Ядовитая кровь Туров Тимур

— И снова скажу: нет. Не хочется мне с тобой встречаться, ибо не разговариваю я с лжецами, и с шулерами играть не сажусь. Сам такой, а притягиваются только противоположности.

Серый помолчал, переваривая тон Влада и пытаясь расшифровать содержание.

— Ты пьяный? — спросил он после паузы.

— Не с моим счастьем, — зло (надеясь, что звучит зло) процедил Влад. — Трезвый и злой.

— Вот даже как ... — В голосе Серого проступили усталость и разочарование. — Что на этот раз тебе под хвост попало?

— Покойничек один. Очень шустрый такой, не по чину.

— Ты о цыгане у тебя перед домом?

— Нет. Я о том, кто связался со мной два часа назад по телефону... Не дергайся, не по мобильному, и не по городскому. В смысле — не по моему засвеченному мобильнику. Под дверь подбросил. Звякнул в дверь и убежал. Пока я сообразил, пока подошел... А в восемь — позвонил. И теперь мне не хочется с тобой общаться. — Влад положил трубку.

Телефон зазвонил снова, Богдан появился в дверях, но Влад сделал зверское лицо и указал ему пальцем на выход.

Богдан вышел, прикрыв за собой дверь.

— Что? — спросил Влад в трубку.

— Кто тебе звонил? — спросил Серый.

— Он не представился. Поздоровался и спросил, как я оценил его вчерашнее послание.

— И ты?

— Я его послал, естественно.

— А он?

— А он такой же настырный, как и ты. Перезвонил и попросил трубку не класть. Сказал, что я ему должен как минимум жизнь. И как благородный человек просто обязан хотя бы выслушать его. И сказал очень странную фразу. Я должен его выслушать как человек человека, — Влад произнес слова четко, но без интонаций, словно печатал. — Что он имел в виду?

Серый молчал.

— Это все, что ты хотел узнать? — спросил Влад.

Начало положено, теперь остается надеяться, что все это не заставит Серого просто ускорить осуществление планов относительно Влада Гетьмана.

— Что он еще сказал? — спросил, наконец, Серый.

— Многое, но для начала предложил кое-что спросить у тебя. Ты ответишь?

— Что?

— Ты ответишь? — повторил вопрос Влад.

— Я не буду играть с тобой в игрушки, — чуть повысил голос Серый. — Хочешь спросить — спрашивай.

— Что такое — маах'керу? — последнее слово Влад произнес неуверенно, словно в первый раз.

— Не знаю, — ответил Серый.

Слишком быстро ответил. Вопрос получился неожиданным — Серого немного качнуло. Теперь главное — не зарываться.

— Он так и сказал: не ответишь, — с насмешкой проговорил Влад. — И ты не ответил.

— Мало ли что он мог тебе сказать! Любую абракадабру. Я все должен знать?

Серый быстро перестраивается, молодец. Только, услышав незнакомое слово, обычно люди переспрашивают или задумываются, что же у них спрашивают. А Серый ответил слишком быстро.

Первый прокол. Ладно.

— А еще он советовал мне с тобой не встречаться, если я хочу жить.

— Кто угодно может сказать. С каких таких хренов мне тебя убивать?

— Вот и я так подумал. Но очень уж он показался мне информированным. Даже слишком. Кто знал о твоем ноутбуке? О том, что ты передал мне информацию именно в нем? Кто знал из посторонних, что мы с тобой посетили ночной клуб и что собирались съездить в СИЗО? — Не переигрывать, не нажимать, аккуратно. — Что ты обещал мне отдых в любой точке глобуса по моему выбору? И еще...

Влад сжал трубку в руке — он входил в зону предположений и догадок. Тут нужно быть очень осторожным. Верить в себя. В свою интуицию. Когда верить больше не во что.

— Он сказал, что...

«Еще не поздно съехать с базара», — подумал Влад.

Сказать сейчас какую-нибудь ерунду. Если сейчас он скажет что-то конкретное, но не очень опасное, то следующим шагом может оказаться прямо посреди минного поля.

— Он сказал, что на самом деле ему приказали убить меня, а не соседей.

— Кто приказал? — глухим голосом спросил Серый.

— Я тоже спросил.

Теперь Влад сделал паузу.

Главное — не перетянуть ее, не переиграть. Он зол, он раздражен, он в непонятке. И сейчас выливает свое раздражение на удачно подвернувшегося Серого. И ничего более.

— Он не ответил, — сказал Влад. — И сказал, что тех, кого убил — убил по приказу. По списку. И еще сказал, что больше не собирается выполнять приказы оборотня...

— Кого? — Голос Серого дрогнул, самую малость, но дрогнул.

— Оборотня. Он не сказал, что в погонах, но я подумал... Либо ты с ним работал, либо кто-то из ментов.

— Не я.

— А если бы ты — сказал бы?

Серый промолчал — и так все понятно.

В трубке был слышан какой-то ровный шум, звук проезжающих машин и отдаленные голоса.

— Как-то он высокопарно это сказал — оборотень. Такой эмоциональный товарищ. Как бы не писатель. Среди твоих недоброжелателей нет писателей? Извини за паразитическую рифму. Нет? Ну, кого-нибудь с фантазией, способного придумать, что...

Владу захотелось зажмуриться — так стало вдруг страшно. Звонивший мог наговорить и о списке, и о чем другом, тут оправдание ошибке найти можно. Но пора вбросить информацию, которая укажет, что Владу звонил человек знающий.

Знающий, что именно происходило в каждом конкретном случае. И ради чего.

«Вот так, — подумал Влад. — Вот так. Проверим, не слишком ли дурак капитан Гетьман».

— Он сказал, что...

Черт, что он там мог взять у коллекционера — предметы, книги, экспонаты, карты? Что? Надо без конкретики, обтекаемо.

— Он сказал, что то, что взял у коллекционера... Причем, у козлоногого, несколько раз повторил. Так вот, то, что он взял для заказчика и по его просьбе, заказчику не отдаст. Передумал. Не в курсе, о чем это он?

— Понятия... Понятия не имею, — выдавил Серый.

— И о том, что пропало у физика из лаборатории — тоже? И о... — черт, о бумагах, файлах? — ...о материалах, пропавших из машины убитого банкира Лодкина тоже?

— Я даже не понимаю, о чем ты говоришь. И что он тебе наплел. Я сейчас пришлю к тебе машину и мы...

— Не пойдет. Он мне посоветовал никому не верить. Ты же, сказал он, не знаешь, не Серый ли тебя заказал. Я действительно не знаю. А ты меня разубедить не сумел. И вряд ли...

— Он назвался?

— Нет. Сказал, что мне повезло. Мне повезло, что я человек. Отметил, что со мной рядом тот, кому он жизнь уже сохранил. Это он о моем стажере, лейтенанте Капустяне, я полагаю. И что тот выжил по той же причине: потому что — человек. Как-то он многозначительно это простое слово произносит. У него действительно, человек — звучит гордо. Даже странно как-то в наши непростые времена.

— Я тебя жду, — сказал Серый.

— А я тебя нет. Сам приедешь, будешь ломиться в квартиру — пристрелю. У меня настроение хреновое, имей в виду. Я и сейчас не понимаю, зачем с тобой разговариваю. Не понимаю, и все. По инерции, наверное... Некстати уехал подполковник Осокин. А киевский полковник вообще не отвечает на звонки. Не в курсе — отчего?

— Не знаю, — отрезал Серый. — Не хочешь разговаривать — хрен с тобой. Кого-нибудь из своих направь к пятой школе — она ближайшая к областному управлению, кажется.

— Что случилось?

— Ничего. Ребенок там случился мертвый. Шел в школу и не дошел.

— Ты-то откуда знаешь?

— А мне позвонили. Сказали — мальчик одиннадцати лет мертвый лежит на дороге, а в ладошке у него — записка с моим именем и фамилией! Понятно? Мне и позвонили. Я и приехал. Машину за тобой послал, стоит уже перед подъездом, наверное. Приедешь?

— Отзови тачку, я на своей поеду. Через час, максимум, буду. Устроит?

— Устроит, — Серый оборвал связь, не прощаясь.

И его можно было понять.

Дверь приоткрылась, заглянул Богдан:

— Все, поболтали? Очень содержательно. Это кто тебе, оказывается, звонил по подкинутому телефону?

— Не твое дело.

— Как это не мое? А если у меня спросят? Увидят сейчас, как я буду выходить, как я входил ни свет ни заря... Начнут спрашивать, а я что? Спросите у Гетьмана? Некрасиво получится, не жизненно. — Богдан вытащил из кармана куртки мобильник, протянул Владу. — Привез тебе, между прочим, новый аппарат. Куплен давно, лежал про запас. Карточка свежая, считай — ненадеванная. Звонка на ней нет, проблема. Но ты никому телефон не отдавай и номер свой не говори. Так понимаю — долго врать не придется?

— Не придется. — Влад взял аппарат, взвесил его на руке. — Откуда вы беретесь, такие умные да предусмотрительные? Противно даже, честное слово.

— Совсем дурак? Мы же вчера начали телефоны менять, забыл? Я тебе звонил, вспомни. Вспомнил?

— Вспомнил.

— Ну, вот и ладно. Хоть с памятью у тебя более-менее, не совсем головой ушибся. Руслан сказал, что у тебя вчера проблемы были. В подробности не вдавался, но по его виду я понял, что вляпались мы крепко.

— Ты здесь при чем? Я вляпался — было дело. Руслан сделал все, чтобы разделить со мной эту чашу скорби. Но ты...

Богдан хмыкнул и покрутил пальцем у виска.

Молча.

Подал голос старый мобильник Влада.

— Да.

— Это лейтенант Капустян. Я только что подъехал к вашему дому — разминулся с машиной Серого. Вы в курсе, что она здесь была?

— В курсе.

— Тогда — ладно. А я тут приехал, на стоянке напротив первого подъезда. Жду.

— Я тебя вызывал?

— Мне Руслан сказал... старший лейтенант Лютый, чтобы я прибыл и оставался. А подполковник Осокин мне говорил, что теперь моя служба — быть возле вас.

— И докладывать полковнику Петренко, — мстительно напомнил Влад.

— Да, — не стал возражать Капустян. — Но он на звонки все не отвечает. Может, к нему нужно будет заехать?

— Как ты себе это представляешь? Приезжаешь со мной, чтобы доложить о результатах наблюдения за мной же? Ладно, мы выйдем с Богданом через пятнадцать минут. Поедем на улицу Иванова, школа номер пять. Знаешь, где это?

— Знаю. Жду.

Тело мальчишки уже давно должны были отправить к патологоанатому, но Серый орал до хрипоты, замахнулся на некстати подвернувшегося капитана, дозвонился-таки до какого-то генерала, и все оставили, как было, до приезда Влада.

Сержанта поставили с зонтом над телом мальчишки, чтобы хоть как-то соблюсти приличия по отношению к мертвому телу.

Дождь лил не переставая, руки у сержанта затекали, и он то и дело перекладывал зонт из одной в другую. Когда дождь вдруг из прямого становился косым, сержант реагировал не слишком быстро, и капли попадали на лицо мальчишки. И по бледным щекам катились слезы.

Крови почти не было, нож впился в грудь по самую рукоять и даже немного вышел сзади, между лопатками.

Мальчишка шел в школу, до нее оставалось всего метров двадцать, когда, перейдя через дорогу от продовольственного магазина, почувствовал сильный удар в грудь. Это было последнее, что он почувствовал. Еще не упав, только оседая на мокрый асфальт, мальчишка уже был мертв.

Даже улыбка не успела сойти с его лица.

Рукоять у ножа была обычная, деревянная, крашенная в коричневый цвет, куртка у мальчишки была ярко-синяя, так что коричневое пятно на синем было видно отчетливо. Даже без небольшого потека красного цвета.

Свидетели запомнили только, как мальчишка упал — люди на перекрестке были, и ученики школы, и взрослые, провожавшие детей и просто шедшие на работу. Но кто ударил ножом и как он это сделал — никто вспомнить не мог.

Под дождем люди обычно не смотрят по сторонам. Внимание направлено вниз, под ноги, чтобы не влететь в лужу.

А убийца не просто ударил ножом, он еще и присел рядом с трупом и вложил в его правую руку записку, написанную на листе, вырванном из обычной тетради в клетку.

Кто-то из одноклассников узнал мальчика и рассказал в школе, кто-то позвонил домой — мать билась сейчас в руках двух милиционеров, а те, уворачиваясь от ее слепых ударов, бормотали что-то, молясь про себя, чтобы все это скорее закончилось.

Влад вышел из машины, снова вспомнил об оставленной дома кепке и поднял воротник. Капустян, не спрашивая, остался в машине — Влад предупредил, что зрелище наверняка не из приятных.

— Увидел? — спросил Серый, шагнув навстречу Владу.

Он тоже был без зонта — отдал свой сержанту. По лицу текла вода, но на слезы это похоже не было.

— Тоже скажешь — я? — выкрикнул Серый, указывая на тело. — Я приказал? Зачем?

Влад присел возле мертвого мальчишки — вода текла сверху, по улице Артема, под тело убитого, и одежда уже намокла.

— Зачем вы его тут держите? — спросил Влад.

— Чтобы ты глянул!

— Я глянул, — сказал Влад. — Что дальше?

— Увозите! — бросил Серый какому-то полковнику через плечо, тот отдал приказание и от «скорой помощи», стоявшей неподалеку, принесли носилки.

Серый прошел по улице в сторону Пушкинской, ударяя себя в такт шагам рукой по бедру. Влад отошел в сторону, чтобы не мешать.

Он угадал. Ткнул наугад и угадал. Он счастлив? И дважды счастлив оттого, что убит не человек — Часовщик. Детеныш Часовщика. Их в этой школе традиционно много. Невысокие, худощавые, с крупным носом... Сквозь Пелену они меньше похожи на людей, но все-таки — похожи.

— Что было на записке? — спросил Влад, догнав Серого.

Тот достал из кармана телефон, поискал нужный файл и протянул мобильник Владу.

«Позвоните С. Л. Салунскому, это для него», — было написано на бумажке и ниже приписан номер телефона.

— Что за номер? — спросил Влад. — Я тебе звоню по другому номеру.

— Это запасной телефон. Для... для особых звонков. Ну что тебе?! — заорал Серый на сержанта, догнавшего их и тронувшего Серого за плечо. — Что тебе нужно?

— Зонт... Вы давали... Мы уезжаем...

Серый молча отобрал у сержанта зонт, открыл его, посмотрел на Влада, приглашая спрятаться от дождя.

Влад, поправив воротник и сунув руки в карманы, отступил.

— Как знаешь, — буркнул Серый. — Хочешь — мокни.

— И так и так замочат, — ответил Влад и улыбнулся невесело. — Ты точно не знаешь, от кого послание?

— От кого — знаю. Не знаю, почему мне. — Серый достал из внутреннего кармана плаща белоснежный носовой платок, вытер лицо.

— Там еще подпись, — сказал Влад, снова посмотрев на экран мобильника. — Буква «М». Никого не знаешь с этим инициалом?

— Мориарти, Маркс, Моцарт, Манька-Облигация... Продолжить?

— Понятно. Мне тоже ничего в голову не приходит. Ничего... — Влад покрутил телефон в руке, протянул его Серому. — И что теперь делать дальше?

Серый сделал неопределенное движение плечом, словно оно у него болело:

— Откуда я знаю? Убивал взрослых, стал убивать детей.

— Думаешь, тот же самый?

— А ты думаешь иначе?

— Но ведь не похоже на то, что делал раньше. Там были все люди взрослые, самостоятельные, — Влад проследил, чтобы «люди» никак не выделились. — И записок никаких не было. А тут — даже с адресатом. И похоже, что он уверен — ты его знаешь. Эта непонятная подпись...

— Не знаю. Для меня это просто буква. И просто мертвый пацан. Незнакомый пацан, идиотская буква. Всех вспоминать? Михаилов и Матрен, с которыми сталкивался по жизни? Мстят за «МММ», я ведь тогда в этом немного поучаствовал? Только Мавроди не тронули, а меня решили наказать? Как? Мне насрать на покойника и на его мамашу. Мне не все равно, что мне сказали явиться для допроса — вот это мне не нравится. Но сегодня же они от меня отстанут, не проблема. А вот этот урод — проблема. Его нужно найти. Как можно быстрее.

— Чтобы он еще кого не убил? — с сомнением в голосе спросил Влад.

— Чтобы снова мою фамилию возле жмурика не оставил. Не говорил — перезвонит?

— Не знаю. Ничего не говорил. Правда, сказал «до свидания». Многозначительно так сказал. Может, и перезвонит. «Эм». Почему эта буква?

— Повелся он на ней. Нравится она ему. С детства. Или первая любовь у него была Марфа Мискина... — Серый снова достал платок, промокнул губы, сплюнул и отшвырнул платок прочь. — Ведь прицепится, дальше мочить будет, и фамилию мою будет ставить. Раз-два я дело на тормозах спущу, а потом... Потом меня достанут по полной. И менты... И... Достанут.

Влад поднял голову — они почти дошли до Пушкинской.

— Слышь, Серый, а до какого метро ближе, до «Пушкинской» или до «Бекетова»?

— До «Пушкинской», без вариантов, — ответил Серый и замер. — Думаешь?

Влад достал свой старый телефон, позвонил Руслану.

— Привет, — сказал Руслан.

— А ну-ка, бегом свяжись с постом на станции «Пушкинская»...

— Можно, я по телефону?

— Давай, не тяни. Быстро, времени нет.

— Я тебе перезвоню, — Руслан прервал связь.

— Пошли, — сказал Влад, и они двинулись вверх по Пушкинской.

Они не торопились — не было смысла. Если Влад прав — все уже случилось. Если Влад прав.

Они прошли Пушкинский въезд, когда позвонил Руслан.

— Ты откуда знал? — спросил он.

— Короче!

— Несчастный случай. Человек умер прямо на эскалаторе. Десять минут назад. Вызвали «скорую», но без спешки — женщина умерла.

— Не убийство?

— Мне не сказали. Сказали — несчастный случай. Поднималась наверх, упала. Бросились к ней — не дышит. Ты где?

— Подхожу к станции. Позвони Капустяну, пусть подъедет сюда и станет где-то на Петровского. Возле «Парижа» или напротив. Я иду на станцию.

Серый тоже вызвал свою машину.

Умершую женщину положили на топчан. Левая рука была прижата туловищем к стене, правая — свисала. Лицо женщины прикрыли каким-то платком.

Старший сержант милиции, увидев посетителей, дернулся было остановить и выгнать, но Влад показал удостоверение.

— Что с ней? — спросил он.

— Мертвая, — коротко ответил сержант.

— Вижу, что мертвая. Что случилось?

Старший сержант пожал плечами:

— Ехала, упала. Не дышит — откуда я знаю? Дежурная эскалатор остановила, меня вызвала. Когда я подошел — ее уже наверх вынесли. Я приказал, чтоб сюда, раз уж так вышло. Эскалатор пустили другой, мой напарник дежурит на том месте, где она упала. Но там ничего нет.

Влад подошел к телу, осторожно снял платок с лица.

Серый издал неопределенный звук, отвернулся. Понятно, ему это должно особо не понравиться. Самка маах'керу в полном расцвете сил. Глаза ей кто-то закрыл. На вид — лет тридцать, не больше. Сквозь Пелену — аппетитная блондинка. Крашеная, но тем не менее.

Влад осмотрел одежду — чистая, целая. Новая и недешевая, между прочим. И золотые кольца на пальцах, серьги из желтого металла в ушах, с брюликами. Мелкими, но все-таки. Не бедствовала самка, не бедствовала.

— Она снизу ехала? — уточнил Влад.

— Снизу. Уже почти доехала...

— Снизу... — пробормотал Влад. — А ну, сержант, подсоби...

Вдвоем со старшим сержантом они перевернули тело лицом вниз.

Значит, когда едут, стоят справа. Многие не ждут, пока доедут, идут, а то и бегут по ступенькам слева. Бегут. Идут. Взмах руки — незаметный, мотивированный и не нарочитый.

Плащик новенький, а вот слева — дырочка. Крохотная совсем. Влад потрогал пальцем, надавил. Что-то там есть.

Влад подсунул руку под труп, расстегнул на ощупь пуговицы, стащил с мертвой левый рукав, откинул полу плаща.

На нем была только дырочка, миллиметров пять в диаметре, а вот на белой блузке сзади слева уже была кровь. Капелька выступила и сразу впиталась в одежду.

— Раньше так сявота людей убивала, — сказал Влад старшему сержанту. — Не слышал? Шило или заточенная отвертка, надпиленная у самой рукояти. В толпе — в трамвае, в троллейбусе — подойти вплотную, ткнуть, сильно, по самую рукоять, обломить жало по надпилу и потихоньку уйти. А труп может еще две-три остановки в вертикальном положении ехать, в толпе. Ни отпечатков, ни свидетелей, ни следов. Поздравляю, сержант, убийство у вас тут. Задолбаешься объяснительные писать.

Серый подошел, глянул на рану:

— Один удар?

«Правильно удивляешься, Серый, — подумал Влад. — Чтоб оборотня да одним ударом... Ну не мне же предполагать вслух, что замочили серебряным или посеребренным оружием».

— Со знанием дела ударил, — сказал Влад, ощупал кармана плаща. — Что-то тут есть.

В правом кармане была мелочь, жетоны для метро, а в левом...

«Он вырывает листочки из тетради. Похоже — из одной и той же. Похоже, из общей, страниц так на девяносто шесть, — прикинул Влад. — Хреновый месяц выдался для милицейских сводок, просто кошмарный. А для Серого...»

— «Я перезвоню», — вслух прочитал Влад и повернулся к Серому. — Он перезвонит. А ты?

— Пошел ты! — Серый выбежал из дежурки, хлопнув дверью.

— Значит, сержант. Даю тебе шанс отличиться. Меня здесь не было. И этого чокнутого — тоже не было. Ты сам осмотрел труп... Скажешь, думал, что еще живая. На всякий случай. Обнаружил рану и записку. Сразу сообразил и сигнализировал начальству. Понял? Справишься?

Старший сержант гулко сглотнул и кивнул.

— Молодец. Если совсем прижмут, станут угрожать неприятностями — назовешь меня. У меня мало времени, но для такого дела найду. Вот, смотри, я пишу свою фамилию, имя, номер телефона и номер удостоверения. Сличай... Сличил? Молодец. Звони начальству, а я побежал.

Влад вышел из комнаты, огляделся.

Вот ведь вполне сейчас может художник, почти живой классик, воскресший покойник Константин Каменецкий топтаться в толпе рядом и наблюдать за капитаном Гетьманом. Нужно не забыть придать лицу интеллектуальное выражение.

Или ушел? А что, если пройтись медленно, не торопясь, отойти в глухое место — может, пойдет? Подойдет, заговорит, как человек с человеком.

Влад вышел со станции в подземный переход, задумался на секунду, а потом свернул налево. Вышел возле юракадемии и пошел по Пушкинской, даже не пытаясь оглянуться и провериться. Закончилось здание академии, потянулась серая громада «Гиганта».

Не оглядываться, не оглядываться. Просто идти. Дальше — кладбище. Справа кладбище, слева — парк «Молодежный», расположенный на бывшем кладбище. Еще при советской власти было решено превратить место вечного упокоения в место праздного времяпрепровождения. Тусклый такой каламбур получился. Но место для разговора с убийцей и бывшим покойником — просто идеальное. Можно сказать — идеологически выдержанное.

Влад прошел почти до середины парка, прежде чем решил оглянуться. Парк был не густой, мягко говоря, то ли на могилках деревья плохо росли, то ли пожалели в свое время деревьев для озеленения, но спрятаться тут было сложно.

Прохожих и гуляющих практически нет — только дождь и Влад Гетьман.

А убийцы — нету. Не пришел он за Владом, не стал с ним разговаривать. Плохо. Хотя, с чего это он, Влад, решил, что Каменецкий жаждет с ним поговорить?

Сам придумал для Серого, сам и поверил? Смешно.