Слёзы Шороша Братья Бри

– Узнал! Узнал! Одинокий, Мэт узнал меня!

– Узнал. Как не узнать своего проводника? – подкрепил словом радость Семимеса Одинокий.

– Мэт, друг мой, попей грапиана – тебе надо кровь обновлять, очень надо.

Мэтью глотнул капельку и снова закрыл глаза.

– Он совсем слаб. Губы вон омертвели: ни сказать, ни отпить толком не может. Его в Дорлиф нести надо, к Фэлэфи, – сказал Семимес.

– Семимес, будь добр, срежь-ка поблизости прямую ветку навроде моей рогатины – носилки сладим.

Вскоре накидка Одинокого, привязанная углами к рогатине и шесту, превратилась в носилки, и, осторожно положив на них Мэтью, Одинокий и Семимес направились вдоль Друза к месту, где была спрятана лодка… Мэтью, донимаемый тряской, то и дело стонал. Семимес отвечал ему:

– Стони, Жизнелюб, стони, откликайся жизни. Нам так отраднее: слышать, что ты жизни откликаешься, хотя она сейчас тебя и не балует, болью к тебе повернулась… Стони, Жизнелюб, стони. Слово какое-никакое процеди – будет, что друзьям про тебя рассказать. Стони – я разберу, о чём ты стонешь, очень разберу.

Пещера, до которой, по словам Одинокого, было не так далеко, оказалась, скорее, не так уж близко. Там, где срезал бы путь Одинокий, которого тайные проходы привыкли считать своим, или там, где перемахнул бы через гряду камней или поваленное Шорошом дерево Семимес, падкий на такие штуки, нельзя было ни срезать, ни перемахнуть. И путь, по которому они шли, «выбирал», не ведая того, Мэтью, подсказывая своим друзьям, куда надо ступать, единственным способом, которым он мог это сделать, – стонами…

К тому времени, когда лодку волоком вытащили из низенькой пещеры под скалой и поставили на воду, пересуды уже не на шутку хмурились.

– Благодарю тебя, Семимес, сын Малама. Без твоей помощи мне бы трудно пришлось. Догоняй своих друзей. Дальше нам с Мэтом легче будет.

– Тебе спасибо, Одинокий, за то, что ты шёл за нами, за то, что Мэта от корявырей и волков уберёг, – проникновенно проскрипел Семимес. – Ещё…

Ему хотелось ещё как-то выразить свою благодарность, и, когда в голове его промелькнула правильная мысль, он сомневался лишь полмгновения, оставить ли себе нужную вещь, которую не так давно заполучил, приложив смекалку, или вручить её человеку, который открыл ему то, чего не открывал прежде никому. Он снял с пояса чёрный мешочек.

– …Вот, возьми. В мешочке – огнедышащий камень. Как вынешь его, в тот же миг и бросай: на свету он оборачивается небывалой величины огненным шаром.

– Я видел, Семимес. Благодарю тебя. Нынче и такая необузданная сила пригодиться может.

– Очень может.

Семимес склонился над Мэтью.

– Мэт, друг мой, цепляйся за жизнь, коли тебя Жизнелюбом прозвали. Не отвечай мне, не перетуживай себя. Ну, прощай.

Семимес толкнул лодку… но не побежал сразу прочь… Он стоял и смотрел на плавучий домик Мэта, подхваченный Друзом, пока он не скрылся за скалами Харшида. Он знал: ему предстоит долго-долго идти в одиночестве, и не хотел обрывать нить, что связывала его с одним из цветков соцветия восьми, которая становилась всё тоньше и тоньше…

…Семимес тащил лодку… тащил… тащил. Так тяжело ему ещё никогда не было. И не было видно конца пути, пролегавшего через красные камни. Снова, уже в который раз, упал факел. Кажется, Семимес привязал его к носу лодки крепко-накрепко, и верёвка не должна была развязаться. Но факел упал: верёвка развязалась, и он упал. Семимес остановился, чтобы приладить его. Он хотел воспользоваться передышкой в ходьбе и заодно поговорить с Мэтом. Но Мэта в лодке не оказалось и на этот раз. А ведь Семимес слышал, как он стонал. Что-то сказал Одинокий. Семимес оглянулся: поблизости никого не было.

– Поскорее бы он пришёл и помог мне тащить лодку, – отчётливо проскрипел он, желая, чтобы Одинокий услышал его. Потом позвал Мэтью: – Мэт, куда же ты подевался? Поговори со мной, ты ведь в лодке, правда? Ты стонал. Я слышал, что ты стонал.

Не дождавшись ответа, Семимес поднял с камня верёвку и, напрягаясь изо всех сил, потащил лодку… Через какое-то время Мэт снова застонал. Он обрадовался этому, ведь теперь всё так, как должно быть: и Мэт в лодке, и Одинокий наверняка отзовётся на его стон. Семимес споткнулся и упал на колени. Стоя на коленях, он заглянул через борт внутрь: Мэта не было.

– Кто же стонет? – спросил себя Семимес. – Надо позвать Одинокого: может, он знает, где Мэт. Одинокий! Одинокий! Сейчас придёт. Просто отстал. Одинокий!

Свет и тени шарахнулись в стороны, будто испугались чего-то. Это снова упал факел. Надо тащить лодку, и надо привязать факел… Семимес долго привязывал факел: руки были неловкие, а верёвка дурная, неподатливая… Семимес встал и потащил лодку. От натуги у него разболелась голова… и шея… и глаза… Боль усиливалась. В голове у него только что промелькнула какая-то мысль. Факел снова упал, и всё исчезло: и лодка, и красные камни, и сам Семимес. Осталась только боль, которая вернула мимолётную догадку: «Это сон».

Семимес почувствовал, что он очнулся. Он хотел открыть глаза, но с ними было что-то не так, что-то не давало яви продраться сквозь черноту. И Семимеса напугала эта неотступная чернота, а ещё больше – мысль, рождённая ею: «Ослеп?!» Нос его уловил запах крови, близкой крови.

– Это кровь из моих глаз! – прошептал он, поддавшись страшной мысли. – Птицы выклевали их, пока я спал… Где я спал?.. Где я?..

Семимес попытался поднять руки: он хотел потрогать глаза… то, что осталось от них. Но руки были тяжёлые.

– Что с тобой, Семимес? – жалким скрипом проскрипел он.

Подчинив себе неподатливые руки, он поднёс их к лицу и коснулся глаз… и понял, что веки сковала спёкшаяся кровь, но главное, что глаза целы. Он осклабился от мгновенной радости и стал ногтями сдирать сгустки крови… и, наконец, глаза открылись: над ним висело ночное чёрно-фиолетовое небо. Он приподнял голову (она была во сто крат тяжелее прежней и разламывалась от боли), чтобы осмотреться. Справа от себя в скале он разглядел вход в пещеру. Возле входа и вокруг, насколько в темноте различал глаз, лежали сражённые корявыри. Неподалёку слышался бег реки… Если бы она могла забрать и унести с собой боль, которая застряла в его голове… Семимес поднёс руку к темени и тотчас отдёрнул её.

– Отец! – прошептал он трепещущим шёпотом. – Узнаешь ли ты своего Семимеса?!

Перед глазами у него поплыло – он откинул голову…

– Если Семимес чего-нибудь не напутал, здесь была битва…

Он принялся искать ощупью свой мешок, чтобы достать фляги с грапианом и тулисом, но вместо этого, натыкался на тела корявырей, облачённые в панцири. Чувствуя, что тело его ослабло и плохо подчиняется ему, он решил проверить, нет ли у него других ран, кроме этой жуткой на голове. И как только руки его коснулись груди, он ужаснулся…

– Отец, – обречённо позвал он… и стиснул челюсти, чтобы не разразиться диким рёвом, и зажмурил глаза, чтобы не дать воли слезам… – Как я ему: «Откликайся жизни».

Два дня и две ночи Савасард и Гройорг уходили от корявырей, которые с упорством, не уступавшим волчьему, преследовали их. Гораздо безопаснее для друзей было бы затаиться в каком-нибудь укромном месте, коих в горах несть числа, и, выждав, пока корявыри пройдут по ущелью Ведолик дальше, идти по скрытым от глаз тропам Кадухара в направлении леса Садорн. Однако Гройорг был непреклонен в своём решении.

– Дружище, – сказал он Савасарду, – я не побегу от этих тварей так, чтобы убежать вовсе. Я перебью их всех, Мал-Малец в помощь мне… за нашего Мэта-Жизнелюба и за нашего Нэтэна-Смельчака. Ты поможешь мне?

– Тебе не обойтись без моих стрел, дружище, – ответил тот.

Пять раз они внезапно нападали на корявырей, давая волю Мал-Мальцу и двум коротким мечам, и потом отходили, отсекая преследователей стрелами. Пять раз вражьи секиры и мечи пробивали защиту друзей, оставляя на их телах кровавые раны: четыре из них достались Гройоргу, одна – Савасарду… Когда Кадухар остался позади, друзья решили идти вдоль гряды камней в направлении Трёхглавого Холма. Огромные камни, разбросанные там и здесь на большом пространстве, позволяли отступавшим сбивать с толку корявырей и нападать на них из засады…

Свет ещё не рассеял тьмы, и это было на руку двум друзьям: было легко спрятаться, выждать и напасть с близкого расстояния. Гройорг сидел, прислонившись спиной к камню, и жевал баринтовый орех. Савасард стоял рядом, наблюдая за подступами.

– Савасард, что ты всё смотришь да смотришь? Видимость никудышная. Садись. Услышим их. Савасард?

– Размышляй потише, Гройорг.

– Я вот тебя попросить о чём-то хочу, а ты мне компанию не составишь – всё смотришь да смотришь.

– Мы услышим многих, но можем прослушать одного. Поэтому я и всматриваюсь во мглу. О чём ты хочешь меня попросить?

– Отпусти меня, дружище. Перебьём их, и отпусти меня в нэтлифскую крепость. Я хочу бить и бить этих тварей. За нашего Мэта-Жизнелюба… за нашего Нэтэна-Смельчака… за брата и сестру, что делали в Дорлифе Новый Свет. Отпусти меня. Мы с Мал-Мальцем не будем лишними в крепости.

– А кто будет Слово охранять? Ответь мне.

Гройорг опустил голову и тихо прохрипел:

– Просто я хочу их бить.

– Сейчас ты займёшься этим. Слышишь их?

Гройорг встал и прислушался.

– Слышу. Ты их видишь?

– Да.

– Сколько их?

– Я насчитал шестнадцать. Двое из них на четвероногих.

– Ну, у тебя и глаз, Мал-Малец в помощь мне!

– Моему б глазу теперь с десяток стрел в помощь.

– Последнюю бы потратить с умом. А я пущу в ход кинжалы. Только подпустим их поближе, как в тот раз. Куда корявыри идут?

– Прямо на нас. Кровь чуют.

– Давай сделаем так. Я проберусь к тем камням. Как только проберусь, вали четвероногую тварь, и бросимся на них с двух сторон, – предложил Гройорг.

– Хороший план, дружище.

– Мы перебьём их в два счёта.

Бой длился недолго. Вслед за стрелой Савасарда, свалившей четвероногого, в корявырей один за другим полетели пять кинжалов Гройорга: два из них пронзили головы, войдя через глаза, три рассекли глотки. Остальные корявыри, в ярости, зарычав, ринулись на людей. Четверо, один из которых сидел на четвероногом, навалились на Гройорга, семеро окружили Савасарда… Когда всё кончилось, один из двоих, что всё ещё стояли на ногах, прохрипел:

– За Нэтэна-Смельчака.

– За Мэта-Жизнелюба, – сказал другой.

Савасард подошёл к камню и, опершись о него спиной, опустился на землю.

– Куда тебя? – спросил Гройорг.

– В ногу.

Гройорг склонился над Савасардом, чтобы взглянуть на рану.

– Кровь – ручьём. Мигом залью тулисом и перевяжу.

– Буду признателен, дружище.

– На-ка хлебни грапиана.

– И ты хлебни.

– И я хлебну.

Перевязав Савасарду рану, Гройорг сказал:

– Посиди здесь, а я пойду друзей, кои мне в драке помогли, соберу – ещё пригодятся.

Светало. Перекусив и отдохнув, друзья направились к Трёхглавому Холму, чтобы с высоты осмотреть округу…

– Я обмотал твою ногу так, что ты бежишь быстрее, чем прежде! – прокричал Гройорг Савасарду вдогонку.

– Так оно и есть, дружище! Благодарю тебя ещё раз! – ответил тот и, взойдя на верхушку холма (на самую высокую из трёх), вдруг прильнул к земле.

– Кого ты там заметил, что распластался ящерицей?

– Поздно распластался. Боюсь, меня тоже заметили.

– Кто? Признавайся!

– Корявыри. Их не менее двух сотен. Идут со стороны Выпитого Озера. Все на четвероногих… Прибавили ходу… Мчатся прямо на нас.

Гройорг присоединился к Савасарду и, увидев корявырей, воскликнул:

– Вот те раз!.. У меня семь кинжалов осталось, у тебя ни одной стрелы – нечем будет унять их прыть. Устоят ли на ногах твои мечи и мой Мал-Малец под таким напором?.. Что ты молчишь?!

– Нечего сказать – вот и молчу, – ответил Савасард.

– А ты не молчи! Говори что-нибудь!

Как ни сбивала Савасарда с мысли болтовня его квадратного друга, он всё-таки ухватился за неё… и вспомнил то, что нужно было в эти мгновения вспомнить.

– Слышал я от отца… – начал он.

– От того парня, которого мы должны разыскать?

– Да, Гройорг, от Фэдэфа.

– Ну да, от Фэдэфа.

– Среди камней, что вокруг нас, есть три камня. Они стоят, прислонившись друг к другу, и походят, если смотреть на них сверху, как мы с тобой сейчас смотрим на округу, на трёхлепестковый цветок. Между ними есть ход, который ведёт под землю. Нам надо найти его раньше, чем здесь будут корявыри.

– Молодчина, Савасард-Ясный! И отец твой молодчина! – воскликнул Гройорг и подскочил на ноги. А ещё через мгновение сорвался с места с криком: – Цветок! Савасард, цветок! Я вижу его!

Савасард побежал следом. Они быстро забрались на камни-лепестки.

– Теперь что? – спросил Гройорг. – Где ход?

– Щель под ногами видишь?

– Ну, вижу! И это ты называешь ходом?!

– Другого нет. А мы с тобой, если будем топтаться на месте, очень скоро станем лёгкой мишенью для стрел корявырей. Полезай вниз!

– С детства не люблю подземных ходов! Но деваться некуда – иду, Мал-Малец в помощь мне! – возмущённо прохрипел Гройорг, снял со спины мешок, бросил его в щель и полез сам… и застрял. – А ты говоришь, ход! Лесовик, помогай мне!

– Подними руки, а я тебя протолкну… Не бойся, поднимай выше!

Гройорг поднял руки, задрыгал ногами, мало-помалу стал опускаться и наконец протиснулся сквозь злосчастную щель и упал.

– Гройорг! – позвал Савасард.

– Бросай мешок и прыгай сам! А то мне тут не по себе! – донёсся изнутри приглушённый хриповатый призыв.

Через мгновение друзья снова были вместе.

– Савасард, я тебя слышу, как себя, но вовсе не вижу! – то ли беспокойно, то ли недовольно прохрипел Гройорг. – Ты здесь?

– Я здесь, дружище, вот моя рука.

– Странное место: свет будто сверху в щели застрял, вроде меня, да ещё голову дурманит, будто я зелья злого хлебнул. Не стоит ли нам запалить факел для ясности в глазах и в голове?

Савасард нашёл свой мешок, снял факел, прикреплённый к нему сбоку ремнями, и зажёг его.

– Вот те раз! – прокричал Гройорг. – Бывал я в пещерах и ходах (оттого и не люблю их!), но такой ещё не видывал! Дурное место! Нехорошо мне здесь!

От места, где они стояли, в разные стороны расходились восемь узких тоннелей, и стены каждого из них были пронизаны десятками мелких ходов.

– Может ли такое быть, Савасард?! Смотрю на стену с этой стороны – в ней норы, да такие глубокие, что сквозь стену пройти должны, а не проходят. Внутрь заглянешь, – Гройорг заглянул в одну из нор, – конца не видать. Смотрю на ту же стену с другой стороны – то же самое. Может ли такое быть?!

Савасард вертел головой, оглядывая пещеру, и не находил объяснения увиденному.

– Опять отмалчиваться будешь, лесовик?! – тормошил его Гройорг.

– А ты опять будешь криком мысли отпугивать, Квадрат?

– Неужто я их отпугиваю?!

– А ты как думаешь?

– Вот беда, Малама с нами нет! Он бы не молчал – он бы знал, что сказать, – прохрипел Гройорг и махнул рукой на Савасарда. – Факел лучше всё-таки загасить: не могу я спокойно смотреть на эти дурные норы! Никуда мы не пойдём! Лучше отсидимся и вылезем назад, а не то под землёй затеряемся!

Савасард загасил факел и сказал неожиданно бодро:

– А вот за Малама тебе спасибо, дружище!

– Что ты развеселился?! С какой такой радости?! Малама-то с нами как не было, так и нет!

– Малама-то нет, зато наказ его я вспомнил.

– Это какой же наказ?

– Говорить не стану – лучше сделаю, как Малам велел.

– Ну, тогда делай побыстрее, а то мочи нет терпеть!

Савасард достал из колчана палку, подаренную ему на Новый Свет Маламом, и стукнул ею по стене – стук будто отскочил от камня множеством стуков-осколков, которые тут же сорвались с места и побежали вприпрыжку по всем ходам. Савасард и Гройорг затаили дыхание… Осколки удалились и через несколько мгновений стихли вовсе. А ещё через несколько мгновений друзья услышали ответный стук. Но прыгал он не по всем ходам, а лишь по одному из них.

– Слышишь? – шёпотом спросил Гройорг, будто побоялся отпугнуть приближавшийся стук.

– Слышу, – так же ответил Савасард.

Стук прекратился, остановившись шагах в двадцати от них, и на этом месте ниоткуда появился морковный человечек. Вокруг по-прежнему было темно, и лишь Малам стоял словно в коконе света.

– Малам! – прокричал Гройорг.

В ответ Малам поманил их рукой: идите, мол, за мной, затем повернулся и зашагал в глубину тоннеля.

– Малам! Подожди нас! – взбудоражился и немного растерялся Гройорг.

– Идём за ним, – сказал Савасард. – Он позвал нас.

– За Маламом пойду. В детстве ходил и теперь пойду. С ним и под землёй не потеряешься, – сказал Гройорг и, сделав несколько шагов, не удержался и снова окликнул его: – Малам!

Савасард пропустил Гройорга вперёд, так они оба могли видеть своего проводника.

– Друг мой, не зови его попусту. Этим ты только дразнишь своё несбыточное желание.

– Почём ты знаешь, несбыточное или самое что ни на есть толковое? – ответил Гройорг, и, кроме хрипоты, в голосе его была обида.

– Не серчай, дружище.

Гройорг перестал на какое-то время выпускать словесного Малама вдогонку тому, которого отчётливо различали глаза. Однако он решил перехитрить всех: и Савасарда, который за монотонностью хода навряд ли заметит его уловку, и Малама, который, не оборачиваясь, шёл мерным шагом и так был занят дорогой, что уступил лесовику свою привычку одёргивать его. Он чуточку прибавил ходу… потом ещё чуточку… и ещё чуточку, так, чтобы нагнать-таки Малама. Но тот каким-то странным образом, вовсе не начиная семенить ногами и убыстрять шаг своей палки, оставался на одном и том же удалении от Гройорга. А Савасард, поначалу, казалось, ничего не замечавший, вдруг сказал:

– Друг мой, думаю, нам предстоит ещё долгий путь по этому тоннелю. Стоит ли подгонять усталость?

– Это всё Малам, дружище, – я не виноват! А кликать его ты не велишь!.. Малам! Подожди нас! Вместе пойдём! Малам!

Так, не теряя из виду морковного человечка, они шли… потеряв где-то по дороге время… где-то позабыв о жажде и голоде… где-то обронив мысль о привале…