Дурочка, или Как я стала матерью Чемберлен Диана

48

Вторник, 7 июля 1942 г.

Мне пятнадцать, и я беременна. Ну вот я и написала это на бумаге. До сих пор я как-то не очень верила в случившееся, и лишь сейчас, прочитав собственноручно написанные слова, вынуждена смириться с их печальной истиной.

Столько всего случилось в последнее время, что я и не заметила, как пропустила месячные. Но пару дней назад, проснувшись посреди ночи, я вдруг вспомнила, что не захватила с собой прокладки, а потому не мешает запастись новыми. Внезапно я поняла, что уже два месяца у меня не было месячных. Я тут же запаниковала. Я поделилась своими страхами со Сью-Энн, и та отвела меня к своему доктору. Результатов теста я пока не знаю, но доктор осмотрел меня и сказал, что я беременна. Никаких сомнений тут быть не может. Я даже не заплакала. Просто молча смотрела в потолок, цепляясь за мысль, что все это еще может оказаться ошибкой.

Когда мы вернулись домой, Сью-Энн рассказала обо всем Деннису. Мне было ужасно неловко, но Деннис лишь посерьезнел и сказал, что нам нужно это как-то уладить. Вот тут-то я и расплакалась. Он мог наорать на меня и назвать распущенной девицей, однако он не сказал ничего подобного. И Сью-Энн тоже ни в чем меня не упрекнула. Все потому, что они очень религиозны. На их фоне я чувствую себя испорченной, дурной особой. Я слышала, как они беседовали потом до поздней ночи. Слов я не разобрала, но знала, что разговор идет обо мне. А утром Деннис сообщил мне, какое они приняли решение.

Во-первых, заявил он, мне нужно будет исповедаться у священника. Я должна рассказать ему о том, что совершила, и пообещать никогда не грешить впредь. Хоть он и понимает, добавил Деннис, что Сэнди «использовал меня, а потом бросил», я в этом случае тоже небезгрешна. Тут он, конечно, прав. Я чувствую себя полной идиоткой, которая собственными руками загубила свою жизнь. При мысли о том, что придется исповедаться у священника, мне становится не по себе. Но я должна это сделать.

А потом Деннис сказал:

– Мы с тобой поженимся.

Вид у меня при этом, должно быть, был совершенно ошарашенный, так что Деннис поспешил добавить:

– Сама знаешь, как люди смотрят на девушек, которые умудряются забеременеть без мужа. К тому же (не знаю уж, заметила ты это или нет) я тебя люблю.

Я даже не нашлась, что на это ответить. Раньше, когда я еще жила на Реке Поцелуев, мне казалось, что Деннис меня любит. Но с тех пор, как я перебралась к нему в дом, он обращался со мной как с младшей сестрой или даже как с дочерью. Теперь-то я понимаю, что он просто боялся спугнуть меня другим обращением. Когда Деннис сказал, что любит меня, я чуть не заплакала. Мне вдруг стало ясно, что и я люблю его. Не так, как я любила Сэнди или как девушка любит мужчину, за которого собирается выйти замуж. Мое чувство к Деннису было продиктовано признательностью за все, что он для меня сделал. Надо сказать, что я совсем не таким представляла себе своего будущего мужа, но Деннис, конечно же, был прав: беременность вне брака обрекала меня на позор.

– Это слишком большая жертва с твоей стороны, – промямлила я.

– Тебе тоже придется заплатить свою цену, – заметил Деннис. – Я не намерен воспитывать ребенка от другого мужчины – тем более от такого, как Сэнди. Тебе придется отдать его в другую семью.

Я инстинктивно прикрыла руками живот, словно пытаясь защитить еще не рожденного ребенка. Я в ужасе от того, как Сэнди повел себя со мной; я в ужасе от того, что он предал свою страну. И все же в глубине души я по-прежнему люблю его. Ну разве это не безумие?

Сэнди – трусливый, алчный предатель. Так почему же я таю при одной мысли о нем? Да, я ношу его ребенка, но кто именно его отец – мягкий и добрый мужчина, который любил меня всем сердцем, или гадкий преступник, обрекший на гибель сотни неповинных людей?! Единственное, в чем я уверена – что не смогу пережить это все в одиночку. Конечно, я могла бы вернуться домой и рассказать родителям об этой истории, но такая участь была для меня хуже смерти. Если Сэнди еще не арестовали, я могла бы сказать ему о том, что скоро он станет отцом. А если он снова начнет угрожать мне? Вряд ли я смогу пережить это, особенно в моем нынешнем положении. Нет, мне не обойтись без помощи Денниса. Я выйду за него замуж и отдам ребенка в другую семью. Пока что я испытываю при мысли об этом одно лишь облегчение. Я знаю, что выгляжу старше своих лет и вполне могу сойти не за девочку, а за взрослую женщину. Но на самом-то деле я еще девочка, и я боюсь рожать. Похоже, я и правда испортила себе жизнь.

49

На следующий день о хорошей погоде и вовсе пришлось забыть. Дождь стучал по крыше машины, пока Алек петлял по окраинам Элизабет-Сити. Хотя поездка была недолгой, он по-настоящему обрадовался, когда им удалось наконец добраться до больницы.

Брайан Касс устроился рядом с водителем, но просидел всю дорогу, развернувшись назад. Так он мог болтать с Генри Хазельвудом, который расположился за Алеком. На заднем сиденье пристроились Джина и Клэй. Эти и вовсе держались за руки, как двое подростков. Джина явно пребывала в мрачном настроении. Ее, должно быть, расстроило то, что из-за плохой погоды вопрос с линзами был отложен на неопределенное время. От Алека не укрылось, что Клэй стал для Джины не только другом, но и любовником, и он не мог не тревожиться за сына. Джина жила и работала за три тысячи миль отсюда. Вообще, Алека по-прежнему мучило подозрение, что она использует Клэя только ради того, чтобы поскорее поднять линзы. Клэй, впрочем, отказывался обсуждать эту тему. «Поживем – увидим», – говорил он.

В какой-то степени это было весьма разумно. Возможно, Джина лишь помогала его сыну совершить переход от роли безутешного вдовца к образу полноценного, жизнерадостного мужчины. И после того как она уедет, Клэй снова заживет нормальной жизнью. И все же, несмотря на эти доводы, Алек продолжал беспокоиться.

Невзирая ни на что, Алеку нравилась Джина. Он по-прежнему не понимал, зачем ей понадобилось скрывать свое родство с Пурами, но старался не думать об этом обстоятельстве. Он видел ее за работой у «Шорти» и не мог не отметить той искренней симпатии и уважения, с каким она относилась к своим клиентам. Благодаря своей внешности она не могла не привлекать внимания. Мужчины замирали с вилкой у рта, когда она проходила мимо их столика. Джина принимала это внимание со сдержанной признательностью, которая не предполагала никаких вольностей. Но больше всего Алеку импонировала та сердечность, с какой Джина относилась к Брайану и Генри, переживавшим из-за болезни Уолтера.

– Это больница? – спросил Генри. Сквозь стену дождя старик всматривался в большое здание, мимо которого они как раз проезжали.

– Как же! – фыркнул Брайан.

– Нет, Генри, – с улыбкой ответил Алек. – Нам еще нужно проехать пару кварталов.

– Но это и правда похоже на больницу, – заметила с заднего сиденья Джина. Алек знал, что так она пыталась вступиться за Генри.

Накануне Алек беседовал с двумя сыновьями Уолтера, которые приехали из Колорадо, как только узнали о болезни отца. Как раз сегодня они возвращались домой, и это значило, что Уолтер снова остается один. Самое время навестить его.

Наконец они все-таки добрались до больницы. Высадив всех у дверей, Алек развернулся, чтобы припарковать машину. Остальные в это время терпеливо ждали его на первом этаже.

– Уолтер лежит на втором, – сообщил Алек, и все гуськом последовали за ним к лифту.

– Ненавижу это место, – мрачно буркнул Брайан, и Алек вспомнил, что несколько лет назад в этой больнице умерла его жена.

Уолтер сидел у себя на постели. От груди старика к монитору тянулась сеть проводов.

– Ну и ну! – заметил он с широкой улыбкой. – Похоже, я здорово напугал вас, раз уж вы заявились сюда целой делегацией!

Джина, шагнув вперед, поцеловала Уолтера в щеку, остальные окружили кровать в неловком молчании.

– А ты хорошо выглядишь, – произнес наконец Алек. Уолтер и правда выглядел куда лучше, чем в тот день, когда его вынесли из ресторана на носилках.

– Я знаю, что вы с женой спасли мне жизнь. – Уолтер признательно протянул Алеку руку. Тот легонько сжал его ладонь.

– Я рад, что мы с Оливией оказались рядом.

– Спасибо тебе, – сказал Уолтер. – И передай от меня спасибо своей жене, ладно?

– Договорились, – кивнул Алек.

Уолтер повернулся к Генри.

– Прости, что испортил тебе праздник, – промолвил он.

– Да ты всегда любил быть в центре внимания, – хмыкнул Генри, и все вокруг засмеялись.

– А ты тогда надолго вырубился, – заметил Брайан со своейственной ему бесцеремонностью. – Надеюсь, твой мозг не сильно пострадал, иначе в шахматы тебе уже не играть.

– Мой мозг в полном порядке, – расхохотался Уолтер. – И я докажу это, как только меня выпишут из больницы!

Они поболтали еще какое-то время, после чего все попрощались и вышли из палаты. По пути к лифту они только и говорили о том, как хорошо выглядит Уолтер. Было видно, что Брайан и Генри восприняли это с явным облегчением.

Дождь затих, и, хотя воздух по-прежнему был душным от влаги, обратная поездка оказалась не такой уж и мрачной. Высадив у «Шорти» Брайана и Генри, Алек повез Джину и Клэя к дому смотрителя.

– Чья это машина? – спросил он, паркуясь на песчаной площадке.

Автомобиль Лэйси был на месте. Здесь же, рядом с джипом Клэя, стояла машина Джины. Но внимание Алека привлек старый универсал с деревянным кузовом.

– Вот это да! – присвистнул Клэй, выбираясь вслед за отцом из машины. Незнакомый автомобиль, несмотря на возраст, был в превосходном состоянии. Алек провел рукой по деревянной отделке. Сырой морской воздух – последнее, что нужно такой машине.

– Я знаю, чья эта машина, – сказала Джина. – Хозяин ее иногда заглядывает в «Шорти». Но кто он такой, понятия не имею.

– Но с какой стати он заехал сюда? – спросил Алек.

Клэй и Джина не спешили с ответом. Клэй бросил взгляд в сторону дома.

– Полагаю, он здесь по приглашению твоей дочери, – в голосе Клэя проскользнула нотка презрения.

Алек вспомнил синяк на щеке Лэйси, так и не сошедший за полторы недели. Чего они должны ждать от ее нового приятеля?

– Этот, по крайней мере, знает толк в машинах, – хмыкнул Клэй.

– Послушай, я серьезно, – поморщился Алек. – Лэйси… она не забывает об осторожности?

Клэй посмотрел на Джину, после чего снова перевел взгляд на дом.

– Па, я не знаю, что происходит с Лэйси, – сказал он. – Она ужасно хочет быть похожей на маму, но эти ее дружки… Я просто не понимаю, как это возможно.

Алек отдернул руку от деревянного кузова. Оливия права: пора рассказать им обо всем, хочет он того или нет.

– Клэй, мне нужно поговорить с тобой, – сказал он. – С тобой и с Лэйси.

– Что такое? – нахмурился тот.

– Я скажу, как только вы окажетесь вдвоем. – Алек повернулся к Джине: – Надеюсь, ты простишь нас, если мы на время уединимся?

– Конечно, – ответила та. – Все равно мне нужно было съездить за продуктами. Я только на минутку забегу в дом, чтобы взять рюкзак.

– Спасибо, – кивнул Алек. – Загляни заодно к Лэйси и скажи, что я хочу ее видеть.

– Она может быть занята, – заметил Клэй.

– Мне плевать, занята она или нет. – Он не сумел сдержать раздражения. – Мне нужно поговорить с ней прямо сейчас.

– Тогда я сам ее приведу. – Клэю явно не хотелось, чтобы Джина стала свидетельницей любовных утех его сестры.

Алек медленно прошел за ними в дом. И как только ему подобрать нужные слова? В любом случае с этим нужно было разобраться раз и навсегда.

Джина уехала в магазин, а спустя минуту в гостиной появилась Лэйси.

– Ты в порядке? – Она с тревогой сжала руку отца. Должно быть, она решила, что причиной этого неотложного разговора было его недомогание. Ее искренняя забота тронула Алека. Лэйси действительно тревожилась из-за него, а он готов был разрушить ее мир. Ее и Клэя.

– Я в порядке, – заверил он, – но есть кое-что, о чем мне следовало рассказать вам давным-давно. Вы готовы меня выслушать?

Клэй и Лэйси опасливо кивнули.

– Тогда присядем.

Они с Лэйси опустились на диван, а Клэй пристроился напротив на стуле.

– Как вы знаете, ваша мама была замечательным человеком, – начал Алек, – и прекрасной матерью. Но и у нее были свои проблемы.

– В смысле? – спросила Лэйси.

– Она… была неразборчива в плане мужчин.

– До того, как вышла замуж? – уточнила Лэйси.

– Нет, – покачал головой Алек. – На протяжении всей своей жизни.

– Кто, мама? – с явным недоверием переспросил Клэй.

– Хочешь сказать, что у нее был не только Том, но и другие? – нахмурилась Лэйси.

– Да, детка, – кивнул Алек. – Мне очень жаль, что вам пришлось это узнать, но…

– Так она изменяла тебе? – уточнил Клэй.

Алек снова кивнул. Наверху раздались шаги: это приятель Лэйси прошел в ванную комнату.

– И ты об этом знал?

– В то время нет. Узнал, только когда она умерла. Мери Пур мне все рассказала. Ваша мать обычно встречалась с мужчинами здесь, в этом доме.

– Господи, – выдохнул Клэй.

– Мери могла что-то напутать, – сказала Лэйси. – У нее уже было плохо с памятью.

В качестве доказательства он мог бы рассказать им про связь Анни с предыдущим мужем Оливии – Полом, но это было бы не слишком разумно. Лэйси и Клэй виделись время от времени с Полом, когда тот приезжал навестить Джека.

– Я верю ей, – сказал Алек. – Было много моментов, на которые в то время я просто не обращал внимания. Очевидно, что мама испытывала потребность, которую не могла удовлетворить в нашем браке.

По щекам Лэйси потекли слезы. Алеку хотелось обнять ее, но она отшатнулась – совсем как в те годы, когда была еще подростком.

– Зачем ты рассказал нам об этом сейчас? – спросил Клэй.

Алек взглянул на старый потертый пол, вспоминая тот ужасный день, когда ему открылась неприглядная правда о его жене.

– Меня тревожит, что Лэйси явно идет по стопам своей матери, – сказал он.

Лэйси бросила на него негодующий взгляд.

– И ты выдумал это, чтобы остановить меня?

Алек покачал головой.

– Я ничего не придумал, Лейс. Я знаю, что вам это кажется немыслимым. Но что и в самом деле немыслимо, так это наблюдать за тем, как ты шаг за шагом превращаешься в Анни. И в хорошем смысле, и в плохом. Детка, ты не Анни. Ты – Лэйси О’Нил.

Вскочив с дивана, Лэйси устремилась к лестнице. Алек с грустью взглянул ей вслед. Он знал: дочь спешит наверх не для того, чтобы выгнать случайного любовника. Она торопится найти у него утешение.

– Папа, – Клэй провел рукой по волосам, – я… мне… я предпочел бы вообще об этом не знать. Как и Лэйси. Да и тебе это знать ни к чему.

– Я должен был сказать вам, – покачал головой Алек.

Клэй кивнул.

– Представляю, что ты почувствовал, когда… – Он так и не закончил фразы.

Алек встал и кивнул в сторону лестницы.

– Присматривай за ней, хорошо? Вся ее жизнь строилась на безоговорочной вере в свою мать.

Клэй проводил его до двери. Попрощавшись, Алек направился к своей машине. Правильно он поступил, рассказав им обо всем? Оливия сказала бы, что правильно, но Алек не был в этом так уж уверен. Перед глазами у него стояло залитое слезами лицо Лэйси. Всего лишь парой слов он разрушил в ней что-то очень важное. Оставалось надеяться, что теперь она перестанет разрушать собственную жизнь.

50

Суббота, 15 августа 1942 г.

Сегодня мы с Деннисом стали мужем и женой. Ничего не изменилось в моей жизни, за исключением того, что зовут меня теперь Элизабет Киттеринг. Не это имя я хотела носить после свадьбы. Если бы год назад кто-то сказал мне, что я выйду замуж за школьного учителя, который по выходным живет в палатке на пляже, я бы рассмеялась этому человеку в лицо. Зато мне теперь явно не до смеха.

Нас обвенчал тот самый священник, который заявил мне, что единственный способ искупить мой грех – обратиться в католическую веру. Так я и поступила, пусть и не от чистого сердца. Я сделала это только для того, чтобы отделаться от священника и облегчить жизнь Деннису. На церемонии присутствовали Сью-Энн и еще одна прихожанка. Вот, собственно, и все.

Не такой я представляла когда-то свою свадьбу, ну да что поделать: я сама все испортила. Должно быть, это и есть мое наказание. Или воздаяние, как сказал священник. Конечно, ни о каком медовом месяце не может быть и речи. Мы даже не спим вместе. Деннис любит меня, так он сказал, но понимает, что я не испытываю к нему ответных чувств. И он намерен подождать, пока я буду готова. Я люблю Денниса, хотя и не сказала ему об этом, ведь это совсем не то чувство, о котором он говорил мне. Ну а я не хочу давать ему ложных надежд. С другой стороны, браки часто устраивали по расчету, и они оказывались вполне удачными, даже если люди и не любили друг друга сначала. Остается надеяться, что и с моим замужеством все будет в порядке, тем более что Деннис не признает развода. Как, собственно, и я сама. На самом деле я рада, что вышла замуж. Уже скоро моя беременность станет заметной, и кольцо на пальце явно не будет лишним.

Я знаю, Деннис настоял на моем переводе в Хай-Пойнт ради того, чтобы я могла получить хорошее образование. А в итоге получается, что я даже не смогу пойти осенью в школу. Деннис сам будет учить меня. Он будет приносить мне книги, чтобы я могла самостоятельно заниматься дома. Мне нравится этот план. Боюсь только, при таком режиме я буду чувствовать себя еще более одиноко. Впрочем, мне некого в этом винить, кроме самой себя.

Не знаю, увижусь ли я еще когда-нибудь с родителями. Что и говорить, я уже не та девочка, какой была несколько месяцев назад. Даже не представляю, что бы я стала отвечать сейчас на их расспросы. К тому же я не хочу, чтобы из-за меня были неприятности у Денниса. Пожалуй, будет лучше, если я вовсе не вернусь домой, хотя сердце у меня разрывается от одной мысли об этом.

Я знаю, что случилось бы, если бы я по-прежнему жила на Реке Поцелуев. Выяснив, что я беременна, отец задал бы мне настоящую взбучку. Разумеется, он бы и пальцем меня не тронул, но я боюсь даже подумать, какие слова он обрушил бы на мою голову. Потом мне пришлось бы уйти из школы и жить дома с родителями. Там бы родился и мой ребенок. С другой стороны, на Реке Поцелуев я могла бы время от времени видеть Сэнди (разумеется, если его не арестовало ФБР). Хоть я и понимаю, что это не самое разумное желание, но ничего не могу с собой поделать. Я скучаю по нему, по крайней мере по тому Сэнди, которого я знала до той ужасной ночи.

Одно мучает меня бесконечно. Я стала забывать его лицо. Вижу лишь общие очертания, и только. При этом я прекрасно помню, как он обнимал меня и как мы ходили с ним по пляжу. Сколько раз я засыпала в слезах, вспоминая те ужасные слова, которые он обрушил на меня в нашу последнюю ночь. Вот и сегодня я буду рыдать, потому что всем моим надеждам и упованиям пришел конец.

С сердечной болью,

ваша Элизабет Киттеринг

51

Клэй был рад, что Джина еще не вернулась из магазина. После ухода отца он сидел в гостиной, тупо уставившись в пространство. Ему требовалось время, чтобы осмыслить все то, что сказал им отец, и привыкнуть к гневу, который примешивался теперь к любви и печали – чувствам, неотделимым от образа матери. Жаль, что Лэйси так и не выставила очередного своего дружка. Клэю хотелось поговорить с ней о том, что они узнали. Лэйси была единственным человеком, способным понять охватившие его чувства. Наверняка и она ощущала себя преданной – может быть, даже сильнее, чем он.

Из оцепенения его вывел телефонный звонок. Поднявшись, Клэй прошел на кухню.

– Могу я поговорить с Джиной Хиггинс? – В голосе слышался еле уловимый акцент. Клэй вдруг осознал, что это был первый звонок Джине.

– Ее сейчас нет дома, – ответил он. – Что-нибудь передать?

Женщина немного помедлила.

– Скажите, что звонила миссис Кинг. Передайте, что цена, с учетом возникших здесь осложнений, возросла до двухсот тысяч долларов. Мне очень жаль, но ситуация действительно осложнилась.

О чем это она толкует?

– Здесь – это где? – поинтересовался Клэй, напряженно пытаясь отогнать возникшие подозрения.

– Я звоню из Хайдарабада, – ответила женщина. – Обязательно передайте ей это сообщение.

Когда Джина вернулась домой с ворохом покупок, Клэй поджидал ее на кухне.

– Ну как, у твоего отца все в порядке? – Поставив на пол три больших пакета, она погладила Сашу.

– Тебе звонили, – сказал он, даже не поднявшись из-за стола.

– Звонили? – Джина застыла на месте.

– Миссис Кинг.

Открыв пакет, Джина достала из него коробку с овсянкой.

– И что она сказала?

– Что цена, с учетом возникших «там» сложностей, возросла до двухсот тысяч.

Джина поставила коробку и судорожно прижала ко рту ладонь.

– Не хочешь рассказать мне, что происходит? – поинтересовался Клэй. – Кто такая миссис Кинг? Ты что, даешь взятку? И из каких, позволь узнать, средств?

Вопросы сыпались один за другим, и Клэй даже не старался сдерживать раздражение, которое пробудилось в нем после разговора с отцом. Хватит с него лжи!

Джина подошла к столу и опустилась на соседний стул. Закрыв лицо руками, она молча расплакалась. Плечи ее вздрагивали, и Клэй с трудом поборол в себе желание утешить ее.

– Джина, я хочу знать правду, – повторил он.

Она устало кивнула.

– Я понимаю, – сказала она. – Прости, что так вышло, но я просто не могла тебе сразу обо всем рассказать.

– Мне-то казалось, что это я не способен на откровенные признания.

Джина проигнорировала это замечание. Похоже, она его даже не услышала.

– Миссис Кинг обходными путями вызволяет детей из приютов Хайдарабада, – пояснила она. – Ей платят за это огромные деньги, но со своей задачей она справляется. Не знаю, как ей удается избежать ареста и что она делает с этими деньгами. Видимо, раздает взятки. Подкупает судей, работников приюта и бог знает кого еще. Мне это безразлично. – Джина провела по волосам дрожащей рукой. – Я хочу забрать мою девочку. Она умирает, так что любой день может стать для нее последним.

– Почему ты мне ничего не сказала об этом?

– А если бы ты собирался обойти закон, чтобы спасти своего ребенка, ты бы кому-нибудь рассказал?

– Я бы сказал тебе, – промолвил он, но без особой уверенности.

– Я не самый плохой человек, Клэй, – продолжила Джина. – И я не преступница. Но я не вижу другой возможности забрать оттуда Рани.

– И где ты собираешься достать двести тысяч долларов? – поинтересовался Клэй.

– Я… – Она взглянула на него своими темными глазами. – Я хочу, чтобы ты заглянул для начала в дневник Элизабет Пур.

– Так я пойму, где ты собираешься взять деньги? – озадаченно спросил он.

Джина кивнула.

– Ты серьезно? Она что, закопала у себя во дворе бриллианты или что-то в этом роде?

– Сейчас ты сам все поймешь, – сказала Джина, вставая из-за стола. Она отправилась наверх, а Клэй тем временем принялся разбирать покупки. Он попытался расшевелить в душе праведное негодование, но безуспешно: они не были женаты, так с какой стати Джине отчитываться перед ним за свои поступки?

Через минуту она снова появилась в кухне, сжимая в руке маленький дневник в розовой обложке.

– Может, поднимемся на маяк? – предложила она. – А то вдруг Лэйси выйдет из комнаты.

В молчании они добрались до маяка и поднялись вверх по длинной винтовой лестнице. Верхняя ступенька была мокрой от дождя, и им пришлось смахнуть воду, прежде чем усесться на нее.

Джина начала зачитывать Клэю отрывки из дневника, и перед его глазами появились картины давно исчезнувшего мира. Люди, когда-то жившие в этих местах; события, о которых все забыли. Клэя шокировал рассказ о том, как Бесс совершенно случайно обнаружила шпиона. Но когда Джина прочитала о том, что девушка вырезала на линзах имя Сэнди, Клэй внезапно ощутил прилив негодования.

– Так вот для чего тебе нужны линзы? – спросил он. – А все твои истории насчет… Джина! Почему ты сразу мне не сказала? Почему не призналась, что на линзах нацарапано имя твоего деда?

– Прости. – Слезы текли у нее по щекам, и она вытирала их тыльной стороной ладони. – Прости, Клэй, но я не могла тебе рассказать.

– И все-таки я не понимаю, – заметил он. – Каким образом это имя поможет тебе получить деньги?

– Немцы хорошо платили ему за помощь. – Она снова открыла дневник. – Наверняка мой дед очень богат, хотя моя мама – его дочь – жила в настоящей бедности.

В голосе Джины прозвучали столь нехарактерные для нее нотки гнева.

– Да его, скорее всего, давно арестовали, – возразил Клэй.

– Не думаю, – покачала головой Джина. – Бесс все еще любила Сэнди, а потому не торопилась сдать его полиции. Она вырезала на линзах его имя, прекрасно понимая, что Бад Хьюитт вряд ли прочтет эту надпись. Да и в газетах ничего не говорилось об аресте шпиона.

– Джина, но это же просто смехотворно, – заметил Клэй. – Даже если его не арестовали, он скорее всего давно умер.

– Я знаю. – Она смахнула со щеки очередную слезу. – Но дневник может подтвердить мое право на часть его наследства.

Внезапно Клэй ощутил к ней глубокую жалость. Любовь к ребенку лишила ее способности трезво мыслить. Он обнял Джину за плечи, чем изрядно ее удивил.

– Так ты не сердишься на меня? – удивилась она.

– Поначалу я был просто взбешен, но потом понял, что ты не в состоянии мыслить здраво. Беспокойство за Рани сделало свое дело, и ты уже не различаешь, что хорошо, а что плохо. Ты утонула в иллюзиях и надеешься выиграть.

– Не говори так, прошу тебя. – Голос Джины дрогнул. – Мне больше некуда обратиться. Я пыталась взять кредит в банке, но после развода с мужем моя кредитная история в плачевном состоянии. – Она взглянула на него полными слез глазами. – Потому-то я и не хотела рассказывать это тебе. Боялась, что ты назовешь меня чокнутой или скажешь, что мой план все равно не сработает.

– Дело не только в том, что ты цепляешься за несбыточные надежды, – заметил Клэй. – Ты ведь еще собираешься платить торговцу детьми. Кажется, так это называется?

– Я просто не знаю, что мне еще делать, – повторила Джина.

Клэй снова привлек ее к себе.

– Вполне возможно, – задумчиво протянул он, – что Генри, Брайан и Уолтер знают, кто такой Сэнди.

– Откуда им знать? – всхлипнула Джина.

– Они все служили здесь, в Береговой охране, – пояснил Клэй.

– Серьезно?

– Там-то они и сдружились. Не уверен только, что это было во время войны, но мы можем у них уточнить. Не исключено, что они вспомнят, кто тогда патрулировал этот пляж.

– Мы можем спросить, – кивнула Джина, – но лишь в том случае, если не сумеем это выяснить с помощью линз. Если повезет, уже завтра мы будем знать все наверняка. Не хочу втягивать в эту историю посторонних.

– Ладно, – кивнул Клэй.