в мою личную жизнь, совершенно неуместное.

— Я принимаю это как подтверждение изложенных фактов.

— Вы необычный человек, мистер Джэнсон. Это я вам точно говорю.

— Позвольте задать вам один вопрос: что можно дать человеку, у которого есть все?

— Таких людей нет, — ответил Зинсу.

— Совершенно верно. Демарестом движет жажда власти. А власть — это такая штука, которой никогда не бывает достаточно.

— Отчасти потому, что власть создает почву для своего разрушения, — задумчиво заметил генеральный секретарь. — Это один из уроков так называемого «Американского века». Быть могущественным — значит быть могущественнее остальных. Нельзя недооценивать силу чувства обиды — об этом учит вся мировая история. Самая сильная сторона в слабых — это их ненависть к сильным. — Зинсу откинулся на спинку кресла, впервые за многие годы жалея о том, что бросил курить. — Но я вижу, к чему вы клоните. Вы считаете, что этот человек страдает манией величия. Никак не может насытить свою жажду власти. И именно эту приманку вы положили в капкан — власть.

— Да, — подтвердил Джэнсон.

— Один из моих выдающихся предшественников частенько говорил: «Ничто не опасно так, как хорошая идея, когда это единственное, что у вас есть». Вчера вы весьма красноречиво критиковали основополагающие предпосылки программы «Мёбиус». Смотрите, как бы вам не повторить те же самые ошибки. Вы строите модель этого человека...