Дурочка, или Как я стала матерью Чемберлен Диана
Добравшись до отделения «Скорой помощи», он обнаружил, что приемная превратилась на время в заднюю комнату «Шорти». Здесь сидел Кенни Галло, а с ним – Уолтер Лискот, Брайан Касс и еще несколько завсегдатаев ресторана. Наконец, в комнате находились двое полицейских. Один из них, Пит Майрон, явно поджидал Алека.
– Что случилось? – спросил у него Алек.
Прежде чем объяснить, Пит предусмотрительно вывел его в коридор.
– Знаешь Брока Дженсена? – спросил он Алека.
Тот не сразу понял, о ком идет речь.
– Это парень с татуировками?
– Да. Судя по всему, он избил твою дочь, – пояснил Пит.
Алек вспомнил Мэгги, которая спокойно сидела дома у соседей, и только потом осознал, что речь идет о Лэйси.
– Где она? – Он посмотрел в сторону больничной палаты. – Это серьезно?
– Она дома, – ответил Пит. – Мы послали туда сотрудника, чтобы проверить ее состояние. Лэйси в порядке, если не считать нескольких синяков. Чего не скажешь про Дженсена. Его раны сейчас как раз зашивают. У Клэя сломан палец.
– У Клэя? – Алек вообще перестал что-либо понимать. – О чем это ты?
– Клэй нашел Дженсена в «Шорти» и сделал из него отбивную.
– Клэй?!
Алек не верил своим ушам. Клэй не был неженкой, но он терпеть не мог насилия. Более того, он презирал саму идею мщения. Даже на процессе Захарии Пойнтера, выслушивая рассказ о том, как тот убил его мать, Клэй повторял одно и то же: «Я не буду поддерживать просьбу о смертной казни. Просто не буду».
– Лэйси отказалась выдвигать обвинение, – объяснил Пит. – Броку тоже хватило ума не писать заявление. Так что нам тут, собственно, делать нечего.
– Где Клэй? – спросил Алек. У него накопилось много вопросов, но задать их он собирался собственному сыну.
– В отделении, – кивнул Пит. – Под присмотром твоей жены.
Оливия сидела возле Клэя, перевязывая ему сломанный палец. Губа у него распухла, а на скуле красовался здоровенный порез, но в целом он выглядел неплохо.
– Привет, пап, – сказал он Алеку таким тоном, будто подобное случалось с ним каждый день.
– Может, хоть ты объяснишь, что произошло? – спросил Алек.
– Да так, небольшая потасовка, – заметила Оливия, даже не подняв головы.
Было видно, что Клэю не хочется об этом говорить. Он устало вздохнул.
– Брок Дженсен был у нас дома с Лэйси, – проговорил он наконец.
– Что значит, «был с Лэйси»? – Алек не в состоянии был представить свою дочь с этим типом. – Он что, пытался ее изнасиловать?
Клэй отвел взгляд, старательно избегая вопроса.
– Брок ударил ее, – продолжил он. – Когда я узнал об этом, то отправился в «Шорти» и… – Он глядел на отца с виноватой улыбкой. – Не слишком на меня похоже, правда?
Да уж, это было совсем на него не похоже.
– Почему он ударил Лэйси? Он что, пробрался в дом и…
– Я уверен, что Лэйси сама его пригласила, – поморщился Клэй. – Она не очень-то… разборчива в связях.
Ему не хотелось этого слышать. Алек и сам замечал признаки подобной неразборчивости, но старался не обращать на них внимания.
– Ты не ответил на мой вопрос об изнасиловании, – напомнил он.
Клэй выглядел раздраженным, но у Алека возникло ощущение, что сын сердится не на него, а на Лэйси.
– Насколько я знаю, – снова поморщился Клэй, – там никто никого не принуждал.
Оливия закончила перевязывать палец и осмотрела порез на его лице.
– Наложишь шов? – спросил Клэй.
– Да нет, обойдешься повязкой, – сказала она, выбирая один из фиксирующих пластырей.
– Броку здорово досталось? – поинтересовался Алек у жены.
– Перелом носа, сотрясение. – Оливия сохраняла врачебную невозмутимость. – Над щекой, видно, придется поработать пластическому хирургу.
Алек не смог удержаться от улыбки. Он был человеком цивилизованным, отцом такого же цивилизованного сына. Однако в душе его расцветало первобытное чувство мужской гордости за то, что парень вступился за его дочь и вышел из этой драки победителем.
Клэй неожиданно выпрямился, бросив взгляд в сторону двери. Обернувшись, Алек увидел, что в палату вошла Джина. Она тут же поспешила к Клэю.
– Ты в порядке? – В ее голосе слышалась неподдельная забота. Джина осторожно коснулась распухшей губы Клэя, и Алек сразу же догадался, что отношения между ними вышли за рамки дружеских.
Клэй сжал ее ладонь.
– Все в порядке, – ответил он. – Лэйси с тобой?
– Нет, – покачала головой Джина. – Вряд ли ей хочется демонстрировать свое лицо. Впрочем, выглядит она не так уж ужасно, – сказано это было для того, чтобы успокоить Алека. – К тому же дома дежурит сотрудник полиции.
– Поеду-ка я повидаюсь с ней, – сказал Алек, вытаскивая из кармана ключи от машины.
– Не стоит, – взглянул на него Клэй.
– Почему?
– Дай ей побыть одной. Позвони лучше по телефону.
– Кроме того, мне тоже нужно поговорить с тобой, – сказала Алеку Оливия. Она встала, аккуратно закрепив пластырь на щеке Клэя.
Алек положил руку ей на плечо.
– Как только вернемся домой, – с улыбкой сказал он.
Дождавшись, пока Джек и Мэгги улягутся спать, Алек с Оливией устроились на веранде. Волны с шумом накатывали на узенький пляж прямо за домом. Оба они успели поговорить с Лэйси, которая настаивала на том, что с ней все в порядке. Просто немыслимо, говорила она, что Клэю с Броком требуется серьезное лечение из-за какой-то «ничтожной пощечины». Алеку хотелось лично убедиться в том, что с Лэйси все в порядке, но та и слышать не желала об этом. В любом случае они увидятся в понедельник, когда Лэйси придет на работу.
– Ты хотела поговорить о Лэйси? – спросил он Оливию.
– О ней тоже. Но для начала я хотела бы поговорить о Джине.
– Что такое?
– Ты уже решил, как поступить с линзами?
– Да я об этом пока не думал.
– Но ты же обещал Клэю подумать.
Алек чувствовал, что разговор будет не из приятных. Что-то из серии «ты все делаешь не так». Оливия очень редко затевала подобные беседы, и именно поэтому Алек научился прислушиваться к ней.
– Я действительно собираюсь как следует все обдумать, – сказал он Оливии.
– Если она и правда в родстве с Пурами, тебе стоит помочь ей с линзами. Очевидно, в эмоциональном плане маяк стал для нее связующим звеном с родными. Клэй говорил, что у нее нет семьи. Поэтому-то она и хочет удочерить ту маленькую девочку. Создавая для нее семью, она создает ее в то же время и для себя.
– Если линзы так много значат для нее, – нахмурился Алек, – то почему она сразу не сказала об этом? К чему все эти басни про увлечение маяками?
Оливия помолчала, из чего он сделал вывод, что она просто не знает, что ответить.
– Алек, – теперь она смотрела ему прямо в лицо, – мне нужно кое-что тебе сказать, но я, если честно, боюсь.
– Боишься? – Алек не понимал, к чему она клонит.
– Дай мне высказаться, хорошо? Просто не перебивай меня.
Он кивнул, и Оливия крепко сжала его руку.
– Много лет тому назад, – начала она, – ты всеми силами пытался спасти маяк. И все потому, что он напоминал тебе об Анни. Там вы встретились, там проводили много времени. Вы оба любили маяк, и он обрел для тебя особенное значение. Я это прекрасно понимаю.
Алек снова кивнул.
– А теперь ты по той же причине делаешь все, чтобы линзы остались лежать на дне океана.
– Что ты хочешь этим сказать?
Оливия прижала палец к его губам.
– Подожди, дай мне закончить. Маяк по-прежнему напоминает тебе об Анни, но теперь это связано у тебя с неприятными чувствами. После того как ты узнал правду, тебе захотелось выбросить из своей жизни все, что напоминало о ней.
Оливия была права. Он ненавидел маяк, который когда-то значил для него так много.
– И неважно, – продолжила Оливия, – в чем именно состоит твое желание: спасти маяк или сделать все, чтобы линзы остались на дне океана. В обоих случаях твое решение зависит от чувств к Анни. Но линзы – всего лишь стекло, Алек. – Она вновь сжала его руку. – Ты придаешь им слишком большое значение, а это всего лишь кусок стекла.
Он открыл рот, чтобы возразить, но Оливия его остановила.
– Я еще не закончила, – заметила она. – Я очень люблю тебя, Алек, и могу сказать, что эти десять лет были лучшими в моей жизни. Но дело в том… Только не сердись на меня, ладно? Я чувствую, что тебе необходимо рассказать Лэйси и Клэю всю правду об Анни.
– С какой стати? – возразил Алек. – Им совершенно не нужно об этом знать. Лэйси и так известно, что ее родной отец – Том. Думаю, этого вполне достаточно.
– Ты все еще оберегаешь память об Анни, – сказала Оливия. – Не стоит. Кроме того, это вредит твоим детям.
Алек уже не старался справиться с раздражением.
– Тебе не кажется, что это несколько эгоистично с твоей стороны? – спросил он.
На глазах у Оливии показались слезы.
– Я тревожусь из-за Лэйси, – сказала она. – Мне просто тошно при мысли о том, что она водит к себе таких парней, как этот Брок. Да еще в дом смотрителя.
Алек прекрасно понимал, о чем думает его жена. То же самое делала когда-то Анни. Водила мужчин в дом смотрителя, пока там еще жила Мери Пур. Анни ложилась в постель чуть ли не с первым встречным. Она и с Алеком сблизилась уже в первый час их знакомства. Ее всегда заботили другие: она стремилась не столько получать удовольствие, сколько давать его. Но Лэйси об этом не знала.
– Я не предполагал, что распущенность передается по наследству, – сказал он Оливии.
– Вот это и есть самое пугающее, – заметила она. – Лэйси без разбора меняет парней, не утруждая себя серьезными отношениями. Она – вылитая Анни. Выглядит, как она. И так же, как она, не получила образования.
– Ну, Анни-то училась в колледже.
– Но так его и не закончила, – возразила Оливия. – Лэйси, как и ее мать, предпочла заняться мозаикой, хотя и говорила раньше о том, что хочет стать ветеринаром. Лэйси любит животных, и из нее мог бы получиться хороший врач. Но она напрочь забыла об этих интересах, поставив на первое место работу со стеклом.
Алек знал, что Оливия, как никто другой, понимала потребность копировать Анни О’Нил. В свое время, пытаясь справиться с ревностью и замешательством, она тоже следовала этим путем.
– Лэйси, как и Анни, с успехом играет роль местной благодетельницы – Оливия вновь взяла его руку. – Алек, она должна узнать. А тебе пора расстаться с этой одержимостью маяком. Хочешь ты того или нет, но Анни по-прежнему управляет твоей жизнью.
Алек ответил не сразу. Он понимал, что Оливия права и ему нужно сделать свой выбор.
– Я не могу разрушить тот образ матери, который сложился у Клэя и Лэйси, – выговорил он наконец. – Прости, но на это я пойти не могу. Другое дело – линзы. Я скажу Клэю, что согласен помочь. Что сделаю все возможное, лишь бы поднять их наверх.
44
Понедельник, 11 мая 1942 г.
Что я наделала? Правильно ли я поступила? Вряд ли мне удастся когда-нибудь найти ответ на эти вопросы. Если я в чем-то и уверена, то только в том, как мне сейчас плохо. Меня тошнило всю ночь, и вот теперь я лежу в чужой спальне чужого дома, в чужом для меня городе, а Деннис и его сестра Сью-Энн о чем-то переговариваются в гостиной. Слов я не слышу, но знаю, что речь идет обо мне. Мой приезд привел Сью-Энн в замешательство, но это не помешало ей отнестись ко мне с искренней теплотой. Это она принесла мне куриный суп, который стынет сейчас на столике рядом с кроватью. Даже представить не могу, что мне когда-нибудь снова захочется есть.
Я и не думала, что Деннис настолько религиозен. Разумеется, я знала, что по выходным он ездит на католическую службу в Короллу, но я не думала, что религия занимает в его жизни такое важное место. В этом он похож на свою сестру, которая работает медсестрой в католической больнице. По всему дому у них расставлены фигурки Марии и Иисуса, а на стенах висят изображения Христа. Такое чувство, будто я попала в другую страну.
Хотя с момента моей последней записи прошло чуть больше суток, вся моя жизнь за это время полностью изменилась. Вчера утром, пробудившись от ужасного сна, в котором Сэнди убивал моих родителей, я поспешила на пляж, к тому месту, где стояла палатка Денниса. Я объявила, что согласна ехать с ним в Хай-Пойнт. Удивлению его не было предела. Он спросил, почему я изменила свое решение и когда ему можно будет поговорить с моими родителями. Я сказала, что поеду с ним лишь при условии, что он ни слова не скажет моим родителям и мы никогда больше не вернемся на Отмели. Деннис сказал, что не может так поступить, и тогда я расплакалась. Возможно, я и до этого плакала, но тут я просто разрыдалась, и до Денниса дошло, что я в настоящей панике. «Что-то случилось? – засыпал он меня вопросами. – У тебя неприятности?»
Видимо, он решил, глядя на мою истерику, что я беременна (буду-ка я, пожалуй, прятать здесь свой дневник еще лучше, чем прятала его дома).
– Я узнала о войне нечто такое, что мне лучше уехать отсюда. Иначе могу пострадать не только я, но и мои родители.
– Что такое ты могла узнать о войне… – нахмурился Денни.
– Неважно, – покачала я головой. – Не спрашивай меня больше об этом. Давай просто уедем отсюда, и поскорее.
Какое-то время он молча смотрел на меня, после чего кивнул.
– Хорошо, давай уедем.
– И ты обещаешь, что мы никогда не вернемся назад?
Деннис снова кивнул.
– У меня такое чувство, что, если я еще раз приеду сюда, меня просто арестуют, – сказал он как бы между прочим. – Когда ты будешь готова?
– Сегодня вечером, – ответила я. – Встретимся на Главной дороге, хорошо?
– Хорошо, – согласился он.
До отъезда мне нужно было сделать кое-что важное. Я хотела сообщить мистеру Хьюитту, что Сэнди – тот самый предатель, которого он ищет. Я долго ломала голову над тем, как мне это сделать. Само решение далось мне нелегко. Я помнила, с какой любовью он обращался со мной в эти несколько недель. Помнила нашу чудесную ночь в лодке. Неужели он просто использовал меня? Трудно было в это поверить. Но то, как он повел себя в последнюю ночь, стало для меня настоящим шоком. Я узнала совсем другого Сэнди. Вдобавок надо было выручать мистера Сато: все считали шпионом его, хотя настоящим шпионом был Сэнди. Но я не могла просто взять и прийти к мистеру Хьюитту на станцию Береговой охраны. Во-первых, Сэнди сразу бы догадался, что я замышляю. Во-вторых, мистер Хьюитт запретил мне разговаривать с ним в присутствии его парней.
Оставить ему записку я тоже не могла. Было всего лишь воскресенье, а он придет на маяк не раньше вечера вторника. За эти три дня записка наверняка попадется на глаза родителям. И тогда я сделала то, что могло сработать, а могло и не сработать. Я поднялась в световую камеру с тем рубиновым ожерельем, которое подарил мне Сэнди. Рубин – из тех камней, которые могут резать стекло. У меня, правда, промелькнула мысль, не подарил ли он мне подделку. Что ж, настало время это выяснить. Там, где я обычно оставляла свою записку, я выцарапала на стекле имя Сэнди. Разумеется, его настоящее имя, то самое, которое я тщательно вычищала бритвой с первых страниц дневника (на случай, если кто-то найдет его и втянет мою семью в неприятности). Господи, как же мне страшно! Остается надеяться, что я все сделала правильно.
По правде говоря, я понятия не имею, увидит ли мистер Хьюитт вырезанное на стекле имя. В глубине души я надеюсь, что этого не произойдет, потому что никак не могу поверить в то, что Сэнди такой уж плохой. Во всяком случае, я попытаюсь проинформировать мистера Хьюитта. А потом придется положиться на волю судьбы.
Родителям я оставила записку. Написала, что уезжаю туда, где смогу получить хорошее образование, а со временем закончу колледж и стану учительницей. Родители давно считают, что я отбилась от рук, так что вряд ли их удивит мое бегство. Я даже не написала, что люблю их и буду скучать по ним, хотя все это чистая правда. Я только добавила, что буду в полной безопасности, иначе они сойдут с ума от беспокойства.
По пути в Хай-Пойнт я не проронила ни слова. Дорога тянулась бесконечно, и с каждой милей мне становилось все хуже. Меня тошнило потом ночь напролет. Я старалась не думать о том, что сделала. Сбежала из дома, выдала Сэнди и все такое прочее. С собой я взяла только дневник, кое-что из одежды и это ожерелье, в подлинности которого я больше не сомневаюсь. Не понимаю, как человек, подаривший мне настоящее рубиновое ожерелье, мог так поступить со мной?
Для Денниса и Сью-Энн не секрет, что я схожу с ума от беспокойства, но им хватает такта не допытываться у меня о причинах моего бегства. За это я им искренне признательна. Сью-Энн – добрейшее в мире существо. «Просто положись на нас, детка» – так она мне сказала. Именно это я и собираюсь сделать, потому что ничего другого мне не остается.
45
Никогда еще на парковке у «Шорти» не было так пусто. Должно быть, все, кого пригласили отметить восьмидесятилетие Генри, оставили свои машины по соседству, чтобы не возбудить подозрений именинника. Джина, впрочем, припарковалась вплотную к двери. Она и так испереживалась, пока везла сюда воздушные шарики. Не факт, что ей удалось бы сберечь их в целости и сохранности, если бы она добиралась до ресторана пешком.
Не так-то просто было сместить фокус своего внимания с Рани на это торжество. Джина так и не получила ответа от миссис Кинг, хотя оставила ей еще одно сообщение. Зато после обеда ее ожидало очередное письмо от Дениз, которая по-прежнему жила в Хайдарабаде.
«Дети все еще здесь, – писала Дениз, – хотя в любой момент их могут перевести в государственный приют. Рани тебя помнит и все время спрашивает, где ее «мама». Одна из новых воспитательниц говорит по-английски. Она-то мне и переводит. Я попросила ее объяснить Рани, что ты ждешь ее и думаешь о ней каждый день».
Каждую минуту. Джина плакала, читая это письмо. От радости, что Рани пока не перевели в другой приют и Дениз может присмотреть за ней. И от мысли о том, что девочка еще помнит свою «маму». Как же это несправедливо. Как жестоко по отношению к ним обеим.
Она вновь обратила внимание на воздушные шарики, которые надо было аккуратно извлечь из салона автомобиля и перенести в ресторан. Уже в задней комнате она выпустила из рук длинные ленты, и первые гости начали украшать шарами помещение.
Время близилось к половине седьмого, и народу в зале становилось все больше. Заднюю комнату закрыли на вечер для публики, но это никак не сказалось на посетителях, потому что почти все они оказались в числе приглашенных – за исключением разве что близких дружков Брока. Игра в бильярд была уже в разгаре, а еще парочка парней коротала время за игрой в дартс. Оставалось надеяться, что они не попадут в развешанные повсюду шары. Уолтер и Брайан затеяли очередную шахматную партию, пообещав закончить ее с приездом Генри. Шахматный столик задвинули в дальний конец комнаты, а по всему залу расставили маленькие столы, на которых красовались простенькие букеты. Шеф-повар уже готовил для приглашенных пасту и фаршированную камбалу.
– Джина!
Повернувшись, она увидела Мэгги О’Нил, которая мчалась к ней от входной двери. Наклонившись, Джина крепко обняла девочку.
– Привет, Мэгги, – сказала она. Джину порадовала доброжелательность девочки. С Мэгги они встречались только однажды – в ту ночь на дюнах, и Джина не ожидала, что девочка запомнит ее. Вслед за Мэгги к ней подошли родители девочки, и Джина первой протянула Алеку руку.
– Большое вам спасибо, – произнесла она.
Джина еще не разговаривала с Алеком с тех пор, как тот решил помочь ей с подъемом линз. Просто поразительно, как быстро стронулось все с места, когда Алек сделал пару звонков нужным людям. Оставалось лишь сожалеть, что это не произошло месяцем раньше. Денег тоже оказалось больше чем достаточно. Необходимые средства предоставило не только общество по сохранению маяков, но и туристическое бюро, несколько банков и агентство «Диллард».
– Рад помочь, – откликнулся Алек. – Когда их будут поднимать?
– В понедельник, если позволит погода.
– Линзы отправятся в «Атлантический музей»?
– Я пообщалась с представителями Общества по сохранению маяков и попросила их найти местечко где-нибудь поближе, на северных пляжах. В противном случае – да, линзы отправятся в музей.
– А когда приедет Генри? – поинтересовалась Оливия, и Джина взглянула на часы.
– Через десять минут, – сказала она. – Лэйси и Клэй уже везут его сюда, чтобы отпраздновать его день рождения втроем, – так они ему сказали. – Она повернулась к собравшимся: – Минутку внимания!
Разговоры в зале затихли, и все выжидательно уставились на Джину.
– Генри прибудет около семи, – объявила Джина. – Лэйси забежит чуть раньше, чтобы предупредить нас о его приезде. И как только он войдет, мы дружно прокричим: «Сюрприз!» Договорились?
Гости, покивав, вернулись к прежним занятиям.
– Как дела у Лэйси? – поинтересовалась Оливия.
– Все хорошо, – ответила Джина. – Синяк еще не сошел, но щека уже не болит.
Лэйси слегка пугала необходимость появиться в «Шорти», поскольку она боялась встретиться здесь с Броком. Но Брок, судя по всему, уехал из города – возможно, в поисках хирурга, который бы подремонтировал ему разбитую щеку. Накануне вечером Джина устроила для Лэйси сеанс массажа, который обещала ей еще на день рождения. Массаж оказался как нельзя кстати: плечевые мышцы у Лэйси просто свело от напряжения. Инцидент с Броком не прошел для нее даром, но в целом, как считала Джина, ей это было только на пользу: Лэйси давно нуждалась в хорошей встряске.
Клэй сегодня тоже нервничал, и не без оснований. Они с Джиной впервые должны были предстать перед Генри в качестве пары, и Клэя тревожило, как старик отреагирует на то, что его внучке уже нашли замену.
«Почему бы тебе просто не поговорить с ним?» – предложила Джина, когда Клэй поделился с ней своими соображениями. Но сделать это было не так-то легко: Клэй и Генри привыкли понимать друг друга без слов, и любые разговоры такого рода были обречены на провал. Главное, впрочем, считала Джина, что Клэй мог говорить с ней. За последнее время они сблизились еще больше. Каждую ночь Джина спала в его постели, только теперь они регулярно пользовались презервативами. Впрочем, та первая ночь, когда они не предохранялись, не обернулась для них ничем серьезным: Джина была не из тех, кто может с легкостью забеременеть.
О будущем они не говорили, и Джина была этому только рада. Ей не хотелось думать о том, что уже через месяц ей предстояло вернуться на работу.
– А вот и Лейс, – сказал Алек, кивая в сторону двери. В тусклом свете задней комнаты синяк на лице девушки был едва различим. Лэйси бросила взгляд на бильярдный стол, но тут же успокоилась, не увидев там Брока.
Лэйси быстро обняла брата и сестру, после чего поспешила к Джине.
– Прошу прощения, что мы раньше назначенного времени, – извинилась она. – Я ушла вперед под предлогом того, что мне нужно заглянуть в туалет. Клэй и Генри будут здесь с минуты на минуту.
– Всем внимание! – хлопнула в ладоши Джина. – Генри уже тут, так что не шумите.
В комнате воцарилась тишина. Произошло это как нельзя кстати: за дверью раздались мужские шаги.
«А почему тут закрыто?» – послышался голос Генри.
Люди в зале тихонько засмеялись. Генри распахнул дверь и вошел в комнату. Клэй держался за его спиной.
– Сюрприз! – загремели голоса, и звонче всех раздавался голосок Мэгги. – Сюрприз, сюрприз, сюрприз! – выкрикивала она, хлопая в ладоши.
Генри театрально схватился за грудь, но на его лице сияла улыбка.
– Что тут… – начал было он, но все дружно запели «С днем рождения!». Джина тоже не могла сдержать улыбки: было очевидно, что их затея пришлась старику по душе.
Вечер удался на славу. Джина помогала другой официантке обслуживать столики – за привычным занятием она чувствовала себя гораздо проще. В свободные минуты она усаживалась рядом с Клэем, на лице у которого еще виднелись синяки и царапины – следы стычки, в которой он отстоял честь сестры. Клэй не скрывал своей симпатии к ней, и Генри это заметил. Краем уха Джина услышала, как он сказал Клэю: «У тебя всегда был хороший вкус на женщин». Она мысленно поблагодарила Генри, отправляясь за очередным подносом с едой. Одной лишь фразой он сумел развеять тревоги Клэя.
После ужина Генри стал рассматривать открытки и подарки, которые принесли ему гости. Неожиданно из дальнего угла раздался какой-то бамм, и все взглянули в ту сторону.
– Уолтер! – Брайан быстро обогнул столик, за которым сидел вместе с приятелем, и лишь тогда Джина заметила, что Уолтер вывалился из своего кресла и теперь лежит на полу. Вскочив, она бросилась к столику, но Оливия и Алек ее опередили. Они перевернули Уолтера на спину, и Оливия попыталась нащупать его пульс.
– Я сделаю ему массаж сердца, – сказал Алек, расстегивая на груди старика рубашку.
– Позвоните в «Скорую»! – крикнула собравшимся Джина.
– Он что, умер? – спросила Мэгги, но не успела Джина ей ответить, как рядом появилась Лэйси.
– Мэгги, Джек, идемте со мной, – обменялась она с Джиной понимающими взглядами. – Побудем немножко на улице.
– Что мама с ним делает? – снова спросила Мэгги, следуя за старшей сестрой на улицу. Лэйси шагнула за порог, и Джина не услышала ответа.
Оливия тем временем делала Уолтеру искусственное дыхание, а Алек ритмично нажимал ему на грудь. Окружающие тихонько переговаривались, и лишь от Уолтера не исходило ни звука.
Генри перебрался к столу, за которым раньше сидел Уолтер, и они с Брайаном тихо наблюдали за происходящим. Трудно было понять, о чем они думают. Брайан, Генри и Уолтер казались неотделимыми от «Шорти». Невозможно было представить себе это место без кого-то из них.
– Ну же, Уолтер, – мысленно повторяла Джина.
Клэй приблизился к троице на полу.
– Может, заменить кого-нибудь из вас? – спросил он отца и Оливию.
– Пока не нужно, – Алек продолжал нажимать на хрупкую стариковскую грудь, и Клэй снова отошел в сторону, дожидаясь своей очереди.
Шли минуты. Скоро в отдалении послышался вой сирены. И в тот самый момент, когда в комнату вбежали врачи, Уолтер дернулся, закашлял и начал дышать самостоятельно. Собравшиеся с облегчением вздохнули.
Врачи положили Уолтера на носилки и понесли его к машине «Скорой помощи». Оливия сказала, что поедет с ними в больницу, а Алек на своей машине отвезет Джека и Мэгги домой. Как только отец и мачеха уехали, Клэй повернулся к Джине.
– Я отвезу Генри домой, – сказал он, – и побуду с ним немного.
Джина кивнула.
– Наверняка он переживает, хоть и старается держать себя в руках.
– Все мы переживаем, – пожал плечами Клэй. – Приезжай к нам, когда закончишь здесь.
– Хорошо, – кивнула она.
Гости тем временем расходились один за другим. Джина и вторая официантка остались в комнате, чтобы убрать со столов. Когда все ушли, в зале воцарилась давящая тишина. Воздушные шарики собрали в одном месте, а столики распихали по сторонам, чтобы освободить место для врачей и носилок. Кресло Уолтера по-прежнему стояло у стола, а на полу валялась незаконченная фигурка очередной утки.
– Ступай и ты, – сказала ей вторая официантка, когда Джина принялась убирать со столов.
– Что ты, – возразила она, – я не могу оставить это все на тебя.
– Ступай. – Официантка подтолкнула ее к двери. – Ты должна быть сейчас со своими близкими.
Поблагодарив, Джина направилась к машине. Со своими близкими. От этих слов на лице у нее расцвела улыбка. Она завела двигатель и поехала к дому Генри.
46
Понедельник, 8 июня 1942 г.
Я прожила в Хай-Пойнт уже месяц, но это место по-прежнему кажется мне пугающе огромным. Деннис и Сью-Энн только смеются, когда слышат это, поскольку Хай-Пойнт, как я понимаю, не идет ни в какое сравнение с настоящими городами. И все же любое место будет больше Реки Поцелуев.
Дом у Денниса очень старый, но в хорошем состоянии. Правда, денег у них маловато, и я стараюсь помочь чем могу. Вчера, например, я красила ванную комнату.
Деннис определил меня в школу. Думаю, ему пришлось использовать свои связи, так как официально он не является моим опекуном. Мне нравятся другие ученики, хотя настоящих друзей у меня здесь нет. Кое-кто посмеивается над моим говором, но делают они это не со зла. По крайней мере, мне так кажется. По возрасту я могу претендовать на первый год в старших классах, но ровесники опережают меня по всем предметам. Теперь я понимаю, что имел в виду Деннис, когда говорил, что мое образование оставляет желать лучшего. Я привыкла учиться с ребятами самого разного возраста, а здесь я сижу в классе со своими ровесниками. Чтобы я не отставала, Деннис готовит со мной по вечерам уроки. С самого начала он предложил мне на выбор: заниматься что есть сил, чтобы идти вровень со сверстниками, или отстать на год-другой. Конечно же, мне не хочется быть в числе отстающих. Скоро я пойду в летнюю школу, чтобы с осени чувствовать себя не хуже других.
По воскресеньям я должна ходить с ними в церковь. Это одно из условий моего пребывания здесь. По сути, это единственное серьезное условие, если не считать посещения школы. Мне нравится в церкви, хотя я никак не могу понять, когда нужно вставать, а когда кланяться, ну и так далее. Не понимаю, как только Деннис и Сью-Энн угадывают это. Еще я не знаю, о чем говорит священник, потому что проповеди читаются на латыни. Но я надеюсь, что со временем буду понимать их, потому что изучаю этот язык в школе.
Еще у меня есть библиотечная карточка. Библиотека – лучшее место на земле. Я заглядываю туда после школы, и Деннису в такие дни приходится уволакивать меня оттуда силой.
Он даже расхохотался, увидев меня первый раз с кучей книг в руках. «Не нужно тащить домой всю библиотеку, – сказал он мне. – Поверь, эти книги никуда отсюда не денутся».
Мне так жаль ребятишек, с которыми я ходила в школу на Отмелях. Они даже не знают, как много теряют. С другой стороны, все они живут с родителями, а я уже своих, скорее всего, никогда не увижу.
Я и не думала, что Деннис такой добрый. Я даже рассказала ему о том, как Сэнди со мной обошелся. Конечно, я ни слова не упомянула о его работе на немцев. Я говорила и плакала, а Деннис меня утешал. У Сью-Энн тоже слезы выступили на глазах, и она тихонько поглаживала меня по голове. Они поинтересовались, не поэтому ли я сбежала в Хай-Пойнт, но я заверила их, что нет, не поэтому, но настоящей причины я им открыть не могу. Не знаю, что именно они подумали, но их, похоже, это не особенно-то и волнует. Деннис и Сью-Энн стараются нести в мир добро. Думаю, меня они тоже считают очередным своим проектом. Вот и прекрасно. Я рада, что оказалась в их доме. А то куда бы мне еще идти?
Я скучаю по своему дому, скучаю по родителям. Кажется, отдала бы все на свете, лишь бы еще раз постоять с папой на галерее маяка или послушать, как мама читает мне нотации. Когда война закончится, я постараюсь повидаться с ними. Мне больно думать, что они тревожатся за меня. И все же я рада, что ушла из дома, ведь теперь они могут чувствовать себя в полной безопасности. Интересно, нашел ли мистер Хьюитт ту надпись, которую я сделала на линзе?
Здесь я пристрастилась к чтению газет. Пока вы живете на Реке Поцелуев, нужно все время напоминать себе о том, что существует огромное множество других мест, где происходят самые разные события. А газета расскажет вам не только обо всей Америке, но и о целом мире. Деннису нравится, что я читаю газеты: он любит обсуждать со мной разные статьи. Чего он не знает, так это истинной причины моего интереса. Я же все время высматриваю новость о том, что в Береговой охране обнаружили предателя. На самом деле я боюсь прочесть что-нибудь подобное. А вдруг Сэнди решит, что это я его выдала, и его сообщники отомстят моим родителям? Тот ужасный сон до сих пор стоит у меня перед глазами. Может, правда, мистер Хьюитт так и не заметил ту надпись, которую я оставила на линзах. Или же он узнал, что я сбежала из дома, и не стал тратить время на поиски записки. С каждым днем я все меньше и меньше уверена в том, что он узнал имя предателя. Стыдно признаться, но я этому только рада. Любовь – странная штука. Ну как можно любить того, кто причинил тебе такую боль? Я уже не говорю о том, что его предательство дорого обходится простым американцам. А как насчет мистера Сато? Сэнди готов был без зазрения совести отправить его в тюрьму, хотя шпионил-то не японец, а он сам.
Здесь я могу без опаски носить свое рубиновое ожерелье. Поначалу я думала выбросить его или хотя бы отдать, ведь оно досталось мне от человека, который оказался на поверку настоящим лжецом. Но потом я все-таки решила сберечь его. В каждом человеке есть что-то хорошее. И это украшение будет напоминать мне о том Сэнди, которого я когда-то знала.
47
Утро понедельника выдалось жарким и душным. Джина еще спозаранку отправилась на пляж с Клэем и Сашей. Они стояли в воде, к востоку от маяка, а волны доходили им практически до пояса. Если повезет, уже сегодня она узнает имя своего деда – человека, чье состояние могло оцениваться в миллионы долларов. Что такому какие-то жалкие сто тысяч? Как бы то ни было, Джина тщательно оберегала свой секрет. Ее интересуют только линзы, повторяла она до тех пор, пока сама чуть ли не поверила в это.
– Не нравятся мне эти волны, – заметил Клэй. Стоя по колено в воде, он задумчиво смотрел на океан. Волны и правда с каждой минутой становились все выше. Утешало лишь то, что буй практически не трепало.
– Там, где линзы, довольно спокойно, – сказала Джина. Клэй пожал плечами.
– В любом случае решать владельцу баржи. – Он взглянул на часы. – Если не ошибаюсь, они собирались начать в десять?
– Верно.
– Будем надеяться, что к тому времени море немного успокоится.
– А если не получится сегодня, они смогут заняться этим завтра?
– Надеюсь, – ответил Клэй. – Все зависит от того, что именно запланировано у них на завтрашний день.
– Но мы же собирались навестить Уолтера, – напомнила Джина.